uhuf

Река Сывтуга, не помню, какой год 2001, или 2002.

Идём долго и нудо. Межень. Воды в реке вообще нет. Продираемся сквозь камни и завалы – два катамарана двойки и два каяка. Километровые многолетние завалы в русле – прямо как паркет настелили. Задолбались обносить. Прошли Чёртово ущелье, вернее проскреблись по нему, упёрлись в мост.

- Ну всё – говорю – Давайте попробуем свинтить отсюда. Ну что за пеший поход с элементами водной эротики! Сроки к концу подходят, а до финише ещё ковылять и ковылять…

- Так мы на сроки не завязаны, билетов обратных нет. Иди себе…

- А детский поход кто готовить будет? Тут неделей и даже двумя не отделаешься. Документы оформить, продукты купить, снаряжение починить – подогнать. Собрание опять же провести надо. Ну и сами знаете сколько проблем ещё…

- Ну да. Слушай, давай каяки дальше пойдут, ни шатко, ни валко. Доберёмся до финиша, там в Кемь перебросимся, найдём порожек какой – нибудь, постоим, вас подождём. На вокзале в Кеми встретимся. Чего в Москву и обратно гонять, деньги тратить.

- Ну смотрите, ребята! Сможете вдвоём?

- А чего тут ни смочь? Чай не малолетки…

На том и порешили. Оставили Тюленю и Доброву почти все продукты, снарягу необходимую, сами упаковались. На мосту появляются два зэка – расконвойника. В цивилизацию собрались, менять что-то на водку и еду – полные рюкзаки у них. Может, пушнина, может ещё чего. Подхожу к ним, спрашиваю, как отсюда свалить.

- Да вон до узкоколейки дойдите, потом паровоза дождаться надо, подберёт.

- А часто он появляется?

- Это уж как повезёт. Общее направление – вот. И рукой в лес махнул.

Ну потопали мы в этом направлении Я, Лёша, Оля и Белка. Периодически натыкаемся на стрелки, оставленные мужиками на открытых проплешинах – заботливые, подсказывают. Километра через полтора вышли к железнодорожной колее. Рельсы ржавые – давно тут никто не ездил. Вместо шпал – берёзовые брёвна. Каждое десятое приколочено, хорошо, если костылём, а то и гвоздями загнутыми не брезговали… Идём ещё примерно километр. Стрелка. Вот тут уже рельсы наезженные, рюкзаки мужиков рядом валяются, самих не видно. Бросаем своё шмотьё тут же, ложимся ждать.

Через пару часов появляется тепловоз и расконвойники. Они быстро в кабину со своими мешками залезли, там места нет уже. Грузимся на переднюю площадку «трамвая». Лёха с Олей поверх рюкзаков и катамаранных рам, мы с Белкой встаём на подножки – мест нет больше. Тронулись.

Рельсы не прямые ни в коем случае. Сходятся – расходятся, и горизонталь не выдерживают, волнами идут. Опять же каждый рельс по-своему. Тряска такая, что наши рамы и рюкзаки подпрыгивают, пытаются выскочить «за борт». Дружно ловим их периодически. В какой-то момент Белка попу отклячила, а там берёза росла… Чуть на дереве девушка ни осталась, но ничего, удержалась за поручни. Около часа кошмара…

Ещё одна стрелка. Вагон стоит, народу дофига - похоже лесоучасток, тепловоз цепляется, мы перегружаемся. Мама дорогая! Окна все выбиты, трети пола нет. Буквально. Дыры зияют. Крыша тоже решето, в тамбуре, сплюснутом так, будто на него огромное дерево уронили, вообще пола нет – наступай на балки. Скамейки такие, что ни в сказке сказать, ни вслух произнести. Все расселись, общаются матом. Расконвойники и лесорубы. Только две девчонки в вагоне – Оля и Белка. Народ с интересом коситься, но ведут себя прилично, хотя и ухмыляются. Курят прямо здесь, понятно Приму и Беломор. Достаём с Лешей Союз – Аполлон, прикуриваем… Тишина в вагоне: что за уроды с фильтром курят? Неуютно. Ладно, проглотили мужики… Периодически состав (тепловоз и недовагон) останавливается, подбирает кого-то или высаживает. Станций нет, понятно – кого встретил того и подобрал, или свалил с лесоучастка.

Очередной подсевший мужик стал громогласно докапываться в полушутку к нашим провожатым зэкам:

- Что, варнаки! Скучно стало в лесу? Норму не выполняем, на волю потянуло? За бухлом собрались? Я вот участковому доложу!

Те отшучиваются, но взбледнули маленько.

- Да ладно! Давай по двести семьдесят – достаёт бутылку – Только чтоб без глупостей! Торганёте, закупитесь и сразу назад!

Выпивают. Впрочем, выпивают все, курят, матерятся, играют в карты… У нас глаза круглые – просто офигели. Оля уходит в тамбур (не навернулась бы под колёса. Нет, ничего, возвращается минут через сорок.

