Kaliskida

Читал книгу Карла Сагана "Голубая точка" и наткнулся на любопытный отрывок.

К сожалению, поиск информации в Интернете не принёс успеха. Кто-нибудь знает, о каком проекте идёт речь?

* * *

Скрип, удар, дребезг. Скрип, удар, дребезг. Звуки и запахи с трудом пробивалось сквозь пелену, окутывавшую моё сознание. Запахи пыли и сырой земли. Я старался не шевелиться, ощущая необъяснимый кошмар, который вызывали эти запахи. Кто я? Где я? Что происходит? Казалось, на эти вопросы никогда не найдётся ответов.

Затем пришла боль, тупая и ноющая. Сначала она окатила всё тело, растеклась в самые отдалённые его уголки, а затем сжалась до мест в районе спины, плеч и головы. Вместе с болью пришли и ответы на вопросы. В голове вихрем пронеслись образы почтового ящика, растерзанной крысы в подворотне, автобусной остановки, полной страха ночи в собственной квартире и заброшенного здания, где страх перерос в бесконечный кошмар.

От удара в спину ушибленные места отозвались болью. Я невольно дёрнулся и ощутил тугую хватку на запястья и лодыжках. Я лежал на какой-то твёрдой поверхности, и меня крепко привязали к ней. Едва я это осознал, как мой мир, ограниченный запахами и звуками, опрокинулся назад, и я понял, что всё это время меня тащили куда-то наверх.

Удар сотряс поверхность, к которой я оказался пристёгнут, когда меня положили горизонтально. Жалобно застонал металл, угрожая развалиться в любой момент. Затем меня развернули, и мир снова накренился. Скрип, удар, дребезг. Скрип, удар, дребезг. Подавляя боль, я приоткрыл глаза, и сразу узнал одну из боковых лестниц. Теперь тут горел свет, яркий и холодный. Я бегло осмотрел себя и увидел широкие кожаные ремни, которыми оказался притянут к больничной каталке. Сама каталка выглядела довольно старой и потрёпанной. Поручни, ограничивавшие меня по бокам, погнулись и порядочно поржавели.

С замирающим сердцем я вывернул голову, и увидел огромную грязную ручищу, сжимавшую ручку каталки. Мой пленитель без особого труда тянул её и меня вместе с ней вверх одной рукой. Массивная спина перегораживала весь обзор, но, когда мы добрались до следующей лестничной площадки, в просвете приоткрытой двери я увидел удалявшийся коридор и трубы, выходившие из стен. Теперь свет работал и на третьем этаже.

Койка лязгала и сотрясалась на каждой ступеньке. Я дёрнулся, пробуя вырваться из пут, но с разочарованием признал, что она только на вид такая хлипкая.

– Что тебе надо? – наконец, спросил я. Голос показался чужим, язык не слушался.

Скрип, удар, дребезг. Спина никак не отреагировала на меня.

– Куда ты меня тащишь?! – я повысил голос, попытался придать ему твёрдости и угрозы, но голос всё равно предательски дрогнул.

Скрип, удар, дребезг. Гробовое молчание давило, натягивало нервы до предела, затапливало сознание вязким, словно мазут, отчаянием.

– Отпусти меня, – отчаянно прошептал я, уже ни на что не надеясь.

Каталка продолжала планомерно преодолевать ступень за ступенью. Я отсчитывал этажи, каждый раз гадая, на каком из них наше восхождение окончится. Оказалось, что на последнем. Скрипнула дверь, и мы выкатили на шестой этаж. Всё тот же холодный яркий свет бил в глаза. Как и все предыдущие коридор отличался обстановкой. Вдоль стен тянулись верёвки, на которых колыхалось множество фотографий самых разных людей.

- Что это за место? Кто эти люди?

Мои вопросы ожидаемо канули в пустоту. Мы продолжили катить по коридору в тишине. Не способный ни на что больше, я рассматривал фотографии. Объединить их какой-то общей идей у меня не получилось. Разные люди, разного возраста, в разных ситуациях. Женщина возле мангала, мужчина в строгом костюме, старик рядом с машиной, дети, играющие на детской площадке.

Когда, по моим прикидкам мы должны были добраться до холла, движение остановилось. Я уже хотел снова задать свой бессмысленный вопрос, но не успел, так как меня одним рывком развернули. Удивлённый такой переменой я приподнял голову. И почувствовал, как всё внутри похолодело.

На месте холла зияла дыра. Огромная, от края до края. Я видел дальнюю сторону этого провала, земляные стенки, ощущал леденящий сквозняк, поднимавшийся из него.

- Что?! Нет! Не надо! – завопил я в ужасе, и мой крик эхом разлетелся по коридору. Ни слова, лишь мерное дыхание в ответ. Каталка дёрнулась, и резко встала на дыбы. Теперь, когда её поставили вертикально, я рассмотрел тёмный провал лучше. Клубившаяся в ней чернота, казалось, предвкушала приготовленное для неё пиршество.

- Отпустите… - просипел я, чувствуя жгучие слёзы на щеках, - пожалу…

Толчок в спину оборвал мою мольбу. Чернильный мрак ринулся навстречу, и я ощутил, как от свободного падения перехватило дыхание.

* * *

– Так, так, так, - хриплый возбуждённый голос пробудил меня из забытья. – Может ли быть… Нет.

Земляной пол холодил кожу. Я слабо шевельнулся и с внезапным удивлением обнаружил, что свободен. Приподняв голову, я осмотрелся. Снова темно. Только один-единственный источник света слабо мерцал недалеко. Толстая свеча, стоявшая на каком-то деревянном ящике. Я успел встать на четвереньки, когда в небольшом пятне света появилась человеческая фигура.

- Да где же! – рявкнул всё тот же хриплый голос, от чего я напрягся.

Фигура заметалась из стороны в сторону, что-то выискивая. Голос и силуэт принадлежали мужчине, худощавому и высокому. Когда он повернулся боком, я успел рассмотреть густую свалявшуюся бороду и нестриженную чёрт знает сколько лет шевелюру. На меня накатил гнев. Я ощутил, что наконец-то свободен, что руки мои ни к какой каталке не пристёгнуты, что за последние дни у меня появилась возможность хоть как-то влиять на события. Я решительно встал на ноги, намереваясь получить ответы. Услышав меня, мужчина резко обернулся на звук.

– Ты жив? – крикнул он.

Вопрос сбил меня с толку и весь боевой настрой тут же улетучился. Этот человек ни в чём не виноват, он ведь такая же жертва, как и я.

– Да, - ответил я, направляясь в его сторону.

– Хорошо, хорошо, - мужчина шумно выдохнул, - я уж думал очередной мертвец.

Он полностью повернулся ко мне. Грязные лохмотья едва прикрывали тощее тело. Кости торчали из-под кожи, лицо осунулось. Но несмотря на явные признаки истощения, бледно-серые глаза лихорадочно блестели под кустистыми бровями.

– Где мы? – спросил я, выходя в круг света.

– Мы? – тощий дёрнулся и осмотрелся, словно впервые видя земляные стены и пол. – А чёрт его знает. Я давно бросил попытки понять.

– А сколько ты здесь?

Мужчина в ответ пожал плечами.

– Думаешь, здесь можно как-то посчитать? Долго, – и внезапно добавил. – А как ты сюда попал?

Я довольно сбивчиво и путано рассказал события, приведшие меня сюда. Про послания, про аварию на остановке, про ночной визит.

– Письмо от ребёнка? – мужчина задумчиво подёргал за один из колтунов бороде. – Жуть. Ты уж прости, но каким надо быть гением, чтобы после всего этого полезть в заброшенное здание?

Я пропустил шпильку, потому что крыть, в общем-то, мне было нечем.

– А ты как здесь очутился? – попытался я сменить тему.

– Нуууу, - задумчиво протянул мужчина, - в общем-то, со мной было что-то похожее. Только я дверь ему открыл.

– А кто он вообще такой?

– Спроси чего попроще, - тощий раздражённо махнул рукой. – Призрак, ангел, дух мщения, Дед Мороз. Сам выбирай.

Я пожал плечами и осмотрелся.

– Ну и что будем делать? Нужно как-то выбираться.

Он вздохнул.

– Нужно. Только я не знаю как.

Я прошёлся в круге света. Ничего примечательного. Только ящик и свеча на нём. Пока я осматривался мужчина ходил из стороны в сторону, словно бы размышляя о чём-то.

– Я удивлён, что вообще выжил, – хмыкнул я, усаживаясь рядом с ящиком. – Когда он меня сбросил в яму, думал, что мне, конец.

– Если ты не заметил, – задумчиво ответил тощий, продолжая расхаживать из стороны в сторону, – тут вообще всё не как у людей.

– Даааа, – я посмотрел на следы ремней на запястьях, – интересно, как я освободился от каталки?

– Каталки?

Удивлённый тон мужчины заставил меня оторвать взгляд от запястий. Он замер полубоком ко мне, в той позе, в которой мои слова и застали его.

– Ну да, каталки. Он привёз меня на ней.

Мужчина внезапно изменился в лице.

