ZavrinDaniil

И, тем не менее, к Семену я всё же заглянул, позже. Он всё так же лежал на койке. Казалось, даже не видел, как я вошёл. Но это было обманчивое впечатление, так как спустя секунду его голова повернулась. И боже, как же сильно он изменился! Теперь это был уставший, сильно измученный человек. В глазах которого не было и тени того предыдущего воина, которого мы все так боялись.

— А, это ты? Проходи, – тихо сказал он, поворачиваясь в исходное положение.

— Что-то ты совсем плох.

— Доктор колет что-то, но мне кажется, это плохо действует на меня.

— Да ладно, ты вон какой крепкий, – улыбчиво заметил я.

— Знаешь, Гаврилов, а ты похож на человека. В хорошем смысле, – тихо сказал Семен. – И я хочу тебя спросить. Кого ты видишь в нашем ночном звере?

— Я? Это я у тебя хотел спросить. Ты же следопыт наш.

— Я знаю, кого я вижу, а вот ты?

— Медведя.

— И все? Ты действительно считаешь, что обычный медведь способен на такое?

— Ну а что тут такого? Убил собак. Проломил деревянный собачник. Прогрыз забор.

— Медведи так не поступают. Он крадут, они пугают. Нападают, если надо. Но чтобы вот так, взять и убить всех собак, не забрав ни одного тела... Нет, так медведи не поступают. К тому же, я его убил. И даже вспорол брюхо.

— А ты точно нашему медведю вспорол брюхо?

— За последние десять лет я ни разу не путал след, к тому же, со мной были мои собаки. А они не один десяток медведей на жопу сажали. И убить их было ой, как не просто. По идее, он должен быть весь искусан. Но, как я понял из ваших слов, там нет его крови, стало быть, зверь ушел целым и невредимым. В общем, вам всем надо уезжать и как можно быстрее, я уже сказал об этом твоему руководству и вот повторяю тебе.

— Считаешь, это лесной дух?

— Видишь, я знал, что ты это понимаешь.

Я не стал с ним спорить. Я и сам устал от всего этого дерьма, навалившегося на нашу, в общем-то, простую жизнь. Покинув раненого, я пошёл в столовую в надежде раздобыть что-нибудь поесть.

Столовая у нас была небольшая, два стола на восемь человек и раздаточная, за которой было два цеха, а также большая морозильная камера. Сама кухня была дорогая, холодная, металлическая. В общем, всё выглядело прилично, если не считать наспех прибитых гвоздей, на которых висели поварешки да половники.

Запасы нам обновляли раз в две недели, равно, как и остальные наши потребности, включающие одежду, сигареты и, конечно же, алкоголь. На кухне у нас работало два брата Призновых, старший Анатолий и младший Виктор.

Когда я вошёл туда, ребята, видимо, ушли. Или же, забравшись где-нибудь на мешки, уснули, так как не было там никого. Поэтому, добравшись до холодильника, я привычно вытащил лимон и поставил чайник. Выпив первую чашку, я посмотрел в окно. Там так же привычно шёл снег. Много снега, он падал такими большими хлопьями, что казалось, будто они забьют весь вид своими кусками огромной белой плоти.

Сев на металлический стол, я ещё раз отхлебнул из чашки. Горячий чай нежно согревал меня, так как на кухне было достаточно холодно. Как говорили наши поварята – это было полезно для продуктов. И, наверное, они были правы, только вот лично мое мнение, что это было сделано ради самих поваров, ведь при постоянной работе возле печей холод был больше другом, чем врагом.

И, тем не менее, я думал больше о медведе. Мне показалось, что Семен сдался. Возможно, это, конечно, из-за ранения или, может быть, из-за собак. Ведь в прошлый раз, всего лишь увидев два трупа, он с одним ножом пошел в лес и, побродив там несколько дней, вернулся изорванным, но победителем. А теперь он молча лежит и уныло переносит гибель своих собак. Что совсем на него было не похоже, как будто нашего егеря заменили в лесу на кого-то другого.

— Так вот кто лимоны ворует! – услышал я знакомый голос. – И ладно бы – работяги, так ведь нет, это нашему инженерному составу витаминов не хватает.

Улыбнувшись, я пожал Виктору руку. В отличие от Анатолия, он всегда был веселым, создавая благоприятную атмосферу легкого настроения, что, конечно же, нельзя было сказать о старшем. Особенно, когда он что-то резал. Коренастый и немного угрюмый Анатолий вечно что-то говорил себе под нос, разрезая тонкими ломтиками мясо, огурчики, помидорчики.

— Ты что тут делаешь, братан? – спросил Виктор, открывая холодильник. – Реально за лимоном пришёл?

— Да.

— Что, решил простуду предупредить?

— Да не совсем, это что-то вроде прелюдии к вискарю. Я только что у Семена был.

— Ах да, слышал, слышал, крутой чувак, – сказал Виктор, высматривая колбасу. – Вот так просто, без оружия пойти, да ещё одному и в ночь. Эх, жутко мне от этого парня становится. Ты, кстати, в курсе, что его местные шайтаном кличут?

— Это с Уренгоя?

— Ну да, там деревня рядом, где он родился. Он, кстати, здесь не просто так, что-то у них случилось, вроде как человек какой-то пропал, вот его сюда и перевели от греха подальше, егерь-то неплохой, что зря в тюрьме гнить.

— Подожди, я не слышал об этом.

— Да я сам недавно узнал, если бы не медведь, то может и вовсе бы не сказали. А так да, Семен с прошлым.

— Так он убил его?

— Да никто не знает, говорю же, человека не нашли. Пропал он. Вроде бабу его обидел.

— У Семена была баба? – еще больше раскрыл я глаза.

— Ммм, наверное, – задумался Виктор, примеряя кусок, который ему нужно отрезать. – Я знаю лишь, что из-за женщины он похоронил где-то в лесу человека. А потом, не имея доказательств, и не желая обострять ситуацию, местные менты отправили его сюда.

— Однако. Не хотел бы я оказаться на месте того мужика.

— Я не говорил, что это мужик, вроде парень молодой, ну как это бывает. Без башки. Решил покуражиться.

— Порежь ещё лимончик, – попросил я, протягивая ему фрукт. – Пожалуй, я тут ещё посижу.

— Да, хорошо, только убери все и вот, на бутер, чтобы желудок не бузил, – сказал он, отрезав половину своего большого бутерброда. – Один не осилю.

— Ну да, спасибо, – улыбнулся я. Все же повара из Виктора было не вывести, никогда только на себя не готовил.