Остановки всё чаще, какие-то строения по обе стороны насыпи просматриваются. Молодые ребята загрузились, лет по пятнадцать – шестнадцать, пятеро. Комплекция у каждого, как у спортсмена – тяжеловеса. Тут же наших девушек увидели и выражение… ммм так скажем лиц мне категорически не понравилось. Хищные улыбки. Решаю, что однова пропадать, подхожу к самому здоровому, беру за пуговицу, начинаю допрос:

- Так, парень, как из вашей дыры до Онеги доехать? Пароход ходит, или автобус какой нибудь? Да не крутись ты, отвечай.

- Дядь, ты это… чего… Поезд к пароходу подойдёт. Ну и автобус тоже бывает, только там переправиться надо через реку. Моста нет…

- Спасибо, милок. Век не забуду.

- Да пожалуйста…

Иду на своё место, пытаясь унять дрожь в коленях. Надеюсь, что из-за тряски незаметно.

Зачалились, в смысле приехали. Все куда-то ломанулись, а мы тормознули, пока разбирались, не успели на пароход… Теперь надежда только на автобус. Дорога на правом берегу, поезд пришёл на левый... Ну конечно, можем мы катамаран собрать, чтобы переправиться, но уж больно муторно. Подхожу к забору участка – там мужик огород поливает.

- Простите великодушно! У Вас лодка наверняка есть. Не переправите к шоссе?

- Сейчас, одно дело доделаю… Подождите на берегу.

Ждём. Минут через сорок появляется, Цепляет мотор. Ещё один мужик к вёсельной лодке подходит, отчерпывает её.

- Давай двоих к тебе двоих ко мне.

- Давай.

Переправили.

- Мы сколько должны?

- О..фигел совсем? Нисколько!

- Спасибо, мужики…

Поставили палатку возле дороги, ждём автобус, пытаемся ловить попутку. Голяк, никто не останавливается. Уже почти сутки прошли. На обочине постоянно кто-то дежурит с поднятой рукой, но машин очень мало, а те, что проезжают – игнорируют.

Дождались автобуса – ПАЗик. Советский ещё. Загрузились, едем. Долго, часа четыре, примерно. С разного рода приключениями (по дороге ёмкость радиатора то ли пробило, то ли прогнил окончательно, поэтому мелкими перебежками, от лужи до лужи) доехали до автовокзала Онеги. Спросили, где железнодорожный вокзал, и туда быстрее.

Ни фига себе! У путей стоит бетонная двухэтажная коробка с минимумом дверей и окон, как крепость. В подобной постройке я служил на Финском заливе (застава, бывшая школа СС, не окна - бойницы).  Вокзальная площадь, где, по идее должны стоять ларьки и зеленеть газоны, закатана асфальтом. Пустырь. Ну да ладно, всяко бывает. Билеты купили – до Москвы нет, где-то ещё пересаживаться нужно будет. Но хоть так.

Оставляю Лёху с девчонками, бегу закупать продукты на поезд. На вокзальной площади останавливаю мужика, спрашиваю, где магазин ближайший. Тот машет мне рукой: пойдём, мол, отведу. По дороге интересуюсь:

- А чего ж ларьков нет? На любом вокзале их море, а тут как в пустыне.

- Ставили. Двух дней не простоит – сгорит.

- Чего так?

- Зоны здесь кругом. Молодёжь либо за блатняков, либо за ментов, ну ещё мирные жители есть, которые тех и других боятся. Неоднозначный у нас городишко. Сам-то откуда?

- Из Москвы…

- А-а-а. Ну вот твой магазин.

Захожу, всё очень прилично, ассортимент замечательный. Как-то по-советски всё, не супермаркет – прилавки холодильники, отделы: мясной, колбасный, молочный, хлебный… Я аж прослезился. Быстро определяюсь, что нам на поезд нужно, встаю за местными ребятами. Тем не более пятнадцати лет – одна компания, человек шесть, насколько помню. Спорят. Я сначала не прислушивался, потом пришлось. Спорят, как в анекдоте: шесть литров водки, восемь пива, и на закусь одна таранка (хоть на этом сошлись) и пара шоколадок, или одна шоколадка и десяток «чупа-чупсов»… Разговаривают матом, продавщица терпеливо ждёт. Договорились. Покупки тут же появляются на прилавке, загружают в пакеты.

Я, по простоте душевной, начинаю озвучивать свой заказ: колбаса, сыр, майонез, «роллтоны», Хлеб, понятно. Консервы какие-то, водка и пиво на поезд. Ну, мороженое девчонкам. Всего рублей в пятьсот уложился. И тут я замечаю внимательные взгляды малолеток, нехорошие такие. Стараясь не потерять лицо, складываю покупки в пакеты, прикидываю, что продавцов надо попросить, что б меня через задний ход выпустили… Компания уходит из магазина, трое остаются на крыльце, а ещё трое юркнули за угол… Ну всё, пипец. У меня в сумочке – норе все деньги группы и билеты на поезд. А эти все выходы перекрыли. Стою, растерянный, продавщица на меня сочувственно смотрит, но явно к телефону идти не собирается, даже ухмыляется чуть-чуть, мол, сам дурак.

