
«Кровавые алмазы её сердца»
7 постов
7 постов
Алмаз рассыпался в прах.
Лира наблюдала, как последние алые нити растворяются в воздухе, превращаясь в блёклые искры. Её запястье, ещё вчера сжатое холодом проклятия, теперь было свободным — лишь бледный шрам напоминал о том, что всё это не сон.
Каин стоял рядом, его плечо тёплым грузом прижималось к её плечу. Он молчал, но его пальцы, сплетённые с её пальцами, говорили достаточно.
— Мы сделали это, — наконец произнесла Лира, и её голос прозвучал непривычно тихо.
— Нет, — Каин повернулся к ней, его глаза — эти вечно насмешливые, вечно яростные глаза — теперь были мягкими. — Ты сделала это.
Она хотела возразить, но он не дал. Его губы накрыли её, медленные, тёплые, как первый луч солнца после долгой ночи.
— Теперь что? — спросила она, когда они разъединились.
— Теперь, — Каин ухмыльнулся, — мы живём.
— Это всё?
— Нет.
Он достал из кармана смятый лист бумаги и развернул его перед ней.
— Контракт, — прочитала Лира. — «Каин Веландр обязуется не исчезать без предупреждения, не врать о причинах своих шрамов и не провоцировать Лиру Салемар на убийство чаще трёх раз в неделю».
— Подпишешь?
Она рассмеялась.
— Это худший контракт в истории.
— Зато единственный, который тебе стоит подписать.
Они обменялись рукопожатием — и в тот же миг Каин перевернул её, прижав к стене.
— Нарушаю пункт три, — прошептал он.
— Я заметила.
— Будешь убивать?
— Позже.
Эпилог: Пять лет спустя
Вальсирра больше не была городом мёртвых.
Разбитые витражи заменили на новые, улицы очистили от теней, а на площади, где когда-то стоял храм с алмазом, теперь рос сад.
Лира сидела на скамье, её платье — уже без стальных вставок — развевалось на ветру.
— Мама! — маленькая девочка с чёрными, как у Каина, волосами и острыми, как у Лиры, глазами подбежала к ней, размахивая деревянным кинжалом. — Папа опять учит меня драться!
— Конечно, — Лира подняла взгляд на Каина, который неспешно шёл за дочерью. — Он же не может научить тебя чему-то полезному.
— Я научил её жарить яйца, — возразил Каин.
— И сжёг полкухни.
— Зато вкусно.
Девочка засмеялась и потянула Лиру за руку:
— Пойдёте смотреть, как я побью папу?
— Обязательно, — Лира встала, но Каин перехватил её за талию.
— Ты на её стороне? — спросил он.
— Всегда.
— Предательница.
Она потянулась к его губам, но их прервал крик:
— Эй, вы трое! — На пороге дома стояла та самая женщина со сковородкой. — Ужин готов!
— Спасибо, тётя Ирья! — крикнула девочка и побежала к дому.
Каин вздохнул:
— Надеюсь, сегодня не будет летающих сковородок.
— Скучаешь по драконам?
— Нет.
Они посмотрели друг на друга — и рассмеялись.
Потому что алмаз был разбит.
Потому что тени остались в прошлом.
И потому что их история — такая яростная, такая неидеальная — наконец-то стала той, о которой пишут в сказках.
Долго и счастливо.
Конец.
P.S. А если где-то в другом мире Морвен вдруг шевельнётся в своём прахе… Ну что ж. У Каина и Лиры всегда найдётся запасная сковородка.
Всем привет! Я — Екатерина Книжная, и сегодня я расскажу вам одну историю из моей жизни в старости. Да-да, именно так — не философия, не психология, никаких глубоких выводов. Просто кусочек моего дня, яркий, как рассвет над горами. Так что наливайте свой любимый напиток — чай, кофе, а может, даже что-то покрепче (я не осуждаю!) — устраивайтесь поудобнее, и... погружаемся!
Вот так всегда! Просыпаюсь я затемно, когда даже самые отчаянные совы уже давно почивают, а первые петухи только-только начинают клевать носом. Но мне не спится — потому что я знаю: где-то там, за дальним лесом, уже подмигивает первая розовая полоска зари.
Вылезаю из-под лоскутного одеяла (сшила сама, между прочим, из старых платьев — модницы бы обзавидовались!), накидываю на плечи потёртый, но уютный плед в цветах и иду на кухню. Ах, эта кухня! Маленькая, с деревянными полками, где в баночках с надписями «Для бодрости», «Для сна» и «А это просто вкусно» хранятся мои травяные сокровища. Сегодня беру щепотку мяты, пару листиков смородины и... ой, а это что? Да это же та самая «веселушка» — душистая травка с фиолетовыми цветочками, которую я нашла у самого края оврага. Ну ладно, щепотку и её!
