Серия «Фантастика и фэнтези (рассказы)»

201

Дикая

Первыми у человечества начали отказывать ноги.


Хотя я всё же уверен, что мозги. Но кому интересно мнение вечно всем недовольного старика? Поэтому давайте вернёмся к ногам.


Начало было положено еще в 21 веке. Электросамокаты, гироскутеры и прочие весёлые способы не таскать себя на своих двоих. Индустрия оказалась прибыльной, поэтому список изобретений пополнялся стремительно. А уж когда одной ушлой конторе всё же удалось довести джет-пак до приемлемого состояния… В общем, встретить сейчас на улицах города человека, переставляющего ноги самостоятельно – большая редкость. Если он, конечно, не такая  консервативная развалина, как я.


Впрочем, от того скачка прогресса я только выиграл. Вдоволь набаловавшись со всеми этими штучками, некоторые всё же начали замечать, что не могут уже пройти больше 1000 метров без дрожи в коленках. А самые умные родители, ещё вчера так радовавшиеся тому, что современные детки, в отличие от них когда-то, больше не носятся, сшибая всё на своём пути и разбивая в кровь колени, локти и лбы, вдруг осознали: новое поколение способно дойти без труда разве что от спальни до сортира. И то предпочитают носить грави-обувь даже дома.

Вот тут-то и настал мой звёздный час. Заставить детей бегать было уже невозможно, и то, что предлагал я, оказалось одним из немногих способов поправить их физическую форму с удовольствием и по доброй воле.


В век электронных питомцев увидеть, а уж тем более прокатиться на живой лошади – настоящий аттракцион. Так что после долгого спада у меня случился бум: я в три раза поднял стоимость тренировок и прогулок, и в два раза увеличил поголовье.


Вообще, жаловаться на прогресс лично мне было бы в высшей степени лицемерно: в конце концов, если бы не современная медицина, я бы давно уже не смог сесть в седло. Честно говоря, я сбился со счета и не могу точно вспомнить, сколько съеденных артритом суставов мне заменили.


И не только суставов. А что удивляться, в мои-то 125 лет. Даже с текущим уровнем медицины, такое долгожительство – редкость. Большинство моих ровесников уже давным-давно развеяны по ветру. Официально они скончались от тех болезней, которые пока ещё были неизлечимы: рак, Альцгеймер, Паркинсон, рассеянный склероз…


А я считаю, что они просто сдохли от скуки в этом проклятом стерильном мире.


«Жизнь, которую вы заслуживаете».


Когда мне было лет 50, экономисты всерьез беспокоились о проблеме грядущей безработицы. Всё больше профессий автоматизировались, роботы заменяли людей и сокращали количество рабочих мест. Все вспоминали промышленные революции девятнадцатого века и ждали чего-то похожего.


А потом произошли две вещи, которые ни в одном учебнике истории не подают теперь как связанные события. Но меня не обманешь – я видел всё это своими глазами.


Случился прорыв в мире виртуальной реальности. И люди стали гораздо реже рожать.

Так что вместо всплеска безработицы мы постепенно пришли практически к утопическому обществу. Не можешь наладить свою жизнь в реальности? Получи бесплатные 6 часов симуляций в день. Было и больше, но пришлось ограничивать законами.


– Джек! Джеек, вы на месте?

– Иду! – я резко встал. Голова закружилась, очертания предметов расплылись. Жаль, что в отличие от суставов, новые сосуды вставить нельзя.


На входе в конюшню ждала миссис Стеттон. Она держала за руку моего маленького клиента.


– Добрый день миссис Стеттон, привет Джои. Сегодня будем заниматься на Бризе. Ты рад?


Джои кивнул и улыбнулся. Славный мальчик. Его водили ко мне уже больше года, и он достиг неплохих результатов. Но даже умея ездить на больших лошадях, он трогательно и горячо любил моих пони, а особенно Бриза.


Миссис Стеттон подтолкнула ко мне мальчика и ушла в беседку. Она никогда не заходила в конюшню – говорила, что ей не нравится запах, и вообще – она боится животных. Занятия Джои были явно не её идеей.


Но чьей, я не знал. Как и не знал того, кем она приходится ребёнку.


Это было ещё одним нововведением, с которым мне было тяжело свыкнуться. Чем дальше, тем позже женщины решались заводить детей, да и косметология развивалась семимильными шагами…. Одним словом, понять кто перед тобой: мама, бабушка, или даже, чёрт возьми, сестра – было очень сложно.


Во время очередного витка борьбы за женские права вдруг оказалось, что вопросы «это твоя мама или бабушка?» страшно дискриминируют и обижают представительниц прекрасного пола. Так что если хочешь узнать степень родства, теперь дозволительно спросить: «она твоя родная?». Под это слово попадали матери, бабушки, сёстры, тёти. Детали, мол, не ваше дело, нечего подчёркивать разницу поколений.


Хоть убейте, мне никогда не понять желание молодиться за счёт того, чтобы запретить своему же сыну называть себя «мама». Или внуку – «бабушка». Но кому интересно моё мнение…


Мы с Джои подошли к деннику Бриза. Пони был уже осёдлан, оставалось только подтянуть подпругу.


– Хочешь сам довести его до плаца?


Джои кивнул и с важными видом взял у меня повод. Выводя Бриза из денника, он следил, чтобы конь не зацепился стременами, а сам держался так, как я его учил: спереди и чуть сбоку.

Иногда мне казалось, что мой клуб – единственное место, где мир ещё не сошёл с ума.


– Как приятно пахнет! Это сено, да?

– Да, Джои.

– А можно мне будет после занятия посмотреть поближе? Я никогда его не видел так много!

– Конечно.


Тому, что восьмилетний мальчишка не видел полного сенника, удивляться не приходилось. Я уже и сам его полгода не видел таким – предыдущий мой поставщик разорился, а нового я еле нашёл: всё больше владельцев животных переходили на искусственные корма.


И на искусственных коней. Но об этом думать не хотелось.


На очередном круге я заметил ошибку:

– Джои, следи за коленями! Они должны быть прижаты.

– Но они прижаты!

