Imsith198

Этажи. Сверху, снизу. Поднимайся - лифт не работает. Он сломан, как и все остальные абстракции. Как тяга к дальнейшему существованию, например. Ступень за ступенью. Главное, не отбросить коньки где-нибудь на восьмом, так и не поднявшись домой на последний. А всему виной сердечко, или просто оккупированные на нем вредные привычки. Вдруг наверху ждет самое сокровенное, невероятно уникальное и только твоё, тогда успеешь обогнать нерабочий лифт? Здорово в этих гонках только одно – ты заранее знаешь о своем поражении. И все равно бежишь. Пробел между людьми измеряется этажами (равняется этажам) совсем даже не мелких пятиэтажек во дворе. Здесь речь о целых мегаполисах из пролетов. Иногда даже без лестниц. Обогнуть все бетонные структуры узких стен, чтобы потом на крыше довольствоваться видом соседнего склона за тайгой. Расстояние дается не каждому, его состав и количество метров уж тем более. Вроде прошел уже достаточно, а вокруг все те же этажи.
И она трубку не берет, там наверху. Договорились на свою голову встретиться повыше, захотелось быть поближе к звездам, значит. Сплюснутые формы бетонных ступеней не уменьшаются с каждым шагом. Бежишь по диагональным тропинкам навстречу своей идиотке, но королеве. Она машет на последнем, что- то щебечет, а получаешь лишь порцию приглушенного эха. Сказочные, похожие на лучший кошмар романтика, мгновения в подъездах около цветочного. Любовь своеобразно выделяет розовый цвет: Будь то обертка упаковки конфет, или же нарисованный плюшевый мишка на первом этаже. И философия романтики между перилами тоже своя - не понятая миллионами. Чего уж таить, многим участникам даже неизвестна эта лабуда. Пора набирать темп - наверху ведь холодно. Притом не сама скорость играет величайшую роль. Основоположником становится стремление стать лучше. Ведь чем выше, тем лучше, слышали ведь? И она как раз на самом последнем стоит. Такая конфета не для каждого. Парадокс, потому что она потеряла корону где-то еще на третьем. Взлетаешь по ступеням, воображаешь себя супергероем. Под покрывалом серых стен пытаешься мечтать о подъездном порно с ее сюжетом. Спотыкаешься, сметая в кровь здравые смыслы, но не останавливаешься. Все знают, вдохновения внутри хватит пересечь сотни пролетов. Корона ведь должна быть со своим владельцем. Плут бежит, чтобы восстановить баланс в вселенной. Навести порядок в собственном мире и безошибочно посадить на престол нужную девицу.
А, вроде и лифт заработал. Может и не ломался – все же стоило проверить кнопку. Там кажется кто-то даже едет. Кто-то сильно хитросделанный. В лифтовую щель, в тонкую линию отражения другой жизни, видишь плута под номером два. Посмотрите внимательнее – их уже двое. И каждому по короне, кому-то пластик, кто-то вцепится зубами в золото. Времени определять состав своей короны нет, этот хитрюга может приехать первым. Хотя его безделушка предательски заблестела, не стоит терять надежды, лучше поторопиться. Кажется, тот все равно поспевает быстрее. Вероятно, готовился к этому моменту, успел заранее припереться в подъезд и провести модернизацию лифта, иначе не объяснить эмпатию кабины к его хитрой жопе. Неужели этот пацан оказался более сообразительнее? Да и допинг у обоих одинаков. Лучше всех зарекомендовавшее себя топливо на свете – любовь. Только жидкость, в этот раз, утепляет тех, кому и так не сквозит в лифте. Все ощущается ближе, чем есть. Уже около – пробежал и мертвую точку (восьмой этаж словно жнец, пожинает души), и собственно предпоследний тоже на подходе. Но в свечении сверху заметил, как открывается лифт. Они поспели начать смеяться, чертов ведьмин смех. Он в спортивном костюме, ее же давит улыбка – кто тут королева. Чуть ниже, запыхавшись скидываешь с себя иллюзии, смотря наверх. По впечатлениям ничтожно, плотное ощущение, что ты куколд в данную секунду. Как остывший чай, как небритая подмышка. Ни о чем. Как залезть в старый сундук, а в нем не окажется золотых монет, потому что мелкие засранцы лепреконы поворовали все у пиратов. А вокруг все те же этажи.

О чем думается, услышав мысли (конечно, сказанные вслух) о подъезде? Серый лабиринт, полный перегоревших лампочек и жителей. Перила косят под людей, моча пахнет сладким. Привычное утреннее зловоние, крепким шлейфом расходящееся по всем этажам. Граффити на каждой стене, и каждый новый рисунок полностью рушит концепцию предыдущего – безвкусица. Еще Вымоченные в никотине мужичары, частенько мелькающие в пролетах. Перед выходом на лестничную клетку жена проводит регулярный обряд. Обливает своего усатого плотным концентратом того самого, казнящего лошадей. По-другому не понятно, как можно так заквасить себя с обыкновенного бонда. Все эти моменты наполняют образ столичной многоэтажки.