Чайник закипает с шумом, будто торопится на свидание с рассветом. Я наливаю воду в любимую чашку — ту самую, с трещинкой и надписью «Лучшей бабушке» (внуки подарили, а я так и не призналась, что трещина появилась, когда я ею... гм... колола орехи в прошлом году).
И вот он — священный момент. Я выхожу на веранду.
А там... О, друзья мои, там такое!
Воздух ещё холодноватый, прозрачный, будто стеклышко, и пахнет сырой землёй, хвоей и чем-то неуловимо сладким — то ли цветы распускаются, то ли сама весна вздыхает. Я устраиваюсь в своём скрипучем кресле-качалке (оно старше меня, но держится молодцом) и делаю первый глоток. Тепло разливается по телу, а в голове вспыхивают строчки:
«Утро пахнет росой и немножко грехами...»
Ой, нет, это не то. Вычёркиваю мысленно.
Над рекой клубится туман, будто старый маг варит зелье. А вот и первые лучи — золотые, наглые, лезут прямо в глаза! Я щурюсь, но улыбаюсь. Солнце — оно как старый друг: хоть и светит иногда слишком ярко, но без него скучно.
Птицы... Ах, эти птицы! Сначала солист-дрозд выводит свою чёткую трель, потом к нему присоединяется воробьиная банда — чирикают, перебивают друг друга, как базарные торговки. А вон, смотрите, в вышине уже кружит ястреб — важный, как мэр нашего городка.
И тут... происходит чудо.
Из кустов выскакивает заяц. Да не просто выскакивает — а садится прямо напротив меня, умывает лапкой мордочку и смотрит, будто говорит: «Ну что, старуха, опять травку свою волшебную пьешь?»
Я хохочу. Чай действительно хорош.
А потом беру блокнот. Он у меня толстый, в кожаном переплёте, с закладками из засушенных цветов. Перо скрипит по бумаге, оставляя следы, как тропинки в лесу. Пишу про зайца-нахальца, про солнце, которое сегодня особенно наглое, про туман над рекой...
И вдруг понимаю: мне 85, а я чувствую себя девчонкой, которая только-только открыла, что мир — это огромная, дивная сказка.
Эх, если бы молодые знали...
Старость — это не «ой, всё». Это когда ты наконец-то можешь плевать на условности, пить чай с непонятными травами, разговаривать с зайцами и писать такие истории, от которых потом внуки будут покатываться со смеху.
Так что, дорогие мои, если доживёте до моих лет — собирайте травы, верьте в чудеса и не забывайте, что самое вкусное в жизни — это...
Ой, чайник опять кипит. Пойду ещё чайку заварю.
Ваша Екатерина Книжная — старушка, но не скучная!
P.S. Если заяц придёт завтра снова — обязательно спрошу, не хочет ли он добавить в чай медку. Вдруг заговорит?
Дом воспоминаний
Я захожу в дом, где когда-то жили мои близкие. Здесь мне всё так знакомо, и каждая деталь будто шепчет о приятных мгновениях прошлого. Вещи и мебель давно состарились, но среди них есть то, что бесценно для меня. Это книги.
Я беру с полки одну из них. Как приятно ощущать её тяжесть в руках, шероховатость пожелтевших страниц… От времени они стали только дороже. Да, годы не пощадили их, но они в прекрасном состоянии — ведь их так бережно хранила моя бабушка. Она обожала книги, и эта любовь передалась мне.
Я росла рядом с ней и почти всегда видела её с книгой в руках. Со временем я стала такой же. Бабушка научила меня читать — да-да, вместе с советским холодильником «Юрюзань»! И читаю я хорошо аж с четырёх лет.
Листаю страницы, вдыхаю их терпкий аромат и натыкаюсь на вложенные записки, вырезки из газет и отрывных календарей — романсы. Бабушка обожала их, и мы часто напевали их вместе: по дороге на работу, во время долгих прогулок на дачу… Путь был неблизким, и до сих пор я помню большинство её любимых романсов наизусть.
Я обязательно перевезу всю библиотеку к себе. И когда станет грустно, подойду к этим полкам, открою старую книгу, найду между страниц знакомые ноты, запою тихонько — и снова улыбнусь, окунувшись в светлые воспоминания.
И тут меня охватывает другая мысль: а что останется в моём доме, когда меня не станет? Будет ли здесь что-то ценное для других? Что случится с этим жильём? Как быстро оно перейдёт в чужие руки… или, может, останется в семье? Захотят ли мои дети и внуки что-то сохранить? Будут ли у них такие же тёплые воспоминания?
Дом-мир
А ведь я — тот самый дом, который однажды осиротеет. Я необычный. Во мне много комнат, и каждая — словно отдельная вселенная.
Одна — светлая и просторная, с современной мебелью и огромными окнами. Другая — будто домик хоббита из Властелина Колец. Третья — сплошь уставлена книжными полками в старинном стиле. Четвёртая — без окон, тёмная и почти пустая: лишь рабочий стол, ноутбук и груды рукописей, разбросанных в творческом беспорядке. А на самом верхнем этаже — даже мини-обсерватория.
