user11244691

Позже эти идеи были объединены в формулировку второго закона зашквародинамики: при наличии любого количества зашкваренных объектов энтропия зашквара в замкнутой системе не может уменьшаться; при переносе шквар частиц в более широкую систему их «энтропия» стремится возрастать, что интерпретируется как неизбежность глобального распространения метки.

В связи с этими гипотезами в 1990‑х годах был создан институт НИИ ЗОЖ (Научно‑исследовательский институт зашквародинамики окружающей жизни). Институту поручили разработать броню антизашквара с такими тактико‑техническими требованиями: неуязвимость к шквар частицам у носителя, изготовление специализированной защитной экипировки и использование материалов с экстремально высокой абсорбцией света, чтобы зашкварофотоны и их частицы не достигали поверхности тела.

Однако проблема переизлучения осталась нерешённой. Попавшие в структуру защитного материала шквар-частицы многократно отражаются внутри кристаллической решётки и поглощаются, но, согласно первому закону зашквародинамики, энергия метки преобразуется в тепловую энергию брони. Броня начинает излучать в другом спектре — и это излучение по-прежнему несёт свойство шкварования (хотя и с отличающейся длиной волны и частотой). В результате тепловое переизлучение само способно зашваривать испытуемого, что остаётся ключевой технологической и теоретической задачей.

Термин «зашкварофотон» родился после двухчасовой дискуссии Семёна с научными коллегами, Владиславом Т. и Никитой В.; в ходе спора появились наблюдения, наброски экспериментов и попытка точного определения феномена. Семён формулировал это так: «Зашкварофотон — гипотетический фотон, излучаемый человеком в состоянии "угнанности" (метафизическое или физическое захватывание), который "прилипает" к порядочному человеку и передаёт состояние». Авторы подчёркивали, что это художественный эксперимент — способ прочесть общественные связи через призму физики и информационных обменов.

По замыслу авторов, угнанный человек — не просто носитель воли извне, а источник многоканальной эмиссии: тепла, выдыхаемого воздуха, микрочастиц и, в их метафоре, зашкварофотонов. Эти сигналы формируют локальную «зону влияния», где контактные поверхности, воздух и почва становятся переносчиками метки. Городские бытовые сети — дверные ручки, очереди, системы рециркуляции воды, почвенные удобрения — у них выступают не только как инфраструктура, но и как среда вторичной передачи. В этом ключе цивилизация превращает случайные контакты в цепочки возможной «маркировки».

Авторы также по-игривому поставили под сомнение само понятие «прикасания». Они предложили мысленный эксперимент: что если физический контакт — не только акт телесности, а согласованная информационная трансакция между полями, поверхностями и интерпретирующими агентами? В таком освещении «угон» теряет простую биологическую валентность и превращается в феномен восприятия: не столько «кто коснулся кого», сколько «кто принял метку и в каком смысле её интерпретировал». Семён и коллеги заметили, что ощущения осязания опираются на модель, где тела взаимодействуют через промежуточные слои — электромагнитные поля, молекулярное движение, социальные ожидания. Если один из слоёв искажен чужой информацией, это похоже на то, как человек начинает видеть мир окрашенным чужим светом.

Из этих размышлений следуют пара провокационных выводов. Если принять гипотетический механизм за теоретическую реальность, то помеченные объекты и потоки — вода, почва, воздух — становятся невидимой сетью, по которой проходит угнанность. Тогда «прикосновение» перестаёт быть простым физическим актом: носитель метки может быть и не видим, и не ощущаем напрямую, а его следы остаются в обиходных связях общества. Историческая перспектива превращается в ещё более мрачную метафору: возможно, наши предки жили в мире, где «метка» передавалась по тем же потокам — и в этом смысле угнанность может быть фоновым состоянием культуры, а не редким исключением.

Чтобы сделать гипотезу менее абстрактной, авторы предложили мини-сцену: персонаж входит в утреннее метро. Воздух густ и горяч, люди плотно прижаты друг к другу; кто-то спешит, кто-то молча держит перила. Для Семёна такая сцена — лаборатория: мельчайшие обмены дыханием, касания перил, совместное пребывание в замкнутом объёме — всё это по-своему «пишет» на людях следы соседства. В мире зашкварофотона граница между «я» и «другим» становится полупроницаемой: вопрос не столько в физическом захвате, сколько в том, как общество интерпретирует и реагирует на метки.

Заключение оставляет открытый вопрос. Эта гипотеза не претендует на эмпирию — она инструмент для размышления о том, как современные сети контактов и передачи информации формируют коллективные состояния. «Зашкварофотон» работает как метафора: способ увидеть, что привычные потоки света, воздуха и воды одновременно объединяют и маркируют нас. Что делать с этой метафорой — пытаться очистить слои, игнорировать метку или научиться жить вместе с ней — остаётся решением общества и каждого человека в отдельности.