tabakerka19

Теннисная ракетка

Анна ходила смурная, потому что уже вторую неделю небо затянуло дождем, и пришлось убрать столик с балкона. Молча сидела под лампой на кухне, читала. Марина тоже приуныла. За компанию. Так что который день подряд они читали и прихлебывали кофе из кружек: из красной Анна и из зеленой Марина. Потом улыбались друг другу еле-еле, одними губами, и шли спать. Анна на диван, Марина – на кровать. И молча видели сны. О чем-то лилово-зеленом Анна, о чем-то коричнево-оранжевом Марина. А дождь все лил и лил. Пришлось достать пальто и шарфы. Черное пальто и красный шарф – Анна, а белое пальто с голубой береткой и шарфом Марина. Кошка спала исключительно под одеялом: когда на диване у Анны, когда на кровати у Марины. Как-то Анна пожаловалась Марине:

-Знаешь, устаешь от этого дождя: серо и слякотно. У меня постоянное ощущение тоски. А вообще надоело все, порой мне кажется, что я тебя обидела, когда ты молчишь очень долго, а как извиниться, я не придумаю или не захочу. И на работе когда кто-то заказывает песню, порой после бывает ощущение, что я спела не то, либо плохо: не угадаешь же по лицу, так и чувствуешь вину. Кто-нибудь позвонит – так по такой погоде и гулять не хочется.

Марина кивнула:

-Ага, ужас а не погода. А насчет меня: кто тебя просит извиняться или об этом думать?

-А не думать не могу.

-Ну меня-т ты не обидела ничем, а если тебе так уж хочется извиняться перед другими людьми, то раньше я тоже хотела. А потом папа научил меня одной вещи. Он у меня играет в теннис почти профессионально.

-А как теннис связан с моим постоянным чувством вины?

-Да слушай же... Когда идет партия в теннис, тоже часто промазываешь или еще что-то делаешь не так. И папа сказал, что у теннисистов во время партии нет времени говорить «извини» за каждую промашку.

-Ну?

-И когда кто-то допускает промах, он просто два раза быстро ударяет по столу ребром ракетки. И это считается извинением. Когда папа это рассказал, я подумала, а почему бы мне не использовать это? Ведь я могу, если сделала или сказала что-то не то, быстро постучать ребром ладони по другой руке или столу. Получается, я извинилась.

-Но человек-то этого не видел!

-Ну и что, ты же попыталась, ты сказала ему свое «извини», просто на другом языке. Это правда помогает, попробуй.

-Может быть. – Буркнула Анна и за спиной быстро стукнула два раза ребром ладони.

-Только не подумай, что теперь можно грубить всем! – Хохотнула Марина и убежала ставить чай.

- Подумаю! - Отозвалась Анна, - обязательно позвоню сегодня всем, кому давно хотела нагрубить, - и засмеялась.

Черничный пирог

Анна ушла по делам, а Марина повозилась у мольберта и оккупировала кухню, наполнив ее веселым грохотом и вкусными запахами: чем-то ванильным и сливочным.

Анна вернулась рано. Вошла благоухающая духами, растрепанная, в красном шарфе, смешав клубничный запах духов с ванильным с кухни. Марина налила ей чаю и сняла салфетку с тарелочки.

-Смотри, я тут осваивала рецепт. Мама прислала чернику. Ты ее любишь?

-А она какая?

-Ты ни разу ее не ела?

-Неа, а это не голубика?

-Нет, но очень похожа. Пока пирог горячий, давай пить чай.

Они включили старый заумный фильм, притащили табуретку к дивану и разложили на табуретке пирог и чай, укрылись пледом и стали смотреть кино вприкуску к пирогу. И пирог вышел очень вкусным, и фильм был выбран очень хорошо. Уютно. Одри — кошка - сидела между ними и слизывала с их пальцев остатки чернично-сливочного крема.

А потом к ним пришел Аннин друг Макс и Лина, его сестра. Макс вообще-то уже успел стать их общим другом. Бывало, он приходил поздно, если не мог поймать автобус домой, и спал в гостевой комнате, где стоял мольберт. Сегодня они с Линой шли со студенческого концерта, где играли свои песни. Лина играла на флейте, а Макс – на акустической гитаре. Если он оставался, как сегодня, то все они долго и шумно обсуждали фильмы или музыку, смеялись и, бывало, пили принесенное Максом красное вино. Макс был шумный, похожий на попугая, интересный и всегда в центре компании. А его сестра Лина - скромная, но очень эрудированная и остроумная. Их группа называлась «Стоунхендж», тексты были напичканы напыщенными оборотами, что за вином часто было обсмеяно и ими самими, и Анной.

-Ну вот это я точно помнить буду, - смеялась она, - ну кто такое сочинил:«мои кони как птицы несутся»!

-Ты еще других не слышала, - улыбалась за очками Лина.

Часто после таких посиделок ребята играли и пели, Анна и Марина подпевали им. Анне нравился «Романс про Луну Луну» Лорки, она часто просила Лину его напеть, правда Макс перекрикивал и убивал романтический настрой, включая на компьютере караоке, дурным голосом запевая:

«Фандерболт энд лайтинг вери вери фрайтинг ми!»

Потом присоединялась вся компания, и девушки пищали:

-Галилео!

-Галилео!

-Галилео-Фигаро!

«Магнификоооооо!» – Надрывался дурным голосом Макс, и хор рассыпался смехом, не допев.

Порой они распределяли роли в домашнем спектакле и сочиняли мизансцены для концертных выступлений, порой смотрели редкостную гадость – очередной авторский жутко пафосный фильм, расхваленный Максом, а потом дружно его обсуждали и ругали. Правда, Макс всегда утверждал, что лучше фильма не видел – в пику, наверное.