В магазин вламывается тот самый мужик, который меня к нему и привёл:

- Ну, чего ты тут канителишься? Ребята там уже копытом землю роют, искать тебя собираются! Давай быстрее!

Выскакиваю из магазина, он меня обратно к вокзалу ведёт и цедит сквозь зубы:

- Ну ты дурак совсем! Дождался бы их ухода, потом закупался. Я как жопой почуял, что ты лох, сам не разберёшься, выручать надо. Из вокзала – ни ногой, они теперь тебя пасти будут.

- Да, я понял…

Обматерил меня на прощание… Спасибо, мужик.

1993, кажется год. Река Охта.

Суда собрали, дошли до острова Троица. Там конечно, стоять не рекомендуется, но мы ж не на исторической части – на юго – западном мысе. Тем более, что стоянка оборудована: «пентагон», дрова, место для костра.

Ребята уходят на экскурсию к церкви, я в лагере сижу, хозяйством занимаюсь: дрова поколоть, воду закипятить, горох вымочить… Всё хорошо, торопиться никуда не надо, погода отличная, комарья почти нет. Расслабляюсь, валяюсь на солнышке, загораю. Моторка чалится. Лениво встаю, одеваюсь - неудобно голышом гостей встречать.

Некоторое время ничего не происходит – «Видимо – подумал я – не по нашу душу». Через часок в лагере появляется мужик с ружьём:

- Документы!

- Да пошёл ты! Мент? Лесник? Ну и гуляй отсюда. (У нас действительно маршрутная книжка не оформлена, а на Охте периодически какие – то акции тогда происходили – местные менты и лесники бабло рубили).

- Я… Мне… Короче, заложу я вас. За стоянку на Троице, за нахождение в национальном парке...

- Какой тут нацпарк? Не тренди!

- Короче, водки давай, а то заложу. Или ещё чего – Многозначительно глядит на ружьё: не поспоришь.

Решаю, что не обеднеем, проблем с местными не хочется, выдаю пузырь (ещё поллитра на весь поход осталось). Мужик сваливает.

Приходят ребята, рассказывают. Про экскурсию в сгоревший монастырь. Только одна церковь осталась, и ещё пара часовен.

Костя Исаев говорит, что в часовню заглянул, а там тётка рыдает, поклоны бьёт (почему ни в церкви)? Не стал мешать, тихо удалился. Я в свою очередь рассказываю, что в лагере происходило. Обсудили, сошлись на том, что всё правильно сделал. Всё - таки напрягаемся маленько – завтра валить отсюда надо.

Ужин готовлю, народ у костра сидит. Опять мужик появляется:

- Ну-ка закурить дайте. Быстрее!

Некурящий и непьющий Костя Архипов вскидывается:

- Что за тон?

- Сейчас узнаешь, что за тон! – убегает к лодке.

- А ведь он за стволом побежал – говорю я – Танька, бери пионеров, сваливай за мыс, наблюдайте и не высовывайтесь.

У костра остаются только мужики: Архипов, Столоногов, Маклауд (Кирилл Лищер), Новохатный, Исаев и я. Опять появляется местный, как и предполагалось, с ружьём.

- Ну что, козлы?

- Сам козёл! – Архипов отпрыгивает от костра, выхватывает нож, приплясывает, чтобы сбить прицел. – Ну давай, стрельни! Я тебя, гада даже со стволом уделаю!

Теперь всё внимание на него, неадекват пытается его подловить, водит оружием из стороны в сторону, но Костя грамотно «маятник качает». Достаю нож, и понимаю: не промахнусь, прямо в бок ему войдёт – есть такая уверенность. Маклауд, не вынимая свой клинок, смещается по бревну за спину мужику, хотя тот отслеживает движение, косится. Нервничает, потому и Архипова тяжело контролирует.

- Дурак, за убийство сядешь!

- Только стрельни, у нас руки будут развязаны!

- Ствола два, а нас много!

И тут спокойный голос Новохатного:

- Мужик, мы ж тебя не сразу зарежем…

Вот на этом – то он и сломался, схватил ружьё за ствол, забросил в кусты:

- Что ж это я? На людей со стволами?! Простите, ребята, горе у меня…

Волочём его к костру, наливаем из последней заначки, выслушиваем.

- Сын у меня вчера… Три года… Не уследили спьяну, под трактор попал… Всего в кашу, я подскочил, а он на меня смотрит – почитай одна голова и осталась – и глазёнками луп – луп… - Зарыдал – дурак я, уже на людей бросаюсь… Простите…

Успокаиваем, как можем, ещё наливаем. Говорим, что больше нет (почти правда, не больше трёхсот грамм на поход заначка). Мужик сваливает, предварительно обменявшись ножами с Архиповым: (всем буду показывать, чем меня резать собирались).