– Поспорим?


Я достал из кармана перчатки.


– Остановись, пожалуйста. Прижми коленом перчатку к седлу. Вот видишь? Держать надо так. Если упадёт – значит, колено отходит. Давай попробуем. Бриз, рысь!


Перчатка не продержалась и круга. А ещё через три попытки Джои сказал, что он устал.

Я вздохнул. Когда я нарабатывал посадку, попросить отдыха раньше, чем через 10 минут рыси было просто преступлением. Но если Джои разонравится, он вообще не будет ко мне ходить.


– Хорошо, отшагни пока. Будем делать зарядку?


Час прошёл довольно быстро. Наблюдать, как Джои делает галоп на Бризе, было одно удовольствие: щеки мальчика раскраснелись, он улыбался. А пони веселился, чуть мотал головой и забавно фырчал. Но я был доволен: наконец-то получилось отучить его от небольших подбрыкиваний, которыми он грешил, будучи в хорошем расположении духа.


Дождавшись, пока Бриз остынет, мы заглянули в сенник, от пола до потока забитый свежими душистыми брикетами. Чуть погодя, под восторженный рассказ Джои про сегодняшнее занятие, я вручил мальчика миссис Стеттон и собрался было отбивать денники, как заметил ещё одну посетительницу.


–Добрый день! Вы – Джек Уолтон?

– Да, мэм. Что вы хотели?

– Я хотела бы немного улучшить свою физическую форму. Я читала, что занятия верховой ездой полезны для здоровья и укрепляют разные группы мышц.


Я попытался улыбнуться, но вышло, скорее всего, довольно кривовато. Потенциальная спортсменка стояла на грави-доске. От парковки до места, где мы стояли, было метров 150…


– Это действительно так. Давайте я вам всё покажу, и мы выберем дату первого урока.

– Я бы хотела начать сегодня, если вы сейчас не очень заняты. Я читала на вашем сайте, что для пробного занятия не нужна специальная экипировка, а шлем вы дадите. В последней симуляции я стала мастером спорта по конкуру, так что уверена, моё обучение пойдёт довольно быстро.


Я внутренне застонал. Виртуальный мастер спорта по конкуру, ну конечно! Хотя отчасти в заблуждении, что виртуальный спорт помогает реальному, виноваты рекламщики. Они вовсю уверяли, что получая навык в виртуальной реальности, наш мозг запоминает много полезного. И человеку остаётся всего лишь наработать правильные мышечные рефлексы.


Чёртовы говнюки.


Хотя на заре своего существования идея симуляций в виртуальной реальности была пропитана неподдельным человеколюбием. Первая полноценная сессия была запущена в хосписе, где пациентку с Альцгеймером смогли погрузить в мир, в котором она могла связно мыслить, не мучить окружающих и быть счастлива сама.


После успешного эксперимента симуляция стала своеобразной заменой эвтаназии: физически больной почти не приходил в сознание, но в виртуальном пространстве он мог прожить ещё несколько безмятежных лет. Ухаживать за такими пациентами было куда как проще! Да и родственники могли с чистой совестью про них забыть. При условии, что вовремя оплачивались счета…


Затем подобное внедрили для животных. Ваша собака покусала прохожего? Ваш кот метит вашу обувь?

Нарисуйте им справки о неизлечимой болезни, оплатите симуляцию, и можете считать, что купили питомцу билет в рай. Нет денег? Запишите его на экспериментальную программу. Разработчикам всегда нужно что-то тестировать.


«Пусть ваши близкие уходят достойно. Подарите им жизнь, которую они заслужили».


Но через несколько лет, когда технология была уже хорошо изучена, была развёрнута первая масштабная кампания по погружению в симуляции здоровых людей.

Всё это время под видом помощи обреченным, грёбаные ублюдки проверяли свои наработки на животных и людях, которые не могли пожаловаться или отказаться.


Поэтому рынок увидел уже готовый и чистый от багов продукт. И он сразу же вытеснил телевидение, видеоигры, блоги. Ведь куда интереснее переживать сотню разных своих жизней, чем наблюдать за чужими. Правительство тоже быстро оценило пользу нового изобретения, и всячески поддерживали идею.


Преступность резко пошла на спад. Зачем нарушать закон и рисковать шкурой, когда всё, что тебе хочется, ты можешь получить в виртуальной реальности?


Надо признать, постарались технари на славу. Я пробовал. Ощущения – почти как настоящие. Ты будто долбаный джин, исполняющий любые желания. Свои желания.

Немудрено, что некоторые настолько верят в тот мир, и считают, что действия в нём что-то значат.


Я не придумал, как корректно ответить моей новой клиентке, поэтому просто пригласил её следовать за собой. Едва зайдя внутрь конюшни, она показала пальцем на Шторма:


– Хочу заниматься на нём.

– Мэм, простите, я не спросил, как вас зовут.

– Линси.

– Линси, видите ли… Эта лошадь не очень подходит для первого занятия, к тому же он сегодня ещё не работал. Давайте я познакомлю вас с остальными, и мы вместе подумаем над выбором.


Женщина поджала губы.


– У вас же есть лицензия?

– Да, но…

– Значит все ваши животные безопасны для человека. Так?


Мне оставалось только кивнуть. Всех небезопасных ещё лет десять назад отобрали у владельцев и погрузили в принудительную симуляцию. Назывался этот фашизм «лицензирование».


– Значит я буду ездить на нём. Не нужно пытаться мне подсунуть старую клячу.


Меня вдруг охватило жгучее, почти непреодолимое желание отказать ей в занятии. Случись этот разговор лет двадцать назад, я бы так и сделал.


Но сейчас я не мог себе позволить такой роскоши.


За бумом спроса на мои услуги постепенно пришёл спад. Теперь детей заводили уже те, кто и сами родились во время грави-обуви, джет-паков и симуляций. И их не очень заботила физическая слабость их чад.


Даже после того, как на «лицензировании» у меня отобрали треть поголовья, даже после того как я сам с болью в сердце продал ещё несколько коней, я едва сводил концы с концами. И то, что ежегодно приходилось сбивать цену на услуги, делу тоже не помогало.


