warhead.su

Редуты, куртины, флеши и апроши. Что означают эти красивые и загадочные слова? Конечно, разного рода укрепления. Но какие? Об этом в нашем ликбезе о фортификации.

В XVII веке теория создания оборонительных сооружений достигла уровня точной науки. Французские военные инженеры Эрар де Бар ле Дюк и Себастьен де Вобан усовершенствовали бастионную систему, появившуюся в Италии, и довели её до совершенства. Маршал де Вобан даже гордо заявлял, что способен построить такую крепость, которую никто не сможет взять.

В XVII–XIX веках любая кампания была связана или с генеральным полевым сражением, или с серией осад крепостей.

Стабильного фронта, который требовалось прорывать наступательной операцией, не существовало. Ещё вчера полководец мог быть в одном месте, а через неделю совершить марш-бросок и удалиться за сотню километров. И в этих условиях единственное, что обеспечивало устойчивую линию обороны, — это крепости и форты.

Закат средневековых замков

Чтобы войско могло опираться на систему фортификаций, ему необходимы были совершенные и современные крепости. Укрепления, которые могли долго сопротивляться осаде и служить базой для полевой армии.

Средневековые крепости для такой роли совершенно не годились. Ведь они были рассчитаны на осаду с применением техники пятисотлетней давности. Артиллерия разбиралась с ними быстро и без проблем.

Главным защитным сооружением средневекового замка был донжон — большая башня, находящаяся в центре крепости и служащая последним рубежом обороны. Её окружали стены замка, перемежавшиеся башнями, с которых можно было обстреливать осаждающих.

Особенно мощными были укрепления замковых ворот. Стены окружали рвом. Могли быть и другие усовершенствования — внешние укрепления перед воротами: барбаканы, двойная стена с зоной для обстрела осаждающих. Но всё это абсолютно ничего не значило против армии XVII века, вооружённой осадной артиллерией.

Как устроена бастионная крепость

На смену средневековым замкам пришла бастионная крепость. Старые замки ещё пригодились. Обычно они становились цитаделью в крепости нового типа. Резиденцией командующего, местом, где размещаются казармы гарнизона и арсенал.

А идея бастионной крепости была совсем иной. Высокие стены, окружающие всю защищаемую территорию, слишком сложно оборонять и легко проломить в любом месте — ядрами пушек или пороховой миной. Поэтому стены бастионных крепостей превратились в низкие, но очень толстые земляные валы, для прочности «одетые» камнем — куртины.

Главной защитой теперь стали бастионы — маленькие крепости, соединённые куртинами. Они располагались на расстоянии пушечного выстрела друг от друга — таким образом, чтобы простреливать всё пространство перед укреплением и, что самое главное, между бастионами. Благодаря этому, идущая на штурм укреплений пехота оказывалась под смертоносным перекрёстным обстрелом, несла тяжёлые потери и отступала.

Перед линией куртин, между бастионами, находились равелины — небольшие каменные укрепления в виде угла, направленного на наступающих. Их задача — прикрывать куртины ружейным и артиллерийским огнём, рассекать атакующие войска по направлению к бастионам и служить защитой для пехотных отрядов гарнизона крепости.

Перед стенами крепости противника встречал ров. Его задача ничуть не изменилась со времён Средневековья — мешать атакующим быстро подойти к линии обороны.

Перед рвом простирался гласис — ровная насыпь с небольшим уклоном, уходящая от крепости на десятки метров. Благодаря ему все подходы отлично простреливались. Между рвом и гласисом копали траншею, в которой во время штурма размещались отряды стрелков. Они обстреливали наступающих, почти не подвергаясь опасности пострадать от вражеского огня.

Бастионная крепость с изломанной линией укреплений, состоящая из отдельных элементов, всегда похожа на звезду с множеством концов.

Полевые укрепления

Если крепость была слишком велика или организовывался целый укреплённый район, то обеспечить прикрытие всех куртин с помощью бастионов оказывалось просто невозможно. Тогда на помощь приходили редуты. Это маленькие крепости, обычно четырёхугольной формы, расположенные за линией куртин. Они использовались для круговой обороны. Задача редута проста — задержать противника до подхода полевой армии.

Чтобы эффективность стрельбы была выше, стену можно было устроить в виде редана — углового выступа, в котором могли находиться стрелки.

Во время полевых сражений часто применялись флеши. Это временные сооружения, которые возводили из земли, дерева, мешков с песком. Флеши служили для обороны артиллерийских батарей и прикрывающих их отрядов пехоты. Такие укрепления всегда имели форму острого угла, направленного в сторону наступающих — отчего и получили своё имя (от французского слова — «стрела»). Флеши защищали артиллеристов и пехотинцев от вражеского огня и одновременно обеспечивали фланговый обстрел атакующих, превращаясь на поле боя в мини-бастионы.

Окопная война

Несмотря на представления, что сражения XVII–XIX веков были красочными картинами из стройно марширующих войск в яркой парадной форме, никакая осада не обходилась без окопной войны. Поэтому даже красавцы эпохи «войн в кружевах» были вынуждены сидеть в окопах, подобно солдатам Второй мировой.

Маршал де Вобан настолько предпочитал окопную войну полевым сражениям, что часто говорил «сожжём побольше пороху, прольём поменьше крови», имея в виду медленную осаду крепости с помощью зарывшихся в землю войск.

Главная линия осаждающих — это апроши — зигзагообразные траншеи с передней насыпью. Апроши окружали укрепление противника со всех сторон. Они не только полностью отрезали сообщение врага с внешним миром, но и позволяли быстро и безопасно перебрасывать войска на важный участок осады. Ведь апроши повторяли изломанную линию защиты самой крепости.

Ещё одно укрепление для пехоты — бруствер. Насыпь из земли, иногда укреплённая деревом, обычно достигающая уровня плеч солдата. Создание брустверов связано с линейной тактикой, не предусматривающей возможность пехоты залечь. Благодаря этому пехотинцы не только могли стрелять во врага, но и перемещаться по полю боя, не опасаясь вражеской пули. В бруствере могли делаться амбразуры для удобства стрельбы и устанавливаться пушки, защитой которых служил барбет — что-то вроде миниатюрного редана, выступающего из линии укрепления.

Развитие артиллерии, появление пулемётов и многозарядных пехотных ружей уничтожило устоявшуюся традицию фортификации. Ей на смену пришли оборонительные системы, опирающиеся на линии пехотных и артиллерийских окопов, а также пулемётных гнёзд. Именно такой стала полевая фортификация к началу Первой мировой войны.

Источник: warhead.su

Поле, покрытое зелёной травой. Утро. Ярко светит восходящее солнце. На равнине под огромными знамёнами выстраиваются ровные ряды солдат в красивых цветных мундирах. И вот под барабанный бой и звуки флейт, многотысячные массы начинают сближаться, чтобы встать практически в упор и начать кровавую перестрелку. Что это, глупость командиров? Нет, — линейная тактика.

Сегодня такое поведение в бою кажется абсурдом. Ведь в XXI веке солдаты носят маскировочную форму и стремятся использовать любую складку местности. Но именно так воевали по законам линейной тактики. И это не было глупыми причудами или самодурством командиров. Ведь точное следование правилам «боя в линии» принесло полководцам Европы самые громкие победы XVII–XIX веков.