Иду к церкви – ночи-то белые. Тропа как раз к монастырю идёт, издалека замечаю нестандартное дерево: хвойная «свечка», метров двадцать высотой. Ель? Сосна? Кипарис? Вот же дурак! Откуда на севере кипарисы? Подхожу ближе. Можжевельник! Сантиметров тридцать диаметр ствола в комеле!

- А я считал, что ты – куст. – бормочу ему. – Сколько ж тебе лет?

Прикидываю, что пять сантиметров в диаметре – это семьдесят, примерно. А тридцать… Шестьсот? Семьсот? Тысяча?! И ведь дерево здоровое, без намёка на желтизну хвои, никаких пороков на стволе. Круто!

А про церковь я слышал легенду: Когда её реставрировали, ну нижние венцы меняли, разобрали на брёвна, потом обратно собрали, заменив сгнившие, комсомольцы на радостях там пьянку устроили, за окончание работы. С тех пор местные считают её оскверненной. Хотя поп туда приезжает, службу тащит… Уважаю. Видать поп – то настоящий…

Идём по Илексе, потом в Ваму впадаем, потом в Водлу...

После продолжительного ходового дня находим стоянку. Обрывистый песчаный берег, чалка хорошая. Задолбались изрядно.

Мой экипаж гордо выносит рюкзак рыбы – только щук семнадцать! (голодновато было в том походе). Выпячиваемся. Потом Никишин чалится, тоже с добычей. Начинаем мериться, чья щука больше. Никишинская постройнее и подлиннее (килограммов по шесть у каждого). Я уже прикидываю, что хвост от «никишинской» щуки надо отрезать, или свою растянуть…

К чалке подходит таймень двойка (байдарка) - Серёжа Кузнецов. Ребёнка решил «причастить». (Лет двенадцать пацану, не помню, имя). Очень серьёзный дядька Серёжа: шестёрки ходил, первоходы, теперь вот с нами напросился, по подсказке Юркова… Ну да фенечка не в этом.

На высокий берег летят шмотки, потом выносят байду. Мы с Никишиным не обращаем внимания, надуваемся, как два петуха – чья щука больше! Кузнецовы переворачивают судно, начинают трясти… Как будто бревно между шпангоутами застряло, такой звук. Вываливается щука совершенно невообразимых размеров. У меня падает челюсть на грудь, у Вовки тоже. Сдуваемся, критически осматриваем наш улов и единогласно выносим вердикт:

- Мальки…

Палыч начинает выковыривать из рыб глаза на наживку – тоже на рыбалку собрался. У «кузнецовской» щуки размер яблок, как у человека. Палыч зажал наживку в кулаке, идёт к палатке за снастями. Одна из пионерок начинает до него «докапываться»:

- Игорь Палыч, ты куда?

- В палатку.

- Игорь Палыч, а ты на рыбалку? С тобой можно?

- Отстань.

- Палыч! Смотри мне в глаза!

Тот раскрывает ладонь, показывает:

- Вот в эти, что ли?

Обморок…

Кавказ, май 2002 года. Женя Сандлер руководит.

Очень грамотно построил маршрут – сначала потихонечку «разогнать» группу, потом уже на подвиги ребят потянет…

Уже прошли Теберду и Кубань почти, только порог Жёлоб остался. Идём с Бугелем смотреть. Ну да всё однозначно, только пены дофига и валы высоковаты. Переглядываемся: страшноватый порожек, но повода для обноса не наблюдаем, придётся идти.

- Ну что – говорит Денис – Нашему экипажу показать надо.

- Нет, ты чего! Они ж ещё полтора часа обсуждать будут и умничать. Давай сходу, что тут непонятного? Всё по прямой, а манёвр на выходе скомандую.

- Ну давай.

Приходим к нашим (ещё Лешка Кашкин и Сашка Лепешко в экипаже) с «приклеенными» улыбками, говорим, что идём, на требование посмотреть порог, машем руками, мол пустое – всё по прямой. Экипажи двоек тоже с просмотра пришли, говорят, что идут. Договариваемся о порядке прохождения. Страховку здесь невозможно поставить. Если судно навернётся, то при выходе из-под моста начинается плёс. Ну, почти… Сами выплывем, если что.

Наша четвёрка – первая, потом Сандлер с Гризли, потом Исаев с Тюленем (пацану шестнадцать лет).

Заходим в порог, отслеживаю ориентиры по берегам. Пока нужно только курс держать, разгон перед бочкой чуток попозже. С перегиба слива весь порог виден – и количество пены, и перепад… Сашка начинает орать:

- Ё.. мать.. О..фигеть!