– Ты ничего не говорил про каталку.

– Разве? – я задумался припоминая. Вроде и правда забыл. – Ну да, пристегнул меня к каталке, когда схватил, и сбросил сюда.

Старик внезапно подскочил ко мне.

– Где она? Нам нужно её найти.

– Да зачем она тебе? – оторопело спросил я, вскакивая на ноги от неожиданности.

– Надо её найти! - он подступил ещё ближе. – Надо! Понимаешь?!

– Ну ладно, ладно, – я выставил руки вперёд, пытаясь его угомонить, – давай поищем её. Я поищу там.

Я показал в ту сторону, откуда пришёл. Отряхнув грязь с одежды, я проследовал мимо мужчины, но внезапный удар по голове сшиб меня с ног. Я завалился вперёд и уткнулся лицом в землю. Тяжесть навалилась сверху, тощие пальцы сомкнулись на волосах и вдавили меня в неё ещё сильнее. Я изворачивался как мог, пытаясь вырваться из неожиданно цепкой хватки. Случай взмах локтем достиг цели, и попал в бок тощему. Раздался тихий вздох боли, и хватка слегка ослабла. Я тут же взбрыкнул, сбрасывая его с себя.

На ноги мы вскочили одновременно. Мужчина с перекошенным от ярости лицом бросился на меня, выставив руки перед собой. На этот раз я взял инициативу на себя и бросился ему навстречу. От удара плечом в грудь тощее тело пошатнулось и упало на деревянный ящик, опрокинув его на бок. Свеча, стоявшая на нём, соскользнула вниз, ударилась о земляной пол и потухла.

Единственный источник света погас. Я крутился вокруг, пытаясь понять местоположение противника, уловить малейший намёк на движение. Вокруг царила тишина. Вспомнив про мобильный телефон, я зашарил по карманам, но в этот момент тяжесть навалилась на меня сверху. Снова тощие пальцы ухватились за волосы, на голову и плечи посыпался град ударов. Я завертелся, пытаясь сбросить тощего, но тот словно прилип ко мне. Внезапная боль, пронзившая плечо, выбила меня из равновесия. Я ощутил зубы, пытающиеся прокусить слои одежды. Вдвоём мы повалились на землю, но едва я успел хоть как-то среагировать, тощий снова придавил меня к земле, и холодные пальцы сдавили горло.

– Жить, жить, жить, - раздался над самым ухом отрывистый, полный безумного восторга, шёпот.

Я забился, пытаясь сбросить его, оторвать его руки от своего горла, но тот крепко прижимал меня к земле. Лёгкие жгло огнём от невозможности вдохнуть.

– Жить, жить, жить… - шёпот продолжал заполнять сознание, действуя словно колыбельная, лишая воли к сопротивлению.

Слабость медленно обволакивала меня. Руки обессиленно соскользнули с его запястий и упали. Я уже собирался погрузиться в подступающую сонливость, когда нащупал какой-то предмет под правой ладонью. Из последних сил я сжал его и ударил наотмашь. Мужчина тихо охнул и съехал набок. Воздух наполнил лёгкие, проясняя голову, возвращая силы. Сжимая предмет в руке, я перевернулся на четвереньки.

Где-то в темноте раздавались тихие подвывания. Я пополз на звук, и спустя несколько секунд обхватил тощую лодыжку. Мужчина, видимо, пытался отползти в сторону, но не успел преодолеть и пяти метров. Теперь уже я придавил его к земле, и снова ударил зажатым в руке предметом. Не знаю, попал ли я в потьмах по голове, но тощий снова взвыл. Не чувствуя своего тела, не ощущая времени, не отдавая себе отчёта, я поднимал и опускал своё орудие. Вой и крики быстро затихли, сменившись влажными чавкающими звуками. Тёплая жидкость брызгала на лицо и руки, стекала под рукава куртки, отчего те стали липкими. Я бил, и бил, и бил пока не взбунтовался организм. Ладонь против воли ослабла, я почувствовал, как сознание куда-то уплывает. Соскользнув с неподвижного тела, я распластался на земле, безразлично наблюдая, как лучи фонарей выхватывают из темноты стены какой-то грязной комнаты.

* * *

Следователь, молча, изучал меня, постукивая по тонкой папке, лежавшей на коленях. Похоже это всё что они смогли накопать. Не очень-то и много, я даже ощутил лёгкий укол обиды. То, что это папка содержала жизнеописание моего скромного существования я понял, когда следователь при мне раскрыл её и начал перебирать фотографии родителей, копии школьного аттестата и диплома, характеристику с работы.

– Как самочувствие? – внезапно осведомился он.

Лёгкое сотрясение, синяки по всему телу, моральное и физическое истощение.

– Нормально, - я дёрнул плечами в неопределённом жесте.

– Что ж, – хмыкнул он, откладывая папку в сторону, – задал ты нам задачку. И что теперь с тобой прикажешь делать?

Рука его легла на другую папку, намного толще, которая лежала перед ним на столе.

– Не знаю, – я повторил жест.

Мне и правда было всё равно. В том… месте я выгорел дотла и теперь желал только одного – чтобы меня оставили в покое.

– Ты имеешь хоть малейшее понятие, кто это был? – следователь слегка похлопал по толстой папке и достал пачку сигарет. В первые разы он ещё спрашивал разрешения, но по мере наших бесед всё чаще и чаще начал забывать об этой учтивости.

– Нет, - я покачал головой, – ни малейшего представления.

Я немного лукавил. Я знал, что тот тощий мужчина, которого я убил в заброшенном здании, являлся опасным преступником. Правда, по обрывкам сторонних разговоров, которые долетали до меня за время реабилитации в больнице, я так и не понял, чем он заслужил эту «славу».

– Просто, чтобы ты имел представление, – следователь выдохнул густые клубы дыма и раскрыл папку, – почему я сейчас с тобой разговариваю. Тот, кого ты убил, скрывался от нас три года.

– А что он натворил?

– Убил несколько человек и разрушил много жизней. Имён я называть не буду, но скажу только, что он был опасным психопатом. Мы знали, как он выглядит, его отпечатки пальцев, всю его подноготную. Каждый раз казалось, что мы вот-вот его загоним, но он сбегал, оставляя нас с трупом на руках и без малейшего понятия, где его искать, – следователь начал перебирать документы в папке. – Например, одно из первых. Он похитил риелтора и держал её в её же собственном загородном доме. Долго измывался, прежде чем убить. Когда мы нашли жертву, он уже скрылся, оставив нам напоследок подарок.

Он протянул мне несколько фотографий. При первом же взгляде, я вспомнил знакомый интерьер. Наверное, это место было бы уютным, если бы не полиэтилен, закрывавший вид на деревянную вагонку и многочисленные пятна крови. Знакомый стол в центре и предмет, который покоился на его поверхности. На следующий фотографии телефон в серебристом чехле, с брелоком в виде панды запечатлели более крупным планом.

– Это телефон жертвы. На него этот ненормальный снимал весь процесс. Он ещё много успел натворить, – он протянул мне следующую фотографию. – Последними его жертвами стали мать с сыном. Он держал их в заброшенной котельной. Мы их нашли… тела… то что о их осталось, в общем, но он уже успел скрыться. Отец семейства тоже долго не протянул. Узнав о случившемся, умер от сердечного приступа.

Следователь замолчал, сверля меня взглядом. Я же рассматривал комнату с витиеватым лабиринтом из труб.

– И вот, мы ждём следующего убийства, но его следы нигде не всплывают. Представь же наше удивление, когда на пульт дежурного поступает несколько звонков с мобильного телефона. В ответ тишина. Звонки приходят из заброшенного здания, куда мы отправляем патруль для выяснения обстоятельств. И что же мы там видим?

Я невольно усмехнулся. Незнакомого парня и труп серийного маньяка, которого искали долгие годы.

– Труп серийного убийцы, по состоянию которого можно было подумать, что его держали в заточении лет десять, и тебя, всего в крови и с этой штукой в руке.

Следователь положил передо мной прозрачный пакет. Ручка от пластикового окна, несмотря на встречу с черепной коробкой серийного убийцы, отделалась лишь несколькими глубокими трещинами. Белый пластик покрывали красные разводы, а кончик металлического стержня слегка погнулся.

Я пожал плечами и флегматично посмотрел на следователя.

– Что меня теперь ждёт?

– Хороший вопрос, – он потушил сигарету, и снова достал пачку, – Давай обсудим варианты.

* * *

Я сидел за рабочим столом и наслаждался покоем. Во всей квартире работала лишь настольная лампа. «Хлебные крошки» лежали предо мной. Может, стоило показать их тому следователю? Хотя он бы ничего не понял. Это только для меня весь этот ворох мусора имел хоть какое-то значение.

Несмотря на его желание докопаться до правды, я благоразумно умолчал о событиях последних дней, выдумав вместо этого историю про своё неуёмное желание лазить по заброшенным местам. Я нутром чуял, что мне не поверили, ведь я никак не тянул на любителя подобных мероприятий. Договорённость же со следователем оказалась предельно простой. Меня перестают трогать, моё имя пропадает из всех отчётов и пресс-релизов. Но, если встанет вопрос, как я там очутился, то ответом будет история про моё похищение и доблестную самооборону.