Парящий по переулкам взгляд сквозь пыль , уже давно потерявшие свое стекло окна. Здесь все движется циклом. Табак, стакан воды, чтобы по горлу не било, и вечное мечтание. Коктейль не сладок, но с него уносит быстрее всего. Главное мешать правильно. Античные мысли и ничего творческого. Есть только любимая лестничная клетка, с таким же потерянным стеклом в окнах, в которой раз в два года меняют лампочки, в которой так же редко сменяются постояльцы. И жетон на шею с Тайланда, подаренный лучшим другом. В этом подъезде нет страхов и теней, тут итак все ясно. Не надо представлять, будто для такой атмосферы набор слишком скуден. Меня вполне устраивает. Ой, как раз в фильтре набралась вода. Мне пора подымить.
Клетка как родная: знаю наизусть, словно любимый стих, где прячется каждый таракан. Пауков не считал, и вообще стараюсь на них даже не смотреть. От арахнофобии сигарета и водичка не поможет. Каждый скол, каждую трещину в бетонном полу ступеней я запомнил, как алфавит. Мне эти узоры напоминают многое. Крепкий материал, можно целые города строить. Как я свой пытался. Пропорций не знал и вовремя не нашел в интернете. Думал сам себе умелец мастерить: «Мама, смотри на меня, я строю города!». Буду играть в них, но по-взрослому. Честно сказать, уже сыграли. Мне совсем не понравилось – она где-то растворилась, а я до сих пор отхожу от своего поражения в зассанном подъезде. Мой город треснул, дал брешь. И в цементе слишком много крупняка (больших камней, я, конечно же, не стал мелочиться), чтобы раскол схватило. Западло. Пытаюсь уловить хотя бы брызги от красок заката, но через эту пыльную штору фильтруется весь свет. Ладно фильтровать воду, ее ведь потом пить приятнее. А свет зачем трогать, так и хочется спросить глупое стекло. Этажи мелькают пропастью в одиночестве. И такая пропасть ничуть не жмется при возможности хотя бы чуть-чуть сдвинуть крышу. За год бытия в новой квартире, пропитанной, словно чертовым уксусом, небывалой тоской, не только сам с собой заговоришь. Еще и в просмотре заката один сплошной облом. Почему бы не посмотреть на улице? Все верно, только я не хожу гулять. Остальные только дивы дают, как я еще не одичал окончательно. Фокусники не раскрывают своих секретов. «Ну и как разрешить вопрос принципа в просмотре вечернего солнца?». Стекло только молчит. Может я и услышал легкий дребезг от вибрации голоса, только этого недостаточно для ответа. –Ну смотри, само нарвалось. – Клин клином, потому я крепко затянулся, сделал крайний глоток и в позе величайшего бейсболиста швырнул кружку в форточку. Стекло умеет кричать и делает это каждый раз, разрушаясь. А нам слышится только звон. Чего удивляться, мы хреново чувствуем чужую боль, но с радостью, чаще всего не задумываясь, подкидываем в топку еще. Так что куда уж тут, до стекла. Зато как свет ворвался в неизведанные просторы подъезда, вы бы видели. Давно выцветшие рисунки на стенах заиграли как в день создания. Сюда впервые пробралась жизнь. Перила приняли багровый окрас, даже моя испачканная домашняя (ну на то она и домашняя, чтобы быть испачканной) майка, по-дизайнерски скрестившись с солнцем на моих глазах, стала выглядеть весьма модно. Уже хотелось звонить во все галереи мира, бесконечно рассказывая о новаторском художественном взгляде на майки. Пока моя кожа впитывала свечение лучей, так сильно захотелось поговорить с кем-нибудь. Меня даже не волновало, что скоро явится управляющий, с улыбкой на своем волосатом лице выпишет мне неофициальный штраф на тетрадном листочке и даже подметать не заставит. Кстати, вон уже бежит. А хлеборезка у него и впрямь интересная. Волосы между бровями, на кончике носа, и обязательно внутри него и так, чтобы торчало наружу, и даже на скулах есть. Я в одном доме живу с йети, а раньше и не задумывался. Говорить с кем-нибудь, неважно что, хотелось по-прежнему невыносимо.
- Не кричи на меня мужик, а то позвоню криптозоологам, пожалуюсь на тебя. – Конечно, я начал с шутки
- Это еще кто такие, а? – Мохнатый не знал собственных врагов, но по интонации явно хотел.
- Изучают скрытых всяких существ, йети например. – Тут я уже не сдержался. Ему шутка не понравилась, нахмурился, провел пальцами по кончику носа, проверяя мои слова, затем схмурился еще пуще. Выхватил у меня листок, зачеркнул сумму, рядом жирно обведя другую, почти в 1.5 раза больше, только после перестал хмурится, даже улыбнулся в дорогу и так же исчез. «Хренов волосатый радар!» Теперь хмурился я. А разговаривать то все равно хотелось.

