Глава 29 Снова вместе и бомба

Странный розовый мир. Или не розовый, просто надо как-то назвать. Здесь не было цвета, только сияние. Не было верха и низа. Ник ощутил себя в центре множества… лиц? сущностей? душ? Мириады этих существ, одним из которых являлся он сам, смотрели на него. Нет, смотреть не могли, глаз и даже форм у них не было. Ощущали. Они радовались ему. Приветствовали его. Любили его. Так уже было однажды, когда у него ненадолго останавливалось сердце.

И вот он снова здесь. Где? Неважно. Смыслы и определения просто не требовались, здесь не было ни слов, ни каких-то конкретных мыслей. Только разлитое в воздухе (в воздухе?! ха-ха!) овеществленное счастье. Все любили его. Он любил всех. Любовь струилась, текла и сверкала. Наполняла и пенилась. Облизывала и проникала. Так не бывает. Но было. С ним. Сейчас.

Впрочем, какое «сейчас» там, где нет ни пространства, ни времени? Всегда. Везде. Вот правильный ответ.

«Не видел такого глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку…»

Словно за шкирку потянули. Видение померкло, сменилось белым коридором, который быстро темнел.

Ника тащило назад. Он упирался изо всех сил – ментально, поскольку физического тела не имел. Он не хотел назад. Очень хотелось обратно в сияние и общую любовь, не разделявшуюся на частности.

Опять обман-дурман и наваждение, как утверждала Фаня, иллюзорный вброс умирающего сознания? Может быть. Когда сознание утрачивает контроль над подсознанием, то выдает весьма любопытные картинки. Ник увидел то, что хотел.

Глупости. Он этого не хотел. Оно настигло его само, и в тот первый раз, и сейчас. И так же, как в прошлый раз, оно оказалось неохватным и безмерным, чудесным и бесконечным.

«Каждый получит по вере его». Но разве Ник верил в жизнь после смерти? Нет, только допускал. Вот и получил, то, что допускал. Это нельзя считать фактом. Скорее, галлюцинацией. Воплощением желаемого. Но как желать того, что представить невозможно? Неувязочка.

Что-то происходило с ним. Что-то новое. Неправильное. Он начал сопротивляться. Телом.

Тело! У него снова было тело.

– Ник!!! – вопль отчаяния достиг ушей.

Луиза?!

– Луиза!

– Ник!

Он открыл глаза. Его обнимала Луиза – заплаканная, милая, родная. Рядом посреди не имевшей окон комнаты висел – Ник сразу догадался – Митя: комок темного цвета, переливающийся и чуточку мерцающий. Совсем маленький. Внешне он напоминал округлый булыжник или неровное пушечное ядро мелкого калибра.

– Это он меня?.. – вопрос Ника остался незаконченным.

Вернул? Оживил? Воскресил?

Рыдавшая в его объятиях Луиза только кивнула, у нее сейчас не было слов. Наверное, она до сих пор не верила, что невозможное произошло. Ник тоже не поверил бы, если услышать от других.

Вспомнился рассказ Павла Алексеевича: «Бесследно исчезали, переносились за тридевять земель или превращались в кого-то люди, появлялись огромные животные и невидимая нечисть». С переносом, исчезновением и невидимой нечистью уже сталкивались, превращения и огромные животные тоже вполне объяснимы: захотел, скажем, гулявший рядом с Митей зайчик стать таким, чтобы пожевать свежие листочки с кроны дерева… Дальше каждый сам способен представить, что могло произойти с зайчиком, как он мог вырасти или в кого превратиться. И что именно рассказали бы потом случайные очевидцы.

Но Весновский говорил еще кое-что. «Святой отшельник творил чудеса, исцелял от неизлечимых болезней и даже воскрешал мертвых».

Воскрешал!

Единственной мыслью, единственным настоящим желанием Луизы стал Ник, и он вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Истерзанная многочисленными попаданиями грудь чувствовала себя замечательно. Ник подозревал, что на коже от прошивших пуль даже следа не осталось. Потом он посмотрит, а сейчас есть более важное дело. Он оторвал от себя Луизу, и оба, понимая друг друга без слов, уставились на Митю.

Рядом будто бы вывалились из подпространства Аскер и Мирон. Просто возникли из ниоткуда.

– Жив? – не поверил Аскер, который своими глазами видел смерть Мирона, и как его тяжелый окровавленный труп переносили в здание.

О том, что его собственное тело еще недавно напоминало дуршлаг, он то ли не догадывался, то ли предпочел не вспоминать.

– Если не надеялись, я обижусь. – Мирон глядел на Митю. – Работает?

– Еще как.

Они обнялись – все вчетвером, без глупого стеснения, больше не деля себя на единицы, поодиночке оказавшиеся бессмысленными и бессильными в мире, полном угроз. Как тогда, в пещере, во время общей опасности, сейчас они были единым организмом. «Три плюс одна» стали твердой четверкой, которая оказалась сильнее любых других цифр, хоть двузначных, хоть бесконечных. Они это чувствовали.

Все вместе вновь посмотрели на съежившийся, ставший совсем маленьким исполнитель желаний.

Ничего не происходило. Сломалось? Кончилась внутренняя батарейка?

Ник думал о Луизе. А Луиза могла думать о сестре. Аскер – много о чем. В том числе, как и Ник, о Луизе – о том, что могло бы у них быть, если Митя действительно всесилен. Или о росте, который неплохо бы увеличить, чтобы из жизни исчезло множество проблем. Или о родичах и земляках вроде Ибрашки, не теми способами решавших собственные проблемы. Или об этих проблемах, чтобы решить раз и навсегда. А мысли Мирона Ник не представлял при всем желании. Впрочем, первое, о чем подумает Мирон, будет про Луизу, это понятно, он за нее жизнь отдал. Но если о ней думают сразу трое из четверых, результата не будет.

Или будет?! Соберись они здесь без Луизы – получил бы каждый по отдельной?

А если одну на всех? Нет, спасибо, это не вариант. К тому же, это чисто гипотетическая версия, такого не будет, потому что их здесь четверо, а Луиза сама о себе мечтать не будет.

– Почему он уменьшился?! – Луиза побледнела.

Висевший в воздухе темный комок в один миг стал вполовину меньше.

– Видимо, уменьшается как при выполнении, так и невыполнении, – задумчиво вымолвил Мирон. – Если энергия расходуется не столько на исполнение желаний, сколько на их выявление, и желания при этом различаются…

– А когда возвращала нас, – перебил Ник, – он тоже каждый раз половинился?

– Нет, каждый раз примерно на один и тот же объем, – припомнила Луиза, – но при большем размере это не было так заметно. Еще одно такое же уменьшение будет последним, он просто исчезнет.

Воцарилась тишина.

Одно желание – максимум. Последнее. Главное.

Неужели они такие разные?! Разве нет ничего, что желали бы все одновременно?

Из-за двери донесся размеренный стук, словно там орудовали кувалдой.

– Это Ибрашка, он начал ломать стену. – Луиза на миг оглянулась туда и стала сбивчиво рассказывать: – Вы трое погибли, чтобы спасти меня. Я нашла Митю. Долго пыталась сформулировать желание, но мысли разбегались, и ничего не получалось. Тогда попыталась дозвониться домой, но попала на военных. Ибрашка расстреливал дверь из всего оружия, которое нашел в здании. Сейчас он взялся за стену. Если он войдет… – Луиза уткнула лицо в плечо Ника. – Простите меня. Я попросила разбомбить «ящик», чтобы исполнитель желаний не попал к тем, кто может распорядиться им в ущерб другим.

То, как Луиза прильнула к Нику, сказало о случившемся больше любых слов. Три плюс одна стали двойкой в четверке. Аскер и Мирон кивнули и улыбнулись – больше не будет тайного соперничества и неловких ситуаций, отныне все ясно и понятно. И да будет так. Луиза сделала выбор. Такой выбор Аскер и Мирон одобрили, об этом сказали их глаза.

Стены и потолок содрогнулись. Военные поверили Луизе.

Эпилог

До боли знакомые обои в цветную полоску. Постер с любимым исполнителем. Настенная полка, покосившаяся под тяжестью книг. Заваленный всякой всячиной стол с компьютером.

Ник был дома. Будто ничего не случилось.

Но события трех последних дней не могли быть сном!

Или могли? Взгляд прыгнул сначала на часы, затем на календарь, сдвинутый заботливой рукой мамы. Дата и время показывали середину понедельника. Родители на работе. А Ник дома, стоит посреди своей комнаты в замызганном спортивном костюме…

События пятницы и выходных были правдой!

Когда мир треснул и сокрушился, сердце без спросу захотело в обитель покоя – домой. В момент, когда тебя взрывают, этого непроизвольно захочет каждый. А это значит…

Ник схватился за телефон. Быстрый набор. Гудки. Голос:

– Ник?!

– Луиза!..

Он вдруг понял, что перестает видеть. Мир поплыл оплавленными потеками и исчез в сумасшедшем сиянии округлых завихрений. На руку упала капля. Еще одна.

Ник не стеснялся плакать. Это были слезы счастья.

Иллюстрация Ксении Григорьевой.

Три плюс одна. Глава 28

Объединенный штаб МО и МВД по кризисным ситуациям

Дежурный принял и зачитал сообщение:

– Труп, обнаруженный нами в поле при размещении, опознали. Местный житель, шестьдесят два года, безработный, без определенного места жительства. Неоднократно привлекался к административной и уголовной ответственности, судим за воровство, хулиганство и причинение легких телесных повреждений. Холост. Родственников не имеет. Любой заработок тратил на алкоголь. При последнем задержании за мелкую кражу подписал с исследовательским центром А-сто четырнадцать контракт на добровольное участие в закрытом эксперименте. По данным, полученным от сотрудников, в результате эксперимента пропал бесследно. Причиной смерти Рогова экспертиза назвала наезд автомобиля.

Генерал откинулся на стуле. События развивались с немыслимой скоростью, он не успевал реагировать. Стареет. На пенсию не хочется, но видимо, пора, еще одного подобного аврала он просто не переживет. Новая информация поступала ежеминутно, планы менялись внезапно и постоянно. Труп безработного никакой роли не играл, он просто добавил песчинку к горе непонятного.