А лошади хотят есть каждый день. Независимо от того, работают они или нет.


– Как угодно, мэм. Я поседлаю Шторма. Вон за той дверью находится раздевалка, подберите подходящий вам шлем. Я так понимаю, помощь вам не нужна?


Линси лишь закатила глаза. Ну да, мастер спорта…


Несмотря на её нетерпение и вздохи, я прочитал ей полный инструктаж по технике безопасности. Наблюдая за тем, как размашисто и небрежно она ставит подпись на бланке, я сказал:


– И самое главное: пожалуйста, внимательно слушайте меня. Это залог безопасности – и вашей, и лошади.


Потом я несколько минут тоскливо наблюдал, как Линси злится, пытаясь залезть в седло. От помощи она отказалась наотрез, и – спасибо идиотскому ковбойскому духу симуляций – от табурета отказалась тоже. Чуть позже ей всё же пришлось пересмотреть свои взгляды, и забраться на Шторма с подставки.


Занятие обещало быть долгим.


Она делала неправильно всё. Постоянно дёргала повод, нервируя и без того взвинченного Шторма, плюхалась на рыси об седло и постоянно прикрикивала на коня.


– Линси, – в очередной раз, как можно терпеливее пытался объяснить я, – пожалуйста, не кричите. Он останавливается, реагируя на неправильную посадку. Он так обучен. Шторм требователен к квалификации всадника, поэтому он не подходит для первых занятий.


– Вы хотите сказать, что я ничего не умею? Да у меня две тысячи часов в седле! Просто ваш конь – дурноезжий! А вы пытаетесь спихнуть всё на меня.


«Ух ты, какие мы знаем слова», – подумал я.


– Он просто не хочет работать. В следующий раз я надену шпоры.

– Линси, шпоры запрещены к использованию на живых животных много лет назад. Давайте ещё раз попробуем сделать всё правильно, и Шторм обязательно начнёт вас слушаться…


Но надо признаться, в упорстве ей отказать было нельзя. Ближе к концу занятия она всё же смогла более-менее сносно держаться и растолкать несчастного Шторма.


– А когда мы будем делать галоп?

– Не на первом занятии.

– Но у вас на сайте написано, что это зависит от квалификации всадника! А у меня она высокая!


Не удержавшись, я всё же огрызнулся:

– А у меня на сайте написано, что я засчитываю виртуальные часы как реальные?


Клиентка посмотрела на меня так, будто хотела прожечь дыру. Ну и к чёрту.

Я старше её раза в три, а то и больше. Если для неё сто лет опыта работы с лошадьми – не повод у меня поучиться, так тому и быть.


Иллюстрируя слово, которое мне хотелось сказать, Шторм остановился и наложил большую кучу. Видя, как сморщилась Линси, я счёл неразумным просить её объезжать навоз, надел перчатки, взял дежурное ведро и принялся за уборку.


И зря.


Я не знаю, как именно она смогла это сделать – может, просто ударила. Шторм протестующе взвизгнул, подпрыгнул и поднялся в галоп. Не успел я ничего предпринять, как Линси вывалилась из седла, и, зацепившись одной ногой за стремя, упала головой вниз.


Шторм остановился быстро, но мне было не до него.


– Линси! Подождите, не вставайте. Давайте сначала убедимся, что вы ничего не сломали.


Совершенно не реагируя на меня, женщина села, с трудом сфокусировала взгляд и сказала:

– Ваш конь совершенно неуправляемый. Ноги моей здесь больше не будет. А ещё я буду жаловаться.


Я молча помог ей подняться. Линси, не оглядываясь, пошла к выходу из манежа.

Наверное, мне стоило догнать её и попытаться успокоить. Но я поймал на себе взгляд Шторма. Бедный конь переминался с ноги на ногу и всем своим видом выражал недоумение и стыд, мол, сам не знаю, как так вышло, прости.


Я нашарил в кармане кусочек сахара.

– Не расстраивайся, друг, ты ни в чём не виноват. Прости меня, я не должен был разрешать этой сумасшедшей ехать на тебе.


Шторм уткнулся в меня головой, прося почесать ему между ушами. Издалека донесся звук отъезжающей машины.


«Раз села за руль – значит, в порядке» – рассудил я. На сегодня оставалось ещё много дел.


***


За несколько дней я уже почти забыл об этом инциденте. Как оказалось – совершенно зря.

Я был на улице, когда заметил этих двоих.


Как же я их ненавидел!


– Мистер Уолтон, добрый день!

– Мистер Гимли, мистер Клинтон. Чем обязан?

– В Департамент защиты животных поступила жалоба на вас.


Департамент защиты животных. Ну конечно. Скорее уж Департамент защиты от животных. Всё, чем занимались эти прощелыги последние хренову тучу лет – отнимали питомцев у владельцев и погружали их в симуляции. Ах да. Ещё всячески помогали корпорации «Пэт Электроник», хоть и яростно это отрицали.


– Да, несколько дней назад у меня произошёл неприятный случай. Но должен заверить, это произошло исключительно потому, что клиентка грубо нарушала мои инструкции.

– Записей с камер наблюдения у вас, конечно же, нет? – насмешливо спросил Гимли. Из них двоих он недолюбливал меня сильнее, считая выжившим из ума стариком. Вот и сейчас не упустил случая вставить шпильку. Департамент направил мне уже с десяток рекомендаций по установке камер. Но у меня были свои причины этого не делать.


– Нет.

– Значит, ваше слово против её.

– Получается, так. Но она была здесь впервые. А я добросовестно работаю уже десятки лет. Наверное, это должно что-то значить?


Клинтон отвёл глаза, и, кажется, смутился. Не успел я удивиться его внезапной совестливости, как Гимли сказал:


– Вот об этом мы тоже хотели с вами поговорить. Департамент восхищён вашей трудоспособностью. Вы уже двадцать лет являетесь абсолютным рекордсменом-долгожителем среди заводчиков.


– И?