Иногда Лина приносила из библиотеки, где работала, дурные стихи. Их со смехом и церемониями под вино читали по кругу:

«Надвинув шапку на глаза, а сверху капюшон,

Иду совсем как динозавр – огромен и страшон!» - Верещала раскрасневшаяся Марина, а Лина вторила:

«Молчит телевизор, потерял кинескоп,

Молчит вентилятор, застреленный в лоб»!

Вечер шел, перетекая в позднюю ночь, пока все без сил не валились спать. Иногда царило буйное веселье, а порой – как сейчас, все сидели под одним пледом, пили черный чай или кофе из огромных кружек и ели вкуснейший теплый пирог. В такие дни дождь был только снаружи, но вот внутри были друзья, пирог и горячий-горячий чай. И все было хорошо.

Сказки Лины

Очень редко Лина приходила одна. И Анна, и Марина очень ценили такие ее визиты. Они обе любили Лину, ее необычные богемные наряды из секонд-хэндов, умную и острую речь, шутки, которые можно было записывать. Но больше всего они любили сидеть с ней на кухне. Тогда Марина приносила припасенный для таких случаев альбом и упаковку мелков, и все трое принимались рисовать. На кухне царило сопение, кто-нибудь напевал под нос. Высунув язык, Анна больше пачкала бумагу. Марина слишком манерничала и старалась, а Лина всегда рисовала иллюстрации к своим ненаписанным рассказам: большегогловых и большеглазых человечков с изящными ручками. Анна нарочно «забывала» отдать ей альбомные листы после, а потом прятала их в свою папку, ей они нравились до безобразия.

Если Лина была в настроении, она рассказывала чудесные истории про циркачей, акробатов и придворных бастардов и их приключения. Анна не раз спрашивала, как Лине приходит такое в голову и не пробовала ли Лина это записать.

-Пробовала, обычно бросаю на середине и просто рисую картинки к историям. – Отвечала Лина. - Сами истории потом забываются.

-Вот так всегда с лучшими сказками: их просто недосуг записать, - вздыхала Анна, а Марина поддакивала и кормила девушек свежими плюшками или хвасталась новой своей картинкой.

-Я думаю, мир перевернется, если Лина когда-нибудь запишет хотя бы одну из своих историй, - сказала как-то Анна Марине.

-И мы станем ходить кверху ногами, - улыбнулась Марина.

Хлам

Анна в конце года затеяла огромный ремонт. С хозяевами все же согласовали, что чуток изменят интерьер и покрасят кое-где. Марина решила благоразумно не сопротивляться и молча выполняла указания Анны, которая в платке, намотанном тюрбаном, с сигаретой в зубах командовала:

- Таак, это сюда, а эту тумбу в угол пока!

-А это оставь , где стоит, помнем еще – хозяева потом ворчать будут!

-Ну где ты там! Молоток, срочно! И кисть неси.

Все это напоминало старания дядюшки Поджера, так что Марина тихонько хихикала в кулак, метаясь по дому.

Потом появились рабочие, которые долго курили внизу, потом донесли наверх по частям громоздкую полку-комод, которую Анна купила неделю назад, решив, что ей мало места для всего гардероба и мелких вещей. Надо сказать, полки Анна обожала. Чем их в доме становилось больше, тем ей казалось лучше.

Полку было решено прикрутить над диваном, около угла стены. Рабочие еще немного покурили и минут за 5, пока Анна на кухне отчитывала Марину за какую-то мелочь, прикрутили шурупы. Марина было подумала, что полка явно тяжеловата, но говорить ничего не стала, ибо себе дороже пререкаться с Анной. Посему она расписалась в квитанции, что претензий к работе нет и отпустила их. В это время Анна, доделывала красивый бежевый бордюр по верху стены по трафарету в виде милых завитушек, стоя на антикварном комоде и поставив краску на газету на кровати. И конечно, как только закрылась дверь за рабочими, Анна неловко повернулась, слезая так, что задела ногой краску. И краска, естественно, перевернулась и жутчайше запачкала кровать. Анна, чертыхаясь и дымя сигаретой, вытащила растворитель, принялась оттирать все. Марина всплеснула руками и убежала за ведром – отмывать полы.

Часов в 10 вечера с ремонтом закончили: свежая краска сияла и сохла в нужных и не нужных местах, потрескивали тихонько кое-где подновленные обои, у окна сохла придвинутая туда кровать Марины. Анна обозрела все сделанное и повернулась к Марине:

-Смотри, можно сегодня спать по разным комнатам, но если ты против – можем поделить мой диван пополам.

-Давай, второй вариант меня больше устраивает. – Кивнула Марина.

-Ну а сейчас я пока полку заполню своим хламом. – Анна собралась с силами и из последних сил метнулась к коробкам с вещами. Там были и книги, и мягкие игрушки, и сувениры, и коробочки засохших красок и прочего. Марина втянулась и стала разгребать коробку с интересом, отпуская замечания:

-Ну вот смотри, никогда тебя в этом наряде не видела, ты ж это не носишь.

-Не ношу, - легко согласилась Анна, - но вдруг буду, жалко.

-А эта блузка?

-А-а, эта? Подарок мамы, мне мала, но не выброшу же я мамин подарок.

-Ну и хлама же у тебя!

-Да, я отнюдь не буддист, впрочем, рада бы избавиться, но как? Смотри, вот видишь – этот сувенирный мольбертик? Это же ты мне привезла из своей поездки за границу.

-Да, точно, припоминаю, было дело.