Я — целый мир человека, который жил в своих фантазиях. Когда мои дети и внуки приходят, они счастливо разглядывают каждый уголок, будто видят его впервые. Им нравится здесь бывать — ведь они провели в этих стенах столько тёплых моментов.
Но самое любимое место — кухня-гостиная с выходом на террасу и во внутренний дворик. Стоит шагнуть туда — и ты будто попадаешь в сказочные джунгли. Волшебно!
Дом большой, он может вместить всех, кто захочет прийти. Каждая комната — новый мир. И каждые выходные родные собираются здесь: смеются, поют, угощаются чем-то вкусным, ведут душевные разговоры и вспоминают забавные истории про «старушку-веселушку» — ту самую загадочную, весёлую и счастливую хозяйку этого дома.
Каин падал.Не в пропасть, не в темноту — в себя. В ту самую бездну, где тьма шептала, что всё кончено. Он чувствовал, как алмаз на его запястье, некогда пульсировавший в унисон с Лирой, теперь лишь холодно жал, как кандалы. Морвен вырвал её из его мира, оставив только боль — острую, как нож в рёбра, и глухую, как эхо в пустом черепе.Но именно в этой боли он нашёл ярость.Он поднялся.Грязь, кровь, сломанные кости — всё это было лишь топливом. Его пальцы впились в землю, словно впитывая её гнев. Меч, валявшийся рядом, застонал под его прикосновением, будто чувствуя, что хозяин ещё не закончил.
«Ты не имеешь права умирать, пока она дышит», — прошептал ему ветер.
И Каин зарычал.
Логово Морвена
Дети исчезли. Они растаяли, как тени на рассвете, когда Каин ворвался в круглую комнату. Их белые глаза, их чёрные рты — всё испарилось, будто их и не было. Осталась только чаша, пульсирующая чёрной жижей, и Лира…
Она лежала на каменном столе, её тело опутали алые и чёрные нити, будто паук завернул её в кокон. Её грудь едва поднималась, губы были синими, а кожа — почти прозрачной.
И Морвен стоял рядом, улыбаясь.
— Как трогательно. Ты даже не понимаешь, что уже проиграл, — его голос лился, как мёд, но Каин уже не слушал.
Он увидел только Лиру. И тогда мир взорвался.
Битва
Меч Каина взвыл, рассекая воздух. Морвен отпрыгнул, но лезвие всё равно оставило кровавую полосу на его безупречной шее.
— Ты стал слабее, Каин, — он рассмеялся, и тени на стенах ожили, сплетаясь в копья.
Каин не уклонялся. Он шёл вперёд, принимая удары. Каждую рану, каждую каплю крови он превращал в гнев.
— Ты забрал её, — его голос был тише грома, но от этого страшнее.
— Я лишь показал ей истину, — Морвен махнул рукой, и тени сомкнулись вокруг Каина, сжимая, как удав.
Но Каин улыбнулся.
— Ты ошибся, — он рванулся вперёд, разрывая путы. — Ты не забрал её. Ты просто… напомнил мне, за что я сражаюсь.
Его меч вспыхнул.
Не магией — яростью.
И когда лезвие пронзило грудь Морвена, тот не закричал. Он лишь удивлённо посмотрел на свою кровь, будто не верил, что она может быть красной.
— Как… банально, — прошептал он.
И рассыпался в прах.
Спасение
Каин не помнил, как вынес её на воздух.
Только холодный ветер, целующий его кожу, только её тело в его руках — лёгкое, как перо, и горячее, как пламя.
— Лира… — его голос дрогнул, будто это имя было спасением, молитвой, последним якорем в бушующем море.
Её веки дрогнули.
— Ка…ин…
Её шёпот был хриплым, но он услышал. Услышал и потерял остатки контроля.
Их губы встретились — сначала робко, почти нерешительно, будто боялись, что это мираж. Но потом — жадно, отчаянно, как если бы этот поцелуй был глотком воздуха после долгого удушья.
Она вцепилась в него, её пальцы впились в его спину, оставляя следы-обещания, её ноги обвили его бёдра, притягивая ближе, ещё ближе.
— Я думала… ты не придёшь… — она задыхалась между поцелуями, её голос дрожал.
Он прижал её к земле, его руки — сильные, привыкшие к стали и крови — дрожали, касаясь её.
— Я всегда приду. Даже если мир рухнет. Даже если небо упадёт. Я найду тебя.
Их одежда мешала. Грубая ткань, доспехи, всё, что разделяло их — было сброшено, разорвано, забыто.
Её кожа пахла дождём и кровью, его — потом и сталью, но в этом хаосе был только он, только она, только этот момент.
— Я люблю тебя… — она прошептала, когда его пальцы скользнули по её бедру, когда её тело затрепетало в ожидании.
