Бета-версия, часть 6⁠⁠

предыдущая часть

Маша подсоединила к доске добавочный системный узел. Тоже немаркированный.

– Тогда почему в играх всё видится одинаковым? Если твой соперник едет на Mazda ZX, то все видят, что он едет на Mazda ZX, если у него в руках снайперская винтовка CheyTac LM500, то все видят CheyTac. Почему в игрушках мозг не интерпретирует всё так, как заблагорассудится?

– Чем больше визуальщины, тем меньше простора для мозга. Всё придумано и нарисовано за тебя. Напрягаться не надо, – объяснила Машка, отсоединяя системный узел от доски. – Ты в курсе, где «Бессонница» находится?

– Ночной клуб? – уточнил я.

– Он самый.

– Кто ж не в курсе.

– Вот это выбросишь по дороге, – она протянула мне один узел, – а вот это, – протянула второй, – отвезёшь в «Бессонницу», скажешь кому-то из охраны, кого найдешь, что я тебя послала передать кое-что Баксу.

– А ты тут сама как, норм?

– Не переживай. Со мной уже всё случилось.

* * *

Первое, о чём думаешь, глядя на публику, роящуюся возле «Бессонницы», это как бы не получить ножом под ребра или не подхватить сифилис, взявшись за ручку двери туалета.

Однако клуб имеет репутацию самого цивилизованного заведения во всем восточном сити. Понять причину не сложно. Достаточно знать, какие слухи ходят о его владельце, и какие методы ведения бизнеса он предпочитает.

Перед входом тусовалась компания арахнидов, узнаваемых по характерным неоновым татуировкам. Кто-то рассматривал прохожих, кто-то, удобно умостившись у стены, распростёр руку над доской, ещё один эмоционально рассказывал о том, как чуть было не убил свой чип, пытаясь его разогнать. Девушки что-то обсуждали намного тише, украдкой бросая взгляды на окружающую обстановку.

У дверей клуба стоял крупный мужик в костюме и при галстуке, не производивший впечатление человека, наделенного интеллектуальными способностями хотя бы среднего уровня, но с цепким взглядом, будто сканирующим тебя ещё на подходе. Я решил, что спрошу о Баксе у кого-то внутри.

– Открыто? – спросил я, остановившись возле охранника.

– Ага, – кивнул тот, разглядывая меня. – Но пусто. Развлекаться вечером приходи.

– Мне сейчас надо, – заверил я его и толкнул дверь.

В такой ранний час бармен не был сильно загружен – в клубе был занят всего один столик, за которым сидели двое. Брутальный мужик со сломанным, неправильно сросшимся носом, забитый татуировками, одетый в старомодные джинсы и клетчатую рубаху, что-то рассказывал парнишке лет двадцати. Тот вполуха слушал, но не отрывался от мерцающей перед ним доски.

– Привет, – поздоровался я с барменом. – Мне Бакс нужен.

– А поподробнее? – спросил тот, продолжая колдовать у кофе-машины.

– Ржавая ему тут кое-что просила передать.

– Не знаю, кто такая Ржавая, но можешь передать через меня.

– И забрать кое-что.

– Загадки, загадки, – пробормотал бармен, ставя поднос с кофе на доставщика и отдавая тому команду. – Третий стол. Два латте.

– Третий стол. Два латте, – уточнил робот-разносчик и отчалил от барной стойки в сторону татуированного мужика и парнишки.

Бармен повернулся ко мне.

– Ты же не дурак, раз тебя отправили с поручением к Баксу? – поинтересовался он.

Я пожал плечами.

– Да кто ж знает, дурак я или нет? Курьеру не обязательно быть умным. Курьеру важно быть быстрым и исполнительным.

– Ну, тогда быстро сообрази, курьер, как мне озвучить твоё появление и цель? Так, чтобы я не бегал с уточнениями несколько раз туда-сюда.

– Я ж озвучил: кое-что от Ржавой для Бакса.

– Присаживайся, – предложил парень, кивая на высокий тонконогий стул, и поставил передо мной чашку с кофе. – Подожди минут десять-пятнадцать.

