Бета-версия, часть 5⁠⁠

Предыдущая

Я молчу. Потому что повторять в десятый раз нет смысла. Если этот обмудок не верит, что у меня нет второй составляющей наркотика, то будет продолжать делать больно до тех пор, пока я не скажу ему, где вторая часть. Если понял, что я не вру, и всё равно продолжает, значит, это доставляет ему удовольствие.

Татуированный нажимает на кнопку, и прямо перед моим носом раздаётся короткий ослепляющий щелчок разряда. Я испуганно дергаю головой и ударяюсь затылком о железный прут забора, к которому прикована.

Ору дурниной:

– Да нет у меня растворителя! Я одну часть продаю, кто-то – другую. И мы, блядь, не знаем друг друга!

Стараясь не обращать внимания на немеющие руки, тянусь пальцами левой к рукавному замку правой, чувствуя, как лента зип-лока впивается в кожу. Расстегнуть рукавной замок я, конечно же, не смогу. Но если нащупаю сквозь ткань куртки кнопку на рукояти ножа…

– Я же в любом случае получу с тебя хоть что-то, – говорит татуированный, не убирая шокер от моего лица. – Если не растворитель…

Он замолкает на середине фразы, а я чувствую, как его не занятая рука нахально протискивается между моих бедер и поднимается вверх, упираясь в промежность.

– …то кое-что другое.

Я закусываю губу, потому что лента зипа слишком сильно впивается в кожу рук. Но татуированный истолковывает это по-своему:

– Не криви мордаху. Тебе понравится.

Кнопка под пальцами. Нажать – это ещё раз напрячь кисть. И тогда лента оков вопьётся в кожу ещё сильнее. Но я нажимаю, чувствуя, как нож начинает мелко дрожать, разрывая ткань рукава. Сложность в том, что руку нужно будет изогнуть ещё сильнее, чтобы вытащить нож из образовавшейся дыры.

* * *

– Да, это сложно, заставлять себя делать что-то. Но развитие и подразумевает наличие сложностей, – объясняет Лис. – У китайцев нет базового безусловного дохода. Именно поэтому они впереди планеты всей. Их технологии – то, к чему мы с нашей моделью общества придем не скоро. Или не придем вообще. Зато у нас есть выбор, делать что-то или не делать ничего. Но устроен он так, что всячески толкает тебя ко второму варианту.

– Да если б у меня была возможность…

– У тебя есть возможность. Ты только что сказала, что ничем не занимаешься. А знаешь почему?

– Почему? – буркаю я, уже понимая, что он своими аргументами припёр меня к стенке.

– Потому что именно так и устроена возможность выбора. Сначала тебе не нужно выбирать. И пока тебе не нужно – регулярность формирует сознание. А когда твоё сознание сформировано, ты перестаёшь видеть эти самые возможности, – объясняет Лис. – И даже если видишь, то выбираешь не цепляться за них. Потому что минимум у тебя был, есть и будет. А рядом со словом «возможность» не стоит слово «гарантированная». В Китае эти слова тоже редко складываются в словосочетание. Но отсутствие гарантированного базового дохода заставляет цепляться за возможности обеими руками. У китайцев дисплей в чипах не светится каждый понедельник, отключая необходимость что-то делать уведомлением об обновлении безусловки.

Лис замолкает. Я думаю над его словами и понимаю, что он прав. Безусловный доход – та самая причина, по которой я и множество таких, как я, до сих пор не решились сделать свою жизнь лучше. А зачем прилагать какие-то усилия, если существовать можно и так?

– Это причина, по которой ты до сих пор не поставил чип?

– Это тоже причина. Но не главная.

* * *

– Наркотики – это не главная причина, – говорит парень, продолжая одной рукой держать шокер у моего лица и гладя моё бедро второй. – Главная причина в том, что мне нравится делать это с такими, как ты.

Я молчу и продолжаю давить на кнопку в рукояти.

– Да хватит кривиться. Это даже приносит удовольствие, если принять правила… игры, – говорит татуированный и ведет ладонью по моему телу от бедра вверх, остановившись на груди, больно её сжимая.