-Ну так это ж как-то неуважительно - выбрасывать твой подарок, да?

-И правда, - вздохнула Марина.

-Или вот медведь – помнишь, мне его на день рождения принес Макс? Вот придет он в гости – и не увидит свой подарок, а? Или вот бархатная туфелька-игольница — это от Лины.

-Понимаю, вот только это же все жутчайший хлам.

-Хлам, еще какой, но куда без него? Спорим, и у тебя хоть коробочка же найдется? Вот, например, под кроватью, в той картонке?

-Аха, твои подарки, другие подарки и мелочи, которые жалко выбросить – они о чем-нибудь напоминают.

-Да-да, помню-помню: билетики в кино и театр, обрывки кружева и старые бусинки, кисти - но вот зачем оно тебе?

Марина пожала плечами:

-Так просто. Выбросить тоже не могу.

-И я вот. Поэтому -то пришлось купить полку. Кстати, тут под полкой есть место поставить мой хула-хуп.

-Хула-хуп? Ты же им не пользуешься?

-Почему это, бывает и пользуюсь!

-Но он там не будет хорошо смотреться!

-Ничего, привыкнем, пусть пока. - Махнула рукой Анна.

Часам к 12 возня с хламом прекратилась, и Анна с Мариной улеглись спать. Анна по обыкновению решила почитать перед сном и устроилась с книгой. Марина уже почти засыпала, когда раздался страшный грохот: полка, сорвавшись со стены, неумолимо полетела на них. Но не долетела до дивана, остановившись в десятке сантиметров от ног Анны и Марины, остановленная чем-то. Анна присвистнула:

-Ну вот, так и думала, что перегрузила!

-Да ты что! Я тоже боялась, что теперь делать?

-Ничего, главное – что нас не ушибло, а могла бы упасть к нам прямо на ноги и что-нибудь переломать.

-Могла, правда.

Анна и Марина встали и подошли к упавшей полке, совместными усилиями отодвинули ее подальше; под полкой покоился согнутый почти напополам хула-хуп.

Анна почесала в затылке:

-Полку оставим как комод – внизу, а то еще раз грохнется. Ну а насчет хула-хупа, видишь, ты еще говорила, чтоб я убрала его. Мило получилось.

-Даа, он нам жизнь спас! Теперь точно его не выбросим! – Подхватила Марина.

- Оставим? Впрочем, у нас и так столько хлама, что он нас чуть не погреб под собой! Зачем нам, собственно, гнутый обруч?– Вскричала Анна. – Пусть это будет первой выброшенной вещью!

Ответ

Анна уже второй день была поглощена одной книгой. Пока Марина возилась с мольбертом и кистью, Анна взахлеб читала. Читала она и по ночам, уйдя в соседнюю комнату. Редкая книжка так ее увлекала. Марина пару раз поинтересовалась о чем же это, но, получив невразумительный ответ: «о жизни», решила не доставать расспросами и удалилась к себе в «мастерскую».

На третий день Анна сама нагрянула туда, у нее сверкали глаза:

-Все! Дочитала!

-Ну и как?

-Герои не поженились. Впрочем… Гм… Может и поженятся. Но все же, все вполне неплохо. Хорошая книга. Суть не в этом.

-А в чем же суть? – Поинтересовалась Марина, отрываясь от работы.

-Суть в том, что на последней странице автор оставил свой адрес!

-Зачем? – пожала плечами Марина.

-Ты не понимаешь? Вот представь, что у тебя возникли вопросы к писателю, но ты же не можешь их задать, да?

-Не знаю, у меня, вроде, не возникало подобных вопросов, ну или я предпочитала додумывать сама.

Может быть, - отмахнулась Анна, - но, смотри, автор пишет, что все, кто хочет что-то обсудить в книге, могут ему написать. Это…это же действительно удивительно!

-Не знаю, мне с трудом в это верится, - отозвалась Марина. – Когда мне было 14, я отправляла письмо одному актеру, просто хотела сказать, что мне понравился тот герой, которого он играл.

-Ну и чего же ты ждала? Ты же не задавала вопросов.

-Нет, я попросила оценить мои работы: там была пачка копий моих рисунков.

-Просто рисунков?

-Иллюстраций к книге, по которой все было снято. А у героя на рисунке как раз было его лицо.

-Хм, - Анна помрачнела. – Не знаю, может быть у него было мало времени, много поклонников, или письмо потерялось?

Марина присела на стул с кистью в руке:

-Ты правда в это веришь?

-Да. Мне кажется, что, будь я на его месте, я бы старалась отвечать всем. Конечно, при условии, что меня о чем-то бы спрашивали. – Анна обняла Марину, - это же не повод не верить в чудеса, да я и не особо рассчитываю на ответ на самом деле, - вздохнула она.

Марина ехидно улыбнулась:

-Но напишешь?

-Да, напишу, - кивнула Анна.

-Окей, попробуй. Дашь мне потом книжку?

-Хорошо. Тогда я иду писать письмо.

***

-Марина, ты не поверишь! – Анна влетела в мастерскую, держа в руках конверт со множеством ярких марок.

-Что?- Поинтересовалась Марина.

-Письмо! – Воскликнула Анна,- письмо от Писателя! Ты станешь со мной смотреть?

-Конечно! – Увлеклась идеей Марина и стянула с себя фартук, заляпанный краской, - Пошли на кухню пить чай и читать письмо. Хотя, нет, погоди, ради такого случая мы пойдем на веранду и принесем туда чашки.

Минут за десять все было сделано, Анна закурила, вскрыла очень осторожно конверт по краю и развернула плотный белый лист.

-Ну что там? Наверное, всего две строчки? – Потянулась Марина.