- Цыц, работаем! Хоп – хоп –хоп! Держите, носовые! – втыкаемся в первую «бочку», потом дорожка валов, потом ещё одна «бочка», с доворотом надо зайти…

Хорошо экипаж работает. На выходе, под мостом, не справляемся – вертикальные течения крутят катамаран, доворачивают диагональю, расклиниваемся между стенок, на струе. Левую корму притапливает, я спрыгиваю на нос, веслом пытаюсь от стенки оттолкнуться… Получилось! Чалимся. Двойки проходят. Сандлерскую тоже «укусило» струёй, но на ровном киле остались.

Все зачалились, все живы, только глаза «по пять копеек», впрочем, делаем вид что пофигу.

Понабежали черкесские детишки, снуют между судами. Мы катамараны сдвинули вплотную, от греха, но всё равно не уследили: Гитара была привязана сверху на четвёрке… Девять пар глаз отслеживают… Но вдруг – раз, и гитары нет. Пустырь вокруг, спрятать или спрятаться невозможно, а черкесики лупают честными глазками и ладошки пустые показывают. Копперфильд отдыхает.

Перебрасываемся на Большую Лабу. Едем в автобусе с пьяными черкесами, сами тоже бухаем. Блокпост какой-то. Менты – казаки или казаки – менты? Все в форме, только фуражки на затылке, чтоб чуб было видно. Начинают наших водил потрошить, пытаемся заступиться, а они нам:

- Откуда приехали?

- Из Москвы.

- Ну и сидите, не дёргайтесь. У нас тут местные понятия. Доступно?

- Да уж…

Помурыжили немного мужиков, отпустили, едем дальше.

До Лабы добрались совсем в ночи и абсолютно неадекватные, что мы, что черкесы. На «автопилоте» поставили лагерь.

С утра, с «бодуна» начинаем катамараны собирать. Ничего, получилось, отпускает помаленьку.

Ближе к вечеру идём смотреть «Первый Сосновый». Каньон просто красивейший, если смотреть с эстетической точки зрения, а если с технической… Пипец – очередная ступенька для меня. Пройдём, наверное. Надо только левее уйти, по плите «размазаться», там «бочка» пониже. Потом дорожка валов – больше метра, потом, на выходе, порог «ПП». Полный… пердюмонокль, если по – культурному. Осознаём ситуацию – идётся! Только очень внимательно, и надо  работать, как в последний раз. Бредём по дороге в лагерь. Коровы пасутся рядом с мостом через приток. Пытаемся пройти сквозь стадо – рогатых не видели, что ли? И тут выходит здоровенный бык, пыхтит, роет землю копытом – свой гарем защищает. Я, Бугель, и ещё не помню кто, мигом оказываемся на склоне, прикрывшись деревьями. Бычара подходит к нашему укрытию, опять пыхтит. Пытаемся сместится – он за нами. На дороге показывается Дима – наш каякер, Орём ему, чтобы сваливал. Тот мгновенно к нам присоединяется. А коровы на мосту стоят, травку жуют, уходить не собираются…

- Бугель – говорю я – ты ведь здоровенный амбал. Спустись, дай ему промеж рогов, и мы дальше пойдём.

- Ага! вот ты спускайся и давай! Нашёл тут амбала…

Больше часа на склоне сидели, пока мумки мост ни освободили.

На следующий день запаковываемся, идём. Перед входом в «Первый Сосновый» зачалились, посмотрели вход – Прощай, родина порог называется. Посчитали варианты: Четвёрка первая, потом две двойки, потом каяк. За «Прощайкой» улова есть по правому берегу, правда уже в каньоне. И полочка небольшая. для спасработ хватит. Перед нами белорусы идут, сваливаются в правый край «бочки", кладут катамаран - четвёрку. Криминально – левый нос прямо башкой, как показалось, в скалу прилетел. Мат-перемат, уходят вниз по течению. Потом ещё ихняя двойка с тем же результатом. Мы ничего сделать не можем – суда наши перед входом в каньон. Идём к ним. Наша очередь.

Нормально прошли – по левой плите «размазались», пробили пенный вал, зачалились к правому берегу на страховку. Двойки наши идут – тоже молодцы! Хорошо все «воду прочитали», поняли нюансы… А вот каякер завалился. Хотя, все каякеры в этой мясорубке ложились… Отстрелился он, потом его под слив «бочкой"  всосало. Промыло. Денис кричит:

- Давай на струю!

- Нет – отвечаю – подождём… Ну вот теперь!!!

В два гребка вылетаем на поток, хватаем Диму, и в три гребка чалимся. Выкидываю Димку с катамарана, гонимся за каяком и веслом. Догнали судно, Бугель протягивает к нему дружественную лапу (это всё на валах, в середине каньона). Я слежу за общей обстановкой. Нас донесло до входа в «ПП». Причём, не так, как было рассчитано а метров пять левее, куда совсем попадать не надо…

- Брось корыто!!! Сами идём!!!