И вот я снова остался один. Холодный пол, бутерброд, чай с лимоном, снег за небольшим окном, все так по-домашнему. Создавалось ощущение, что этот небольшой коллектив незнакомых тебе людей был гораздо ближе, чем все, кто там, как говорили мы «на гражданке». Ведь здесь в полной изоляции, ты куда быстрее привыкаешь доверять своему товарищу и надеяться на него, как на себя. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Виктор с такой легкостью отрезал мне кусок своего бутерброда.

Затем за окном промелькнула тень. Я почувствовал её спиной или наверно боковым зрением, но этого мне вполне хватило, чтобы резко обернуться и впялиться в темноту. Я не увидел размеры, но мое воображение быстро дорисовало их. А так как между мной и этой молниеносной тенью, было всего лишь стекло, то я моментально лишился всей романтичности окружающего меня мира. Замерев, я всматривался, не в силах побороть себя и подойти ближе. Виктор вряд ли бы так быстро прошёл под окном, хотя это было, в принципе, возможно, его комната была рядом с кухней. Не то, что моя – черт знает где.

Я сделал пару шагов вперед, затем ещё и так, пока не подошёл к окну вплотную. Я был уверен, что сумею отпрыгнуть, если медведь полезет своей мордой в окно. Думаю, это было лучше, нежели бежать к своему бараку. Хотя был, конечно, вариант, что он залезет через дверь, но это что-то совсем фантастическое.

Но на улице было пусто. Приглядевшись, я сумел распознать следы, правда, не медвежьи, а человеческие. Кто-то прошёлся прямо возле окна, теряясь ближе к баракам. Прислонившись к краю окна, я, наконец, увидел фигуру человека, медленно идущего по снегу. Недолго думая, я схватил пуховик и выбежал наружу.

Метель усиливалась, видимость падала. Прикрыв лицо рукой, я пошёл вперед, поражаясь тому, как я смог что-то разглядеть через окно. Следы были нечеткими, метель успела хорошо намести и засыпать почти все наши тропинки. Но я все же нагнал его.

Это был Семен. Спокойно развернувшись, он снял с лица кусок вязаного платка и снисходительно улыбнулся. Затем похлопал меня по плечу и сквозь метель сказал:

— Иди спать.

— Не дури, тебе нельзя сейчас никуда идти. Ты вон, весь порезанный.

— Именно сейчас и надо. Пока я ещё на ногах стою. Жар – это хорошо, он согревает.

— Да тупизм это всё, ты свалишься метров через двести.

— Там, где я его нашел, были ещё следы, я просто тогда этого не сказал. Думал, обойдётся. Это самка. Крупная, гораздо крупнее самца, это ей он мясо таскал. А теперь она вернулась. Она мстит, понимаешь? Нашла меня по следу и пришла мстить, это неправильно, я должен её остановить.

— Хватит ерунду пороть, успокойся, никому она не мстит, – сказал я, неуверенно вглядываясь в метель. Мне почему-то стало казаться, что там, между снегом и воздухом, стала маячить здоровенная туша большого животного. – Давай, пора уходить. Ну все, к черту, пошли обратно.

Семен молча смотрел то на меня, то на лес. Затем он всё-таки принял решение, и я уже не мог его остановить. Разве что бегать и кричать, мол, давайте вместе держать этого парня по рукам и ногам. Но это было глупо. К тому же, у него был здоровенный нож, которым он легко мог насадить меня как курятину на шампур. Как оказалось, прецедент уже был.

Сказать честно, провожая его взглядом, я испытал некоторое облегчение. Ведь такой охотник был куда опаснее всех нас и мог действительно что-то противопоставить зверю, но, с другой стороны, он был весь изранен, без собак и, скорее, без внятной идеи как правильно убивать это взбесившееся животное. Наверное, он просто шёл по следу в надежде оказать медведице хоть какое достойное сопротивление, а может – просто нанести смертельную рану. В любом случае я был уверен, что это не месть за собак, а попытка исправить ошибку, по возможности убив или уведя зверя.

Заврин Даниил

— Я не веду себя как телка, ты не видишь, что меня укусила собака? – с обидой, но явно тише заметил Сава.

— Сходи к доку, пусть зашьет твоё ранение, – довольно сказал Наумов, загоняя очередной шар. – Ах, какой красавчик, смотри, как в лузу вошёл.

— Доктора нигде нет, я почти весь наш лагерь оббежал, – простонал Сава.

— Как он ловко спрятался, наш Айболит, наверное, снова банку со спиртным нашел. Капотня, ты слышал, как Гаврилов к нему с плечом сходил? – указал пальцем на меня Федоров. – Дим, поведай.

— Да ладно, не надо, что на дока наезжать. У всех бывает, – попытался я замять тему.

— Давай, травани, что там у вас произошло, надеюсь, не сексуальный контакт? – вмешался Капотня, смотря, как очередной шар от Наумова аккуратно заходит в дальний угол.

— Почти, но я слишком симпатичный, чтобы с этим чудовищем спать. Короче, ты помнишь, я плечо повредил? Так вот, пять дней назад подхожу к Айболиту и говорю, мол, так и так, болит плечо. Он посмотрел и начинает мне мерить давление. Я ему: «Стой, подожди, причем тут давление?». Но он молчит, лишь на стрелки смотрит. Затем попросил поднять майку и стал прослушивать сердце. Я ему: «Дружище, я ведь плечо подвернул в качалке, немного ноет, вот такие движения делал». И показываю, так вот, мол, и так. Он молчит, кивает, затем как даванёт: «Это хорошо, хорошо, но сперва надо кал сдать, мочу, кровь из вены». Прикинь, кровь и кал! Я просто в шоке был. Больше я туда ни ногой, а то он опять до моего кала домогаться начнёт.

— Может, ему витаминов не хватает? – сухо заметил Наумов, вбивая очередной шар.

— Да ну тебя к чёрту, Наумов! – кинул кий Капотня. – Что там со жратвой? Когда пожрать пойдем?

— Мы же час назад ели, – сказал я, посмотрев на часы. – К тому же, они наверняка уже всё собакам отдали, разве что мороженой вишенки погрызть.

— Нет, сам свою вишню грызи, я жареной свинины хочу. Сава, пошли в столовку, он, поди, там сидит, ветеринар твой! – гаркнул Капотня и пошёл надевать куртку.

Я лишь покачал головой и развернулся к ноутбуку. В последнее время я пристрастился к оригами и теперь уже стал замахиваться на двадцатитрехстраничные инструкции. Только вот пока не получалось, примерно на пятой странице я начинал по-жесткому тупить.

— Не может быть! – внезапно Сава прильнул к окну. – Это же та самая собака, что с Семеном ушла.

— Ты что, их различаешь? – улыбнулся Наумов, продолжая прицеливаться в шар. – Я думал, для тебя они все на одну морду.

Я встал и тоже подошёл к окну. Было плохо видно, дул сильный ветер, но я всё равно смог разглядеть, как несколько людей побежало к медицинскому бараку.