Он остановился, заглянул в её глаза — в эти бездонные, тёмные, полные доверия и страха глаза.
— Я люблю тебя. Больше, чем жизнь. Больше, чем победу. Больше, чем сам воздух в моих лёгких.
И тогда он вошёл в неё, и мир взорвался.
Они двигались в яростном, отчаянном ритме — он толкал её глубже, она принимала его жёстче, их тела сливались в едином порыве. Её стоны, его рычание, шёпот имён между поцелуями — всё смешалось в гимн любви, боли, спасения.
— Не останавливайся… — она выгнулась, её ногти впились в его плечи, её голос сорвался на высокий, дрожащий шёпот.
Он не остановился.
Он довёл её до края, заставил кричать его имя, заставил забыть всё, кроме этого — кроме них. А потом и сам рухнул в пучину, с её именем на губах.
Их сердца бились в унисон.
Алмаз на её руке потух.
Победа.
Они лежали, сплетённые, под открытым небом. Без слов. Без мыслей. Только тепло, только дыхание, только они. Где-то далеко догорало логово Морвена. Где-то ближе — начинался рассвет.
— Ты моя, — прошептал он, целуя её висок.
— А ты — мой, — она прижалась к его груди.
И этого было достаточно.
Тьма пахла ладаном и медным привкусом крови — будто кто-то разбрызгал её по каменным стенам и забыл вытереть. Лира вдохнула, и холодный воздух обжёг лёгкие, как лезвие. Она не видела, но чувствовала — вокруг что-то капало. Медленно. Методично. Кап. Кап. Кап. Будто часы отсчитывали последние секунды её прежней жизни.
Её руки онемели. Запястья, перетянутые холодными металлическими наручами, пульсировали в такт алмазу — но теперь тот не горел, а сосал тепло из её вен, как пиявка.
— Ты проснулась.
Голос Морвена прозвучал не из темноты, а изнутри — будто чёрные шёлковые ленты обвили её мозг. Лира дёрнулась, и цепи звякнули глухо, будто комната поглощала всё, даже эхо.
— Не бойся. Скоро ты перестанешь бояться вообще.
Шорох шагов. Лёгкий, как падение сухих листьев. Потом — холодные, совсем не человеческие пальцы в её волосах.
— Открой глаза, Лира.
Она зажмурилась сильнее.
— Ах, вот как?
Щелчок пальцев — и внезапно запах: сладковато-гнилой, как мёд, смешанный с разлагающейся плотью. Её желудок сжался, желчь обожгла горло.
— Посмотри.
Её веки сами распахнулись. Комната. Круглая. Стены, покрытые шевелящимися тенями — будто под кожей камня копошились черви. В центре — чёрная чаша, наполненная чем-то густым. Оно пульсировало, как сердце, и от него тянулись дымчатые нити… прямо к её алмазу.
— Это твоя новая колыбель.
Морвен склонился над ней. Его лицо было красивым — слишком красивым. Как у статуи, которую кто-то довёл до идеала, оставив только ледяное совершенство.
— Где… Каин? — её голос звучал хрипло, будто она глотала битое стекло.
Морвен улыбнулся.
— Бежит сюда. Как верный пёсик.
Он щёлкнул пальцами снова — и чаша вздохнула. Поверхность дрогнула, и вдруг… Каин. Его лицо мелькнуло в чёрной жиже, искажённое болью. Он бежал. Спотыкался. Рубаха разорвана, по лицу стекала кровь.
— Видишь? Он даже не чувствует, что уже мёртв.
Лира закричала, но звук застрял в горле — будто кто-то сжал её глотку изнутри.
— Тссс… — Морвен приложил палец к её губам. — Ты же не хочешь, чтобы он услышал, как ты плачешь?
Из теней вышли дети. Маленькие. Босые. Их глаза были затянуты белой пеленой, а изо ртов капала чёрная смола. Они молча окружили чашу.
— Мои помощники.
Первый ребёнок опустил руку в чёрную жижу. Когда он вытащил её, пальцы горели зелёным пламенем.
— Они очистят тебя.
Прикосновение. Лира взвыла. Это не было похоже на боль. Это было… раздирание души.
— Ты чувствуешь? — Морвен дышал ей в ухо. — Как твоя человеческая слабость уходит?
Второй ребёнок коснулся её плеча. Третий — груди. Четвёртый… Она разваливалась на части. Но не тело. Воспоминания. Каин, прижимающий её к стене под дождём. Его смех. Его предательство.
— Да… Выпусти это.
Алмаз вгрызался в её плоть. Нити стали толще, чернее — они ползли к её сердцу, как корни ядовитого дерева.
— Скоро ты станешь тем, кем должна была быть.
Где-то далеко… Каин упал. Он чувствовал её боль — каждый ожог, каждый разрыв.
— Ли…ра…
Его пальцы впились в грязь. Но он поднялся. Потому что если она умрёт… Он сожжёт этот мир. И начнёт с Морвена.
