sandr1175

Дорогие пикабутяне, всем привет!

У меня есть вот такая тарелка, причём ей пользовались, как самой обычной, ну разве что не повседневной. И только недавно я обратил внимание на знак (клеймо или как оно) на донышке. На современное российское  оно непохоже, тем более, что помню эту тарелку, она от бабушки ещё. В советское время царского герба не могло быть по определению. Так что получается, это антиквариат более, чем столетней давности? Прошу тех, кто в теме, посмотреть и сказать, так ли это. Понимаю, что вряд ли она имеет сильно большую материальную ценность, просто интересно! Фотки той самой тарелки. Тарелка моя, фотки дочкины, так что тег МОЁ!!!

Новогодняя квартира

– А я вот когда-то давно одного чудака в новую квартиру прям под Новый год заселил! – Пашка аккуратно резал на ломтики аппетитный кусок сала с тонкими мясными прожилками.

– И что? – невнимательно спросил Андрюха, очищая варёные яйца.

– И то! – сердито буркнул Пашка, – 31 декабря, в одиннадцать вечера заселил!

– А-а, понятно, - Андрюха уже взялся резать хлеб и колбасу. Пластает быстро, неровно, суетливо.

– Да что тебе понятно? – ещё больше сердится Пашка, – Куда ты спешишь, как голый в баню? Ну что ты колбасу-то накромсал такими кусищами?

– А ты чего, словно в ресторане, полчаса кусок сала нарезаешь! Давай быстрей уже! – длинный, худой Андрюха суетливо перекладывает закусь, разложенную на столике, аккуратно застеленном газетой, косится на запечатанную поллитру. Его густые, чёрные с проседью усы неодобрительно шевелятся: что за манера у Пашки – ещё не выпито, а он уже с разговорами лезет! Конечно, «посвистеть» после выпивки – дело святое, но ведь после, а не до!

А Пашка, словно нарочно издевается. Он в противоположность своему товарищу невысок, лысоват, неспешен. Аккуратно дорезает сало, принимается за солёные огурчики – не торопясь отсекает «попки», полосует вдоль на четыре части. На круглом лице – блаженная улыбка: его восхищает сам процесс, предвкушение выпивки.

Андрюха не любит все эти «китайские церемонии». Куда как лучше – быстренько махнуть по первой, закусить, потом по второй. А после уже выпендриваться с нарезанием, если уже так ему хочется. Он злится, но на рожон не лезет: знает, что обстоятельного, медлительного Пашку даже под угрозой расстрела не заставишь накрывать поляну кое-как. Даже водку определить по стаканчикам Андрюха не имеет права, у него «тяжёлая рука», проверено неоднократно, поэтому и разливает всегда тоже Пашка.

Наконец, ритуал закончен, Пашка окидывает импровизированный стол критическим взглядом: рядом с его ровными дольками сала и огурцов высится горка из угловатых колбасных кусков и ломтей крошащегося хлеба. Он неторопливо сковыривает пробку с бутылки, наливает по половинке в пластиковые стаканчики.

Аккуратно ставит бутылку в центр стола, берёт стаканчик, чинно приподнимает, хочет произнести значительный, неспешный тост, но Андрюха опережает его. Хватает свою посуду, торопливо чокается с Пашкой и, невнятно буркнув: «Ну, со свиданьицем!», быстро опрокидывает в рот.

Закашливается, поперхнувшись, машет рукой, хватает минералку, льёт в стаканчик, расплескивая по столу. Пашка смотрит на всё это с большим неодобрением, качает головой. Он медленно выцеживает свою водку, чинно закусывает хлебом с салом и солёным огурчиком.

Проходит минут пять, они выпивают по второй. Андрюха, наконец, расслабляется, откидывается назад, закуривает дешёвую «Приму», прикрывает блаженно глаза. Его движения утрачивают суетливость, теперь он готов слушать. Его друг, что ни говори, много чего в жизни повидал, да и рассказывает об этом интересно. Пашка тоже закуривает, но хорошую, дорогую сигарету и неспешно начинает свой рассказ.

– Ты же знаешь, Андрюха, не всегда я по гаражам водку пил,– он обводит презрительным взглядом убогую обстановку их застолья: покосившийся ящик вместо стола, замасленные чурбачки в качестве скамеек, тусклую переноску под потолком, капот старенькой праворульной «Мазды». Здесь они собираются на выпивки с соседом по гаражному кооперативу и владельцем ещё более древней ржавой «копейки», – рассказывал я тебе, что имел в начале девяностых агентство недвижимости. Маленькое, зато своё.

Он разливает по третьей и неспешно продолжает.

– Заканчивался, помню 1994-й год. 31 декабря, полдень, я с несколькими сотрудниками сижу в нашем офисе – не то, чтобы мы работаем, просто сидим, дурака валяем: все дела сделаны, продукты закуплены, вот-вот разойдёмся к празднику готовиться.

Вдруг открывается дверь и вваливается к нам мужик – не «новый русский», конечно, но одет неплохо и цепура золотая на шее имеется. «Наконец-то, нашёл работающую контору! А то все позакрывались, блин, а у меня горит! Я, пацаны, немного бабла срубил и желаю сегодня вселиться в новую квартиру, Новый год в собственной хате встретить! Сможете мне это устроить?»

Я попытался выяснить, что ему нужно, да хватит ли у него денег. В те годы небольшая квартирка в «хрущобе» на Черёмушках, скажем, стоила до пяти тысяч, если помнишь. Долларов, конечно. А он вытаскивает из кармана пачку стодолларовых банкнот, толстую, тыщ на десять, суёт мне под нос и кричит: «Братан, мне по фигу, какая хата, лишь бы была с ремонтом, и оформить всё и вселиться до полуночи! У меня вон в багажнике и ёлка, и жратва, и выпивка, гулять сегодня хочу в новой хате!».

Тут он тащит нас на улицу, где стоит его машина – новенький, как тогда говорили «Джип широкий» (*). Открывает заднюю дверцу, а внутри – действительно, и ёлка и коробки с провизией и выпивкой. Он вынимает несколько коробок, велит нести их в наш офис.

Я не успеваю ничего сказать, как мои орлы уже выгружают из коробок коньяк, шампанское, сухую колбасу, какие-то консервы. Мужик явно обладает организаторским талантом: через пять минут все задействованы – девчонки, хихикая, накрывают стол, нарезают колбасу, кто-то из ребят уже бежит за минералкой и хлебом, остальные успевают разлить коньяк, а клиент кричит, что создаёт штаб по вселению его в новую квартиру. И что никуда он отсюда не уйдёт, пока не въедет в оную.

И пошла у нас работа! Кинулись обзванивать хозяев продающихся квартир – облом! Новый год на носу, все отмахиваются от нас: «После праздников давайте!». Какой «после праздников», нам сейчас надо!

Кто уехал, у кого документы не готовы, кто вообще, «подставы» боится. Но мы опутали, так сказать, сетью весь город, всех знакомых коллег-конкурентов обзвонили. А ведь тогда мобильников практически не было! Вернее, были, но только у самых «крутых». Так что, только часа в два начали поступать кое-какие предложения.

