Панельки
Я помню коридор и синие стены, в нем пахло краской и мочой. Мелкие надписи черным маркером и непристойные рисунки с тематикой – стоящий член и другие органы, символы жизнелюбия автора, надо полагать. Вверху на побелке – выцарапанные слова, вечные маты. Я еще не умела читать, поэтому вся эта похабщина меня никак не трогала. Я ходила в садик, а общий коридор был местом сбора детей разных возрастов девятого этажа малосемейки, как ее называли. Коридор казался мне бесконечным, здесь можно было ездить на велосипеде, играть в куклы, в школу в любую погоду и допоздна. Думаю, родители наши были рады спихнуть детей, и отдыхали после своих тяжелых работ, пока мы там носились; или ругались между собой без свидетелей. Я даже не помню, чтобы нас особо загоняли домой.
Там прошли лучшие моменты детства. Сейчас обшарпанные стены кажутся жуткими - вечные темнота и перегоревшие лампочки, - но тогда, в 90-е, это было наше место. Моя подружка жила напротив, и мы даже ходили друг к другу без стука. Ира была старше, и уже умела читать, ходила в школу. Она таскала у мамы – худой, высохшей женщины с выжженными химией волосами – косметику и мазалась. Как-то раз она написала у себя на щеках крупно «хуй» и «пизда», зачерпнув помаду из тюбика спичкой. Она объяснила мне значение не совсем понятных для меня знаков на своем лице, а я, из лучших побуждений, рассказала об этом родителям. Те сильно удивились и немного поругались, но дружба, соседи же, инцидент забылся.
Через пару лет мы съехали в другой, более благополучный район, и Иру я видела только раз, да и то случайно. Знакомые рассказали, что её отец однажды напился, облил бензином и поджёг жену, когда та спала. Она получила жуткие ожоги, но врачи спасли. В больнице женщина умоляла, чтобы мужа не судили. Ира рано вышла замуж, чтобы уйти из семьи, из этого кошмара. Но неудачно. Больше ничего про нее не знаю.
Мой первый серьезный жених, Денис, появился в этом же коридоре. Мне было лет семь, когда мы начали с ним драться и играть в семью. Наши родители были относительно благополучными и интеллигентными людьми, хоть еще молодыми – первое жилье, однушки в панельном доме, зато свои, заработанные. Но почему-то наши игры с Денисом проходили по следующему сценарию: он шатался и падал, я кричала и ругалась – «папа пришел с работы пьяный», это все называлось. Помню, мама удивилась, застав нас как-то за такой сюжетно-ролевой постановкой. Наверно, мои родители в молодости были довольно нетипичными, они почти не ругались, только удивлялись.
У нас с Денисом было все серьезно, она дарил мне кольца, которые брал у мамы из шкатулки, дешевая бижутерия, мне нравилось. А потом забирал, когда мама обнаруживала пропажу.
На первом этаже жила совершенно без головы «крыска-Лариска». Она много и страшно материлась, у нее были в шесть лет самые яркие лосины во дворе, и поговаривали, что она курит, что добавляло ей шику. Она носилась с мальчишками, и была, в общем-то, веселой и милой девочкой, но материлась страшно. К тому же, у нее был плеер и она знала страшные истории, что делало ее звездой панельки.
Когда мы переезжали, я плакала. Говорила, что буду приходить к ним, друзьям, каждый день. Но так ни разу и не пришла. И не скучала особо. Только вот снится часто.