Он набил что-то на сенсорнике вернувшегося разносчика, который, пискнув, вновь укатился в сторону того же самого столика.

Кофе был натуральным. Даже если это были зёрна, выращенные где-нибудь на климатической ферме, одна чашка стоила, наверное, намного дороже банки синтетического напитка с таким же вкусом.

Раньше я только слышал о «Бессоннице» и её владельце. Внутри побывать не доводилось. Не потому что не по карману – перерос я безостановочные тусовки. Поэтому интерьер разглядывал не с любопытством, а чтобы убить время.

Спустя несколько минут парень за стойкой постучал костяшками пальцев по зеркалу столешницы, привлекая моё внимание, и, указав кивком на тот самый столик, сказал:

– Подойди.

Татуированный мужик в джинсах уже сидел один.

– А Маша где? – спросил он вместо приветствия.

– Дома под стимами.

– Вот те раз. А чего так? Она ж вроде бы не сторонница, в вирт всегда чистой ходила.

– Выгорание синапсов. Не знаю что, но что-то пошло не так.

Бакс замолчал, размышляя о чём-то, а я не стал ждать, пока он продолжит задавать вопросы, и выложил на стол узел со словами:

– Просила передать это.

– Ага.

– И забрать то, что ей причитается.

– Ага.

Бакс около минуты смотрел куда-то сквозь меня. И, в конце концов, я решил его подтолкнуть.

– Так чего?

– Да погоди ты, – отмахнулся он. – Я думаю.

– В любом случае, это её последний заказ. Она на нем и сгорела. Поэтому меня и отправила сюда.

– Ответственная и безбашенная, – в голосе Бакса прозвучали нотки восхищения. – Сгорела, но файлы вытащила?

– Ну, почти, – сказал я и продолжил, видя вопросительный взгляд Бакса. – Она диктовала – я делал.

– Ты тоже чойсер?

– Нет. Геймер. Эта вылазка у меня единственная.

Бакс посмотрел на меня оценивающе.

– Так что, теперь ты за неё?

– Ржавая сказала отдать узел, забрать то, что ты передашь. И всё.

Бакс достал сигарету из лежащей на столе пачки – китайские водоросли с повышенным содержанием никотина, не химоза, как мои, – подкурил и разразился монологом, тыкая пальцем то в меня, то в лежащую на столе доску:

– Нейровыгорание – это хуёво. Какая-то часть твоих синапсов видоизменяется, и мозг перестаёт воспринимать сигналы как раньше. А это закрывает вход в виртуалье, и реальность слегка корёжит. Мне очень жаль, что Маша выгорела, но то, что я запланировал, хотелось бы довести до конца. Я никогда не рассказываю причин, по которым выдаю ей заказы. Только говорю, что нужно сделать, и она выполняет… Выполняла. Но сейчас сделаю исключение. Единственный раз. Для тебя. Чтобы ты понял, насколько это важно. Чтобы забыл то, о чём я расскажу, но осознание важности осталось, – он сделал паузу, во время которой пристально посмотрел на меня. – Ты принес узел с нужными мне файлами. Ты же знаешь, откуда их извлекал?

– «Кристалис».

– Ага, – кивнул Бакс. – Один из филиалов. А чем занимается «Кристалис», знаешь?

– Водой.

– Чистой водой, мужик. Очищенной от всего того говна, что до сих пор витает в воздухе, сидит в земле и плавает в этой самой воде после долбаного дня Икс. Понимаешь?

– Ну да. Полезное дело делают.

– Ха! Ты думаешь, раздача воды в минимальных объемах – это полезное дело, мужик?

– Ну конечно. Не всякая скважина… – начал было я.

Но Бакс меня перебил:

– Включи мозг. Что ты делаешь с чистой водой?

– Пью.

– Не фризь, – вновь перебил меня Бакс. – Ты её экономишь. А почему ты её экономишь?

– Потому что очистка – это дорогостоящий трудоёмкий процесс, и поэтому мы должны бережно относиться…

– Прекрати говорить шаблонами, вбитыми в тебя в середухе. Ты серьёзно веришь в то, что огромная корпорация будет работать себе в убыток?

Удивительно, но будучи лежащей на поверхности, эта мысль никогда не приходила мне в голову.