- Эй, ты чего шумишь там!? – О па, я услышал возмущенный крик с 5 этажа. Судьба, хоть и та еще дура, но все же чуткая. Мне, вон, поговорить разрешила.
- Ничего особенного! Генеральная уборка! – еще не высунувшись в пролет до меня дошло, что кричать не обязательно – все прекрасно слышно.
- Уборка включает разбитые стекла!? – А тот, видимо, не дошел. Я просунулся в пролет, сфокусировал взгляд на новом собеседнике и глазам своим не хотел верить. Не, не, не, судьба вдвойне дура и совсем не чуткая. Тварюга бессердечная. А увидел я, собственно, того, кто однажды решил воспользоваться лифтом. В силу философии внутри сердца меня сразу тронули вопросы: какого черта он тут делает? И почему это он на пятом этаже, а я на третьем, это что еще за знаки? Все понятно – я переехал в зассанную высотку, затем переехали они, тоже в такую же высотку, кстати. Зато знакомиться с соседями не надо.
- Чего рот разинул? – он хотя бы перестал кричать, это помогло мне примерно вычислить его задержку в реагировании на окружающую среду.
- Люблю бить стекла и ловить мух. Услышал что-то противно жужжит, высунулся на радостях, а это ты.
- Быть того не может! Ты опять вздумал следить за нами? Конченный, ей богу.
- Ей можно и без бога, поверь. И то было всего единожды, не утрируй так уж. Я сам не выкупаю, как вы тут оказались. – стоял такой, покуривал, демонстративно затягивая халат потуже. И разговаривать с кем-либо уже совсем не хотелось.
- Мы только сегодня утром заехали.
- А я кочую тут уже год. Все, я выиграл, так что можете смело выезжать обратно, все равно вещи еще не все достали из коробок.
- Синтетика желаний, не больше. Я не меньше твоего огорчен фактом, что мы теперь соседи. Мне вообще казалось, что ты наконец покончил с собой.
- Я в целом против суицидов. Если тебе положила жизнь тарелку гавнеца, то это на все проживание, не надо юлить и сваливать раньше времени. Сядь и доешь все свое. Старались, готовили. Так что моей скоропостижной не дождетесь.
- Ха! Я рассуждаю примерно также. Ты разве не замечал раньше, что мы похожи? Честно сказать, я молюсь, чтобы мне это все всего лишь казалось.
Что с ним случилось за этот год? Попал под колеса поезда и чудом выжил? Может производственная травма: ну там ударился об трубу на работе случайно и нелепо, но зато головой. Почему он нес этот бред. Мое желание разговаривать о чем-либо уходило в минус. Я дословно понял, как работают ожидания и надежды. А может это карма за разбитое стекло? Хотя он же сказал, что заехали они еще утром.
- Да что ты знаешь о мольбах!? В детстве я молился не сломать новый велосипед, дабы не получить от матушки. После потери девственности я, с сигаретой в зубах, молился о лучшем времени. Сейчас я молю о твоей смерти. За ней придет тепло и лучшие времена. – Ненависть проснулась, я ей только тихонько приоткрыл двери, словив от волнения сушняк. А кружка по крупицам разложилась в пролете возле почтовых ящиков.
- Я не понимаю, за что ты меня ненавидишь. Она выбрала меня и точка. У нас любовь, мы загораем в обнимку, зачем ты усложняешь свое поражение?
Я уставился на тот этаж. Внимательно изучал его силуэт. Меня рвала злость, плюсом к которой я ловил осознание правоты в его словах, от чего меня рвало, соответственно, еще сильнее. Тем не менее, сквозь негативный фильтр, я убеждался в том, что никакие мольбы уже не помогут. Он даже халат любит носить как я.
- Загораете в обнимку, значит? Я помню, как мы кушали горький желудь и кормили дикого соседа-енота шашлыком в курортном городке. Если ты не знал, она обожает енотов. А потом всю ночь, вместо утех, убивали комаров. Насчитал 70 штук, ночка была дикой. Правда, все могло оказаться проще: надо было попросить фумигатор у хозяйки хостела. Ты все еще думаешь, что нам в те моменты хотелось чего-то большего?! Наивный, у нас уже все было. Такие чувства уникальны и на всю жизнь, и тебе никогда не приблизиться до такого же уровня. Ты украл, схватил не глядя, даже не зная зачем ты это сделал. А от меня ты теперь чего хочешь? Чтобы я пал ниц? Никогда.
- Значит впереди нас ждет еще не одна такая ночь, и даже лучше. Все ведь уже решено, ты не бог, чтобы ковыряться в судьбах. К тому же и денег у меня предостаточно, можешь не волноваться о комфорте.