Я потёр заспанные глаза и протянул руку за газетой. Сегодня утром она лежала в почтовом ящике. Вместо наименование издания набор из случайных букв, дата выпуска отсутствует. На ней моя фотография на полстаницы и рассказ про то, как я доблестно спас человечество от очередной напасти, от волка в овечьей шкуре, от погибели для всей стаи. Хотя героем я себя всё равно не чувствовал.

До боли знакомый запах заполнил в комнату. Вместе с вязким землистым ароматом, в прихожей хлопнула дверь. Грузные, медленные шаги, сопровождаемые скрипом кожаного плаща, двинулись в мою сторону. Вот они переместились в коридор, прошли мимо спальни, вошли в мою комнату. Приблизились и замерли за спинкой стула.

Я сидел неподвижно, ощущая затылком глубокое и мерное дыхание.

– Я должен был их спасти, – наконец, нарушил я тишину, – тех людей на остановке? Ведь это он подстроил аварию. Он же был на той остановке.

Подозрения зародились в процессе беседы со следователем. Трудно забыть тот свирепый взгляд бледно-серых глаз из-под кустистых бровей. Ответом мне послужило глубокое дыхание. Что ж, красноречиво. И неважно, как я должен был это сделать, силам природы оправдания неведомы.

– Этот мальчик, – я отложил в сторону газету и взял письмо, – он просил найти его глаза, но я их так и не нашёл.

Дрогнул воздух. На стол с влажным звуком упал мокрый бумажный пакет и несколько комьев земли. Наступившее мгновение тишины нарушил раскатистый и бесцветный голос, медленно выдохнувший мне в ухо:

– Нашёл.

И массивная ладонь крепко сжала моё плечо.

Первая часть Хлебные крошки (ч 1.)

Вторая часть Хлебные крошки (ч.2) (продолжение в комментариях)

* * *

Поначалу я удивился, что лежу на полу в прихожей. Лишь спустя несколько секунд накатили воспоминания. Я вскочил, бросился в гостиную и замер по среди комнаты. Отчаянно ища укрытие, я метался взглядом из угла в угол, пока не заметил яркий солнечный свет, падавший через окно.

На улице утро. По всему выходило, что я уснул в прихожей, истощённый обрушившимся на меня ужасом. Выглянув в прихожую, я с облегчением убедился, что дверь осталась на месте, целая и невредимая. Подкравшись к ней, я прислушался. Снаружи не доносится ни звука. Осмотр лестничной площадки сквозь глазок также подтвердил, что там никого нет. Теперь это место казалось безобиднее некуда. Освещение снова работало. Вдобавок к этому косые солнечные лучи падали через окно в дальнем конце площадки.

Едва я обратил внимание на окно, как внутри всё болезненно сжалось. Как можно было забыть про него той ночью? Даже если бы освещение перестало работать, огни уличных фонарей попадали бы на площадку, и я бы их видел. Значит глазок просто закрыли ладонью.

Я бродил по квартире, как затравленный зверь. Лишь после холодного душа, в голове наступило просветление, и мозг сформулировал хоть какое-то осмысленное решение. Через десять минут, наспех одетый, я сжимал кухонный нож в руке. Отперев дверь, я отступил на шаг назад и приготовился давать отпор. Но оттуда никто на меня не кинулся. Лишь запах сырой земли ещё витал в воздухе.

Выглянув наружу, я заметил комья грязи, цепочкой тянувшиеся от моего жилища к выходу на лестничную клетку. В очертаниях без труда угадывались следы по истине огромных ботинок с глубоким протектором. Намереваясь оценить нанесённый двери ущерб, я переступил порог. Под ногой зашуршала бумага, и я обнаружил сложенную газету, лежавшую на коврике. Подняв её с пола, я осмотрел дверь. На удивление она оказалась невредимой, хотя ночью мне казалось, что её вот-вот вырвут.

В прихожей я лихорадочно развернул новое послание. Это оказалась местная еженедельная газета, которую бесплатно распихивают в почтовые ящики. Первое, на что я обратил внимание – это дата выпуска. Вверху страницы значилось завтрашнее число. Это казалось невероятным, но получалось, что под дверью мне оставили газету, которую разнесут по почтовым ящикам только завтра.

Судя по всему, у меня выработалась какая-то устойчивость к происходящему, потому что послание из будущего не вызвало во мне бурного отклика. Я просто подметил это, как интересный факт, хотя ещё в начале недели это бы меня сильно удивило. Этот выпуск, ожидаемо, оказался всецело посвящён трагедии на автобусной остановке. В статье рассказывали, про плохие погодные условия, про отказавшие тормоза, про количество погибших и раненых, про срочные проверки автобусного парка, которые инициировал губернатор.

Заканчивалась же статья фотографией с места аварии. Снимали примерно с той стороны, с которой я наблюдал за автобусной остановкой в тот вечер. Автобус, судя по всему, оперативно убрали, и теперь остановка стояла в одиночестве посреди улицы, очертаниями напоминая вычурный скелет какого-то мёртвого животного. Её, как и пространство вокруг очистили от крови и прочих следов творившегося здесь ещё недавно кошмара.

У меня не осталось сомнений. Я быстро свернул газету, вернулся в гостиную и забрал со стола остальные бумаги. Вскоре я шагал в направлении разбитой автобусной остановки. Пешком до неё предстояло преодолеть немалый путь, но я решил не пользоваться транспортом, чтобы выкроить побольше времени на спокойные раздумья.

К концу пути ноги уже порядочно гудели. Фотография в газете ничем не отличалась от реальности. Только прохожие сновали вокруг неё, хотя дурная слава этого места заставляла их сторониться искорёженной конструкции. Ни на первый взгляд, ни на второй, ничего интересного в автобусной остановке не наблюдалось. Я обошёл её кругом несколько раз, выискивая малейший намёк хоть на какую-то странность, деталь или предмет, которому здесь находиться не положено. После аварии это место вычистили до блеска, даже мусора не осталось, так что поиски успехом не увенчались. К тому же, мой интерес к автобусной остановке начал привлекать внимание остальных прохожих. Проходя мимо, они оглядывались, озадаченные моим интересом.

Заметив это, я поспешил отойти в сторону. Остановившись на почтительном удалении, я ещё раз окинул взглядом остановку и территорию вокруг неё. Если где-то тут и запрятано послание, то я его не нашёл. Достав из кармана газету, я ещё раз посмотрел на фотографию, и в голове мелькнула идея. Я перевёл взгляд на фонарный столб, стоявший недалеко от остановки. Возле него я стоял в среду вечером и именно он попал в кадр на фотографии.

Я направился к столбу и внимательно осмотрел его. Кто-то наспех налепил на него объявление, от чего оно трепетало на ветру. Прижав ладонью край, я изучил содержимое листка. Какая-то риэлтерская фирма предлагала свои услуги. Ничего вразумительного, что могло бы пролить свет на дальнейшие действия, в тексте не содержалось. Разочарованный, я уже вознамерился вернуться и ещё раз осмотреть остановку, когда взгляд зацепился за телефонный номер.

Сердцебиение слегка ускорилось. Я достал телефон и открыл сообщение с рейсом автобуса. Номер совпадал один в один. Я набрал отправителя сообщения, но, как и в прошлый раз, абонент находился вне сети. Дальнейший ход мыслей зародил внутри нехорошее предчувствие. Судя по адресу, фирма находилась недалеко от разгромленной автобусной остановки.

Разум отчаянно вопил, говоря о том, что мне следует вернуться обратно и забыть обо всём произошедшем. Но где-то в глубине, другой голос, тихий и настойчивый, неутомимо шептал, что так просто я уже не выберусь из той ямы, в которой оказался помимо собственной воли. Я шёл по мирным людным улицам, с ощущением нереальности всего происходящего. Казалось странным и даже неправильным, что окружающие погружены в свои мелкие дела и проблемы и даже не подозревают о творившемся со мной кошмаре.

Угол здания я увидел ещё издалека, и предчувствие переросло в тревогу. Большое, протяжённое строение в шесть этажей высотой выглядело заброшенным. Только теперь я вспомнил, что это действительно какая-то заброшка, которую по непонятным бюрократическим причинам никак не могли сровнять с землёй.

Пройдя до середины здания, я остановился напротив главного входа. Казалось, что чёрные провалы выбитых окон внимательно и оценивающе смотрят на меня. Сама улица неприметным образом опустела, и когда я оторвал взор от невзрачного фасада, то с удивлением обнаружил, что остался в полном одиночестве. Чувствуя себя неуютно под сенью этого исполина, я направился к парадному входу. Естественно он оказался заперт. Окна первого этажа находились довольно высоко, и я опасался, что пока буду карабкаться в него, искромсаюсь о торчавшие из рам осколки стекла.

