По-моему, кроссовки чем-то недовольны.

Ночь с собакеном.

Панда на самоизоляции.

По паре часов на каждую картинку, панда наверное чуть дольше рисовалась)

ПРОДОЛЖЕНИЕ УЧЁБЫ
После учебы в Старом Буздяке, получив необходимые документы, я пошёл в деревню Шланлыкуль (распложена от нашей деревни в 12 км). Середина лета, жаркий день, на школьном дворе (бывшая усадьба помещика Сыртланова) не видно ни одного человека, напротив конюшни только стоят две лошади. Когда я стоял и не знал куда идти, к лошадям подошел один мужик, одетый в белую рубашку с засученными рукавами. В руках держал ведро с фуражом. После того, как посыпал на солому фураж для лошадей, он подошел ко мне и вытирая руки соломой спросил: - «Кто такой, зачем пришел?» Я сказал ему, что принес документы для поступления в школу. Он пригласил меня к себе и, посмотрев мои бумаги, спросил, где и у кого учился.
Затем начал задавать мне вопросы.:
- Ат русча ничек? (как по русски будет лошадь?)
- Лошадь.
- Сыер русча ничек?
- Корова.
-Өй ничек?
- Дом.
- Бәләкәй өйга ничек әйтәләр? (как называют маленький дом?)
- …..
-Изба!
Впоследствии выяснилось, что этот дядя был заведующим школы 2-й ступени Низам Гайнутдинов, в которую я хотел поступить. А наша вышеупомянутая беседа являлась экзаменом для поступления. Так я стал школьником школы 2-й ступени.
В то время общежитий или квартир для съёма не было. Кто где нашёл квартиру, там и жил. Мы, ребята из Капея, с наступлением теплых дней весны и до осени (до дня Октябрьской революции) на учебу и обратно ходили пешком из дома. Во-первых, за съемную квартиру нечем было платить, во-вторых, если жить там, то надо было как то питаться. Когда я учился в 6 классе, с утра завтракал чем перепало, а в школу брал бутылку молока. Эту бутылку закапывал в землю на территории школы и во время большого перерыва откапывал и выпивал. Так до вечера больше еды не было. По приходу домой на ужин или то же молоко, или суп, сваренный из молока. Как в таких условиях жить в съемной квартире?
Так как в деревне русский язык изучали мало, сначала было тяжело учиться. Ведь все занятия, кроме татарского, проводились на русском языке. Были и учителя, кто не знал по-татарски. Со временем и я приноровился, учеба облегчилась. В одно время обучение перевели на 5-дневную. На какой бы день недели ни приходилось, учимся 4 дня, а на пятый отдыхаем. Нам только это и надо.
Как то зимой 1929 года началась сильная метель. Боясь, что заблудимся по дороге, мы решили вернуться домой по руслу реки по льду. Эта дорога стала для нас очень трудной, так как небольшая река "Кидаш" сильно извилиста, а из-за растущих по берегу ив на лед намело много снега. Так домой мы пришли только к утру.
У школы в то время был овощной и фруктовый сад. Помимо работы в период учебы, во время летних летних каникул нас привлекали туда работать по графику.
Когда мы там учились, школу стали называть ШКМ (школа крестьянской молодежи).
Во время учебы в Шланлыкуле, Галимов Хамит (он учился в 7 классе), Амиров Шакирзян и я жили в квартире у Губайдуллина Салима. Хамит брал сахар, который мы привозили с собой, и со словами «Сейчас искры из сахара пойдут!» пытался нас удивить. Обманувшись этим несколько раз, мы тоже уже больше ему свой сахар не отдавали. Хотя Салим абый и был отцом двоих детей, он любил играть с нами, шутить. Иногда даже вчетвером играли, бесились. На следующий год Хамит уехал в город Белебей, учиться в “Русской девятилетке с педагогическим уклоном”.
Летом 1930 года нас пригласили в школу. Тогда нашим учителем был Саитбаттасов Сулейман (он родился и вырос в Белебее, учился там же. Впоследствии его взяли на работу в советские органы. Впоследствии работал заместителем председателя Совета Министров Башкирской АССР). Он ознакомил нас с приказом Башкирского комиссариата образования. В нем говорилось о том, что школам не хватает учителей, поэтому в целях ускорения подготовки учителей, успешно закончивших 6 класс учеников, необходимо направить учиться в техникум. Ознакомил на словах с городом, с бытом и жизненным условиями в техникуме. Сказал, что необходимо 1 сентября приехать в Белебей и объяснил куда надо ехать.
Вернувшись домой, я рассказал эту новость своим, родители за меня искренне обрадовались. К тому времени сестра вышла замуж за Шаяхметова Шаймардана из Большой Устюбы. Хозяйство еще более укрепилось, было 2 рабочих лошади, жеребец и жеребенок, корова и около десяти голов овец.
УЧЕБА В БЕЛЕБЕЕ
В конце августа 1930 года отец на лошади отвез меня в Белебей (больше 60 км). Сначала нашли квартиру для съема, оставили лошадь и пошли в техникум. Там уже знали, что я приеду. Когда все собрались, нам сказали, что учащихся обеспечат местом в общежитии, а позже начнет работать столовая. Ранним утром следующего дня, отец оставив меня, поехал домой, так как уборочная страда была в самом разгаре.