– То есть… ты хочешь сказать… что…

– Ну давай, не фризь, геймер. Собери мысли в кучу и выдай одним полноценным предложением.

– Технология по очистке воды дешевле, чем нам говорят?

– Бинго, мужик! – похвалил он меня. – Но технология – это половина вопроса.

Бакс затушил сигарету в пепельнице и продолжил:

– Когда-то давным-давно вода была пригодной для питья в каждом ручье, в каждой реке. Поверь мне, сменится еще несколько поколений, и люди будут уверены, что это всего лишь красивая легенда и так, как сейчас, было всегда. Но общество развивалось хрен-пойми-в-какую-сторону и засирало вокруг себя всё, до чего только дотягивались его шаловливые ручонки. А после стало собираться группами, которые могли загадить больше, чем поодиночке. В конце концов, планета из голубого шарика, пригодного для жизни, превратилась в серый шар, пригодный лишь для выживания. И кто-то, у кого есть возможность начать исправлять всё это, пользуясь случаем, поднимает только свой уровень жизни, продолжая срать на других. Как ты думаешь, это нормально?

– Нет, наверное, – предположил я.

– И я думаю, что нет. Но я хочу всё это исправить. Ржавая – хороший чойсер. Была, – поправился он. – Я ей доверял как себе. И если она выбрала тебя, значит, знала, что делает. А если ты сделал под диктовку всё, что сделал, значит способный.

– Это предложение работы?

– Это предложение сотрудничества.

– Звучит заманчиво. Только все эти революции и движения протеста – не моё. Меня устраивает собственное место в этом мире, и единственное, чего я хотел бы, так это сделать его чуть комфортнее. Поэтому, если ты считаешь, что я подхожу, то я готов. Но давай, как и с Ржавой, без подробностей. Только дело.

– Мужик, а ты мне начинаешь нравиться, хоть и фризишь местами.

Так я познакомился с Баксом и получил свое прозвище – Фриз.

А о том, что дефы на сервере «Кристалис», с которыми столкнулась Маша и с которыми чуть не столкнулся я – это ещё цветочки, я узнал намного позже.

БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 3

– Иг, ты вообще спать собираешься?

– Угу.

– Блин, уже на зомби похож, круглые сутки от доски не отлипаешь.

Я стыкую виртуальный корабль к виртуальной орбитальной базе, играя в плоской сети и не входя в симуляцию, поэтому могу повернуться к Ржавой.

– В «Звездных тропках» апдейт выкатили, Маш, – говорю я. – Мне нужно его немножко поковырять, разобраться с нюансами.

Но Маша всегда возмущается, когда я надолго зависаю в паутине.

– Завтра будет куча гайдов и обзоров. Что мешает просто посмотреть их?

С того момента, как карьера геймера покатилась под откос, я всё пытаюсь вернуть хоть какие-то позиции, но каждый раз что-то идет не так. То выходит из строя десктоп перед квалификационной игрой, то заявка, оказывается, оформлена не так, как нужно. Или в последний момент организаторы пересматривают возрастные категории, или турнир отменяют в связи с какой-нибудь нелепой причиной.

– Ты же знаешь, что это не то, – говорю я. – Детали и нюансы лучше изучать самому, а не с чьих-то слов.

Маша понимает, что игры для меня, в первую очередь, возможность прибавить что-то к базовой безусловке, и только потом – стиль жизни. Но что-то постоянно толкает её язвить.

– Ты так дауном со своей доской станешь. То в плоских сетях, то в виртуалье, то в виртуалье, то в плоских, – говорит она.

И вроде бы в её голосе звучат нотки сочувствия, от которых мне всегда некомфортно, будто у меня не хватает руки или ноги, а бионику поставить я не могу по каким-то особым причинам, а вроде бы она и стебется над тем, что мне дорого. Но я отшучиваюсь: выпячиваю нижнюю губу, чуть кошу глазом и с интонациями умственно отсталого говорю:

– Я лублу игааца. Игант лубит игруски, бац-бац-пуф-пуф.

Ржавая улыбается, ерошит мне волосы и с ноткой грусти просит:

– Постарайся не залипать, пожалуйста.