Мне неприятны его руки, шарящие по телу, но я кривлюсь не потому, что мне противно от того, что меня лапают. Придурку с шокером лучше не знать причин, по которым на моём лице гримаса, принятая им за омерзение. Просто я чувствую, как вибронож разорвал не только кожу куртки, но и мою собственную, где-то между ладонью и локтем. Так что выражение моего лица истолковано им не совсем верно.

Наконец-то дотягиваюсь пальцами до лезвия, торчащего из мокрой от крови дыры в рукаве и аккуратно, чтобы случайно не нажать на кнопку, достаю нож. Онемевшие руки почти не слушаются, но мне удаётся перехватиться так, чтобы лезвие упёрлось в зип-ленту и надавить на кнопку.

Теперь из рваных ран в обеих руках течет кровь. Но они свободны. И в правой, пусть и декоративный, но нож.

* * *

– Так, а в «Фарматикс» почему не пошёл?

– Я же уже сказал: регулярность формирует сознание.

– Ну ты, блин. Тебе за сорок, а мне всего семнадцать. Можешь без этих умных штучек?

Он тяжело вздыхает, но всё-таки объясняет:

– Вот согласился бы я. И что? Создавал бы синтетические белки, сращивал молекулы, проверял бы новые формулы на крысах с девяти до восемнадцати, с понедельника по субботу. А в воскресенье напивался или вызывал проституток. Или вызывал проституток и напивался с ними. Стал бы одним из тысяч, стоящих у конвейера, производящего новые препараты для корпы. И так всю жизнь.

– Но ты ведь занимаешься тем же самым, только создаёшь не лекарства, а наркотики.

– Я делаю это тогда, когда хочу, а не когда надо кому-то. К тому же, как только у меня появится новая идея, я могу бросить то, чем занимаюсь, и начать реализовывать идею. Там, – он указывает пальцем в потолок, – у меня такой возможности не будет. Там я буду делать то, что прописано в контракте.

– А я бы пошла, если бы позвали.

– Тебя не позовут. Ты инертная.

Я не ищу какого-то оправдания, но и не подаю вида, что меня эта фраза как-то задела. Я думаю о том, что правда может звучать обидно, если это правда о твоих недостатках.

* * *

Правда состоит в том, что я отнеслась к работе несерьёзно. Одно дело – тусоваться до утра по клубам, и совсем другое – заниматься раздачей компонентов того, что готовит Лис. Если признать правду о собственной глупости, она перестаёт быть обидной и становится фактом.

Даже раздав все капсулы, ты остаёшься раздатчиком. И если полиции до тебя нет никакого дела, то тем, кто остался без дозы, как выяснилось, наоборот. Получить такой урок в первый день работы – дорогого стоит.

Что ж, я подумаю об этом. Потом.

Потому что сейчас, пока татуированный увлекся выкручиванием моего соска через свитер, я бью, вынося руку из-за спины. И когда чувствую, как рвётся ткань одежды под остриём, сжимаю рукоять сильнее, активируя кнопку и приводя лезвие в движение. Три дюйма стали, смещающиеся со скоростью сорок тактов в секунду. Достаточно, чтобы самый обмудистый обмудок перестал хотеть получить с тебя хоть что-то, если не получилось получить того, что хотел.

Татуированный кричит. Шокер из его рук падает на экзопластик, которым покрыто большинство улиц, переулков, дворов и подворотен. Не ожидал. Понимаю. Но не сочувствую.

Это был его выбор. И мой. Разница между нами лишь в том, что я развесила уши, а он раскатал губу. Два тупых выбора двух тупых людей.

* * *

– А клуб выбирать можно?

– Нет.

– Жаль.

– После раздачи можешь перебраться в любой, который тебе по нраву, но до тех пор, пока у тебя есть капсулы, придется тусоваться там, где я скажу.

– А как они будут меня находить?

– Тебе не нужно знать всей схемы. Так лучше для всех.

– Понятно.

