Я очень надеюсь, что ты поймешь мое послание и отзовешься. По почте (хоть электронной, хоть обычной) я тебе написать не могу, потому что не знаю, куда писать, и телефона не знаю, и адреса – ты слишком хорошо спрятался. Но мне нужна твоя помощь, нужна так сильно, что я несколько недель ломал голову, как выйти на связь с человеком, который не хочет, чтобы его беспокоили, и к тому же чертовски хорошо умеет прятаться. И, представляешь, я нашел способ!
Мне вспомнилось, что ты любишь на досуге читать всякого рода ужастики, якобы реальные случаи из жизни с признаками всякой чертовщины. Как будто тебе на работе не хватало дел, связанных с мистикой! И я решил опубликовать несколько историй такого рода на разных интернет-ресурсах, посвященных страшным историям, в надежде, что ты наткнешься на них когда-нибудь и поймешь мое тайное послание. Собственно, мне и придумывать-то особо ничего не нужно, требуется лишь взять случаи из нашей с тобой практики, да поменять имена и скрыть названия населенных пунктов…
Пусть это займет много времени, мне неважно. Главное, чтобы ты понял и сделал то, что нужно.
Разумеется, я не настолько идиот, чтобы называть настоящие имена. Я буду шифроваться настолько, насколько это вообще возможно. Уверен, абсолютное большинство читателей этих моих посланий будут уверены, что читают обычную крипипасту, написанную каким-нибудь бездельником. Пусть так и будет, это хорошо; главное, чтобы ты меня понял.
Расскажу для начала один случай, который у нас на работе проходил под названием «Дело С-38-11». Занимался им я, и, как понятно из кодировки, случай был не самый жуткий, обычная «цэшка», да еще и расследование оказалось не совсем завершено: слишком многое осталось без ответа.
Дело было так. Весной 2015 года в городе N (назвать город не берусь и потому опускаюсь до пошловатого трюка, излюбленного писателями девятнадцатого века) произошли странные и страшные вещи: пропали без вести несколько подростков из одного и того же класса, пара взрослых была убита и еще несколько детишек сошло с ума. Причем одна из этих взрослых, учительница химии и биологии Маргарита Степановна Малаева, 28 лет, была убита с неслыханной жестокостью – даже у бывалых следаков волосы на голове и прочих местах встали дыбом.
Убийство это произошло в подвале недостроенного супермаркета возле городского парка. Я лично выезжал и осматривал это место.
Полицейские, надо признать, старались по мере сил, опросили всех свидетелей, собрали улики, но толку было мало. Наш человек в Управлении сообщил в контору, и тогда шеф послал меня – мол, дельце как раз для начинающего специалиста…
Несколько дней я рыскал по кругу: Управление – морг – школа №40 – психлечебница – опять Управление, – пока наш человек не сжалился и не отдал одно вещественное доказательство, обнаруженное в том подвале, где прикончили Малаеву. За определенное вознаграждение, понятно, отдал…
Это был обыкновенный дневник – в смысле, не школьный, а такой, жизненный. Автор – некий Владимир Викторович Смолич, пятнадцати лет от роду, ученик той самой Малаевой. Он пропал без вести в ночь, когда убили училку.
Собственно, все происшедшее в той или иной мере крутилось вокруг этого пацана. Естественно, полицейские стали рыть в его направлении, но вот загвоздка: Смолич пропал без вести, и никаких ниточек-зацепок.
Самое интересное, что в дневнике Смолич давал подробное разъяснение всей этой чертовщине, однако никому и в голову не пришло использовать это разъяснение в качестве рабочей гипотезы. Слишком там было много мистики. Официально было решено, что убийства и исчезновения – дело рук одной печально известной радикально-экстремистской группы, которая похищала детей для того, чтобы продавать их в рабство на Ближний Восток. Чушь, конечно, но пресса и общественность требовали объяснений, а ничего лучше у нас не было; не открывать же содержимое дневника!
Но то, что не годилось для ментов, прессы и общественности, вполне годилось для нашей конторы. Правда, даже приняв всё изложенное в дневнике к сведению, я добился слишком малого…
Я видел фото этого парня: самый обыкновенный подросток, светловолосый, голубоглазый, довольно высокий для своего возраста, подбородок узковат, на щеке шрам. Взгляд у него робкий, мягкий и слегка настороженный. В общем, ничего примечательного.