— Кажется, я догадываюсь, где наш Айболит, – сказал я и поспешил на улицу. Вслед за мной туда же выбежали остальные.

Через пару минут мы были среди большой, громко бурлившей толпы. Казалось, что весь персонал собрался в медотсеке засвидетельствовать своё почтение вернувшемуся егерю. Используя Капотню как таран, мы постарались пробуриться к самому столу, где сидел наш следопыт. Получалось это медленно, народ никак не хотел сдавать свои позиции, не слушая даже доктора, который орал, чтобы все вышли.

Семен лежал весь крови. На его лице были заметны несколько глубоких порезов, воротник был изодран, рукав тоже, штаны, правда, были целыми. Рядом с ним сидела его собака и лизала его руку. Выгнать её, равно, как и всех нас, у Айболита тоже не получилось.

Семен был молчалив и лишь придерживал край кожи, над которым трудился наш доктор. Вселовод – так звали нашего доктора – потел как загнанный конь и всячески старался не упасть в обморок от вида крови. Оно было понятно, парень рвался к нам за легкими деньгами, а потому, даже несмотря на весь свой непрофессионализм, пошёл сюда работать. Полагая, что сможет без особых проблем отбарабанить длительную вахту.

Но в этом был и большой плюс. Явственно понимая, что тебя никто не вылечит, мы практически обходились без несчастных случаев, так как все знали, что если здесь попасть в чрезвычайную ситуацию, то скорая приедет не сразу, а доктор явно не поможет, вот и берегли себя как зеницу ока.

— Осторожно, ещё пару стежков, – успокаивал доктор сам себя. – Так, отлично, вот так. Ну, все, зашили.

— Здесь ещё одна, – указал Семен. Говорил он с трудом.

— Да, да, конечно, принесите ещё ваты и бинтов, надо промыть рану, – попросил Вселовод.

Ребята тут же принесли всё необходимое. Никто не уходил, всем хотелось как можно быстрее узнать, что же там произошло.

— Так, расходимся, расходимся. За работу, черти! – послышался голос нашего главного инженера Тимура Николаевича. – Это вам не шоу. Короче, если кто не уйдет, лишу премии.

Последнее подействовало. Тимур Николаевич был добрым малым, но денег лишал быстро. С этим у него никогда не ржавело. Поэтому народ быстро стал расходиться, всё равно информация дойдет до их ушей, но немного медленнее.

Вернувшись обратно в зал отдыха, я застал больше половины наших ребят. Все живо обсуждали возвращение Семена и то, что с ним произошло. Признаться честно, я никогда не был любителем большого количества народа и сюда попал больше из-за желания находиться подальше от городов, нежели из-за денег. Поэтому я развернулся и ушел к себе в комнату.

Всю следующую ночь мне снились кошмары, где к нам приходил медведь и поочередно нас убивал, утаскивая к себе в берлогу. Одного за другим, пока нас не осталось три человека. А потом и нас сожрали.

Но это было ночью, а день пролетел куда стремительней, так как мы заканчивали наш участок и старались как можно быстрее довести до ума всю электрику, подсоединить электрические шкафы. К тому же, генератор давал постоянные сбои, и это тоже добавляло забот. Всё же прав был Наумов, что наш закупщик не гнушался откатами.

В общем, лишь к вечеру я заметил, как возле псарни снова сидит наш собаковод. Отбросив вечерние планы, я быстро оделся и вышел на улицу, где было на удивление безлюдно, а потому я мог спокойно поговорить с Семеном. Правда, странно, что его вообще выпустили из-за его-то ран. Хотя, в принципе, удержать его тоже невозможно.

— Семен, ты как? – спросил я, пытаясь говорить громче ветра, сильно бившего в лицо.

Он улыбнулся и пошёл внутрь собачника, махнув мне рукой. Там у него был небольшой уголок, где он любил уединяться. Стол, пару стульев, полки с лампочкой. Всё по-спартански, но этого ему хватало. А ещё рядом со всем этим был небольшой спальный мешок – излюбленная вещь Семена.

— Проходи, попей чаю, он ещё теплый, с термоса, – тихо сказал Семен, наливая мне в крышку.

— Спасибо, – ответил я, наблюдая за паром изо рта. Обогреватель здесь был, но включали его редко. – Ты что, выздоровел?

— Не совсем, сильно потрепали, скоро опять на койку, так что я тут ненадолго, собак проведать, – тихо сказал Семен, поглаживая лаек. – Сейчас запру их по клеткам и всё.

Он улыбнулся. Я заметил, что это даётся ему с трудом, так как свежие шрамы доходили почти до самой шеи.

— Это он меня лапой так. Очень быстрый. Я еле отскочил. Я ему ловушку приготовил, хотел добить. И вот извернулся, гад. Едва собак моих не порвал.

— Ты что? На него с ножом пошёл? Ты как его вообще убил? – не удержался я.

— Да есть уловки, мы ведь тоже не дураки. Только вот странно, он по следу шёл почти как собака. Никогда такого не видел, он меня кругом обошёл и в хвост уперся, по моим следам шёл. Не спеша так, ночь выжидая. Собак, кстати, он так и не съел, спрятал где-то.

— Ты как это узнал?

— Да просто, брюхо вспорол. Я замерзать начал, надо было отогреться. Вот кишочки и сгодились.

— Значит, ты снова с нами?

— Да. Неделю, я думаю, ещё с доктором побуду, медведь всё же достал меня, пусть и легонько, но надо подождать, пока швы заживут. Вы молодцы, ночь выждали.

— Это Семен потому, что напились в хлам, что я, что Сава. Да и потом это всё равно известно бы стало.

— Не виню, я ожидал этого. Теперь всё хорошо, шатун мёртв. А собак больше привязывать нельзя. Пусть бегают.

— Ладно, поправляйся. Семен, лихой ты, однако, парень, первый раз такое вижу – вот так, в ночь, с двумя собаками и с ножом. По мне, так это вообще фантастика, просто космос какой-то.

— Да какое там. Ты просто моего деда не видел, – снова улыбнулся Семен.

Заврин Даниил

— Господи, это ж надо! Что же это за тварь такая, да ещё в мою вахту, – начал причитать Савелий, выкинув сигарету. – Надо срочно вызывать материк.

— Никого не надо вызывать, – раздался голос сзади.

Я повернулся и увидел Семена, как обычно, спокойного и слегка прищуренного. Семен был из местных и на нашей стройке занимался собаками. Раньше он, кажется, работал егерем, но после сокращения перешёл к нам. Мужик был высокий, поджарый, немногословный. Часто уходил в лес и, бывало, задерживался там на пару-тройку дней. Платили ему хорошо и, как я понял, он даже старался нам понравиться.