-Ээ, неет, смотри, целых пол-листа. Прочитаешь или перевести?

-Переводи, - согласилась Марина, - слушаю!

-Тээк, «дорогая Анна, я рад, что вам понравилась моя книга…», погоди, вот тут еще про героев: я кое-что спрашивала, смотри-ка!

-Что? – встрепенулась Марина.

-Он пишет продолжение, значит, еще узнаю все про то, поженятся герои или нет и умрет ли один из них! И еще говорит, что рад, когда люди ему пишут. Когда я сказала в своем письме, что не жду ответа, он немедленно решил написать мне.

-Интересно, - сказала Марина, отхлебнув чай.

-А ты не верила в чудеса! – легонько укорила Анна.

-Да, не верила, - повторила Марина, - мне и сейчас удивительно знать. Что ты намерена сделать с письмом?

-Не знаю, но хочу сохранить его.

-Здорово, я тоже хочу посмотреть. - Сказала Марина и взяла письмо, чтобы пробежать его глазами самой.

Одри

Анна и Марина завели кошку. Они не хотели этого делать специально. Просто как-то пошли выбирать плащ для Марины и нашли на улице трехцветного пушистика. Пушистик оказался довольно шкодливой кошечкой. Из-за имени долго препирались, в итоге остановившись на Одри. И не потому что так звали Одри Хэпберн. Анна сказала, что терпеть ее не может, что этот образ и так растиражировали. Она сказала, что согласна на Одри из Твин Пикса, а вообще Одри потому, что кошка уже и так перепортила все стенки и углы, содрав обои. Марина согласилась с этим утверждением, возразив только, что можно и в честь Одри Хэпберн, Марина-то к ней не испытывает неприязни.

Одри быстро почувствовала себя хозяйкой. Ела только приобретенную для нее еду, от остального воротила нос. Первое время она привыкала к их режиму, а потом, разобравшись, часто будила Анну или Марину в нужное время. Марине особенно нравилось, как в выходные, когда она вставала раньше Анны, кошка пробиралась к ней на постель, ложилась около лица напротив и ждала. Когда Марина открывала глаза, Одри начинала мурлыкать. Это значило: десять минут на то, чтоб понежиться с кошкой в постели, пустив ее под одеяло и погладив. Потом они обе вставали, тихонько шли к холодильнику, где кошка получала свою порцию завтрака. В будни Одри пристраивалась около Анны, впрочем, когда Марина уходила, Одри провожала ее до двери. Их гости удивлялись тому, что большинство времени кошка проводила на одежной вешалке на полке для шапок. Ей нравилось, если кто-то стоял под полкой, вытянуть лапу и взъерошить волосы гостю.

Музыка

Марина часто интересовалась работой Анны. Однажды Анна пригласила Марину в ресторан, чтоб та увидела сама. Марина села в уголке и заказала брокколи с сыром. Анна ушла – и появилась на маленьком участке около барного стульчика. Там она сама ловко включила свою музыку и легко вспрыгнула на стул. А потом запела.

Марина не слышала до этого Анну, ей понравились низкие обертона в голосе, простые переливы мелодии. Анна работала блоками: спев некоторое количество песен, она могла передохнуть и пойти к Марине. Она пела, часто оборачиваясь. Как будто пела лично ей.

Люди аплодировали и смотрели, когда Анна закончила и пошла к угловому столику. Марина сказала:

-Волшебно.

Анна улыбнулась и ответила, что ей приятно, но она не любит комплиментов, потому что не знает, как на них реагировать.

Долго сидеть ей не дали, какой-то господин подошел и заказал один известный блюз. Анна поднялась, улыбнулась Марине и этому господину, и поставила сама блюз. Когда она пела, этот господин подошел к Анне, а на проигрыше обнял ее, и они танцевали, прижавшись. Песня кончилась, седой господин поцеловал руку Анны, прошептал что-то, оставил на стуле деньги и ушел к себе за столик.

-Что он сказал? – Спросила Марина.

-Сказал, что слышал эту песню в исполнении Даны Гиллеспи, и что я спела не хуже.

-И часто так?

-Комплименты? Нет, не часто. А остальное – да. Привыкла.

Анна пожала плечами и едва заметно поморщилась. Сказала:

-Это знакомый хозяина ресторана. Он, бывает, заказывает мне песни. Но не думай ничего плохого, он просто одинок. Я слышала из разговора: милый одинокий старик. Раз в месяц он приходит сюда. А вообще да, попадаются всякие люди. Бывают и очень нехорошие.

-Ладно. А поешь ты все же волшебно, он прав. – Улыбнулась Марина.

Потом пришел саксофонист. Сегодня он был пьян. Впрочем, Анна подозревала, что так бывает часто, потому что в его бутылочке с соком вовсе и не сок. Марине саксофонист тоже понравился. Она сказала, что потом обязательно нарисует его и его бесшабашность. Анна осведомилась, как же Марина собирается рисовать бесшабашность.

Еврейка Инна

Анна как-то сказала, что ее знакомая попала в беду: выселяют из квартиры, так что ей надо пожить где-то пару недель. Марина согласилась, что знакомая может пожить у них. Так в понедельник к ним въехала симпатичная разговорчивая не в меру Инна. Анне она чрезвычайно нравилась поначалу. Анна вообще порой слишком сильно увлекалась кем-то из новых знакомых. Марина предпочитала не говорить ей об этом, а наблюдать за развитием событий.