Итак, привожу здесь несколько последних записей Владимира Смолича. Грамматические, стилистические и прочие ошибки я по мере своих скромных сил исправил.
Понедельник, 6 апреля 2015 г.
Последнее время совсем хреново. Если бы не дневник, крыша бы уже съехала к черту. А так, когда пишешь, на душе легчает. Как раньше говорили: выплескиваешь эмоции на бумагу.
Сейчас сижу в своей комнате и притворяюсь, что умер, лишь бы Илья не докопался. Он разливается на кухне, рассказывает матери, как он разнес кого-то из подчиненных, втоптал в грязь, поставил на место – короче, какой он супер-мега-альфа-самец. Каждый день одна и та же история. Спрашивается, если он такой крутой, какого хрена его подчиненные постоянно прут против его Царской Воли? А мать сидит, охает, ахает – восхищается…
Ненавижу обоих. Матери до меня и дела нет, сейчас для нее пуп вселенной – Илюша. Как вышла замуж за эту сволочь, человека будто подменили. Вот был бы жив папа, он бы обоих на место поставил…
Да что я говорю? Будь он жив, Илья и на пять километров к нашему дому не подошел бы.
В школе не лучше. Егор – который Тарасов, а не олигофрен Кириченко из 8 «Б» – нашел себе новую забаву, соответствующую уровню его интеллекта: красть у меня вещи и прятать где-нибудь в классе. А потом ржать, наблюдая, как я ищу.
Все остальные тоже вместе с ним ржут – радуются, что Тарасов к ним не лезет. Нора попробовала было заступиться, но ее оборвала шайка Аньки Красиной: они у нас типа женская элита.
Как ни странно, от заступничества Норы Гараевой мне стало еще хуже. Во-первых, жалость, она унизительная какая-то… Во-вторых, Нора у нас такая же «отверженная», как и я, если не хуже. Мать у нее пьет горькую, отца нет и не было никогда, сама Нора ходит в одном и том же который год…
Заступничество от такого персонажа, как Нора, вызвало у нашей классной «элиты» буйный восторг. Егор начал орать, что мы с ней, наверное, трахаемся после уроков, и под дружный смех всего класса спрашивал, на что похож «лоховской» секс. Недаром мы за одной партой сидим вот уж сколько лет, должно между нами что-то быть.
Я притворялся глухим – самая лучшая стратегия. Когда-то давно я чего-то рыпался, даже подрался с Тарасовым в первый год своего обучения в «сороковке». Егор тогда сразу позвал дружков, и меня отделали по полной программе, до сих пор на щеке шрам.
После этой драки он меня прессовал по полной. Особенно когда понял, что жаловаться я никому не собираюсь. Папа тогда был жив, и расскажи я ему… Но нет, я не рассказал.
Сейчас Егор уже не так злобствует. Глядишь, к концу обучения, если доживу до тех времен, и вовсе отстанет, сволочь.
Боже, как я ненавижу свою жизнь!
Среда, 8 апреля.
Казалось бы, куда уж хуже, но хуже может быть всегда. Сижу сейчас в своей комнате, за окном ночь, лампу включил настольную, слабенькую, чтоб Илья не заметил, что я не сплю.
Начну, пожалуй, по порядку.
Илья месяц назад сделал мне подарок на день рождения – раскошелился на довольно дорогой пенал и после этого решил, что теперь я по гроб ему обязан. Дескать, ничего ему для меня не жалко, а я – неблагодарная скотина – должен это ценить и всегда помнить. Собственно, я уже об этом писал, но теперь меня так трясет, что лучше занять себя писанием, пока чего-нибудь не натворил.
Вчера этот дебил Егор опять решил развлечься за мой счет и стащил пенал. Спрятал где-то в шкафчиках в кабинете химии – последний раз я видел пенал там. Самое плохое – то, что пропажу я не заметил. Пришел домой, а отчиму вечером приспичило выполнять отцовский долг (в его понимании, конечно). Потребовал показать дневник, оценки, домашние задания и прочую канитель.