Один дядька сильно хотел свою квартиру продать! И документы все были готовы, и цена хорошая, но вот загвоздка: он жил там с женой и тёщей, а те ни в какую выезжать перед Новым годом не желали, да и некуда им было, они хотели более просторную хату купить. И то сказать, даже если бы было куда, как собрать вещи за пару часов, и найти перевозчика с грузчиками? Да ещё перед самым Новым годом…

Костик наш (клиент, то есть), уже на взводе – орёт, квартиру с нас требует, совсем по Высоцкому: «Зря, что ль, поили?». Он-то думал, что за бабки ему тут же всё преподнесут на блюдечке, а здесь такой облом…

В общем, дело к четырём часам, я уже чувствую, что наша затея срывается и хорошего заработка на праздник не будет. Представляю себе разочарование Костика, его эпитеты в наш адрес, испорченное настроение… Тут раздаётся звонок от Инны – начинающего, неопытного маклера. У неё есть то, что нам нужно! Хозяева живут в другом месте, квартира свободная, все документы готовы. Правда, цену заломили… Поэтому и не знал никто об этой квартире, стеснялась Инна её рекламировать.

Ну, тут уж мы не сплоховали – загрузились в Костин «Джип» и помчались на один конец города за хозяином, потом на другой конец, квартиру смотреть. Документы все в порядке, цену Костик сразу принял – не торговался даже, квартира стоит свободная – хоть сейчас вселяйся, даже мебель кое-какая есть на первое время. Вроде, всё в порядке, как говорится – наливай да пей, но ведь сделку купли-продажи надо ещё оформить!

Никакие нотариусы, конечно, уже не работают – шутка ли, 31 декабря, пять часов вечера! Оставалась товарная биржа, которая в те времена имела право регистрировать такие сделки. Мчимся мы на эту биржу, а я всю дорогу молюсь, чтобы там кто-то был. Приезжаем, бежим внутрь – успели! Девочки-эксперты сидят за столом – закончили все дела, собираются по домам, а пока быстренько отмечают праздник в коллективе.

Тут мы и заявляемся – здравствуйте-пожалуйста, с Новым годом! Никто, конечно, работать не хочет, от нас отмахиваются. Дома мужья-дети ждут, столы пора накрывать! Но мы всё же зацепили одну Танечку, самую молодую – её парень тут же рядом сидел, ждал. Ну, тут уж Костик не поскупился! Что он там им посулил, не знаю, но отвёл в сторонку, три минуты поговорил – и готово: наша Танечка расчехляет свой компьютер, берёт документы на квартиру, паспорта и начинает составлять договор.

Всё прекрасно, дело на мази, договор почти готов, Костик уже рассчитался с хозяином. И вдруг выясняется одна интересная деталь. Танечка договор распечатает, оформит, подпишет, как эксперт биржи. Но вот печать, заверяющая сделку, находится в сейфе у директора биржи, который на данный момент давно уехал домой. И только он может её достать и «шлёпнуть» на договор!

Можно, конечно, принять сделку, как есть и директорскую подпись с печатью поставить сразу после праздника, но неугомонный Костик седлает свой верный «Джип» и мы мчимся домой к директору биржи. Милая Танечка предварительно позвонила ему и попросила разрешения приехать. Мама дорогая! Предновогодняя ночь, девять вечера!

Хорошо, что директор – довольно молодой парень, чётко понимающий принцип капитализма: «Любой каприз за ваши деньги». Костик снова тревожит свою уже изрядно похудевшую пачку, и мы везём директора в его кабинет. Там и происходит окончательное действо превращения Костика во владельца собственной квартиры.

В общем, мечта его сбылась. Развёз он по домам да по гостям директора, Танечку с её парнем, и меня. Костик звал всех с собой, отмечать и праздновать, но с ним поехали только трое наших сотрудников – двое девчат и парень. А что им, молодым не погулять, не встретить Новый год в компании щедрого клиента? Потом говорили, что одна из девчонок у него даже на пару дней задержалась…

А я приехал домой почти в одиннадцать часов. Ирка моя, конечно, ругалась, но когда я показал ей свою сегодняшнюю зарплату, намекнув при этом на золотые серёжки, быстро успокоилась. Мы вызвали такси и успели к друзьям как раз вовремя.

***

Бутылка почти опустела. Пашка разлил остатки, поставил порожнюю тару в угол. Они выпили, закусили остатками колбасы. Андрюха снова закурил свою «Приму» и вдруг спросил, уже нетвёрдо выговаривая слова:

– А квартирку этому Костику купили на улице Филатова? Двухкомнатную, на третьем этаже?

-Оп-па! А ты откуда знаешь? – удивился Паша, – Я же тебе эту историю никогда не рассказывал!

– Откуда, откуда… От верблюда! – сердито буркнул Андрюха, – Ты вот лучше скажи мне, бизнесмен хренов, как же ты своё агентство прогадил? Почему теперь водку по гаражам трескаешь с такими, как я, пролетариями? От слова «пролетать»!

– Что там говорить, – устало махнул рукой Пашка, – добрые люди в своё время помогли…

– Ну, понятно… Добрых людей на наш век хватит. Мне тоже в своё время добрый человек пришёл на помощь. Чтоб не мучился я вопросом, куда деньги девать…

– А у тебя что, были большие деньги? – удивился Пашка

– Один раз были, – кивнул Андрюха, – случайно. Провернули с типом одним гешефт, продали огро-омную партию цветного металла, покупатель случайно подвернулся. Получили по десятке зелени (**), сумасшедшие бабки по тем временам.

– Ни хрена себе… - Паша ошарашено покрутил головой,– никогда не думал, что ты… – он полез в свою «Мазду», достал откуда-то из-под сиденья «чекушку», открыл и разлил, – нельзя это дело на сухую…

– Верно, нельзя. Вот и хватило меня только на полгода, а потом всего лишился, спасибо, что живой остался.

Они молча чокнулись, выпили. Пашка спросил:

– Но откуда же ты всё-таки, про квартиру эту узнал?

– А! Чего там узнавать, – буркнул Андрюха, – тот тип сейчас большой человек, депутат в Киеве. А тогда мы с ним этот металл продали, и стали бизнес дальше развивать. Только он умный был, на свои деньги купил себе хату и машину, а бизнес раскручивали на мою долю…

Он помолчал, протянул Пашке пустой стаканчик, чтоб наполнил. Они сосредоточенно выпили и Андрюха продолжил:

– А потом он наш с ним бизнес ликвидировал, мне сказал, что мы прогорели, а сам втихаря все бабки в другой бизнес вложил, но уже без меня, дурака, – Андрюха пьяненько рассмеялся и закончил, – и квартирку потом себе трёхкомнатную взял, в центре. А ту, на Филатова, где мы с ним собирались иногда, и про покупку которой в новогоднюю ночь он мне рассказывал, продал…

Примечания

* Искажённое «Джип Чероки»

** Десять тысяч долларов

Лисица вправо, Жура – влево

(Очень современная сказка для маленьких бизнесменчиков)

Несмотря на приближение праздника, настроение у хозяйки торговой фирмы «Кума ЛТД», Алисы Патрикеевны Лисовской было неважным – на складе скопилось множество пищевого полуфабриката «Маннокашис», срок годности которого истекал в феврале. Сдуру купили ещё год назад, по дешёвке, как думалось, но так и не смогли продать. А теперь, кому его всучишь?