Ветер больше не шептал — он выл, как раненый зверь, разрывая облака в клочья и швыряя в лицо Лире колючие капли дождя. Алмаз на её руке, ещё вчера пульсировавший ровно, теперь сжимал запястье, будто змея, медленно душащая добычу. Алая паутина нитей доползла до ключицы, и каждый её удар отзывался тупой болью где-то глубоко внутри, словно кристалл корнями врастал в душу.
Лира шла, не чувствуя ног. Грязь под ногами чавкала, липкая и холодная, как болотная трясина. Впереди, сквозь пелену дождя, маячили очертания башни — высокой, чёрной, с окнами, похожими на пустые глазницы. Это была их цель. И их ошибка.
— Ты уверен, что он здесь? — её голос прозвучал хрипло, будто она глотала песок.
Каин шёл рядом, но казалось, между ними выросла невидимая стена. Его пальцы, ещё вчера так горячо сплетённые с её, теперь были сжаты в кулаки. Даже его запах — обычно смесь кожи, стали и чего-то тёплого, древесного — теперь отдавал холодным потом и железом.
— Нет, — ответил он. — Но где-то же должен быть ключ к этому проклятию.
Его слова повисли в воздухе, пустые и бесполезные. Лира сжала зубы. Всё было не так. Всё пошло не так. Даже тот поцелуй у храма — яростный, отчаянный — теперь казался ей горьким, как пепел. Его губы были жёсткими, его руки — грубыми, а в его глазах она прочла не страсть, а расчёт. Или ей только показалось?
Башня приближалась. Её стены, покрытые мхом и трещинами, дышали сыростью и тленом. Воздух вокруг был пропитан запахом гниющих листьев и чего-то сладковато-приторного — как будто впереди лежала гора разлагающихся цветов.
— Лира… — Каин вдруг остановился, его рука схватила её за плечо. — Мы можем повернуть назад.
Она посмотрела на него. Его лицо, обычно такое самоуверенное, было бледным, а в глазах — тень. Тень страха.
— Нет, — прошептала она. — Уже поздно.
Дверь башни скрипнула, открываясь сама собой. Из темноты потянуло ледяным ветром, смешанным с ароматом ладана и… крови. Такой знакомый, такой ненавистный запах.
— Добро пожаловать, — раздался голос. Он был мягким, как шёлк, и острым, как лезвие. — Я ждал вас.
Злодей
Он сидел в кресле у камина, закинув ногу на ногу, его длинные пальцы перебирали резную рукоять кинжала. Камин не давал тепла — пламя было холодным, синим, и от него по комнате расползались тени, будто живые. Его лицо, скрытое полумраком, казалось высеченным из мрамора: высокие скулы, тонкие губы, глаза — два бездонных колодца, в которых тонул свет.
— Морвен, — Каин сделал шаг вперёд, его голос дрогнул. — Ты мёртв.
— О, Каин, — Морвен улыбнулся, и это было похоже на оскал волка. — Как ты наивен. Смерть — это всего лишь… переход.
Лира почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Его голос. Он проникал под кожу, обволакивал разум, как паутина. Она хотела закричать, но звук застрял в горле.Морвен поднялся. Его плавные движения напоминали танцора или палача — она не могла решить. Он подошёл к Лире, его пальцы коснулись её подбородка, заставив её вздрогнуть. Его кожа была холодной, как могильный камень.
— Какая прелесть, — прошептал он. — Ты даже красивее, чем он описывал.
— Не трогай её, — рыкнул Каин, но его ноги будто приросли к полу.
— Или что? — Морвен повернулся к нему, его глаза вспыхнули. — Ты убьёшь меня? Опять?
Он рассмеялся, и звук этот был похож на ломающееся стекло. В тот же миг тени на стенах ожили, сплелись в чёрные щупальца и впились в Каина, приковав его к стене. Он застонал, но не от боли — от бессилия.
Лира рванулась к нему, но Морвен поймал её за руку. Его пальцы сжали её запястье точно над алмазом, и кристалл вдруг вспыхнул, как раскалённый уголь. Она вскрикнула — боль была невыносимой, будто её прожигали изнутри.
— Видишь? — Морвен наклонился к её уху, его дыхание пахло мятой и медью. — Он даже не может пошевелиться. А ты… ты могла бы быть королевой.
— Я… никогда… — она попыталась вырваться, но её тело не слушалось.
— О, ты даже не представляешь, что значит «никогда», — он провёл пальцем по её щеке, оставляя ледяной след. — Но научишься.
Он отпустил её, и Лира рухнула на колени. Её руки дрожали, алмаз пульсировал в такт её сердцу — но теперь это было не её сердце. Это было его.
Морвен отошёл к окну, его силуэт чётко вырисовывался на фоне грозового неба.