– Игант не залипать, – кривляюсь я. – Игант гатовицца к слазению.

Маша смеётся:

– Дурачок ты.

– Но прикольный? – уточняю я, перестав кривляться.

– Но прикольный, – соглашается она.

Машка свешивается с верхнего яруса кровати, вытянув шею и подставляя мне щёку. Я касаюсь её щеки губами.

– Постарайся не до утра торчать, – просит она и отворачивается к стенке. – Я спать.

– Хорошо, – отвечаю ей, наливая кипяток в кружку и бросая в него капсулу чайного экстракта. – Постараюсь.

Интересно, что же я такое спёр в этот раз, что Бакс не торговался, когда я озвучил цену за работу, а полисы среагировали так быстро? Вполне вероятно, просто пришло время выхода охранных систем на новый виток. А может, и нет. Можно было, конечно, заморочиться и полистать уведённые файлы, но меньше знаешь – крепче спишь. А я и так знаю чересчур много. Да и сплю слишком мало, чтобы открывать для себя еще одно поле для размышлений на тему «к чему это приведёт».

Присаживаюсь на нижний ярус кровати и отпиваю глоток чая. Даже одноразовые пакетики с чайной пылью – редкость, потому что их сметают быстрее, чем они появляются на торговых площадках. А вот Бакс всегда подкидывает какой-то бонус: прошлый раз – чайный экстракт, сейчас – новый узел.

И всё-таки, что могло храниться в ячейке рядового сотрудника, имеющей лишь порядковый номер? Счета? Программное обеспечение? Личные данные?

От мыслей меня отвлекает мелодичный перезвон доски – слепок данных перенесен на новое устройство и активирован.

Отключаю свой старый системный узел, служивший верой и правдой последних полтора года, надеваю манипулятор, заношу ладонь над доской, собираясь погрузиться в виртуалье. Но тут в голове чирикает напоминание – десктоп предлагает занести в память данные визитки.

Точно. Лилит.

Синхронизировать данные? Синхронизировать.

В контактную книгу добавлен новый пользователь.

Смахиваю уведомление с доски, устраиваюсь поудобнее, касаюсь кнопки «вход», и виртуалье распускается, словно цветок, предлагая выбрать, куда я отправлюсь.

Вхожу в сеть по верхнему уровню. Все эти нити, жгуты, узлы порядком поднадоели, как может надоесть нелюбимая работа. Поэтому сейчас мне даже приятно бездумно касаться привычных кнопок, перемещаться по помещениям, дизайн которых придумал кто-то, а не нарисовал мой мозг. Я отдыхаю, выбирая маршруты из вываливающихся списков, не задумываясь, что это всего лишь каналы связи, узлы данных, сервера программного обеспечения, которое в голом виде может предстать для тебя чем угодно, в зависимости от того, на что способна фантазия, подстёгнутая стимами.

Какое-то время я плаваю от точки к точке, прислушиваясь к ощущениям, пытаясь сравнить их с теми, которые возникали при работе с прошлым системным узлом. Если мне не кажется, то виртуалье действительно отзывается большей плавностью линий.

Тяну хлястик навигатора и отправляю запрос Flaystar, доверяя перенос программным алгоритмам. Пару-тройку заездов и спать. Завтра нужно увидеться с Баксом.

Фактически, бионейромеханика и была тем шагом, который превратил VR-технологии в полноценный виртуальный мир. И помогли ей в этом, как ни странно, онлайн-игры. Как можно визуализировать социальную сеть? Как общежитие? Как рынок? Как парк отдыха с аттракционами? Разработчики перебрали гораздо больше вариантов. Проблема была в том, что в социальных сетях большинство показывает себя, а на других смотрит мимоходом, пока занимается самодемонстрацией. Владельцы социалок не были готовы предоставить такие мощности вместе с инструментарием для создания контента бесплатно и для всех. Это ж не фильтр на фотографию наложить. Да и большинство не было готово тратить время на создание контента, отвечающего стандартам визуализации. А поделки непрофессионалов были полны багов. По сути, бионейромеханика убила соцсети. Ну и правильно сделала.