И, тем не менее, несмотря на всё это любезное поведение, производил Семен впечатление устрашающее. Бородатый, весь в шрамах, он, казалось, олицетворяет сам лес, саму дикую природу. Смотря на него, я понимал, что именно такой человек и мог стать царём в лесу – грубый, выносливый и жесткий.

Именно такой, а не тех, что мы привыкли видеть в спортзалах. К слову, у нас тоже было достаточно здоровых парней, которые постоянно наращивали свою мышечную массу. Но и среди них не было никого, кто мог бы нагрубить Семену, который хоть никогда и не лез на рожон, но отражал что-то в своих глазах такое, что моментально охлаждало пыл любого дерзкого бойца.

Вот и сейчас он спокойно смотрел на снег, постепенно цепляя взглядом след дикого животного. И проблема даже не в том, что Семен был охотником, просто гость сделал самое страшное – он тронул собак нашего бывшего егеря, на которых не то, что руку поднять боялись, им грубили редко.

Был, правда, один случай, когда молодой инженер слегка пнул лайку Сибиря. Пнул, да и забыл. Ну, как бывает это по пьяни. Казалось бы, чего там, лайки вообще твари безобидные, не то, что мстить, даже сердиться не умеют. Но только в тот же день к нам в бильярдную впервые вошёл Семен. Вошел, осмотрелся немного, подошел к инженеру и сел рядом. Внимательно глядя ему в глаза, спокойно спросил: «Бил собаку?» А когда узнал правду, то просил больше так делать. И всё, после этого инженер стал самым лучший другом порядком подуставшему от его заботы Сибиряку. А ещё, на всякий случай, извинился перед остальными собаками, так как точно не помнил, трогал ли кого ещё.

Так что вот такой у нас был охранник, если так можно выразиться. Опасный, немногословный, самая настоящая живая защита от непрошеных гостей. Только в основном это были волчьи стаи, с медведем нам сталкиваться ещё не приходилось.

— Семен, это медведь? – спросил Сава, нервно теребя новую папиросу.

— Да. У них не было места для манёвра, собаки были на цепи. Он дернулся назад, но цепь помешала, и тут же получил удар лапой. Затем медведь загнал второго. Всё произошло быстро, он знал, что они далеко не уйдут. Действовал умно. Планировал.

— Ты же вроде обходишь эти места, как ты его не заметил? – не унимался Сава.

— Теперь поздно об этом говорить, после испробованной крови его уже не выгнать.

И в этом Семён был прав, вокруг была тайга, до ближайшего города, Нового Уренгоя, километров пятьсот. Из живности зимой только мы, да олени, которых мы уже несколько месяцев не видели. Если шатун объявился, то после столь легкого мяса он не уйдет добровольно. А нас на НПС довольно много, человек двадцать пять, плюс собаки. Вполне приличный объём еды, учитывая безжизненное пространство вокруг.

Я ещё раз посмотрел на Семена, он стоял и почти не шевелился, уставившись в проломанный двухметровый забор. Достаточно крепкий, чтобы удержать собак и не дать им возможности его перепрыгнуть. Кое-где на нём была колючая проволока, но так как её было мало, попадались участки без неё, как, например, этот. Хитрое животное не зря пролезло именно здесь – и к собакам поближе, и без колючки.

— Что делать будем, Семён?

— Как что? Убивать.

— Ты про свое ружьё?

— Там дробь, она только разозлит. Здесь медведи редко бывают, крайне редко. Если бы он ходил рядом, то для того, чтобы отогнать, хватило бы, но теперь, когда почувствовал кровь… Да к тому же это необычный зверь. Он выслеживал, ждал, он точно знает, что ему надо. Мое ружье не поможет.

— Звучит жутковато.

— Так и есть. Я пойду собираться. Возьму двух лаек, а вы постарайтесь никому об этом пока не рассказывать, не надо паники.

— И чем ты его брать будешь? – спросил Савелий.

— Мозгами. Да, и если через два дня не приду, тогда всё, вам стоит уезжать, – Семён посмотрел в лес и задумчиво добавил. – Одну он точно закопает.

Я вернулся в свой барак. У меня была отдельная комната как у инженера, с этим, слава Богу, у нас проблем не было. Равно, как и с едой, и с оборудованием. Вообще, у нас было всё, кроме женщин и оружия, даже алкоголь был. Но мало, без злоупотреблений. Примерно по бутылке на человека. Соответственно, каждый берег как мог. В ту ночь, я помню, открыл свой вискарь. Уверен, Сава сделал то же самое, ведь он тоже был инженером, да и, к тому же, трусливее меня.

Само собой разумеется, ни я, ни Савелий и не собирались убирать следы и вообще держать такую информацию при себе. Ведь если медведь и вправду был хотя был наполовину таким, каким его описал Семен, то надо было как можно быстрее дозваниваться до своих. Наш главный инженер наверняка был проинструктирован насчёт такого форс-мажора.

И тут я не выдержал и рассмеялся. Алкоголь уже ударил в мою голову, и мне показалось, что всё это какой-то веселый и забавный случай, о котором можно совсем не беспокоиться. Я встал и выглянул в окно. Там, по снегу, медленно уходил с двумя собаками Семен, укутавшись в свою поношенную зимнюю шубу. Скорее всего, он делал это вовсе не из желания как-то помочь нам, нет, я был уверен, что он просто мстил за своих собак.

Заврин Даниил

— Стойте, стойте, не стреляйте, я знаю! — закричал один из солдат. — Там, на панели, есть пара кнопок. Одна из них — аварийное самоуничтожение. Я случайно подслушал. Могу даже сам включить.

— Только без фокусов, — Вышкин сделал жест подняться. — Давай покажи мастерство.

— Хорошо, — солдатик отряхнулся и на недоумевающий взгляд сослуживца лишь пожал плечами, заметив: — Я в детстве радиотехникой увлекался.

— Меньше слов, — махнул пистолетом Вышкин, — времени мало.

— Да-да. Конечно, — солдат подошел к панели. — Признаться, мне и самому тут все надоело, начальники же не спрашивают, нравится или нет, просто дают разнарядку и все. К тому же я просто не хочу тут умереть.

— Вообще, здраво рассуждаешь, — сказал Вышкин, наблюдая за тем, как он молотит по кнопкам.

— Спасибо. Вам на какое время поставить? Просто у вас раненые.

— Думаю, на полтора часа хватит. Только сделай так, чтобы отмены не было. Ведь ты с нами пойдешь и если что не так, то мне терять уже нечего.

— Конечно, конечно, только и вы Серегу отпустите. Он тоже с Костромы и ни в чем не виноват.

— Если все правильно сделаешь, оба выживете. Так, а здесь же сирена есть?

— Сработает в штатном режиме. Если о персонале беспокоитесь, то эвакуироваться времени всем хватит, кроме разве что, — он посмотрел на Сосновского, — Михаилу Вадимовичу сложно придется.