Пытаемся сместиться правее, да только не успеваем. Катамаран четвёрка ныряет в пену, на улице остаётся только моя голова, которая пытается командовать:

- Право!!! – тут же соображаю, что зря ору – все ведь под водой, не слышат…

Вылетаем «на свече». Видели, как подводные лодки всплывают? Как с них потоки воды стекают? Ну так вот с касок носовых ,с их плеч, с носов катамарана та же самая картина. Рубимся через «бочки» и валы, ещё одна «свеча», не знаю, мне показалось, что вертикальная, однако, на ровном киле остаёмся.

Выход из каньона – отмель какая-то, ловим каяк – Бугель его одной рукой на раму забросил (четыреста литров воды). Вперяемся в галечник, выскакиваем. Разговариваем матом, я достаю сигареты, прикуриваю для всего экипажа, вернее пытаюсь прикурить. Руки трясутся, и голова тоже. Четыре сигареты во рту, Бугель меня хватает за руки, Лёшка за голову… Получилось!

Наши двойки идут. Сандлер перевёз Димку на левый берег, сумел траверснуть, потом дальше пошёл. Исаев с Тюленем – за ними.

С нашей позиции почти весь порог виден. Двойки надолго пропадают в пене, потом вылетают оттуда. Четыре свечи я насчитал у Женьки с Гризли, три у Исаева с Тюленем. А выходной «бочке»…

- Кильнулись! Каяк убираем на галечник! Пока далеко, ждём, но все наготове!

Сами разобрались Костя с Тюленем. Корыто зачалили, на берег выбрались, по паре карамелек склевали, катамаран на ровный киль поставили, дошли до выхода из каньона. Неадекватные немного. Да и остальные тоже хороши!

Рядом белорусы стоят. Интересуемся, как там левый носовой.

- Да, в последний момент сообразил, башку убрал. Только плечо ободрал о скалу. Ну ещё четыре весла поломали и раму немного. Все живы.

- Ну и везёт же вам, ребята…

Дальше всё в том же ключе: прошли «Второй Сосновый», потом «Солёные Скалы». «Затычку» обнесли – не поняли, как её идти.

После прохождения «Солёных Скал», Бугель вышел на сушу:

- Ну и где этот бык?! Я его прямо лбом забодаю!!!

И забодал бы…

Уезжаем из Невинномысска. Вся площадь завалена рюкзаками – Турья на Кавказе в мае не просто много – дофига. Шашлычная стоит, небольшой такой павильончик. Заглянули, заказали несколько порций, ну и водки, конечно. А шашлык там!!! Лучше только на Памире, у Валентина Пятифорова, светлая ему память. Хорошенько мы в этой шашлычной «причастились». Ну, да ладно…

Мой первый полноценный поход с группой Дворца Пионеров, руководитель Владимир Евгеньевич Никишин,1991 год.

Идём по реке Охта, в Карелии. Я до этого был только на Валдае, Урале и в Подмосковье. Тем ни менее мне оказали доверие – пионера посадили в байдарку, на нос. Стараюсь оправдывать, как могу.

Структура порогов для меня – внове. Но получается неплохо. Первую щуку поймал на перегоне, аж удивился. (Спиннинга не было, просто на капроновую верёвку блесну привязал.) Потом ещё разные препятствия – я толком не запомнил, но прошли все нормально.

Доходим до озера Лежево, там классная стоянка на острове, посерёдке. Ставимся, Евгенич напрягает дежурных, чтобы ужин готовили. В ответ невообразимое:

- Я не буду, сам готовь.

- Но ты же дежурный!

- И что? Я ребёнок!

- Не понял. Я, что ли за тебя работать должен?

- Да! Обязан! Я свои права знаю!

- Но все-то до тебя дежурили, и ничего…

- Это их проблемы. Ничего не буду делать. - Победно смотрит на Никишина.

Вова слегка обалдел, потом подаёт команду:

- Общий сбор группы у костра через пять минут! Кто спрятался – я не виноват!

Рассаживаемся на брёвнах, ждём, что скажет адмирал.

- В группе имеет место акт неповиновения. Мало того, что все остаются без ужина, имеет место прецедент, то есть за руководителя вы меня уже не считаете. (Неодобрительный гул). В данной ситуации я снимаю группу с маршрута. Мы уходим в Среднюю Охту, поднимаемся до дороги по Вермасручью, ловим машину и уезжаем домой. По порожистой части Охты я не имею права вести толпу раздолбаев. Там опасно.

- А кто?

- Да вот, Бутенко. Если проблема не решиться к полуночи, то готовьтесь к выброске.

Офицерский состав обалдел реально:

- Володь, да как же?

- Вовка, не перегибаешь? – Это Розанов.

- Евгенич!!!

- Внимание, товарищи офицеры и мичманы! Теперь у нас своё серьёзное совещание. Уходим из лагеря на восточный мыс.

