Итак, новая история про старого друга.
Пришла к нему в гости. Как всегда на меня накинулся его вечно голодный кот. Роюсь в холодильнике, ищу хоть что-то, чем можно накормить Доту (да-да, кота, точнее, кошку, зовут Дота). На автомате болтаю другу всякую ерунду.
- На улице наконец-то весна. Надо бы снеговика слепить, пока снег липкий и совсем не поплыло.
- Так ты поторопись, а то придется из подснежников лепить...-отвечает он мне.
-Где ты подснежники-то видел? - спрашиваю на полном серьезе.
- Как где? На каждом шагу! Только снег потаял, как они со всех сторон полезли! Вчера вон шел с работы, так пару раз наступил. Не обойти блин.
- Принеси мне домой букетик, - попросила я.
Квартиру сотряс его хохот.
Только этот придурок может собачье де*о назвать настолько поэтично.
Дуралей.
Всем добра и отсутствия "подснежников" на сапогах)

Ну хорошо. О каком таком прекрасном мы будем говорить всю ночь?
– Например, о поэзии. Какое поэтическое произведение ты любишь больше всего?
Вице-консул задумался, а Мидори поставила на столик кувшинчик сакэ и села скрестив ноги.
– Ну, не знаю… – протянул он. – Мне «Евгений Онегин» нравится. Сочинение русского поэта Пушкина.
– Прочти его мне! И переведи.
Она положила локти на колени, приготовилась слушать.
– Но я его наизусть не помню. Там несколько тысяч строк.
– Как можно любить стихотворение, в котором несколько тысяч строк? И зачем так много? Когда поэт сочиняет длинно, это значит, что ему нечего сказать.
Обидевшись за гения русской поэзии, Фандорин иронически спросил:
– А сколько строчек в твоём любимом стихотворении?
– Три, – ответил она серьёзно. – Больше всего я люблю трехстишья, хокку. В них сказано так мало и в то же время так много. Каждое слово на своём месте, и ни одного лишнего. Я уверена, что бодхисатвы говорят между собой одними хокку.
– Прочти, – попросил заинтригованный Эраст Петрович. – Пожалуйста, прочти.
Она полуприкрыла глаза и нараспев продекламировала:

Мой ловец стрекоз,
О, как же далеко ты
Нынче забежал…

– Красиво, – признал Фандорин. – Только я ничего не понял. Какой ловец стрекоз? Куда он забежал? И зачем?
Мидори открыла глаза, мечтательно повторила:
– Доко мадэ итта яра… Как прекрасно! Чтобы до конца понять хокку, нужно обладать особенным чутьём или сокровенным знанием. Если бы ты знал, что великая поэтесса Тиё написала это стихотворение на смерть своего маленького сына, ты не смотрел бы на меня с такой снисходительностью, верно?



Отрывок из моей любимой книги "Алмазная Колесница" Бориса Акунина