– Раздаёшь всё и становишься обычной тусовщицей. Хочешь – скачи в ваших новомодных виртдансах, хочешь – флиртуй с мальчиками или девочками, кто там тебе больше по нраву, хочешь – пей, что по возрасту не запрещено. Но до тех пор, пока у тебя не закончились капсулы, ты раздатчик. Никто не требует от тебя быть букой, просто развлечения не должны превышать разумных пределов.

* * *

В самообороне нет разумных пределов. Это хорошее правило. Потому что узаконенное. Неудавшийся насильник уже перешел с крика на хрип и заваливается на меня. Лезвие виброножа, покорно дёргаясь, перепиливает его ребра, попутно превращая внутренности в фарш. В какой-то момент татуированный падает на землю рядом с «кусакой», которой совсем недавно оставлял мне ожоги.

Не очень понятно, чьей крови больше у меня на руках, – моей или его. Рёбра ладоней там, где прошелся нож, разрывая зип-ленту, выглядят, будто я пыталась почесать их о битое бутылочное стекло. Только сейчас я начинаю понимать, что это больно.

В предрассветный переулок бесшумно вкатывается электронный сторож, врубает прожектор, и я оказываюсь посреди светового пятна.

– ПОЛИЦИЯ СЕВЕРНОГО СИТИ. ПРИМИТЕ УДОБНУЮ ПОЗУ И ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ ДО ПРИБЫТИЯ ПАТРУЛЯ, – орёт он дурным металлическим голосом. – ПОПЫТКА СМЕСТИТЬСЯ БОЛЕЕ ЧЕМ НА ПОЛМЕТРА В ЛЮБУЮ СТОРОНУ БУДЕТ РАСЦЕНИВАТЬСЯ КАК ПРИЗЫВ К АКТИВАЦИИ ТУРЕЛЕЙ.

– Вовремя, блядь, – бормочу я себе под нос и сажусь на экзопластик рядом с трупом татуированного, облокотившись на прутья решетки, к которой совсем недавно была привязана.

Полицейский патруль приземляется в отдалении спустя десять минут. В сам переулок их колымага не протиснется ни сверху, ни по земле, и поэтому двое полисов входят в круг света, обойдя корпус сторожа с разных сторон. Они даже не достают пушек – система вооружения электронного сторожа отлично справляется с количеством целей большим, чем одна окровавленная семнадцатилетняя девушка.

Ладони и разорванное виброножом предплечье засыпают хитозаном – природным полимером, добываемым из панцирей то ли креветок, то ли крабов, – бинтуют, попутно опрашивая меня и вызывая медиков.

А мне даже не приходится врать. Я лишь умалчиваю часть истории: познакомились в «Неонике», решили прогуляться, затащил в переулок, хотел изнасиловать, пытал. Чудом вырвалась, сама не понимаю, как выхватила у него вибронож. В самообороне нет разумных пределов. Это хорошее правило в рамках закона. Оставаться в клубе, пока не закончатся капсулы, тоже хорошее правило, хотя закон тут ни при чём. Но, мне кажется, что лучше всё-таки до утра.

Единственное, о чем я переживаю, чтобы приехавшие медики не решили, что меня необходимо госпитализировать. Очень хочется выспаться перед завтрашней раздачей.

БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 2

Чем ближе к основным трассам, тем больше света, неона, вывесок, людского шума. Привычное состояние сити в такое время суток. Сажусь в воздушку, отмечаю точку высадки, занимаю место у окна, но выхожу раньше указанного пункта.

Лишний раз смотреть на серость подворотен, заваленных мусором, нет никакого желания, но нужно сообщить о том, что всё готово. И делать это, на всякий случай, лучше не из дома. Ещё год назад это не имело бы значения, но охранные системы учатся, нейросети учатся, люди, обслуживающие охранные системы и нейросети, тоже учатся. И зачастую на ошибках таких, как я.

Возле точки доступа с заводской комбинацией – вторая из тех, о которых сообщил Бакс – разворачиваю доску, подсоединяю системный узел, смахиваю экран приветствия, разворачиваю окно обменника – узла в глубинах паутины, работающего на прием-передачу файлов – заливаю туда тупую картинку, копирую адрес страницы и пересылаю на состоящий из цифр номер в мессенджере. Сворачиваю доску, прячу во внутренний карман куртки, не отсоединяя узла, и теперь уже точно иду домой.

