Foreign Affairs: Запутанное украинское правосудие (перевод)
25 мая Надежда Савченко вернулась на родину после двух лет заключения в России. Приговоренная к 22 годам лишения свободы судом приграничного российского города Донецка за предполагаемое участие в убийстве двух российских журналистов в 2014 году, Савченко была освобождена в обмен на двух предполагаемых сотрудников российской военной разведки, удерживаемых в Украине.
Обвинения в адрес Савченко оспаривались, но её личность нет. Чего нельзя сказать о двух россиянах, Александре Александрове и Евгении Ерофееве, которые были задержаны в Луганской области в мае 2015 года. Первоначально они признали, что состоят на службе в российских военных структурах, но позже отказались от своих показаний, заявив, что при допросе на них оказывали давление (Александров и Ерофеев, как и российское правительство, утверждали, что оба были добровольцами в рядах сепаратистов на востоке Украины в момент ареста).
После длительного расследования и судебного процесса, в апреле 2016 года киевский суд признал россиян виновными в ведении «агрессивной войны» и совершении «террористического акта», в результате которого погиб украинский военнослужащий (кроме прочих преступлений). В постановлении суда было сказано, что служа в российских структурах, сражающихся бок о бок с сепаратистами, Александров и Ерофеев совершили акт агрессии против украинского суверенитета.
Оба русских являются одними из нескольких представителей своей страны, которые были осуждены за агрессию в отношении Украины с момента начала конфликта в 2014 году. Судебные процессы по делам этих людей имеют большую правовую значимость, так как впервые какой-либо суд (государственный или международный) обвинил ответчика в этом преступлении со времен Нюрнбергского трибунала 1946 года. Более того, причина и результаты этих процессов иллюстрируют, как украинская власть ловко пользуется государственными и международными законами в политических целях.
Концепция индивидуальной ответственности за иностранную военную агрессию появилась в результате мирных переговоров в Париже после Первой мировой войны. Дабы предотвратить подобные конфликты в будущем, в Пакте Лиги Наций (подписан в июне 1919 года) попытались запретить использование силы государствами, а в случае нарушений предполагались санкции. Когда Вторая мировая война близилась к завершению, точно такой же запрет был закреплен в статье 2(4) Устава организации-преемника Лиги Наций – ООН. После, когда был подписан Устав Международного военного трибунала (несколькими месяцами позже), международное сообщество создало правовую базу, которая позволяет государствам привлекать к ответственности отдельных личностей за военную агрессию.
Почти тридцать лет спустя, Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, усиливающую статью 2(4) Устава о запрете применения силы в отношении другого государства. Но она не прописывала процедуру привлечения к ответственности за такие преступления. Подобной процедуры не существовало до 2010 года, до того, как согласно Римского статуту был образован Международный уголовный суд. Тогда представители Международного уголовного суда на конференции в Кампале (Уганда) дали определение понятию «агрессия». Суть изменений, которые представители суда внесли в Римский статут, заключалась в том, что обвинения в агрессии могут быть выдвинуты только против должностных лиц, которые «фактически осуществляют контроль над или утверждают политические и военные действия государства».
Короче говоря, против политического и военного руководства. Пока эти преступления не станут юрисдикцией Международного уголовного суда, что случится не раньше января 2017 года, согласно терминам, установленным на конференции в Кампале, такими делами будут заниматься суды отдельных государств. На данный момент Украине придется полагаться на свой криминальный кодекс, который один из немногих в мире предусматривает ответственность за агрессивные военные действия.
Определение преступной военной агрессии в качестве так называемого преступления руководства и украинское законодательство поясняют, почему украинские должностные лица обсуждали возможность преследования Валерия Герасимова – начальника Генерального штаба российских вооруженных сил по обвинению в агрессивной войне. Но это не объясняет, почему ГПУ решила обвинить в этом же Александрова, Ерофеева и других представителей нижнего звена. Степень контроля отдельного человека над действиями государства, чтобы его можно было обвинить в подобном преступлении, является предметом дискуссии ученых-юристов. Но ни один серьезный анализ не может доказать, что Александров и Ерофеев отвечали всем критериям, чтобы быть обвиненными в преступной агрессии: оба являются офицерами среднего звена, которые исполняют директивы, а не составляют их. Тем не менее, украинский суд в своем вердикте отметил, что украинское уголовное право, которое определяет ответственность за преступную агрессию, основано на резолюции ООН 1974 года. Это очевидная попытка Украины привязать к этому обвинению международное право. Хотя совершенно ясно, что Украина пользуется только теми частями международного законодательства, которые помогают ей в достижении целей.