Зачем, например, визуализиловать новостные сайты? Получить информацию о текущем состоянии дел, о погоде, о политической обстановке – всё это можно сделать в обычном аудио/видеорежиме. То же самое с узкопрофильными сайтами: в итоге затраты на визуализацию превышают проявляемый посетителями интерес и, соответственно, уменьшают прибыль.

А вот игры – совершенно другое дело. Они изначально были рассчитаны на визуальную составляющую. Игры и 3D-порно. Погрузиться и в одно, и во второе не мешает даже реклама, размещенная на игровых предметах или телах моделей. Главное, не шлёпнуть такую по заду, задев ссылку, чтобы на самом интересном месте не улететь куда-нибудь в магазин для животных. Хотя, возможно, и в этом кто-то находит удовольствие.

Из Flaystar я выхожу, когда мерцающие цифры в углу экрана показывают 9:21. Ночь, как обычно, пролетела мимо меня. Нет смысла ложиться, если поспать осталось меньше двух часов.

Делаю несколько глотков остывшего за ночь чая, обуваюсь и выхожу из нашей ячейки. Когда дверная панель за мной закрывается, Маша ещё спит.

Дорога занимает мало времени. Чем ближе к центру, тем слаженнее транспортный поток. Поэтому, когда я вхожу в «Бессонницу», до встречи с Баксом ещё около часа.

Сейчас здесь тихо. Шоу начнётся с наступлением темноты, собрав под крышу «Бессонницы» максимально разношёрстных персонажей, объединённых стремлением прожечь ещё одну ночь жизни в угаре рвущей барабанные перепонки музыки, голографии и того, что сейчас называют танцами. Кто-то будет приправлять эту ночь алкоголем, кто-то – раскрашивать наркотиками, но цель у всех будет приблизительно одинаковой – пролистнуть ночь весело.

На Бакса работает уйма народа. Большинство идейные, как и он сам, но есть и такие, кого интересует возможность бороздить виртуалье в режиме инкогнито, а кто-то, как я, выполняет поставленные задачи потому, что Бакс прилично платит. О количестве задействованных в проекте людей можно только догадываться. Одних и тех же я не встречал. Возможно, потому что не приглядывался.

В новостях не было ни слова о проникновении, равно как и о его последствиях. В этом тоже заслуга Бакса. Его схемы очень редко бывают предсказуемыми, а непредсказуемые очень часто служат отвлекающим маневром для невообразимых. Возможно, я служил всего лишь отвлекающим маневром в какой-то более сложной комбинации. Но какая разница, если платят?

Прошу бармена сделать кофе.

– Бакса нет, – сообщает он, ставя чашку на стойку.

– Я раньше времени.

Бармен пожимает плечами, мол, твоё дело, тебе лучше знать.

Напиток изумительно пахнет. Неторопливо пью кофе, положив доску на колени и листая плоские сайты.

Среди стандартной, не заслуживающей внимания мути и набивших оскомину картинок, к которым, в зависимости от повестки дня, меняются только подписи, натыкаюсь на сообщение об усилении патрулей в некоторых районах сити. Для кого-то это отличная новость, а для кого-то – наоборот.

Кофе приводит в себя, но время всё равно тянется бесконечно медленно. Бармен флегматично трёт стекло бокалов, в зале пусто. Смотрю на экран доски. На двадцать минут больше объявленного мне времени. Такое впервые. Прошу ещё одну чашку кофе.

Проходит ещё полчаса.

Спрашиваю у бармена:

– Он ничего не просил передать? Может, говорил о чём-то?

Зря спрашиваю. То, что я раз в неделю пью за барной стойкой кофе и регулярно общаюсь с его боссом, для бармена не значит абсолютно ничего. Если не было задачи уведомить меня о чём-то, он этого не сделает, даже если в курсе каких-то деталей. Тут всё так работает.

– Ладно, – говорю я. – Пойду, значит.

Бармен кивает.

Сворачиваю доску в привычный рулон, прячу во внутренний карман куртки, расплачиваюсь и перед тем, как выйти из «Бессонницы», забегаю в туалет. Стимы не принято глотать на людях и при камерах.

