...или почему называться сегодня рыцарем не такая уж и большая честь.
В современном представлении рыцарь – это одетый в стильные доспехи храбрый юноша, который покоряет сердца дам и борется со злом. Этот герой добр и остроумен, честен и смел. Он без раздумий встает на защиту слабого, помогает нуждающемуся. Красивый образ, который с реальностью не имеет ничего общего. В действительности рыцари были достойными продуктами своей эпохи: профессиональными убийцами, которые уважали только силу и стремились к власти.
Откуда взялись рыцари
Слово «рыцарь» означает «всадник». В свое время поляки позаимствовали немецкое ritter, превратив его в rусеrz, а от соседей это слово перешло уже к нам. Само собой, на скаку было принято убивать еще во времена Древнего Рима, но как отдельное сословие конники выделились только в эпоху Средневековья – около VIII века.
До этого периода феодальной системы, а значит и рыцарей не существовало: богатая церковь раздавала солдатам землю за службу, уцелевшие римские наместники использовали остатки легионов, а варварские короли воевали неорганизованными ватагами. Постепенно один из таких варварских народов – франки, – подмяли под себя территории современных Франции и Германии, превратившись из королевства в настоящую империю. Земельные наделы для солдат кончились, а с юга начали наступать мавры. Пришла пора что-то менять.
В 717 году майордомом франков стал Карл Мартелл. За период своего правления он отменил «всеобщий призыв», позволив служить тем, кто был в состоянии купить себе коня, оружие и доспехи. Взамен состоятельные воины получали земли – до реформы они принадлежали церкви. Пока всадник был готов воевать на «правильной стороне», новообретенное имущество оставалось за ним. В противном случае знатный воин мог обнаружить себя буквально нищим. Бедняки, кстати, тоже становились солдатами, но не получали ничего, кроме небольшой регулярной платы*.
*А служить их часто забирали насильно.
Окончательный вид рыцарское сословие приобрело к началу IX века во время правления внука Карла Мартелла – императора Карла Великого. Титул стал переходить по наследству – старший сын всадника наследовал все его имущество. Произошли изменения и в военном деле. Каждый год, в мае, войско являлось на сборы, где император объявлял планы на «предстоящий сезон». Месяц выбрали не случайно: сотни и тысячи лошадей необходимо было чем-то кормить, а к концу весны как раз поспевала трава.
Что еще за феодалы?
Призванием рыцаря было служение своему господину. Всадник был основой и смыслом существования феодализма. Система предполагала наличие вассала (тот, кто служит) и сюзерена (тот, кому служат). Здесь уместна аналогия со структурой современной организации: в самом верху находился король (генеральный директор), ему непосредственно подчинялись герцоги (заместители директора), ниже находились графы (руководители отдельных направлений), на следующей ступеньке стояли бароны (лидеры внутренних команд), а на нижнем уровне находились, собственно, рыцари. Последних можно сравнить с рядовыми работниками.
На этом сходства кончаются. Во-первых, каждый сеньор владел феодом*, который обычно передавался по наследству от отца к старшему сыну. В своих владениях феодал был абсолютно самостоятельным правителем. Господин сам вершил суд, собирал налоги, занимался обеспечением безопасности и даже объявлял войну другим феодалам. Фактически, этот человек делал что и хотел и как хотел – в пределах своей земли.
*Речь, конечно, о земельном участке. Другие его названия - «фьеф» и «лен».
Во-вторых, представители средневекового дворянства порой были богаче короля, владели более многочисленной собственной армией и обладали значительным авторитетом. Из-за этого «служение» короне зачастую превращалось в «сотрудничество», если не сказать больше.
Таким образом, местные князья являлись королями в миниатюре. Они бесконечно грызлись между собой и игнорировали приказы своих сюзеренов*.
*Во время Столетней войны французы вчистую проиграли англичанам битву при Креси из-за тотальной неорганизованности. Дворяне за день до битвы напивались и выясняли, кто достоин вести их в атаку. Не договорились ни до чего – с соответствующим результатом.
Становление убийцы
Чтобы понять, почему в первых строчках взялась настолько бескомпромиссная характеристика рыцаря, нужно проследить путь его становления. Он был очень непрост. Все окружение, весь мир вокруг утверждали: будь жестким, будь сильным - или проиграешь. Деньги в то время тоже считались индикатором успеха, но золото само по себе давало статус разве что ростовщика.
С раннего детства рыцаря воспитывали как воина. До 7-8 лет мальчик рос в семье родителей: играл с деревянными мечами и копьями, сооружал снежные крепости и соревновался с другими детьми. После будущего рыцаря ждала первая ступень карьеры – его забирали пажом в чужой замок. Он покидал свой дом на долгие годы, причем не всегда по доброй воле*.
*Знаменитый английский рыцарь XII века Уильям Маршалл начал карьеру заложником у короля Стефана.