Нехотя поднимаемся, бредём через весь остров, разжигаем костёрчик чутошный. Володя приносит последнюю бутылку водки – по напёрстку каждому. На пятерых.

- Вов, а ты серьёзно?

- Да.

- И что дальше?

- Увидите. Пейте пока.

- А может, забить на него, козла?

- Нет – хитро улыбается – сейчас всё путём будет.

Минут через сорок появляется Бутенко с огромным синяком под глазом, да и идёт он, как-то, скособочась, прихрамывая…

- Евгенич, прости. Я буду мыть каны, и ужин приготовлю. И слушаться буду.

- Ну и хорошо – как ни в чём ни бывало говорит Никишин - офицерское собрание закончено. Все в лагерь. – Мы радостно побежали…

А ведь Бутенко был не самым хилым из группы, можно сказать вторым, после Нутфулина. Потом мне он отомстил, а потом я ему. Сволочь, не ребёнок…

Подмосковье, деревня Истомиха.

Там ещё кладбище Домодедовское рядом, но это к делу не относится. На дачу к сестре поехали с Колей Новохатным. Ну то-сё, шашлыки и водка (в разумных количествах). С утра встали, помогли по участку, ближе к вечеру собираемся домой. Можно, конечно до складбища дойти, там на автобус сесть – до «Домодедовской» довезёт, но там всё стоя – автобус битком. Час, примерно. Но есть другой вариант: до железнодорожной станции Космос четыре километра по тропе. Тут по полю даже дорога идёт, вдоль ручья. Предлагаю Коле пройти лесом, мол, грибов наберём по пути. Новохатный с энтузиазмом соглашается.

Этот лес я знаю очень хорошо. Даже ориентиры все давно изучены, не только пересечения троп, но и точечные, в лесу. Компаса, конечно нет, только зачем он мне? И так понятно, куда идти. Общее направление юго – запад, солнце мне как раз в левый глаз светит, значит, когда дойдём до станции, прямо в лоб будет фигачить.

Перешли ручей, двинулись по лесистому берегу в нужном направлении. Тропу не стали использовать – вдоль неё уже все грибы собрали, отошли метров на тридцать – сорок. Держу основное направление, ориентируясь по солнцу. Грибов немного, но есть. И качественные: белые – осиновики – берёзовики. Тучка прилетела, дождём полила, быстро свалила. Мы посмеялись, дальше идём. И тут понимаю, что что-то не то…

- Коль, давай правее заберём, уже на тропинку должны были выйти, по времени не сходится. А там почти дорога натоптана.

- Ну давай, веди. Я ж тут вообще первый раз.

Веду, повернулся так, чтобы солнце мне в левое ухо светило. Бурелом какой-то. Обошли его не без труда, опять доворачиваюсь. Нет тропы. Тучки одна за другой набегают, затрудняют ориентирование, но всё равно можно угадать, где Светило. Ничего не понимаю. И тут выходим на полянку – точечный ориентир, который мне хорошо известен. Через пятнадцать метров, на самом краю, лежит берёза. Знаю, что на ней ножом вырезано «САША». Если её перешагнуть, потом пару метров напролом через кусты продраться, будет тропинка вдоль оврага, которая выведет к большой тропе, а там уж дело техники – к ручью. Радостно кукарекаю, перешагиваю через бревно, там и правда тот самый автограф стоит, ломлюсь через кустарник… Не понял! Уже метров восемь отмотал, а линейного ориентира нет.

- Стоп, Коль – говорю – давай-ка по нашим следам назад.

Развернулись. Там где мы прошли, ветки примяты и сломаны, не ошибёмся. Нет ни поляны, ни бревна… Кустарник всё гуще. Опять дождь пошёл.

- Стой, Паш – говорит Новохатный – Давай покурим, продумаем маленько.

- Ну давай, только какое-нибудь брёвнышко найти.

- Да вот оно!

Сосна старая валяется. Присели, перекурили. Я объясняю, как ориентировался. Уже два с половиной часа прошло, теперь солнце в правый глаз должно светить. Коля соглашается, предлагает выйти из кустарника, там сориентироваться. Несомненно. Тучки постоянно на солнце набегают, но мы уже разобрались, где ближайший массив, прём прямо к нему, через кусты. Вышли, покурили, оглядываясь.

Надо вниз по рельефу идти, ручей тут один, не собьёмся.

Вышли наконец! Вон, домики стоят. Радостно прыгаем туда – уж тут-то разберёмся с нашей ориентацией… Блин! Плетнёвка! А как нас сюда занесло? Это ж четыре километра на северо-восток! А мы постоянно старались держать на юго-запад. И ЛЭП там, и дорога грунтовая, которые мы не заметили… Ну не могли же мы их пересечь. Как мы здесь очутились? Потрясённо молчим, идём обратно, к Истомихе, потом по полевому берегу напрямик – грибов у нас уже по полному рюкзаку.