— Ты знаешь, почему алмаз выбрал тебя? — он не ждал ответа. — Потому что ты уже проклята. Потому что в тебе есть тьма. И она… так прекрасна.
Лира подняла голову. Её глаза встретились с Каином. Его лицо исказилось от ужаса. Не за себя. За неё.
— Лира… — его губы едва шевелились. — Борись…
Но она уже не слышала. Потому что Морвен запел.
Его голос заполнил комнату, проник в каждую трещину, каждую пору. Это была песня без слов — только звук, низкий, густой, как мёд, и такой же липкий. Он обволакивал её разум, проникал в кровь, замедлял сердце. Лира почувствовала, как её веки тяжелеют, как мысли становятся чужими.
— Спи, — прошептал Морвен. — Проснёшься уже другой.
Последнее, что она увидела перед тем, как тьма поглотила её — лицо Каина. И в его глазах она прочла то, чего боялась больше всего. Разочарование.
Морвен
Он стоял над её безвольным телом, его губы растянулись в улыбке. Какая ирония. Каин, всегда такой сильный, такой непобедимый, теперь был всего лишь куклой на верёвочках. А она… она станет его шедевром.
Морвен наклонился, поднял Лиру на руки. Её тело было тёплым, живым — пока ещё. Он прижал её к себе, вдыхая запах её волос — дождь, кровь, и что-то ещё, что он не мог назвать. Что-то человеческое.
— Не волнуйся, дорогой Каин, — он повернулся к прикованному мужчине. — Я позабочусь о ней. Как ты когда-то «позаботился» обо мне.
Каин зарычал, пытаясь разорвать путы, но тени только сжались туже. Морвен рассмеялся. Этот звук эхом разнёсся по башне, смешавшись с рёвом бури за окном.
— До скорой встречи, — он сделал шаг назад, и тьма поглотила их обоих.
Остался только Каин. И холодное пламя камина, которое теперь казалось ему насмешкой.
Всё было кончено.
Или только начиналось?
Каин рухнул на колени, когда тени, наконец, отпустили его. Грудь горела, будто кто-то вырвал из неё кусок плоти, но не из-за ран — а из-за пустоты. Алмаз. Он сжал запястье, где ещё недавно пульсировали кровавые нити, связывающие его с Лирой. Теперь там остался лишь бледный шрам, как ожог от разорванной цепи.
Она исчезла.
И вместе с ней — половина проклятия.
Камин потрескивал синим пламенем, отбрасывая мертвенные блики на стены. Каин поднялся, шатаясь, и впервые за долгие годы почувствовал… слабость. Не физическую — он всё ещё мог сражаться, всё ещё был опасен. Но что-то внутри было разрушено.
Морвен знал.
Он знал, что нельзя просто разорвать связь, созданную Кровавым контрактом. Алмаз требовал баланса — душа за душу, боль за боль. И когда Морвен унёс Лиру, он оставил Каину ровно половину.
Не свободу.
Надежду.
Потому что нити не исчезли. Они тянулись куда-то в темноту, невидимые, но осязаемые. Как тончайшая паутина, дрожащая в ветре. Каин сжал кулаки.
Он чувствовал её.
Где-то далеко, за стенами этой проклятой башни, Лира ещё дышала. Её сердце билось — и его собственное отвечало глухим, неровным эхом.
Но Морвен не просто так был Главным Злодеем.
Он не стал убивать Каина.
Он сделал хуже.
Оставил его живым.
Чтобы тот страдал.
Чтобы бежал по следам, как загнанный зверь.
Чтобы в конце концов приполз к его ногам — и тогда Морвен мог бы раздавить его на глазах у Лиры.
Каин вышел из башни. Дождь уже кончился, но небо оставалось свинцовым, как будто мир замер в ожидании.
Он шёл.
Потому что алмаз, даже разорванный, всё ещё связывал их.
Потому что где-то там Лира боролась.
И потому что если она падёт — он узнает.
И тогда…
Тогда он сожжёт этот мир дотла, лишь бы добраться до Морвена.
Но пока…
Он был всего лишь тенью.
Без неё.
Алмаз на их сплетённых руках пульсировал ровно, как сердце после долгого бега. Дождь за окнами храма стих, оставив после себя лишь тихий шелест мокрых листьев. Лира оторвалась от Каина, её губы ещё горели от его поцелуя, но в глазах уже зажглась привычная искра недоверия.
— Значит, теперь мы партнёры? — она скользнула взглядом по их общим «оковам» — алые нити алмаза, опутавшие обе руки, мерцали в полумраке.
— Партнёры, союзники, любовники — называй как хочешь, — Каин провёл пальцем по её запястью, и Лира дёрнулась, будто от ожога.
— Ограничимся первыми двумя.
Он рассмеялся, но звук был прерван громким урчанием. Лира подняла бровь.
— Это у тебя желудок или один из тех монстров проснулся?