Инна была чудо как хороша внешне: очень худенькая, темноволосая и большеглазая. «Как бездомный подросток» - подумалось Марине. Она разговаривала всегда, без умолку. Уже за пару дней они узнали, что Инна родом из другого города, что она – чистокровная еврейка, и что родители уже купили ей билет обратно на следующую неделю., а институт она бросает. Она развлекала их разговорами, рассказывала страшные истории на ночь и безуспешно пыталась сделать хотя бы яичницу. Все ее попытки очень нравились Марине, смешили ее, но стали постепенно раздражать Анну. Марина смеялась над невообразимой неспособностью Инны к кулинарии и не оставляла шутливых попыток научить ее готовить. Инна тоже курила, и когда Анна возвращалась, она часто видела, как девушки — Инна и Марина - смеются и курят на балконе вдвоем.

Инна разложила повсюду свои платья и косметику, причем они с Мариной перепробовали все ее кремы. Анна начинала затаенно ревновать и злиться. Однажды она вошла в квартиру и увидела, что Марина заговорщически смеется.

-Смотри, что мы сегодня сделали:

Вышла Инна. Стриженая абсолютно под мальчика. Марина держала в руках пакет с волосами. Обе хохотали, а Анна стояла в прихожей и глупо улыбалась.

В субботу Инна сказала, что покажет им, как празднуют шаббат. Они купили нужные продукты и свечи. Марина помогла приготовить все, Анна сидела за столом и смотрела на приготовления. Инна рассказал им, что шаббат – священный день недели, что надлежит готовиться к нему и праздновать. Потом зажгла свечи и прочитала молитву на иврите. Дальше они сели ужинать.

После ужина Анна ушла в ресторан, а когда вернулась, они втроем смотрели фильм, вместе обсуждали его. Инна рассказала еще пару историй, и все заснули ближе к утру.

Инна уезжала во вторник. Марина и Анна помогли ей собрать вещи и отгладить платье на отъезд. С короткой стрижкой и в белом платьице она выглядела милой и очень хрупкой. Анна залюбовалась ей. Проводили Инну к поезду, снесли ее чемоданы с кремами и одеждой. Когда Инна уехала, они вернулись в квартиру и сели на кухне. Было слишком тихо. Никто не болтал глупостей, не рассказывал историй из жизни, и сковородка висела на месте без следов сожженной яичницы. Анна первая почувствовала легкое сожаление. Марина сказала:

-Ну вот. Хорошо то, что хорошо кончается.

-Разве тебе не понравилась Инна? Я думала, что ты к ней уж очень хорошо относишься. - Удивилась Анна.

-Понравилась, но иногда она была слишком утомительной.

После чая они обнаружили, что пакет с волосами Инны все еще лежит на подоконнике. Анна сказала, что глупо будет отсылать его Инне, тем более, что она не спросила ее адреса. Марина кивнула и сказала, что волосы принято сжигать. И что потом как –нибудь надо это сделать. Может быть, в шаббат — чем не ритуал?

Сигареты

Анна собирала вещи в дорогу. Марина помогала укладываться, она принесла вышитую подушку и подала подруге. Спросила:

-Это она?

-Да, я вышивала ее с лета. Долго, ты сама видела.

-А вы уговорились встретиться?

-Вроде да, я позвоню по приезде, там встретимся.

Анна ехала на три дня. Много вещей она с собой не брала, а жить намеревалась у брата. Она уже полгода переписывалась со «своим другом», как она его называла. И настал момент, когда Анна увидит его вживую и сможет поболтать. А кроме того, заодно передаст подарок. Марина с улыбкой наблюдала за перепиской, считая, что подруга перебарщивает и здорово влюблена. Анна отвечала на это, что нашла лучшего друга. Марина пожимала плечами и отвечала, что это хорошо. И она была рада, хотя чуточку и ревновала.

Анна позвонила через два дня. Они с Мариной разговаривали о достопримечательностях, о погоде и брате Анны, пока Анна не сказала:

-Знаешь, а он не пришел.

-А как же телефон?

-Телефон выключен и молчит.

-Понятно. – Сказала Марина. – Ты расстроена?

-Не очень, просто жаль: я старалась вышивать эту подушечку.

-Да, я помню, помню, что ты над ней сидела почти каждый вечер. Ладно, не бери в голову.

Две недели пролетели быстро. Анна приехала загорелая, с массой впечатлений, которыми делилась на балконе за чашкой кофе и сигаретами. Марина постепенно научилась курить и периодически просила у Анны сигарету, объясняя это «торжественностью момента». Под конец вечера Анна таинственно произнесла:

-Погоди, я сейчас вернусь.

И вернулась на балкон с подарочным пакетиком. Протянула Марине:

-Это тебе.

-Здорово! Надеюсь, ты не привезла мне сувениры или дрянные картины местных уличных художников?

-Давай, загляни сама!

Марина заглянула и попросила у Анны сигарету. Анна удивилась:

-Ты расстроена?

-Нет, просто дай сигарету. Момент стоит того.

И так они сидели в молчании. Вечер длился, по-осеннему лиловый, с перистыми тенями облаков. Первые звезды уже появлялись, почти незаметные в облачном небе. Марина курила, задумчиво глядя на парк.

Фотоночь

Марины не было дома, когда Анна собралась на работу. Сборы подразумевали вечернее платье, серьги с фальшивыми бриллиантами, длинные перчатки и туфли на очень высоком каблуке. Анна пела в хорошем ресторане, но на работу шла пешком при параде. Поэтому-то каждый выход на работу ее провожали взглядами окрестные пьяницы, старушки на скамейках и почти все окружающие. Хозяин ресторана требовал, чтоб она выглядела чуточку экстравагантно, да оно и шло ей. В таком наряде Анна себя чувствовала как надо. Если Марина была дома ко времени ее ухода, то занималась парадным макияжем подруги. Это у нее очень хорошо получалось.