В поисках путей проникновения внутрь, я направился в переулок, находившийся справа. Там меня встретили мусор и запустение. Пройдя ещё с десяток шагов вглубь я с удивлением обнаружил какой-то контейнер, прислонённый к стене здания. И словно бы случайное совпадение, над ним находилось оконный проём без рамы. Сама рама вывалилась, и её обломки усеивали пространство рядом с контейнером.

Кряхтя, я взобрался на контейнер и заглянул в окно. Разруха и мусор. Перевёрнутый офисный стол, полусгнивший и развалившийся от влаги, рядом лежал погнутый офисный стул. Чуть дальше, возле стены, на боку валялся пустой шкаф для документов, у которого отсутствовала одна дверца. И всё это щедро сдабривала пыль.

Я аккуратно залез в комнату, и под ногами хрустнула бетонная крошка. В повисшей тишине, звуки шагов казались оглушительными. Я пересёк комнату, переступая через разбросанный вокруг мусор, и выглянул в тёмный коридор. Прямой и короткий, он тянулся в обе стороны, оканчиваясь с правой стороны дверью, а с левой – резким поворотом направо.

Я забрался в среднюю комнату из трёх в этом закутке. Помещения справа и слева от меня стояли открытыми настежь, и свет, падавший свозь дверные проёмы, давал достаточно освещения. Участок коридора порядочно захламили, вокруг валялись какие-то бумаги, останки мебели, стулья. У стены напротив, рядом с поворотом, стоял ещё один шкаф для документов, угрожающе кренившийся вперёд.

Перешагивая через разбросанный на пути мусор, я направился в сторону поворота. Шкаф для документов кренился чересчур сильно, поэтому я постарался как можно быстрее проскочить мимо него. Из-за спешки носок ботинка зацепил груду бумаг, лежавшую на пути. Как оказалось, под ней скрывалась какая-то пластиковая ёмкость, пулей отлетевшая в стену. Грохот, поднятый моими неуклюжими действиями, эхом помчался по коридорам здания.

Ежесекундно я ожидал, что услышу сквозь стук бешено колотившегося сердца, шаги или голоса, но эхо вскоре затихло, и возобновилось прежнее гнетущее безмолвие. Убедившись, хоть и не слишком приятным способом, что кроме меня здесь больше никого нет, я двинулся дальше. За углом обнаружилось продолжение коридора. Комнаты тянулись по левую сторону от меня, насколько хватало видимости, так как по большей части, коридор пребывал в темноте. Лишь редкие прямоугольники света пробивались из открытых комнат, но их едва хватало для освещения.

Скрепя сердце я достал телефон и включил фонарик. Несмотря на все опасения, я не хотел переломать ноги в местном беспорядке. Скользнув лучом вокруг себя, я заметил в углу дверь, на которой блеснула наклейка. На ней изображался схематичный человек, бегущий в сторону ступеней. Похоже, отсюда можно было попасть на боковую лестницу и подняться выше. Я потянулся к ручке, чтобы проверить свою догадку, но остановился на полпути. Сначала всё же стоило бы проверить остальной этаж.

Я шёл по коридору, подсвечивая путь телефоном, пробуя открыть некоторые из комнат и заглядывая в те, что уже стояли распахнутыми настежь. Большинство из них оказались запертыми, но и те что остались открытыми, содержали только горы мусора. Тишина продолжала неумолимо давить на нервы, поэтому я ускорился. Вскоре стены коридора расступились, выпуская меня в просторный холл.

Слева находился парадный вход, напротив широкая лестница, уходившая вверх. Наверное, раньше здесь стояли кресла, кадки с растениями, работало мягкое уютное освещение и висели картины на стенах. Теперь же от всего этого здесь остались одно единственное сломанное кресло с торчащей наружу обивкой, и сильно пострадавшая люстра. Ну и вездесущий мусор.

Я пересёк холл и вошёл в следующее крыло коридора. Оно оказалась зеркальным отражением предыдущего. Я дошёл до поворота в тупик, всё также заглядывая по пути сквозь распахнутые двери и остановился напротив выхода на вторую боковую лестницу. По итогу, ничего интересного на этом этаже не обнаружилось, поэтому единственным вариантом оставалось подняться выше.

Я толкнул дверь. Та без труда поддалась, впуская меня в тёмный колодец. Некогда его освещали плафоны, закреплённые на каждой площадке, но сейчас они, как и следовало ожидать, не работали. Перила угрожающе задрожали, когда я коснулся их. Я преодолел два лестничных марша, и оказался на площадке второго этажа. Выход в коридор поджидал меня распахнутой настежь дверью. Сам коридор оказался совсем тёмным, без единого лучика света. Это сильно удивило меня. На этом этаже также имелись открытые комнаты, и в таком случае свет с улицы должен был проникать в коридор.

Я сделал несколько шагов вперёд, чтобы лучше всё осмотреть. Внезапно, через несколько дверей от меня мигнул свет. Внутри всё похолодело, и волна мурашек пробежала от затылка до самых ступней. Я резко потушил свет. Слушая собственное дыхание, окружённый темнотой, я затаился в тревожном ожидании.

Меж тем свет снова мигнул, жёлтый и тусклый. Медленно, по шажку, я попятился назад, не сводя взгляда со злосчастной комнаты. Ежесекундно ожидая, что вот-вот окажусь на спасительной лестничной клетке, я не сразу заметил, что дверь за спиной закрылась. Новый приступ ужаса запустил свои ледяные пальцы в моё нутро. Прижимаясь спиной к двери, я нашарил ручку и лихорадочно повернул её. Та без труда поддалась, но дверь не шелохнулась. Я бездумно пробовал и пробовал, отказываясь принять тот факт, что дверь больше не откроется.

Постепенно страх и отчаяние сменились на обречённость. Похоже выбора мне не оставили. Первый шаг дался с огромным трудом. Наблюдал за игрой света, я приближался к источнику моего страха. Игра казалась хаотичной, бессистемной, источник, похоже, работал на последнем издыхании. По мере приближения меня терзал один вопрос: если это здание давно заброшено и обесточено, откуда здесь взяться электричеству?

Я остановился у дверного проёма. Свет продолжал мигать, завораживая своей дразнящей игрой. Наконец решившись, я глубоко вдохнул и шагнул внутрь. В этот самый момент, как я пересёк порог помещения, свет вспыхнул ярче чем обычно, на мгновение ослепив меня. В этой вспышке я успел рассмотреть старинный деревянный стол в центре, и настольную лампу на нём.

Когда зрение вернулось, я включил свет. Всё как я и видел во вспышке света. Стол и неработающая настольная лампа. В остальном комната была пустой. Этот факт меня немало успокоил. Страх сменился любопытством, и я направился к столу. Тёмно-коричневый и старинный, он притягивал внимание добротностью своего исполнения. На потёртом зелёном сукне в беспорядке валялись, написанные шариковой ручкой, листки с текстом. Заинтересованный находкой, я взял первый попавшийся и поднёс поближе к свету.

«Сколько я здесь? Я уже всё перепробовал, но отсюда нет выхода. Ладно, завтра ещё раз попробую».

Больше ничего. Пара строчек, не имевших никакого смысла. Я отложил листок в сторону и выудил следующий из этой кучи.

«День двадцатый. Наверное. По крайней мере, если судить по тому, сколько раз я ложился спать. Странно, я не чувствую ни голода, ни жажды, а вот без сна не могу. Не знаю, как он это делает, но чистый лист и ручка появляются каждый раз. Я пробовал подловить его, долго боролся со сном. Но вечно бодрствовать невозможно. Я рвал листки и ломал ручки, но при пробуждении всякий раз появляются чистый лист и новая ручка, а старые записи пропадают. Он специально это делает. Хочет чтобы я писал. И я пишу, потому что иначе здесь сойдёшь с ума. И если ты, урод, это сейчас читаешь, то я тебя достану. Слышишь! Достану!».

Вторая записка тоже мало чего прояснила, и принялся искать ещё что-нибудь интересное. Наконец, мой взгляд выцепил какую-то запись, которую явно писали впопыхах, с сильным нажимом, от чего местами в бумаге зияли прорехи.

«Кожаная мразь Ненавижу НенавижуНенавижу Ненавижу. Понял что меня так просто не пронять. Теперь приходит ко мне. Я не вижу его но слышу скрип кожи, его дыхание. Я ходил на звук, искал, но не нашёл ничего. Я знаю, он где-то здесь. Даже сейчас я чувствую его вонь. Слышишь меня От тебя воняет землёй, я тебя уничтожу».

Упоминание земляного запаха проняло меня до самого нутра. Я сразу вспомнил ту кошмарную ночь, и вонь, мешающую нормально дышать. Любопытство снова сменилось страхом, и мне резко перехотелось вести дальнейшие поиски в этом здании. Тьма словно бы стала ближе, обступила меня со всех сторон, начала жадно обгладывать единственное пятно света. Не стоило мне сюда лезть. Нужно срочно убираться отсюда, пока не стало хуже.