– И должен сказать вам прямо: мы весьма обеспокоены вашим здоровьем, и судьбой ваших питомцев. Вы не молодеете, Уолтон. Уход за лошадьми – тяжёлый труд. У вас уже давно нет конюха, а справляться со всем самому… Мне кажется, вы заслуживаете лучшей жизни.


– Меня не очень заботит, о чем вы беспокоитесь. И тем более, что вам там кажется. Но вы правы: у меня очень много дел. Поэтому говорите прямо, что вам от меня нужно, и покончим с этим. Надо дать письменное разъяснение по инциденту?


– Боюсь, оно уже ничего не изменит. Департамент комплексно рассмотрел ваше дело. Приняли во внимание игнорирование ряда наших рекомендаций, ваш возраст и состояние здоровья… Последняя жалоба не сильно повлияла на результат, скорее поставила точку. У меня на руках постановление. Вам больше нельзя держать живых лошадей.


Я замер. Во рту пересохло, ладони вспотели, а мысли никак не хотели собраться во что-то связное.


– Но… но вы не можете просто взять и отнять у меня дело всей моей жизни! Это… это просто грабёж! Я подам на вас в суд!


– Никто вас не грабит, – вступил в разговор Клинтон, – взамен ваших животных мы доставим вам искусственных коней, в этот же день. Аналогичных мастей и характеристик. Мы использовали все ваши данные – вы даже не почувствуете разницы. Серьёзно, Уолтон, вы уже давно не интересовались современными разработками, а там случился настоящий прорыв.

Разумеется, замена будет бесплатной. Правда, половину выручки вы будете перечислять в Департамент, но так как электронные кони не нуждаются в еде, лекарствах, воде – вы будете обеспечены гораздо лучше, чем сейчас. И гораздо более свободны. А все ваши питомцы получат первоклассные симуляции на срок, оставшийся им до среднестатистического возраста смерти.

Мы похлопотали о том, чтобы вам досталась партия с новейшими моделями – у них заложены имитации не только рабочих процессов, и вообще очень богатый функционал. Вы сможете даже выводить их на пастбище, если захотите.


– Я никогда, слышите? НИКОГДА это не подпишу!


– И не надо, – нагло улыбнулся Гимли, – вам стоило всё же почаще интересоваться новостями. С учётом вашего возраста, Департамент вправе сам принять решение, защищающее интересы ваших питомцев.


Я лихорадочно перебирал в памяти всё, что слышал в последнее время. Да, была какая-то история о том, что живых, а не роботизированных питомцев сейчас держат в основном только пожилые люди. Которые зачастую не в силах должным образом заботиться о животных, но не хотят это признавать. Были какие-то акции протеста, петиции…


Но при чем тут я? Мои лошади идеально ухожены! Этого всего просто не может быть. Мне это снится.

Так и знал, что не стоит менять снотворные таблетки.


– Джек… – мягко сказал Клинтон, – я понимаю, сейчас это удар для вас… Но вы быстро поймёте, что мы были правы. Все, что мы делаем – мы делаем ради вас и ваших питомцев. Вы заслуживаете лучшей жизни!


– Вы хотите отнять всё, что мне дорого, под видом этого вашего дебильного лозунга, – прохрипел я.


– Не думаю, что официальный правительственный девиз можно назвать «дебильным лозунгом», – сухо ответил Гимли.


– Мы решили, что для вашего удобства будет лучше, если мы сделаем это быстро. Обмен произойдёт в течении часа, водитель уже на подходе. Мы проследим, чтобы всё было исполнено надлежащим образом.


Я должен был идти внутрь. Должен был лечь на пороге и не дать им это сделать. Или хотя бы должен был попрощаться.


Но я не смог. Я осел прямо на землю, с трудом глотая воздух.


Во мне было больше десятка искусственных суставов, несколько медицинских пластин на когда-то сломанных костях, мне под кожу регулярно вкалывали литры какой-то дряни, чтобы я выглядел помоложе и не распугивал своей сморщенной рожей клиентов. Но сердце было моё, настоящее, и я всерьёз опасался, что сейчас оно не выдержит.


Я пережил свою жену и своего сына. Я пережил то, что мои внуки и правнуки совсем не интересуются мной и не разделяют мою страсть. Но сейчас, слыша как ржут мои лошади, не желая грузиться в чужие коневозки, я плакал как ребёнок.


Слезы катились по щекам непрерывным потоком, капая на одежду и оставляя мокрые следы. Даже если бы кто-то и подошёл ко мне, не уверен, что мне удалось бы успокоиться.

Но моя подпись и не требовалась, верно? Через какое-то время всё стихло. Я заставил себя подняться на ноги и пойти внутрь.


На первый взгляд, ничего не изменилось. Крысы из департамента были правы – никакого сравнения с первыми моделями.


Эти лошади выглядели, как настоящие. Они даже пахли почти как настоящие. А ещё мне не соврали, визуально кони были точной копией моих.


На всех денниках кто-то заботливой рукой пририсовал букву «Э» к кличкам лошадей, обозначая их происхождение. На столе у входа лежала стопка документов – новые кони в них значились под моими кличками.


Э-Бриз увлеченно ворошил копытом сено. Э-Бьюти тыкалась носом в поилку, и только внимательный наблюдатель смог бы заметить, что она не пьёт, а только мочит губы.


Я подошёл к Э-Шторму. Он был очень похож на моего – сильный, красивый, теплый. Идеально вычищенная шерсть блестела, грива уложена волосок-к-волоску.


Но в его глазах не было и намёка на узнавание.


Он дал себя погладить. Не противился, когда я почесал ему между ушами. Заинтересованно ткнулся мордой мне в ладонь, когда я полез в карман за сахаром.


Внезапно меня охватил дикий гнев.

– Ты, скотина! Ты ненастоящий, слышишь? Не-на-сто-я-щий! Ты просто идиотский робот, а не конь!


Э-Шторм никак не отреагировал на мои крики. Не шарахнулся в сторону, не прижал уши. Ну конечно – это же главное достоинство электронных питомцев. Они терпеливы и никогда не сделают ничего, что может напугать или навредить их хозяевам.