На этот раз Анна собралась сама. Поправила прическу у зеркала и ушла. День был трудный: самое большое количество приходящих в рестораны Анна замечала с пятницы на субботу. Выходные только начинались, люди спешили отдыхать, заказывали ей песни один за одним. Анна очень уставала в пятничные вечера. Хорошо, если приходил саксофонист, тогда она могла передохнуть и сама послушать, как его блестящий снаружи и немного заросший медным купоросом изнутри инструмент выдает тягучие низкие звуки. Саксофонист пришел сегодня. Они даже сделали пару выходов вместе, ловя особое настроение вечера. Оба они утомились. Потом саксофонисту вызвали такси, и до того, как такси пришло, он по привычке проводил Анну до двери. Было часа три утра. Саксофонист не был даже отдаленно влюблен в Анну, нет, просто она честно призналась, что боится идти в подъезд одна - слишком темно - , а потом у них вошло в привычку, что если он на смене, то обязательно проводит ее до двери. Обычно оба еле держались на ногах под конец и почти всегда шли молча, как и сейчас. У двери прощались, Анна попыталась тихонько своим ключом открыть дверь.

Когда она зашуршала в замочной скважине, дверь ей открыла Марина.

-Привет! Опять побоялась засыпать одна? – Спросила Анна.

-Ага, -кивнула Марина. – Ты такая красивая сегодня. Чай будешь?

-Буду. Очень устала. – Сказала Анна.

Зажгли лампу вместо большого света. Анна поленилась даже переодеваться – так и сели: Марина в домашнем халате и Анна в длинном вечернем платье красного цвета. Марина принесла фотоаппарат:

-Сейчас, погоди, я хочу сфотографировать.

-Тогда и ты, хорошо?

-Ну мне нужно переодеться и привести себя в порядок.

-А ты очень хочешь спать?

-Нет, уже нет.

Они понимающе улыбнулись друг другу, допили чай, а потом Анна помогла Марине одеться, сделала ей высокую прическу. Поставили свет в комнате-мастерской, включили джаз и фотографировались, смеясь. Это была игра в фотографию: в ход пошли меха, искусственный жемчуг и мундштук.

Насмеявшись и нафотографировавшись, они легли спать совсем под утро. Анна спросила:

-Тебе сегодня было грустно?

-Не особо, просто хотелось отвлечься. Но грустно чуток тоже было.

-Знаешь, что я делаю, когда невмоготу?

-Что?

-Ложусь и представляю, что я не здесь, а в стране, где есть дворец с арками, чайные розы, моя библиотека и водопад. Представляю в подробностях, пока не поверю, что это все – настоящее. И потом оно оживает, мне становится легче, ведь там нет никого из моих знакомых, там вообще нет никого, кроме меня и выдуманных мною существ. Попробуй сама что-то такое представить, думаю, вреда не будет. Если даже не получится сделать это реалистично, станешь лучше засыпать.

-Хорошо. Пожалуй, я знаю, что представить. Это будет хижина на берегу моря.

-Договорились. Можешь не говорить все мне. Это же твой мир.

-Тогда спокойной ночи.

-Да, спокойной, - Анна уснула, даже не докончив фразу...

Башня из красного кирпича

Однажды, когда Анна поехала домой на пару дней, она пригласила Марину с собой. Ночь девушки провели в поезде: Анна на верхней полке, читая длиннющий роман Фаулза, а Марина внизу, слушая в плейере музыку. Утром их встретил маленький городок. В 6 утра было тихо и даже слишком сонно. Анна комментировала, пока они шли: «Вот главная площадь, вот моя детская художественная школа, мы еще сходим туда. Вот тут я всегда срезала путь. Видишь эту канавку? Сюда я свалилась с велосипеда в 5 классе».

Городок отнюдь не был большим. Анна сказала, что из-за этого и уехала. Мама Анны встретила их и накормила, а потом ушла на работу. Анна предложила передохнуть немного и пойти в музей, а заодно посмотреть окрестности.

В музее Марина долго любовалась гарнитуром - стульями с столом из древесных корней, - знаменитым на всю страну витражом. Анна очень любила свой музей. При входе им выдали смешные тапочки-галоши, чтобы не топтать ковры. Марина хотела сфотографировать себя и Анну в них, но фотографировать в музее было запрещено без специального разрешения.

Потом они погуляли по площади, спустились к городскому пляжу, выпили там лимонада и искупались. Марина сделала набросок и убрала альбом в сумку. Анна сказала:

-Ну вот, особо тут нечего увидеть. Если хочешь, мы можем зайти в мою художественную школу. Там интересно.

И они зашли туда, поболтали с директрисой, осмотрели все комнаты с запасниками. Директриса разрешила им найти в запасниках детские работы Анны. Марина осмотрела их с молчаливым интересом. Ей вполне понравилось там.

Вечером они вышли в поле позади дома Анны. Дом стоял на отшибе среди других таких же домов, тоже небольших. При желании можно было бы прогуляться от него до леса. А недалеко стояла водонапорная башня. Туда-то Анна и направилась. Она сказала:

-Ты же читала сказки про принцесс?

-Да. Все их читали в детстве, конечно.

- А ты знаешь, что такое башня из слоновой кости? У меня была башня из красного кирпича. Да, пусть тут просто водопой для скота, но позади, в деревьях, есть замечательное место. Сейчас, смотри!

И они заглянули за башню. Там среди деревьев стоял навес со скамейкой, скрытый от дороги самой башней.