Молнией я выскочил из помещения и побежал по коридору. В голове уже выстраивался маршрут, который бы вывел меня отсюда. Достаточно добраться до холла и спуститься по центральной лестнице, а оттуда добежать до окна, через которое я сюда попал. Луч света метался из стороны в сторону, дыхание становилось всё более тяжёлым, а старые ушибы снова заныли. В холл я буквально запрыгнул и едва успел затормозить, чтобы избежать столкновения с огромной решёткой, перегородившей дорогу к центральной лестнице.

Сначала я не поверил своим глазам, посчитав её галлюцинацией измученного сознания. Но даже после прикосновения к холодному металлу преграда не исчезла, с леденящим ужасом убеждая меня в своей реальности. Глухая, без малейшего намёка на калитку, она возвышалась от пола до потолка. Не чувствуя пола под ногами, я начал орать и дёргать за прутья. Охваченный паникой, я задавался вопросом, о причинах её появления здесь. Казалось просто нелепым, что кому-то понадобилось перекрыть проход к центральной лестнице, призывно манившей спуском вниз.

Мой крик постепенно ослаб. Я обессиленно сел рядом с решёткой, силясь сохранить останки вменяемости. Внезапный тихий скрип эхом раскатился по этажу, вызвав болезненный спазм в животе. Я часто задышал, подсвечивая противоположный конец холла, в ожидании шагов. Тишина. На нетвёрдых ногах, я вышел в коридор и посветил телефоном в темноту. Всё тот же пустынный и гнетущий коридор простирался по обе стороны.

Так как два из трёх спусков вниз оказались закрытыми, я двинулся в следующее крыло коридора. Под ногами шуршал разномастный мусор, тьма расступалась под напором света, пока из глубины не вынырнул выход на вторую боковую лестницу. Словно лакомство в мышеловке, он манил меня слегка приоткрытым проёмом. Несмотря на отсутствие малейшего намёка на сквозняк, дверь слегка притворилась, снова издав тот самый скрип. Сглотнув вязкую слюну, я подошёл ближе, и невольно вздрогнул, когда коснулся прохладной ручки. Ничего не произошло. Успокоив бешено колотившееся сердце, я потянул дверь на себя. С тихим скрипом та распахнулась, открывая вид на лестничную площадку. В иной ситуации, я, наверное, потерял бы сознание или тронулся рассудком от увиденного. Но моральное и физическое истощение не оставили сил даже на блаженное забвение.

Спуска вниз просто не было. Я беспомощно смотрел на перила, вбитые в пол в том месте, где полагалось начинаться лестничному маршу. На его месте зиял провал, и даже свет телефона выхватывал лишь густую темноту. Это казалось мне просто невозможным, ведь я находился на втором этаже. Яркости вполне хватило бы, чтобы осветить лестничную площадку подо мной. А тут абсолютное ничего, провал, в который как ни всматривайся, ничего кроме голодной бездны не увидишь.

Пока я рассматривал пропасть, телефон в руке завибрировал. От неожиданности я дёрнулся, и аппарат чудом не ухнул вниз. На экране услужливо высветилось извещение о том, что номер риэлтерской фирмы снова появился в сети. Дальнейшее решение пришло мне на ум мгновенно, но вот пальцы слушаться отказывались. Я с трудом набрал номер фирмы и спустя несколько секунд услышал гудки в трубке. Одновременно с ними откуда-то сверху полилась бодрая мелодия.

С внезапной вспышкой озарения, я нажал на отбой. Мелодия тут же прекратилась, но я едва обратил на это внимание. Проклиная себя за забывчивость, я быстро набрал номер полиции, и приготовился услышать успокаивающий голос оператора. Конечно, возникнут вопросы, как и для чего я забрался в полуразрушенное здание, но я же наконец-то, нащупал спасительную ниточку, что связывала меня с реальным, нормальным миром. Меня вытащат из этого места.

Ни голоса, ни гудков. Абсолютно гробовое молчание в ответ, а затем соединение прервалось. Едва забрезживший лучик надежды погас, оставив после себя ещё более глубокий мрак отчаяния. Я снова и снова набирал номер, но звонок раз за разом сбрасывался спустя несколько секунд. Меня затрясло, я затравленно посмотрел на единственную дорогу, по которой меня упорно вели.

Шаг за шагом я поднимался по ступеням, под бодрый мотив. Он казался слишком весёлым, слишком беззаботным для этого жуткого места. Создавалось ощущение, что я попал в какой-то бесконечный кошмар. На третьем этаже мне пришлось возобновил звонок, так как отведённое на соединение время вышло. На четвёртом этаже меня встретила приоткрытая дверь, через которую изливалась музыка. И яркий свет. Узкая полоска падала на площадку косой чертой, разделяя её вдоль на две равные части.

Наличие освещения меня обрадовало, хотя я уже не задавался вопросом, откуда здесь электричество. Просто повсеместная темнота стала невыносимой. Дверь ответила едва различимым шорохом хорошо смазанных петель, когда я толкнул её. Представший передо мной коридор являл собой настолько неожиданную картину, что я даже потёр глаза, думая, что мне всё это мерещится.

Стены, пол и потолок покрывала толстая полиэтиленовая плёнка, стерильная чистота создавала ощущение, что я попал в больницу. Через аккуратные прорези с потолка свисали плафоны. Тупиковое ответвление справа от меня и дверные проёмы на всём протяжении коридора закрывал полупрозрачный материал полиэтилена. Все кроме одного. Свободный проход в единственную комнату зиял метрах в двадцати дальше по коридору. Оттуда и доносилась мелодия.

Я шёл к дверному проёму, ёжась при каждом шаге, отдававшемся тихим шуршанием плёнки. Яркий свет, поначалу обрадовавший меня, спустя непродолжительное время начал давить на нервы сильнее чем непроглядная темнота. До этого я не замечал, но темнота дарила, хоть и эфемерное, но успокаивающее чувство укрытия. Теперь же, под беспощадным холодным светом, складывалось стойкое ощущение, что меня уложили на операционный стол и щепетильно изучают мои самые сокровенные тайны.

На пути к комнате я снова возобновил звонок, хотя и так было понятно, куда лежал мой путь. Просто повисла настолько звенящая тишина, что я захотел её чем-то заглушить. Света, проникавшего из коридора, хватало чтобы оставить после себя полутьму, хотя дальний конец помещения едва просматривался. Комнату сверху до низу застилал полиэтилен. Под слоем полупрозрачного материала различалась деревянная вагонка, покрывавшая стены, пол и потолок. Кто-то расставил поверх полиэтилена мебель, больше подходившую для дачного домика. Вдоль стен громоздились шкафы, в которых могли бы доживать свой век старые вещи, и стеллажи с книгами. Рядом со входом стояло старенькое кресло. А в центре комнаты раскинулся просторный обеденный стол, на котором, экраном вниз лежал телефон, в серебристом чехле и с брелоком в виде панды, источавший зазывную мелодию.

Шурша полиэтиленом, я подошёл к столу, перевернул телефон и прочитал на экране своё имя. Меня нисколько не удивило, что мой номер оказался в памяти незнакомого телефона, как и то, что телефон, лёжа в пустой комнате, вдруг заработал. Нажав кнопку отбоя, я бросил телефон на стол. Повисла тишина, в которой словно бы звучал мой немой вопрос «Что дальше»?». Я ведь дошёл до конца. И, словно бы в ответ на мой вопрос, секундой позже я ощутил вязкое чувство подступающего кошмара, уже казавшееся давно позабытым.

продолжение в комментариях...

первая часть Хлебные крошки (ч 1.)

Мятые, потёртые листки бумаги шуршали под пальцами. Как я ни тасовал их между собой, в какой последовательности ни раскладывал на столе, единая картина происходящего упорно не хотела выстраиваться. Казалось логичным и правильным отправить всю эту кучу мусора в ведро, но я знал, что за событиями последних дней кроется какая-то причина. Эти разрозненные послания связывал некий замысел, но всякий раз, когда я что-то нащупал, он ускользал от меня.

В ярости я смёл бумажки со стола и встал. Мне отчаянно требовался перерыв, и поэтому я направился к окну. Вечерний полумрак, угнездившийся в комнате, разгоняла единственная настольная лампа, стоявшая на столе. Многочисленные огни квартир ярко выделялись на фоне темноты, а ряды уличных фонарей отбрасывали конусы света на асфальт. Я чувствовал, что тайна снова кроется где-то там, на пустынных сонных улицах. Может прямо сейчас неведомая рука готовит очередное послание, чтобы завтра неожиданно подбросить его мне. Ещё один кусочек головоломки, ещё она хлебная крошка на пути… К чему?

Бушевавшие внутри страсти немного улеглись. Пошарив в полутьме, я собрал разлетевшиеся бумаги и тщательно пересчитал. Все пять штук на месте. По одному на каждый день. Вот газетная вырезка. Самая обычная статья о том, как определить симптомы инфаркта. Скорее всего из какого-нибудь еженедельного издания с банальным названием «Ваше Здоровье» или «Здоровье и Долголетие».

