Гость  волшебного  мира. Книга  первая: Незнакомец⁠⁠

Глава  12  Мужчина (часть 1)

Витя, вздрогнув, судорожно схватился ладошкой за грудь – и пальцы сразу ощутили палочку во внутреннем кармане.

«Значит, она и правда умеет взрывать?!» – искрой сверкнула мысль. И виденное им у реки – было настоящим?!

А секундой позже пришло осознание сказанных Георгием слов: не показывать в деревне палочку! Никому! И Витя почувствовал, как по спине скользнула ледяная змейка.

Он вспомнил, что когда проснулся утром, палочка лежала на столе, возле фотографии отца. А это значит – мама её видела, и даже брала в руки!

Кроме того, ночью к ним приходил староста с дровами! А возможно, и его жена – тётя Пелагея – пока Витя метался в постели в бреду. И вероятно, кто-нибудь ещё из деревенских – проведать: как, да что – и сколько их могло перебывать в доме за прошедшее время, чувствуя вину за собой!

Да – вряд ли старики, конечно, придали значение обычной короткой палке. А может, и не заметили её вообще.

Но, если тот офицер с чёрным жезлом – Фарбаутр, начнёт давить вопросами, или пытать, кто знает – что они вспомнят с перепугу? Какие детали, виденные мельком, вдруг, всплывут в уме?

Витю окатило холодной ветреной волной. Пространство вокруг потемнело, сгустившись огромной сумрачной тенью.

– Смотри-ка, даже природа нам помогает! – услышал он натянуто-бодрый возглас Георгия. – До последнего удерживала дождь, пока мы убежище не отыскали!

Вскинув голову, Витя увидел, что солнце действительно померкло. Голубое небо заволакивал однотонный серый слой перистых облаков. Лесной воздух набухал тяжёлой влагой.

– Поспеши, Виктор, чтоб самому не намокнуть – сказал Георгий. – И пока будет лить, сиди дома, не нервируй маму.

Витя в растерянности посмотрел на него:

– А если будет лить до утра?

– Значит, жди до утра! – твёрдо ответил Георгий. – Я потерплю, сил ещё хватает.

И улыбнулся ободряюще-тепло – на дорожку.

Но, Витя никак не мог заставить себя сдвинуться с места, весь переполненный массой кричащих вопросов.

Сказать ли Георгию про маму, старосту и – возможных остальных? А может и палочку, тогда, отдать? Вот только почему он сам её не забирает, оставшись безоружным? Или уверен, что здесь ему ничто не угрожает?

«Ну, конечно! – мысленно воскликнул Витя. – Если уж медведя тут не нашли, то чего опасаться человеку? Георгий, наверняка, это понимает! А палочку вернуть не просит потому, что доверяет, обижать не хочет! Использовать её я всё равно не смогу, не знаю как. Но, он ведь покажет?! Потом!»

– Беги, Виктор. Будет у нас ещё время на разговоры, много часов – словно угадал Георгий его мысли. – Если сейчас почём зря не растратим секунды.

Витя сглотнул; кивнул, как клюнул, и не найдя нужных слов напоследок, молча бросился к ручью. Но, на полпути, не утерпев, обернулся.

– А если у меня уже видели эту палочку в деревне? – замирая, с дрожью в голосе, крикнул он. – Ну… случайно!

Георгий задумался на пару мгновений, глядя в землю. И легко пожал плечами, усмехнувшись.

– Значит, не повтори этот случай.

И у Вити тотчас отлегло от сердца. Невольно подражая Георгию, он резво поскакал по мокрым камням через ручей. На середине вновь провалился в воду всё тем же ботинком. Но, только с досадой крякнул, и мгновенно вернулся к своим мыслям. Палочка! Оружие!

Продравшись сквозь кустарник в гущу леса, он оглянулся: тот берег и берлога пропали из виду за плотным скоплением сосновых и еловых стволов. Раздёрнув пуговицы полупальто, Витя выхватил на бегу палочку из-за пазухи. Перед глазами сразу же мелькнула джутовая нить на рукоятке. Витя едва сдержался, чтобы не треснуть кулаком себя по лбу: за слепоту, за тупость!

Не увидеть, не заметить явного – оборванной петли! И додуматься самовнушением, что эта палочка служила Георгию лишь для подачи знаков!

А зачем тогда цеплять её к руке, как нечто ценное и дорогое? Не всё ли равно, чем сигналить? Любой деревяшкой – вон, сколько их валяется вокруг, корявых и грязных!