-Вот тут я читала все лето, пока меня не теряли. Тут никто не искал, и никто из детворы не заглядывал, так что место было целиком моим. Только в обед здесь появлялись пастухи, а потом снова можно было вернуться и сидеть, пока не уйдет солнце.

Они сели на скамейку и разговаривали до позднего вечера.

Анна сказала:

-Моя бабушка была травницей. И вообще я должна была унаследовать ее искусство, мне по глупости не досталось этого. Но порой я чувствую в себе что-то такое. Думаю, я могла бы писать об этом.

-Здесь у вас красиво. – Отозвалась Марина. – Попробуй написать.

-Попробую когда-нибудь потом.

Они вернулись, когда было почти темно, посидели с мамой Анны и легли спать. За окном Марины темнела засохшая ветка черемухи, словно кисть чьей-то очень худой руки. Марина лежала и думала о том, что рассказывала Анна. О бабушке-травнице, о старой башне из красного кирпича, о матери Анны и о засохшем кусте черемухи. Как будто что-то иррациональное было во всем этом, но при этом вполне свое, не вызывающее удивления или страха.

На следующий день Анна взяла с собой Марину, когда отправилась в лес. Они насобирали там трав: иван-чая, молодого чабреца, тысячелистника и белоголовки. Анна могла назвать, для чего та или иная трава. Она сказала, что им пригодится белоголовка, если будут женские проблемы, тысячелистник, если заболит живот, когда они полакомятся пирожными, а иван-чай и чабрец – лечить нервы и пить вместо чая. Марина засмеялась и сказала, что тогда им нужно побольше иван-чая и чабреца.

Квартира

Квартира была маленькая, зато с двумя комнатушками. И не на первом этаже, так что балкон тоже имелся, с видом на парк даже. И соседка теперь имелась. Анне и Марине предстояло ужиться и познакомиться. А ужиться с Анной было непросто, характер у нее был дурной: она любила дымить на балконе и делать что хочет.

Марину подыскала знакомая. «Марине всего 21, у нее хороший, терпеливый характер, и она любит рисовать», - сказала эта знакомая.

Так и познакомились. Анна с ходу предложила сделать одну комнатку общей спальней, а вторую превратить в гостиную-мастерскую. И раз уж в первой есть диван и кровать, оставить кровать во второй для припозднившихся друзей. Это была уступка – Анна вполне могла бы разделить половины с ее-то характером.

Марина была за, мольберт занял место в углу комнаты, на столик рядом свалили краски. Анна занялась прибиванием полки, простой неокрашенной полки, которую ей когда-то подарили. Полка все переезжала вместе с ней по съемным углам в который уже раз. В переездах Анна уж точно была спецом. Марина было возразила, увидев действия Анны:

-А как же обои ? Хозяева же не разрешали.

-Но и не запрещали. – Улыбнулась Анна.

Марина ей понравилась. Она была «мягкая», как ей показалась. «Есть такие люди, которые как мягкие кресла – принимают форму того, кто в них оставит след. Значит уживемся», -подумала она.

Переезд и уборка сблизили их, Марина сказала, что пишет стихи. Анна сказала, что не отказалась бы послушать, так что вечером на кухне они вскипятили чайник, сделали кофе и сели. Но Анна тут же вскочила и убежала.

-Куда ты?

Анна не ответила, но вернулась быстро, неся в руках лампу под оранжевым абажуром. Торжественно водрузила на стол, зажгла, подперла подбородок руками:

-Читай.

И до поздней ночи Марина читала стихи. Анна, блаженно разомлев под оранжевым светом, дремала.

Марине досталась кровать, а Анне диван, поделили вполне бескровно. Антикварный комод делили сверху вниз: полка Анны, полка Марины, потом снова полка Анны и снова Марины. На комоде соседствовали бурые плюшевые медведи Марины и самодельная кукла Анны.

Потом Анна курила на балконе. Марина вошла и сказала:

-Спасибо за общую комнату, я боюсь спать одна.

-Мне тоже было бы невесело. – Произнесла Анна.

Когда стали ложиться, Анна сказала:

-Забыла предупредить, я не переношу большой свет. Лампа устроит?

Марина ответила, что устроит, даже лучше.

-Спокойной ночи, Марина.

-Спокойной ночи.

Кружка, голубь и серые туфли

У Марины были свои несносные качества: она любила легкую опеку, была порой очень безалаберна, а после уговора, что вещи брать разрешается, на шкаф Анны были совершены налеты. Впрочем, Анне нравились Маринины украшения, так что согласие было достигнуто достаточно просто.

На мольберте в дальней комнате появился холст с городским пейзажем. Только Маринина безалаберность не давала закончить работу. Впрочем, тут Анна сама не могла похвастаться ответственным подходом. У нее в папке уже несколько лет пылились карандашные наброски, а в шкафу лежал пакет с обрезками, куда скидывались и детали кукольной оснастки. Анна вообще все делала по настроению, что передалось и Марине. А после перерыва – иногда значительного – на Анну внезапно нападало предвкушение суеты и вдохновения. Вот тут-то ей и нужно было что-то делать. И не всегда важно было, что. Иногда она двигала мебель, иногда готовила пирог по рецепту, иногда мастерила кукол, иногда кроила и сшивала детали бутафорских шляпок. Мебель или пирог были обычно, наименьшими из зол, потому что для окружающих представляли меньшую угрозу. А вот с куклами или шляпками было хуже: потом еще неделю Марина натыкалась на обрезки проволоки и картона, ковер усеивали ворсинки тканей всех возможных вариаций, а иногда Марину мобилизовывали на поиски пропавшей иглы.