Может этот сегодняшний жест от суки-судьбы вовсе не был броском перчатки. Я снова все не так понял, и напрасно злюсь. Мне в очередной раз падает шанс поменяться, стать лучше, вытереть оборванные колени и двинуть дальше. А мне предпочтительнее его с треском просрать. Вот точка пропасти в жизни, глядишь, если не смогу идти дальше, то буду воспевать о литературе где-нибудь в проходе, протягивая ладонь прохожим. Еще, с хрипотой в голосе, буду ловить особо спешащих за локоть, начиная допрос о таких пропастях.
- А что, похож, губастенький немного, но в целом… Неужели похож. И про деньги, знаешь… Может бумажек и было немного. Но хотелось все сделать по высшему разряду. Мы всегда искали только заведения, где столики на колесиках. Говорят, такие столы только в элитных помещениях. И ничего это не имитация нормальной жизни. Не скопируешь же настоящее. Играли в желтую машину и вечно тратили зарплату на сладости.
- Желтая машина?
- Все просто. Видишь желтую машину раньше другого игрока и бьешь его за это. Веселые глупости, разбавляющие обыденность.
Неужели все так туманно в жизни. Кто-то дергает за ниточки, накинувшись сверху картонной табличкой с надписью: «Судьба», а ты и поделать ничего не можешь? Неужели любим раз, а остальное время ищем похожих. А зачем искать, если уже нашел, тем более зная, что это эксклюзив и вторых таких не будет, совсем, никогда. Изуродованный способ жить, не иначе. Нужно быть верным своим чувствам. Если случился этот «раз», то с честью отходить все положенное. Ну а если не срослось, то можно переехать в зассанную многоэтажку и разбивать в подъезде стекла, изредка, в шепоте ночи вспоминая (конечно, снова в слух) имя той самой. Это крестовый поход, и ждет он каждого.
- Мы обязательно сыграем с ней в эту машину. – Захотел подколоть меня. А меня уже уколола тоска. Не то что разговаривать не хотелось, жить даже стало в миг неприятно. Думал о поганой судьбе. Если ее нет, то что за совпадения выдумываются на закате? Я же уехал, убежал, а она снова тут как тут. Этот поход ждет абсолютно каждого. – Ладно, извини, вижу ты сам себя загрузил. Слушай, хотел спросить, у нее предпочтения в презервативах были?
Да, я снова безошибочно выиграл ставку. Его голова пострадала за этот год, и неоднократно причем. Тоска от таких вопросов просочилась в выбитое окно, а злость и подавно убежала за мороженным. Мне уже стало весело. Охотно верилось, что он, прежде чем закурить, встретился с перилами лицом к лицу. Между вопросами о резине и играх в желтые автомобили я успел начать ему рассказывать, словно верному другу и собеседнику, как треснул мой город. Зачем он перебивал меня кондомами – непонятно.
- И взгляд у нее такой был пустой-пустой, понимаешь? – я продолжал делиться. Искры отчаяния, чего хотели. – Вымоченный в слезах пустой взгляд. Это словно опущенный шлагбаум, уже официально хрен зайдешь.
- Ну может там с фруктами нравилось, не знаю. Жалко сказать что-ль? Шлагбаумы стоишь только рисуешь.
- Сигареты с кнопкой и секс с резинкой – это одно и то же. Думаю, догадаешься, о чем я.

Волнующее дыхание подъезда нарушил кто-то, зашедший на итальянских каблучках через парадную. Даже скрип старой двери не перебивал цокания, разносящиеся вместе с вонью первого этажа по всему дому. Уверенные постукивания по треснутым ступенькам вели ее к почтовым ящикам. Вечер успешен, в случае если после трудного рабочего дня, просматривая свою почту, обнаруживаешь гладенько упакованный новый номер журнала про духи, дорогие шмотки и прочие аксессуары. Ей и свезло, она даже не догадывается как. Пока она аккуратно обходила разбитое стекло, диалог выше кипел полным ходом. Знакомые голоса, уже распакованный журнальчик в руках, легкие шажки по стеклам. Критическая точка вечера – это все же не разбитое окно. Вся изысканность в туфлях и том, кто их носит. Ну что там было дальше? Ее охватил страх, не потому что этот выпуск она уже читала. Наплевала на безопасность обуви и растерянно помчалась вниз, звеня и еще громче цокая, при этом стараясь быть тише. Нервно ударила по кнопке лифта раза три, не меньше. Лифт, тот еще игрок, догадался, что нужно не шуметь, и, открываясь, в этот раз не стал грохотать. Как это работает, нет серьезно? В кабине она перестала потеть и волноваться. Нажала на пятый и, вместо раздумий, что плут тут делает, принялась разглядывать объявления на стене. Среди всей бумаги выделялась ярко-желтая наклейка: «Осторожно! Этажи!» в форме треугольника. Забавная, не больше. А мы, плуты, тем временем продолжали общаться, периодически скидывая пепел вниз.
Тросы натянулись, издавая протяжный металлический гул, и кабина, уже без какой-либо маскировки, с грохотом двинулась вверх. Через несколько секунд свет погас, девчонку внутри тряхнуло и лифт без предсмертных упоминаний остановился. Волнение и пот быстро вернулись назад, не потому что она боится замкнутых пространств. В кромешной темноте горела только светодиодная панель с номером этажа.