Эта же – полированная, гладкая, холёная, лощёная! Ну, вот где были его глаза и мозги час назад?! Витя фыркнул сердито, и смахнул со щеки первые дождевые крапинки, глянув вверх. Сквозь листву и ветви прорывались мириады капель – лес наполнялся шелестящим шумом.

Витя прибавил ходу, петляя меж кустов и деревьев. И сунув палочку обратно во внутренний карман, принял твёрдое, непреклонное решение: отныне и всегда искать ответы, а не выдумывать их! Размышлять – пускай мучительно и сложно, заходя в тупик – но, никогда не заниматься самообманом! И конечно же – верить своим глазам! Не подвергать сомнению увиденное, сколь фантастическим бы это зрелище не казалось!

Сейчас Витя недоумевал: как у него вообще получилось убедить себя, будто волшебная сила палочки ему померещилась – после алатырь-камня?! После тех чудес, которые он творил, сжимая колдовской янтарь в собственных руках?! Можно ли, единожды уже видев магию – уверять свой разум, что её не существует?! Да ещё и упорно искать очевидному какие-то успокоительные объяснения!

«Но, стоп! – запнулся Витя. – Кто же тогда Георгий? Маг? Однако, он сказал, что нет… Соврал? А палочку зачем раскрыл? Молчал бы и дальше, не подавая виду…»

Витя нахмурился, не понимая, как сложить два эти факта воедино. Не маг – с волшебной вещью… И вдруг, его осенило! Ведь у самого же – дома, под подушкой – лежит магический камень, подаренный бабой Сейдой! Разве это делает Витю колдуном? Собственно, как и палочка за пазухой!

«Значит… значит – размышлял он на бегу, не реагируя на дождь и ручейки за ворот. – Значит, палочку Георгий мог тоже получить в подарок от мага! Или заслужить, заработать!»

Следом же прошибла фейерверком догадка: а сам Георгий решил передать её теперь мне – за мою помощь! Потому, и оставил! И научит, что с ней делать! Как обращаться!

«И я смогу взрывать! Валить деревья! Швырять их, как спички, и наверно, многое другое! Будто, сказочный герой!» – счастливым мотыльком трепыхалась радость в голове.

А прибавить к этой палочке ещё алатырь-камень, то Витя станет пусть и не волшебником, то – во всяком случае, очень похожим на такового! Среди обычных людей уж точно!

Но, восторженный подъём вновь сменился загвоздкой: если Георгий связан с колдунами, то почему за эти три дня не обратился к бабе Сейде? Не представился ей и не попросил помощи. Не знал, кто она такая?

Да на бабу Сейду достаточно бросить один взгляд! Витя, по приезду в деревню, сразу понял – это ведьма! Мама тоже, едва увидев соседку, поёжилась и шепнула папе:

– Лучше не ссориться. А то, чего доброго и проклянёт…

Тогда возможно, и Георгий решил, что она злая старуха. Немудрено, при её-то виде.

Остальные жители деревни, наверно, и тем более надежды ему не внушили. Усталые измученные старики, которым и самим нужна помощь. Да и в лес они почти не ходят. А пробраться к чьей-либо избе, пусть даже ночью, Георгий не рискнул. Ибо, тотчас залаяли бы собаки, переполошив, подняв на ноги десятки незнакомых Георгию людей, от которых ещё и неизвестно чего ждать.

«Особенно, от угрюмой бабы Сейды! – усмехнулся Витя. – Надо будет рассказать Георгию о ней подробно. Она ему точно поможет! Тем более, когда узнает, что он побил полицаев!»

Ведьмино жилище как раз и показалось первым, на краю леса вдалеке. А за ним и другие караваевские избы.

Дождь пошёл сильнее, деревня будто вымерла, совершенно обезлюдев. Упругие, косые штрихи бесперебойно, дротиками молотили по скатам крыш – вода потоками скользила вниз, стекая в жестяные желоба. А оттуда водопадом извергалась на землю. И ручьями мчалась к заборам, где прорывалась меж штакетин, убегая дальше – по деревне, на свободу. Заливая тропинки, пополняя лужи, и гоняя мелкую сель по канавам.

Витя прислонился к сосне, укрывшись под её ароматной кроной. И быстро обшарил взглядом собственный, затопленный двор. Мама, разумеется, тоже дома. И в ближайшее время, конечно, никуда не уйдёт – в такой-то ливень.

На горизонте слабо, едва слышно громыхнуло – не иначе надвигалась гроза, усугубляя положение! Дождь действительно мог зарядить до утра. А столько ждать было смерти подобно, безо всякого преувеличения. Хоть Георгий и крепился, но не прочищенная рана обернётся ночью лихорадкой. И сбить потом жар в одиночку Вите вряд ли удастся.