– Эй, мужик, погоди, – раздаётся откуда-то из-за спины.

Я вздрагиваю от неожиданности и оборачиваюсь. Оклик не должен грозить неприятностями, но всегда есть вероятность того, что окликающий тебя будет не в настроении. Недавнее игровое прошлое пока ещё позволяет выезжать на узнаваемости. По крайней мере, в своём районе. Поэтому, скорее всего, меня узнают, поздороваются, спросят, есть ли закурить. Я поделюсь и пойду дальше.

– Фриз, ты, что ль? – спрашивает Демис, заводила местного хулиганья.

– Ага, – отзываюсь я.

– Не признал, – сообщает парень, пожимая мне руку. – Думал, левый кто.

– Да нет, я это.

– Ну, нормально, – кивает он. – Есть курить?

– Есть курить.

Я достаю из кармана пачку, вынимаю сигарету и протягиваю Демису пачку.

– Та мне парочку, – начинает оправдываться парень. – Ща уже должен вернуться человечек и всё принести.

Местных нужно прикармливать – никогда не знаешь, в какой ситуации это сослужит тебе добрую службу. А если и нет, что я теряю, кроме нескольких стиков никотиносодержащих водорослей?

– Бери, бери. У меня дома есть, – успокаиваю я его. – А как ваши гонцы ходят, видел не раз. Так что бери, вас же там наверняка несколько человек.

– А, ну да, – соглашается Демис. Берет пачку, жмет мне руку еще раз и добавляет: – спасибо, чо.

– Ага, – соглашаюсь я и закуриваю оставленную себе сигарету. Её хватает, чтобы дойти до входа в здание.

Производство литых экзопластиковых блоков обходится дёшево, поэтому все живут в многоэтажных коробках со сквозными коридорами и тесными жилыми помещениями. Первые строения такого типа имели отдельную кухню, санузел и в целом были просторнее. Но прогресс не стоит на месте, и обязательно найдется кто-то, кто додумается, как ещё сэкономить на людях.

Поднимаюсь на свой этаж, прохожу по коридору, подношу чип к сканеру на двери – та пикает и плавно отъезжает в сторону. Машка не спит – читает, лёжа на втором ярусе кровати. Она всегда много читала, а после того, как выгорела, проводит с книгами почти всё свободное время. И в доске, даже на плоских, оставшихся доступными сайтах, не залипает, как раньше. Говорит, что её выбешивает.

Где она только их берет, бумажные книги? Мне даже частные библиотеки ни разу не встречались, хоть я по сити поколесил изрядно. Только глупец или фанатично преданный своему делу раритетник может пытаться делать деньги на таком атавизме, как бумажные книги. Раритетники, они в целом странные. Реставрируют пленочные проекторы, восстанавливают пленки с хроникой, картины, книги коллекционируют. А всё это занимает место. А место стоит денег.

На улице хламыдловиков книжных червей тоже отродясь не было. Там-то и оцифровщик всего один – Старый Харпер – древний дед в косухе. Говорят, он до сих пор выплачивает кредит за кусок, выращенный для куртки из его генетического материала. Но он, в основном, на музыке специализируется.

– Удачно? – спрашивает Машка, отрываясь от изрядно потрёпанной книги.

– Ага, – киваю. – Сейчас от Бакса человечек нарисуется, привезет-заберет что надо.

– Это хорошо. А то меня уже штормит в вертикальном положении.

Я беру её за руку и глажу по плечу.

– Всё будет нормально, Маш. Ты, главное, не психуй. Тебе оно не нужно.

– Пахнет от тебя, конечно… – Ржавая морщит нос.

– Это из-за мусорника.

– Мусорника?

– Долгая история. На всякий случай уходил с точки не так, как приходил.

Собственно, стимов Машке в этом месяце хватило бы даже с учётом того, что у неё украли сумку, в которой лежала коробка с пластинами. На месяц выдают три таких, но Ржавая, словно начинающий диабетик, старается глотать капсулы пореже, когда уже совсем невмоготу. А вот я без стимов в виртуалье не выхожу. Разница в том, что ей капсулы чувствительность восстанавливают, а мне – обостряют.