Не лучшим образом обстояло и с тем, что понятно. Совсем недавно террорист Федорович под угрозой применения или уничтожения объекта исследований требовал пропустить за оцепление американцев. О том, что делать дальше, сейчас болела голова у Президента – уровень принятия решений был явно не генеральский, и требования передали в Кремль. Но если бы генерала спросили…

С каждым надо говорить на том языке, который он понимает. В Советском Союзе терроризма не было, поскольку с террористами не шли на переговоры. Их истребляли на месте, а потом сажали всех сочувствующих друзей и родственников. Пока будет торг, будет и терроризм, только ставки со временем повысятся.

Недавно доложили, что средства внешнего контроля зафиксировали, что ко входу в исследовательский центр с закрытой территории проследовало несколько человек с огнестрельным оружием. Захвативший объект террорист собирался впустить их внутрь, но произошла перестрелка, есть как минимум один убитый. Оставшиеся в живых вошли в здание, сейчас входная дверь вновь закрыта. Что происходит за стенами – неизвестно.

Генерал почесал щетину на подбородке. Надо бы побриться. Командир – отец солдатам, и каков командир, такова и армия. И поспать не мешало бы, а то скоро станет похожим на невидимку вроде тех, что за периметром шастают. Оставшиеся снаружи сотрудники А-сто четырнадцатого ничего дельного по их поводу сообщить не могут. Даже не понимают, о чем речь, требуют доказательств либо категорически отвергают саму возможность существования неведомых гуманоидов. Даже Яков Давидович Зальцман, руководитель центра, когда его аккуратно расспросили в больнице, отмахнулся и заявил, что такое невозможно в принципе. А если по каким-либо ему неизвестным причинам возможно, то его институт к этому отношения не имеет.

– Только что поступил звонок из лаборатории, – вновь ожил дежурный. – Звонит Луиза Иваневич, дочь сотрудницы лаборатории Весновского, сейчас она находится в лаборатории. Константин Федорович убит, здание захвачено неадекватным шестнадцатилетним последователем радикального ислама. Теперь главное.

– А до сих пор было лишь скучное предисловие? – буркнул генерал.

Вышколенный дежурный пропустил реплику мимо ушей.

– Девушка, студентка из группы, о которой говорил городской прокурор, сообщает, что в лаборатории находится некий артефакт, от которого зависит будущее мира.

Как в кино, поморщился генерал. Наверняка, под впечатлением от чего-то немыслимого (скажем, от тех же невидимок) юная особа преувеличила увиденное или вовсе приняла одно за другое. Впрочем… Тот, кто обеспечивал охрану создателям атомной бомбы, тоже не мог представить масштаба того, что происходило рядом. А если девчонка права?

– Допустить попадания артефакта в руки террориста нельзя, – четко рапортовал дежурный, – может случиться непоправимое, и Луиза Иваневич требует как можно скорее уничтожить здание института, иначе может быть поздно. Повторяет, что на счету каждая секунда, иначе существующее мироустройство изменится на такое, каким его захочет видеть террорист. Артефакт обладает такой способностью.

Гораздо больше, чем существование сказочной волшебной палочки, генерала поразило другое.

– Девушка вызывает огонь на себя?

– Так точно, товарищ генерал. Сейчас она еще на проводе, просит соединить ее с мамой. Хочет рассказать, что произошло, и попрощаться. До того, как попасть в здание исследовательского центра, Луиза Иваневич говорила с оказавшимся снаружи заведующим лабораторией Весновским перед его смертью, и у нее есть информация, которую тот требовал срочно передать Анне Моисеевне.

Генерал вскочил.

– Соединить. Включить громкую связь. Одновременно известить Кремль и отправить на авиабазу подтверждение ситуации категории «А». Напомните, что цель находится на минус третьем этаже, необходимо снаряжение вылетающего борта противобункерными БетАБами. Также запросить разрешение на использование вакуумного боеприпаса АВБПМ, поскольку на территории появилось нечто неизвестное, что не должно остаться в живых… если оно живое. А если неживое – тем более. Как только Анна Иваневич подтвердит, что говорит именно с дочерью, объявить эвакуацию и дать приказ на уничтожение. Исполнять.

(окончание следует)

Три плюс одна. Глава 27 Аллах, Пушкин, мечты и поступки

Заказчик был мертв, но теперь это не имело значения. Что такое деньги? Чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь. А лучшая радуга – после бури, которую устроишь сам. И тогда…

Свершилось то, чего не ожидал. Аллах дал ему шанс. Друг из интернета говорил: такой шанс дается каждому, главное – не пройти мимо.

Неверные даже не понимают, в какой грязи живут. Говорят, что у них демократия. Как бы власть народа. Умма – мусульманское сообщество – вот истинная власть народа. Единственное право дерьмократии, которое неприкосновенно – это право на грех. Потому что оно основополагающее. Никто не тронет и не покусится. Нельзя трогать фундамент, на котором стоит здание. Наоборот – все больше и больше, все шире и шире. Телки, что ходят по улицам голыми снизу до ж…ы и сверху до лобка – это уже пройденный этап. Все привыкли и считают нормальным. Пидоры? К ним тоже привыкли. Дайте время – признают и всеобщую бисексуальность как норму общежития, и секс вместо рукопожатия, и инцест, как любовь к родственникам. Ведь сказал пророк Иса: «Возлюби ближнего». Демократы приняли к действию.

Всем остальным, чем гордятся демократы, в их государствах не пахнет. Ни равными возможностями, ни правами и свободами человека. Но любимое народом право на грех дается у них не всем, а только «законопослушным». То есть – кому? Тем, кто не имеет других принципов. Кто не принимает других идей. Кто послушно мечтает больше покупать и больше трахаться как можно большими способами. Фишка в том, что ты свободен только в выполнении спущенного сверху плана. Остановился и задумался – получи дубинкой по ребрам. Если в полном духе со свободой слова, о которой горланят день и ночь, заявил о своем несогласии покупать и трахаться как цели своего существования – добро пожаловать на нары. И уже не Единый определяет понятия Добра и Зла – их устанавливает система, что пасет тебя на своем пастбище.

Попробуй по их же пропагандируемому плюрализму мнений иметь другие убеждения – сразу становишься экстремистом. А это – статья в «законе». В законе, который Система написала для самой себя, чтобы выживать и шириться, захватывая соседние пастбища с новыми баранами.

Винтики Системы постоянно жалуются, что несогласные быть винтиками их унижают. Их самих и их женщин. Женщин?! Порядочная женщина никогда не будет вести себя так, как ведут себя эти шалавы. Значит, они и есть шалавы! Значит, с ними нужно поступать соответствующе, именно как с шалавами. И пусть не жалуются. Жизнь учит с младенчества: если тебя унижают – ты сам дал такое право. Не захочешь – унижать не будут. Потому что станут бояться. Вот и вся арифметика.

В этой науке Ибрашка подкован. Бой со всем миром, который предстоит, будет трудным. Ничего. Сражение выигрывает тот, кто твердо решил выиграть его.

Ибрашка сменил магазин в автомате. Длинный парень оставил оружие снаружи, Аскер свое все еще носил за плечом. Они хотели похоронить толстого, но передумали. Тело занесли в коридор и пока оставили на полу, рядом с изрешеченным пулями заказчиком. Ибрашка прислонился спиной к стене ведущего к лифту и лестнице коридора и разглядывал девицу, что суетилась и пыталась помочь всем, а в результате только мешала. В пещере Аскер выдал очкастую за свою девушку, но он соврал. Эта телка, которую даже не хотелось называть светлым словом «девушка», все это время прямо в присутствии Аскера липла к длинному. Да и с толстым нянькалась, как с родным братом, если не сильнее. И спала с обоими – на одной постели в одной палатке. Разве нужно что-то еще, чтобы понять о ней все? Другие телки в веселой компании, которую обрушило в пещере, были еще более бесстыжими. Но их больше не было. А эта была. Ибрашка вспомнил ее спелый зад, когда она лежала привязанной на камне. Шикарный зад. Тогда Аскер ее спас, а она теперь с этими… точнее с этим, с долговязым дылдой, потому что толстый подох. Ладно, убит. Напоследок вспомнил, что рожден мужчиной, и ушел достойно, защищая женщину. Опять же: какую женщину? Стоило ли отдавать жизнь за такую?

От разглядывания голого пупка телки, торчавшего под остатками футболки, отвлек длинный – покончив с перетаскиванием трупов, он поспешил в открытую дверь операторской, где рядом с еще одним трупом, привязанным к стулу, виднелась трубка стационарного телефона.

– Стоять! – Ибрашка направил на него перезаряженный Калашников.

Тот застыл на месте. И телка тоже. Глаза – как тарелки.

– Ибрашка, ты чего? – Аскер еще ничего не понял. Он даже оставил свой автомат за плечом, а нож за поясом. – Надо срочно звонить в город, рассказать, что случилось. Оцепление снимут, и мы сможем выйти.

– Никаких звонков. Пошли смотреть, где они прячут свой исполнитель желаний.

Аскер покачал головой:

– Это не наше дело. Нужно звонить, и нас заберут отсюда.

– Наше, Аскер. Не их, – Ибрашка мотнул стволом на длинного и очкастую, – а наше с тобой. Или ты не со мной?

До Аскера, кажется, стало доходить.

– Не дури, – он сказал это спокойно и доброжелательно, как врачи говорят с душевнобольными. – Опусти автомат.

– Так понимаю, что ты не со мной. – Ибрашка перевел ствол на Аскера. – Жаль. Для непонятливых разжевываю: здание захвачено, любое движение вызовет стрельбу на поражение. Повторять не буду. Аскер, брось автомат на пол, а то я нервничаю.

Оставить его без ножа Ибрашка не решился. У мужчины должно быть оружие. Аскер слишком погряз в играх демократической Системы, чтобы понять важность момента. Аскер был своим по рождению, но не по духу. А значит, в любой миг мог стать врагом. Нож на расстоянии нескольких метров не помеха, пуля быстрее. К тому же, Аскер – далеко не мастер броска. И не станет он кидать нож в брата-мусульманина.

