Чёрные свечи⁠⁠

День Рожденья – грустный праздник. Эти слова, вроде бы, спел кто-то из попсовых исполнителей. Дима не помнил точно, чьи это слова, но был в корне с ними не согласен. Может, когда тебе перевалило за восьмой десяток, это действительно грустно, но когда тебе исполняется тридцать – поводов для грусти и быть не должно. Это в Дмитрии говорил эгоизм. В свои тридцать он нигде не работал, просто числился на какой-то высокой должности в строительной фирме отца, а немалые деньги каждый месяц падали ему на карточку. Не обремененный моральными принципами и какими-либо обязательствами, он прожигал свою жизнь в ночных клубах от заката и до рассвета, тратил деньги на веселье, алкоголь, доступных девиц и любые развлечения, которые могли привнести разнообразие в и без того не скучную жизнь мажора. Рядом с ним всегда вертелась кучка друзей-прихлебателей, таких же раздолбаев, как и он, коих он искренне считал самими верными и надежными своими друзьями.

Сейчас он шел по улице, запихнув руки в карманы и насвистывая какой-то незамысловатый мотив. Настроение было просто отличным: ярко светило ласковое майское солнце, люди вокруг казались доброжелательными и приветливыми, все вокруг цвело и пело только для него. Особенно грела мысль о предстоящем подарке. Отец обещал на юбилей подарить новенький “мерседес” последней модели. Друзья просто лопнут от зависти! Таких машин в стране всего несколько штук, а теперь такая появится и у него. Все девчонки теперь будут прямо в штабеля перед ним складываться! Мечты сбываются, впрочем, как и всегда.

Кто-то вцепился ему в штанину, вырвав из радужных мыслей. Скривившись, он посмотрел на досадную помеху. Первое, что он увидел, была грязная рука, вся в ссадинах и с обломанными неухоженными ногтями. Обладательница руки оказалась не лучше. Какая-то оборванная старуха, вся в лохмотьях, с нечесаными патлами, свисающими немытыми почти черными сосульками. От нее несло перегаром, мочой и тухлятиной. Дима брезгливо отдернул ногу.

- Слышь, старая, смотри, кого хватаешь! Развелось бомжей. Отстреливать вас уже пора, чтоб глаза не мозолили.

Он собрался идти дальше, но отошел только на пару шагов, как за спиной раздался хриплый каркающий смех. Обернувшись, он увидел, что старуха прямо-таки трясется в припадке от хохота.

- Че ржешь, карга?! Жить надоело или че?

- Ну что ты, Димочка, конечно не надоело, - пролаяла старуха, отсмеявшись. – А тебе самому жить не тяжело? Собираешься праздновать свое тридцатилетие? А вот моя девочка уже никогда и ничего не отпразднует. Все из-за тебя, Дима. Помнишь, два года назад, зимой?

Он вздрогнул от такого упоминания. Неужели эта чертова ведьма мать Таси? Как раз два года назад он познакомился с девушкой, которая ему безумно понравилась и которой он хотел овладеть во что бы то ни стало. Желание подогревалось тем больше, что она не поддавалась на его сладкие речи и дорогие подарки, держалась отстраненно вежливо и подчеркнуто сдержано. То ли хотела, чтобы ее добивались, то ли просто так воспитана была. Однажды, они гуляли по ночному городу, остановились на мосту, любуясь звездами. Тася казалась как никогда желанной и манящей. Он начал приставать к ней, распустил руки, за что вполне предсказуемо и получил звонкую хлесткую пощечину. Ярость застила ему глаза кровавой пеленой, и он со всего размаху ударил девушку кулаком по лицу. Тася отшатнулась, сделала несколько шагов назад, ухватившись за перила моста, а он подскочил к ней и толкнул вниз, в черную ледяную толщу воды. Тело девушки нашли спустя неделю, у нее не было шансов выжить. Органы, конечно, провели следствие, даже его вызывали, но доказательств никаких не нашлось. Дело замяли.

- Вижу, помнишь, змееныш, - удовлетворенно кивнула старуха и бросила ему под ноги щепотку какого-то черного порошка, после чего протяжно нараспев завела: - Как пламя свечи ярко пылает, так пусть и раб Дмитрий в смертельных муках сгорает, пусть лихорадка тело его донимает, пусть трясет его и ломает, а душа никогда покоя не узнает. Смерть его пускай заберет, но и на том свете от мук он не уйдет. Сила мести крепка, проклинаю своего врага! Заговор этот никто не разрушит, слово заветное не перебьет. Пылай, свеча, тело и душу раба Дмитрия точа́. Да будет так!

- Пошла ты, сумасшедшая! – Дима плюнул в сторону старухи и быстрым шагом направился в сторону дома. Уже через час, оказавшись в шикарном трехэтажном отцовском особняке, он напрочь забыл о неприятном инциденте и безумной нищенке. В гостиной уже был накрыт огромный стол, играла веселая музыка, собралась целая толпа гостей. К нему на шею бросилась высокая голубоглазая блондинка. Это была Марина, его новая пассия. Интеллектуальные ее способности можно было сравнить разве что с амебой, но насколько она была шикарна в постели... Он даже невольно зажмурился от приятных воспоминаний.