Курьер появляется на исходе озвученного Баксом временного отрезка. В комнату не проходит. Оно и правильно – несмотря на полупустые боксы, маленькое пространство для жилья не располагает к гостям, пусть даже и зашедшим на пару минут. Парень молча отдаёт мне пакет и произносит одну единственную фразу:

– Завтра к двенадцати в «Бесс».

Киваю.

Курьер разворачивается и уходит, а я закрываю дверь блока и вскрываю пакет. Внутри четыре коробки стимов, рулон налички, перетянутый резинкой, и бонус – системный узел в пластиковой упаковке с логотипом «ZeroLine». Я так привык за последнее время к немаркированным, что логотип концерна на несколько мгновений вводит меня в замешательство.

Кладу содержимое пакета на полку, предварительно достав системный узел, отламываю по сгибу пластинку с двумя таблетками. Машка тоже тянется за стимами и спрашивает:

– Ты в виртуалье?

Киваю, вскрывая пластиковую коробку и извлекая из неё системник.

Машка тяжело вздыхает, но я делаю вид, что не замечаю этого её вздоха и присоединяю узел к доске, оставив в соседнем разъеме свой. Доска отзывается тихим пиликаньем, сигнализируя об обнаружении нового устройства, на плоском экране появляется предложение активировать новый оперсис. Отказываюсь. Нахрена мне операционная система, которую нужно настраивать? Даю команду сделать слепок с моего узла и перенести его на новый, а сам включаю купленный у хламыдловиков, но отлично работающий индукционный чайник.

– Ты бы поспал по-человечески, – говорит Ржавая. – На зомби похож.

– Маш, ну свежак от «Зеролайн». Их продавать начнут только через неделю. Ты б тоже тестировать первым делом начала... – вовремя останавливаюсь, чуть не добавив «если бы могла».

Она снова вздыхает. Закрывает книгу и кладет её на полку.

Ржавая, до того, как пожечь нервы, работала с Баксом и была у него на хорошем счету. Собственно, она меня с ним и познакомила почти год назад. Точнее, я познакомился с ним сам, когда Машка лишилась возможности нырять в паутину. Её накрыло, а заказ нужно было выполнять.

DLC: Фриз (за 9 месяцев до…)

Когда медики вошли в нашу коробку, приступ почти прошёл. Спазмы были едва заметны, Ржавая лишь время от времени вздрагивала, производя впечатление мертвой лягушки, подсоединенной к электродам в рамках лабораторной работы по биологии. Первый медик принялся разворачивать свой чемоданчик-трансформер, второй закрепил на Машкиной кисти измеритель, а полис встал в дверях, безучастно уставившись куда-то сквозь происходящее. В человейники медбригады всегда прилетают с сопровождением. Даже в более-менее благополучные.

Машка лежала на полу с размазанной по лицу пеной, глазами, завернувшимися куда-то ко лбу. Тело её хаотично подрагивало в конвульсиях – то рука дёрнется, то голова.

– Наркотики принимала? – спросил у меня тот, что возился с чемоданом.

Репутация у человейников такая. Считается, что здесь живут только наркоманы, проститутки и прочее асоциально настроенное отребье. Это ж не корпоративные жилые комплексы, в которых и мусора нет, и дороги пошире, и территория по всему периметру охраняется частниками, нанятыми корпами.

– Нет. Она в сети была и вдруг дёргаться начала. Упала с кровати. Ударилась, наверное...

– Эпилептик?

– Она? Нет. Да я ж говорю, всё нормально было. По паутине бродила и вдруг ни с того, ни с сего…

– Понятно.

– Выгорание синапсов, – будничным тоном сообщил тот, что возился с измерителем. – Всё до циферки, один в один, как позавчера.

Второй, кивнув, принялся доставать из чемодана и навинчивать на инъектор флакончики с лекарствами. Тогда я еще не знал, что такое «выгорание синапсов», поэтому диагноз для меня прозвучал пугающе.

– Это серьёзно?