Длинный и девушка машинально шагнули друг к другу, он – чтобы защитить, она – под защиту того, кому доверяла. Не к Аскеру. Однажды Шариф сказал Ибрашке: «Они не любят нас за желание казаться сильными там, где это не требуется, а мы их – за нежелание быть сильными всегда, а не только когда припрет». Длинный был из таких на двести процентов. И толстяк, как оказалось, тоже. При опасности в них словно просыпалось что-то настоящее, и это было опасно. Теперь длинного тоже надо принимать в расчет.

Аскер снял автомат с плеча и положил на пол.

– Скажи мне точно: чего ты хочешь? – спросил он.

– У меня на это целых два ответа, маленький и большой. Сначала маленький: хочу попасть в лабораторию, про которую рассказывал невидимый старик, и найти исполнитель желаний. Второй ответ – большой. Чтобы ислам победил.

– Была такая шутка: большевики хотели, чтобы не было богатых, и победили, а надо было хотеть, чтобы не было бедных. – Аскер печально улыбнулся. – Ислам может победить двумя способами: все примут ислам, или же все умрут, и останутся только те, кто принял ислам.

– Если неверные не примут ислам, они должны умереть, поэтому меня устраивает то и другое.

– А меня – нет. Вспомни историю Ноя. Человечество погибло в потопе, остался лишь праведник. Сейчас ты берешь на себя роль потопа Это круто для самомнения. Только почему именно ты решаешь за Всевышнего? Если бы Он хотел всех убить, то был бы огонь или новый потоп. Ты хочешь того же – чтобы на всей земле в конце концов осталась только горстка праведников. Но разве после Ноя, когда человечество размножилось, все забыли про грехи и стали праведниками? Может, именно поэтому Аллах послал Пророка, да благословит его Аллах и приветствует, а не новый потоп?

– Сказано: убивайте их, где найдете, сражайтесь с ними до тех пор, пока не исчезнет смута и останется лишь вера в Аллаха.

– Во второй суре сказано не совсем так. «Сражайтесь ради Аллаха с теми, что сражаются против вас, но первыми не нападайте. Поистине, Аллах не любит тех, что первыми совершают нападение». «Убивайте их, где найдете, изгоните оттуда, откуда они вас изгнали, ведь смута язычества хуже убиения». «Сражайтесь с ними до тех пор, пока не исчезнет смута язычества и останется лишь вера в Аллаха. А если откажутся они от язычества, то не покушайтесь на них, кроме тех, которые совершают преступления». Это сказано в отношении язычников.

– А они, по-твоему, кто? – Ибрашка качнул стволом на приятелей Аскера.

– Люди Писания. Тоже единобожники.

– Но они не мусульмане.

– В шестьсот пятнадцатом году Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, посылал людей в Абиссинию к восточным христианам как к единоверцам, с просьбой «помочь правоверным обрести благочестие». А в суре пятой, аят восемьдесят два, сказано: «Ближе всего к дружбе с мусульманами те, что говорят: "Мы христиане", ибо среди них священники и монахи, и они не возгордились в ослеплении».

– Друг из интернета говорил не так. Они верят в троицу, значит, многобожники, гяуры. Им нет места на земле.

– Ты ставишь чьи-то слова выше Корана?

– В Коране сказано, что у Аллаха нет сына, и ни с кем не разделяет Он царства.

– Это не отменяет слов про людей Писания как единобожников.

– А почему ты их защищаешь? Тебе нравится эта девка? Так возьми ее! Или ты на их стороне во всем? Тот, кто защищает неверных, не мусульманин. Ты должен жить ради великой цели, а не ради сисек и задницы понравившейся давалки. – Здесь Аскер проскрежетал зубами, но сдержался. Ибрашка закончил: – И не ради тех, кого почему-то считаешь друзьями. Ты знаешь, кто твои настоящие друзья и братья.

– Хочешь, чтобы все приняли ислам? – спокойным тоном произнес Аскер, хотя Ибрашка видел, какие бури в нем бушевали. – Нет проблем. Проживи жизнь так, чтобы тобой восхищались и хотели на тебя походить. Если для их детей ты будешь примером, они вырастут и станут мусульманами. Но если ты будешь унижать их родителей и убивать, они вырастут и станут убивать мусульман. Как по-твоему, какой путь правильнее? По северной Африке ислам распространился быстро и практически мирно, поскольку города сами открывали ворота перед мусульманскими войсками. Не из-за резкого массового уверования, а потому что жить по новым правилам было лучше.

– И что же? Предлагаешь ничего не делать?

– Не войной нужно достигать желаемого. Убьешь врага – со временем родится новый, злее и могущественнее. На любую силу всегда находится другая, которая бьет сильнее. Врага нужно делать другом, как бы сложно это ни было. Вот это истинный джихад. Именно это путь, достойный воина Аллаха.

– Русские никогда не примут ислам, если их не заставить.

– Русских никогда не заставить что-то сделать вопреки их воле. Как и чеченцев. Но вспомни, что и чеченцы стали мусульманами не так давно, как многим кажется. «Творцу молитесь; он могучий: \ Он правит ветром; в знойный день \ На небо насылает тучи; \ Даёт земле древесну сень. \ Он милосерд: он Магомету \ Открыл сияющий Коран, \ Да притечём и мы ко свету, \ И да падёт с очей туман».

– Это Коран?

Аскер усмехнулся:

– Это Пушкин. «Не я ль в день жажды напоил \ Тебя пустынными водами? \ Не я ль язык твой одарил \ Могучей властью над умами? \ Мужайся ж, презирай обман, \ Стезёю правды бодро следуй, \ Люби сирот, и мой Коран \ Дрожащей твари проповедуй». Когда-то у нас с русскими были общие корни, и вернуться к ним – не проблема, если выбрать правильный путь.

– Общие корни?! – Ибрашке хотелось расхохотаться в лицо размечтавшемуся умнику.

– Учи историю и учись читать между строк. Посмотри рисунки и гравюры очевидцев времен Ивана Грозного – русские в то время носили чалму. На одежде Бориса Годунова изображены шестиконечные звезды и полумесяцы. Это в тысяча пятьсот восемьдесят девятом году! А через семьдесят пять лет после Годунова Степан Разин еще щеголял в чалме, и для всех это по-прежнему было нормально. Мы все – люди, все ходим под Всевышним, только называем Его по-разному. Все пророки несли одну и ту же религию – единобожие. В Средние века ислам в Европе называли Египетской ересью, потому что различия в те времена были минимальны. А в русском языке сохранились не только тюркские, но и арабские корни, и это говорит, что общая страница в нашей истории была много больше той, которую можно вообразить. Вот чисто русское выражение – вверх тормашками. Кроме «тормошить» в языке у него родственников нет. А по-арабски это «и полетел летением того, что ударено копьем», то есть «полетел, будто его копьем ударили». Откуда арабские выражения в народной памяти страны, вроде бы никогда не знавшей ислама? Или вот: «выдрать как Сидорову козу». Сидор ни при чем, садар каза – это решение судьи, приговор. Смысл поговорки – выдрать без снисхождения по решению судьи. Кыш – от «каша», «прогонять». Ъабида – быть покоренным. Даже «хи:иди на:хийа» – по-арабски «отойди в сторону». А что ты знаешь более русское, чем это? И откуда в русских сказках молочные реки – образ рая из Корана? И, наконец, откуда у князя Святослава на знаменах было слово «Дин» арабской вязью – «Вера»?

– Еще скажи, что они взяли американское слово «мэрия», чтобы сгладить тычущее правдой в глаза арабское «блядиййя», – не сдержал смешка Ибрашка. Но тут же опять посерьезнел. – И все равно для русских мы чужие. Под русскими я подразумеваю их всех, – он кивнул на Ника и Луизу. – Они никогда не встанут под наши знамена. Мы даже выглядим по-разному, что бы ты там ни наплел про общие корни.

– Думаешь, славян устроил еврей Иисус, а араб не устроит? Оба семиты, на вид не отличишь. Для России и всего мусульманского мира принятие русскими ислама станет спасением. Исламская Россия стала бы в десятки раз мощнее бывшего СССР, приказа компартии люди исполняли из-под палки, а заветы Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует, находят отклик в сердце. Мы с тобой – мусульмане, но мы часть русского мира. Все, что есть у русских в понятии россиян – это и наше с тобой тоже. У нас огромные природные богатства, исключительное стратегическое положение, а еще у нас мозги в голове, а не там, где у зажравшегося развращенного обывателя с Запада. Вместе мы сломим всех, а если начнем воевать друг с другом, кто-то со стороны поможет такой драке, а потом добьет нас всех. Что нужно России, чтобы стать великой? Получить масштабные инвестиции на развитие, уничтожить преступность, покончить с пьянством, искоренить наркоманию и снова заставить западный мир нас уважать или хотя бы бояться. Что может решить все эти задачи в одночасье? Принятие ислама! В мусульманских странах практически отсутствуют пьянство и преступность. Как бы русские женщины сейчас ни восхваляли (на словах!) феминистическую свободу, а каждая замужняя с удовольствием проголосует за запрет спиртного, даже если первое время не примет других постулатов ислама. Это будет только первым шагом. А те, что любят погулять, с удовольствием воспользуются мута. Что там дальше, инвестиции? Пожалуйста! Почти все деньги мира находятся не в Америке, а у мусульман. Точнее, деньги все равно лежат в Америке, но лишь до тех пор, пока нет другого партнера для вложений. А в военном плане мусульманская Россия встала бы во главе половины мира, и всякие НАТО тогда сдохнут от зависти. Ядерное оружие, ракетные и космические технологии, одна из мощнейших армий – причем самая непобедимая… Мы могли бы построить мир, что не приснится помешанным на убийстве фанатикам. Ислам проникнет в сердца, как проник в твое, если джихадом будет не убийство, а пример, как надо жить. И тогда вокруг тебя произойдут чудеса.