— А это уж как ваш коллектив решит. Ты сейчас о себе думай да о Сереге, вам еще домой возвращаться, к родным.

Вышкин посмотрел на сестру, на Мозалева, кажется, не к такой ситуации он готовился. Не к такой.

Тут в очередной раз завыла сирена. Солдат удовлетворенно отошел от панели и посмотрел ему в глаза:

— Вот и все, осталось лишь вытащить всех отсюда.

— Тогда берешь и помогаешь. Жень, ты как? Идти сможешь? — Вышкин посмотрел на Мозалева. — Я говорю: идти можешь?

Но Мозалев лишь пространно повернул голову. На мгновение Вышкину показалось, что тот вообще ничего не понимает, лишь просто смотрит куда-то в сторону, словно пытаясь что-то найти.

— Там, — он указал рукой на двери, — там, нам надо туда.

— А? — Вышкин развернулся и посмотрел на большую металлическую дверь. — Куда туда, ты что несешь? Иди наверх с сестрой, у нас времени нет тут прохлаждаться.

— Нет. Туда. Мне надо туда, — он нагнулся и освободил ноги. — Там мой товарищ. Его надо освободить.

— Какой, к черту, товарищ?! — Вышкин подошел к жене и бегло ее осмотрел, потом встал перед высвободившимся Мозалевым. — Ты в себе вообще, нам сестру твою вытаскивать надо!

— Уйди! — буркнул Мозалев и отшвырнул Вышкина, словно котенка. — Мне надо его спасти!

Отлетев к стенке, майор смачно приложился о бетон и чуть было не потерял сознание. Но прекрасная спортивная форма и отточенные навыки со времен службы в армии не дали ему потерять сознание, поэтому он лишь сплюнул кровь и быстро поднялся.

— Да вы тут что, с ума посходили?! — процедил он, снова приближаясь к Мозалеву. — Нет, так не пойдет.

И, не дав Евгению Петровичу обернуться, что есть силы рубанул его пистолетом по затылку, выключив и сознание, и желание кого-либо вызволять.

— Так-то оно лучше, — удовлетворенно заметил Вышкин. — А теперь ты и ты, помогите мне вынести их наверх. А то, не ровен час, еще кто-то прибежит.

Мозалев

Открыв глаза, я вижу небо. Чистое, белое, утреннее. Такое, какое оно и должно быть. Немного странно, но сейчас впервые настолько сильны во мне эти чувства, от которых у меня переполняет душу. А еще какой же он вкусный, этот воздух! Невероятно вкусный воздух.

Я поворачиваю голову и вижу сестру. Она лежит на траве, как и я, только в крови. Рядом ее муж, который, достав из аптечки бинты, делает Оле повязку. На лице его улыбка, кажется, он счастлив и нам ничего не угрожает. Я пытаюсь подняться. Откуда-то веет гарью.

Да. Точно. Это база. Теперь на ее месте огромная яма, отвратительно оголяющая бетонные балки. Кажется, теперь она уже точно никого не сможет принять. Или изучить, это не совсем понятно.

Я чувствую, как шумит в голове. Это последствия свежего воздуха, он буквально взорвал мое восприятие мира, он действительно ни на что похож и прекрасен. Хочется еще, еще и еще, настолько сильно он насыщает мое сознание.

Я поворачиваю лицо к солнцу. Это невероятно. Как же все тут прекрасно! Как насыщенно, великолепно! Я просто не могу сдержаться от желания впитать, впитать все эти удовольствия. Ох, как же хорошо!

Я слышу чей-то голос. Это муж моей сестры зовет меня. Что ж, это разумно. Я должен помочь донести ее до машины. Я кладу руку на траву и пытаюсь подняться. Боже, как же это мило, я вижу, как маленькие цветочки борщевика начинают медленно тянуться ко мне.

Эпилог

Сидя в министерстве обороны, генерал Вьюнов, держа папку в руках, буквально изъездил стул, никак не находя точку спокойствия. Он чувствовал, что что-то не так, а стул являет собой само проклятие, не давая ему расслабиться перед важной встречей.

— Часто, наверное, так? — он посмотрел на секретаря министра. — Час прошел.

— Бывает. По-разному бывает, — холодно ответила она. — Подождите еще немного.

— Да-да, конечно, — нервно заметил Вьюнов, еще крепче прижимая папку. Сначала он, конечно, хотел было что-то еще заметить этой девочке о вежливости и субординации, но потом вспомнил, что у нее звание генерал-майора.

И лишь спустя два часа он смог наконец попасть на прием к министру обороны Шангу Виктору Семеновичу, человеку с безупречной политической репутацией и железной волей.

— Прошу, садитесь, — указал на стул Шангу. — Вы по так называемому Тверскому инциденту?

— Гадюкинскому.

— А?

— Он — Гадюкинский. Тверь — это просто ближайший город, — пространно махнул рукой Вьюнов, чувствуя, как начинает резко тупеть и нести околесицу, — а сам взрыв был возле деревни Гадюкино.

— Неплохой такой взрыв, — ухмыльнулся министр, — некоторые посчитали это землетрясением.

— Да, — тоже заулыбался Вьюнов, но, увидев серьезное выражение лица министра, тут же погрустнел.

— И что? — сложив руки домиком, спросил Шангу. — Что можете сказать?

— Эм. Собственно… — начал было Вьюнов, но тут дверь открылась, и вошла секретарша.

— А, Наташенька, наконец-то. Мой любимый латте?

— Да, Виктор Семенович. Все, как вы любите.

Она поставила чашку с кофе на стол министру и, кокетливо улыбнувшись, вышла. Министр резко подсобрался, но, как говорится, большая часть строгости ушла вместе с секретарем.

— Итак, на чем мы остановились? Ах да, инцидент. Так что вы можете сказать по его поводу? Шума этот взрыв наделал немало, во всей округе стекла повылетали.

— Это связано с довольно старым экспериментом. В 1977 году была построена база, где проводили опыты по растениеводству. С борщевиком, да. Как-то так.

— Чего? Что вы мямлите несуразицу какую-то. Я отчет-то читал, — он указал на папку. — Я вас конкретно спрашиваю, почему возле этой деревни дыра размером триста метров в диаметре? Это же вы вели проект, верно?

— Вообще не я. Мой предшественник майор вел. А я так. На подхвате.

— На подхвате у майора?

— Не совсем. Там сложный процесс. Это очень странный эксперимент. Связан с борщевиком, инопланетянами и Тунгусским метеоритом.

— Борщевик, Тунгусский метеорит и инопланетяне. Наверное, мне так и стоит доложить президенту, верно? — спросил министр и с любопытством посмотрел на генерала. — Верно? Я ничего не упустил?