- Черт! Что же делать? – она шепотом искала ответ. Только лифт скоропостижно закончился, а мы разговаривали и ничего не слышали.
- Эй! Мальчики! Я… Я кажется застряла! – Правильно, кричи.
- Ты в лифте? – мы быстро среагировали на крик и его источник, но зачем он тогда задал этот глупый вопрос. Давай, герой, беги, отдай корону.
- На каком этаже? – Я тоже решил вмешаться в столь увлекательную ситуацию.
- Я… Я на четвертом.
Любовь и судьба. Ананас и клубника. Сперма и кровь. Что-то схожее, иногда соприкасающееся друг с другом, а иногда и нет, из-за аллергии или, быть может, из-за вкусовых предпочтений. Но в любом случае это две разношерстные субстанции. Даже на вкус разные. СТРОГО: не мешать, не пытаться мешать, не думать пытаться мешать – ничего не выйдет.

Снежных хлопьев не было, а и не надо. Окружающую атмосферу разгонял отрывистый хруст снега под ногами и шуршание оледеневшего пакета. Столбы отлично освещали снежинки, отражающие блеск звезд. Меня ожидали в элитном заведении. Оно сохраняло свой статус, не смотря на отсутствие эскортниц и чего-нибудь белого, рассыпанного на столе. Как называлось? И без висящей таблички все знали эти три буквы. СМК. А где-то в растрепанных дворах шепотом переговариваются: «супер-мужской клуб». Попросили прихватить с собой спиртного, по всем идеологиям схватил остатки виски. По пути не забыл купить и колы. Атмосфера была волшебной. Где-то там вдалеке, ангелы смеются в синеве, пока в пакете стынет скотч. Я двинулся под свечение неона. Поэтому и решил не ехать на такси.

Погода чертовски манила поморозить ладошки своей красотой. Какие-то странные мысли зашевелили мой движок в черепной коробке. Любая красота обжигает. Ну да, это не велосипед конечно, но я стараюсь с чего-нибудь начать. Прикасаешься к прекрасному, находишь свой эдем, медленно тягучим медом стекая по ее губам. Все звезды и фонари подсвечивают ту единственную неуклюжую красоту. Думаешь, обязательно поймаешь эту мысль у себя в голове, мол, вот оно – счастье. И уже собираешься мостить печать в паспорт. А она обжигает. Вся благодарность за потерянное сердце и сознание разворачивается в скромном ожоге. Не сказать, что большой, да и волдыри не появляются. Но пятно жжет, нарастает слизью красный оттенок на груди. Ладно, разогнался я, уличный мороз на это не способен. А все это от чего? Мне просто нравилось смотреть за тем, как она улыбается. Вот они, маленькие демоны, разрывающие меня изнутри только по ночам. Приветственно шмыгнул им, пряча сопли назад, и потянулся за сигаретой. Раз уж задел струны, то надо бы сыграть.

Не пойду дворами. Растяну эту прогулку, чтобы вдоволь охладился вискарь и мой разум. Идти не долго, но я оставил всю суету и спешку еще при выходе из дома. Вспомнилось вдруг, о признаниях в чувствах, и как их чаще всего реализовывают. Говорят, на озоне даже есть такая книжка. Обязательно согреюсь и прочту, однажды. Можно разбиваться о миллионы признаний так ничего и не добившись. А можно молча и скромненько наклониться и тихонько подышать ей в ушко. Ну одно из двух точно выстрелит. Помню, что писал письма и прятал их в подушку, которую хотел подарить. И чего-то вспомнил как поправлял ей каждую ночь одеяло. Вслух возмущаюсь о том, в какие дебри меня заносят дворы, пока иду по ярко подсвеченной центральной дороге. Перемешиваю затяги и вытирание соплей двигаясь дальше. Людей почему-то нет, лишь пару силуэтов промелькнули где-то на встречной. Вечер среды, значит точно не все бухают. Люди просто не пьют, они греются в обнимку дома у камина. А мне значит необходимо мерзнуть, вместо теплых щебетаний. Вспомнил, что иду в супер-мужской клуб, и все невзгоды как-то стали растворятся в соседских порывах ветра. Кажется, что вот дунет еще на пару метров сильнее, и выронишь грубое: «сраная вьюга». Главное – не дать заледенеть алкоголю, остальное то я уже проворонил.