– Но наши братья воюют…

– А мне вообще не понятно за что они воюют. За свободу веры? В чем она заключается? В их праве молиться и жить, как они считают нужным? Так ведь это право у них никто не отнимал. Если за их право «доходчиво» донести мне, как именно мне надо молиться – то я не хочу, что бы чья то свобода строилась за счет моей. Мои отношения со Всевышним никого не касаются, поэтому я категорически против, я вообще не люблю посредников. Когда человек борется не за свое право как таковое, а за право решать за других, кому и как жить, то тогда он воюет не за ислам. Тогда он воюет за власть.

Ибрашка на миг засомневался. Но только на миг.

– А мой друг из интернета говорит…

– Про таких, как твой «друг», – перебил Аскер, – в хадисе Посланника Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, говорится: «Наступят в моей общине разногласие и раскол, а затем появятся люди, которые будут произносить красивые слова, но совершать неблаговидные поступки. Они будут читать Коран, однако он не пройдет ниже их глоток. Они вылетят из религии, подобно стреле, вылетающей из пробитой мишени, и не вернутся. Они наихудшие из творений, и блага рая тому, кто будет их убивать, или кого убьют они. Они будут призывать к Книге Аллаха, тогда как сами не будут иметь к ней отношения. И тот, кто будет их убивать, будет ближе к Аллаху, чем они».

– Так убей меня и попади в рай! – Ибрашка на миг отставил автомат в сторону.

– Астагфируллах, я никого не хочу убивать. – Аскер не сдвинулся с места и даже не поднял руки. – Если ты за ислам, читай то, что написано в Коране, а не верь тем, кто пишет тебе в интернете, и тем более не домысливай сам. «Сражайся за Господне дело \ Лишь с тем, кто борется с тобой, \ Дозволенного грань не преступай».

– Тоже Пушкин?

– На этот раз Коран.

Ибрашка задумался на миг, но усмехнулся и вновь наставил оружие на Аскера:

– Это говоришь не ты, это через тебя меня смущает шайтан. Всевышний не станет защищать неверных. Отойди или убью!

– Убьешь брата по вере?

– Убью защитника тех, кого надо убивать! Ты или с ними, или со мной. Выбирай, на кону твоя вечная жизнь.

Аскер лишь скривился:

– Напомню: «Кто убьет живую душу не в ответ на убийство или смуту на Земле, тот словно убил всех людей разом». Если твоя вера призывает к убийствам, это неправильная вера. И тогда это не моя вера. И если твоя вера позволяет тебе убивать – начни с себя.

Истинный шайтан. Кто еще так может вывернуть смысл святых слов?! Ибрашка положил палец на спусковой крючок:

– Только что ты отрекся от истинной веры, и ты мне больше не брат.

– Пусть рассудит Аллах. «Если будете вы убиты ради Аллаха или ради него умрете, то ведь прощение от Аллаха и милость его лучше, чем все накопленное достояние». Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного. Хвала Аллаху, Господу миров….

Ибрашка забылся всего на мгновение. Это Иблис говорит святые слова устами Аскера. Тот, кто защищает неверных от правоверных – не правоверный.

А на кону – не жизнь одного человека, как может показаться. На кону судьба мира – того нового мира, который Ибрашка подарит истинно верующим.

– Это искушение. Я должен делать то, что могу. А сейчас я могу многое. – Он нажал на спусковой крючок и продолжил сквозь грохот начатое Аскером: – «Веди нас прямым путем. Путем тех, кому ниспослал Ты милость Свою, кто не познал гнева Твоего и не впал в заблуждение».

Аскер словно танцевал у стены, откидываемый к ней пулями и смешно дергавшийся. Когда выстрелы прекратились, он сполз по ней на пол. Стена за его спиной осталась покрошившейся и красной.

Длинный закрыл собой девушку.

– Идите вперед. – Ибрашка мотнул стволом автомата в направлении лестницы – лифту он не доверял.

Жаль Аскера. Но он сам виноват, в битве Добра и Зла встал не на ту сторону. Аллах простит. А может, и наградит дополнительно. Аллах велик.

Длинный помогал девушке идти, стараясь держаться между ней и оружием. Ибрашка держал их на мушке и подгонял словесно, чтобы не сокращать расстояние.

– Шевели ластами, нир ял х:ун, – пожелал он длинному скорого поноса.

Тот его не понимал, реагировал только на интонацию. Но реагировал правильно, скорость передвижения выросла.

А еще к акценту придираются, гяуры. Ибрашка на двух языках свободно говорил и огромное количество понимал, а эти свой выучить толком не могут, а над чужим акцентом смеются.

– Ас хья суна! – пообещал Ибрашка использовать длинного как женщину, забавляясь его непониманием.

Эту угрозу он, конечно, не исполнит. Для развлечений здесь есть кое-кто получше.

Стали спускаться. В коридоре первого этажа стены зеленели военной краской, а на лестнице оказались белыми, как в больнице. Стоял невыносимый запах пустоты. Именно так – пустоты, нереальной, бездонной, космической. Словно ворота рая открылись, и через белые облака ступеньки ведут… но почему тогда вниз?

Давило ощущение нависшей сверху многометровой толщи. Если здание сложится, как пещера от взрыва, здесь могут остаться пустоты, есть шанс спастись. Только зачем? К напоминавшим атомный бункер подземельям строительная техника будет пробиваться сквозь железобетон не один месяц. Лучше уж сразу плитой по башке.

Не о том думает. Впереди ждет исполнитель желаний. Нужно готовиться, чтобы душа была чистой, а мысли безгрешными. Бисмилляхи рахмани рахим…

Безгрешными? А как, если в нескольких метрах впереди маячат доступные женские прелести, что никак не дают сосредоточиться на высоком? Когда длинного не будет, очкастая останется целиком во власти Ибрашки. Ей больше не сбежать, как тогда, в пещере. Исполнителю желаний придется подождать с великими делами, пока без его помощи сами собой исполнятся более неотложные. Метеорит – дар Аллаха, прямой намек на Каабу, к которой уже тысячу четыреста лет пять раз в день обращаются взоры миллиарда мусульман, и на него, Ибрашку. Он сразу понял, что все неспроста. Друг из интернета так и говорил, что Аллах каждому дарует шанс, главное – разглядеть его и не упустить. И вот оно произошло – то, чего не может быть, потому что не может быть никогда. Во что невозможно поверить. И никто ничего не понял. Даже Аскер. И за что он прослыл умником?

Исполнитель желаний. Гяуры назвали его Митей. Глупцы. Это же еще один аль-Хаджар аль-Эсвад, близнец камня прощения, посланного Аллахом Адаму после его раскаяния. Тот первый камень ангел Джабраил принес пророку Ибрагиму, восстановившему святилище, разрушенное всемирным потопом. Все знают, что при постройке Каабы Ибрагим стоял на камне, который парил над землей. Ничего не напоминает?

На этот раз Аллах выбрал Ибрашку. Теперь все вспомнят, что полным именем Ибрашку тоже зовут Ибрагим. История повторяется. Мир, который построит Ибрашка, будет настолько же непохож на прежний, как мир до Пророка, салляллаху аляйхи васаллям, на нынешний. Одним порывом чистой души Ибрашка сделает для мира больше сотен тысяч праведников. Аскер в чем-то был прав. Не нужны убийства. Зачем в кровавом джихаде гибнуть миллионам шахидов, если достаточно, как какому-нибудь главе ядерной державы, всего лишь нажать красную кнопку. Аллах в милости своей дал такую возможность именно ему. Друг из интернета проклянет, если Ибрашка эту возможность не использует.

Старик сказал – минус третий этаж. Минус первый и минус второй оказались заперты наглухо, рядом с дверями виднелись датчики для оборудованных чипами нагрудных карточек. Позже можно войти и осмотреться. Вдруг что-нибудь пригодится или просто приглянется?

Достигли минус третьего. Такая массивная дверь действительно больше подошла бы бункеру, чем научной лаборатории. Очкастая подняла карточку к датчику, и с мягким щелком, напоминавшим хлопок двери Гелендвагена – еще одной мечты Ибрашки – вход в лабораторию открылся.

В углу светлого помещения со столами и запертыми шкафчиками лежал труп женщины. Больше ничего интересного здесь не было, задерживаться не стоило. Ибрашка кивнул на дверь со стеклянным окошком, за которым виднелись клетки и, вдали, еще одна дверь – открытая, словно в ожидании хозяина.

Хозяин пришел.

– Открывай, – распорядился Ибрашка.

Длинный мешался, не давал увидеть, какой код набирает очкастая. Лучше было сразу выгнать его из здания. Не подумал. Теперь снова придется пачкать стены.

Впрочем, код больше не нужен, наступает время открытых дверей.

Раздался новый щелчок замка, и в груди потеплело, а по голове будто бы ветер прошелся. До великого события остались считанные минуты.

Длинный вдруг развернулся к Ибрашке загораживая собой девушку и проход внутрь:

– Луиза, беги. Прости за все. Прощай. – Парень поднял лицо к далекому отсюда невидимому небу и размашисто перекрестился: – «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя…»

Очкастая юркнула за дверь, и когда Ибрашка нажал на спусковой крючок, было уже поздно: пули дырявили только закрывавшего путь парня и захлопывавшуюся бронированную дверь.

(продолжение следует)

Три плюс одна. Глава 26 Спасители мира и глобальные игры

С тяжелым сердцем они оставили Весновского и двинулись сквозь лес.

– Что будем делать? – спросила Луиза.

– Спасать мир, – хмыкнул Ибрашка.

– Думаю, мне нужно поговорить с дядей, – Мирон покосился на рацию, что висела у Ибрашки вместе с запасными магазинами к автомату.

Тот посмотрел на Аскера и протянул ее Мирону:

– Надеюсь, ты понимаешь, что произошло, и что надо делать, – сказал Аскер.

– Понимаю. – Мирон опустил глаза. – Как ей пользоваться?

Ибрашка ткнул пальцем:

– Дави сюда и разговаривай.

Мирон поднес рацию к уху:

– Говорит Мирон Иванов. Оба невидимки мертвы, а я ранен в руку. Требуется срочная помощь.

Примерно с полминуты было слышно только шипение.

– Мирон?! – гаркнуло вдруг срезом высоких тонов. – Срочно иди к главному зданию. Как ты здесь оказался?! Прием.

– Гулял. Скоро будем.

– Будем? Кто с тобой? Ты заложник?