Я повертел вырезку в руках, вызывая в памяти воспоминания. В последний выходной недели у меня хватило глупость лечь очень поздно, от чего в понедельник пробуждение сопровождалось квадратной головой и острой нехваткой времени для сборов на работу. Лихорадочно приведя себя в порядок, я выскочил из дома, но, подчинённый укоренившейся привычке, всё же потратил пару драгоценных секунд и заглянул в ящик. Лежавший там предмет тут же перекочевал в карман куртки. Уже на работе я выяснил, что это бесполезная вырезка из журнала. А через час приехала скорая помощь и увезла коллегу с подозрением на сердечный приступ.

Я бросил газетную вырезку на стол. Она стала первым элементом в моей небольшой коллекции. Правда тогда я не придал особого значения этому совпадению. Ситуация с коллегой не выглядела чем-то сверхъестественным, так как из-за преклонного возраста у него уже наблюдались проблемы со здоровьем.

На следующий день в почтовом ящике меня поджидал сложенный пополам тетрадный лист в клетку. Развернув его, я с немалым удивлением обнаружил, что лист исписан нетвёрдой детской рукой. Крупные печатные буквы, выведенные красным фломастером, скакали вверх-вниз, а жирные точки позволяли без труда проследить, где рука ребёнка останавливалась, прежде чем продолжить движение.

«Здесь темно и холодно. Мне тяжело дышать, что-то держит меня. Я слышу, как папа зовёт меня, и я кричу в ответ, но он меня не слышит. Он плачет. Он очень расстроен. Пожалуйста, найдите мои глаза, я так хочу к нему вернуться».

Несмотря на абсурдность всей ситуации, меня прошиб пот. Никак не ожидаешь, что солнечным утром в почтовом ящике можно наткнуться на подобную писанину. На мгновение мне даже померещилось, как невесомая детская ладонь леденящим прикосновением провела по волосам. Я невольно обернулся, чтобы убедиться, что на площадке больше никого нет.

«Записка» произвела на меня весьма сильное впечатление. В тот день из рук всё валилось, а домой я вернулся совершенно разбитым и почти сразу лёг спать. Злополучный тетрадный листок отправилась на стол, так как у меня не нашлось сил чтобы дойти до кухни и избавиться от него.

Следующим утром я подходил к почтовому ящику с тревожным предчувствием. Умом я понимал, что всё это походило на дурную шутку, но внутри всё напряглось, когда я открыл дверцу. Конечно же, в ящике лежало новое послание. На этот раз целая газетная страница. Старая, судя по пожелтевшей бумаге. Я достал её, но едва глянув на содержание, тут же с отвращением выронил. Изображение выпотрошенной крысы, занимавший половину листа чуть не заставило меня исторгнуть свой завтрак прямо на месте.

На работе я старался не думать о новой находке. Не знаю, зачем я взял её с собой, так как изучать содержимое страницы подробнее меня не сильно-то и тянуло. Периодически проскакивала мысль избавиться от неё и впредь поступать подобным образом с другими бумагами, которым не место в моём почтовом ящике. Если кто-то хотел подшутить надо мной, то он определённо зашёл слишком далеко. С другой стороны, странное, почти нездоровое любопытство всё же крутилось где-то на периферии сознания, нашёптывая мне всё же прочитать газету.

Раздираемый противоречивыми чувствами я доработал до перерыва и вышел из офиса, чтобы пообедать. Уже возвращаясь из кафе, что находилось неподалёку, я притормозил возле входа в здание, где работал. Пока я стоял, наслаждаясь редким осенним солнцем и свежим воздухом, моего слуха коснулся странный сдавленный звук. Кто-то возился в переулке неподалёку. Шум не казался угрожающим, но события последних дней немного выбили меня из колеи, от чего шорох заставил внутренности неприятно сжаться. Заметив собственную реакцию на вполне безобидные шумы, я тут же одёрнулся и решительно направился в переулок, чтобы доказать самому себе, что все страхи беспочвенны.

Я шёл по узкому затенённому проходу. Невзрачные стены, теснившие меня с обеих сторон, покрывали пятна потёков и невнятная писанина, намалёванная юными дарованиями. Единственным предметом, за который цеплялся глаз в этой прямом как стрела коридоре, являлся мусорный бак, перекрывавший собой половину переулка. Добравшись до него, я остановился, так как заманивший меня в это место шорох раздался снова. Источник находился совсем близко, прямо за баком. Но на этот раз звук сопровождался сдавленным, полным боли и отчаяния писком.

В один прыжок я оказался с другой стороны контейнера. Тёмное, покрытое шерстью тельце молниеносно скрылось под мусорным баком, оставляя цепочку из красных следов. Я остался наедине со сценой, от которой мне стало дурно, а недавняя трапеза опять подступила к горлу. Окровавленное месиво из шерсти, костей и внутренностей раскинулось вокруг растерзанного крысиного тела. Кто бы не расправился с несчастным животным, я потревожил его пиршество. Грудная клетка крысы всё ещё надсадно вздымалась, давая понять, что жизнь в растерзанном тельце теплилась, но, по всем признакам, животному оставалось не больше нескольких минут отчаянной агонии.

Я бы не назвал себя человеком впечатлительным, но, когда ноги сами вынесли меня из переулка, воздуха катастрофически не хватало. Не потому, что меня напугал вид растерзанной в подворотне крысы. Этот образ померк, так как память услужливо подсовывала мне газетный лист, который я обнаружил утром в почтовом ящике. Мне казалось, что мерзкая фотография и сцена, увиденная мною несколько секунд назад в переулке, совпадали вплоть до ракурса съёмки. Создавалось впечатление, что я самолично заснял растерзанное животное и разместил на газетной странице.

На ватных ногах я вернулся в офис. Коллеги очень удивились, заметив моё состояние. Я отнекивался, объясняя внезапную бледность в лице лёгким недомоганием, а мои мысли, тем временем, крутились вокруг газеты, лежавшей в кармане куртки. Меня больше не посещало желание выкинуть её. В добавок к этому, под конец рабочего дня, я получил ещё один стимул её прочитать, откопав под грудой документов на столе ту самую газетную вырезку. Из-за сердечного приступа, случившегося с коллегой, я совершенно позабыл про неё.

Вернувшись домой и собравшись с мыслями, я развернул страницу и изучил её подробнее. Растерзанная крыса на этот раз вызвала у меня более сдержанную реакцию, хотя зрелище всё равно оставалось невыносимым. Оказалось, что глаза у страха велики, и фотография не имела ничего общего с увиденным мной в переулке. Здесь животное лежало на каком-то подносе, вскрытое с хирургической аккуратностью.

«Крысы, – начиналась статья под картинкой, – самый мерзкий и богопротивный тип созданий. Они хитры, коварны и организованы. Единожды поселившись в доме, они укореняются в нём. От них практически невозможно избавиться. Крысиная стая способна обучаться, и даже если одна особь умрёт вся стая продолжит жить, став при этом ещё осторожнее. Они подобны чуме, а голод их неутолим.

Поэтому человечество, зная природу этих чудовищ в отчаянии своём дошло до того, чтобы создать ещё больших порождений зла, ибо известно, что «зло малое может уничтожить лишь зло большее». Оголодавшие, брошенные в тесном пространстве, крысы в стремлении выжить не побрезгуют плотью сородича, и в этой кровавой вакханалии выживает лишь самый сильный, кровожадный и беспощадный, становясь, в итоге, крысобоем.

Крысобой, или крысиный волк, навсегда преображается, становясь изгоем, ибо бывшие сородичи теперь видят в нём лишь свою погибель. Знания и инстинкты, которые раньше приносили процветание всей стае, теперь направлены на её истребление. И хотя остальные крысы начинают сторониться крысобоя, инстинктивно определяя угрозу в преобразившемся соплеменнике, новоявленный охотник знает их повадки, знает тайные ходы и слабости. Обуреваемый вечным голодом к плоти, он начинает выслеживать стаю, и вскоре искореняет её без всякой жалости.

Но как получается, что феномен крысобоя способен изменить, исказить, извратить саму природу существа? Какие преображения происходят в организме? И каким образом члены стаи узнают в изменившимся собрате опасного чужака? Существует неподтверждённая информация, что феномен крысобоя давно…»

Я перевернул лист, и меня снова окатило волной омерзения. На чёрно-белой фотографии запечатлели человека, пристёгнутого к операционному столу. Вокруг него склонились фигуры в белых халатах, затянутые в перчатки пальцы сжимали какие-то инструменты и тянулись к склизкому комку, находившемуся на месте отсутствующей половины черепа, в то время, как на лице оперируемого застыла маска умиротворения.

Я быстро скользнул взглядом вниз, на текст под фотографией.

«… интересует ведущие правительства мира. По неподтверждённой информации секретные научные институты проводят опыты на людях в надежде получить профессиональных убийц, ведомых неутолимым голодом к изведению себе подобных. Профессиональные и опасные хищники, высокоинтеллектуальные, без моральных угрызений и послушные своим хозяевам.