Что мы знаем о линейной тактике? Рассказы про догматизм короля Пруссии Фридриха Великого, «палочную дисциплину», жестокость в обучении солдат. Про то, как войска перемещались на поле боя, боясь вступить в рукопашную, а кампании выигрывались сложными манёврами, а не генеральными сражениями.

Всё это, если и правда, то лишь малая часть её. На самом деле за термином «линейная тактика» стоит длительная история развития военного дела. А сама тактика была единственно возможным эффективным способом вести войну в XVIII–XIX веках.

После Тридцатилетней войны в организации армий Европы постепенно начали происходить большие изменения. Если на протяжении XVI и начала XVII веков на поле боя господствовали плотные построения (образцом которых считались испанские терции), то с развитием огнестрельного оружия большие массы пехоты стали пережитком прошлого.

Необходимость перемен привела к настоящей революции в военном деле и к появлению линейной тактики. Но каковы были основные причины столь радикальных изменений?

Причины

Причина № 1: развитие огнестрельного оружия

В то время, когда солдаты вооружались фитильными аркебузами и ранними мушкетами, огневая мощь армии была относительно невелика. Стрелки выступали лишь в качестве поддержки для основной массы пехоты, которая имела на вооружении холодное и древковое оружием и наносила главный удар в бою. Результат сражения тогда решала слаженность действий и плотность построения. Чем больше пехотинцев сосредотачивалось на небольшом участке, тем более сокрушительной была атака.

Это прекрасно работало, и испанцы больше ста лет были непобедимы на всех полях сражений.

Но в начале XVII века случилась великая революция в вооружении.

Сначала ружья начали становиться всё более лёгкими. В Голландии и Швеции появился мушкет, который в отличие от старых тяжёлых образцов уже не требовал наличия специального упора для стрельбы (сошки или алебарды).

В России такое облегчённое оружие получило название «фузея». В ряде других стран, включая англоязычные, его продолжили называть мушкетом.

Затем усовершенствовали изобретённый ещё в начале XVI века ударно-кремнёвый замок. Эту механическую деталь для воспламенения порохового заряда настолько упростили, что оружейные заводы теперь легко могли производить её в огромных количествах.

В результате армии получили на вооружение скорострельный лёгкий огнестрел. причём в больших количествах. С таким ружьём уже можно было активно перемещаться по полю боя и стрелять, стрелять, стрелять.

Войска отныне обрушивали на противника свинцовый шквал невиданной доселе мощности.

Уже к началу XVIII века стало ясно: потребность в прикрытии стрелковых шеренг пикинёрами всё уменьшается и скоро исчезнет вовсе. В рядах, ощетинившихся пиками, более не было нужды — стрелки не допускали кавалерию противника до прямого столкновения, выкашивая ружейным огнём всадников, рискнувших подобраться слишком близко.

Причина № 2: изобретение штыка

Окончательно добило пикинёров последнее изобретение, сформировавшее линейную тактику, — багинет, или штык.

Его изобрели во Франции в середине XVII века. Оружие представляло собой небольшое копье, вставлявшееся в дуло ружья. Так что стрелки сами превращались в пикинёров и при необходимости могли защититься от атак кавалерии, а также драться в ближнем бою с другой пехотой.

С начала XVIII века багинет был усовершенствован и превратился в штык. Который теперь крепился к дулу сбоку и не мешал солдату стрелять.

Перед полководцами европейских армий конца XVII — начала XVIII веков предстала интересная картина. Новые ружья обеспечивали войскам манёвренность и скорострельность, огневая мощь значительно увеличилась. Постепенно исчезала нужда в солдатах, вооружённых только древковым и холодным оружием. Следовательно, всё большие массы войск можно вооружить ружьями — и ещё больше увеличить плотность огня. Вооружённые мушкетами солдаты получили штык — средство защиты от кавалерии и удобное оружие ближнего боя.

Причина № 3: плотность и частота ружейного огня

Естественно, полководцам пришлось пересматривать сложившуюся ранее тактику ведения боя. Терция, где в плотном каре стояло до трёх тысяч солдат, оказалась бесполезной. Теперь войска необходимо было развернуть на максимальную протяжённость фронта. Чтобы как можно больше стрелков получили возможность сделать залп одновременно.

Победа зависела от того, какое войско стреляло больше и чаще. Но, чтобы стрелков было много, приходилось сокращать глубину построения. Ведь если солдаты редко дерутся врукопашную, а бой протекает в непрерывной перестрелке, нет необходимости наращивать число рядов для обеспечения мощного натиска.

Потребность увеличить скорость и мощность ведения огня уже в XVII веке привела к разработке двух вариантов стрельбы. Это изобретённая голландцами «караколе» (от испанского слова «улитка»), когда передняя шеренга делала выстрел и немедленно уходила назад, после чего стреляла следующая линия. И французская техника «нидерфален», когда шеренги солдат по очереди вставали на колено или падали на землю, открывая возможность для стрельбы солдатам, что стояли сзади. Однако оба метода отличались крайней сложностью и требовали очень высокой степени подготовки войск.

Уже в XVIII веке сделали следующий шаг — число шеренг сократили до четырёх или даже трёх. Это был оптимальный вариант: плотность построения не мешала перестраиваться.

Ну, а если солдат вооружили лёгким скорострельным оружием и развернули плотные боевые построения в длинные шеренги, это уже и есть самая настоящая «линейная тактика». У которой имеется несколько важнейших особенностей.

Особенности линейной тактики

Особенность № 1: держать строй

Несмотря на рассказы про необычайную сложность команд и манёвров этого времени, на деле линейная тактика крайне проста.

Войска выстраивали в тонкие линии, которые быстро и слаженно действовали на поле боя, перемещаясь и входя в зону поражения противника огнём из мушкетов.

Соприкасаясь с противником, пехота должна была делать три простые вещи. Стрелять. Любой ценой, невзирая на потери, сохранять строй. Выполнять команды офицеров как единый организм.

Особенность № 2: точно следовать приказу

Солдаты должны быть идеально обучены.

Приказы — связанные как с передвижением и перестроением, так и с действиями в бою — выполнялись без раздумий и ошибок. Ведь противник, нарушивший линию, тем самым мгновенно создавал у себя слабое место. Куда стразу же могла ударить кавалерия или атаковать расположенная поблизости пехота.

Прорванный строй практически всегда означал поражение.

Особенность № 3: стойкость солдат

Пехота времён линейной тактики училась стоять под огнём противника, часто находившегося на расстоянии в сто метров (или даже меньше). Спокойно смыкать ряды после того, как орудийные ядра вырывали по десятку бойцов из шеренги. Стоять и хладнокровно перезаряжать ружья, чтобы сделать следующий залп.

Лучшими в линейной тактике были армии стран, создавших безупречную систему обучения, превращающую солдат в идеальный боевой механизм, — как в Пруссии. Или где высокая моральная стойкость солдат позволяла спокойно стоять под убийственным огнём, превращая потери в победу — как в России и Англии.

Особенность № 4: война, доведённая до автоматизма

Но что же происходило на поле боя? Нам, привыкшим к войнам XX и XXI веков, довольно трудно это представить.

Прежде всего, управляемость войск была очень низкой. После того как полководец расставлял шеренги на поле боя, он в значительной степени терял контроль над происходящим. В ход сражения он мог вмешаться, лишь командуя отступление и отправляя на определёные участки поля ещё не задействованные резервы.