А если и сумеет, то – дальше дело может обернуться ампутацией ноги!

Вот только как собрать лекарства, марлю, свечи, еду и остальное, чтоб не увидела мама? Тайком? Но, вся изба – две комнаты и кухня – от маминых глаз не укрыться. Особенно теперь, когда Витя вернётся после недавней ссоры.

Мама и сейчас, поди, плачет. Может даже не одна, а в кругу сердобольных соседей – тёти Пелагеи, бабы Авдотьи и других селян.

«Впрочем, нет… – вспомнил Витя. – Она ж переругалась со всеми…»

Значит, наверно, мечется по дому, смотрит по окнам. И вот-вот бросится на поиски – в лес.

Щелчком возникла идея: дождаться маминого ухода и быстро похватав необходимое, бежать опять к берлоге!

Но, гром в небесах пророкотал, как рычание – ближе, ниже, тяжелее, и Витя словно очнулся: ведь это будет свинство. А Георгий скажет – подлость! Причём, мерзкая! Особенно, если мама простудится под дождём, и сляжет.

Да и вообще, он велел навести в семье порядок! Чтоб дома был покой и мир.

Витя тряхнул головой. Тогда, придётся войти в избу с понурым видом. Раскаяться, повиниться. Безропотно выслушать маму. Не спорить, и не возражать.

«И согласиться с тем, что я ребёнок?! – сразу мысленно взвился он на дыбы.

Да, если так нужно для дела… – прозвучал в уме заметно повзрослевший, собственный голос – И вытерпеть все мамины объятия, и десятки поцелуев по щекам, глазам, лбу и носу.

«И ещё её слезы, рыдания!» – передёрнувшись, скривился Витя. Вот это будет каторга, мучение! Успокаивать битый час и раздражаться, стараясь не показывать виду. Деревянными руками гладить по трясущимся плечам; укутывать кофтой, или шалью; совать кружку с холодной водой. А главное – что дальше?

А дальше… – напрягся Витя – А дальше, наплакавшись, мама заснёт… Она всегда так возвращается в норму.

В острой форме это проявилось, когда пришла похоронка на отца… Именно тяжёлая дрёма после истошных рыданий не лишала маму сил в те дни. И не дала иссохнуть, позволила выжить…

Витя задумчиво замер.

И вдруг понял, что кажется, вот оно, решение проблемы!

Дать маме выплеснуть свои эмоции и чувства! Лучше всего – через край! Ну, ещё помочь валерьянкой, и уложить в кровать.

И со всех сторон будет польза! Мама выговорится, наступит примирение. А тех нескольких часов, проведённых ею во сне, вполне хватит, чтобы собрать всё нужное, отнести Георгию, и успеть вернуться!

Витя кивнул себе с довольным видом.

В хмуром, пасмурном небе по-прежнему громыхало – гроза приближалась, но – как-то не так, необычно. Витя только сейчас сообразил, что грохот звучит совершенно непрерывно, перерастая в чудовищный гул, от которого дрожит земля, и тихонько дребезжат стёкла в окнах.

«Это не гром!» – внезапно осознал он.

Из серых туч и дождевой завесы вырвался огромный немецкий самолёт – Витя увидел чёрные кресты на хвосте и крыльях снизу. Будто Змей Горыныч – длинный и мощный – он с рёвом пронёсся над ветхими избами тёмной громадой. Винты кромсали в клочья пелену облаков, хвост оставлял за собой глубокую борозду в колышущейся хмари.

Миновав деревню, самолёт помчался дальше, в бреющем полёте над лесом – очевидно, к полю на той стороне, где немцы оборудовали аэродром.

«Значит, грозы не будет!» – восторженно отметил Витя, глядя ему вслед.

Да и дождь пошёл на убыль, словно самолёт поволок его за собой. Нахохлившись, Витя вынырнул из-под сосны, и помчался пулей к дому.

Пересекая двор, метнул взгляд на окна, выходящие к лесу, но мамы нигде не увидел. И скользнул в чёрный проём дощатого сарая, примыкавшего к избе с тыла. Под ногами сразу чавкнула вода. Витя сперва решил, что это в ботинке, которым он черпанул из ручья. И тут же увидел на земляном полу лужу, накапавшую с прохудившейся крыши. Чуть дальше блеснула ещё одна, побольше. Огибая её, Витя направился к открытой двери, обратившись в слух, ожидая уловить мамины всхлипы из комнат. Однако, в избе было тихо.

Может, она сама уже уснула? – подумалось с надеждой – Это хорошо бы…

«Нет! – возразил себе Витя. – Мама никогда не успокаивалась, если меня нет дома!»