- Котик, сегодня вечером тебя ждет кое-что особенное, - проворковала она ему на ухо, плотно прижимаясь своим очень даже не маленьким бюстом. Это еще больше подняло ему настроение, потому как уже очень давно он хотел опробовать с ней несколько новых штучек. Потом подошел отец, крепко пожал руку, пожелал все то, что принято желать в таких случаях, и вручил заветные ключи от машины. Добрых пол часа все восхищались на улице красотой, грацией и изяществом дорогостоящего подарка. В конце концов его мать не выдержала и попросила всех пройти к столу. Не прекращая бурного обсуждения, гости расселись за праздничным столом, с поистине зверским аппетитом накинулись на угощения, обильно все запивая алкогольными напитками, постепенно все больше и больше пьянея. К концу застолья слуга выкатил на этажерке двухъярусный торт. Гости восторженно зааплодировали, выражая свое восхищение в адрес изготовившего торт мастера. Верхушка торта была украшена реалистично сделанной фигуркой самого Дмитрия, почему-то с широко раскинутыми за спиной крыльями и гордым, устремленным ввысь взглядом. Он стоял на кремовом газоне в обрамлении розовых кустов. Дима скривился: такое приторно-сладкое искусство подошло бы скорее пятнадцатилетней девочки-тинэйджеру. Но торт заказывала мама, поэтому он делал вид, что ему все нравится и продолжал улыбаться.

Единственное, что его очень удивило, это были свечи. Тридцать черных свечей ярко пылали, придавая торту праздничный и в то же время какой-то траурный вид. Он повернулся к отцу, шепотом спросил:

- А почему свечи черные?

- Не знаю, - пожал тот плечами. – Всеми этими кондитерскими делами заведовала твоя мать. Видимо, решила, что это будет смотреться элегантно и своеобразно. Ты же знаешь, если она вбила себе что-то в голову, то лучше с ней не спорить.

- Да, своеобразней некуда, - он нервно огляделся. Возникло чувство, словно незримый холодок подкрался сзади, пробежал по спине, зловеще пощекотал шею и скрылся. Он тряхнул головой, прогоняя неприятное чувство. Нет, все хорошо, праздник продолжается. Он загадал желание, вобрал в грудь побольше воздуха и дунул. Свечи затрепетали, огонь яростно забился, сопротивляясь напору воздуха. Дима испуганно отскочил назад: показалось, что в трепещущих языках пламени черных свечей мелькнуло распухшее синюшное лицо Таси. Никто вокруг ничего не заметил. Гости радостно хлопали в ладоши, говорили, мол, молодец, почти все свечи получилось задуть. Разрезали сладкое лакомство, разложили по тарелкам. Дима вяло ковырялся золотой ложкой в своем куске торта, но не ел, отчего-то не хотелось. Кто-то из гостей внезапно захрипел, схватился за горло и рухнул прямо на паркет. Катаясь по полу, бедняга буквально раздирал себе горло ногтями. Остальные гости в замешательстве смотрели на эти муки. В этот же момент раздался истерический хохот, и молодая девушка всадила вилку в грудь своему соседу слева. Белоснежная скатерть обагрилась кровью.

- Ты что наделала, тварь?! – взревел грузный мужчина лет сорока и наотмашь ударил девушку тяжелым золотым блюдом, размозжив той половину черепа. Вокруг началась вакханалия. Кто-то пытался позвонить в полицию, что-то сбивчиво кричал в трубку, называл адрес. У него отобрали телефон и прямо-таки вдавили через ухо в черепную коробку. Кто-то, как и первый гость, катался по полу, разрывая себя на куски, стремясь вдохнуть хоть глоточек живительного воздуха, но это не выходило. Некоторые гости буквально на глазах покрывались струпьями и гнойными язвами, бросаясь друг на друга, вспарывая животы, проламывая грудные клетки. Дмитрий в ужасе попятился к двери, дернул за ручку, но та не поддавалась. Сквозь стекло он увидел темный силуэт. Сперва он не разобрал, кто это, но, когда силуэт приблизился, Дима в бессильной злобе бросился на дверь, забыв, что выйти не получится. За стеклом стояла та самая старуха, которую он видел днем. На ее глаза был низко одет капюшон, но вне всякого сомнения это была она. В руке у нее пылала черная свеча. Пламя горело ровно и ярко, несмотря на разбушевавшийся на улице ветер. Старуха протянула к нему вторую руку, тыча грязным указательным пальцем. Было заметно, что ее губы что-то шепчут, правда, слова разобрать не представлялось возможным. Вспышка молнии – и за дверью уже никого нет, как будто ему все почудилось. Он развернулся, собираясь бежать куда-нибудь на второй этаж, но удар чем-то тяжелым заставил его сознание померкнуть…

Приехавший наряд полиции застал жуткую картину. В большой гостиной все было разбито и разрушено: сломана мебель, сорвана с потолка сверкающая некогда настоящими бриллиантами люстра, сорваны обои, разбита посуда, все перевернуто. Но самым страшным оказалось то, что всюду валялись тела и выглядели они так, словно пролежали тут уже очень давно: раздутые, покрытые трупными пятнами, у некоторых в ранах копошились черви. Везде засохшие пятна крови, части тел. А во главе длинного стола сидел дряхлый совершенно седой старик с безумным взглядом. Он раскачивался взад-вперед, крепко держа в руках огарок черной свечи. Каждая задутая им свеча забрала у него по два года жизни. На вопросы полиции он не отвечал, продолжал и дальше раскачиваться и лишь быстро-быстро шептал:

- Тася. Тася. Тасечка…