Юные пажи помогали по хозяйству под присмотром женщин, а через некоторое время им доверяли работы на псарнях, в конюшнях и вольерах с охотничьими соколами владельца замка. В арсенале пажи ухаживали за снаряжением и чинили его. Мальчикам объясняли, как устроены доспехи и как куется оружие – эти знания тогда явно не были лишними.
Пажи тренировались в искусстве верховой езды, в том числе управления боевым конем. Учились носить тяжелую броню – с самого раннего возраста. Упражнялись с оружием. Изучали повадки животных, чтобы охотиться на них и добывать пищу. Ежедневные тренировки были изнуряющими, а работа протекала от рассвета до заката.
К 14 годам прошедшие обучение пажи становились сквайрами. Теперь уже им прислуживали другие пажи, в то время как сами сквайры несли службу при рыцарях. Их обязанности оставались прежними, разве что куда больше внимания уделялось боевой подготовке*. Если господин ехал на войну, сквайр следовал за ним и сражался рядом. В какой-то момент (обычно между 18 и 21 годами) он посвящал слугу в рыцари – это означало начало полноценной «карьеры» в феодальном обществе.
*Пажи и сквайры прислуживали за столом, подавая еду и напитки. Сегодня это кажется унизительным, но в эпоху Средневековья подать кубок вина благородному рыцарю любой мальчишка почел бы за честь.
Конечно, будущий рыцарь изучал также грамоту и этикет, но они были далеко не так важны, как сила, выносливость и навыки обращения с оружием. Какому-нибудь купцу позволительно было садиться на лошадь, медленно просовывая ногу в стремя и тяжело переваливаясь в седло. Воин должен был делать это в одно мгновение: прыжком, без помощи стремян, будучи одетым в полный комплект доспехов. Если же он этого не умел, то считался попросту неполноценным*.
*Нет, это не преувеличение.
Не добродетельный
Многие наверняка слышали о рыцарских добродетелях. Они сформировались под влиянием церкви (рыцари были основой ее благополучия) и поэзии (поскольку всадники являлись еще и символом эпохи). Согласно добродетелям, благородный воин должен был ежедневно слушать обедню, рисковать собой за католическую веру, держать слово, быть честным, защищать слабых и невиновных, избегать грязного заработка, служить короне и бороться против любого зла.
Эти правила относились только к людям благородного происхождения и, отчасти, служителям церкви. Даже с такими оговорками они соблюдались… не всегда.
В 1379 году отряд сэра Джон Арундела грабит женский монастырь, насилует монахинь, убивает гостей и женихов на свадьбе*, садится на корабль и отплывает. Монахинь и выжившую невесту юноши берут с собой. Но поднимается штормовой ветер и сэр Джон приказывает всех женщин отправить за борт. Тонет шестьдесят человек.
*Женщин перед этим, разумеется, тоже насилуют.
В 1327 году благородные рыцари Джон Мальтраверс и Томас Гурней по чужому приказу убивают заточенного в темнице короля Эдуарда II. Смерть должна была казаться ненасильственной, так что парочка выдумывает оригинальный способ: королю вколачивают в зад раскаленный железный прут. Надо ли говорить, что это не единственные примеры подобной жестокости?
Что касается простолюдинов, то те обитали как бы в другой, параллельной благородным рыцарям реальности. Мир дворянина и мир землепашца пересекались либо когда второй приносил оброк в господский дом, либо когда первому было что-то нужно: еды, ночлега, женщины или чужой смерти.
При всем перечисленном крестьяне и прочий люд «низкого» происхождения не отставал в жестокости от дворян. Каждый старался унизить слабейшего: мужи били жен, женщины гоняли детей, а мальчишки издевались над животными. На казни собирались десятки, даже сотни людей. Место телевизионных шоу в Средневековье занимали разрывания лошадьми, повешения, обезглавливания или пытки.
Если после экзекуций на трупе оставалась какая-то приличная одежда, к утру ее успевали снять. Вещи в тогда ценились гораздо выше, а страх перед мертвыми был куда меньше.*
*Средневековый человек слишком часто видел вблизи мертвецов, чтобы бояться их. Войны, эпидемии и казни начисто выгнали из него брезгливость, настроив на более практический лад.
«Нам нужны люди, с одной стороны высокой морали, а с другой – способные убивать хладнокровно, без угрызений совести. Потому что именно угрызения делают нас слабее», - сказал полковник Курц, персонаж фильма Apocalypse Now. Вьетнам – не туманные поля Европы шесть веков назад, но политтехнологи того времени пришли к точно таким же выводам. Более того, они успешно воплотили их в жизнь.
Средневековый рыцарь был достаточно образован, чтобы поддержать светскую беседу, достаточно жесток, чтобы зарубить своего собеседника за одно неверное слово, и достаточно силен, чтобы делать то и другое несколько часов подряд. Большего от него было и не нужно.