Более того, само место сражения спустя несколько минут заволакивало клубами дыма от чёрного пороха. И даже подзорная труба не гарантировала, что удастся увидеть, «кто в этот момент сражается вот на том холме».

Поэтому ключом к победе стало обучение войск и доведение всех навыков до полного автоматизма.

Зловещая муштра, о которой рассказывают столько ужасных историй, была необходима. Чтобы в бою, когда вокруг всё застилает дым, раздаётся грохот пушек и смерть несётся отовсюду, солдат не впадал в панику, а без раздумий выполнял приказы старших.

Командир, получивший приказ своего генерала, отдавал указания офицерам, и… после этого судьбу сражения решала лишь дисциплина стрелков и их готовность сражаться до конца.

Армии, где воинов плохо учили в мирное время, всегда проигрывали.

Как воевали в XVIII веке

Вот как описывал бой по правилам линейной тактики участник Семилетней войны, русский офицер и писатель Андрей Болотов:

«Оба фронта находились весьма в близком между собою расстоянии и стояли в огне беспрерывном. Наш, во всё время баталии, стоял непоколебимо, и первая шеренга, как села на колени, так и сидела. Прусский же фронт казалось в беспрестанном находится движении: то приближался он несколько шагов ближе, то опять назад отдавался, однако дрался не с меньшим мужеством и твёрдостию, как и наши, и сие продолжалось так беспрерывно. …<вскоре> — прежняя прусская храбрость обратилась в трусость, и в сем месте, не долго медля, обратились они назад и стали искать спасения в ретираде. Сие устрашило прочие их войска, а ободрило наши. Они начали уже повсюду мало-помалу колебаться, а у нас начался огонь сильнее прежнего. Одним словом, не прошло четверти часа, как пруссаки во всех местах сперва было порядочно ретироваться начали».

Пруссаки побеждали за счёт совершенной подготовки солдат. За счёт идеальных перестроений на марше, когда полководец мог быть уверен: линия войск не пострадает. За счёт удивительной для других стран скорострельности, дававшейся долгим, тяжёлым обучением.

Русские стреляли не так часто, а их манёвры были порой неидеальны. Но наши войска демонстрировали на поле боя стойкость, всегда удивлявшую противников. Там, где другая армия, неся потери, теряла организацию и отступала, русские продолжали чётко выполнять команды и драться до конца.

Именно стойкостью войск и кровью солдат были куплены великие победы на полях сражений Семилетней войны. Именно стойкость русского солдата обеспечила нашей армии славу первой армии Европы во времена господства линейной тактики.

Источник: warhead.su

Сразу за Второй мировой — Третья? Вполне могло быть. Под конец войны Уинстон Черчилль поставил перед британским штабом планирования задачу: проанализировать возможность ведения наступательной войны западных союзников против СССР. Операция получила название «Немыслимое».

Может, бахнем?

Советский «паровой каток» двигался на запад, методично и неумолимо перемалывая армии Третьего рейха. Это вполне устраивало США, но вселяло ужас в души британского руководства.

Достоянием истории стала идея Черчилля о высадке на Балканах «наперерез» советским армиям — все балканские страны, за исключением Греции, уже стали «красными». Да и в самой Греции шла жестокая война между коммунистическими партизанами и правительством… Последнему активно помогали британские войска и даже не успевшие эвакуироваться немцы. Восточная Европа, включая непокорные Польшу и Венгрию, оказалась под пятой советского медведя, немедленно начавшего учинять в ней коммунизм со всем пролетарским энтузиазмом. Британия готовилась сделать всё возможное и невозможное, чтобы не пустить русских даже в далёкую Индию.

А в 1945 году всепоглощающая красная волна приблизилась к узкой полосе воды, отделявшей белые скалы Дувра от континента. Вековые геополитические инстинкты британской элиты выли корабельным ревуном: метрополия в опасности. Всего пять лет назад у Ла-Манша уже стояли немецкие войска — и драться с ними собирался и стар и млад, хоть дубьём, хоть прадедовыми луками.

И хотя гансы стояли на самом берегу, а иванов от пролива отделяли сотни километров — это не сильно успокаивало британцев. Старое опасение перед русскими амбициями дополнял страх перед мировым коммунизмом, его непримиримостью к «старому миру» и жаждой земшарной экспансии во имя торжества идей Маркса и Энгельса.

Весной 1945 года на пути русской непобедимой танковой армады к Ла-Маншу стояли американские армии. Было, впрочем, понятно: бОльшая их часть после разгрома нацистов отправится по домам. И между русскими коммунистами и британскими берегами останется лишь уставшая от войны старая Европа, где на фоне побед советского оружия всё сильнее звучали голоса сторонников СССР.

Казалось, ещё несколько месяцев — и в Дувре уже можно будет различить рёв моторов десантных кораблей, собирающихся в портах под добрую детскую песенку «London Bridge is Falling Down» в исполнении хора Краснознамённого ансамбля красноармейской песни и пляски СССР.

Было от чего потерять голову. Вот и направил сэр Уинстон своим лучшим специалистам по военному планированию запрос, сводившийся к классическому: «Может, бахнем?» Пока русские не высадились. С прицелом на начало операции 1 июля 1945 года.

«Да, господин министр…»

Британские военные традиции отличаются изрядным авантюризмом и сочетают «предельное хладнокровие» с «запредельной наглостью». Неслучайно символами британской военной истории стали самоубийственная атака лёгкой кавалерии и «тонкая красная линия» на пути казачьей лавы. А также лучники, вставшие перед стальным тараном французской рыцарской конницы, каперы на лёгких кораблях, бросавшие вызов всей мощи испанской Армады, и многое другое.

«Медоедство» — жажда брать от жизни всё, что хочется, — у британских военных в крови. Правда, помогает это далеко не всегда, но учитывать подобное стоит.

Британские штабные изрядно удивились запросу сэра Уинстона, главы кабинета министров, задумчиво пыхнули трубками и к 22 мая представили документ со своими выводами о том, как отогнать опасных русских казаков подальше от Ла-Манша.

При чтении каждой страницы этого доклада в голове упорно держится образ камердинера Реджинальда Дживса в исполнении Стивена Фрая, который недоумённо-иронично вскидывает бровь от очередной безумной идеи своего хозяина, но при этом описывает варианты её практической реализации с великолепным хладнокровием и знанием дела. И аккуратно подводит легкомысленного Берти Вустера к мысли о том, что идея, конечно, изрядно забавная, но воплощать её в реальность категорически не стоит.

Воздушные замки и подводные камни

Британские штабные честно проанализировали сложившуюся к маю 1945 года геостратегическую ситуацию в Европе и не только. Вкратце картина была следующей.

Политическая цель операции «Немыслимое»: выбить Советы из Германии и Польши с последующим установлением в Польше прозападного и антисоветского руководства. Цель эту необходимо достигнуть решительным разгромом главных сил советской армии к востоку от линии рек Одер-Нейсе с последующим выходом союзных войск на линию Данциг-Бреслау. После чего СССР должен был пойти на мирные переговоры и умерить свои европейские амбиции.