Уже внутри воздушки накатывает та самая расслабленная пустота, вызванная недосыпом, и я, фокусируясь на нескольких вещах сразу, не понимаю сути ни одной из них. Но не испытываю от этого никакого дискомфорта. Трижды отмечаю машины полицейских подразделений, проносящиеся мимо нашей воздушки, в сравнении с ними еле плетущейся по заданному маршруту. Действительно усилили патрули, думаю я. С чего бы вдруг?

* * *

Остаётся обойти две коробки-человейника, и я дома.

Меня останавливает Демис привычной фразой:

– Привет, Фриз. Есть закурить?

Достаю пачку, угощаю его сигаретой и собираюсь двигаться дальше, как он сообщает:

– Тут странные какие-то ходили, за тебя спрашивали.

– Странные?

– Ага. Двое. Серьёзные такие, друг на друга похожие. Внушают.

– Спасибо, Демис, – благодарю я его, думая о том, что Бакс, видимо, совсем спятил, раз решил наплевать на конспирацию, которую так усиленно проповедовал.

А с другой стороны, думаю я, вполне вероятно, его планы впервые за время нашего общения дали сбой, и так как он этого не любит, Бакс решил приехать сам. Этот мог. У него личный флай.

Поднимаюсь по ступенькам, прохожу по коридору, подношу чип к сенсору. Дверь отъезжает в сторону, и чьи-то руки рывком втягивают меня внутрь. Не успеваю разглядеть, кто это, получаю удар в живот, выбивающий из меня способность дышать и сгибающий пополам. Вслед за ним ещё один, коленом в лицо. Я вижу белую вспышку и слышу, как нос делает «хлюп». Падаю. Не добавляют.

Включается свет.

Меня рывком поднимают с пола, заворачивают руки за спину и фиксируют их наручниками. Выволакивают из бокса и тащат по коридору. В голове звенит, нос пульсирует болью. Двое держат меня с разных сторон за предплечья, чуть наклонив вперед. Третий шагает чуть сзади. А меня не покидает ощущение того, что слишком уж всё слаженно и молча.

Ведут меня не к лестнице, а в другую сторону – к парковочной площадке, давным-давно превратившейся в склад мусора на каждом этаже. Когда-то, по задумке архитекторов-градостроителей, там должны были парковаться, подбирая жильцов, воздушки. Но час Икс спутал не только их планы. Он спутал планы всем.

В какой-то момент шум из головы и пульсация в разбитом носу уходят на второй план, и ноги обретают достаточно сил для того, чтобы рвануться, освобождаясь от держащих меня рук, и даже пробежать несколько метров. До того момента, как по телу проходит разряд. Ноги подкашиваются, цепляются одна за другую, и я падаю. Меня хватают за одежду и теперь уже волокут по полу. Всё так же слаженно и так же без слов.

С парковочной площадкой действительно стыкуется флай, разевая диафрагму двери, словно пасть диковинного подводного зверя. Полностью чёрный, без опознавательных знаков. Меня швыряют внутрь, где сидят ещё трое таких же бойцов, одинаковых, словно рождены одной матерью. Чёрт. Мишка ж говорил, что искали одинаковые. А я думал, что не знаю никого, кому подошел бы эпитет «одинаковый» относительно Бакса.

В голове уже в который раз проскакивает мысль о том, что с кличкой «Фриз» Бакс попал стопроцентно.

DLC: Быть кем-то (почти параллельно с сейчас…)

– Как думаешь, если влюблённый человек совершает безумные поступки, это нормально? – спрашивает Морс, стараясь не отставать.

– Слетать с катушек, это вообще ненормально.

– Ну, хорошо, а что такое «слетать с катушек» вообще? Разве есть какие-то общие признаки, по которым можно посмотреть на человека и сказать: вот он слетел с катушек. Я, вот, например, разве совершаю что-то безумное, опасное для себя или окружающих? Что плохого в том, что каждую я люблю без оглядки?

– Без понятия. Но ты, мне кажется, давно слетел с катушек. Потому что нормальный человек в твоём возрасте так загоняться не будет. А ты – инфантил, – говорю я.