— Голод — единственное, что страшнее проклятых артефактов, — парировал Каин, разминая плечи. — Давай найдём место, где можно передохнуть. Пока алмаз не решил нас… переварить.
— Поэтично, — фыркнула Лира, но последовала за ним.
Покинув руины храма, они вышли на окраину Вальсирры, где среди полуразрушенных домов ещё теплились признаки жизни. Один из них, приземистый и покосившийся, излучал тусклый свет из щелей в ставнях. Запах жареного лука и чего-то мясного витал в воздухе.
— Идеально, — Каин толкнул дверь без стука.
Внутри было тесно, дымно и… уютно. За столом у камина сидели трое подозрительных личностей, но их взгляды мгновенно потухли, когда Каин достал кошелёк и бросил его на стол.
— Еда, вино и чтобы нас не беспокоили.
Хозяин заведения, бородатый мужчина с лицом, напоминающим смятый пергамент, кивнул и исчез в подсобке. Через минуту на столе перед героями дымился горшок с тушёным мясом, кусок чёрного хлеба и кувшин вина, которое пахло скорее кислыми ягодами, чем виноградом.
Лира, привыкшая к изыскам дворцов, скривилась.
— Ты называешь это едой?
— Нет, я называю это «не умереть с голоду», — Каин уже зачерпнул ложку и поднёс её ко рту. — Хочешь проверить на яд?
— Уверена, твоё эго нейтрализует любой яд, — пробормотала она, но тоже принялась за еду.
Вино оказалось крепким. После второго глотка Лира почувствовала, как тепло разливается по животу, а напряжение понемногу отпускает. Даже алмаз на руке казался теперь просто досадным украшением.
Каин откинулся на спинку стула, наблюдая, как огонь играет в её волосах.
— Признайся, ты рада, что я здесь.
— Рада? Возможно. Но больше я рада, что те монстры не догнали нас, — она потянулась за кувшином, но Каин перехватил её руку.
— Лира… — его голос стал серьёзным. — Мы должны поговорить о том, что будет дальше. Алмаз — не игрушка.
Она вздохнула.
— Я знаю. Но сейчас давай просто… забудем. Хотя бы на час.
Их взгляды встретились, и что-то неуловимое промелькнуло в воздухе. Каин медленно улыбнулся.
— Как скажешь, дорогая.
— И хватит меня так называть.
— Как хочешь… дорогая.
Лира закатила глаза, но улыбка выдавала её.
Через час вино закончилось, а в камине догорали угли. Хозяин давно удалился, оставив их одних. Лира, слегка поддавшаяся хмелю, развалилась на лавке, её ноги небрежно лежали на коленях у Каина.
— Знаешь, я думала, всё будет сложнее, — она жестом обозначила их сплетённые руки. — Но в итоге мы просто… сидим тут.
— Ты разочарована? — Каин провёл пальцем по её щиколотке, вызывая мурашки.
— Немного. Я ожидала больше драконов, меньше… тушёной баранины.
Он рассмеялся, но внезапно его лицо стало напряжённым.
— Что? — Лира приподнялась.
— Ты слышала?
Тишина. Затем — скрип половиц. Шёпот. И… звон металла.
Дверь распахнулась с грохотом.
— Наконец-то! — на пороге стояла женщина в плаще, с лицом, скрытым капюшоном. За её спиной клубилась тень. — Я ждала этого момента.
Лира вздохнула.
— Очередная злодейка с монологом. Может, просто пропустим эту часть?
Женщина сорвала капюшон.
— Ты украла алмаз, который принадлежит мне!
Каин почесал подбородок.
— Технически, он сейчас принадлежит нам. И, кажется, немного… вросся.
Женщина — а теперь Лира разглядела её острые скулы и глаза, горящие как угли — скрипя зубами, вытащила из-за спины… сковородку.
Да, обычную чугунную сковородку.
— О, боги, — прошептала Лира. — Это ещё что?
— Особенности применения сковородок, — сказала женщина и со всего размаха запустила её в Каина.
Тот едва увернулся. Сковородка врезалась в стену, оставив вмятину.
— Серьёзно?! — он вскочил, вытаскивая кинжал.
— Это моё любимое оружие, — женщина вытащила вторую сковородку. — Оно не ломается, не тупится и отлично жарит яйца.
Лира, всё ещё сидя, подняла бровь.
— Ну вот. Теперь у нас есть дракон.
Каин вздохнул.
— Ты довольна?
— Чуть-чуть.
Женщина, не оценив юмора, бросилась в атаку.
Послесловие
Когда через десять минут дым рассеялся, на полу лежали три сковородки (одна из них — с трещиной), разбитый кувшин и… никого.
Лира и Каин уже мчались по ночной дороге, оставив «уютное» убежище позади.
— Ты уверен, что она не догонит нас? — Лира оглянулась.
— Уверен. Но я бы не удивлялся, если бы она появилась с казаном.
