В рубашке
Погребальный костюм пришёлся впору. Рубашка и вовсе сидела настолько безупречно, что казалось, будто он в ней родился.
Миша хотел закричать, чтобы они немедленно сняли с него этот чёртов пиджак и брюки, но вместо этого его еле шевелящийся рот исторг:
— Мааам, пааап, пожалуйста, выпустите меня, я же живой!
Мама разревелась. Отец насупился, сжал челюсть, сдерживая дрожь.
— Ну вот зачем опять мать доводишь, а? — он поправил носовой платок в кармане мишиного пиджака: — Давай-ка, Мишань, не сопротивляйся, будь мужиком.
Миша вдруг почувствовал, как окоченевшие руки налились силой — не так, чтобы оттолкнуть отца и вывалиться из гроба, но достаточно, чтобы вцепиться в обитые атласом края и сесть. Он посмотрел на спрятавшуюся за широкой отцовской спиной мать.
— Мама, пожалуйста, ты же видишь, я живой, я двигаюсь.
Она развернулась, бросилась к нему, обняла, но отец крепким движением отстранил её от Миши.
— Танюш, ты же всё понимаешь, не усложняй...
Она осела на пол и медленно, обречённо кивнула.
Миша бросил взгляд на загрузочную дверцу печи в изножье гроба.
— Пап, я не хочу туда. Я боюсь.
— Надо, Мишань. Немного потерпишь и всё закончится.
За спиной загомонили голоса. Миша обернулся, преодолевая противодействие одубевших мышц спины и шеи. На раскладных стульчиках в несколько рядов сидели соседи по дому. Дядя Костя, пьянчуга со второго этажа. Баба Катя с третьего. Даже лучший друган Андрюха, с его площадки, оказался тут. Стоял с грустной миной, клещом вцепившись в руку своей мамки, тёти Люси. Было и много тех, кого Миша знал в лицо, но чьих имён так и не запомнил.
Миша поднял руку и помахал Андрюхе. Рука слушалась, в пальцах появилось покалывание. Отец вдруг принялся расстёгивать пуговицы на его пиджаке. На лице сквозь угрюмое упрямство просочился испуг.
— Мишань, сынок, пожалуйста, не вылезай отсюда, — бормотал он, а неподвластные ему руки уже стягивали пиджак с плеч Миши.
Миша, не слушая отца, перекинул ногу через борт и встал на ленту, которая собиралась утянуть его прямиком в печь.
— Вылезу. Что я, самый крайний?
Чуть согнув непослушные колени, Миша спрыгнул на плитку.
— Андрюха, — позвал он друга.
Тот подался было вперёд, но мамка не позволила.
— Андрюшенька, так для него будет лучше.
Миша сделал шаг в сторону соседей по подъезду, второй, третий, но ноги подкосились, и он набитым требухой мешком осел на пол. Руки и ноги уже не шевелились.
— Слава богу. Всё, сынок, всё, — забормотал отец, облегчённо вздыхая.
Он торопливо поднял безвольное тело и, с помощью какого-то мужика, вновь надел Мише пиджак. Вместе они погрузили тело в гроб, схватили крышку и, не раздумывая, накрыли сверху. Миша хотел кричать, но то ли крики терялись в темноте, то ли обтянутое окоченением горло не могло выдавить ни единого звука. Щёлкнули задвижки. Несколько мгновений Миша слышал только мамин плач, но новый звук заполнил собой сжавшуюся до размера гроба вселенную. Новый звук очень походил на неистовый рёв огня.
Когда пламя добралось сквозь недолговечное дерево гроба до плоти, Миша понял, что бездвижное тело может чувствовать боль.
***
— Дышит!
Сержант Осипов отложил кислородный мешок и поднял глаза на стоящего рядом лейтенанта Кравцова.
Кравцов кивнул:
— Отлично. Тащи к медикам.
Осипов подхватил безвольное тело, походя обернулся:
— Чудом выжил. Из всего подъезда единственный. В рубашке родился паренёк.
Автор: Иван Миронов
Оригинальная публикация ВК