– Наверное, придётся раздать сотрудницам вместо зарплаты, – сказала Алиса Патрикеевна вошедшей Рыжане, длинноногой, вечно молодой особе с остреньким личиком и хитрым взглядом, её первой советчице и помощнице, – всё равно денег на эту самую зарплату нет. А что? Эта штука вкусная, я пробовала. Себе тоже возьму.

Рыжана покачала головой:

– Нет, Алиса Патрикеевна, давайте лучше продадим этот «Маннокашис» по дешёвке нашим партнёрам, ООО «Жура влево».

– Да что ты, Рыжана! Они же больше, чем по полсотни не заплатят, доставка дороже обойдётся! Дешевле сотрудницам раздать и на зарплате сэкономить!

– А мы потом и раздадим, когда они пробную партию получат, а от остального откажутся, но деньги всё равно нам заплатят! Наш юрист Чернобурова так контракт составит, что они и вякнуть не посмеют! Звоните партнёрам, Алиса Патрикеевна, дело верное!

* * *

Директор ООО «Жура влево» рвал и метал. Партия полуфабриката «Маннокашис», закупленная по дешёвке у давнишних партнёров «Кума ЛТД», оказалась не только почти просроченной, но и упакованной в плоские кюветы по технологии «Разз Мазз». Очень хорошо для гламурных девиц и младенцев, но совершенно непригодно для заказчиков фирмы – армейских интендантов. Сам виноват, доверил заключение договора молодому менеджеру, Феде Цапляку. Эта зараза Рыжана, небось, бегала вокруг него, сверкая своими длиннющими ногами, он и подписал, не глядя.

– Лев Яковлевич, – зайдите ко мне! – директор бросил трубку.

В кабинет просочился главбух Л. Я. Гушкоед, старый, ещё советской закалки всезнающий тёртый калач.

– Всё знаю, всё понимаю! Читал договор, смотрел пробную партию. Я думаю, остальное нет смысла забирать, утилизация дороже станет!

– А деньги? Я что теперь, им платить должен за это дерьмо?

– Я вас умоляю, не надо портить себе нервы перед Новым годом! Мы им, конечно, заплатим, ихняя Чернобурова – ас, договор ловко составила. Но она не учла, что старый Гушкоед тоже не лыком шит! Мы переведём деньги в «Кувшин-банк», на особый счёт в системе «Узкое горло». А по условиям этого счёта, клиент должен забрать средства в течение десяти дней, иначе они вернутся отправителю.

– А что им помешает забрать их?

– А то, что для этого нужно иметь особый допуск, спецкарту «Длинный клюв», заявка на получение которой оформляется в течение двух недель. А там финансовым директором мой племянник, он им по-срочному переоформить эту спецкарту не даст. Так что не переживайте!

* * *

Так всё и вышло: «Кума ЛТД» осталась при своих полуфабрикатах, а ООО «Жура влево» – при своих деньгах, только нервы друг другу попортили. Так что теперь у этих торговых партнёров и дружба врозь. Да и причём тут какая-то дружба? Бизнес, ничего личного!

Чудеса по разнарядке или Психи с Альфы Центавра

– Дед, а дед, а как ты свои чудеса делаешь?

– Да какие там чудеса, внученька, всё очень просто. Обычно детки чего хотят? Игрушку там, или щенка, или айфон, кто постарше. Вот я и разбираюсь, где родителей надоумлю купить, где каких-то родственников отыщу, чтоб подарили, а кому и подешевле вариант подберу!

– Нет, дед, это неинтересно, этому ты меня давно уже научил! Ты расскажи, как взрослым подарки делать, такие, чтоб они довольными остались!

– Ох, милая, со взрослыми совсем тяжко! Они же в меня толком не верят, и не просят ничего. А если и просят, то такое… То жениха богатого, то квартиру, то работу престижную. А я же ни миллионер, ни волшебник, а обычный Дед Мороз! Впрочем, иногда удаётся людям помочь…

– Ой, ну расскажи, ну пожалуйста!

– Нет, давай лучше не так. Ты сама попробуй. Я вроде определился, как со всеми своими заявками поступить. А вот эту я тебе оставлю. Только сегодня пришла, по разнарядке из центрального офиса, то есть выполнить её надо обязательно. Тут главное – понять, что именно нашим клиентам нужно. А то знаешь, как бывает: просят, например, жениха доброго да красивого, а сами мечтают о богатом да знатном.

– Ну, ты же мне на первых порах поможешь?

– Конечно, помогу. Мы вот что сделаем. Я тебе опишу, кто там и как, что у них есть, а чего нет. А уж ты подумаешь, как их устроить. Но учти, что у меня реквизита почти не осталось: есть только Тонна Мандаринов, Дурацкое Объявление, и Лотерейный Билет.

– Да, негусто… А люди какие?

– Люди обычные. Молодой Человек – у него задатки хорошие, но он робкий, не уверенный в себе. На работе его не ценят, зарабатывает мало, с девушками не получается. Мужчина – тот наоборот, при деньгах, у него бизнес. И сам он грубоватый, резкий, поэтому тоже с девушками не очень. Тех, кого интересуют только его капиталы, он отшивает, а порядочные сами его побаиваются. Ну и Девушка. Хорошенькая, славная, но тоже робкая. Ей хочется защиты и тепла, но сейчас за женихов надо самой бороться, а для неё это неприемлемо.

– И вот их надо сделать счастливыми?

– Да, сплести в один клубок, и до Нового года дать им то, чего они хотят на самом деле. Попробуешь?

– Ну конечно, попробую!

– Тогда – вперёд! Только расскажи вначале, что ты задумала.

– Я немного голову поломаю, а завтра с утра расскажу свой план.

Наутро Снегурочка докладывала Деду:

– Вот смотри. Дурацкое Объявление привлечёт внимание Молодого Человека. Там будет нечто совсем странное, ну, например, полёт на какую-нибудь Альфу Центавра. Он настолько удивится, что пропустит свой автобус, а потом попадёт в пробку и опоздает на работу. И хотя это последний день года, начальник рассердится и выгонит его с работы. Он, расстроенный, пойдёт в супермаркет купить чего-нибудь к столу, и там ему просто навяжут Лотерейный Билет, на который, как окажется, выпал джекпот. Это перевернёт его жизнь, он почувствует уверенность в себе – то, чего ему так не хватает, купит на эти деньги престижную машину, дорогую одежду, и поступит на хорошую работу. А там и любовь свою встретит, и всё у него будет хорошо!

– Н-да, интересно… А другие?

– А другие – вот. Девушка тоже прочитает объявление, но воспримет его всерьёз. Она позвонит по телефону, который там указан, но по ошибке попадёт к нашему Мужчине-бизнесмену. Тот сначала поднимет её на смех, но потом удивится, что она могла поверить в такое объявление. Они познакомятся и полюбят друг друга – она найдёт в нём защиту и опору и своей кротостью смягчит его грубый нрав. А он будет очарован её добрым и мягким характером!

– А мандарины? Их же целая тонна!

– Мандарины… Да ещё и тонна… О, я придумала! Пусть в тот день будет большая распродажа, и все наберут их полные пакеты! И Девушка с этим Мужчиной тоже наберут, они, как окажется, очень их любят, вот и будут вместе есть! Ну, как тебе?

– Как-как… Телевизор бы ты меньше, внученька, смотрела, ток-шоу всякие, сериалы мыльные…

– Это ты к чему, дед?