Я ударил его. Он даже не вздрогнул, а я здорово ушиб кулак. Но я продолжал молотить по теплому гладкому боку, пока совсем не обессилел. Потом я сполз на пол.


Подстилка была немного влажной и с душком – сегодня я еще не отбивал денники. Больше мне не понадобятся новые опилки – искусственные кони не ходят по нужде.


Я сидел на полу прямо под копытами коня, чего никогда бы не позволил себе с живой лошадью. Поняв, что я не буду его больше бить, Э-Шторм опять начал проявлять ко мне интерес. Должен заметить, набор его функций по взаимодействию и правда был довольно разнообразен.


Мне впервые за все мои годы отчаянно захотелось умереть.


Но было одно дело, которое я никак не мог отложить или доверить кому-то другому.

Бесцеремонно схватившись за хвост Э-Шторма, я рывком поднялся на ноги и, пошатываясь, направился в кладовую за овсом.


***


Джои не заметил разницы.


И даже не расстроился, когда я ему всё рассказал. Только немного подумал, и спросил:

– Значит, теперь я могу кататься на всех и не бояться упасть? Даже на Шторме?


Через две недели миссис Стеттон впервые зашла на конюшню – ведь теперь там почти ничем не пахло. Хоть сами искусственные кони и обладали характерным запахом, похожим на лошадиный, но они не потели, не делали кучи и не мочили опилки.


А ещё они были абсолютно безопасны.


Она заглядывала в денники, гладила животных и ворковала. А мне хотелось встряхнуть её пару раз, и отвесить смачную оплеуху.


«Им плевать на твои сюсюканья, слышишь??»


Вопреки ожиданиям, мои старые клиенты не разбежались. Чуть позже я узнал, что тот рейд не был акцией, направленной против меня лично – за пару недель на сотни миль вокруг искусственные лошади заменили настоящих везде, где было хоть малейшее основание сделать это законно.


На удивление, у меня прибавилось и новых клиентов. После рейдов была запущена социальная реклама здорового образа жизни, где через каждые пять секунд мелькали кадры счастливых всадников.


Уверен, приток средств в Департамент охраны животных оправдал все их усилия.


Но самое забавное, что прознав о замене, ко мне регулярно стала ходить Линси. Я думаю, ей просто хотелось утереть мне нос – в отличие от настоящих, электронные кони хорошо реагировали на идиотские действия из симуляций – видимо, на каком-то этапе разработчики синхронизировали усилия.


Так что уже через пять занятий она неплохо смотрелась в седле. Смотрелась бы и лучше, если бы хоть немного больше двигалась в реальной жизни – даже учитывая неприхотливость в управлении моих новых подопечных, чтобы держаться в седле, нужно иметь мышцы, а не желе.

Но сегодня все тренировки закончились рано. Я слонялся по конюшне, не зная, чем себя занять – я так и не привык, что мне теперь не нужно кормить, убираться, работать коней.


А ещё я с нетерпением ждал темноты.


Заперев ворота на замок и убедившись, что на горизонте нет незваных гостей, я обошёл конюшню и открыл невзрачную, но довольно широкую дверь в подвал.


Вниз вела не лестница, а трап. И не нужно было включать свет – там он горел у меня всегда.

Из повала доносился запах, не очень сильный, но от него на глаза навернулись слёзы. Слёзы радости.


Боже, спасибо тебе за тот случай и за то, что надоумил меня никому об этом не рассказывать!

Спустившись, я подошёл к огороженному загону. В нём лениво жевала сено настоящая живая лошадь.


Шесть лет назад Департамент издал распоряжение о принудительной кастрации всех животных, находящихся в частных руках.


Но чуть больше, чем за год до этого, я не уследил за своим единственным тогда ещё жеребцом – Штормом, который добился благосклонности находящейся в охоте Бьюти. Результатом моей оплошности стала малютка-кобыла гнедой масти.


Я не знаю, что сподвигло меня никому о ней не сообщать. У неё нет ветеринарного паспорта, я никогда не делал ей прививок, она не чипирована. Только за эти факты меня уже могли упрятать за решётку, даже не учитывая того, что я всю жизнь содержал её в подвале и выводил наружу только по ночам.


Я сам заезжал её. Она бы не пережила ни одну проверку – слишком мало внимания я мог ей уделять, и она совершенно точно не была миролюбивой прокатной лошадкой, готовой возить каждого чайника.


Я решился дать ей имя, только когда ей было уже четыре года. До этого я звал её просто Малютка. Но когда она в очередной раз сбросила меня во время занятия, имя пришло само собой – Уайлди. Дикая.


Последняя настоящая лошадь, которую мне суждено видеть. Моё величайшее сокровище.


– Здравствуй, красавица! Прости, я не смог с тобой вчера поработать. Но у меня есть идея получше: давай сегодня погуляем? На улице пасмурно, и даже если нас заметит какой-нибудь дрон, в случае чего мы скажем, что это была глупая электронная копия твоей мамы.


Уайлди слушала меня, отвлекшись от еды и чуть склонив голову на бок. Она была восхитительным животным – умным, чутким. Как жаль, что у меня получается так мало времени проводить с ней. Но осторожность, тем более теперь – превыше всего.


Хоть кобыла и была чистой, я все же ещё разок прошелся щеткой по гладкой шерсти. Когда я проверял живот на наличие грязи и склеек, Уайлди недовольно дернула головой и топнула.


– Тебе щекотно, да? Ну потерпи. Ты же не хочешь, чтобы подпруга тебе что-то натёрла?


Кобыла шумно вздохнула. Я улыбнулся.


Пока я возился, ветер разогнал тучи, и на небе появилась полная луна. Я замер на выходе и засомневался: может, стоит отложить прогулку?


Но Уайлди нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Я физически ощущал, сколько в ней нерастраченной энергии, как сильно ей хочется побегать. Мой участок стоял на отшибе, и граничил с большим полем. В конце концов, ну кому я могу тут попасться достаточно близко, чтобы вызвать подозрения?


Отшагнув положенные десять минут, я позволил кобыле ускориться.


В прохладном влажном воздухе угадывались первые нотки осени. Деревья были ещё зелёные, но ночи становились длиннее и холоднее, что сейчас мне было только на руку.