Недавно нашей редакции стало известно, что учёные совершили прорыв в этой области. Установив те изменения, которые происходят в мозгу крыс, они активно приступили к тестированию своих изуверских методик на людях, и, если судить по некоторым слухам, добились значительных успехов в этой области. Конечно, прямых доказательств нет, и всё это может оказаться очередной мистификацией, но, что если эти институты существуют? А что если их эксперименты выйдут из-под контроля? Может быть они уже вышли, и теперь среди нас ходят волки в человечьей шкуре, ждущие момента, чтобы низвести людскую стаю под корень. Или они уже планомерно этим занимаются? Очень много вопросов, которые ждут своих ответов».

Воспоминания отступили, и я снова оказался в собственной полутёмной квартире. За, казалось бы, столь короткое время, моя жизнь перевернулась с ног на голову. И если поначалу всё это воспринималось как глупая шутка, которая постепенно заходила слишком далеко, то после четвёртого послания я понял, что больше не выдержу.

Вчерашним утром почтовый ящик оказался пустым. Я на некоторое время впал в ступор, и даже пошарил рукой внутри. По какой-то совершенно противоестественной причине, меня охватила лёгкая паника, я пребывал в уверенности, что послание там должно быть. Потребовалось несколько минут, чтобы убедить себя в обратном. Когда эта мысль закрепилась в сознании, я ощутил неимоверное облегчение, и неосознанно улыбнулся. Всё происходящее оказалось, в итоге, глупой шуткой и чередой совпадений, из-за которых я навоображал себе невесть чего. Видимо, из меня вышел не очень интересный объект для развлечений.

В кармане завибрировал телефон. Погружённый в размышления, я не ожидал этого и слегка вздрогнул. Выяснилось, что мне пришло сообщение с неизвестного номера. Короткая запись: А250. Ни пояснений, ни каких-то инструкций. Я незамедлительно перезвонил по номеру, но абонент оказался вне сети. Тянущее липкое чувство зародилось внизу живота. Я покосился на пустой почтовый ящик, но тут же тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли. Ерунда какая-то, просто какая-то ошибка.

Хотя я и старался не думать об этом, мысли мои всё равно возвращались к пустому почтовому ящику и странному сообщению. Мне казалось, что существует связь между этими двумя событиями. Но что же тогда могло значить это «А250»? Вереница текущих дел отвлекла на некоторое время от тяжких раздумий. В тот день на голову свалилось столько разномастной мелочёвки, что разгрести её у меня получилось только к вечеру.

Отправляя многостраничный отчёт на печать, я с облегчением откинулся на спинку стула в предвкушении скорого возврата домой. Сзади раздалось привычное жужжание принтера, щелчок выдаваемого в лоток листка… и тишина. Немало удивившись этому, я обернулся. Принтер и правда выдал один единственный лист, хотя ещё утром я загружал туда увесистую стопку, и за день ничего не печатал. Этот принтер, по сути, принадлежал мне, так как работал только через мой компьютер. Вариант, что кто-то другой потратил все листы, я тоже отмёл сразу, так как в мою каморку редко кто заглядывал, уж тем более чтобы что-то распечатать.

Беря распечатку в руки, я ожидал увидеть титульный лист моего отчёта, но, перевернув его, обнаружил совершенно иное. Я даже не успел толком рассмотреть содержание, но одного скользящего взгляда хватило, чтобы понять, что этот документ я точно не отправлял на печать. На меня накатила паника. Сразу вспомнились утренние события, от чего руки мелко задрожали. Я отбросил лист, словно кусок тухлого мяса, и вышел из комнаты.

Расхаживая по этажу, я пытался совладать с собой. В конце концов, помогла холодная вода из кулера, немного прояснившая голову. Растягивая содержимое пластикового стаканчика, я пытался, найти всему этому логическое объяснение, но любые доводы оказывались тщетными. Этот лист никак не мог появиться из принтера без моего ведома, а я точно знал, что отправлял на печать.

Собравшись с силами, я вернулся к себе. Распечатка лежала на полу как ни в чём не бывало. Стараясь не обращать на неё внимание, я сел за компьютер и заново отправил отчёт на печать. Раздалось знакомое жужжание, защёлкал механизм. Я с тянущим чувством внизу живота наблюдал, как росла стопка моего отчёта.

Не видя иного выхода, я поднял лист с пола. На нём разместилось несколько фотографий и текст. Три изображения в верхней части демонстрировали автомобили различной степени разбитости.

«Автомобильные аварии – бич нашей цивилизации, – начинался текст под изображениями, – но автоконцерны упорно отрицают свою ответственность за происходящее. В стремлении получить прибыли они готовы обречь всех и вся на погибель. Статистика неумолима – в автоавариях погибает больше людей, чем в бытовых убийствах. Но жирующим автопроизводителям плевать – кровавые деньги ничуть не жгут им руку. Они готовы хоть с головой окунуться в людскую кровь, лишь бы заработать чуть больше денег.

На самом деле снизить опасность автомобилей возможно. И они знают это. Есть достоверная информация, что среди концернов существует негласная договорённость. Для сильных и состоятельных мира сего изготавливаются автомобили повышенной безопасности. Это обеспечивает им стопроцентную выживаемость в любой, даже самой ужасной аварии. Конечно же, все кто вовлечён в процесс, либо имеют свою выгоду, либо даже не подозревают об этой афере мирового масштаба.

Но не это самое ужасное и циничное. Ведь по всему выходит, что высшее руководство крупнейших автопроизводителей осведомлено о системной проблеме, поразившей всю отрасль. Жадность сделала их безразличными к жизням простых людей. А ведь на самом деле проблема решается просто: если бы автомобильные гиганты вкладывали деньги в развитие безопасности автомобилей, а не экономили на исследованиях в этой области, у нас бы давно были…».

Я отложил листок в сторону. Прочитанное внесло ещё больше путаницы. У меня уже не оставалось сомнений, что вокруг творится какая-то чертовщина. По крайней мере, события последних дней упорно на это намекают. Но если это послание адресовано мне, то какой в нём смысл? Как оно связано со мной или с тем, что может произойти в скором времени? Вспомнив утренние события, я достал телефон и посмотрел на сообщение с неизвестного номера. В голове что-то щёлкнуло, и у меня зародилась неожиданная и вместе с тем пугающая догадка.

Шесть вечера подкрались незаметно. Я вышел из офиса, и впервые за долгое время направился не к своей автобусной остановке. Я шёл по ночным улицам, среди домов и снующих людей. На полпути до места назначения пошёл противный осенний дождь. Я накинул капюшон, и теперь слушал стук капель по ткани, приглушавший остальные звуки.

Дождь немного остудил мою решимость. По мере приближения внутри крепла убеждённость, что ничего ужасного не случиться, что погода не располагает к уличным прогулкам, а проверить свои теории можно и завтра. Но, как на зло, вскоре за углом очередного жилого дома появилась искомая автобусная остановка. Теперь отступать не имело смысла.

Остановка полнилась людьми. Рабочий день закончился, и все спешили отдохнуть, подгоняемые внезапно налетевшим дождём. Большинство теснилось под навесом, прячась от непогоды, но нашлось и несколько предусмотрительных граждан, захвативших с собой зонты. Они стояли чуть ближе к дороге, в ожидании вожделенного автобуса.

Я подошёл к остановке и остановился возле фонарного столба, находившегося в нескольких метрах от неё. Навстречу ехал неплотный поток машин. Фары проезжающих автомобилей оставляли слепящие блики на мокром асфальте. Время от времени из потока выныривал автобус и останавливался возле остановки. Раскрывая своё нутро, он выпускал из себя одну порцию пассажиров и принимал другую, а затем выруливал обратно, продолжая прерванный путь.

Облокотившись на фонарный столб, я наблюдал за вечерней суетой. Мимо меня ходили люди, погружённые в свои дела и мысли. Прошло уже минут десять с начала моего бдения, и ноги с руками уже начинали откровенно мёрзнуть. Подумывая от том, чтобы вернутся восвояси, я не заметил прохожего в синей куртке, и тот толкнул меня плечом.

– Поаккуратнее, – раздражённо крикнул я ему в спину.

Накинутый капюшон повернулся. Оттуда на меня зыркнул свирепый взгляд бледно серых глаз под кустистыми бровями. Решив не нагнетать обстановку, я махнул на него рукой, а в следующее мгновением визг автомобильных покрышек, ударив по ушам, разодрал шум городской суеты. Я резко обернулся и два ярких световых пятна полоснули по глазам. В полыхающей пятнами белизне застонал гнущийся металл, зазвенели лопнувшие стёкла, закричали люди.

Ослеплённый и оглушённый, я сделал несколько шагов непонятно в какую сторону, но кто-то сбил меня с ног. Обдирая ладони о шершавую плитку и мелкую россыпь стекла, я растянулся на мокром тротуаре. Вокруг шлёпали лужи, обдавая водой. Люди кричали, стонали, звали на помощь и просто плакали. Об меня снова споткнулись, на этот раз ударив носком ботинка в живот. Я машинально сжался в комок и прикрыл голову руками.