По пути мое сердце зазвенело и о разного рода скучаниях. Как вот сообщить человеку о тоске по его прокуренному голосу? Правда не каждому повезет полюбить курящую. Сказал, собственно так, будто это некий порок. В этом есть своя романтика, такие девушки думают куда глубже остальных, судя по фотографиям. Меня этот момент и не смущал никогда. Я даже со своим повернутым мышлением записывал этот пункт в плюсы. Так вот, завыл пару раз ночью и не побежишь же краской под подъездом писать «как же я скучаю». Такое вот непростое слово в арсенале любящего: «скучаю». Я вот так и продвигался пару сотен метров, представляя различные ситуации из жизни, когда можно с гордостью, потеряв стеснение, сообщить: «смотри, моя, я соскучился». И почему-то не нащупал ни одной…

Сильно голову не ломал, так как внутри чувствовал, что даже если такая ситуация и существует, то со мной она уже никогда не встретится. Так что в этот раз без напрасных ерзаний в кровати. Я тут про бессонницу. Остановился, захотелось поморозить лицо посильнее. Решил покрутиться на месте, на половине оборота передумал. Запустил сквозняк в голову, убедительно высказал звездам свои намерения взглядом, и страусиным шагом двинул дальше. Проветрил мысли, можно искать новый контакт со вселенными. На свежих потоках сразу начал вспоминать, как она сдергивала кофточку и рождалась страсть. Хватало один раз улыбнуться, чтобы я видел огненную геенну. Ну вот, сразу стало тепло. Будто бахнул рюмку. На самом деле думалось и вспоминалось это без извращений, да и откуда им взяться в лютый мороз.

Да. Предвкушение пьянки охмеляет не хуже самой пьянки, я чего-то решил обуздать космос. Конечно всего лишь в голове, конечно не для себя. Немного решил попрыгать на месте, на улице градусов, как в бутылке. Думалось вот о чем- В космосе летает пыль. Она полностью расслаблена и ничто ее не тревожит. Вокруг бесконечные дороги галактик . Все так просто, ведь гравитацию не пригласили. Окружающие красивые планеты потихоньку притягивают пыль себе. И вот она несется, ведомая этим огромным сладостным шаром. Неплохо так притягивает. Получается, что? Я пыль, ты – всего лишь моя планета. Бррррр. Я уже был на финишной прямой от клуба. Рука отогрелась в кармане до жизнеспособного уровня, и я мигом вышвырнул эту утопию из головы жестом, которым, кстати, и подкурил вторую сигарету. Осилю вторую, никуда не денусь, я ведь сильный. Весь этот бред про романтику и невозможность жить без той самой я и шел уничтожить в своей голове. Мне этого правда очень хотелось, даже шаг ускорил. Пока выдуманные чувства измерялись космосом, впервые увидел прохожего. Огромная шапка с мехом, кожаная курточка, и главная деталь вечера – плотно сжимаемая в перчатках полупустая беленькая. Наверняка шел в какой-нибудь мужской клуб. Правда я-то знаю, что мой – единственный в городке. Но как только он подошел ближе, то я понял, что не так. Во взгляде мужика полностью отсутствовала эстетика. Та, жизненная. От холода или от тоски? Поверти еще двадцать вариантов – глаза все равно не засияют. Внешне причем как обыкновенный прохожий, спешащий в необходимое место, чтобы утолить боль. А оказывается такого места нет, и куда он развеется по ветру – никто не знает.

Я тут потихоньку схожу с ума. Понимаю, что тоскую. «А этого нельзя, никак нельзя делать». -Твердят слоганы протекающих витрин, будто высвечивая мольбы прохожан с почти пустым сосудом. Вот и думаю обо всем подряд, лишь бы тоска рассеялась в толпе. Иду, вижу тебя такой искренней, чистой, целой, и никто не скажет спасибо. За это и не говорят спасибо. Как-то даже странно говорить это человеку, который видит в тебе то, что другие уже никогда не увидят. И это я про блеск глаз. Вроде поставили точку, и я понял, как глубоко может дышать человек. Толку только ноль. Неинтересно жить, когда весь кислород твой, и не с кем его даже разделить. Кстати о кислороде. Опять вспомнил согревающие моменты, и как быстро он в них кончался. Оценить, как искусство и двигаться дальше. Вот и я уже недалеко от подъезда.

Ловлю ее взглядом, стоит уже у входа. Перебирает с ноги на ногу, и злобным лицом машет рукой. Не зря спешил. Подбегаю, милое приветствие с потоками воздуха. Понимаю ведь, как сильно меня глючит, а она уже любезно открывает мне дверь и улыбается. Успел с ней даже поспорить пока поднимался на второй этаж, это был милый спор. И вот я сворачиваю в сторону кладовки. Мои ребята уже встречают с открытой дверью. Это была самая лучшая кладовая в моей жизни, это, черт подери, супер-мужской клуб. Собираюсь заходить, как ее рука меня резко тормозит за плечо. А окружающим показалось, что я одернулся без причины. Услышал легкий, нежный шепот: «Я скучаю». Ну все. Что такое любовь? Это, когда внутри тепло, как мне сейчас Глобальное помешательство, та конечная, о которой все говорят. И я как раз приехал.