Эти и некоторые другие обстоятельства говорят о том, что судебный процесс был политически мотивирован. Складывается впечатление, что прокуроры выдвинули обвинения только с расчетом, что подсудимых можно будет обменять на Савченко: мать и сестра летчицы присутствовали на заседаниях суда, а президент Петр Порошенко позвонил Владимиру Путину сразу же после задержания русских, позже заявив, что лидеры стран составили «алгоритм» для обмена.
Политизация судебного процесса не должна вызывать удивления: в сегодняшней Украине предпочтения исполнительной власти часто стоят выше закона. Менее чем за две недели до обмена украинский парламент внес поправки в законодательство страны, которые позволили назначать на должность Генерального прокурора людей без соответствующего образования. В результате, украинский президент смог посадить в кресло главы ГПУ своего соратника.
Конечно, этот судебный процесс – не первая попытка украинского руководства представить свою страну в качестве жертвы российской агрессии. Такие утверждение часто делали украинские дипломаты с момента начала войны на востоке страны. В стране, в которой еще живо наследство Второй мировой, обвинения в международной агрессии имеют глубокий исторический резонанс и являются верным способом для правительства получить поддержку общества. На Всемирном экономическом форуме в Давосе в 2015 году президент Порошенко даже продемонстрировал во время своего выступления кусок металла от автобуса, который взорвали сепаратисты под городом Волноваха. «Если это не агрессия, то что это?», – вопрошал он.
Тем не менее, есть некоторые неувязки в оценке Украиной воинственности Москвы. Несмотря на заявления о российской агрессии, украинские должностные лица, в том числе и судьи, которые председательствовали на процессе по делу Александрова и Ерофеева, в большинстве случаев избегали называть войну на востоке страны вооруженным конфликтом. Как прописано в Женевской конвенции от 1949 года, определение событий как вооруженного конфликта приводит в действие международное гуманитарное право и действия украинской армии и руководства подпадают под более внимательное рассмотрение международным сообществом, что, возможно, может привести к судебному преследованию. Вполне вероятно, это также и причина, по которой в мае киевский окружной суд, как сообщается, под давлением администрации Порошенко, отказался признать Россию как агрессора на востоке Украины.
Этой логике вторит Ирина Луценко, депутат от партии президента, которая в феврале 2015 года объяснила, почему Украина не ратифицирует Римский статут, что будет означать распространение юрисдикции Международного уголовного суда на территорию страны. На вопрос о ратификации, Луценко ответила: «По одной простой причине. У России есть так называемая «белая книга» (широко оспариваемая информация о действиях украинской стороны на Донбассе, в которой МИД России фиксирует предполагаемые преступления украинских солдат, генералов и руководства – Ред.), наших солдат вызовут в Гаагу для дачи показаний, это их деморализует».
Когда в Киеве заявляют о том, что Россия ведет агрессивную войну на востоке Украины, свою военную кампанию украинские власти называют «антитеррористической операцией», что не является полноценным вооруженным конфликтом. Целью такого определения является уложить украинские действия в канву глобальной войны с террором. Конечно же, сепаратисты на Донбассе не являются террористическим организациями: они – обычные вооруженные формирования на службе у того, что напоминает квази-независимые государства.
Киев балансирует на этой грани с замечательным успехом. Социальные опросы от февраля 2016 года, проведенные Центром Разумкова, свидетельствуют, что 62% украинцев считает ДНР и ЛНР террористическими организациями, а 72% рассматривают Россию в качестве агрессора.
Риторика украинского правительства, которая предусматривает образ жертвы и российскую агрессию, понятна. Но правда в том, что фокусируясь на преступной агрессии и нарушении украинского суверенитета, Киев игнорирует международное гуманитарное право, не привлекая никого к ответственности за военные преступления, которые, в частности, совершают и украинские военные. Зацикливаясь на российской агрессии против Украины, Киев забыл о настоящих жертвах.
Пруф: http://sharij.net/55854