Постепенно творившийся кругом гвалт пошёл на спад. Сквозь плясавшие в глазах зайчики, я посмотрел на автобусную остановку. Точнее на то, что от неё осталось. Понять, где она заканчивалась и начинался автобус, не представлялось возможным. Теперь это стало цельным месивом из металла, стекла и пластика. Всё это дополнялось пятнами, брызгами, потёками и лужами крови. Кое-где лежали тела людей, но руки и ноги, вывернутые под неестественными углами, лишали их малейшего намёка на человечность. Некоторые ещё шевелились, зовя на помощь, и те, кто уцелел в этом кошмаре крутились вокруг, пытаясь оказать посильную поддержку.

Борясь с головокружением, я поднялся на ноги. Творившийся хаос сбивал с толку, мешал сконцентрироваться. Я никак не мог решить броситься ли прочь отсюда или поспешить на помощь раненым. В конце концов, сознательность возобладала, и я, кривясь от ушибов направился, в сторону остановки. Спустя несколько метров под ногой что-то звякнуло. Наклонившись, я поднял покорёженную табличку с рейсом автобуса: А250.

Ничего конкретного сделать я не успел. Вскоре воздух наполнился гулом спецсигналов, и к автобусной остановке подъехала вереница из полицейских машин, карет скорой помощи и автомобилей МЧС. После этого мир закрутился в водовороте из лиц и вопросов. Врачи выпытывали про самочувствие, а полицейские расспрашивали о произошедшем. Я отвечал честно на все вопросы: травм нет, кроме ссадин на руках, ничего толком не увидел. Из всего этого вихря событий я вынырнул уже дома, замученный и раздавленный.

Я бросил злополучную распечатку обратно за стол. События вчерашнего дня истязали меня до сих пор. Стоны и крики искалеченных людей, казалось, раздавались в стенах моей квартиры. Приступы дурноты подступали всякий раз, как я вспоминал о произошедших событиях, и самое ужасное, что я не мог выбросить их из головы при всём желании. Распечатка, молчаливым напоминанием лежавшая на столе, намекала, что всё произошедшее – это не случайное совпадение, и от этой мысли всякий раз вдоль позвоночника пробегал неприятный холодок.

Сегодня я решил не идти на работу. Просто не нашёл в себе ни сил, ни желания. К тому же полиция хотела ещё раз побеседовать на тему вчерашних событий. Поэтому утром я отзвонился руководству и объяснил всю ситуацию. Выслушав ахи и охи на тему того, как же мне повезло уцелеть, я получил вожделенный отгул и направился в отделение полиции.

По пути, я первым делом, естественно, остановился у почтового ящика. Серая металлическая коробка висела на своём месте, непоколебимая и неизменная. Казалось, что весь мир расползается на части, что сами основы мироздания содрогаются под ударами неведомых сил, и лишь этот почтовый ящик остаётся той единственной вещью, на которую всё творившееся вокруг меня безумие не оказывает воздействие.

На мгновение у меня зародился порыв. Захотелось сорвать ящик со стены и разломать, раздавить, разбить его. Но вместо этого я протянул руку и открыл дверцу. И в чёрт знает какой раз за эту неделю впал в ступор. Я ожидал снова получить жутковатое послание, предполагал, что найду там статью с мерзким содержимым, и даже допускал, что ящик снова окажется пустым. Но вместо этого я рассматривал цветастую рекламную листовку. Самую обычную, самую непримечательную, такую, которую владельцы квартир недовольно выгребают стопками из почтовых ящиков.

Я терялся в догадках. Является ли это очередным посланием от таинственного адресанта или предметом из того, нормального мира, где всё просто и понятно, где ты не получаешь посланий с рейсом автобуса, который спустя двенадцать часов окажется виновником ужасной аварии? Рекламная листовка предлагала услуги по установке пластиковых окон и никаких потусторонних смыслов в себе не несла. Название фирмы ни о чём не говорило. Просто очередная «оригинальная» комбинация из слов «окно» и «установка».

Я сунул в карман новую находку, решив разобраться с ней позже. В полиции меня ещё раз расспросили по поводу вчерашних событий. Сомневаюсь, что рассказал им что-то вразумительное, так как ничего нового я не вспомнил. Получив обещание оставаться в доступности ближайшие несколько дней, они отпустили меня домой. Остаток дня прошёл в повседневных и бессмысленных делах, позволявших до последнего оттягивать момент, когда надо будет заняться этими странными посланиями.

Я бросил листки на стол и устало потёр глаза. От мозгового штурма начинало клонить в сон. Поход по глубинам памяти никакой пользы не принёс, а шестерёнки в голове с каждой минутой вращались всё медленнее и медленнее. Я обессиленно сдался перед биологической потребностью, и направился в сторону ванной. Путь пролегал мимо входной двери, и сквозь пелену полусна я расслышал за ней кого-то из соседей. Он копошился на лестничной площадке, судя по всему, припозднившись домой пятничной ночью.

Не обращая на возню внимания, я распахнул дверь ванной, но тут тишину квартиры нарушила трель звонка. Звонили продолжительно и настойчиво. Вместо того, чтобы пойти и выяснить кто хочет видеть меня в столь поздний час, я замер на месте. Сонливость одномоментно рассеялась, шестерёнки в голове снова ожили. По какой причине я мог понадобиться кому-то? С хозяевами квартир, деливших со мной этаж, социальных контактов я не поддерживали, за исключением дежурных «Здравствуйте». В гости уж тем более я никого не ждал.

Настойчивый трезвон меж тем продолжался. Ночной визитёр, видимо, решив подстегнуть меня, на секунду отпустил кнопку звонка, а затем снова нажал. Это уже не походило на соседа, решившего на ночь глядя поболтать о жизни. Подобная настойчивость настораживала. Я решил никак не реагировать, но, когда эта пытка пошла по четвёртому кругу, всё же не выдержал. Гость пребывал в уверенности, что жилец дома и уходить никуда не собирался.

Мягко переступая по ламинату, я направился к двери. По мере приближения тревога внутри нарастала. Остановившись почти вплотную, я громко крикнул:

– Кто там?

Трель прекратилась. Я стоял, ожидая ответа, но между мной и дверью висела плотная, словно кисель, тишина. Я тихо приоткрыл крышку и заглянул в глазок. Абсолютная, непроглядная, плотная темнота, от которой беспокойство переросло в лёгкий страх. Ну не могло же такого быть, что освещение на площадке как раз в этот момент перестало работать. Только если кто-то намеренно не выключил его.

Всматриваясь в темноту, я ощутил, как из-за двери потянуло сырой землёй. Едва уловимый, запах стремительно нарастал, становясь невыносимым. Плотный и навязчивый, он забивал нос, рот, горло. Складывалось ощущение, что меня действительно в этот момент забрасывали тяжёлым и влажным грунтом. Стараясь не обращать внимание на него внимания, я вознамерился, повторить свой вопрос, но в этот момент услышал тихий скрип.

Опустив взгляд, я с похолодевшим сердцем обнаружил медленно опустившийся рычаг дверной ручки. Теперь ночной гость решил войти самостоятельно. Мой взгляд панически заметался по сторонам в поисках задвижки, вызубренное до автоматизма местоположение которой, почему-то, в тот момент вылетело из головы. С некоторой долей облегчения я, наконец, отыскал её и убедился, что задвижка закрыта, но, когда дверь мягко дёрнули, я всё же вздрогнул и отступил на шаг назад.

– Что вам нужно?! – крикнул я, безуспешно стараясь подавить в своём голосе нотки испуга.

Вместо ответа дверь снова дёрнули, сильнее чем прежде.

– Отстаньте от меня! – отчаянно крикнул я, уже не в силах совладать со страхом.

Рывок сотряс дверь. Мне показалось, что под обоями, в том месте, где крепился дверной косяк, даже хрустнула штукатурка.

– Прекратите! – я рефлекторно отпрыгнул назад и поскользнулся на ламинате.

Несмотря на мои мольбы, дверь продолжала сотрясаться под молчаливым и методичным натиском. Запах земли перерос в едкую вонь, заползавшую в лёгкие, в желудок, в мозг, в самые мысли. Скованный беспомощностью, всё до чего я додумался в тот момент – это отползать от двери как можно дальше, пока стена не выросла препятствием на пути.

Раз за разом металл содрогался, и всякий раз я ждал, затаив дыхание, что он поддастся. В какой-то момент психика не выдержала, и я с головой окунулся в животный ужас. Не отдавая себе отчёта, я начал что-то кричать. Позже крик угас до сиплого подобия звуков. Ещё позже я заметил, что дверь, наконец, перестала содрогаться. Но несмотря на наступившее затишье, я ожидал новую бурю.

Пересматривал тут мультфильм "Ух ты, говорящая рыба" и заметил турецкую феску на голове Эээххха.

Учитывая происхождение Роберта Аршавировича Саакянца, я решил посмотреть остальные его работы.

Поискал дальше. "Ишь ты, масленица". Жадный помещик вводит налог на снег. Помещик носит феску.

"Кто расскажет небылицу". Царь хочет хитростью обокрасть своих подданных. Царский глашатай в шапке, стилизованной под феску.

"Находчивый крестьянин". Царю вся еда кажется невкусной, и палач по его приказу рубит головы. Палач в знакомом головном уборе.

Вот такие аллюзии на события столетней давности в детских мультфильмах.