Забегаю, быстро срываю шарф и куртку. Дико рад видеть друзей. И мой мозг успевает пропустить еще одну мысль, прежде чем алкоголь его выключит. Да, кажется я нащупал. Вот она, та самая ситуация. Я с хлопком по столу ставлю виски. Это явно выглядело гордо. Улыбаюсь, начиная растворяться в утоляющей боль атмосфере. Я понимаю, что если бы ты сейчас спросила меня, скучаю ли я? Я бы точно, тихо наклонившись, сказал: «да»…

Она была странной девушкой. Ей тогда прилетело небольшое наследство от покойного дедушки. Будучи вообще не понимающей как пользоваться деньгами, потому что родители ее не баловали, она уехала на море и на все оставшееся сняла номер в гостинице на берегу на год. Любила легкую одежду и потому ежедневно появлялась на глазах отдыхающих только в шелке. Такая загорелая колумбийка. Вся в платках, идеально подходящих для индийского танца. Платок чтобы завязать на поясе, и еще один прикрыть бюст. Любила она причуды, коль сама была причудливой. В иной раз она даже не раздевалась и плавала так. Одеяния шли в ритм волнам, солнечные лучи пробивали одежду даже под водой, и все это казалось волшебно медленным. Она была самой великолепной из всех чудных людей на планете. Она удивленно даже смеялась под водой. Не в компании с местной молодежью, ей было весело и в одиночестве, разглядывая как на подушечках пальцев появляются морщинки. И после отдыха в лагуне, сладко приземлялась на песок, не слишком далеко, чтобы волны слегка могли щекотать ноги. Скрестив так нежно ножки и запрокинув голову. Словно довольная черепашка поглощала и без того лишний витамин D. Насколько безмятежно она себя тогда ощущала. Привстав она решила пройтись до смотровой. Песок прилип к влажному телу. И насколько известно, на море песок не входит в список тех веществ, что принято называть грязью на вещах. Это было обыденным и уже не вызывало страсти в глазах. Стояли недалеко от пляжа скамейки, чуть выше берега. Чтобы оттуда наблюдать безграничность соленой воды и изредка ловить взглядом мошек кораблей. На одну из таких она и решила потратить пару лишних часов. Распластав руки по спинке, вновь сладко запрокинув голову в солнечных очках, она решила загорать под другим углом.
-Вы смеетесь в небо закрытыми, вероятнее всего, глазами будучи находясь в полном одиночестве на смотровой. Вам наверное очень нравится жить, либо же вы просто обкурились.
- А даже если я и не в трезвом состоянии, разве часто доведется тебе увидеть человека, так любящего жизнь?
- Да тут в курортной столице их пруд пруди. Это похвально ловить себя на таком ощущении, конечно же, но я подошел попросить вас уйти
-Это почему же? Я слишком искренне радуюсь???
- Вы пачкаете мою скамейку
- Я значит настолько грязно выгляжу?
- песком
-Ну явно не я здесь кумарила
- Девушка послушайте, радость существования прекрасна пока вы не влюбитесь, по вашим глазам видно же, что вы с этим ремеслом не сталкивались. А сейчас я пытаюсь поймать удовольствие в другом, разглядывая законченную мною сегодня новую скамейку. Если вы не заметили, она выделяется среди остальных.
- И такой нарцисс мне будет рассказывать про радость жизни? Конечно кроме тебя собственного тебе и нет красоты вовсе. Наверное просто не нашел свою любовь и пустился во все тяжкие, где-то на краю мира делая скамейки для отдыха возле моря, при этом запрещая на них садиться.
- Милая, я не запрещаю тебе садиться. – Присел рядом ее ровесник. – Просто ты ее испачкала песком прилипшим к твоему горячему телу. Я конечно еще тот энтузиаст, но врятли я смогу уговорить тебя даже на свидание после обвинения на покушение скамейки.
- Мне ужасно скучно в номере. Вот я и решилась развеяться тут. Раз ты сюда пришел, значит обязан со мной поговорить. Ты ведь джентельмен.
- Ты так думаешь?
- У тебя щетина как у него.
Темы быстро себя изживали и улетали прочь песком, подгоняемым бризом. Закат молчаливо поглощал, по большей части, ненужную информацию из их уст, пока они обсуждали одежду и цветы.
-Будешь мармелад?
-Давай. Я Кристина, кстати.
- Это должно меня остановить поделиться?
- Если только тебя зовут Валентин.
- Мармеладным мишкам все равно. Но я Марк, все же.
Небо вдалеке подмигивало молниями, стрекозы по соседству давали ритм беседе своим жужжанием. Так и зарождается желание обсудить жидкость в розовом флаконе.
- А это холодно? Любить?
- Думаешь может быть ниже 10 градусов? В любом случае я слышал, что влюбленные дарят звезды, а чувство зависимости от другого человека пробирает до самых костей. Это едкая дрянь, от которой можно забыть как дышать. Любовь оскверняет настоящие чувства человека, а не возвышает их. Отзывы не из лучших, правда? Потому я и предпочитаю думать, что любви не существует.
- Как у тебя все просто. Считать что то, чего ты не понимаешь, всего лишь вымыслом сумасшедших.
- А разве не сумасшедшие подписываются терпеть такое?