— Если кратко, то да. Все так.

— Скажите, вы идиот? — спросил министр, наклоняясь поближе. — Только честно.

— Никак нет, господин министр.

— Тогда что за херню вы сейчас мне тут впариваете?! Какой борщевик, что это за бред собачий?! Вы хоть понимаете, чем это все пахнет? Вы… Вы это понимаете?

— Сенсацией? — поморщился генерал, словно тыкая наугад по больным точкам.

— Идиотизмом, блядь! — не сдержался Шангу. — Этот ваш эксперимент сейчас в каждой газетенке муссируется! И что там отвечать — неясно. К тому же есть выжившие. Пока они молчат, слава богу. Но в целом языки могут и развязаться. А общей картины до сих пор нет.

Шангу посмотрел в сторону. В его глазах читалась странная усталость и озабоченность одновременно, что никак не могло не радовать военное сердце. Вьюнов размяк. Этот человек был лучшим, что дала им родина, и служить ему было самым настоящим подарком.

— Что с вами? — с гримасой посмотрел на него министр. — Вам плохо?

— Нет, — быстро ответил генерал, пряча свой восхищенный взгляд. — Думаю, что делать дальше.

— Это хорошо. Я тоже об этом думал. Там, между прочим, откуда-то взялась радиация, черт бы ее побрал. Признаться, я вообще не знал, что там отходы есть, пусть и в малом количестве. Черт знает что. В Подмосковье военная база с радиоактивными отходами, а мы ни слухом ни духом.

— Так действует режим особой секретности.

— Серьезно? — Шангу остановил на нем свой взгляд, сверлящий из-под ухоженных седых бровей. — Особой секретности? Но я вроде не последний тут человек, верно? Кстати, вы написали, что никакой угрозы, а точнее — борщевичной угрозы по распространению инфекции не существует.

— Так точно. Мы все зачистили.

— Да я не об этом. Вот тут, — министр ткнул папкой в бумажку, лежавшую на столе. — Тут написано, цитирую: «борщевичной». Это как понимать?

— Мы скосили весь борщевик вокруг базы и сожгли, — быстро ответил Вьюнов. — Еще и в Гадюкино часть прибрали.

— Мда. Об этом как раз я и хотел спросить. Что ж, — Шангу вздохнул, — значит, последствий действительно нет. И все же надо расчистить завал и посмотреть, что там произошло. И знаете, я решил поручить эту задачу именно вам. С тем лишь дополнением, что к вам будет приставлен мой человек. Для контроля. Надо понять, что там произошло.

— Его подорвали майор Вышкин, его сестра и брат.

— Жена и ее брат. У него нет сестры, — поправил его министр. — Но об этом я знаю, только по этой линии будем работать позже. Я сейчас на связи с Вольтушевым, он сказал, что вопрос о дискредитации в их ведомстве уже ведется. Сами понимаете, много чего утекло в прессу, и мы не можем резко давить. Как я сказал, мне важно знать, что там происходило внутри, а не кто устроил взрыв. Я ничего не знал об этом объекте. А это двадцать миллиардов!

— Пятнадцать вроде.

— Да? — Вьюнов задумчиво посмотрел на гостя. — Вы не ошибаетесь?

— У меня написано пятнадцать.

— Видимо, мой отчет новее, — улыбнулся министр. — Так, все распоряжения по вашему новому назначению я уже отправил. Четко следуйте инструкциям полковника Майко и, я думаю, через годик-два снова сможем вернуть вам вашу должность.

— Я смещен?

— Конечно, — сочувственно посмотрел на него министр, — вы же взрыв военной подземной базы проморгали, как иначе? Но повторяю, дальше зависит от вас. Справитесь с задачей — вернем. Кстати, по поводу Сосновского…

— А что с ним?

— Вы нашли тело?

— Судя по всему, оно осталось под обломками, как и тело майора.

— Надо найти. В обязательном порядке, — вздохнул министр. — Оказывается, он хоть и слегка блаженный, но на очень хорошем счету и совсем не идиот. Как и этот ваш… Как его?

— Мозалев?

— Да. Это ведь он позеленел?

— Частично, но по последним данным уже все прошло. Лежит в Первой Кировоградской под усиленной охраной и капельницами.

— А он и вправду с цветочками разговаривает?

— Частично да, — Вьюнов почему-то посмотрел по сторонам и тихо добавил: —Только не с любыми, ему специально борщевик поставили. Небольшой. В палату. А то угомониться все не мог, даже сбежать порывался.

— Господи боже, — выдохнул Шангу. — Надеюсь, конечно, пресса этого не напечатает. Помните: хватит утечек. Нас и так полными идиотами обрисовали. И где только они столько чуши нашли, словно у них свой фантазер там сидит. Даже в «Московском комсомольце» оболгали! И куда мир катится…

— В пропасть, господин министр, но пока мы с вами тут, он туда не упадет, — с готовностью выпалил Вьюнов.

Шангу задумчиво посмотрел на генерала. Иногда его, конечно, посещали мысли, что он зря дал своей девочке чин генерала, но вот сейчас, глядя в эти блестящие, подобострастные старческие глаза Вьюнова, он понимал, что был слишком строг к выбору. Наташенька вполне может быть лучше этих выслуженных привычных министерству вояк.

Конец

Заврин Даниил

— Невероятно. Наконец-то мы встретились, это уму непостижимо. А ведь я знал, знал, что это случится. Ваши клетки невероятно мобильны и телепатия… Ой, это даже не Нобель, это три, а то и четыре Нобеля.

— Там, откуда я родом, это не имеет значения, — прошептал Мозалев. — Освободите меня.

Сосновский ехидно улыбнулся и посмотрел на правую руку ученого. Если борщевик решит вдруг вытаскивать ее, как и левую, то без серьезных повреждений тут никак не обойтись. Тем более что код от наручников лишь у него.

— Я так понимаю, при броске вы сломали кисть? — спросил Сосновский, разглядывая повисшую левую руку. — Без опыта слишком сильно бросили, не рассчитали нагрузки. Что ж, это даже хорошо. Признаться, мне было бы ужасно неприятно, если бы, освободившись, вы бросились на меня.

— Я не брошусь, — слабо проговорил Мозалев.

— Да ладно вам. Все в вашем случае попытались бы освободиться. Это вполне нормально для данной ситуации. Хотя лучше, конечно, наладить конструктивный диалог. Вам как? Понравилась наша вода?

— Да.

— Это хорошо. Первый дар и сразу пришелся по вкусу.

— Освободите меня.

— Да, я слышал вас, — прервал его Сосновский. — Но, судя по мертвому телу медсестры, это не совсем безопасно. Позвольте, я вас проинструктирую по поводу вашего пребывания здесь. Этот комплекс оснащен всеми необходимыми видами охраны и полностью защищен от любого воздействия извне. Поэтому очень прошу: ведите себя хорошо. Иначе, богом клянусь, тут с вами церемониться не станут.