– Со мной друзья.

– Желательно, чтобы ты пришел один. Невидимки точно мертвы? Оба?

– В каждом по магазину патронов из Калашникова.

– Пуль, – машинально поправил голос из рации. – Тогда запомни место, где они остались, это может пригодиться. Приходи, жду. Отбой.

Мирон опустил рацию.

– Вы знаете, куда идти? – заторопил Ибрашка. – В прошлый раз, когда мы ходили с Шарифом, я не запомнил дорогу.

При упоминании Шарифа он скис и умолк.

Палатку бросили, вряд ли она еще понадобится. Рацию вновь повесил себе на пояс Ибрашка – видимо, чтобы выглядеть круче. Вместе с ним Ник и Аскер тоже держали автоматы наготове, не хотелось беззащитными напороться на бандитов. Мирон и Луиза периодически прыскали в стороны из распылителей – больше по привычке, чем из необходимости. На всякий случай. И Ник одобрял. Но автомату он сейчас доверял больше. Когда знаешь, куда идешь и зачем, откуда-то берутся силы, о которых не подозревал. В том числе сила воли. Вчерашний размазня, который глядел на мир свысока и при этом страшно завидовал всем, кто чего-то достиг, увидел в себе что-то новое. Для зависти и гордыни не осталось места. У него появилось мужское дело. Даже два: посильно решить проблему мирового значения и защитить девушку, которую любит. Сейчас одно противоречило другому – в здании исследовательского центра их встретят далеко не пряниками. Но без Луизы ничего не сделать, да она и не согласится ждать на улице, пока остальные будут что-то предпринимать. Что? Если бы знать. Вся надежда на Мирона. Как Аскер был посредником между умниками и кавказцами, так и Мирон должен был сгладить изначальное противостояние и найти точку соприкосновения. Или хотя бы не допустить трагедии. Никому не ведомо, что творится у Мирона в голове, он вполне может поддержать дядю, если доводы покажутся убедительными. Поэтому Ник был рад, что рядом шли Аскер и Ибрашка. Отличный противовес. А Ник останется в золотой середине. Вместе с Луизой. Что может быть лучше?

И еще. Если потребуется отпирать дверь лаборатории, то день рождения Фани знала только Луиза. Вот если бы Анна Моисеевна установила дату рождения младшей дочери, дверь открыл бы любой, кроме Ибрашки.

Хорошо бы разработать какой-то план. Ник был уверен, что об этом думал каждый. И все молчали. О результатах раздумий можно было не спрашивать.

Ориентироваться в лесу не умел никто, и сделали как в прошлый раз: тупо шагали в предполагаемую сторону, пока не уткнулись в высокий забор с колючей проволокой поверху и контрольно-следовой полосой с другой стороны. Внутренний периметр. Ибрашка хотел перелезть, но Аскер указал на перевязанную руку Мирона. Двинулись вдоль забора вправо. По отношению к Верхнему озеру, откуда вышли вчера, шоссе должно было проходить где-то в той стороне.

Рассвет позволил двигаться быстрее, но больше ничем не помог. Мутная промозглость утра заставляла ежиться, прохлада и сырость пробирали до косточек. Луиза изо всех сил старалась не показать парням, как ей зябко. Ник хотел отдать свою куртку, чтобы укрыть остатки ее футболки, что сейчас больше напоминала топик, но знак его внимания Луиза не примет – собственная футболка Ника осталась на Рите. Куртку Луизе отдал Аскер. Рукава оказались коротковаты, зато все остальное было сплошным плюсом. Мирон тоже хотел отдать свою, у него размер все же побольше, чем у Аскера. Но для этого пришлось бы тревожить больную руку, и Луиза пресекла попытку в зародыше.

Оставленный КПП прошли примерно через час, еще минут двадцать добирались до лабораторного корпуса. Двухэтажное здание выглядело как общежитие какого-нибудь завода и ничем не напоминало сверхсекретный объект государственной важности. Впрочем, что Ник собирался увидеть? Крепость, обставленную пушками, локаторами и ракетами? Невзрачная бетонная коробка глазела прикрытыми решетками окнами, стекла первого этажа были закрашены, второго – занавешены. С облупившихся серых стен местами осыпалась штукатурка. Когда подходили, на высившемся у дороги столбе освещения ожила видеокамера и проводила компанию к железным дверям. Из двух створок действующей была одна, об этом говорили следы и единственная ручка. Аскер потянул за ручку, и ничего не произошло – дверь осталась закрытой.

– Скажи, что мы пришли, – попросила Луиза Мирона.

– Внутри прекрасно видно, что мы пришли, – Аскер кивнул на камеры, что уставились, как бабульки у подъезда на молодую соседку.

Справа от двери на стене висел блок видеозвонка. Аскер нажал кнопку вызова. Ответ раздался сразу:

– Положите оружие на землю.

Ник, Аскер и Ибрашка нехотя опустили автоматы по ноги. Конечно, они подозревали, что с оружием их не пустят, но без него стало как-то неуютно.

Замок щелкнул. Аскер распахнул тяжелую створку двери.

– Стоять. – Из темного коридора глядел ствол пистолета. – Отойди к остальным. Никому не двигаться. Мирон, входи один и закрой за собой дверь.

– Это мои друзья. – Мирон остался на месте. – Мы голодные.

– Друзья? – со снисходительной насмешкой донеслось из коридора. – И те?

Ствол пистолета качнулся чуть вправо, на Аскера и Ибрашку.

Мирон на миг поджал губы.

– Я не делю людей на тех и этих.

– Как знаешь. Вообще-то, и я не делю, но только тех, кто разделяет мою точку зрения или хотя бы может понять, что другие точки зрения существуют. Встать на чужую позицию и принять, что другие могут думать не так, как ты – для многих непосильное дело.

– Вот именно, – ухватился за мысль Мирон. – Почему же отказываешь в этом другим? Почему не хочешь понять их? У них тоже свои точки зрения, и обоснованы они не хуже твоей.

Из коридора хмыкнули:

– Кажется, ты боишься своих «друзей». А-а, понял, ты перед девчонкой рисуешься. Запомни: свои убеждения нужно отстаивать всегда, что бы ни случилось. Только так можно вернуть утраченную славу своего народа.

Ник почувствовал плечо прижавшейся к нему Луизы.

– Дядя Кастусь, ты захватил институт? – прямо спросил Мирон. – Зачем?

После короткой паузы раздалось:

– Войди и поговорим.

– Поговорим здесь.

– Здесь не место для разговоров.

– Место, – с несвойственным ему упрямством заявил Мирон. – Открытие, которое совершили в этом институте, может изменить мир. Ты хочешь изменить мир сам, в одиночку? Хочешь владеть Вселенной, стать богом-императором? Уверен, что справишься?

– Вспомни, кто ты на самом деле, Мирон. Сейчас ты живешь в другой стране, но у твоего народа собственная великая история.

Нехорошее предчувствие укололо Ника. Дядя Мирона давил на больную мозоль. Именно на эту тему постоянно твердил Мирон в любых спорах, всегда тянул одеяло истории на себя, и переубедить его было невозможно. Мирон принимал многовариантность истории, но истинной назло остальным фактам считал только свою версию.

И вдруг…

– Да, у моей малой родины великое прошлое, но сейчас я часть большого народа, который победил фашизм и покорил космос, – с пылом заговорил Мирон. – Этот народ непобедим только пока все нации, которые его составляют, хотят одного – чтобы никто не отнял их родную землю. Я не отказываюсь от корней, но я хочу в великое будущее, пусть даже как составная часть чего-то большего, а не в великое прошлое. Великое прошлое было у большинства наций. Но. Нынешние итальянцы – далеко не римляне времен Империи. Греки – не эллины. Турки – не Блистательная Порта при султане Сулеймане. У литвинов было великое прошлое, но оно кануло в Лету. Все вокруг с пеной у рта доказывают, чья нация круче, играют словами, чтобы возвысить своих, а это – к слову о чужих точках зрения – унижает других. Странно, но именно сегодня я понял одну истину. Глупо гордиться великими предками. Если сейчас дела твоего народа плохи, значит, потомки профукали достижения великих предков и недостойны их. Но это никак не значит, что ничего не надо делать. Надо, и еще как. Жизнь надо прожить так, чтоб наши потомки гордились великими предками в нашем лице.

– Тебе хорошо промыли мозги. Выходит, теперь ты с ними – вечными рабами и косорукими алкашами?

– Говоря «они», ты плюешь в зеркало. Народы веками жили своим умом, и чтобы понять, у кого получалось хорошо, а у кого плохо, достаточно посмотреть на глобус. Криворукие пьяницы? Еще раз посмотри на глобус. А теперь посмотри на тех, кто «освободился от кровавых тиранов», от всего, что связывало с «ними». Прости, но эти «борцы за свободу и независимость» кладут жизни за свободу – от кого? Я так понимаю, что за свободу воровать, врать и стравливать, чтобы воровать дальше. Все, что было построено нашими предками, ими разграблено и присвоено. А ведь рядом был наглядный пример. Россия – имею в виду не русских, как нацию, а Большую Россию – прошла все это в девяностые. Как можно что-то созидать и строить, расковыривая себе болячки и во всем обвиняя соседей? Представь: а что будет, если свои болячки начнет расковыривать Россия? Не русские, а россияне, все вместе? Аляска и запад Америки вплоть до Калифорнии принадлежали России, и срок аренды за Аляску – да-да, она не продана, а сдана в аренду на девяносто девять лет – истек совсем недавно. Но Россия молчит. Ранее никому не принадлежавшие Гавайи целый год жили под российским флагом. Россия на них претендует? А если вспомнить вот такое: когда открывалась некая новая земля, она доставалась государству, чьи представители ее открыли. Огромная Гренландия, например, принадлежит маленькой Дании, Австралия до обретения независимости – очень странной, надо сказать, поскольку до сих пор сохранена власть английской королевы с военной присягой именно ей, а не родной стране – принадлежала Великобритании. Почему же открытая Россией Антарктида не принадлежит первооткрывательнице? А теперь скажи: если объединение народов, победившее Наполеона и Гитлера, все же расковыряет эти болячки «великого прошлого», что сможет противопоставить мир?