– Да так просто, разворчался по-стариковски. Ну что ж, давай попробуем…

– Ты думаешь, что у меня не получится?

– Почему не получится? Может, и получится так, как ты задумала. А может, получится, но не совсем так. Главное ведь, чтоб все были счастливы, и нашли то, что хотели. Итак… Раз, два, три!

***

Странное объявление сразу бросалось в глаза. Четвертушка стандартного листа А4, но текст не напечатан, а написан от руки красивым, разборчивым почерком.

«Если тебе тоскливо и одиноко, ты не нашёл себя в жизни, если у тебя нет друзей и любимого человека, если не имеешь работы, или она не приносит ни радости ни денег, в общем, если тебе очень плохо на этой земле, мы предлагаем лучший выход:

Эмиграция на Альфу Центавра.

Не бойся, это не обман. Никто не потребует у тебя денег, переоформления квартиры и так далее. Мы просто хотим тебе помочь.

Автобус на космодром отходит 31 декабря в 19.00, от площади Конституции. Остальные подробности – по телефону».

Почему-то номер был только один, внизу листка с объявлением. Неприклеенный клочок словно взывал побыстрее оторвать его, пока не унёс злой декабрьский ветер.

Толик хотел уже было завладеть этим клочком бумаги, но засомневался. А вдруг это розыгрыш, и сейчас шутники наблюдают, давясь от смеха, за придурком, поверившим в межпланетную эмиграцию? Он даже отошёл в сторону, приняв вид случайного любопытствующего зеваки, но его грызли сомнения.

А если не розыгрыш? Вдруг это его шанс? Может, таким образом просто собирают подобных ему неудачников, у них там какое-то общество, где можно будет найти себя, а может, и свою половинку… да в конце концов, что он теряет, мало ли над ним смеялись?

Он решительно шагнул к столбу, но в этот момент откуда-то сбоку с возгласом: «Ой, успела!», метнулась девичья фигурка в розовом пуховике. Но Толик либо был ближе, либо действовал быстрее, и последний листочек с номером достался ему.

– Ой! – опять воскликнула девушка, только на этот раз огорчённо. – Как же так? Отдайте, пожалуйста, это моё объявление! Я его ещё раньше заметила, но… сначала подумала, что мне не надо, а потом…

«Глаза какие красивые, и волосы каштановые – мягкие, наверное» – подумал про себя Толик, а вслух сказал:

– Но ведь мне тоже нужно…

– Ой, а как же тогда я?

«Как мило она ойкает!» – мелькнула мысль.

– А давайте мы так сделаем, – совершенно неожиданно осмелел парень, – бумагу я заберу, но потом, когда приеду на работу, пришлю вам сообщение, хорошо?

– Хорошо, – девушка смутилась, – только… вы же телефона моего не знаете…

– А вы мне скажете, и я вас наберу, ладно? Да, меня Анатолием зовут.

– А я – Аня.

Они обменялись телефонами и медленно, словно нехотя, разошлись… Почему-то никому из них не пришло в голову, что каждый мог просто сфотографировать этот номер, или переписать. Впрочем, фотографировать трепещущий от ветра листок – мало шансов на хорошее изображение. А ручки на морозе пишут очень плохо…

Конечно, в последний день года никто толком не работает. Но Толиков шеф хотел устроить собрание коллектива, подвести итоги года, и, может быть (на что все надеялись), раздать премиальные. Однако его неожиданно вызвал к себе Главный Шеф, и он укатил. Зачем вызвал – не знал никто, и все томились в ожидании.

Толя выпил чаю, отогрелся, отправил Ане эсэмэску с телефоном из объявления, она ответила: «Спасибо, я приеду. И вы приезжайте, обязательно!». Ругал себя, что не позвонил, так хотелось ещё раз услышать её милое «Ой!». Утешался надеждой, что они увидятся в автобусе.

Шеф приехал только после обеда. Привёз обещанную премию, долго «толкал речи», наконец приступил к раздаче. Толика мало волновало, сколько денег ему дадут, он хотел побыстрее вырваться из офиса и позвонить по объявлению.

С утра звонить не было возможности – не будешь же спрашивать о полёте на Альфу Центавра в офисной суете, среди сотрудников. Выходить на улицу во время работы им не разрешалось, поэтому он просто «забил» телефон из объявления, как и Анин, в контакты и с нетерпением ждал окончания рабочего дня.

Конечно, можно и вовсе не звонить – время и место указаны в объявлении. Но Толику хотелось получить подтверждение, убедиться в том, что это не розыгрыш. А если что-то пойдёт не по плану, он позвонит Ане, предупредит её, и они встретятся просто так…

Он выскочил на улицу, хотел сразу позвонить, но вокруг сновали люди. Надо найти укромное местечко, чтоб не слышали, а то решат, что псих. Вспомнил, что давно не пополнял счёт, увидел освещённые витрины супермаркета и заглянул в вестибюль.

Огляделся в поисках терминала. Бросился в глаза рекламный баннер «Предновогодняя скидка на мандарины, до 50%!». Все выходящие с радостными лицами тащили пакеты, набитые оранжевыми плодами. Толик сморщился – с детства почему-то ненавидел мандарины.

Потом пришлось отбиваться от назойливого продавца лотерейных билетов, который нагло хватал его за руки и требовал купить билетик. Наконец вырвался на улицу и заметался среди толпы, ища тихий уголок. Завернул за угол супермаркета и очутился на тёмном и безлюдном заднем дворе, куда выходила рампа, закрытая за поздним и праздничным временем.

Достал телефон, отыскал в записной книжке номер. Набрал, услышал длинный гудок, а затем в голове его взорвался фейерверк. Его ударили ещё раз, он отлетел к мусорным контейнерам, стукнулся правой стороной, и потерял сознание от резкой боли в боку.

***

– Ну вот, милок, лежи теперь, отдыхай, – голос был уютный, спокойный. Он скосил глаза, увидел пожилую женщину в застиранном халате, – куда ж тебя понесло-то, в тёмный двор, не мог на улице позвонить? А эти нехристи всё у тебя отобрали – и кошелёк, и телефон, два ребра вон сломали. Хорошо, хоть голова цела, и без сотрясения обошлось! Ну ты лежи, я тут недалеко буду, зови, если что. В палате-то никого больше нет, всех на Новый год по домам разобрали, только тяжёлые остались, да они через коридор, в другой палате. А меня бабой Аней звать.

Знакомое имя вернуло к реальности. Аня! Она же уедет без него!

– Баба Аня! – тихо позвал он, но нянечка услышала. – Сколько времени?

– Не переживай, ещё только девять, успеешь Новый год встретить!

– Причём тут Новый год, – застонал Толик, – автобус в семь должен был отойти, Аня теперь без меня уехала!

– Никуда она не уехала, – решительно оборвала его баба Аня, – если любит, то никуда без тебя не уедет. А если уехала, то зачем тебе такая нужна?

– Какой там «любит»! Мы только сегодня познакомились, должны были в семь часов встретиться, у автобуса! Баба Аня, голубушка, принесите мне, пожалуйста, мои брюки, я в них бумажку с номером оставил, телефона-то у меня больше нет…

– Вон твоя одёжа, здесь и лежит. Её положено сдать было, да все разошлись уже, решили пока в палате оставить, – она протянула Толику его брюки, и стала заинтересованно ждать.