— Богом?

— Не суть важно. В общем, вы должны оказывать нам содействие, то есть быть послушным. Понимаете?

— Нет. Не понимаю, — сказал Мозалев и устало наклонил голову. — Мне больно, выпустите меня.

— Увы, увы, увы, — Сосновский покачал головой и, подойдя поближе к Мозалеву, присел на корточки. — И все же как я счастлив, вы себе не представляете! Ведь я на пороге самого великого открытия в мире! И это так неописуемо прекрасно.

Вдруг неожиданно раскрылась дверь, и громкий крик прорезал лабораторию.

— На колени, твари, иначе всем бошки разнесу!!!

Сосновский обернулся и в ужасе отшатнулся. В дверях в кровавой майке и с дробовиком наперевес стояла невысокая девушка, сверля их остекленевшим от ярости взглядом. Судя по всему, она готова была стрелять на поражение.

Ольга

— Тише, тише, — произнес Сосновский, выставив руки вперед, — подождите, давайте поговорим.

— Отошел от него! Быстро! А вам лечь на землю! — крикнула Ольга двум солдатам, уже стоявшим на коленях.

— Вы даже не понимаете, что тут происходит, это уже не человек! — воскликнул Сосновский.

— С этим я сама разберусь, а ты пока освободи его.

— Боюсь, этого нельзя делать, в него ввели борщевичную сыворотку. Посмотрите сюда, я не обманываю. Видите его глаза? А кожный покров? Он не типичен для человека. Это явная мутация.

— Руки при себе держи, — уже тише сказала Ольга. — Братишка, ты как?

Мозалев с трудом перевел на нее взгляд, затем с трудом проронил:

— Все нормально, только освободи меня.

— Не вздумайте, оно вас обманывает. Смотрите вот сюда, — Сосновский указал на монитор. — Это борщевик, он овладел сознанием вашего брата и теперь использует его как переносчика или переговорщика. Поймите, это не ваш брат. Это инопланетная форма, которая использует борщевик для переноса своего сознания в человеческое.

— Ты хоть сам понял, что сказал?

— Тогда посмотрите сюда, — Сосновский указал на тело медсестры. — Это он убил ее.

— Я никого не убивал, — простонал Мозалев. — Скорее помоги мне!

— Это неправда, хотите, я докажу? Вот прямо сейчас! Мне надо просто нажать на кнопку повтора записи, вы сами все увидите. Это оно разбило ей голову о стенку!

Ольга замешкалась, посмотрев на тело медсестры, на брата и на Сосновского.

— Поверьте, я бы не смог этого сделать, потому что физически Лидия Павловна была ближе всех к этому существу. К тому же никто из нас просто не обладает подобной силой. Да и как мы вообще могли это сделать? Эти два солдата — они стояли у дверей, я вот здесь. К тому же мы просто боялись подходить к нему. Это же очевидно.

— Он врет. Освободи меня, — снова простонал Мозалев.

— Запись. Мне надо включить запись. Я просто покажу, что тут было, — сказал Сосновский, медленно приближаясь к панели управления. — Следите за мной, я очень и очень медленно включаю перемотку. Видите? Я безоружен, неопасен. Просто хочу показать вам запись.

— Одно резкое движение и головы не будет.

— Конечно. Все очень медленно.

Сосновский встал у монитора и быстро пробежал по клавиатуре пальцами. Ольга посмотрела на экран, где на серой поверхности стекла заиграла картина безжалостной расправы над несчастной Лидией Павловной.

— Вот! Видите, видите? Оно убило ее, причем безжалостно! — ликующие произнес Сосновский. — А самое главное — посмотрите, какова жестокость удара. Это же самое настоящее безумие!

— Жень, это ты сделал? — спросила Ольга, посмотрев на брата. — Это ты ее убил?

— Я не помню, — покачал головой Мозалев.

— Конечно, оно не помнит, — передразнил Мозалева Сосновский. — Оно только что раздробило череп человеку и теперь всячески будет это отрицать. Главное — не выпускать его. Поймите, оно крайне опасно.

— Да помолчите вы! — Ольга подошла к Мозалеву. — Ты правда убил ее?

— Я не знаю, — брат поднял на нее мутный взгляд. — Они что-то сделали со мной, пытали, мучили, я уже ничего не помню. Только боль. Прости меня.

Ольга сжала дробовик руками. Вид измученного брата, покрытого странной зеленой кожей, его мутные, полные страданий глаза… Все это заставило ее буквально закипеть от бешенства. Она развернулась и зло посмотрела на Сосновского.

— Пытал, значит. И как, понравилось? — Ольга сделала шаг и подняла ружье. — Говори, мразь, что ты чувствовал, когда делал с ним это?

— Это эксперимент, мы просто проводили опыт. И к тому же я интроверт.

— Опыт, значит? Тогда и я опыт проведу, — она направила на него ружье и выстрелила. — Теперь, наверное, я тоже этот… Интроверт.

— О боже, аааа… — Сосновский упал, скорчившись от боли.

— Что, больно, да? — Ольга подошла поближе. — Может, прострелить еще и ногу? А? Интроверт?

— Боже, боже, мне нужна помощь! — продолжал кричать ученый.

— Эй, солдатня, я вам сказала головы не поднимать, а то продырявлю! — сказала Ольга, снова поворачиваясь к брату. — Скажи, ты помнишь, где в шестом классе спрятал меня от гнавшихся за мной мальчишек?

Мозалев поднял голову и посмотрел на нее мутным взглядом. Затем кивнул и еле-еле процедил:

— Да. В лесу. В шалаше, который ты все время хотела найти.

— И все-таки нашла, — она улыбнулась и, посмотрев на металлический наручник, отстрелила замок. — Идти сможешь?

— Да, — ответил Мозалев и посмотрел на ноги, — там тоже нужно.

— А вот этого, я думаю, делать не стоит, — сказал человек в белом костюме, неожиданно войдя в лабораторию с выставленным вперед пистолетом. — И давайте без новых сюжетных поворотов. Положите ваше ружье и отойдите от него.

— Только через мой труп! — огрызнулась Ольга.

— Предложение более чем приемлемое, только вот я очень не люблю убивать женщин, поэтому давайте без лишних сцен жестокости.

— Я уйду лишь с ним, — решительно заявила она.

— Я бы сказал, что тут вопрос в другом: выйдете ли вы из этой комнаты вообще, — язвительно заметил человек в белом костюме.

— Да пристрели ты ее, наконец! — закричал Сосновский, держась за простреленный бок. — Смотри, что эта тварь сделала со мной!