И заметил же, гад, что нет пенала!
Что тут началось!
Илья заводится с пол оборота. Секунду назад был человек как человек, а тут – глаза вытаращенные, рожа красная.
– Ты его продал, что ли? – кричит. – Или на сигареты обменял? Куришь, небось? Ну-ка посмотри на меня, куришь?!! Я ему подарок… дорогой… а он…
И хлестнул меня ладонью по щеке. Больно…
Я отскочил к двери, щека горит, сердце трепыхается. Страшно до ужаса: Илья не раз меня лупцевал. Это дело он любит и умеет.
Как назло, мать на дежурстве в больнице, заступиться некому. Хотя она и не особо заступается, Илья и на нее может погнать; он кабан здоровый, с ним и вдвоем не справишься.
– А ну иди сюда! – орет отчим, не вставая со стула. – Кому говорю?!!
– Я его не продавал! – пискнул я. Хотел поуверенней сказать, но когда перед тобой тип вроде Ильи, остатки мужества куда-то испаряются. – Это Егор спрятал в кабинете, а я не заметил…
Самому противно стало от этого детского лепета. Но что поделать? Хорошо, хоть не разревелся, к горлу уже подбирался комок, и в носу засвербело. Думаю, из квартиры выбежать? Так на улице холодно, надо одеться, а одеться не успею – это факт.
Отчим стал подниматься, медленно и грозно, – так поднимается дерьмо в засорившемся унитазе.
– Я его принесу! Прям щас! – пищу я.
Илья слегка успокоился. Видно, поверил, что его драгоценный подарок никто никому не продавал. Посмотрел в окно – там темень.
– Сейчас, что ли? – усомнился он.
Ну надо же! Он за меня волнуется, что ли? Охренеть!
– Прям сейчас! – говорю я. – Туда-обратно через парк, минут пятнадцать, не больше!
Отчим еще повыделывался, потом кивнул. Пенал ему дороже пасынка, уверен. Да и школа в двух шагах, прямо за парком. Парк небольшой, хоть и старый, менты там регулярно шныряют, поэтому всякая неприличная публика бывает там редко.
В общем, я оделся и вышел из квартиры. На улице холодно и сыро, днем дождь прошел, изо рта пар.
Вышел со двора нашего многоквартирного дома, прошел полквартала и возле недостроенного супермаркета свернул в парк. Там темень жутчайшая, только вдоль центральной аллеи светят матовые фонари. В их свете видны скамейки и мусорки, асфальт возле них усеян окурками и жеванными жвачками. Дальше высятся деревья, и – темень.
Освещенная аллея ведет к проспекту Гумилева, а школа расположена правее. Обычно я срезáл путь и шел по тропинке через парк. Сейчас там темно, как в могиле.
Возле тропинки я остановился, задумался. Идти по тропинке – быстрее доберешься до школы, да только страшновато. Бандитов, наркоманов и отморозков тут не бывает, я уже говорил, но всё равно страшновато…
Пока думал, послышались шаги за спиной. Меня аж подбросило.
Оглянулся – тетка-бомжиха, худая, вонючая, морда отекшая. Бормочет что-то. Я прислушался:
– Они тебе не друзья, они тебе не друзья…
Сама с собой она, что ли, разговаривает? Клянчить денег у меня не собирается, вроде. Когда она рассмеялась хриплым старушечьим смехом, продемонстрировав пять желтых зубов на весь рот, я решил, что крыша у нее уехала в неизвестном направлении уже давным-давно. Ну и пошел себе потихоньку.
Бомжиха преследовать не стала. Когда я прошел метров двадцать по тропинке и оглянулся, ее уже и след простыл.
Пока шел по тропинке почти в полной темноте, страху натерпелся – не описать словами! Вроде тихо и никого нет, но не покидает ощущение, что за мной следят. На полпути (я это знаю, потому что постоянно хожу по этой дороге) справа от тропинки, если идти в школу, торчит из земли древнее кирпичное сооружение, вроде как вентиляционная отдушина от заброшенного бомбоубежища; сверху накрыта шифером, заросшим зеленью мха. Сбоку оконце, раньше там была решетка, потом ее кто-то выломал. Внутри что-то типа колодца неизвестной глубины, построили еще до моего рождения и до перестройки. Пока проходил мимо этой фигни, так и ждал, что из оконца высунется скрюченная рука и схватит меня за шиворот.