Смятая бумажка нашлась в одном из карманов. Он бережно разгладил её, убедился, что цифры видны, и тут только сообразил, что звонить ему неоткуда. Растерянно оглянулся и увидел, как баба Аня протягивает ему свой старенький аппарат.

– На, позвони, а я пойду пока, посмотрю, что там у тяжёлых…

Тщательно набрал номер, проверил все цифры, нажал кнопку вызова. Гудок. Ещё один. Ещё…

– Алё! – голос мужской, ленивый, грубоватый.

– Да, с наступающим вас, я по объявлению…

– По какому ещё нафиг объявлению?

– Ну как же… полёт на Альфу Центавра… я не мог приехать, у меня несчастье, я в травматологии… И Аня не знает, что со мной…

– Слышь, мужик, у вас там в психушке чё, день открытых дверей походу? Не вздумай больше звонить, а то вычислю, приеду и рёбра переломаю! Альфа Центавра, блин!

***

– Ну вот, пожалуйста! – Снегурочка плакала, размазывая по щекам слёзы. – Ничего у меня не получилась, я всё испортила! Теперь бедный Толик будет валяться в больнице, не получит джекпот, не найдёт свою любовь. А этот, бизнесмен, никогда не сделает Аню счастливой, он хам и негодяй! Я ничегошеньки не умею!

– Ну что ты, внученька, не надо плакать, – Дед Мороз ласково улыбался сквозь белоснежные усы и бороду, – ты сейчас всё исправишь!

– Как? Как я всё исправлю? Они же всё перерешили по-своему!

– Да какая разница, милая, как они там перерешили? Наша-то какая задача? Сделать всё так, как нам хотелось, или так, чтоб они были счастливы?

– Ну, это… Чтоб счастливы, конечно…

– Так и сделай их счастливыми! Тебе осталось чуть-чуть, буквально полшажочка! Подумай хорошенько, и сделай, у тебя получится!

***

Толик бессильно опустил руку, положил телефон на тумбочку. То, что Альфа Центавра оказалась розыгрышем, не так важно. Хуже всего, что теперь он не может связаться с Аней! Конечно, можно попробовать восстановить карточку, заказать распечатку звонков, но когда это будет? Салоны сотовой связи начнут работу через неделю, наверное…

Зашла баба Аня, вопросительно посмотрела на него. Он вяло махнул рукой, говорить не хотелось. Пожилая женщина положила на тумбочку пакет с мандаринами:

– Нам тут подарки сегодня раздавали, а я их не люблю, и внуки далеко, в другом городе…

– И я не люблю, с детства. Вы уж простите, но лучше кому другому отдайте!

– Ладно, найду кому. А ты подремли немного, я тебя в полдвенадцатого разбужу…

– Да не надо будить, не беспокойтесь. Может, я и не засну ещё…

Незаметно он задремал, организм требовал отдыха. Ему снились космические корабли, автобус на космодром, пакеты с мандаринами, и нежная, милая девушка с каштановыми мягкими волосами…

А проснувшись, он понял, что мандарины настоящие, они лежат на его кровати, и рядом сидит эта самая девушка и улыбается сквозь слёзы…

– Аня, Анечка, как ты меня нашла?

– Ой, Толичка, ты не поверишь… Пришла в семь на площадь, а тебя там нет. И автобуса нет. Я – звонить, ты не отвечаешь… Ждала-ждала, тебя набирала, потом по объявлению позвонила, а там какой-то мужик, издевается, сумасшедшей называет… Я не знаю, что делать, куда бежать, понимаю, что с тобой беда, а где искать не знаю… Так и шла по улице, плакала, замёрзла вся…И тут этот мне перезванивает, ну, с объявления… Он, оказывается, за водкой вышел в магазин, и ему лотерейный билет навязали. Дома открыл – а там джекпот. Ну, он на радостях и решил доброе дело сделать. Сказал, что звонил такой же псих с Альфы Центавра, из травматологии. Так я сюда и помчалась, только мандарины по дороге купила, там акция была… Ты же любишь мандарины?

– Очень, очень люблю… Ты мне почисти, целую кучу почисти… я их съем все… только дай, руки тебе отогрею…

Баба Аня закрыла дверь палаты и улыбнулась: эти двое так и держались за руки – девушка сидела на кровати, а её маленькие ладошки уютно устроились в Толиных руках. Каштановые мягкие волосы падали волной, закрывая их лица.

– Я ж говорила, – улыбнулась старушка, – если любит, никуда без него не уедет!

Моя история про рыжую кошку, как говорится, зашла. Теперь предлагаю вам свои воспоминания об Одессе 1950-60-х годов.

Первая квартира, где я жил, и которую запомнил – это коммуналка на углу Чкалова (Большая Арнаутская) и Советской Армии (Преображенская). Нет, это была не классическая квартира на двадцать соседей, достаточно хорошо описанная в нашей литературе. Обычная двухкомнатная «сталинка» на первом этаже, где в одной комнате жили мы с бабушкой, а в другой – «приходящая соседка» тётя Лиза.

Двор нашего дома с трёх сторон ограждали четырёхэтажные стены домов, посередине помещался чахлый газон, на котором ничего не росло – это была, скорее, игровая площадка. С четвёртой стороны располагался соседний двор, такой же большой и шумный, выходивший на проспект Мира (Александровский). А уж этот двор граничил с тихим, типично одесским двориком, выходившим на улицу Воро́вского (Малую Арнаутскую). Там был и кран посередине двора, и верёвки с бельём, и длинные галереи с выходившими на них дверями квартир, и непременная голубятня, а также вкопанный деревянный стол со скамейками для домохозяек, ребятишек, пенсионеров–доминошников, подростков: каждой компании – своё время суток.

Мы, пацаны, больше бегали по нашим шумным дворам, а иногда отправлялись в походы по окрестным улицам. Там было столько интересного! Например, булочная-автомат. Такого я не видел больше нигде! Мы всегда с радостью бегали за хлебом в этот магазин, да ещё собирали всех друзей. Ну, а как же! Вместо открытых полок с батонами и кирпичами хлеба, там стояли высокие, застеклённые автоматы, где за витриной на полочке размещался хлеб определённого сорта, сбоку была щёлочка для специального жетона, а снизу – лоток для хлеба. Подходишь к кассе, называешь сорт хлеба, который желаешь, покупаешь специальный жетон с одной или двумя поперечными канавками и надписями на непонятном языке, опускаешь этот жетон в прорезь, и пожалуйста – в лоток соскальзывает батон, или круглая паляница, или кирпичик: что пожелаешь!

Жетоны были загадочно красивы, надписи на них непонятны; среди пацанов упорно ходили слухи, что эти автоматы привезли из самой Америки, которая в те годы бала чем-то вроде Марса. Так же далеко, недоступно, таинственно и, если верить пропаганде, враждебно.

Напротив этой таинственной булочной располагался киоск с мороженым. О, тут сразу забывались загадочные жетоны и красивые никелированные хлебные автоматы! Конечно же, несмотря на интерес к посещению булочной, мы дома разыгрывали перед родными мини-спектакль на тему: «У, как неохота, дайте хоть на мороженое!». Тут же у киоска пацаны складывали капиталы и делили на всех. Делом чести считалось выпросить на дорогое лакомство – по девятнадцать, а то и по двадцать две копейки, чтобы всем пришлось на долю хотя бы по порции «Молочного» по девять копеек. Я не говорю о «мороженом–пирожном» по двадцать восемь копеек, это был верх мотовства, оно доставалось нам, только изредка купленное родителями. Всё было честно, по законам мужского братства. Сегодня ты при капиталах, завтра – я. И никто не считал, кто кого и сколько раз выручает.