– Смотря для кого, – буднично пожал плечами медик, поднося инъектор к предплечью Машки. – За пару-тройку дней восстановится. Скорее всего, будет иметь место нарушение координации движений и головные боли, потому что мозг будет паниковать, получая видоизмененные сигналы от тела.

Инъектор обхватил Машкину руку, фиксируясь на предплечье, и сигнализировал тоненьким писком, что вошёл в вену.

– Но это-то всё обратимо, – подхватил тот, который проводил диагностику. – Люди и не на таких таблетках живут.

– А… – я проглотил комок испуга, застрявший в горле: – А что необратимо?

– Объемная сеть теперь будет ей недоступна. Нервные окончания просто не смогут её воспринимать. Мы называем это нейровыгоранием.

– И придется удалить чип, пока он сам не начал отгнивать, – вновь добавил второй. – Но волноваться не о чем. Люди с этим отлично существуют. Оформит пластиковые документы, получит криптованный наладонник для расчётов.

Не о чем? Да у Ржавой вся жизнь была завязана на виртуалье. Мысли в моей голове мельтешили, натыкаясь одна на другую, и, вероятно, я побледнел, потому что первый медик взволнованно спросил:

– Вы в порядке?

В порядке ли я? Скорее да, чем нет. А вот Машка – гарантированно нет. Я уже тогда понимал, что для неё значит отлучение от объемной сети. Она же чойсер. А для чойсера это как отлучение от компоновочных веществ для модульного наркомана с заменой на простенькие стимы типа миракла или зомби-пыли. Навсегда. Она ж на стены лезть будет. Паутина – ее основная жизнь.

– А из-за чего это происходит? – спросил я, чтобы хоть как-то показать, что держу себя в руках. – Ну, выгорание.

– Непредусмотренный выход из объемной сети. Реже – скачок напряжения во время нахождения в виртуальности. Но неавтономные десктопы сейчас большая редкость. Поэтому, скорее всего, слишком резкий рывок из виртуальности в реальность.

– Блядство, – выругался я. – У неё вся жизнь была в паутине.

Медик не в курсе, что это не первая Машкина проблема с чипом. В прошлый раз её латала Улле Зино. Но ему и не обязательно это знать.

– Ну, плоская сеть – это тоже сеть, – буднично пожал плечами тот, который подсоединял инъектор. – А вот всё то, что напрямую работает в связке нервов и железа, – увы.

Он развел руками, как бы говоря «извини».

Когда Машка пришла в себя, медики помогли мне переложить её с пола на нижний ярус кровати и откланялись, порекомендовав ближайшие несколько дней больше спать, не забывать принимать таблетки, а как только лучше станет – сходить, удалить чип и выписать стимуляторы.

Некоторое время Ржавая лежала молча, уставившись в стену, а затем спросила:

– Всё?

– Медики сказали, что это фигня. За пару-тройку дней восстановишься.

– Сеть всё?

Я не стал уходить от ответа.

– Сказали, что виртуалье – всё. Плоская – доступна.

– Ясен пень, плоская доступна, – безрадостно ухмыльнулась она. – Знала же, что когда-то так и случится.

– Но ты же говорила, что Медуза тебя уже латала…

– Она предупреждала, что ещё раз подобное случится, и виртуалье для меня будет закрыто.

Ржавая немного помолчала, то ли размышляя, то ли собираясь с силами, а затем сказала:

– У меня заказ горит. Поможешь?

– Я ж ни разу ничего подобного не делал, – начал было возражать я, уже понимая, что вариантов нет и делать придется.

– Я буду с плоского мониторить, – она попыталась сесть. – Помоги мне.

Я приподнял её, подоткнул под спину подушку, взял доску, перчатку и растерянно спросил:

– Что делать-то?

– Ну, во-первых, не циклиться на картинке, а меня слушать. Поэтому наушники на ноль… – Она пристально посмотрела на меня. – Блин, а если не потянешь без подготовки? Люди в белых халатах чего-нибудь оставили?

– Капсулы. Стимы какие-то.

– Давай сюда.

– Ты что, собираешься… – я потянулся за коробкой одной рукой, одновременно проводя за ухом второй, отключая подкожные наушники.