Заставив Уайлди сбавить ход после первой рыси, чуть погодя я разрешил ей перейти в галоп. Сегодня она была в духу, похрапывала в такт движению и иногда мотала головой, пытаясь отобрать поводья. Я ласково разговаривал с ней, успокаивая. Немного наклонившись, я погладил её по тёплой влажной шее:

– Тише, девочка, тише. Не горячись. Сегодня я дам тебе побегать столько, сколько ты захочешь. Обещаю.


Электронные лошади не горячатся. В них не струится сила, у них нет настроения. Верхом на них ты не чувствуешь, хочется ли им двигаться. Они не потеют. Их дыхание не становится шумным от нагрузок.


Я на миг закрыл глаза.


И пропустил момент, когда прямо из-под копыт Уайлди выскочила куропатка.


Кобыла испугалась и шарахнулась в сторону, не сбавляя хода.


В былые времена я бы только посмеялся. Но те два придурка из Департамента были правы в одном – я уже не тот.


Ослабевшие мышцы не удержали меня в седле, и я позорно свалился. Падая, больно ударился, но что хуже – сбил дыхание. Пытаясь впустить в себя хоть немного драгоценного воздуха, я увидел, как ко мне подошла Уайлди. Она вернулась. Вернулась за мной.


Я всё же смог вдохнуть. Прикоснувшись к гудящей голове, я с удивлением увидел на руке кровь. Вытерев её о влажную от росы траву, я позволил себе просто полежать на земле, глядя в усыпанное звёздами небо.


Внезапно в мои мысли прорвались занудные голоса Гимли и Клинтона, наперебой убеждающие меня в том, что с искусственными конями мне будет лучше.


«Вы быстро поймёте, что мы были правы. Всё, что мы делаем – мы делаем ради вас и ваших питомцев. Вы заслуживаете лучшей жизни!»


Уайлди, сбитая с толку моим поведением, ткнулась носом мне в бок. Я хрипло засмеялся.

Они и понятия не имеют, что это такое – жить.

Показать полностью
350

Отказная

– Следующий!


Дородная дама в бесформенном костюме и очках во внушительной оправе грозно зыркнула на мающихся в очереди людей.


Интеллигентного вида старичок втянул голову в плечи, и без того бледная девушка нервно сглотнула и выронила из дрожащих рук истерзанный скомканный платочек. Храбрящийся молодой человек подумал, что как только дама уйдёт, надо бы незаметно испариться. Ему вдруг показалось, что проблема, с которой он пришёл, не так уж и страшна. Куда страшнее, если за ним явится вот такая мадам.


Мужчина, который имел неосторожность быть следующим в очереди, почти не изменился в лице и лишь едва слышно выдохнул. Чуть раздражённо – от вида дамы, и облегчённо – от того, что вот-вот решит беспокоящий его вопрос.


Женщина решительно зашагала по коридору, не удосужившись обернуться и проверить, поспевает ли за ней клиент. Их путь закончился у обшарпанной дверки с надписью:


«№ 44. Каменюк Ульяна Васильевна, старший специалист».


Кабинет оказался под стать двери. Мебель, просящаяся то ли на чью-то дачу, то ли сразу на свалку, потрескавшаяся краска на стенах, парочка перегоревших лампочек в видавшем виды светильнике.


Ульяна Васильевна смело уселась в жалобно скрипнувшее под могучим весом кресло, кивком указав на хлипкий стул для посетителей. Резко и отрывисто произнесла одно слово:


– Ну!


Мысленно закатив глаза, посетитель протянул папку с личным делом и заполненное заявление. Сказать по правде, он уже давно отвык от таких убогих интерьеров и столь пренебрежительного обращения. Но увы – изменить судьбу можно было только в Канцелярии. Которая мало того, что была полностью некоммерческой структурой, так еще и крайне плохо финансировалась.


Государство и вовсе с радостью бы отказалось от Канцелярии – куда как удобнее, когда все граждане следуют предначертанной судьбе; но Конституция пока что всё ещё гарантировала каждому человеку право на перемены. Правда, в Конституции ничего не было сказано о том, что это право должно быть реализовано в виде качественно оказанных услуг – и чиновники сделали всё, чтобы граждане сами до последнего не хотели бы обращаться в подобное заведение. Например, нанимая таких вот очаровательных работниц.


Ульяна Васильевна изучала материалы дела, сдвинув очки на лоб.


«Интересно, – подумал посетитель, – читает она без очков, на клиентов смотрит поверх них… Такое ощущение, что они ей только для грозного вида».


Словно подтверждая его мысли, специалистка снова водрузила чудовищного вида аксессуар себе на кончик носа, одарила мужчину долгим и мрачным взглядом поверх толстой оправы, после чего откинулась на спинку многострадального кресла и сказала:

– Ну и?


Мужчина уже было открыл рот для язвительной отповеди в духе «там же все подробно написано, я что, зря ваше заявление семь раз переделывал?», но вспомнил вдруг, что в Канцелярии имеют право отказать клиенту в оказании услуг за «поведение, отклоняющееся от нормального». Причём, насколько он слышал, трактовали здесь эту нечёткую формулировку весьма свободно, и использовали часто.


– Меня зовут Краснов Пётр Валерьевич. Я – топ-менеджер крупной компании. Вхожу в совет директоров. Женат, двое детей. Хочу изменить свою судьбу.


– А я тут причём? – нелюбезно ответила Ульяна Васильевна. – И чего только таким как вы не хватает-то, а? Я ещё могу понять, когда бедные и больные приходят. А ты-то – взрослый мужик, при деньгах. Чё тебе надо ещё? Для вас даже слово отдельное придумали, как его там… даун… даун… Дауншифтеры, вот. Иди и увольняйся, я тебе зачем?