Он просочился через ведущую из сарая в избу открытую дверь. Машинально потянул её за собой, чтоб затворить – но, не смог сдвинуть с места. Дверь намертво застряла. Витя оглянулся: нижний край двери притёрся к полу – видимо, просели петли. Он дёрнул дверную ручку раз, другой – всё бесполезно. Толкнул назад, но дверь и тут не стронулась с места.

Витя размахнулся ногой, пнуть по двери со всей силы, и застыл. Насторожился, не понимая почему. Что случилось, что смутило? Нечто странное, неосязаемое, но вселившее тревогу…

Он медленно поворотился к дому, и вновь резко замер, едва вдохнув. И глаза его – помимо воли – расширились от страха. Оцепенелой судорогой сковались мышцы.

Ибо, в воздухе витал ужас. Он сочился из дома, вместе с запахом, который – Витя был уверен – он будет помнить всю оставшуюся жизнь! Дух сырого леса, сухих нор, грубой шерсти, свежей плоти и горячей крови. Волчий запах!

Как взрыв, мелькнула мысль: те самые! Проникли через незапертую дверь!

Старики в последнее время часто говорили, что грядущая зима будет голодной для всех. Немцы ведь не только урожай забрали, но и истребили живность в лесу. А значит, жди волков в деревне – их брюху тоже станет туго. Да только ни поросят, ни овец им на добычу теперь здесь нет. Одни тощие собаки, да измождённые люди…

– Мама…! – прохрипел сдавленно Витя, и рванул в избу.

Он влетел на кухню, готовый ко всему, чему угодно. Но, мама – невредимая – спокойно стояла к нему спиной, перед столом у окна, и что-то замешивала в большом тазу.

«Тесто, что ли…? – оторопело подумал Витя. – Так муки же нету… А хлеб для деревни всегда печёт тёть Пелагея…»

Взгляд беспокойно заметался во все стороны. И запнулся за нечто белое, распластанное в углу. Какая-то высокая, широкая фигура, накрытая старой простынёй – из-за чего казалось, будто там стоит большое привидение.

«Чёрный волк на крестовине! – чуть не крикнул Витя. – Вот откуда запах! Как же я забыл-то?!»

Мама явно не решилась прикоснуться к Витиному трофею, лишь боязливо его укрыла.

Витя обречённо сник: ну, сейчас начнутся причитания. В том числе и из-за шкуры, которой провонял весь дом.

Однако, мама не оставила своё занятие, по-прежнему продолжая месить – напористо, жёстко и сильно. Будто ничего и не случилось. Лишь глухо бросила Вите вполоборота:

– Закрой дверь в сарае. Дует.

Витя глянул назад, машинально ответив:

– Её заклинило там.

– Да? – мамин голос прозвучал, вдруг как-то непривычно едко. – А мужчина в доме зачем? Чтоб дверью только хлопать?

Витя вздрогнул, глядя на худую мамину фигуру, и ощутил, как полыхнули щёки.

«Ведь действительно! Отец бы это так не оставил… – словно обухом огрела мысль. – А я и не подумал даже…»

Внезапный стыд горячей краской залил теперь всё лицо, и растёкся дальше – по затылку, огнём охватывая уши. Мама деловито работала: мяла и толкла непонятное месиво в тазу.

– Я… я починю… – услышал Витя своё бормотание.

– И крыльцо! – сразу отозвалась мама. – На нём ногу сломать уже можно! А разделительный забор? Будем ждать, когда упадёт? Или, что его баба Сейда укрепит?

Витя заморгал, не зная куда деваться. Чувствуя себя растерянно и глупо, будто схваченный за шкирку. Нет, мама говорила справедливые и правильные вещи, строго всё по делу. Но, как неожиданно! Ломая Витину стратегию, расчёты, да и планы в целом! И ведь не возразишь! Да и нельзя!

В голове металось – что ответить? Будто были варианты, кроме как вновь пролепетать:

– Я всё отремонтирую… Я понял…

Мама тотчас обернулась, и посмотрела на него в упор.

– Хотелось бы верить. Что понял.

Взгляд её, буквально, пронзал насквозь и Витя быстро опустил глаза. Он не узнавал сейчас маму – всегда такую тихую, печальную после гибели папы. Теперь же, перед ним стояла дама: строгая, уверенная в себе. Которая вовсе не собиралась плакать.

«Как графиня…» – Вите вспомнился рисунок из старинной книги, изображавший суровую леди в тёмном платье до горла, и в тонких перчатках.