– Нет, это для тебя. В ту же нору дважды соваться рискованно, конечно. Но надо.

С сомнением смотрю на упаковку.

– Сколько?

– Двух хватит. Нет. Лучше три, чтоб наверняка.

Вытряхнув на ладонь пластиковые капсулы, я закинул их в рот, запил остывшим чаем из кружки, стоящей в изголовье кровати.

– Наряжайся, – продолжила диктовать Машка, кивая на перчатку. – Пока начнёт действовать – освоишься. И вслушивайся в меня внимательно. Мозг реальность на второй план задвигать будет, поэтому не теряйся.

Я надел манипулятор, чувствуя, как тонкая металлическая пластина внутри перчатки касается чипа, уложил доску на колени и занёс над ней руку в манипуляторе. Окружающая действительность побледнела, размылась, уступив место визуализации.

– Справа под часами два хлястика, – донёсся до меня голос Ржавой. – Верхний – программа для подборки пароля, второй – программа-дупликатор. Пока что просто запомни. Слева – ещё два. Жёлтый – флудилка. Тоже просто запомни. А вот красный активируй. Пойдём непривычными тебе путями. И не липни на визуальную составляющую. Понял? Слушай меня.

Я кивнул, одновременно потянув красный хлястик в центр области зрения, и он разлетелся на пиксели.

– Он рассыпался. Это нормально?

– Да. Это то, что даст тебе возможность уйти на другой слой, там, где визуальщина прекращает решать за тебя и мозг делает так, как удобно ему, – подтвердила Ржавая. – Запомни: делать нужно то, что я скажу. Так, как я скажу. Тогда, когда я скажу. И не залипай на визуал. Слушай…

– Да понял! – перебил я.

– Тогда разворачивай узел.

Повинуясь её команде, я протянул руку к зависшей в воздухе фигурке, наводящей на мысли об оригами, и отогнул уголки, открывая список доступных соединений, от каждого пункта которого уходили в стороны извивающиеся нити разной толщины. Это было непривычно. Ни пиктограмм, ни надписей…

– Здесь всё немного иначе, чем ты привык, – голос Маши действительно стал глуше. – Ты идешь не напрямую. Это для того, чтобы попасть туда, куда нужно, неофициально. Нить, канат, провод или верёвку какую-нибудь видишь, уходящую от нашего узла?

– Тут их несколько.

– Самое тонкое.

– Ну, допустим.

– Он ведет к ячейке домового форума. Двигайся вдоль неё, цепляйся за форум, но не входи.

– В смысле, «не входи»? – спросил я, вытаскивая ячейку форума на передний план или подтягиваясь к ней. Я не совсем понимал, чего Маша от меня хочет.

– Не входи внутрь, не просачивайся, не сливайся. Не знаю, в какую картинку твой мозг всё это преобразует, но ты поймешь. Оставайся снаружи и ищи ответвление, ведущее к капче.

– К капче?

– Тест на бота когда проходишь, выбираешь изображения. Присмотрись ко всем этим отросткам. Ассоциативно что-то будет перекликаться.

Я разглядывал отходящие во все стороны и теряющиеся где-то в темноте жгуты, трубки, шланги, верёвки, цепи. Один из шлангов прозрачный, и внутри него туда-сюда мелькают картинки. Точно такие же, как на входных панелях, когда при вводе данных нужно подтвердить, что ты не робот: искажённые буквы, предметы, пиктограммы. Так вот оно как работает.

– Нашёл. Однозначно капча.

– Быстро осваиваешься. Давай вдоль этого канала к следующему сплетению. Там сейчас тьма похожих нитей будет, но они рассортированы все. Не парься.

– Тут не только нити. Тут… – я замолк, не зная, как описать то, что вижу.

– Что? – спросила Ржавая. – Опиши.

– Тут шланги всякие, трубки наподобие медицинских, жгуты, сплетенные из нескольких нитей.

– Нормально, – успокоила она меня. – Это твой мозг таким образом интерпретирует ширину и скорость каналов. Ищи тот, который подписан как «Планета счастья» и перебирайся на него.