В Европе 45-го года 47 расчётным дивизиям союзников (из них 14 бронетанковых) предстояло столкнуться со 170 расчётными дивизиями СССР (в их числе 30 бронетанковых). При этом предполагалась возможность дополнительного использования 10-12 немецких дивизий, сформированных из военнопленных и оснащённых немецкими же оружием и техникой. Но их можно было развернуть и ввести в строй только с большим запозданием в качестве второго эшелона. Также ожидалась помощь десяти польских дивизий просоветского Войска Польского, которые по замыслу британцев должны были в едином порыве восстать против Советов за польскую вольность.

Зато участие в операции французов решительно исключили, причём даже без аргументации. Главные удары наносятся бронетанковыми и моторизованными дивизиями по осям: на севере Штеттин — Шнейдемюль — Быдгощ, на юге Лейпциг — Коттбус — Познань и Бреслау. Двукратное превосходство СССР в танковых дивизиях и почти четырёхкратное в сухопутных войсках предполагали компенсировать лучшим управлением войсками, логистикой и действиями тактической авиации. Северный фланг наступления должен был поддерживать вошедший на Балтику флот из двух-трёх крейсеров и двух дивизий эсминцев. Авторы доклада не скрывали, что достижение решительной победы в такой операции стало бы настоящим чудом.

И даже в случае её полного успеха количество подводных камней в грядущей войне было таким, что ноги на них переломала бы даже самая ловкая сороконожка. Все камни старательно и методично перечислили.

Камень первый. Наступление должно было идти исключительно в коридоре между балтийским берегом и Судетскими горами, отделяющими Богемию от Силезии. Прорыв союзных войск в Польшу означал заманчиво открытый фланг для советской группировки, действующей из Чехии. А прикрыть их было, в общем-то, нечем: только в наступлении в Германии и Польше планировалось задействовать половину всех войск союзников, насчитывавших около ста счётных дивизий. А ведь война с Японией всё ещё продолжалась. И победоносные англо-американские дивизии, рвущиеся к Варшаве и Кракову, вполне могли обнаружить себя, как некогда фельдмаршал Паулюс, окружёнными добрыми советскими людьми. Которые жаждали бы предметных объяснений происходящего свинства.

Камень второй. В Иране и Ираке против 11 советских счётных дивизий стояли три индийские бригады сомнительной боеспособности и боеготовности. А там нефть. Много нефти. Бесценной нефти. Которая в считанные дни стала бы советской. И ничего с этим в обозримом будущем нельзя было бы сделать. И даже то, что русские вряд ли в скором времени пошли бы через перевалы Гиндукуша к Инду и Гангу, никак не подслащало пилюлю.

Камень третий. В случае войны союзников против СССР Москва немедленно договорилась бы с Токио, который обрёл бы «второе дыхание» в войне. И дела в Азии у Вашингтона и Лондона сразу пошли бы весьма грустно и печально.

Камень четвёртый. Превосходство в воздухе у союзников, конечно, было. Даже четырёхкратное. Но исключительно в количестве и качестве стратегических бомбардировщиков. А во всей прочей авиации имелся паритет с лёгким численным превосходством СССР. Безнаказанной охоты на советские колонны, склады и мосты не произошло бы, вместо неё случилась бы жестокая воздушная мясорубка.

Камень пятый. Армады стратегических бомбардировщиков — это прекрасно. Но все чувствительные для советской экономики объекты находились слишком далеко для работы с прекрасных авиабаз на Британских островах. Развёртывание же новых баз в Западной Германии — дело хлопотное, и всё равно получилось бы далековато. Всё это усугублялось тем, что инфраструктуру Западной Германии старательно выбомбили в ноль эти же самые бомбардировщики.

Авторы доклада прямо писали, что состояние дорог и транспортных узлов в советской зоне оккупации несравнимо лучше. Так что и превосходство в стратегической авиации у союзников — далеко не такой сильный козырь, как может показаться на первый взгляд.

Камень шестой — самый тяжёлый. Предположим, военные цели операции «Немыслимое» достигнуты. Англичане и американцы в лучших традициях вермахта берут в котлы и громят советские войска. «Шерманы» и «кромвели» выходят к Висле, польские граждане встречают их с цветами.

А СССР и не думает просить мира. «Социалистическое Отечество в опасности», — говорит товарищ Сталин, пыхая трубкой. «Силы империалистической реакции показали своё истинное лицо. Советский народ и люди доброй воли во всём мире выдержат новую агрессию капитала и принесут счастье освобождённым народам под красным знаменем в тотальной войне». Что делать в таком случае, авторы доклада не знали.

Вполне возможно, превосходство в ресурсах над истощённым во всех смыслах Советским Союзом позволило бы союзникам в конце концов победить. Но это потребовало бы долгих лет войны и множества новых жертв. А закончилось бы всё статус кво… или вовсе краснознамённой Французской социалистической республикой на южном берегу пролива.

И ведь к этому стоит приложить ещё камни, о которых в докладе не сказали. Ничуть не менее увесистые.

Во-первых, при постановке задачи Черчилль в качестве неоспоримого аргумента заявил: «Акция получает полную поддержку общественного мнения как Британской империи, так и Соединённых Штатов. Соответственно, высоким остаётся моральный настрой британских и американских войск». Очень сомнительное утверждение. Британское общество страшно устало от войны. А теперь ему предлагалось пойти воевать ещё и с русскими. И за что?

Британская элита испытывала традиционный страх перед даже теоретической возможностью вторжения. А простому англичанину было не до русских танков где-то там в Германии. Более равнодушным он был бы разве что к свободе всяческих поляков и румын. Ответом британского общества на реализацию плана «Немыслимое» могло стать что угодно — вплоть до прямых восстаний в городах и братаний на фронте с русскими.

Во-вторых, по умолчанию подразумевалось, что США пойдут воевать с русскими. А они этого делать не собирались. Куда больше их интересовал скорейший выход из войны с Японией, для чего требовался советский блицкриг на континенте.

Так что танки Сталина на Эльбе — вещь для Вашингтона полезная и удобная. А про страдающих поляков можно много рассказывать на радио «Свобода» в рамках информационной войны, чтобы русские коммунисты не забывались.

Политика, джентльмены, ничего личного.

О британском злодействе и русском коварстве

Немало журналистских перьев сломалось на обличении коварства и злобности Черчилля, который готовил удар по уже потерявшему миллионы жизней и сокрушившему Третий рейх на суше Советскому Союзу.

Британская геополитическая логика традиционно проста и холодна. Безопасность островов может гарантировать лишь баланс сил на континенте. Никакая европейская держава с точки зрения выживания Лондона не должна иметь возможности просто двинуть войска, подойти к Ла-Маншу и начать десантную операцию. Британия, со своей точки зрения, не должна этого допустить — любой ценой.

Черчилль предугадал баланс сил в послевоенной Европе при советской сфере влияния, проходящей по Эльбе. Пройдёт совсем немного времени, и на этой границе действительно появится грандиознейшая в истории танковая армада, готовая в считанные часы развернуться в боевые порядки и двинуться на запад через коридор Фульды под разудалый — хоть и не написанный ещё — марш «Наш Советский Союз покоряет».

И ведь тоже ничего личного и никакого особого советского злодейства и русского коварства! С той же неумолимой геостратегической логикой в Кремле считали, что вероятному противнику нельзя давать даже призрачного шанса на повторение 1941 года. Превосходство Запада в количестве ядерных боеприпасов и средствах доставки можно было парировать только дополнительной угрозой лавины советских танков на полях прекрасной Франции и прочих Бенилюксов с Италиями.