— Я все вижу, Михаил Вадимович. Не волнуйтесь. Так что мы решаем, Ольга?

— Не стреляй, — прошептал Мозалев, положа руку на оружие сестры. — Он выиграл, ты ничего не можешь сделать.

— Он не сможет убить нас обоих одновременно, — сухо заметила она.

— Вы очень недооцениваете мои силы, — улыбнулся человек в белом костюме, — я крайне искусный стрелок.

— Как и я, майор, — сказал Вышкин, войдя в лабораторию. — Поверь, и целей у меня куда меньше.

— Мексиканская дуэль, — заметил человек в белом костюме. — И что же мы будем делать?

— Ты просто положишь пистолет.

— А если нет?

— Тогда ты умрешь.

— Но ты не убил меня сразу.

— Как ты говорил раньше, это может навредить моей карьере. Я еще не собираюсь увольняться.

— Твои условия?

— Я забираю жену и ее брата, а вы даете нам спокойно уйти.

— Не хочу тебе врать, но это невозможно. Ты только посмотри на своего зеленого, любой здравый человек скажет, что тут нужен карантин. Хотя бы недельный. Таких людей нельзя выпускать отсюда.

— Тогда нам всем нужен карантин. Мы ведь дышим одним воздухом, — парировал Вышкин, — а значит, заражены.

— Да стреляй уже! — крикнула Ольга, брезгливо разглядывая корчившегося от боли Сосновского. — Там разберемся уже, кому нужен, а кому не нужен карантин.

— Какая у вас жена кровожадная, а что с солдатами? Их тоже убьете?

— Как вести себя будут. Федь, он ведь не выпустит нас. Никто из них не выпустит нас. Они делали здесь чертовы опыты на людях и сделают все, чтобы оставить нас здесь навсегда.

— Да-да, объясните сотруднику ФСБ, как работает наша система, откройте ему глаза, — рассмеялся человек в белом костюме, — он ведь ничего о ней не знает.

— Да пошел ты! — крикнула Ольга и, подняв дробовик, выстрелила ему в грудь.

Заврин Даниил

— Кажется, есть контакт, — удовлетворенно заметил Сосновский, замерев вслед за борщевиком. — Теперь следите за каждым движением. На ваших глазах совершается революция.

Тут произошло странное. Борщевик повернулся в сторону и потянул к стене листочки, словно пытаясь добраться до кого-то невидимого. Мозалев снова издал истошный вопль, изгибаясь в судорогах. После чего так же резко обмяк, видимо, потеряв сознание.

— Так и в прошлый раз было, — махнув рукой, заметил Сосновский. — Ничего страшного, сейчас очнется, доза-то другая.

— Искренне надеюсь, потому что пока эксперимент не особо впечатляет, — ответил человек в белом костюме.

Тут неожиданно моргнул свет, переменившись быстро в красный, и по помещению прошлась громкая сирена, оповещая всех о приближающейся аварии. Сосновский испуганно забегал глазами, а человек в белом костюме вытащил рацию.

— Что это? — спросил Сосновский, обеспокоенно взглянув на своего коллегу.

— Прорыв периметра, — спокойно заметил человек в белом костюме. — Думаю, не судьба мне оставаться с вами и наблюдать этот удивительный экспериментальный перформанс. Нарушители и так прошли достаточно далеко.

— Но кто?

— Узнаю — обязательно расскажу, — человек в белом костюме подошел к двери и жестом приказал солдатам оставаться в комнате. — Постарайтесь тут ничего не испортить, пока меня нет.

Он посмотрел на Сосновского и прикованного к кровати Мозалева. На мгновение ему показалось, что пленник пошевелил рукой, словно пробуя ремень на прочность. Но, как говорится, показалось. А потому, подождав минуту, человек в белом костюме нажал на кнопку и вышел в дверной проем.

Сосновский оглядел присутствующих. Исходя из опыта, он понимал, что сейчас главное — занять коллектив чем-то полезным, а потому решил продолжить эксперимент, развернувшись к прикованному Мозалеву. Только здесь его ожидало неожиданное открытие: изувечив левую руку, измученный ученый смог ее освободить.

***

— Господи Иисусе, да подойдите вы к нему уже! — рычал на медсестру Сосновский, когда она, держа иглу наперевес, нерешительно встала напротив ученого. — Просто возьмите образец. Неужели это так сложно?

— Но он смотрит, — сказал она, вглядываясь в позеленевшее лицо Мозалева. — Рука…

— И что рука?

— Она свободна!

— Так обойдите его со спины и возьмите пробу, вы же профессионал.

— Михаил Вадимович, но у него рука свободна, — сказала она, беспомощно посмотрев на стоявших у дверей солдат, — ее нужно просто прикрепить обратно.

— Просто возьмите его образец, — терпеливо повторил Сосновский, — это же так просто. Надо лишь подойти и воткнуть эту чертову иглу в его спину. Он же под сывороткой, то есть вне концентрации.

— По-моему, он даже более чем сконцентрирован, — не согласился с ним солдат, указав на смотрящий прямо на них взгляд. — По-моему, выцеливает.

— Да замолчите вы! — закричал на них Сосновский и снова уставился на медсестру. — Лидия Павловна, подойдите к пациенту и возьмите у него кровь. Либо вам придется писать объяснительную!

Медсестра прижала шприц к груди и жалобно посмотрела на Сосновского. Но тот сделал вид полной решимости и даже немного выпятил грудь, дабы у последней не оказалось никаких сомнений в его приказе.

Лидия Павловна повернулась к Мозалеву. Его глаза приобрели зеленоватый оттенок и так же внимательно следили за ней. Она сделала шаг и неуверенно стала приближаться. Мозалев не отрывал от нее взгляда.

— Смелее, Лидия Павловна, смелее, — подбадривал ее Сосновский. — Чем быстрее возьмете кровь, тем быстрее закончим этот эксперимент.

— Да-да, конечно, — сказала Лидия Павловна. — Извините, пожалуйста. Я просто взять кровь.

Мозалев не двигался и не сводил с нее взгляда. Казалось, он даже не дышит. Медсестра сделала еще пару шагов. Сосновский заметил, что она дрожала. Он постучал ногой по полу. Ему просто не терпелось получить образец.

— Извините, я… — но не успела она договорить фразу, как резким движением Мозалев схватил ее за горло свободной рукой и что есть силы шваркнул об стенку, оставив на ней кровавое пятно с остатками мозгового вещества.

— Не стрелять! — только и успел крикнуть Сосновский, вытянув руки. — Не стрелять, все под контролем, не вздумайте стрелять!

С этими словами он встал между солдатами и ученым, внимательно вглядываясь в его все такие же бесстрастные глаза.

— Это не вы, Евгений Петрович, это более совершенное иное существо.

***

Заврин Даниил