Вместо послесловия
Англия, Корнуолл. Середина осени. На вершине холма стоит замок. Всю западную часть его стен покрывают строительные леса, но рабочих вокруг не видно, как и стражи - на стенах. Не снуют телеги с припасами, не слышно лая борзых, не поднимаются над крышами столбы дыма: замок почти опустел. Лорд этих земель сбежал от влиятельных кредиторов в Крестовый поход, оставив лишь крошечный гарнизон и управляющего с несколькими слугами.
У подножия холма расположилась небольшая деревня: дюжина крестьянских халуп, солидный дом мелкого землевладельца-йомена, колодец, деревянная церквушка и общинные поля вокруг. Смеркается. Крестьяне заканчивают дневную работу на полях и возвращаются по домам. На краю деревни трое мальчишек кидают камни в щенка, привязанного к столбу ворот. Именно они первыми замечают приближающихся всадников.
Их четверо. Никому из всадников еще не исполнилось тридцати. Все они отпрыски дворянских родов, но наследником повезло быть только одному – бородатому мужчине в начищенной до блеска кольчуге. Остальные, будучи младшими сыновьями, не получили ничего, кроме знатных фамилий и некоторой суммы денег.
В полдень рыцари охотились на фазанов и пили вино. Тем же утром – пировали в замке будущего наследника и состязались в кулачном бою за право поцеловать край платья одной из дам. Но сейчас они устали, вновь проголодались, а вино еще не успело выветриться из их голов. Когда младший из рыцарей насаживает на копье щенка, раздается одобрительный гогот его товарищей: юноша проделал этот трюк на полном скаку.
Мальчишки успели скрыться еще до того, как всадники заметили их; теперь они наблюдают за происходящим с конька самой высокой крыши – двухэтажного дома йомена. Крестьяне же спешат спрятаться в своих домах. К тому моменту, когда четверка рыцарей въезжает на площадь, раздается лишь короткий стук закрывающихся ставень. А затем наступает тишина.
Первым спрыгивает с коня мужчина в кольчуге, его примеру следуют трое остальных. Они одеты попроще, в стеганные куртки, но это продиктовано скорее практичностью, чем бедностью. Всадники прекрасно знают, что хозяин местного замка сбежал вместе с войском, а мотыги и вилы в крестьянских руках не способны причинить им существенный вред.
Низкий молодой мужчина с пышными усами набирает из колодца воды в поилку и подводит к ней лошадей. Остальные в это время принимаются о чем-то спорить. В конце концов они расходятся в разные стороны: вожак распахивает двери церквушки напротив, лысоватый рыцарь начинает колотить шипастой булавой в двери зажиточного йомена, а юноша обходит площадь по кругу, заглядывая в окна.
Спустя непродолжительное время на площади у колодца оказываются на коленях священник, землевладелец и девушка. Низкий усатый рыцарь, посмеиваясь, связывает ноги крестьянина и подвешивает его вверх ногами на растущем рядом дереве. Четверка достает луки и начинает упражняться в стрельбе. Они стараются растянуть забаву подольше, целясь в конечности и живот, но йомен очень скоро перестает кричать. Наступает очередь следующей жертвы.
Поскольку поивший лошадей всадник не участвовал в поисках, его снова заставляют заняться работой. Он роет яму, а затем сажает туда служителя церкви. Рыцари, весело насвистывая, ногами заваливают землей оставшееся пространство. Снаружи остается только голова несчастного. Бородатый рыцарь в кольчуге опускается на колени рядом и глумливо начинает читать по памяти строчки из сборника Correctorium Sorbonicum - первое соборное послание апостола Петра. Его младший товарищ, знающий латынь, вставляет остроумные комментарии. Менее образованные рыцари заходятся петухами.
Приходит пора последней шутки. Вожак на глазах священника грубо насилует девушку и передает ее дальше по кругу. Довольные собой рыцари меняют положение так, чтобы оказаться точно над головой священника. В конце концов они удовлетворяют свои потребности и бросают девушку там, где она была.
Ни на что и ни на кого больше не обращая внимания, пришельцы садятся на лошадей и нарочито медленно выезжают из деревни. За все время их пребывания из окрестных домов не донеслось ни звука: ни всхлипа, ни грозного окрика. Никто не пришел на помощь жертвам, никто не пытался бежать. Для жителей деревни эти минуты явились кошмаром, который стал обыденностью еще до их рождения.
Наблюдающие за происходящим мальчишки поражены до глубины души. В их понимании свершилась справедливость: сильный унизил слабого. К тому же они уверены, что каждый получил по заслугам. Богатый йомен жил лучше остальных, девушка узнала, каково быть с мужчиной, а священнослужителю преподали урок смирения. Пока мальчишки слезают с крыши, каждый из них воображает себя рыцарем. В их головах мелькают образы замков, оружия, мертвых тел, женщин...
И больше ничего.