Мне предоставили место в общежитии на улице Рабочая. Столовая техникума тоже была недалеко.
Учеба поначалу давалось тяжело. Потому что я пришел после 6 класса, там же было много учеников, которые закончили 7 классов, а программа рассчитана на 7 классников. Но и это длилось недолго, я подтянулся к остальным.
В столовой техникума кормили три раза в день, хлеб не считали, бери сколько хочешь. Из дома тоже привозил еды. Каждый одевал то, что у него есть. Одежду выдавали только особо нуждающимся. Если зимой я носил валенки, то в остальное время постоянно ходил в лаптях. Забега наперёд скажу, что в 1933 году в период грязи мне тоже выдали хромовые штиблеты, но и те 44 размера. Это были первые ботинки в моей жизни.
В 1930-31 учебном году в селах началось объединение крестьян в колхозы. И в связи с этим проходило «раскулачивание». «Кулаков» доставляли из окрестных волостей в Белебеевскую тюрьму, а когда наступал день их отправки, нам выдавали ружья и мы их провожали на станцию Аксаково. Погрузив их в эшелон, мы возвращались к себе. Эта работа была проходила ночью и повторялась несколько раз.
Осенью 1931 года нас отправили на Знаменский спиртзавод на уборку картофеля. Работали 15 дней. Места для ночевок не было, ночевали в основном, в соломенных скирдах, привезенных к ферме, или в свинарнике. Один раз в день давали теплую пищу, в остальное время – 1 пачку махорки и кирпичик хлеба для еды. Там почти все и научились курить.
В том же году нам начали преподавать бригадно-лабораторным методом. Это было так. Каждая бригада состояла из 5 учащихся. У бригады есть номер, записанный на листок, зачетная книжка. Я был в 72 бригаде. Товарищи: Кутушев Султан (из Чулпана), Кутушев Шарифулла, Сакаев Шарифзян (из Шланлыкуля) и Файзуллин (из Буздяка).
Учитель, собрав класс, кратко объясняет одну тему, и со словами «Через 5, 10 или 15 дней зачет» покидает нас. Пока не наступит день зачета, учителя не видишь. Так делается со всеми предметами. К дверям классов и лабораторий приковано по шесть гвоздей. Утром, придя на учебу, бригада вешает свою табличку на одну из этих гвоздей (выбирает какой класс желает), садится и готовит уроки или проводит время как хочет. В день зачета учитель приходит класс, который определил заранее. Члены бригады заходят все вместе. Учитель задает вопрос вошедшей бригаде. Если один из членов бригады отвечает, то он ставит оценку в зачетную книжку. Это оценка выставлялась всем в бригаде. Поэтому тот, кто лучше разбирается в каком-то предмете, тот и отвечает. В нашей бригаде я отвечал за такие предметы, как история, обществознание, география, биология. Этот метод не дал нам должного образования, поэтому его быстро отменили.
После зимних каникул 1931-32 учебного года нас направили на заготовку дров в деревню Усень-Ивановское. Это была деревня староверов. Они в свои дома людей не пускали. Председатель сельсовета насильно расселил нас по домам. Когда ложились спать, нам на пол бросали кучу соломы, и мы спим на нём, а утром эту солому сжигали в печи. Если ты захотел попить воды, берешь свою кружку и стоишь возле бака с водой. Если кто то из хозяев обратит внимание на тебя, наливает со своего ковша тебе, если нет, стоишь дальше ждешь. Прикасаться к их вещам и утвари категорически нельзя. Проработав там, где-то около месяца, мы вернулись в город.
Забегая вперед, скажу, что через 35 лет снова пришлось побывать в этой деревне. От татар уже не сторонились. Вместе с нами сидели и ели, даже пили из одной рюмки, так как своих не хватало. Когда я сказал, что раньше у вашего народа были другие обычаи, мне показывая на стол ответили: - «Да, раньше так и было, теперь по-другому. Война заставила забыть прошлое. Сейчас и кониной не брезгуем».
И хотя мы сами весь месяц заготавливали дрова, общежитие отапливали гречневой соломой. Его привозили с тюрьмы, где заготавливали крупу.
В 1931-32 учебном году в кооперативном техникуме Белебея обучались Латыпова Фатима и Газизова Мунавара. Вместе с ними на праздник 1 мая вернулись домой. В тот год весна пришла рано, посеянные культуры уже взошли. Первого мая после обеда и всю ночь шел снег. 2 мая мы втроем, немного взяв с собой еды, отправились в Белебей. На дороге нет даже следов мышей, снега чуть ли не по колено. До места назначения мы добрались только к середине ночи. Девушки сказали, что если мы выживем, то больше сюда не приедем. Бросив учебу, Мунавара вышла замуж за Сатубаева Музагита из Устюбы, а Фатима – за парня из села Урзайбаш.
Как то отец привез и маму в Белебей. После чаепития в квартире (в последний год учебы нас выселили из общежития, мы жили в съемной квартире) я повел ознакомить с  техникумом. При подъеме со второго этажа на третий мама остановилась. Когда я спросил, почему ты не идешь за нами, она ответила, что за ней наблюдают женщины, которые очень похожи на нее. Это были отражения с зеркал, установленные друг напротив друга на лестнице.