Еще бывало, что Анна с неизвестно откуда появившимся энтузиазмом уговаривала Марину сделать что-то совместное. Марина честно корпела над шляпкой, истыкав иглой все пальцы, или под диктовку Анны записывала сюжет рассказа, или рисовала придуманных Анной героев совместного сказочного комикса. В итоге в квартире болтались недоделанные заготовки криво пошитых шляп, у Марины копились рисунки-заготовки без следа продолжения, а рассказ бесследно исчезал в недрах старого ноутбука.

Зато часы вдохновенных метаний из крайности в крайность были самыми интересными часами в квартирке. После удовлетворенные хозяйки выносили Маринин рисовальный столик на балкон и с удовлетворением отдыхали. Анна курила, Марина говорила. Иногда после ходили в магазин за вином и продолжали за полночь – когда не нужно было идти никуда с утра. Было дело, хватали с комода плюшевых медведей и кружились в смешном, неуклюжем пьяном вальсе, а то и хороводы водили. Анна тоже не старушка, ей всего 25. Она приучилась к такой жизни, с подъемами за полдень, из-за работы – пения в ресторане 4 или 5 дней из 7. В оставшиеся дни она – жаворонок, если не сбивается режим. А вот Марина – ужасная сова. Она любит нежиться в постели до 11-12, потом приниматься за холст или бежать в институт на оставшиеся пары. У Марины есть другое рабочее настроение – настроение на уборку. Уборка с Марининой стороны происходит редко, но уж если происходит, то делается все чрезвычайно основательно. И тоже достается всем, кто в этот момент рядом. Часто Марина занимает надолго домашний телефон, когда разговаривает с юношей. Анна усмехается – о чем так долго говорить? Она не любит долгие телефонные разговоры.

Анна любит наблюдать и слушать, ей нравится, как Марина выглядит. И к тому, что та постоянно берет ее одежду, Анна стала постепенно относиться философски: ей же это платье больше идет, так пусть. Аннины разговоры по телефону занимают не более 10 минут, а то и пяти, с кем бы она ни говорила, хотя она не молчалива в жизни.

Анна любит навязывать свой личный вкус. У всех свои недостатки. Музыку, от которой она млеет сама, включает на кухне, когда они с Мариной разговаривают. Марина пыталась возразить, в итоге Анна разрешила и ей ставить в плейлист свою музыку. Однако при звуках Марининой музыки Анна так демонстративно морщилась, что Марина вскоре перешла на плейер обратно. А вот с фильмами заладилось больше: хоть подбирала их Анна, кинопоказ был совместным – в мастерской на гостевой кровати они смотрели и обсуждали просмотренное. Тут их вкусы почти сходились.

Были моменты, когда обеим становилось грустно. И не помогало вино на балконе и прогулки. Анна предпочитала плакать демонстративно с выкладыванием причин. И как должное принимала утешения Марины. Марина же пряталась, когда плакала. А что Анна совершенно не умела делать, так это соваться с советами или утешениями. И потому не из эгоизма, а из деликатности в эти моменты старалась не лезть.

Как-то Марина сидела дома. Слушала музыку и что-то набрасывала в альбоме. Анна вернулась злая. День не задался с утра: сначала все утро было плохо кошке, потом испортили настроение на улице, и серые туфельки промокли от постоянного дождя, а пятно на плаще никак не хотело выводиться.

Марина молча поставила чайник. Анна потянулась за кружкой, но кружка выскользнула из рук и упала на пол, разбилась на мелкие осколки. Марина всплеснула руками, однако не успела ничего сказать. Анна начала ругаться: сначала на день, затем плавно перешла на Маринины недостатки, сурово сметая веником осколки кружки.

-Да и если бы ты ее не переставила на край полки, я бы не разбила! – запальчиво заявила Анна.

Марина слушала вначале задумчиво, а потом не выдержала:

-Ты хочешь поругаться?

-Нет, но нужно обострять накопившиеся противоречия.

-Я не хочу ничего обострять, ты тоже ведешь себя неправильно.

-Да? И как же?

-Не обижайся, но как дитя. Говоришь не о том, пытаешься на меня выплеснуть то, к чему я не причастна. Я бы не хотела говорить тебе, что я думаю.

-Ну уж нет, скажи!

-Ты поступаешь чересчур эгоистично, слушаешь только свое мнение. И зря на меня так взъелась из-за своих проблем.

Анна демонстративно вышла из кухни, надела промокшие серые туфли и вышла за дверь, слегка хлопнув ею напоследок. И импульсивно прибавив шаг, пошла вдоль набережной к монастырю недалеко от них. По дороге ей стало стыдно за свой запал и горячность, но она решила еще немного прогуляться до иконы на стене монастыря. Постояла под ней, помолилась и уже хотела возвращаться, как полил сильный дождь. Анна спряталась под тополем у набережной. На парапете канала дремали голуби. Когда полил дождь, один из них, сонный, вдруг свалился в реку. Анна не сразу сообразила, что голубь не сможет выкарабкаться. Почему-то взлететь он не смог. Когда Анна подбежала к парапету, тот уже почти захлебнулся. Ее начала бить дрожь, она подумала даже нырять в канал, но что-то остановило ее. Анна стояла на набережной монастыря и смотрела, как голубь тонет, его относило течением. Смотрели и остальные голуби. Пока его не отнесло дальше по каналу.

Анна разревелась, она шла домой под ливнем, уже не жалея свои серые туфли.

Когда она вошла домой, Марина сидела за книгой. Анна сказала:

-Извини меня.

Марина посмотрела на промокшую с головы до ног Анну, щелкнула кнопку чайника, улыбнулась, затем достала с полки свою красную кружку и сделала Анне кофе.