Ведь все в итоге стремятся выжить и обеспечить свою безопасность.

Британцы так и не решились реализовать операцию «Немыслимое» — исходя из совершенно не внушающих оптимизма расчётов планировщиков, а также из-за категорического неприятия эдакого авантюризма американскими кузенами. А возможно, дело было в гипотетической утечке сведений о разработке плана через «Кембриджскую пятёрку». Ведь зачем-то Жуков в июне 1945 года провёл срочную перегруппировку советских войск в Германии с расчётом на оборонительные бои и резко усилил разведку перемещений войск союзников.

А вот Гитлер и его партайгеноссен с тяжелейшими психологическими травмами от поражения в Первой мировой не удержались от запредельного риска войны против всего мира. Из всё того же страха — что иначе коварные враги нападут и сомнут Германию. Слетевший с катушек рейх ради невозможной победы нарушил все писанные и неписанные законы, совершил немыслимые преступления — и всё равно рухнул в майские дни 45‑го.

Ибо не зря сказано — страх убивает разум.

Источник: warhead.su

Эпоха огнестрела превратила рыцарские латы в бесполезное железо. На смену пришла защита, которая позволила польским гусарам и «чёрным всадникам» громить врагов и эффективно закрывать себя от пуль и ядер.

Последние рыцари Европы

Революция в вооружениях и военной тактике стала причиной исчезновения железной брони. Плотный ружейный огонь пехоты — а также увеличение мощи и числа артиллерийских орудий — быстро сделали доспехи бесполезными.

Именно это время стало эпохой последних побед всадников в тяжёлых доспехах. Речь, конечно, о крылатых гусарах, которые уже в конце XVI века превратились в главную ударную силу польского войска. Но для «ударов» легковооружённым гусарам требовались прочные доспехи и шлемы. В отличие от остальной Европы поляки в XVII веке не только усилили защиту своих всадников, но и увеличили их число.

Причиной стали главные военные противники Польши. Османские и русские пешие и конные полки полагались на обстрел неприятеля. Их конница была лёгкой и вместо таранного удара делала ставку на маневрирование и дистанционный бой. Хорошо защищённый польский доспешный гусар с копьём, которое длиной превосходило пехотную пику, становился очень грозной силой. Долгое время ни турки, ни русские не могли эффективно сражаться с польским гусарством.

Тяжелейшее поражение османов под Веной в 1683 году не только остановило натиск турок на Европу, но и стало последним моментом славы польских латных гусар. Тяжёлая кавалерия в роскошных доспехах и на могучих лошадях оказалась слишком дорогим и бесполезным удовольствием для беднеющей Польши.

Защитное вооружение гусар

Самый запоминающийся элемент облика польского гусара, если не считать знаменитых «крыльев», — эффектный стальной шлем-шишак. Изобретённый на востоке, он был более лёгким, чем поздние шлемы европейских рыцарей. Шишаки неплохо спасали голову всадника, боковые пластины закрывали щёки, а задний козырёк защищал от рубящих ударов по шее. Спереди у шишаков чаще всего не было никакой защиты, или же они закрывали верхнюю часть лица наносником. Такая конструкция позволяла гусару иметь хороший обзор и в целом увеличивала его боевую эффективность.

Доспех состоял из нагрудника-кирасы и металлических пластин, закрывавших плечи и руки всадника. Под доспехами порой носили кольчугу, защищавшую бёдра. Дополнительной защитой верхней части груди и шеи всадника служил горжет, изготавливаемый из массивной стальной пластины. Его надевали поверх кирасы или «сарматского доспеха» и часто украшали затейливыми геральдическими узорами.

В XVII веке вместе с модой на теорию «сарматизма» (мол, польское шляхетство произошло от древних воинов из племени сарматов), распространился доспех из клёпаных чешуек. Кочевые народы Евразии использовали его ещё со времён скифов.

Защитные свойства у чешуйчатой брони были весьма неплохие. Лёгкий и прочный доспех не мешал управлять конём и сражаться холодным оружием. Такую броню постоянно носил король Ян Собеский, но цена её могла разорить даже богатого шляхтича.

Доспех польского короля Яна Собеского, который он носил в битве при Вене.

Доспехи спасают от пуль и даже ядер

На Западе ситуация была иной. Хотя кирасиры сохранили рыцарские копья, главным оружием тяжёлой кавалерии стали тяжёлые мечи и пистолеты. Вплоть до конца Тридцатилетней войны у кирасир и рейтар было довольно массивное защитное вооружение — прежде всего из-за желания военачальников защитить кавалерию от угрозы в виде оружейного огня и холодного оружия.

Доспехи тогда очень эффективно справлялись со своей задачей. Стальные листы нагрудников хорошо защищали владельцев. Только благодаря им многие офицеры выживали после ружейного выстрела. А в музеях и частных оружейных коллекциях можно найти кирасы с многочисленными следами от пуль, которые оставили после себя лишь вмятины. Есть даже доспехи со следами попадания небольших ядер!

Судя по ним, воины, облачённые в доспехи, получали серьёзные переломы рёбер, но, скорее всего, выживали.

В чём причина эффективности?

Стальной доспех толщиной в несколько миллиметров прекрасно справлялся с пулей, если только стреляли не в упор. Как же обеспечивалась такая защита?

Во-первых, вплоть до появления нарезного оружия и пуль с металлической оболочкой тяжёлые свинцовые шарообразные пули обладали мощной кинетической энергией удара, но слабым пробивным действием.

Во-вторых, в XVII и XVIII веках огнестрельное оружие заметно потеряло в весе. Уменьшились вес ружья, пороховой заряд и калибр. Дешевизна оружия, малый вес и простота перезарядки стали главными требованиями. Ствол укоротился, и в сочетании с уменьшением веса порохового заряда это привело к уменьшению убойной дистанции. Зато тем немногочисленным воинам, что сохранили защитные доспехи, стало гораздо легче жить.

Защитное вооружение кирасир и рейтар

И кирасиры, и рейтары в первой половине семнадцатого века носили доспех «в три четверти». Фактически это был рыцарский доспех, но без защиты голеней и железных ботинок-сабатонов. Ноги всадника защищались высокими ботфортами из толстой кожи. В них было проще управлять конём, вскакивать в седло и быстро спешиваться.

Верхнюю часть ног закрывали пластинчатые набедренники, не мешавшие двигаться. На руках всадник носил наплечники, наручи и латные перчатки. На голове у европейской тяжёлой кавалерии был металлический шлем бургиньот: с гребнем, защитой щёк и шеи. Доспехи чаще всего делали чёрного цвета, откуда и появилось грозное прозвище рейтар XVII века — «чёрные всадники».

Этот цвет выбрали по той причине, что кавалерия уже не была рыцарской, и солдата-всадника не сопровождал в походе оруженосец или паж. Доспехи старались делать так, чтобы они требовали меньше ухода в полевой обстановке. Для защиты от коррозии применяли воронение, а иногда поверх ещё наносили слой лака, который придавал кирасе блеск.

В первой половине XVII века тяжёлая кавалерия армий Европы постепенно отказалась от массивных доспехов. Пример подали шведы. Их король Густав-Адольф создал «лёгкую» кавалерию, защищённую лишь кирасами и шлемами. За ним в 1645 году последовал английский парламент, сформировавший «армию нового образца» для борьбы с войсками короля Карла I. Элитой этой армии стали конные полки с кожаными колетами, кирасами и лёгким шлемами.