– Говоришь прямо как дед-пенсионер, но спасибо за удачный пример. России просто необходимо что-то противопоставить, именно поэтому я сделал то, что сделал. Давай поговорим без свидетелей. Как бы ты меня ни убеждал, впустить могу только тебя. Потом, если хочешь, можешь вынести друзьям еды, но внутрь они не зайдут.

– Зачем же без свидетелей? Давай говорить тут, чтобы все слышали, – не сдавался Мирон.

– Хорошо, пусть все услышат, в некотором виде это даже лучше. Открытие такого рода, как сделанное здесь в институте, изменит баланс сил в пользу одной страны. Имея преимущество, она распорядится им во вред другим странам. Этого допустить нельзя. Когда Хайрем Максим изобрел свой пулемет, он ужаснулся: войны из поединков профессионалов превращались в нещадное истребление, человечеству грозила гибель. Изобретатель понял, что обладание таким оружием сделает кого-то непобедимым, а это попахивает вседозволенностью. Максим добился, чтобы его оружие начали производить сразу во многих странах. Далее. Нобель тоже сделал так, чтобы его динамит попал ко всем, кто захочет. Это сохранило мировой паритет.

Ник мог добавить, что Максим и Нобель неплохо обогатились, когда продавали патенты направо и налево, но встревать с такого рода поправками было не время.

– Создатели атомной бомбы тоже знали, что нельзя оставлять свое детище в одних руках, – неслось продолжение, – иначе мир погибнет. Я не причастен к изобретению телепортации и не знаю, что или кто перемещает людей в другое место, но мне понятны последствия. Шпионы, диверсанты и войска одного государства для остальных станут неуязвимы. Это будет крахом прежнего мира. Станет возможным перебросить вооруженный спецназ прямо в штаб управления чужими ракетами или в кабинет главы государства-противника. Я взял на себя смелость отдать открытие на благо всех стран. Скоро сюда прибудут представители американского посольства, они вывезут все связанное с открытием с закрытой территории на машине или вертолете с экстерриториальностью и передадут в Организацию Объединенных Наций. Только все государства вместе могут решить, как поступить с такой возможностью. Перемещаться должны уметь все или никто. Это моя позиция, и за нее я рискую свободой и жизнью. Розенбергов, передавших секрет атомной бомбы, казнили. Я тоже готов, что меня обольют грязью и постараются ликвидировать, но люди мира запомнят меня, а потомки скажут спасибо. Теперь входи, иначе не поможешь ни себе, ни друзьям. У меня больше нет времени с тобой болтать. Решай. Считаю до трех. Раз. Два.

– Мы говорили с профессором Весновским.

На этот раз вызванная заявлением Мирона пауза длилась долго.

– Где он? – наконец, донеслось из здания.

– Умер. Из-за тебя. Но он успел рассказать об открытии больше, чем знаешь ты.

– Что он рассказал? – раздалось мгновенно.

Луиза коснулась боком Мирона – намекала, что делиться знаниями в такой ситуации не стоит. Он понял.

– Дядя Кастусь, мы можем войти? – сказал Мирон вместо того, чтобы отвечать на вопрос.

Ник порадовался. «Кто владеет информацией, тот владеет миром».

– Весновский сказал код от лаборатории?

Вопрос дал понять, что лаборатория все еще закрыта. Мирон помялся, ожидая, что кто-то из приятелей подскажет, что делать. Луиза отвела глаза. Ник сжал зубы. Код выдавать нельзя, даже нельзя сообщить, что он известен – тогда его можно получить силой. Например, пытками. Никто не знает, до какой низости дойдет дядя Мирона ради желаемого.

– Не знаете, как скрыть, что код известен? Молчание сказало за вас. Входи, Мирон, и хватит разговоров.

– Я не знаю кода, – признался Мирон.

– А кто знает?

Мирон машинально оглянулся на Луизу. Сразу раздалось:

– Пусть она тоже войдет.

Луиза испуганно спряталась на Ника и Аскера.

– Я не пойду без них.

– Я сказал – войди. Считаю до трех. Раз.

– Она не пойдет. – Мирон шагнул вперед, перекрывая Луизу собой.

– Отойди. Два.

– Без нас она не пойдет. – Ник и Аскер тоже придвинулись к Мирону и встали с ним плечом к плечу.

– Три. Терпение лопнуло. Последний раз говорю: Мирон, отойди.

– Нет.

– Жаль. Ты не оставил мне выбора. Прости, но судьба мира стоит дороже.

Прогрохотало. Мирон сложился пополам. Одновременно рядом протрещала очередь – оставленный без внимания Ибрашка подхватил автомат и теперь поливал свинцом темные глубины здания.

Как только оружие выплюнуло последнюю пулю, Аскер с ножом бросился в коридор.

Ник с Луизой склонились над Мироном.

Его глаза растерянно глядели в небо. Сердце не билось.

(продолжение следует)

Три плюс одна. Глава 25 Профессор, артефакт и сбыча мечт

Шариф предупреждал: «Они невидимы, похожи на людей и, если захотят, могут притворяться людьми». И когда из-за скалы послышалось «Люди! Ау-уу!» – Ник вздрогнул и едва не выронил бутылку. Голос доносился издалека, но он приближался. Человек или невидимка? На спасателей не похоже, кричит, скорее всего, одиночка. Еще один турист, что так же некстати оказался за бортом Большого мира? Голос слабый, чуть запинающийся, похож на старческий. Скорее всего, это налюбовавшийся на поплавок рыболов, который наконец-то собрался домой и тоже не смог туда попасть. Или…

Ник сделал шаг вперед и прыснул водой в сторону, откуда шел звук. Никого. Но хозяин голоса еще не подошел настолько близко. И трава впереди не приминалась, а невидимки материальны. На всякий случай Ник попятился и спрятался за камнем. Бутыль с распылителем осталась наготове и глядела вперед. Пальцы второй руки впились в рукоять Калашникова.

С другой стороны палатки замерли Мирон с навешенным на плечо здоровой руки автоматом и Луиза с разбрызгивателем. Второй выход они охраняли в паре – Луиза отказалась от оружия, она знала, что при всем желании не выстрелит в живое существо, кем бы оно ни было.

Под утро они заставили Аскера и Ибрашку хоть немного поспать. Те отказывались, говорили, что в таких условиях уснуть невозможно… но усталость мгновенно взяла свое. Из палатки уже с час как доносилось равномерное посапывание.

Очертания деревьев, четкие вблизи, при удалении расползались и перемешивались с мраком, становились с ними чем-то единым и почти живым. Луна пряталась за высокие кроны, молочный свет просачивался сквозь них скудно, но этого хватало – врасплох не застать.

– Есть здесь кто-нибудь? – раздалось из ниоткуда совсем близко, и около ближайшего дерева зашевелилась трава. – Я слышал выстрелы… а-а!

Цепочка приближавшихся следов прервалась, и впереди нее образовался один огромный след, будто туда наступил тролль ростом с высокое дерево.

– А-ааа! – завопил сзади вылезший из палатки Ибрашка, и его автомат выдал очередь в пустоту над образовавшейся в траве обширной вмятиной.

Аскер, выскочивший следом, ударил снизу по его оружию, отчего последние пули ушли в небо.

– Тебе Шарифа мало? Прекрати!

– Ты видел?! Он превратился в кого-то большого и собирался прыгнуть! – Ибрашка попытался вновь направить ствол вперед, но Аскер перехватил.

– Он просто упал! Это человек! – Аскер обратился в пустоту, откуда донесся сдавленный стон: – Вы живы? Кто вы?

– Не стреляйте! Я человек, просто невидим. В меня попали. Не могу встать.

Ник выкрикнул:

– Вы сотрудник института?

– Да, моя фамилия Весновский. А вы?

Встрепенулась Луиза:

– Павел Алексеевич, я Луиза Иваневич, моя мама работает с вами.

– Иваневич?! Как хорошо, что я тебя встретил. Нужно передать маме… Луиза, а где мы находимся?

– Между периметрами. Как вы здесь оказались? И что случилось в институте?

– Подойдите, мне трудно говорить.

Ник заколебался, но Луиза уже проскочила мимо, и пришлось присоединиться. Все, что он знал или придумал себе о невидимках прежде, разрушилось, это оказались не чуждые человеку сущности и не его (или их) создания. Сейчас перед ним был человек, а до этого – подопытная обезьяна вроде той, что каким-то образом оказалась в магазине. Магазинная, как говорят, была мелкой мартышкой, а последняя и та, с которой встречались в лесу (если это не одна и та же) – вроде крупного шимпанзе или орангутанга. Или горилла. Обезьяны оказались одним из направлений, в которых Ник не мог похвастаться полнотой знаний.

Аскер с Ибрашкой охраняли по бокам с автоматами в руках, а Мирон, так и стоявший с открытым ртом, вдруг вспомнил, что у него в руке бутылка, и стал прыскать вокруг.

– У меня сильное кровотечение. – Голос Павла Алексеевича сорвался от спазма, дальше был слышен только долгий стон.

– Я перевяжу. – Луиза стала отрывать от короткого низа футболки еще одну полосу. – Можете подсказать, где?

– Живот и спина. Удивляюсь, что еще жив. Луиза, я долго не протяну, запоминай, что нужно передать. Институт захватил охранник Константин Александрович Федорович.

Мирон побелел:

– Он не мог…

– Кто это? – спросил Павел Алексеевич.

– Племянник Федоровича, – объяснила Луиза.

– К сожалению, я видел своими глазами. В то время я еще видел, а сейчас ослеп. Поэтому и оступился, когда шел сюда – не видел, куда наступаю. Об эффекте слепоты нужно будет сообщить обязательно, это очень важно. Но по порядку. После захвата здания я пытался активировать Митю, но алгоритм его работы на тот момент был по-прежнему непонятен.

– Митю? – переспросил Ник. – Это кто?

– У нас так ласково называли исследуемый метеорит.

На этот раз не удержался Аскер:

– Это который недавно упал на Урале?