– Блин, тут хаос!

– Не нервничай. Ищи закономерности. Помни, что ты видишь всё так, как удобно твоему мозгу.

Я всмотрелся в поверхность узла. Действительно, нити, шланги, жгуты, исходящие из него, промаркированы буквами. Это алфавит, просто расположенный по спирали. Нашел «П», увеличил сегмент. Потянулся к «Планете счастья», ухватился за тонкую, тянувшуюся, словно резина, нить. Начал двигаться вдоль неё.

Скользя вдоль информационных каналов, я оказался на стационарном системном узле «Кристалис», и последовательно выполняя инструкции Ржавой, заменил несколько ячеек на принесенные с собой.

– А с этими что делать?

– Нарисуй перед собой звезду, начиная с левого нижнего луча и заканчивая им же.

Я сделал и увидел, как изъятые из списка ячейки сложились пополам, затем еще раз, еще и, объединившись в одно целое, уплыли на край радиуса обзора, превратившись в очередной хлястик.

– Упаковка? Зачем такой сложный жест-то?

– Чтобы случайно не отдать ненужную команду. Уходи на предыдущий узел.

И на этом месте что-то пошло не так. Изображение покрылось рябью, двигаться стало сложнее. Я понимал, что таким образом мой мозг дорисовывает неудобства. Но не понимал причин.

– Рябит, – сообщил я Ржавой.

– Хрень, а не паковщик. Дефы нашли несоответствие. Блин, вечно с ними так. Никогда не угадаешь, какие именно параметры отслеживают.

– Не нужно было паковать файлы?

– Они тяжёлые, ты бы с ними за пределы сервера не ушёл. Такой объём перемещающихся данных на внешнем уровне обязательно обратил бы на себя внимание. А так был шанс. Ну, не прокатило. Запускай желтый хлястик слева и нижний справа.

Я механически выполнял действия, продолжая слушать усталый голос Ржавой, отмечая, что в нём появляются нотки азарта.

– Флудилка начнёт всасывать запросы и тормозить работу сторожей. Дупликатор отправит имитацию тебя по другому маршруту. Меня, сука, обнаружили до того, как я смогла это сделать. Дождёшься, когда дефы рванут за ним и уйдёшь той же дорогой, которой пришел.

– Охренеть! – до меня наконец дошло то, о чем я должен был подумать сразу. – Это, если меня поймают, точно так же пожгут?

– Не ссы, – я на себе уже проверила их последовательность действий. – Не успеют. Они быстрые, но тупые.

– А если не за дублем рванут?

– Они последовательные. Кто раньше дернется, за тем и рванут. Поэтому ничего не делай. Жди.

– А как я узнаю, что сторожа рванули за дублем?

– Я скажу.

Я подождал какое-то время, а когда рябь начала усиливаться, а изображение терять фокус, наконец, услышал Машкин голос, скомандовавший:

– Пора.

Увеличил предыдущий узел, передвинулся к нему, затем следующий, еще один, еще, пока не добрался до системного узла капчи. С него выбрался на домовой форум, а оттуда перешел на стартовое изображение Машкиной доски.

– Молодец, – похвалила меня Ржавая. – Выходи.

Я посмотрел на висящие в воздухе клавиши, протянул руку к той, на которой было написано «отключение», и виртуалье растаяло, уступив место реальности.

На экране доски подрагивал двухпанельный менеджер файлов.

– Обалдеть.

– Не с чего. Такое же виртуалье, как и в твоих игрушках, – флегматично объяснила Машка, отсоединяя системный узел от доски.

– Да ладно. Менеджер файлов и командная строка превращаются в такое великолепие? Как это происходит?

– Я же говорю: всё зависит от того, как твой мозг интерпретирует информацию. Для меня сторожевые программы могли бы выглядеть как акулы, узлы – как корабли, а то, что ты называл нитями, выглядело бы как якорные цепи и канаты, прокинутые от одних кораблей к другим. Версий тьма.

Следующая часть

АТ - https://author.today/work/320739
ВК - https://vk.com/nokidtales
ТГ - https://t.me/Nokidtaler