Именно такой вид кирасир стал образцом на следующие сто лет. Эпоха сурового рыцарства, закованного в металл, завершилась.

Источник: warhead.su

Зачем Пётр I больше двадцати лет воевал на холодных берегах Балтики? К чему такое напряжение сил и большие жертвы? Что получила Россия кроме Санкт-Петербурга — столицы на окраине империи, строительство которой любят объяснять прихотью Петра? Об этих и других «почему» Северной войны — в нашем материале.

Надо что-то делать…

К концу XVII века Россия была периферийной державой, с минимальной ролью на мировой арене. Какое-нибудь ничтожное немецкое княжество больше влияло на мировую политику, нежели огромное русское государство. Когда в 1648 году подписывался Вестфальский мир, определивший судьбу Европы на следующие полтора столетия, делегацию России туда даже не позвали.

Разумеется, такое положение дел никак не могло устраивать русских. Но для вхождения в число мировых держав необходима была сущая малость: выиграть войну против другой мировой державы.

Порядки в XVII–XVIII веках были суровые. Место под солнцем можно лишь завоевать. Тогда ещё не слыхали, что можно достичь величия благодаря экономике. Да и экономические успехи стран напрямую зависели от их военной мощи. Никакие «гонконги», «кореи» и «сингапуры» в это время были просто невозможны.

Выход к морю или смерть

Русская экономика XVII века была замкнутой. Объёмы внешней торговли невелики. Русский экспорт контролировала Англия. Почти вся торговля на Балтике находилась в руках Швеции. Или же иностранные купцы платили шведам за возможность плавать по их «внутреннему морю». Да и не было у России на тот момент уникальных товаров, которые она могла бы предложить на мировой рынок. Шведский лес и железо — лучше и ближе, зерно могли поставлять Польша и Пруссия. Оставались разве что мёд и воск, да ещё меха. Но увы, в это время европейцы уже начали активно проникать в Северную Америку, где обнаружили настоящее пушное царство, причём связанное с Европой быстрым морским маршрутом.

Экономика любой страны того времени основывалась прежде всего на торговле. К сожалению, до победы над Швецией наши торговые возможности были крайне ограничены. Железных дорог не было, везти товары (тем более сырьё) по суше — слишком дорого. Ну а любую попытку завести морскую торговлю и ликвидировать шведскую «естественную монополию» потомки викингов решительно пресекали.

Выход был очевиден. России неизбежно пришлось воевать со Швецией.

А может, Турция?

Но воевать со страной, которая совсем недавно огнём и мечом пробилась в число великих держав и имела превосходную армию, было очень страшно. Тогда Пётр решил прозондировать «южный вариант», предполагавший войну с Турцией и выход к морскому пути через Чёрное и Средиземное море.

Планы кампании на юге имели давнюю, ещё допетровскую историю. Там лежали обширные пустые земли, исторически являвшиеся частью русского государства. Там находилось Крымское ханство, откровенно жившее за счёт разбоя. И наконец, там было море, а это значит — порты и торговля. Но скоро выяснилось: воевать на юге не получится. Османская империя в начале XVIII всё ещё оставалась очень грозным противником. Одолеть её в то время не получалось ни у одной европейской страны. Локальные успехи, победы в сражениях и выигранные войны были, но вот сокрушить могущество османов пока не удавалось.

Кроме того — как всегда на войне — вставала проблема снабжения. Чтобы воевать на побережье Чёрного моря, надо было наладить регулярные поставки провизии и пополнение армии. И если отправить на юг свою армию Россия могла, то сделать её нахождение там не подвигом, а обычной задачей — ещё нет.

И наконец, возникал вопрос — «зачем?». Выход из Чёрного моря контролировался Турцией. Османы могли легко перекрыть торговый путь через южные моря и тем самым обесценить любые победы.

«Бесполезная» Прибалтика

Оставался единственный вариант. Те самые «никому не нужные», негостеприимные берега Балтики. Впрочем, шведы совсем не считали их никому не нужными. Имея контроль над Прибалтикой, они создавали такую ситуацию, в которой любая конкуренция со Швецией оказывалась невозможной.

Земли, за которые воевала Россия, совсем не были бедными и негостеприимными. В России случалось такое, что присоединение новых территорий приносило больше расходов, чем доходов. Так поначалу было с Кавказом, так было со Средней Азией, но к Прибалтике это не относилось никогда. С самого момента завоевания эти владения приносили неплохой доход в казну.

Это ещё если не вспоминать, что контроль над Прибалтикой стал одним из ключевых факторов расширения русского влияния в Польше. Недавно главные конкуренты русских — поляки — быстро обанкротились, а их государство разделили между соседями.

Россия была разорена?

Очень любят рассказывать, что Россия была разорена Северной войной. Тут в ход идут аргументы и про потери населения, и про увеличение налогового гнёта. Да, это правда. Но давайте посмотрим на это с другой стороны.

Петровские реформы оказались успешными. Промышленность получила мощнейший импульс развития. Строились заводы, открывались месторождения полезных ископаемых. Именно благодаря итогам Северной войны Россия превратилась в крупнейшую торговую державу.

Начала развиваться русская морская торговля. Хотя ещё за пятьдесят лет до этого весь мир был уверен: русские совершенно не способны плавать по морям.

Россия XVIII века постепенно начала избавляться от зависимости от иностранных специалистов, без которых в прошлом столетии и шага ступить не могла. И это касалось любых вопросов — начиная от армии и заканчивая строительством самой обычной фабрики.

Экономика очень быстро оправилась от напряжения, вызванного войной, так что XVIII век стал эпохой расцвета и небывалого подъёма русского государства.

Государственный бюджет России вырос с 1,1 миллиона рублей в начале царствования Петра I до девяти миллионов рублей в последние годы его правления.

Вся Европа поражалась тому, как на восточной окраине, на месте всеми забытого Московского царства, выросла великая империя.

Непобедимые шведы

Ещё один часто задаваемый вопрос: «Швеция — небольшая страна, как можно столько времени воевать с таким маленьким государством?».

Во-первых, в прошлом значение государств и их армий оценивалось совсем по-иному, чем сейчас. Во-вторых, тогдашняя Швеция — совсем не маленькая держава. Она, кроме собственно Швеции, включала обширные владения в северной Германии — Переднюю Померанию, Бремен и Висмар; земли в Прибалтике — Финляндию, Эстляндию, Лифляндию, Карелию.

Армия этой скандинавской страны после Тридцатилетней войны имела высочайшую репутацию, не уступавшую французам. «Маленькая» Швеция в XVII веке успела побить огромную Польшу, успешно воевала с Данией.

Да и не размер государства в XVII–XVIII веках определял силу его армии и флота. Нидерланды сражались с великой Испанией и победили, а затем выиграли две большие морские войны с Англией. Пруссия при Фридрихе Великом успешно воевала чуть ли не со всей Европой.

Так что шведская армия — очень серьёзный противник. Доказано на примере поляков, саксонцев и датчан.

Зачем нам Санкт-Петербург?

Помимо того, что сейчас это один из красивейших городов мира, Петербург принёс России немало пользы. Именно он стал главным центром русской торговли. До появления северной столицы единственным нашим морским портом был Архангельск. Но он расположен далеко на севере — доставка товара туда-сюда обходилась очень дорого. А на берегах Невы уже в 1719 году началось строительство Ладожского канала, позволявшего водным путём доставлять в Петербург товары из любого города на Волге.