Но никто не схватил, понятное дело.
Короче, дошел я до школы целый и невредимый, хоть и слегка вспотевший от страха. Школа вся светиться, за окнами на первом этаже виден освещенный электричеством холл – пустой и покинутый. Вахтера нигде не видать.
Я вошел – двери не заперты. Наверное, сторож вышел побухать с дружками-кочегарами. Сторож у нас мужик несерьезный, но блатной: брат жены директора. Я быстренько проскочил на второй этаж и – к кабинету химии. Хотелось поскорей найти пенал и вернуться домой. Как-то не по себе мне было этим вечером, даже Илья не казался мне больше таким уж грозным.
Подхожу к дверям, слышу – самое что ни на есть сексуальные охи-вздохи. Стонет баба, определенно, что-то ритмично поскрипывает, мужской голос кряхтит. Звуки совсем как в порнушке. У меня даже в ушах заложило от гремучей смеси восторга и страха. Кто же там веселиться? Кто-то из старшеклассников?
Я осторожно подглядел в щелку. Обзор был премерзостный: ни черта ни видно, только парты и вытяжной шкаф. В кабинете свет выключен, освещение идет из лаборатории.
– Эй, ты чего здесь потерял?
Я подскочил до потолка. Блатной сторож подкрался, как привидение, стоит у поворота на лестницу, глазами вращает. Я забормотал, что ничего не потерял. В смысле, да, потерял. Пенал.
Сторож поинтересовался, почему я без разрешения зашел в школу. Я ответил, что в холле никого не было, а двери нараспашку. Сторож слегка смутился, тихо икнул и велел быстрей забирать свой гребанный пенал и сваливать.
В кабинете во время нашего разговора затихли, торопливо зашуршали. И выходят оттуда – я обомлел от удивления – завуч Петр Андреевич (старпер лет пятидесяти) и молодушка – химичка Маргарита Геннадьевна.
Завуч сразу на нас со сторожем напустился. Решил, видимо, что лучшая защита – нападение. Мол, чего это мы мешаем работать. Скоро, понимаешь, проверка приедет, и им с Маргаритой Геннадьевной надо… В общем, дальше он погнал полную ересь, а у самого глазки так и бегают. Оба любовничка буравят нас со сторожем взглядами и думают, сколько нам удалось подсмотреть, да подслушать.
Сторож от неожиданной выволочки вроде бы смутился. Собственно, ему плевать было, что в кабинете химии занимаются вовсе не химией, а, скорее, биологией, лишь бы выпивать не мешали. Смутился, забормотал что-то и ушел в холл. Завуч вслед за ним ушел, попутно кивнув училке. Я нашел пенал и собрался было свалить по-тихому, но Маргарита Геннадьевна ухватила меня за плечо.
– Вот что, Смолич, – шипит мне в ухо, а от самой духами прет, аж глаза слезятся, – вздумаешь кому-то рассказать про то, что видел, я тебе устрою большие проблемы… Понял? У тебя по химии и без того проблемы, так ты у меня и ЕГЭ не сдашь, понял?
Будь я похрабрее, я бы понял, что это она ерунду несла, хваталась за соломинку. Ну и испортила бы она мне оценки, ну и что? Я бы ей испортил всю карьеру. Егор на моем месте с этой ситуации поживился бы, это я точно знаю. А то бы и сам потрахался с химичкой…
Но это до меня уже позже дошло. А в тот момент я перепугался.
И, как ни странно, из-за этого страха взял и брякнул:
– Не угрожайте мне, Маргарита Геннадьевна…
У химички рожа вытянулась.
– Ах ты!.. А ну-ка быстро взял свой пенал и брысь отсюда!
Я и ушел. До дома дошел без приключений. Теперь у меня, кроме Егора и Ильи, появился еще один враг. Наверное, у меня талант обзаводиться врагами…
Продолжение в комментариях