– На Урале, но отнюдь не недавно. Известной истории Мити хватило бы на несколько фильмов, а за возможность узнать неизвестную половина персонала, не задумываясь, отдала бы один глаз. Этнографические экспедиции, которые исследовали тот регион, неоднократно сообщали о загадочной зоне, куда боялись ходить местные жители. Место имело магический ореол и считалось запретным, там происходили страшные и непонятные вещи. Бесследно исчезали, переносились за тридевять земель или превращались в кого-то люди, появлялись огромные животные и невидимая нечисть. Так, по поверьям, продолжалось веками. В восемнадцатом веке в обходимой людьми местности поселился святой отшельник. Он творил чудеса, исцелял от неизлечимых болезней и даже воскрешал мертвых. Народ шел к нему со всего Урала. А потом святой исчез. Одна легенда гласит, что он вознесся на небеса, другая – что обратился в камень и помогал людям даже после смерти. После того, как странные явления на этом месте возобновились, бывшее святое место на долгое время вновь стало пристанищем нечистой силы – так утверждают местные поверья. Год назад местный проводник повел туда археологов, они рассчитывали найти остатки древнего языческого капища. Находку сделали во время раскопок. Найденный артефакт имел ярко выраженное космическое происхождение, позже к этому склонился, хотя и не подтвердил доподлинно, всесторонний анализ. Находку передали нам, потому что в момент перевозки огромный тяжелый шар вдруг повис в воздухе, и его можно стало транспортировать как воздушный шарик. Сейчас я понимаю что произошло. Грузчики… Нет, надо по порядку. Митю передали нам, в институт гравитации. Во время экспериментов Митя вел себя нелогично. Закономерность нашлась, но она работала не всегда. Единственная тенденция, возможно, необратимая, заставляла нас торопиться: исследуемый объект постепенно уменьшался а размерах, и вскоре могло прийти время, когда он совсем исчезнет.

С антигравитацией объекта мы все еще не разобрались, но обнаруженное воздействие на живые организмы повергло в шок. Находившиеся неподалеку метеорита живые существа мгновенно перемещались в другие места вне прямой видимости, причем без малейшего для себя ущерба!

Среди ночи переместилась в город в свою квартиру находившаяся на дежурстве Анна Моисеевна. Больше на тот момент в лаборатории никого не было. Поднять шум, что из закрытого помещения пропал один из главных сотрудников, не успели, Анна Моисеевна позвонила из дома и все рассказала.

Начались эксперименты. Мышь, которую оставили в клетке около Мити, перенеслась в отсек с кормом. В тех же условиях чуть позже вторая просто исчезла. На тот момент мы решили, что она могла переместиться в точку пространства, что уже занята чем-то другим. Скажем, в стену или за стену лаборатории. За стену не переносном смысле, как «на улицу», а в прямом. Лаборатория находится на минус третьем этаже. Понятно, что найти эту мышь не представлялось возможным.

У нас на территории жили две приблудившиеся собаки. Их считали бездомными и подкармливали. По очереди их взяли для экспериментов. Эффект получился такой же. Первая собака попала в город к прежним хозяевам, вторая исчезла бесследно.

Как и полагается, о ходе работ мы докладывали по инстанции. В верхах информация вызвала фурор, нам дали полный карт-бланш и завезли обезьян, чтобы не подставлять под удар сотрудников. Чуть позже доставили человека, готового рискнуть собой за вознаграждение и не имевшего претензий, если что-то пойдет не так. Родственников и имущества у этого похожего на бомжа джентльмена не было, зато он имел много судимостей и согласием на участие в эксперименте избавлялся еще от одной.

Работы начались. Про макаку слышали все, ее обнаружили среди бананов в ближайшем супермаркете. Зафиксированное камерой время появления совпадает с исчезновением в лаборатории. То есть, что произошло? Обезьяна из подземной лаборатории перенеслась в ближайшее местонахождение тропических фруктов.

Идем далее. Гриша, самец шимпанзе. Передвинутый вместе с клеткой ближе к расположению артефакта, оказался в соседнем помещении, где сотрудники пили кофе. Гриша накинулся на булочки с повидлом, чей запах, видимо, и спровоцировал перемещение.

Сообщения о последних перемещениях заинтересовали высшее руководство страны, и институт известили о визите первого лица государства.

Следующие эксперименты показали, что телепортация работает исправно, но мы никак не могли понять, куда и почему отправляется подопытный. Алгоритм срабатывания оставался неизвестным. И никаких зацепок.

Сначала долго ничего не получалось, но вскоре еще одна обезьяна каким-то образом попала в находившуюся на втором этаже здания столовую, о которой, как можно понять, изначально не имела ни малейшего представления. Валерия Валерьевна, наша сотрудница, слишком близко подошла к двери с Митей, и через минуту вернулась с первого этажа – каким-то образом ее перенесло к двери операторской, где сидели охранники. Теперь я понимаю, что произошло, а тогда посчитал совпадением.

Два следующих эксперимента закончились трагически. Макар, еще один шимпанзе, исчез, а затем также бесследно исчез наш добровольный помощник, доставленный полицией из следственного изолятора.

При проведении опытов никаких выплесков или поглощения энергий, излучений и других внешних факторов выявлено не было. И все же кое-что происходило: после каждого эксперимента, а иногда и вовсе без причины, Митя продолжал скачкообразно уменьшаться в размерах. Никакие перегородки, помещение в вакуум и запирание в стальные сейфы не спасали. В какой-то момент очередная часть метеорита неведомым образом испарялось в никуда. Однажды Митя уменьшился в присутствии посторонних, при этом никаких действий не произвел. Так мы тогда подумали. Но находившийся с инспекцией представитель курирующей организации на следующий день получил новое звание, причем перепрыгнул сразу через два, чего практически не бывает. Для этого нужно совершить что-то неслыханное для страны и мира. Могу ошибаться, и он действительно сделал что-то эпохальное и мне неизвестное, но сейчас я подозреваю другое.

Опыты доказали только возможность перемещения, но это была лишь часть огромной правды. Теперь я уверен, что исследовавшийся объект – не телепортатор, как мы думали до сих пор, как докладывали Президенту, и как считает захватчик лаборатории. Митя – это, так сказать, сбыватель мечт. Исполнитель желаний. Он воплощает в жизнь нечто глубинное, о чем просит душа. Мышка нашла корм, собака отправилась к хозяевам, макака к ближайшей россыпи бананов. Анна Моисеевна – к любимым дочкам, за которых волновалась на работе. Я, а до того вторая собака, шимпанзе и добровольный участник эксперимента просто хотели сбежать, при этом исчезнуть из лаборатории так, чтобы нас не увидели. Желание сбылось. Именно главное на тот момент желание. А оно, как теперь понимаю, может быть любым.

Для примера еще несколько дошедших до меня фактов. Водитель вездехода, который доставил Митю к железнодорожной станции, бросил пить и вернулся к жене. Археологам дали немыслимую премию. Проводник, местный житель, скончался от неизвестной болезни. Мне кажется, он сам считал, что заслуживает кары за то, что привел ученых в запретное место. Грузчики от всей души хотели, чтобы тяжеленная штуковина ничего не весила.

Кстати, пропавшую мышь я обнаружил в лаборатории перед тем, как самому оттуда исчезнуть. Как мне представляется, мышь никуда не перемещалась, а тоже стала невидимой. Оставшись без еды, она сдохла. Ее появление я видел собственными глазами. Думаю, через какое-то время после смерти – не раньше чем через сутки – невидимка теряет обретенное качество. Кости, волосы, зубы и ногти проявляются первыми. Жуткое зрелище.

– Когда мы были у Нижнего озера, – сказала Луиза, когда Павел Алекссевич вновь застонал, и повествование прервалось, – мы видели кого-то в поле и сбили его на машине.

Она в деталях рассказала все, что произошло с ней, а Ник и Мирон дополнили рассказ своими наблюдениями.

– Уверен, что это наш доброволец, – объяснил Весновский. – Во время эксперимента он мечтал незаметно исчезнуть за пределы охраняемой территории. Как городской житель он знал, где находится второй периметр, и артефакт перенес его за эту границу. Там он обнаружил, что ничего не видит, пошел на звуки, но приближаться, видимо, побоялся. Когда Луиза с другом собирали бутылки из мешков на обочине, он наткнулся на стоявшую машину и залез на нее – думал, что отвезут в город. Вместо этого оказался на озере, откуда сбежал в поле. Голод заставил его дождаться, когда голоса отдалились – это то время, когда вы собирали плававшие бутылки – и украсть жарившееся мясо, которое нашел по запаху. Затем, не ориентируясь в поле, куда-то шел или просто спал, но, к примеру, вскочил, когда услышал приближение автомобиля. Естественно, что вы его не видели и наехали. А обезьяны, которые вам встречались, это Макар, который сбежал чуть раньше, и Гриша, исчезнувший из лаборатории вместе со мной. Их главным желанием, как и моим, когда я догадался о захвате лаборатории, было незаметно убраться за стены оказавшего ловушкой здания. Так мы оказались на территории – невидимые, слепые и со временем очень голодные. Макар и Гриша шли не к вам, они шли на запах еды.

– Почему все, кто стал невидимым, ослепли? – спросил Мирон.

– Могу только предполагать. Когда сетчатка глаза становится прозрачной, с этого момента она не поглощает цвета, потому не будет реакции на свет. Если хрусталик не виден, то он не искривляет лучей, потому нет изображения на сетчатке. Я вижу только белый цвет, ведь сетчатка в прозрачной голове открыта со всех сторон.

Догадка Весновского показалась Нику логичной и все объясняющей. Впервые пришло в голову: как видели окружающее известные невидимки из книг и кинофильмов? Чем?

Еще один вопрос не давал покоя, и Ник спросил:

– Как же работает метеорит? Нужно просто попросить что-то?

– Если бы. – В полном страдания голосе Павла Алексеевича пробилась горькая усмешка. – О чем бы человек ни просил вслух или про себя, это не срабатывает. Я испробовал все, когда пытался сбежать из заблокированной лаборатории. Слов Митя не слышит, он улавливает нечто глубинное – то, что лежит на душе. И не всегда. Мои эгоистичные желания Митя не исполнял, но стоило отпереть клетку и пригласить Гришу составить мне компанию, как все получилось. Шимпанзе тоже хотел незаметно для окружающих исчезнуть из ужасного места, где против своей воли оказался, и наши главные желания совпали. Возможно, вместе они достигли срабатывающего рубежа, после которого Митя считает, что такое желание исполнить нужно. Или он видит далеко вперед, потому что-то допускает, а остальное игнорирует.

