Реформы, как известно, во все эпохи и в любом месте – время хаоса. В российской армии реформы длятся уже без малого двадцать пять лет, и с ними связано множество удивительных или даже диких историй. Например, героя сегодняшнего интервью фортуна военных реформ перенесла с рядовой солдатской должности в самое сердце Министерства Обороны.

- Добрый день, Вас зовут…

- Допустим, Марк Николаевич. Мое положение не позволяет мне быть излишне разговорчивым и откровенным – я, видите ли, являю собой пример очень распространенного в нашей армии явления, когда что-то теоретически невозможно, а на практике необходимо и потому существует. Но об этой практике лучше молчать.

- То есть Вы не вправе назвать мне даже место своей работы?

- Службы. Работают на чужого дядю, как известно, а родину защищать – это служба. И для нашего разговора существенно лишь, что эта служба проходит в одном из департаментов центрального аппарата Министерства Обороны.

- Тогда назовите хотя бы свою должность.

- Я помощник одного из руководителей тылового ведомства, начальника департамента. Впрочем, помощник – это слишком громко звучит. Делопроизводитель, секретарь, в чем-то ординарец или денщик… Трудно определить.

- И как вам служится при своем звании в таком месте?

- Как служится? Да как всем. Стойко переношу тяготы и лишения воинской службы (смеется). На самом деле очень интересно служится. И люди уникальные кругом, и события, в общем-то, исторически разворачиваются – это я про реформу армии – а с моего места много видно. Звание особо никого не волнует, лишь бы с работой справлялся – даже и приятно порой видеть, как к тебе за помощью обращаются майоры да полковники и уважительно выслушивают твое мнение.

- И ни с какой надменностью или третированием не приходилось сталкиваться? Что Вы, мол, за выскочка, простой солдат выше офицеров забрался.

- Ну, во-первых, не выше. Вся моя значимость – это тень моего начальника, падающего на каждое мое слово и мое действие. А во-вторых, конечно, случаются иногда стычки, но гораздо чаще встречаешь внимательное и покровительственное отношение, как по причине все той же начальственной тени за моей спиной, так и по причине того, что меня просто окружают люди, годящиеся мне, как правило, в отцы.

- Так как же Вас занесло в центральный аппарат?

- Военная тайна (смеется). Если в двух словах, то ситуация выглядит так: начальнику департамента полагается офицер-помощник, но так как мой начальник лишь временно исполняющий обязанности, офицера ему никто не дает… Вот и выкрутился он, найдя меня в одной подотчетной части.

- И что Вам приходится делать?

- Постоянно находится в приемной, принимать входящие звонки и факсы, контролировать посещение кабинета, следить за документооборотом… еще о форме генеральской заботится, о наличии всех нужных вещей и расходных материалов, взаимодействовать со всеми обслуживающими инстанциями, вроде электриков и уборщиц. Иногда какие-то персональные поручения выполняю: схемы рисую, презентации, карты.

- Вот вы упомянули тяготы и лишения. В чем они заключаются? Это же центр города, цивилизация кругом, люди с высшим образованием повсюду – о таком только мечтать, казалось бы.

Разумеется, мою службу даже близко не сравнить с дежурствами на РЛС или у границы. Но своих проблем хватает, главным образом – со сном. Отбой после полуночи, подъем в семь утра – а кресло мягкое, а звук вентиляторов убаюкивающий, а кругом ни души. Все тело наполняется дремотой, голова сама склоняется набок, веки тяжелеют... Спасти может только звонок телефона или чей-нибудь начальственный окрик. И потеря ощущения времени. День похож на день, час похож на час, поэтому все что происходит, привязывается в памяти в лучшем случае к числам, а при переводе календарей по вечерам я удивляюсь – как, уже середина недели? Уже конец? Вчера только выходные были...

- А уникальные люди, которых Вы упоминали – это кто?

- Офицеры департамента. Они в большинстве своем очень опытные люди, иногда с боевым прошлым. Самых разных специальностей – артиллеристы, пехотинцы, десантники. Начальник мой – танкист, кстати. С удовольствием слушаю истории, которые они рассказывают, пока ждут приема. Рассказывают иногда мне, иногда друг другу. Обо всем – о службе, о женщинах, о командировках, о молодости, о политике, о футболе... В это время можно услышать, как нашего замминистра называют «лялечкой», обыденным языком говорят о миллионных суммах и, не сдерживаясь в выражениях, комментируют новости армейской и государственной жизни.