Лира рассмеялась. Ветер трепал её волосы, алмаз на руке пульсировал в такт шагам, а где-то впереди ждала новая опасность.
Но сейчас, в этот момент, всё было… хорошо.
Алмаз пульсировал в ладони Лиры, словно второе сердце, а вокруг них стены храма содрогались, осыпаясь кровавыми осколками. Существа из трещин уже обретали форму — их пальцы, больше похожие на когти, царапали камень, а пустые глазницы жадно следили за каждым движением героев.
— «Ты всегда так доверчива?» — Каин прижал её сильнее, его голос звучал как смесь ярости и чего-то неуловимо мягкого. — «Или тебе просто нравится, когда тебя спасают?»
Лира оскалилась, но её рука с алмазом дрожала. Алая паутина уже добралась до локтя, и каждое биение кристалла отзывалось болью.
— «Я не нуждаюсь в спасении, особенно от тебя!» — она попыталась вырваться, но Каин перехватил её запястье, его пальцы сомкнулись вокруг её кожи так же неумолимо, как нити алмаза.
— «Ошибаешься. Теперь нуждаешься».
Он резко дёрнул её за собой, уводя от когтей первого монстра. Существо взвыло, и его крик разнёсся по подземелью, подхваченный десятками других голосов.
Бег по коридорам храма превратился в адскую гонку. Лира едва успевала за Каином, её каблуки скользили по кровавым лужам, оставленным существами.
— «Почему они не трогают тебя?» — выдохнула она, заметив, что твари шли за ней, словно притянутые алмазом.
— «Потому что я не дурак, который хватает артефакты, не читая инструкции», — бросил он через плечо, но в его глазах мелькнула тревога.
— «Ах вот как? Тогда почему ты здесь?» — Лира резко остановилась, заставив Каина обернуться.
— «Потому что знал, что ты сделаешь что-то глупое!» — его голос прозвучал громче, чем нужно, и эхо подхватило последнее слово, разнеся его по коридорам.
Лира замерла. Губы её дрогнули — то ли от гнева, то ли от чего-то ещё.
— «Ты... следил за мной?»
Каин сжал зубы, будто пойманный на краже ребёнок.
— «Назови это профессиональным интересом».
— «Назову это одержимостью», — прошипела она, но в её глазах уже играл огонёк, который Каин узнал слишком хорошо.
Они снова бежали, но теперь плечом к плечу. Алмаз на руке Лиры светился ярче, а нити добрались уже до плеча.
— «Что будет, когда они дойдут до сердца?» — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Каин не ответил. Вместо этого он резко свернул в узкий проход, прижал её к стене и накрыл своим телом, когда над ними пролетело одно из существ.
— «Ты умрёшь», — наконец сказал он, и его дыхание смешалось с её. — «Если мы не разделим контракт».
Лира зажмурилась. Она ненавидела его за эту наглость, за то, что он снова появился в её жизни, за то, что был прав...
— «Дай мне руку», — прошептала она.
Каин колебался лишь мгновение, прежде чем их пальцы сплелись. Алмаз вспыхнул, и боль пронзила обоих, но когда свет погас — нити разделились, опутав теперь и его руку.
— «Теперь мы в одной лодке, дорогая», — прошептал он, и в его глазах было что-то, что заставило Лиру содрогнуться.
И вдруг снаружи грянул гром.
Стены храма задрожали, а сквозь разбитые витражи хлынул ливень. Холодные капли смешались с потом на их коже, стекая по лицам, шеям, сливаясь с кровью на порезах.
Каин не отпускал её руку.
— «Помнишь нашу первую ночь?» — его голос прозвучал неожиданно тихо, почти нежно. — «Тогда тоже лил дождь».
Лира вспомнила. Вспомнила, как его руки скользили по её мокрой коже, как он прижимал её к стене в каком-то грязном переулке, а она впивалась зубами в его плечо, чтобы заглушить собственные стоны.
— «Я помню, как ты клялся, что больше не появишься», — бросила она, но в её голосе не было прежней злости.
Каин усмехнулся.
— «А ты клялась, что убьёшь меня, если я осмелюсь».
Он наклонился ближе. Дождь стекал по его лицу, с губ на губы, и когда их рты наконец встретились, Лира не стала сопротивляться.
Этот поцелуй был не похож на тот, что был тогда. Он был яростным, отчаянным, полным неразрешенного гнева и желания, которое так и не угасло. Его язык вторгся в её рот, зубы слегка задели её губу, а руки вцепились в её волосы, притягивая ближе. Лира ответила с той же страстью, впиваясь ногтями в его спину, словно боялась, что он снова исчезнет.
Когда они наконец разъединились, оба тяжело дышали.
— «Это ничего не значит», — прошептала Лира.
— «Конечно», — согласился Каин, но его глаза говорили обратное.
Теперь их пути сплетены — как кровавые нити алмаза. И как их судьбы, переплетённые той дождливой ночью.