Через дорогу – гастроном «Темп». Там тоже есть свои удовольствия – прилавок с большими коническими ёмкостями на штативах, наполненными соками. Внизу у них – краник. Продавщица наполняет стакан, подаёт его тебе. Рядом, для любителей томатного сока, таких, как я – два стакана: с крупной солью и ложечкой; и с водой, чтобы мыть эту самую ложечку. Кстати, бабушка так и говорила всегда: «пойдём в Темп, купим в Темпе…». Я долго считал, что «Темп» – это название гастронома вообще…

Совсем недалеко от нашего двора располагался небольшой сквер. Официально он назывался имени Кирова, но я его помню, со слов бабушки, как Александровский. Там были скульптуры гномиков – раскрашенные, совсем как живые, с меня ростом. И ещё – таинственные грфоны, крылатые львы – чёрные, металлические, они сидели на своих постаментах, сложив за спиной перепончатые крылья. Среди нас, пацанов, бытовало убеждение, что по ночам они оживают и охотятся на детей.

Также в этом скверике можно было покататься на специальной детской повозке, в которую запрягали небольшую лошадку. Ребятню рассаживали на сиденьях, а избранного счастливчика старенький дедушка-возница брал на переднее сиденье рядом с собой, и разрешал немного «порулить» лошадкой, держась за длинные лямки – вожжи.

Как-то раз и я попал в эти счастливцы. До сих пор помню удивительный запах чёрных, потрескавшихся ремешков-вожжей, неспешный шаг старой лошадки, её неторопливое помахивание хвостом.

Дедушка был очень добрым, всегда улыбался, мог покатать и бесплатно, если не было денег. А вечером приходила его бабка – злая, крикливая. Она отбирала у старичка заработанные деньги и гнала его домой. Потом я узнал, что дедушка любил выпить, и мог пропить всю дневную выручку. Но даже будучи выпившим, оставался таким же добрым и ласковым. Старуха тоже не прочь была выпить, но при этом всегда оставалась злой.

А ещё – прокат машинок. В те годы они были примитивными, педальными, но сколько радости доставляли малышам! Не помню, сколько стоил прокат, но в залог требовалось оставить паспорт. Разумеется, это полагалось делать взрослому человеку, но в те простые времена некоторые родители (и моя бабушка в том числе), спокойно доверяли документ мальцам и отпускали самостоятельно кататься в сквере. А мы важно оставляли эти документы работникам проката, и они без вопросов брали их в залог. Невероятная история для нашего жестокого времени!

Также не очень далеко располагался знаменитый одесский Привоз. Воспоминания о нём больше относятся не к детству, а к более поздней поре, но вот один аттракцион был памятен именно в детстве. Назывался он «Гонки по вертикальной стене», и туда мы ходили с бабушкой.

Одно из ярчайших воспоминаний! Небольшая арена, огороженная деревянными крепкими стенами. Наверху – места для зрителей. Мотоциклист разгонялся по кругу на арене, затем вдруг наклонялся на повороте, заезжал на вертикальную стену, и мчался там, вопреки здравому смыслу и закону тяготения! Потом сбрасывал скорость и выезжал на арену. Останавливался, слезал с мотоцикла, и получал свою порцию бешеных оваций.

Таких заездов было несколько, и я не помню, чем они отличались. Потому что впереди было самое жуткое, самое захватывающее и потрясающее – на мотоцикл садился… медведь! Он также делал круги по арене, а затем выезжал на вертикальную стенку. Да, он делал всего пару кругов, и не выезжал под самый верх, но всё равно, какое дивное зрелище!

А одесские трамваи тех лет! Был когда-то в Одессе единственный в стране маршрут детского трамвайчика. Всё там было самое-самое настоящее: недолгая узкоколейная линия, столбы с проводами, трамвайный вагончик давнего бельгийского производства с номером 36 и маленькими, под детский рост, сиденьями. Раньше я думал, что было мне тогда не меньше шести лет, но недавно откопал в Интернете сведения об этом трамвайчике и с удивлением узнал, что век его был недолог – с 1956 по 1960 год. То есть, было мне тогда не больше четырех. Это, наверное, моё самое раннее воспоминание, хотя память сохранила все подробности того дня.

…На улице поздняя весна или лето – я отлично помню яркое тёплое солнце, свежие зеленые листья деревьев. Мы с бабушкой идем в центральный парк им. Шевченко. Я знаю, что предстоит что-то очень важное и интересное! Вот мы поднимаемся по невысокой лесенке не возвышение типа вокзального перрона, и я вижу чудесный маленький вагончик, в который сейчас сяду.

Нет, трамвай для меня не экзотика, Одесса – большой город, и в трамваях меня возили часто. Но в том то и дело, что возили! А это трамвай особый, в него разрешено садиться только детям! Нас рассаживают по маленьким сиденьям; все взрослые, в том числе и моя любимая бабуля, остаются снаружи. Немного страшновато, но плакать, как девчонка, сидящая рядом, нельзя – я ведь мужчина! Трамвайчик трогается в путь, и страх снимает как рукой – так интересно и завораживающе ехать одному, без взрослых! Мелькают за окном деревья, весело звенит звонок, я радостно смеюсь, и даже девчонка рядом перестаёт плакать, а смотрит в окно огромными удивлёнными глазами.

Сделав круг, мы возвращаемся к перрону. Нас встречают родные, разбирают по рукам. Вокруг стоит радостный смех и гомон. Вот и бабушка, я бросаюсь к ней, меня обуревают смешанные чувства: тут и радость встречи, родной бабушкин запах, тут и гордость от первого путешествия, и непередаваемое чувство праздника, которое бывает только в детстве…

Кому помешал тот трамвайчик, зачем его уничтожили? Кто знает… В аллеях престижного центрального парка с современными аттракционами, боулингом, картингом и пейнтболом можно еще найти остатки посадочной платформы весёлого трамвайчика, который так радовал детишек много лет тому назад.

А на Большой Фонтан ходили обычные, взрослые трамваи. Точнее, зимой они были обычным. А летом к ним добавляли прицепные вагоны. Открытые, без окон, с ажурной металлической решёткой вместо бортов, деревянными скамейками. Как здорово было ехать в летнюю жару на таком открытом трамвайчике, обдуваемом свежим морским ветром! А едем мы на тринадцатую станцию, где с бабушкой и прабабушкой живём целое лето. Родители и другие родственники приезжают на выходные, а мы живём всё время, с июня по сентябрь. Как же хорошо на даче!

…Я только проснулся, дверь во двор открыта, солнечные блики весело кувыркаются среди виноградных листьев, отражаясь на белом потолке, из их гущи разносится жизнерадостное воробьиное чириканье. Я тоже радуюсь новому дню, впереди столько чудесных дел: можно лазать на старый высоченный орех, у него очень удобные ветки в виде винтовой лестницы, с вершины которой видны все соседские дворы, можно собирать разноцветных божьих коровок в спичечный коробок, а затем выпускать их на волю – красных, оранжевых, жёлтых, пурпурных, кофейных.