Пётр Валерьевич, правый глаз которого отчётливо дёргался на каждом «дауне», вопреки ожиданиям, не стал скандалить. Он вдруг ссутулился, съёжился как сдутый воздушный шар, очень устало посмотрел на возмущённую специалистку, и ответил:


– Вы же знаете, что это бесполезно. Я уже трижды пробовал. Но куда бы я не пошёл работать, меня замечают, нагружают сверхобязанностями, потом повышают, и так несколько раз… У меня на роду написано быть начальником. А я больше не могу. Вам может кажется, что это очень здорово – руководить. А я вот что скажу: у меня давно уже всё есть, кроме покоя.


Знаете, каково это, быть топ-менеджером? Спать по 4 часа в сутки, работать по 12-14. С телефоном нельзя расставаться даже в туалете, не то что в отпуске. Большинство людей тебя ненавидит, боится или завидует. Особенно когда увидят в годовых отчётах размер премии. А я уже не помню, когда последний раз в руках книжку с детективом или фантастикой держал, а не бизнес-литературу. Когда по радио слушал что-то кроме новостей. Всё время надо быть в курсе всего, на всё реагировать…


Вот вы думаете легко подписать документ на сокращение 1000 человек? И идти потом по зданию, встречаясь с ними взглядом? А журналистам с уверенным видом доказывать, какое правильное это было решение для компании… Да что я вам рассказываю, откуда вам знать…


Я ведь и совсем не работать пытался. Так глазом моргнуть не успел, как меня сначала главой совета дома назначили, потом в районную администрацию потянули… И ведь каждый раз всё так поворачивается, что нельзя отказаться. Судьбу-то не обманешь… Не могу так больше. Устал. У меня по плану через 10 лет инфаркт на рабочем месте. А я не хочу. Сделайте что-то с этим, я вас от всей души прошу!


К концу своей исповеди Пётр Валерьевич совсем слился с шатким стульчиком, растеряв всю уверенность и импозантность. Ульяна Васильевна тяжело вдохнула, ещё раз глянула на клиента поверх своих очков, но он лишь жалобно смотрел в ответ, ожидая решения.


– Ну ладно, посмотрим, что у нас тут есть…


Она открыла ящик стола, вытащила несколько зелёных папок, бегло пролистала их и сказала:

– Учтите, вам будет предложено только три варианта с другими опциями по карьере. Откажетесь – пеняйте на себя.


Вариант номер один – безработный. Жена от вас уйдёт, отсудив почти все деньги. Дети общаться будут, но уже после того как повзрослеют. Зато спокойно доживёте до глубокой старости, выращивая огурчики на участке, доставшемся в наследство.


Второй вариант: вас со скандалом выгоняют из совета директоров по подозрению в махинациях. Репутация загублена, коллеги и партнёры отворачиваются, но уволить не могут за недоказанностью. Что тут ещё… перевод в дальний филиал начальником сектора, живёте вполне безбедно, семья остаётся с вами, но через двадцать лет кончаете жизнь самоубийством от ощущения несправедливости и от тоски.


Пётр Валерьевич ошеломлённо смотрел на невозмутимую Ульяну Васильевну.


– А… есть вариант при котором я спокойно увольняюсь и живу остаток жизни на накопленные средства?

– Мужчина, – суровый тон усилил эффект очередного убийственного взгляда, – нельзя пользоваться благами судьбы, от которой вы желаете отказаться. За всё нужно платить. Вот будь у вас карма положительная – часть негативных эффектов можно было бы и списать. А карма у вас самая обычная. Так что либо принимаете новую судьбу в том виде, как она записана, либо прекратите тут ныть и тратить моё время! Будете третий вариант рассматривать?


Несчастный Пётр Валерьевич только кивнул.

– Увольняетесь с работы, получив прекрасные отступные. На радостях едете с женой в кругосветное путешествие, оставив детей на бабушку. На лайнере в Карибском море получаете зависимость от азартных игр и алкоголя, продолжаете пить и играть ещё два года, пока не проматываете все деньги. Потом лечитесь, и после реабилитации устраиваетесь мелким начальником в средней руки контору, и спокойно живёте еще двадцать пять лет. Правда, периодически уходя в запои, но не очень продолжительные. Умираете в своей постели от болезни печени. Семья вас терпит и не бросает.


Вообще-то, Пётр Валерьевич не пил. Совсем. Но ни секунды не сомневался, что выбери он такую судьбу, то противиться не сможет – ему ли не знать силу неодолимого рока.

– Ну так что? Безработный, неудачник или алкоголик?


От таких хлёстких определений мужчина вздрогнул.


Может лучше оставить всё как есть?


Из кармана дорогого пиджака появился смартфон последний модели. С момента, как Пётр Валерьевич появился в Канцелярии, он не ответил ни на один звонок. Телефон любезно подсказал, что за последние два часа ему пытались дозвониться 24 раза, а количество входящих сообщений в трех разных мессенджерах превышает сто штук.


«Да пошло оно всё», подумал Пётр Валерьевич, чувствуя, как от раздражения покалывает сердце.


– Оформляйте алкоголика. Всегда хотел увидеть Карибское море, а в отпуске уже пятнадцать лет не был.


Дальше дело пошло на удивление быстро. Ульяна Васильевна без лишних взглядов и вздохов споро заполнила все нужные документы, извлекла из большого сейфа чудно́го вида светящуюся печать, и твёрдой рукой поставила отметку поверх подписи клиента.


–И всё? – нерешительно спросил Пётр Валерьевич, – я ничего не чувствую.

– Так вам замену судьбы сделали, а не обрезание. Идите уже, увольняйтесь. А мне работать надо.


Несмотря на грубые слова, тон был уже скорее ворчливый, чем холодный. Всё еще не веря в произошедшее, Пётр Валерьевич выпрямился, схватил документы и направился к выходу.

Ульяна Васильевна вздохнула, с тоской посмотрела на сиротливо лежащие на тумбочке печеньки и банку растворимого кофе. Но увы, до дневной нормы нужно принять ещё четверых, а времени осталось совсем мало.


Как она ни старалась произвести угрожающее впечатление, люди всё равно раз за разом многословно изливали ей душу, да и от замены не отказывались. А у неё вообще-то нормированное время приёма… И план по отказам… Не выполнишь – и премии лишат, и карму загубишь.