– Да я тебе серьёзно, она – моя копия!

– Тебе бы к доктору.

– Причём тут доктор? За моим состоянием следят двенадцать датчиков, – Морс похлопывает ладонью правой руки по предплечью левой, там, где установлен детектор крови и ещё какая-то херня, отслеживающая сердечный ритм. – И если что-то было бы не так, то я бы уже знал.

– Я про психолога.

– Какой психолог? Не ну ты серьёзно сейчас?

По моему мнению, если человек раз в три месяца имплантирует себе всё, что может позволить, ему обязательно нужно к психологу. Тем более, если одной из аугментаций является активируемая электронная линейка. Вот зачем? Но Морс уверен в том, что имплантов много не бывает.

– Не знаю, может, и не серьёзно, – говорю я.

– А я вот знаю. Мы одинаковые.

Я и Морс бредем по рынку хламыдловиков, и он рассказывает о том, как познакомился с какой-то девахой, с которой он «в одном протоколе»: думают одинаково, хотят одного и того же, делают что-то синхронно. Даже несколько раз чихнули вместе.

Очередная дурацкая влюблённость. Он всегда такой. То у него воздушная художница, рисующая сити с разных крыш, то очаровательно танцующая наркоманка, которая обязательно завяжет, если Морс приложит немного усилий, то подающая надежды миксовщица-семплер, музыка которой «не похожа ни на что существующее».

Всё это регулярно заканчивается тем, что девки бегут от этого наивного балбеса. Но каждый следующий раз он уверен, что вот теперь – это та самая, которая...

– Ты инфантил, – повторяю я, продолжая искать взглядом вибронож.

Удобная вещица, если умеешь ей пользоваться. Я – учусь. Лис нашёл для меня мастера кнайф-ката тех времен, когда сити пытались подмять под себя якудза. Старый, но шустрый узкоглазый дед, умеющий мотивировать и доходчиво вбивать знания в голову – после третьего десятка обидных зуботычин перестаёшь относиться к тренировкам халатно.

– Лилит, да я тебе говорю, это стопроцентно мой человек.

– Леа, Марина, Вивьен тоже были стопроцентно твоими.

– Ты мне постоянно будешь вспоминать каждую мою ошибку? Я любой… всем им верил. И старался видеть только хорошее. Я ж не виноват, что их вектор жизни ушёл в сторону. И они не виноваты. Но в этот раз всё серьёзно. Такие вещи просто так не случаются. Это знак свыше…

– Я это уже несколько раз слышала. И каждая потом уматывает в неизвестном направлении, оставив тебя с разбитым сердцем.

– Я серьёзно!

– И я серьёзно, – останавливаюсь, поворачиваюсь к нему: – Морс, ты на каждой особи, которая тебе встретится, залипаешь на три-четыре дня. Потом ещё неделю страдаешь. После опять кого-то видишь и сам себе дорисовываешь чего-то в башке об этом человеке. А когда то, что ты там себе напридумывал, начинает разниться с реальностью, впадаешь в тоску на неделю. Ты вязал бы с этими замкнутыми кругами, а?

– Не на каждой! Ева – не каждая.

– Сегодня – Ева? Ты инфантил, – говорю я и продолжаю движение вдоль лотков с застарелым компьютерным хламом.

В большинстве своём это действительно мусор, и я порой недоумеваю, какой прок тратить целый день на попытку продать стопку перезаписываемых болванок – их же не то, что писать, читать уже давно не на чем. Возможно, есть какие-нибудь раритетные гики, возможно, кому-то нравится история железа, но ценители объявляются редко. А с другой стороны, непонятно, откуда хламыдловики достают такое старьё. Впрочем, иногда здесь попадаются интересные и полезные вещи.

– В этот раз всё по-особенному, я тебе говорю! Мы с ней на одной волне!

– Так объедините свои безусловки, чо там делов-то?

Я стебусь. Объединение безусловного базового дохода – довольно моторошная процедура, на которую чаще всего идут по расчёту люди, уверенные в том человеке, с которым объединяют безусловку: если вдруг твоя вторая половинка или твоя вторая одна третья грохнет перерасход, ты даже отсудить потерянные финансы не сможешь. Это ж было твоё решение, значит, разъёбывайся со своим выбором сам. Короче говоря, объединение безусловного дохода – редкость.