Удивительно – но у мамы на руках они тоже были! Вот только облепленные какой-то мерзкой, склизкой грязью с комьями и – то ли перьями, то ли волосами вперемежку! Витя выпучил глаза.

– Мам, что это?!

Мама лишь мельком бросила взгляд на свои руки.

– Замазка из глины и пакли. Нужно щели конопатить в окнах и стенах. Кстати, тоже мужская работа!

И повернулась к тазу на столе, погрузив в него ладони, надавив на месиво всем телом.

– Сам же чувствуешь, как холодно дома! – работая, с натугой, добавила она. – Особенно, под утро. А впереди зима.

«Дрова ещё нужно готовить…» – продолжил Витя в мыслях, со вздохом.

Да и без них, если развивать тему, мужских обязанностей по хозяйству наберётся – месяц со двора не выйдешь…

– А ты думал, мужчина делает лишь то, что хочет, и когда захочет? – сухо сказала мама, услышав его вздох. – Да ещё и сам себя назначает мужчиной? Потому, что нос по возрасту дорос?

Встряхнув руками, мама сбросила глину в таз, и снова развернулась к Вите.

– Или просто решив в один прекрасный день, что теперь он мужчина? – словно припечатал вердикт её звонкий голос. – Что достаточно об этом только заявить?

Витю обожгло изнутри, он резко вскинул голову. И даже почувствовал, как сверкнули его глаза. Детский ум – пусть и не мог сформулировать точно – но ясно понял: мама перегнула палку!

Да, Витя считал себя отныне мужчиной. Так ведь не на пустом же месте! Хотелось крикнуть про грибы, волков! Но… Разве это будет по-мужски?

Витя плотно сомкнул губы, и весь сжался, подтянулся, загоняя возмущение вглубь.

– Я всё буду делать по дому – негромко, но твёрдо сказал он. – Всё, что должен. Отремонтирую крыльцо. Поправлю дверь. Поставлю забор. Залатаю крышу в сарае… – вспомнил про лужи в пристройке – И вообще, всю тяжёлую работу. Всегда. Без напоминаний.

Мама смотрела на него молча несколько секунд – пытливо, словно оценивая на прочность и самого, и данное им обещание.

Витя не отвёл взгляд. Он искренне сказал свои слова.

Однако, в голове, в висках, тревожно застучали молоточками мысли: ведь я загнал себя в ловушку! Как уходить теперь в лес? А собирать лекарства и продукты? И не только сейчас, но и завтра! И послезавтра! Может, по ночам? Или утром, очень рано?

Одна отрада, что мама осталась довольна, таки победив.

Явно понимая это, она кивнула, и снисходительно оборонила, вновь принимаясь за глину:

– Ладно, на крышу не лезь только.

И Витя дёрнулся, как от удара, покоробленный её тоном.

– Почему? – сразу ощетинился он. – Потому, что думаешь не справлюсь? Или упаду? Потому, что тут я снова ребёнок?

Мама вздохнула, привычно-скучливо:

– На крыше доски гнилые.

– Там не высоко! – с горячностью воскликнул Витя. – А упаду, так снова встану!

– Витя, я запрещаю! – мама раздражённо обернулась.

И Витя вдруг, остыл в один миг.

– А папа стал бы слушать? – спросил он спокойно.

Мама вспылила, хотев столь же горячо возразить, но – будто поперхнувшись, сбилась, замешкалась. Смутилась, не найдя сходу ответа.

– Папа поступил бы, как нужно – продолжил Витя. – Не дожидаясь разрешений. И тем более, не спрашивая их.

Мама смотрела на испачканные перчатки – отстранённо пошевелила пальцами, сжала-разжала кулачки.

– Отец и не повышал бы на меня голос… – произнесла она тихо. – А если бы и крикнул, то нашёл бы силы извиниться. Как и подобает мужчине.

Витя отвёл взгляд – это был явный намёк на утреннюю ссору. Мама била по больному в самый неожиданный момент – случайно, или нарочно, но однозначно, точно в цель. Витя переступил с ноги на ногу, собираясь с духом – ведь даже не успел подыскать соответствующих фраз, и выражений. А уж боязнь показаться слабым – и вовсе главный враг извинений.

С трудом расцепив зубы, Витя глухо произнёс:

– Прости, мама… Мне стыдно…

На удивление, получилось не вымученно, и не притворно.

Слова шли, как и должно при истинном, честном раскаянии от души – просто и весомо:

– Я думал тогда только о себе… Но, и ты тоже должна извиниться.

Мама ошарашенно уставилась на него.

– Это за что?! – грянула она в изумлённом возмущении.

(продолжение - 15  января)