- Любовь прекрасна, дурак. Она дарит крылья, угощая стимулом жить. Ее сладкий вкус тягуч и медленно тает во рту, тем самым позволяя насытиться даже самой скрытой ноткой счастья.
-Поглядите, как же низко мы летаем.
- Потому что говорим о любви?
К ключевому этапу разрушения мифов о любви, небо уже стало безоблачным, ночь поглотила скамейку. Они, укутавшись пледом, успевали считать звезды во время перечисления возможностей страстей.
- Просто я еще не нашла того самого.
-Так много вкладывать смысла в два слова. Вот что и есть сумасшествие. «Тот самый» - это обычный парнишка, изгибы улыбки которого тебе будут сниться по ночам. Причем именно по ночам, в период стереотипных действий вроде ночного покоя. А вот загорать ночью попробуй? Я бы ночью загорал.
- Эта улыбка ведь будет идеальной.
- Разве так влюбляются. При просмотре чужих улыбок? Есть же зеркало, неужели мало. А тут ловить идеал на зубах. Хотя влюбиться то и можно, но вот полюбить… Точно нет.
- Влюбиться в улыбку можно по-твоему все же. Но как можно влюбиться, но не полюбить?
-Хих, ты смешная. Здесь же все просто, красавица. Тебе нравится улыбка и ты уже обещаешь подарить звезды. И понеслась. А через год, эдак через два в солнечный вторник улыбнется тебе тихонько и скромно на противоположной стороне девчонка, явно из-за стеснения и не более того. А тебе и этого будет достаточно, чтобы делить с ней чизкейки. Так и происходит твоя влюбчивая смена улыбок. Циклично.
- Я знаю, что полюбив, тебе будет казаться идеальным в человеке все, а не только лишь улыбка. Каждая черта тела для тебя будет единственной и неповторимой. Одной такой – теплой и приятно пахнущей.
- Филосовско…. Но ведь все мы после душа именно такие. Но почему то смыв с себя грязь после очередного рабочего геморроя к нам не поступают любовные признания от соседок пониже.
-Дурачок. – Она засмеялась, возможно в ритм молниям, возможно в ритм ее собственных душевных нот. Но кажется тот смех сыграл свою роль. Свою роковую роль. Толкающую создавать все более красивые пейзажи на асфальте возле моря. Творить изобразительные шедевры из дерева, а не просто скамейки. Стимул, который угостил мармеладом.
Здесь, в гладкую ночную пелену уместились не только людские принципы. Здесь даже нашлось место для любви. Она ведь царит везде, в каждом оттенке и шлейфе запаха. Это только ее проявление. Молния – не стрела амура, но только не в эту ночь.
- Как ты думаешь, сколько нужно улыбаться человеку, чтобы понять, что именно его улыбка тот самый, ломающий полушария, идеал?
- Думаю полгода и пачки мармелада хватит.
- Ну у нас с тобой хотя бы мишки есть.
Попробуйте это с мармеладом. Будьте уверены – пожалеете. Марк мог зафиксировать в фокусе любые мимики на своем лице, кроме влюбленности. Это было впервые.
- Эй, тебя так затронуло, что я назвала тебя дурачком?
- Я…Эм…Тебе не холодно?
-Я почти лежу на твоей идеальной, как улыбки моих вкусов, скамейке, обсуждаю любовь с незнакомцем и ем мармелад. Мне определенно тепло.
-Тогда почему мы все еще обсуждаем чей то вымысел? Смотри уже светает. Прощебетай мне что-нибудь в этот рассвет, я думаю это будет прекрасно, только без улыбок.
-Ты ведь не забудешь меня?
-Я не собирался даже запоминать.
-Врешь, наверное, я купаюсь здесь каждое утро и у меня есть еще 273 рассветов в кармане, 273 возможностей услышать мифы про любовь от тебя.
- Ты не изменишь своего мнения, неужели я говорил неправильно?
- Как знать. – Она, улыбнувшись привстала. – В любом случае, ты знаешь на какой стороне южного берега меня искать, если вдруг захочешь искупнуться вместе. Только строгий дресс код: без молотков с деревом и в одежде. Понимай как хочешь. Я обожаю плавать в этих платках. Будто они созданы для этого. – Ее шаги выстраивали расстояние между скамейкой и его чувствами. – Возможно увидимся через 4 часа. Но на всякий случай – прощай, любитель скамеек.
Последняя в этот час улыбка. Ее одежда, если ее таковой можно назвать, развивалась на атмосфере. Движения в сторону берега, но не номера, противоречили ее словам. Легкий бюст исчез в волнах из песка и лучах солнца, пока Марк прожевывал последний мармелад.
- Неужели она так просто встала и ушла? Что-то неясное мне намекнула и скрылась, оставив лишь песок на моей скамейке. А может песок это компас? Мне идти за ней? Кому я вообще это говорю???
Океанская прохлада уносила песчинки со скамейки прочь, пока юноша думал, что ему делать дальше.