Морской транспорт в XVIII веке — самый эффективный способ торговли. Дешёвый, надёжный и быстрый. Так что уже в середине века 96% русской внешней торговли велось по морю, через Петербург.

Можно вспомнить ещё об «опасности размещения столицы рядом с границей». Но, чтобы доказать ошибочность таких рассуждений, надо всего лишь взглянуть в прошлое. За 200 лет враг ни разу не угрожал Санкт-Петербургу. Даже сильнейший в мире английский флот — что во время войны с Великобританией после Тильзитского мира, что в годы Крымской войны — сталкиваясь с необходимостью преодолевать укрепления Кронштадта, не рисковал появляться близ берегов русской столицы.

Источник: warhead.su

Как долго можно идти пешком? А если при этом на вас полная солдатская экипировка и вооружение, да ещё сзади тянутся обозы с припасами? Прошлый век изменил понятия о расстояниях, преодолеваемых армиями. Но до этого пехоте приходилось совершать изнурительные пешие марши — и порой довольно длительные.

На своих двоих

Начиная с конца XIX века расстояния, преодолеваемые армией, и скорость её движения стали всё больше зависеть не от выносливости солдат и того, насколько плотно они позавтракали, а от уровня развития инфраструктуры страны. Главным транспортом вместо «своих двоих», стала железная дорога. В ХХ веке к ней добавились автомобили, а затем авиация.

Но ещё сто пятьдесят лет назад всё было совсем не так. Пехота полагалась лишь на свои ноги. Качество дорог чаще всего находилось в диапазоне от «всё плохо» до «дороги нет совсем». И лишь счастливчики из кавалерии могли рассчитывать на помощь своего скакуна, за что «вознаграждались» необходимостью каждый день посвящать несколько часов уходу за лошадью.

Разумеется, расстояния, которые в те времена преодолевала армия, очень сильно отличались от возможностей моторизованных войск нашего времени. Поэтому до сих пор продолжаются споры, сколько же проходили войска минувших эпох, когда они шли пешим маршем.

Обратимся к источникам.

Античность

Один из лучших трудов по военной истории — «Анабасис Кира», написанный афинским писателем и военачальником Ксенофонтом, — даёт нам точные цифры расстояния, которое от Двуречья до Трапезунда (на побережье Чёрного моря) прошёл отряд греков-наёмников. После поражения при Кунаксе десять тысяч тяжеловооружённых гоплитов и две тысячи лёгких воинов-пельтастов отступали по неизвестной им враждебной земле Персидского царства.

Вот как очевидец описывает расстояния дневных маршей: «Продовольствие имелось в изобилии. Отсюда они прошли в два перехода десять парасангов, пока не пересекли истоков реки Тигра. Отсюда они прошли в три перехода 15 парасангов до реки Телебоя».

Парасанг (фарсах) — древняя мера расстояния, используемая на востоке, в Персии его считали равным 5,5 километрам. То есть за день греческий отряд преодолевал пять парасангов, или около 27 километров. Цифры вполне реалистичные, хотя чуть раньше, описывая движение в составе наёмной армии персидского царевича Кира Младшего, поднявшего мятеж против старшего брата Артаксеркса, Ксенофонт сообщает, что греки порой проходили в день до 40 километров.

Такое расстояние считается нормальным для современного спортивного туризма, но для армии находится на переделе возможности.

Вероятно, столь бодрые темпы марша были связаны с движением армии Кира по дружественной территории и с хорошим снабжением.

А как же пешие марши знаменитых железных легионов Рима? Дневной переход римского войска составлял 25 километров, ускоренный марш — 30 километров, форсированный марш — 45 километров. Всё просто — римскую армию считают вершиной развития военного дела и системы снабжения, достигнутых в Древнем мире. Поэтому в Средние века расстояние дневного перехода существенно уменьшилось.

Средние века

Информацию о дневном переходе средневековых армий можно найти в хрониках тех лет. До нас дошли сведения о движении французских и английских войск перед битвой при Креси в 1346 году. Известно, что французский король Филипп VI перед боем встал лагерем у Абервилля в 20 километрах от будущего места сражения. При столкновении с англичанами французское войско было сильно уставшим, то есть проделанный марш находился на грани допустимого. К сражению при Азенкуре в 1415 году и французы, и англичане промаршировали немалое расстояние. Скорость движения армии Генриха V была равна 24 километрам в день, его противник Шарль д’Альбре вёл своё войско, преодолевая до 28 километров в день.

Близкие цифры есть и в Древнерусском государстве. Историк военного дела Анатолий Кирпичников сообщает, что скорость движения армии московского князя Дмитрия к Куликову полю не превышала 25 километров в день. Похожие данные для средневекового русского войска приводит и военный историк генерал Николай Михневич.

Так что 20-25 километров в день вполне правдоподобны как показатель среднего дневного перехода феодальной армии, в составе которой находились пешие части, а также множество обозов.

Порой сведения средневековых хроник больше похожи на сказки. Киевский летописец сообщает, как в 1184 году князь Святослав Всеволодович преследовал передовой отряд половцев и настиг его на реке Угре. Автор хроники полагает, что дружина за пять дневных переходов прошла около 700 километров, что означает расстояние перехода целых 140 километров в день.

Конечно же, подобные рассказы надо воспринимать критически, так как ни одна лошадь, тем более с тяжеловооружённым всадником, неспособна перемещаться с такой скоростью. К таким же мифам относятся и легендарные монгольские конные походы на сотни километров без припасов и по бездорожью.

Новое время

Описывая лучшую армию XVIII века — прусскую, — прусский же военный историк Иоганн Вильгельм фон Архенгольц рассказывал: «Они не узнавали более своё отечество и спешили навстречу врагу, не обращая внимания на усталость, переносили всё, желая поскорее исполнить высокий долг избавителей отчизны. В 24 дня Фридрих прошёл с войском 60 немецких миль и 21 августа прибыл под Кюстрин, усилил его гарнизон и соединился с армией Дона».

60 немецких миль — это 444 километра, то есть за день пруссаки, идущие в максимально спешном темпе, преодолевали всего 18,5 километров.

Так что, несмотря на развитие военного дела и совершенствование организации регулярных армий, в XVII–XIX веках расстояния, преодолеваемые пешим маршем, остались близкими к тому, что было в Средние века.

Генерал Михневич, описывая движение армий XIX века, приводит всё те же 25 километров в день для пехоты и 40 километров для кавалерии. При этом, совершая марш, армия должна была делать долгий привал (длиной в сутки) не реже раза в неделю. Не случайно современники критиковали фельдмаршала Александра Суворова, считая, что великий полководец изнурял солдат длительными переходами. Форсированные марши в руках умелых полководцев превращались в настоящее оружие победы.

Поскольку противник рассчитывал, что больше 25 километров в день никто преодолеть не сумеет, возможность внезапно появиться перед ним раньше срока и навязать бой в выгодной позиции могла привести к победе. Пример этого — Ульмский манёвр Наполеона в 1805 году — когда армия, готовившаяся к вторжению в Англию, покинула Булонский лагерь на берегу Атлантики и быстро преодолела расстояние до Ульма на Дунае, где находились силы австрийского генерала Карла Мака. Австрийцы попали в окружение и капитулировали. Победу в кампании 1805 года удалось одержать в немалой степени за счёт быстроты передвижения французских войск.