Вдруг вдали раздается звяканье колокольчика. Да это же самое радостное событие – керосин привезли! Мне дают небольшой бидон и деньги, и я важно выхожу за ворота к подъехавшей автоцистерне. Сзади у неё кран, а под ним большой железный резервуар. Керосинщик берёт у меня бидончик, вставляет в горловину воронку и наливает в неё керосин большой жестяной кружкой. Керосин течет из открытого крана, но керосинщик сначала зачерпывает кружкой из резервуара, затем подносит её под кран, наполняет и только потом выливает в воронку. Весёлый керосин в резервуаре играет всеми цветами радуги, от него исходит какой-то терпкий радостный запах; и на всю жизнь остается привычка: переливая воду, зачерпывать её сначала кружкой со дна ёмкости и только потом подносить к крану.

А как же можно писать об Одессе и не рассказывать о море и пляжах! На пляж «Курортный», что на тринадцатой станции Большого Фонтана, вела длинная деревянная лестница, петляющая вдоль обрыва, затем была узкая асфальтовая дорожка вдоль моря, и с неё уже ещё одна, коротенькая лестничка на пляж. Тогда пляж был неширокий, упиравшийся в жёлтый глинистый склон. На песке стояли добротные деревянные лежаки или топчаны, а в воде, рядом с берегом, похожие на них, тоже деревянные, мостики с маленькой скамеечкой наверху – очень удобно переобуваться, ополаскивая от песка ноги. Пацаны помельче используют их для ныряния, с визгом плюхаются в воду.

Я пришёл с родителями и не обращаю на эту возню внимания. Ещё бы! Со мной огромный надувной кит, ростом в полтора раза выше меня. Точнее, он станет таким, когда папа его надует. И вот – готово! Под восторженно-завистливыми взглядами мелюзги мы идём к морю, спускаем на воду кита, за ним бросаюсь я, кит выскальзывает из-под меня, переворачивается, не даёт себя оседлать…

А к причалу невдалеке торжественно подходит белоснежный чудо-корабль… Это потом я узнаю, что называется он всего лишь «прогулочный катер», сейчас он кажется мне огромным, загадочным кораблём. Тогда я просто проводил его взглядом, а вот попозже, когда мне было лет десять, мы отправились на нём в плавание, за шестнадцатую станцию Большого Фонтана, в далёкий и таинственный Люстдорф, тогда ещё Черноморку. Пригород, куда бежал среди полей звенящий трамвайчик, а с моря важно причаливал белоснежный катер, казавшийся мне пассажирским лайнером, прибывшим откуда-то из Жюль-верновской Африки или Южной Америки…

Мы спускались по раскачивающемуся трапу на причал, оттуда попадали на яркую, весёлую набережную. Там играла громкая музыка из репродукторов, в маленьких кафешках, где не протолкнуться среди весёлых, загорелых, беззаботных пляжников, жарились на жаровнях мититеи – вкуснейшие пряные острые колбаски! И вот мы сидим за столиком, перед каждым – круглая тарелка из толстой фольги с невысокими гофрированными бортами. В ней дымятся, источая дивный аромат, жареные мититеи, сбоку – горка острого томатного соуса. Взрослые пьют пиво, у меня, по-малолетству, томатный сок. Потом, в весёлой молодости, будут и у меня мититеи с пивом, в незабываемом «Платане», на улице Пироговской…

И был в моём детстве вальяжный, широкий Приморский бульвар с раскидистыми платанами и с видом на величественный морской порт с его причалами, Воронцовским маяком, элеваторами, складами, железной дорогой. Мы с бабушкой приходили в гости к родственникам, которые жили неподалёку, в начале улицы Ласточкина (Ланжероновской), в доме, рядом с которым был единственный в городе кусок мостовой, выложенный жёлтой, очень красивой плиткой. Взрослые садились за чай с бесконечными неинтересными разговорами, а я, выпросив десять копеек на фуникулёр, убегал на Приморский бульвар.

Тогда вдоль величавой Потёмкинской лестницы, соединяющей бульвар с портом и морвокзалом, спускался по рельсам старый фуникулёр со ступенчатыми вагончиками и деревянными сиденьями. (Потом его заменили галереей с вечно ломающимся эскалатором, а сейчас там ходит современный фуникулёр с панорамно остеклёнными кабинами и стоячими местами). Проезд стоил две копейки – можно было совершить пять поездок. Я обычно ехал вверх, а вниз бежал или важно шёл по широчайшей Потёмкинской лестнице, где можно было встретить каких угодно матросов – и стройных индусов в чалмах, и долговязых белобрысых скандинавов и белозубых африканцев. Даже в те времена в Одесский порт прибывали корабли из дальних стран, и матросы сходили на берег, гуляли по городу…

Разумеется, там были и сухопутные туристы из разных стран, но кто на них обращал внимание! Вся Одесса пропахла морем, портом, величественными теплоходами и маленькими буксирами. Море было везде – его дыхание угадывалось за раскалёнными за день домами старого города, оно накатывалось на песчаные берега городских пляжей, незримо присутствовало почти в каждой квартире: редко кто из одесситов не был связан с морем! Кто ходил в море, кто ждал моряков из рейса, кто работал в порту… Недаром в любой компании одесситов третий тост всегда и неизменно был: «За тех, кто в море!»

Но компании и тосты будут потом, когда я стану совсем взрослым, безнадёжно постаревшим, в невероятно далёкие двадцать лет…

Все фотографии честно стырены с просторов Интернета. Разместил, как сумел, чукча писатель, а не блогер)))

Абсолютно реальная история.

Светлой памяти моего отца посвящается

…Одним удивительно солнечным ноябрьским днём 1943 года во дворе раздались крики, громкая ругань, а затем и выстрелы. Опасливо выглядывающие из квартир обитатели дома, в том числе и Боря, увидели, как по узкому карнизу пробирается рыжая кошка с огромным куском мяса в зубах, а по ней стреляют румынские солдаты…

Я словно своими глазами вижу эту картину. Вернее, вижу глазами моего отца, Бориса Владимировича, тогда ещё шестнадцатилетнего Борьки, который оставался в оккупированном городе со своей матерью, тётей и бабушкой. И жила с ними кошка. Обычная рыжая, точнее – рыже-белая киса, небольшая, юркая, желтоглазая Муська.

Так что же тогда произошло в обычном одесском дворике на улице Пастера?

***

Стояла осень 1943 года. Два года Одесса жила «под румынами». Немцев в городе почти не было, румыны заправляли всеми делами. Год назад в просторную квартиру на третьем, последнем этаже добротного старинного дома в центре города, где жил Боря с семьёй, вселился румынский офицер. «Целый полковник!» – доверительно сообщил юркий сосед. Был этот полковник высок ростом, щеголеват, смугл лицом. Носил маленькие ухоженные усики, благоухал дорогим одеколоном. Ходил всегда в окружении шумной свиты – всяких там денщиков, писарей и прочих лакеев. В тот день он брезгливо осмотрел квартиру, что-то сказал своей свите и уехал. Переводчик из местных разъяснил, что господин полковник будет жить здесь, а вон там и вот тут – он указал на соседние квартиры – жить его свита. Всем приказано немедленно освободить свои жилища, разрешено взять с собой личные вещи.