- Нас, Коль, Хозяин водил, похоже.

- Да уж, я даже куртку наизнанку надел.

- А я не догадался.

Часов в девять вечера вышли на станцию. До дома доехали, ну и славно.

Это урок был: не думай, что ты всё умеешь, «повелитель леса», на каждую хитрую гайку найдётся соответствующий болт. Хорошо, что в Подмосковье, рядом с цивилизацией. С тех пор хожу постоянно с компасом и внимательно изучаю карту.

______________________________________________________________________________

За достоверность этого эпизода не поручусь – в процессе поймёте, почему.

Приехали на восьмое марта на наш полигон – Вальцовский лес. Снегу по пояс, так что до реки мы не стали идти, посреди леса нашли местечко, Костёр, поросёнок жареный, гитара… Девчонок поздравляем. Красиво всё и здорово, девчонкам подарили что-то. Ночёвку надо готовить. Это хорошо поставлено: дров напилили, накололи с запасом, палатка – шатёр общественный, уже протоплена. Решаем, что дежурить не нужно – последний, кто ложиться, дров в печь закинет, ночью не холодно – минус один. В спальниках переживём без проблем. Наутро, кто первый встанет – затопит, а там уж все остальные проснутся.

Кажется, я последний ложился, набил печь дровами, залез в спальник. Палатка большая, народу много. Тесновато, но сойдёт.

Наутро Женя С… рассказывает у костра с круглыми глазами:

«Просыпаюсь, будто кто толкнул, сажусь в спальном мешке. Темнотища, только лучики сквозь щели печки выстреливают. Рядом с печью сидит мужик, лет тридцать, примерно. Серенько одет – куртка или ватник. Удивительно – света нет, а его видно совсем. Единственное, что его отличие – нос , как баклажан. В мультиках и карикатурах такие рисуют. Сижу, как дура, пялюсь на него. Он тоже на меня смотрит, улыбается. Я себя ущипнула – улыбка стала ещё шире. Пинаю соседа – дядька почти ржать начинает, мотает головой, мол, не проснётся… Посидел, поулыбался, потом мне «ручкой сделал» и в искры рассыпался. И опять: темно, только лучики из печи пробивают, и нет никого постороннего в палатке…»

- Ну и что это было?

- Хозяин леса к тебе приходил.

- Да я теперь в лес не смогу сходить!

- Наоборот, ты ему понравилась почему-то, здесь можешь гулять, как хочешь. Не парься, он ведь тебе улыбался. Весь лес твой, не заблудишься. Завидую.

Нормальная была вторая ночёвка, без приключений, домой уехали.

Когда, через лет пятнадцать, примерно, рассказывал эту байку пионерам, Женя на меня выпучивала глаза, говорила, что вру. То ли умалчивала, то ли не хотела вспоминать, то ли придумала тогда… Но уж очень складно для подростка. Хотя свидетелей полно.

Этот стих мне подарил Олег Боричев.

Я понимаю, что он поэт так, на классика не катит, зато с душой. Как Визбор.

Я выпросил у него эту песню, Хотя исполнить так и не смог пока что…

Между нами пятьдесят часов ж/д,

Три «Уралом» и ещё чуть-чуть пешком,

Чёрный кофе на титановой воде,

Простыней со штампом мягкий белый ком,

Нить реки сквозь лес тяжелый, как брезент,

Дым назойливый от низкого костра,

Боцман, медик, три матроса школьных лет

И заёбанный до тика адмирал,

Облетающий, сгоревший, алый нос,

На предплечьях белым выгоревший пух,

Мошкара, комар и прочий кровосос,

«Аллергия» на перловую крупу.

Между нами стук топорный, звон пилы,

Ложки скрип по миске, хлюпанье чайком,

Перекаты, сливы, бочки и валы,

Труд физический с довольным матерком,

Окуня и щуки на прыжки блесны,

День без ночи, сбитый наглухо режим,

Вой коленей, треск надорванной спины,

Рыболовы, егеря и алкаши,

Мох, болота, от черники темный рот,

Челюсть зверя на полене, белый гриб,

Поворот, ещё и снова поворот,

Бесконечный, мокрый, вязкий, томный трип.

Между нами дождь стеной и солнца взрыв,

Забродившее, промокшее шмотьё,

След ножа поверх берёзовой коры,

«Цитрамон», «Троксевазин» и мумиё,

Пять десятков недошедших sms,

Сны, мечты, галлюцинации с тобой,

Спасжилет-доспех, весло наперевес,

Детский крик и глубина над головой,

Чистый спирт с водой и рыхлый черный хлеб,

В каждом облаке твой абрис и портрет,

Руки в чёрной, торфяной, густой земле,

Сеть мобильная, сходящая на нет,

Километры еле хоженой тайги,

Перегрузка всех измученных систем.

Между нами двадцать дней глухой тоски,

Некупируемой Вообще ничем…