Потому и характеризуют серьёзных людей, имеющих моральный стержень, присказкой: «С ним можно базу объединять». Обычно это означает, что у человека в голове не насрано. А если и насрано, то разложено по понятным папочкам.

Я прокладываю курс в людском потоке, а Морс молча идёт чуть позади. Возможно, моё предложение о совместном безусловном доходе слегка остудило его мозги. А может быть, ему просто неудобно говорить мне в спину.

Мы проходим мимо лотков с кремнием, пластиком, медью, смешанными в различных пропорциях и воплощенными в видеокарты, процессоры, планки памяти и прочее барахло, на которое невольно падает взгляд из-за архаичности этих деталей и устройств.

– О, оцифровка, – говорю я, останавливаясь перед лотком-экраном и здороваясь с продавцом: – Ахой, Харпер. Есть чего нового?

Когда я впервые попала на улицу хламыдловиков, Харпер уже был стариком. Говорят, он самый старый из всех, кто здесь пытается торговать. Не знаю, так ли это, но то, что он единственный меломан-оцифровщик – это точно.

– Ахой, ахой, Лилит, – скрипит Харпер, услужливо начиная пролистывать список, выбирая из него отдельные позиции и разворачивая для просмотра. – Можешь сразу доставать узел, мне есть чем тебя порадовать.

Если Харпер говорит, что у него есть чем порадовать, значит, откопал что-то стоящее. Каким-то особым чутьём он безошибочно угадывает композиции и альбомы, которые находят отклик в моей нервной системе.

– Вот, «Белые англо-саксонские протестанты», – он протягивает мне архаичный двуконнекторный шнур, один из коннекторов которого подключен к его доске-лотку. – Восемьдесят четвертый год.

Он никогда не называет все четыре цифры. И восемьдесят четвертый в данном случае может означать как две тысячи..., так и тысяча девятьсот… Я цепляю коннектор к чипу, а Харпер тыкает пальцем в пиктограмму воспроизведения.

И меня накрывает.

Сама не замечаю, как начинаю качать головой в такт музыке. А оцифровщик проводит пальцами по экрану, вытаскивая на передний план картинку и активируя слайд-шоу. Блин, да эти ребята ничем не отличаются от сегодняшних нас. По крайней мере, в плане прикидов – такой же бунт и попытка выразить себя через внешний вид: кожа, железо, прически, вычурная атрибутика…. И хотели они полтора века назад того же самого, чего и мы.

После второго куплета я не только киваю в такт, но и подпеваю одними губами, повторяя за вокалистом, что хочу быть кем-то, и желательно, побыстрее. Благо, припев простенький…

I wanna be somebody,
Be somebody soon…

Когда песня заканчивается, я всё ещё заворожено смотрю на сменяющие друг друга картинки.

– На неделе переведу в объёмную проекцию живое выступление, – сообщает Харпер.

Я киваю, буквально ощущая, как где-то под черепной коробкой, словно послевкусие натурального кофе на нёбе, продолжает повторяться припев:

I wanna be somebody
Be somebody too…

Тоже стать кем-то. Мечты не меняются – меняются люди, которые их мечтают. В конце концов, Морс тоже хочет стать кем-то, что-то для кого-то значить. Только перекручивает ситуацию таким образом, чтобы ответственность ложилась на тех, кого он выбирает. Да он и выбирает тех, кто не задержится рядом надолго. Это же удобно, валить на того, кто ушел, не поддержал, наплевал, предал. Со стороны может показаться, что он законченный романтик, но я-то знаю, что он инфантил.

– Беру, – говорю я Харперу.

– Весь альбом? – уточняет он.

– Весь альбом.

Расплачиваюсь, думая о том, что моя тяга к старинной музыке выльется в то, что всю неделю я буду ходить в столовую раз в день. Подключаюсь к доске, и оцифровщик сливает мне раритет.

Следующая часть

АТ - https://author.today/work/320739
ВК - https://vk.com/nokidtales
ТГ - https://t.me/Nokidtaler