К вечеру Борина семья переселилась в маленькую каморку в подвале этого же дома. С собой взяли вещи, кое-что из мебели, прихватили и рыжую кошку. Ну как «прихватили»… Кошки гуляют сами по себе, ей просто показали новое жильё, да и всё. Жили спокойно: во дворе, где обитало высокое начальство, солдаты сами не дебоширили и даже охраняли покой высокого чина и его невольных соседей. Конечно, все хорошие вещи, посуду, мебель получше солдаты забрали и перетащили в его апартаменты.

Было голодно: пайки маленькие, на базаре всё дорого. И вот однажды вечером в форточку проскользнула Муська с куском мяса величиной с добрую крысу в зубах. Прыгнула на табуретку и положила на неё этот кусок. Хороший такой шмат свиной вырезки, вид и запах которой они уже давно позабыли. Посмотрела на всех, явно наслаждаясь произведенным эффектом, довольно муркнула и… выскользнула в вечернюю темноту. Первой сориентировалась бабушка. Она быстро подняла вырезку с табуретки, промыла водой из кувшина, поделила на две неравные части, завернула в чистую тряпку, спрятала в буфет.

– Завтра сварим суп на мясном бульоне! – заявила она. – Большой кусок я положу в кастрюлю втихую, чтоб никто не видел, и не подумал, что нам случилось наследство, а маленький брошу так, чтоб все соседи видели! А запах один, что с малого куска, что с большого…

Боре не очень понравилась такая перспектива, и он высказался в плане того, что лучше бы пожарить парочку отбивных! Бабушка, кивая головой, радостно промолвила:

– Конечно, конечно, Боренька! Нажарим отбивных, покушаем! Весь двор на запах сбежится, будет обсуждать, с каких миллионов мы имеем такой праздник, а вечером в сигуранце (2), будем рассказывать, что это не мы стащили мясо с кухни господина полковника, а нашли его на улице!

– А почему они узнают, что это с его кухни?

– А кто ещё у нас во дворе жрёт свиную вырезку?

Бабушка, как обычно, была права. На следующий день все с наслаждением ели мясной суп, которого хватило на два дня. Муська появлялась дома редко, только когда не было дома полковника со свитой. Приходила днём, отсыпалась, но стоило появиться во дворе автомобилю с румынским офицером, тут же исчезала. Умудрялась выскользнуть так, что даже соседи её почти не видели.

Кошка явно устроила себе охотничьи угодья на барской кухне: ещё несколько раз приносила хозяевам куски мяса, которые бабушка также осторожно расходовала. Но и себя Муська тоже не забывала: стала гладкой, сытой, шерсть лоснилась. Самое главное, что она неизменно уходила с добычей на соседний чердак, в сторону от дома, пряталась где-то в одной ей известных закутках, а если приносила мясо хозяевам, всегда появлялась и исчезала совершенно незаметно – словно понимала всю опасность этой «охоты» и для себя, и для своих хозяев. Пока что всё было тихо: очевидно, офицерские повара и денщики сами хорошо приворовывали барское мясцо и сваливали пропажи друг на друга.

Осень 1943-го стала для оккупантов началом конца, советские войска наступали. Количество продуктов резко уменьшилось, они сильно подорожали, да и румыны стали суетливее и растеряннее. Муська всё реже приносила добычу в дом – наоборот, чаще приходила подкормиться к хозяевам. Ей не отказывали, всегда хоть жидким супчиком, но делились.

***

И вот настал тот ноябрьский солнечный день, с которого я и начал свой рассказ. Охотничья удача в этот раз изменила Муське. То ли кусок оказался слишком большим, то ли повар появился на кухне не вовремя, но незаметно уйти кошка не успела. С карниза убежать можно было только на соседнюю крышу, но до неё было ещё далеко. Румынские солдаты бестолково суетились во дворе, изредка стреляли, но довольно вяло – боялись попасть в окна полковничьей квартиры. Дворик был заставлен сараями, засажен высокими тополями, закрывавшими обзор, поэтому метко стрелять было трудно.

Вдруг среди них появился высокий худой солдат с винтовкой в руке. По тому, как он вскинул её к плечу, прицеливаясь, все поняли, что этот не промажет. Грянул выстрел, и прямо перед Муськиным носом взвился фонтанчик выбитой штукатурки. Кошка слегка присела, а потом снова стала пробираться по узкому карнизу, не выпуская кусок из зубов. Румын ругнулся вполголоса и снова прицелился, но выстрелить не успел. Во двор с шумом вкатился полковничий автомобиль. Все бросились встречать хозяина, вытягиваться «смирно», докладывать, из-за чего стрельба. Подскочил высокий с винтовкой, начал что-то быстро говорить, показывая на карниз; очевидно прося разрешения покончить с кошкой.

Офицер сделал отрицательный жест, вышел из машины. Достал свой пистолет и выстрелил четыре раза подряд. Похоже, он был неплохим стрелком, так как держался уверенно, стрелял быстро и вроде бы небрежно, но это была небрежность профессионала. Однако в Муську он не попал. Пули легли выше, осы̀пали кошку каменной пылью, но не причинили ей вреда. Румын выстрелил ещё три раза, и снова неудачно: теперь все пули ушли ниже, раздался звон разбитого стекла. Полковник в ярости крикнул высокому, указав на карниз, где кошка преодолевала последние сантиметры перед соседней крышей со спасительным окном на чердак. Солдат успел выстрелить в тот момент, когда рыжая уже переваливалась в заветное окно. Командир что-то ещё крикнул, но быстро успокоился, махнул рукой и, пошатываясь, побрёл к подъезду.

Только теперь стала понятна причина его неудачной стрельбы – румын был вдребезги пьян. Наверное, не радовали его последние вести с фронта – наши приближались неотвратимо, и пора было думать о спасении своей шкуры. Зрители быстро расползлись по каморкам, солдаты кинулись к своему начальнику, повели в дом. Всю ночь из барской квартиры раздавались звуки какого-то тоскливого веселья: громкая музыка, женские вскрики, звон разбитой посуды.

***

Кошка появилась через неделю, живая и почти здоровая – только кусочек хвоста оказался отстреленным. Больше она не делала набеги на полковничью кухню, да и сам полковник стал появляться всё реже, а потом и вовсе съехал, не забыв прихватить все наворованные вещи.

В начале апреля город освободили советские войска; наводили порядок, проверяли жителей, как они жили при оккупантах, не сотрудничал ли кто с ними? В этой суете не сразу заметили, что Муська перестала появляться дома. Её ждали, но тщетно. Так и не пришла больше домой рыжая кошка, кормившая хозяев в годы оккупации. Кто знает, что с ней случилось… Мутное было время, опасное. Тогда не то, что кошки, люди часто пропадали.

***

Эту историю часто рассказывал мне отец, и в детстве я присочинял к ней хороший конец: что рыжая кошка не погибла, а прибилась к другим людям. В последний раз он рассказал мне о Муське за день до своей смерти – мы сидели в гостиной, разговор почему-то зашёл о кошках. Папе тогда стало легче, тяжкая болезнь вроде бы отступила, я радовался улучшению. Потом уехал домой, на другой день не звонил: показалось, что всё плохое позади. А следующей ночью, перед самым Новым Годом, его не стало…