- Теперь давайте блиц-интервью по Вашим впечатлениям. Я начинаю предложение с эпитета, а Вы его продолжаете. Итак, в Вашей работе самое главное…

- Самое главное? Громко и четко сказать «Есть!». И вообще внятно разговаривать; на каждый вопрос иметь короткий, но обстоятельный ответ, успокаивающий любые подозрения. Исполнять порученное при этом вовсе не обязательно.

- Самое приятное?

– Компьютер. Хочешь – читай, хочешь – играй, хочешь – кино смотри. Инструмент для творчества или прожигания времени. Только в экран через плечо никому не давай заглядывать.

- Самое страшное?

– Конечно же, заместитель Министра обороны. Не знаю, почему его все боятся, но на всякий случай тоже боюсь. Мало ли у министров заместителей, но в наших стенах, если услышишь «Замминистра сказал, замминистра сделал» – никому и в голову не придет переспрашивать, о ком речь. Так что самое значимое – это тоже он.

- Самое печальное?

– Открытие, что люди в погонах мыслят теми же категориями, что и люди в штатском.

- Самое абсурдное?

– Легкий налет игры, условности на всем, что меня окружает. Возвращаешься с ужина, а в приемной офицеры сидят и спорят, кого же это начальник в своем кабинете воспитывает так, что крики сквозь две двери слышно. А тот выйдет, отряхнется, как петух после драки, и словно не было ничего.

- Самое опасное?

– Ощущение вины. Зацепят, раскрутят, подчинят – стоит лишь допустить, что ты неправ. Как говорит мой начальник «Не казни себя, в армии всегда найдется кому тебя казнить».

- Самое необходимое?

– Уверенность. В собственной правоте, в верности принятого решения, в истинности утверждений – на худой конец, хотя бы в том, что тебя не поймают. Со спокойным голосом и непроницаемым взглядом (и папкой в руках) из любой передряги можно выбраться, а если беспокойство заметно – лучше не начинай.

- И под конец – что вы можете сказать о будущем нашей армии, каким оно вам видится?

– Знаете, пытаться предугадать или спланировать будущее – дело безнадежное. Случиться может самое невероятное, и вся моя история тому доказательством.

Мне кажется, что если ты уж твердо и бесповоротно решил совершить самоубийство, то, бога ради, не надо этой традиционной унылости вроде прощальных писем жестокому миру и поименного списка тех, кто якобы виноват в том, что ты такое чмо бесхребетное. Вам же не 10 лет, чтобы искренне верить в то, что на похоронах все прям обплачутся от жалости и невосполнимости потери, ну.

Если уж принимаешь ислам, то надо обставить это так, чтобы твой самовыпил действительно надолго запомнился. Например, за несколько недель до часа икс рассказать паре тройке доверенных лиц, что ты получаешь угрозы по факсу от некоей пожилой цыганки из орловской области - дескать, она клянется выследить тебя и выпотрошить как ягненка, а все из-за того, что твоя мать когда-то украла у нее чеснокодавку. А за день до самовыпила нужно обязательно отдать пакет с этой чеснокодавкой, завернутой в 10 слоев бумаги, исписанной молитвами, на хранение кому-нибудь из тех, кому ты рассказывал эту историю.

Или вот еще хороший вариант для предсмертной записки: написать, что где-то (желательно в дремучих ебенях) ты закопал миллион долларов золотом. Естественно, этот миллион ты добыл нечестным путем, и именно поэтому и убиваешь себя, не в силах пережить муки совести, однако карту клада оставляешь - тут главное не полениться и продумать такой качественный маршрут по лесам, полям и весям, чтоб кто-нибудь, пытаясь найти ваш несуществующий миллион, обязательно погиб. Ну, или на худой конец, заблудился.

Еще хорошая штука для самоубийц - завещание. Можно завещать кому-нибудь ключ от банковской ячейки, в которой будет стоять мешок с кукольными головами, пакет левых печаток и тетрадка, исписанная различными вариациями рецепта приготовления корейской морковки.