Даже во Второй мировой войне пройденные расстояния всё ещё оценивались, исходя из возможностей простой пехоты. Так что семидесятикилометровый дневной марш 4-го кавалерийского корпуса РККА 20–21 ноября 1942 года по полному праву считается настоящим подвигом.

Конечно, сейчас никого не удивишь возможностью развернуть многотысячный корпус где-то на краю света. Но когда-то солдаты отважно преодолевали достаточно большие расстояния ради победы — по много дней подряд. Это ли не истинный героизм?

Источник: warhead.su

Рыцарский замок уже давно превратился в один из главных символов Средневековья. Как строили такие укрепления? Что такое барбакан, машикули, герса? Об этом и не только — в нашем ликбезе.

Откуда появился замок?

Появление замка тесно связано с настоящей «военной революцией», которая произошла на заре Средневековья.

Огромные пешие армии Древнего мира превратились в немногочисленное конное рыцарское войско. И сразу же встал вопрос: как такими силами — сильным, но небольшим отрядом всадников — контролировать свои владения? Ответом стало сооружение укреплённых пунктов, в которых обитали рыцарь и его войско.

Эти укрепления можно было успешно удерживать в случае войны. Они служили политическим центром, где жил феодал и куда стекались налоги. Там же происходили все самые важные события в округе.

Вскоре замки распространились по всей Европе от Англии до Древней Руси. Повсюду археологи находят следы очень похожих фортификационных сооружений.

Холм и башня

Замки широко распространились в Европе в Х веке. Тогда это были совсем не те величественные каменные сооружения, так хорошо знакомые нам. Ранние крепости были больше утилитарными, нежели красивыми. Зато такая фортификация легко и быстро возводилась силами буквально пары десятков работников.

Строились первые замки предельно просто. Выбирался подходящий холм — если его не было в нужном месте, то приходилось делать искусственную насыпь, — и на нём строилась большая башня из брёвен. Вокруг башни устанавливался частокол с воротами из прочных досок.

Такое укрепление можно построить буквально за пару недель. Несмотря на это, его боевая эффективность очень высока. Взять подобный замок отрядом конницы было почти невозможно. Если у обороняющихся имелись запасы пищи и воды, они долго могли противостоять численно превосходящему отряду осаждающих.

Но дерево недолговечно и уступает в прочности камню. Поэтому при первой же возможности деревоземляные замки стали превращать в каменные. Поначалу они полностью повторяли прежнюю конструкцию — большая башня и стены вокруг неё. Только теперь все строения возводились из тёсаного камня того сорта, которым были богаты окрестности.

Донжон и цитадель

В центре замка всегда возвышался донжон — большая и самая высокая башня, эдакая крепость внутри крепости.

Стены донжона самые толстые. На первом этаже, как правило, не делали окон, а вход в башню часто размещался на уровне второго этажа. К нему вела деревянная галерея, которую в тот момент, когда донжон становился последним рубежом обороны, можно было легко разрушить или поджечь. В большой башне находились жилые помещения хозяина замка, арсенал с оружием, запасы еды на случай осады.

Постепенно донжон превратился в замковую цитадель — целый укреплённый комплекс в сердце замка. Вы встречали такие укрепления, где в центре как будто находится ещё одна маленькая крепость? Так вот это и есть цитадель. Её задача — затруднить взятие замка, когда защитники сражаются на последнем рубеже обороны. Стены цитадели образовывали внутренний двор замка. Обычно он очень маленький, с колодцем в центре двора.

Стены и башни

Первоначально стены замка обходились без дополнительной защиты, но вскоре придумали башни. Они служили укрытием для стрелков, которые осыпали осаждающих дождём из стрел. Поэтому башни чаще всего строились друг от друга на расстоянии полёта стрелы.

Сначала такие строения делались четырехугольными. Но углы оказались слабым местом укрепления, и постепенно все замки обзавелись более устойчивыми к осадным орудиям и подкопам круглыми башнями. Сооружались они из самых больших камней.

Стены средневековых замков оставались наиболее уязвимой частью укрепления. Их могли разбить снаряды требушетов, они могли обрушиться в результате подкопа. Для защиты от подобных угроз стали делать наклонную насыпь у основания стены, часто для прочности покрытую камнем. Благодаря ей стена замка в основании становилось очень толстой, и можно было не опасаться её быстрого разрушения.

Чтобы сражаться с врагом, в стенах и башнях замка проделывались отверстия — бойницы. Их делали очень узкими с внешней стороны и широкими с внутренней. Это позволяло лучнику занимать удобную для обстрела позицию, а неприятельским стрелкам было очень сложно попасть в тонкую щель в стене.

Навесные бойницы назывались машикули. Они применялись для стрельбы сверху вниз в тех, кто подошёл вплотную к стене, а также для забрасывания их камнями и поливания кипятком или смолой.

Ворота и барбакан

Ещё одно уязвимое место замка — ворота. Действительно, если всё построено из камня, то проще всего проломить единственную деревянную часть сооружения. Поэтому ворота сами превращались в укрепление, которое состояло из башни или даже двух, позволявших обстреливать нападающих.

Если ворота оказывались разрушены, то противника встречала тяжёлая железная решетка — герса. Обычно она находилась в поднятом состоянии, но в нужный момент её опускали, и прорвавшиеся через ворота вражеские бойцы оказывались перед новым препятствием.

В больших замках укрепления ворот превращались в отдельное фортификационное сооружение. В этом случае на другой стороне рва строили барбакан — дополнительную башню или даже несколько башен, окружённых стеной. В итоге, чтобы просто подойти к замковым воротам, надо было не только преодолеть ров, но и перед этим взять барбакан. От барбакана к воротам вёл мост, который или делали подъёмным, чтобы развести в случае осады, или, недолго думая, разрушали.

Другие ухищрения

Часто в больших замках применяли несколько рядов стен. Благодаря этому, когда первая линия обороны прорывалась, атакующие оказывались в ловушке. Они попадали в небольшой двор между линиями стен, который отлично простреливался, и несли тяжёлые потери.

Стены замка с внутренней стороны имели галереи, по которым воины могли быстро перебежать к наиболее опасному участку. Сначала галереи делались из дерева, но затем превратились в часть самой стены.

Чаще всего замки окружались рвом. Который, к слову, не всегда был заполнен водой. Но если имелась возможность построить замок на острове, степень его неприступности серьёзно возрастала.

Порой укрепления строились не просто на холме, а на вершине скал. В этом случае подняться к стенам замка становилось для осаждающих отдельным квестом. А затащить на гору осадные машины и подавно удавалось не каждому войску.

И напоследок — о гигиене. Осматривая стены древних замков, иногда можно увидеть такие небольшие выступы размером с платяной шкаф, с отверстием, похожим на машикули. Это замковые туалеты — гардеробы. В маленькой комнатке устраивалось отхожее место, а нечистоты стекали по специальному жёлобу или просто по стене прямо в замковый ров. Чаще всего выход в гардероб находился рядом с господской спальней.

В Новое время, после того как артиллерия сделала средневековые замки бесполезными, правила фортификации очень сильно изменились. Исчезли линии стен, защитные сооружения стали ниже, но существенно толще. Впрочем, об этом читайте в следующем материале.

Источник: warhead.su