Снова вздохнув, она нацепила очки с простыми стёклами без диоптрий и пошла за новым клиентом.


Молодой человек уже ретировался, деда забрал кто-то из коллег. Зато нервная девушка была всё ещё на месте.

Быстрая прогулка по коридорам, кабинет…


– Татьяна, а вас-то что не устраивает? Вы через пять лет замуж выходите за бизнесмена. Двое детей, домохозяйка, шестеро внуков. Родители выбрали вам чудесную судьбу. Вы зачем сюда пришли?

– П-понимаете… – запинаясь, промямлила девушка, – у меня в судьбе несчастная любовь… И она… и я… а он…


Так и не сумев чётко сформулировать мысль, девушка залилась слезами. Ульяна Васильевна внутренне застонала – дело обещало затянуться надолго. Она бегло пролистала папку клиентки. Ну, так и есть – карма у девчонки самая обыкновенная, без бонусов. За успешное замужество и безоблачную семейную жизнь ей нужно пройти через тяжёлый роман с начинающим актёром, и сейчас она в самой середине истории. Измены, расставания, воссоединения, снова измены…


– Татьяна. Прекратите реветь, а не то я вас выгоню.


Девушка испуганно икнула, но послушно замолчала.


– Вы чего от меня хотите?

– С..судьбу. Новую. Где мы вместе. Можно?


Ульяна Васильевна открыла ящик и достала папки. У неё каждый раз мурашки бегали от того, как этот гадкий стол подбрасывает ей нужные дела. Нет, это удобно конечно, но всё равно как-то жутко. Да и ремонта в кабинете ей не видать – говорят, последний завод по производству магической мебели закрыли, так что сидеть ей за этим дьявольским столом до скончания века.

Материалы папок сообщали, что варианты связать свою судьбу с актёром у девушки были, но довольно безрадостные.


Можно остаться с ним до конца жизни, но при этом он потребует сделать аборт, а Татьяна навсегда останется бесплодной. Есть вариант завести с ним пару чудесных детишек, но когда ей исполнится сорок, он уйдёт к другой.


И ещё вариант где она ради него ругается со своей семьей, а потом колесит с ним по всей стране, пропускает болезнь и похороны матери и до конца жизни ненавидит себя за это.

Ульяна Васильевна подняла глаза и посмотрела на Татьяну. Невинный взгляд, дрожащие губы, трогательные вьющиеся волосы.


«Дааа… а родители-то для тебя получше долю выбрали».


Чуть подумав, Ульяна Васильевна твёрдо решила: испортить жизнь она Татьяне не даст. Да и по отказам план делать надо


И принялась орать.


От неожиданности девушка подпрыгнула. Потом разревелась, а еще через семь минут морального давления и изощрённых оскорблений быстро подписала бланк отказа, лишь бы скорее покинуть кабинет.


А специалистка устало откинулась на спинку кресла, чувствуя, как у неё подскочило давление.

«Доведут они меня …»


Остаток дня прошёл спокойнее. Она быстро оформила замену судьбы великого спортсмена на плотника, который умрёт не в сорок пять лет в одиночестве и забвении, а в семьдесят пять в окружении семьи; судьбу певицы поменяла на воспитателя детского сада…


«Ох уж эти родители, – думала она каждый раз. – Навыбирают всякой ерунды, а дети потом мучаются. Лишь бы известным и богатым был, а то что умрёт от передоза – «зато жизнь будет яркая»... Разве в этом счастье?».


Последним клиентом был упёртый сантехник. Его она отправила покорять космос и героически погибнуть при выполнении миссии.


Без четверти шесть Ульяна Васильевна выдохнула: она всё-таки успела выполнить норму. Теперь отчёты – и домой. И наконец-то можно сбегать в туалет…


Из зеркала на неё смотрела усталая баба неопределённого возраста и размера. По которой явно видно, что все свои неудачи она обильно сдабривает чем-то вкусным, и преимущественно – на ночь глядя. Стараясь не встречаться с ней взглядом, Ульяна Васильевна быстро помыла руки и вернулась в кабинет.


Всё же не удержалась, и достала изрядно потёртые бирюзовые папки.


Одна предлагала ей похудеть на тридцать килограмм, завести интрижку с женатым мужчиной, и ближайшие лет десять то порхать от любви, то сгорать от ненависти.


Вторая папка давала возможность усыновить двоих детей, брата и сестру. Брат станет ученым, и до самой её смерти будет называть «мамой», нежно любить и заботиться. А вот сестра станет проституткой, уверенной, что виновата в этом её приемная мать.


Третья обещала унылое замужество с нелюбимым мужчиной. Зато без взлетов и падений…

Мама Ульяны Васильевны, когда пришло её время выбрать судьбу для дочери, пожелала той стабильную работу и независимость. Не особо вникая в то, что независимость идёт в комплекте с невыносимым одиночеством….


За окном темнело. Отчёты ждали.


Была, правда, ещё одна папка, в которую Ульяна Васильевна заглядывала только во время особо острых приступов меланхолии.


В ней сиротливо ютилась всего одна бумажка с пустым бланком заявления.


Никто из клиентов Канцелярии никогда не просил этот бланк. За невостребованностью, информация о такой опции почти совсем забылась, и только служащие со стажем знали: можно вовсе отказаться от предначертанной судьбы.

Тогда человек будет волен сам распоряжаться собой. Вот только и сам отвечать за все свои решения.


Иногда Ульяна Васильевна мечтала, каково это могло бы быть. И даже доставала бланк заявления, и брала ручку…


Вот только…. не знать даже дату своей смерти? Это же просто ужасно. Она и дорогу-то будет бояться перейти… Нет, это какая-то фантастика. Не может нормальный человек жить в такой неопределённости и не сойти с ума.


А если все её решения приведут к участи гораздо более одинокой, чем сейчас? У неё хотя бы работа есть. И возможность в любой момент получить другую судьбу. Да и карма потихоньку растёт… Еще лет пять, и можно будет исправить новый сценарий на более приятный.


«К чёрту эти авантюры» – подумала Ульяна Васильевна, убрала отказную поглубже в ящик, и принялась за отчёты.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!