– Вы говорите о Мите как о живом, – заметил Аскер.

– Я говорю о нем как о нечто большем, чем просто живое.

– По-вашему, – спросил Мирон, – Митя – это некий аналог бога?

– Нет. Он искусственный. Хотя, возможно, в каком-то смысле разумный. Как компьютер. В него заложена программа, которую он исправно исполняет уже многие века, а, может быть, и тысячелетия.

– Вряд ли тысячелетия, – заметил Мирон. – Он уменьшается от работы и давно бы исчез.

– Во-первых, мы не знаем его первоначальных размеров, – ответил Весновский. – Во-вторых, запчасть, которая стирается за время эксплуатации, меняют на новую, и механизм работает дальше.

– Но кто же ее создал? – встрепенулась Луиза. – И, главное, зачем?!

Павел Алексеевич ответил не сразу:

– Начну со второго вопроса. Читали «Пикник на обочине»? То, что лесному зверью кажется чудесным, может оказаться мусором, который оставили в лесу туристы. Как волк или заяц объяснит существование полиэтиленового пакета или консервной банки? Теперь о создателях артефакта. Основных версий, кто это может быть, четыре: Бог, пришельцы, а также прежняя или параллельная цивилизации. Но как бы создатели Мити ни назывались, это некие высшие силы, над которыми человек не властен и с которыми не должен ссориться, если хочет жить на Земле. И не использовать их достижения или дары во вред человечеству. Нужно сообщить Анне Моисеевне, что мы были неправы. Митя отправлял к мечте, поэтому его приняли за телепортатор, чьи возможности на тот момент просто не могли определить. Сейчас он сильно уменьшился, но его мощности хватит еще на несколько желаний. Кем или чем бы Митя ни был, он не должен попасть в преступные руки.

– Мы должны пойти к моему дяде, – Мирон оглянулся на Ника и других, – и поговорить с ним.

– И остановить его, – поправил Ник.

– Он отравил девушку, которую любил, хотел отравить меня и что-то сделал со своим напарником. – Павел Алексеевич вздохнул. – Вы готовы встать на пути человека, который способен убивать ради идеи?

– Меня он не убьет, – уверил Мирон.

– Нас много, – добавил Аскер. – Мы справимся.

– Мы возьмем вас с собой, – объявила Луиза Весновскому. – Если Митя исполняет желания, то он поднимет вас на ноги.

– Меня нельзя шевелить, от болевого шока я скончаюсь раньше, чем от потери крови. Оставьте меня. Не дайте Константину исполнить свою мечту, о чем бы он ни мечтал. Мечта, за которую убивают, в любом случае не стоит воплощения. Любой хитростью пробейтесь в лабораторию. Константин пытался ее открыть, и рано или поздно у него получится, не существует стен и дверей, которые нельзя сломать. Когда окажетесь внутри здания, спускайтесь на лифте или по лестнице на минус третий этаж. Вход на этаж откроет карточка-бейджик. Луиза, сними ее осторожно с моей шеи и возьми с собой. Для доступа во внутренние помещения лаборатории нужно знать код. Мы делаем это поочередно, последний раз перед уходом его устанавливала Анна Моисеевна. Она всегда выбирала кодом дни рождения дочек., то одной, то другой. За время работы эти даты среди ночи мог отчеканить любой из имевших допуск сотрудников. Сегодня день старшей. Луиза, ты поняла? Вас много, вы разные, в вашем присутствии Митя просто не сработает. Или сделает что-то, что устроит всех: накормит или отправит по домам. Если Константин своего не добьется, я буду считать, что прожил жизнь не зря. Идите. Благослови вас Бог.

Мирона сказанное последним, казалось, удивило больше, чем все предыдущее.

– Вы – ученый – верите в Бога?

– Сейчас я верю в вас.

Три плюс одна. Глава 24

Литвины, профессор и император мира

Кастусь глядел, как дрожит вода в стакане. Время шло. Теперь все зависело от его корыстолюбивых помощников.

Мониторы давно показывали одно и то же. С тех пор, как исчез Весновский, ничего не менялось. Снаружи здания и в Большом Мире, о котором столько мечтал, жизнь продолжалась, а здесь, внутри здания…

Иногда приходилось встряхивать головой и даже бить себя по щекам, чтобы победить накатывавшее малодушие. А страх сковывал так, что хоть сейчас бросайся сдаваться и каяться во всем свершенном и только задуманном. Когда все начиналось, идея казалась правильной, она не имела альтернатив. Сейчас мысли были другие. Вопрос Весновского выбил из колеи, прежние доводы вдруг показались несущественными, а мотивы – пустыми. Перед тем как исчезнуть, Павел Алексеевич поднял глаза на камеру в лаборатории:

– Почему ты сделал это, Костя?

Вопрос был риторическим, Весновский не знал, слышат его в тот миг или нет.

– Странно, что вы не видите этих причин, – пробормотал Кастусь.

И в очередной раз поморщился. Не нравилось, когда называли по-русски. Он был беларусом. Именно так – через «а», что соответствовало нормам беларуского языка. И что должно бы, как он твердо считал, отразиться и в других государственных языках. Японцев же как-то заставили писать вместо Грузия – Джорджия. Но ничего не поделаешь, если по документам он Константин Федорович – не Фёдорович, а Федорович, с ударением на вторую "о" – то хоть удавись, а для большинства ближних в просторечии будет Костей, Котом, Костяном… кем угодно, только не тем, кем ему нравилось, поскольку было единственно верным.

И черт с ними всеми. Они даже не в курсе, как он их про себя называет. Можно считать, что счет в матче Кастусь против всех – один-один.

Против всех он оказался из-за «науки» истории, как ее подают в разных странах. Потому что историки лгут. Все. Нагло и беспардонно. Польские – в пользу Польши, российские – в пользу России, литовские – в пользу...

Литвы? Господи, какая глупость. Придуманная страна с чужой историей и украденным названием. Существовало Великое Княжество Литовское – ВКЛ. Это общеизвестный факт, с которым ничего не сделать. ВКЛ включало в себя территорию нынешней Беларуси, Литву (Жемойтию), часть Польши (а после подписания Унии – всю) и еще кое-что от соседей по кусочкам. В период ВКЛ жители нынешней Летувы около полутора веков в Литве вовсе не состояли. Их неоднократно отдавали тевтонам Витовт, Миндовг и другие. Даже в залог отдавали. И это, позвольте спросить, коренная нация? Где здесь иго литовцев над белорусами?

Жемойтов до большевистской революции называли исключительно жмудинами, а с тысяча девятьсот восемнадцатого года они вдруг стали литовцами, сменив самоназвание на чужое – звучное и исторически весомое. Между прочим, сами они назвались Летува. Для славян это труднопроизносимо, славяне все равно скажут «Литва».

Лев Гумилев в теории этногенеза написал, что люди объединяются по принципу комплементарности – неосознанной симпатии к одним и антипатии к другим. То есть по религиозным, расовым, культурным мотивам. Но тысячелетнее соседство ятвягов и кривичей с жемойтами и аукштайтами не привело к смешиванию или родству.

После создания независимой Литвы почти сто процентов названий принудительно изменили. А в Беларуси они сохранились. Разве не доказательство, что нынешние литовцы не были хозяевами ни в исторической Литве, ни в подчиненной литвинам собственной земле? Даже имена литвинских князей теперь меняют, вопреки летописям. Ольгерд превратился в Ольгердаса, Миндовг в Миндаугаса, Войшелк в Войшелкаса, Гедимин – в Гедиминаса… Взять того же Радзивилла, он литвин, но разве литовец? Он же не Радзивилутас, и получается, что однозначно не жемойт, а белорус. Все исторические документы, как сговорившись, твердят: жители Литвы называли себя жмудинами и аукштайтами! Летописная Литва – центр и запад Беларуси, от той территории у нынешней Литвы только Вильня, подаренная Сталиным, а их язык назывался аукштайтским.

Перепись войска ВКЛ говорит, что девяносто пять процентов – шляхта из литвинов-белорусов, а жемойты с аукштайтами присутствуют лишь среди солдат – около трех процентов. И ни единого офицера. Странно, что никто об этом не задумывается. В Статутах ВКЛ – Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского – перечисляются населяющие его народы. Основа – литвины, где почти у всех окончание на «-ич», а второстепенными, то есть ущемленными в правах народами названы русины, аукштайты и жемойты («литовцы»!), евреи и цыгане. И никаких белорусов. Население древней Беларуси называли гутами или гепидами – где-то с четвертого по восьмой век. Лиетувисы до сих пор белорусов зовут гутами. С восьмого по тринадцатый – ятвяги и кривичи, затем литвины, и только затем белорусы. Название Белая Русь имеется в титулах Ивана Третьего, Василия Третьего, Ивана Четвертого, Бориса Годунова и первых Романовых. После Петра Первого оно не упоминается, а у Николая Второго присутствует в виде «Великий князь Литовский» для центральной и западной Беларуси и «князь Витебский» для восточной. И «князь Самогитский» – для нынешней Литвы.

Свой единственный национальный символ – Погоню (других в истории не было) – белорусы отдали жемойтам. А до тысяча девятьсот восемнадцатого года жемойтское княжество называлось Жмудь, или Самогитией по-латыни, а на гербе изображался «локис» – черный медведь.

А взять, к примеру, фамилии. Они всегда образуются по нормам государственного языка. Самогиты-жемойты не имели своей письменности и, соответственно, следовали нормам языка власти. Их «-ис» это приближенное к местности «-ич». Фактически – латинское «-с». У мазуров оно звучало как «-ш». Отвечало на вопрос «чей». «Ский», начинающийся с «эс» – из той же серии. У поляков и чехов Дубов, например, – это сделанный из дуба, а Дубовский – дворянин, владеющий поместьем Дубово. В латыни и многих других притяжательная форма звучит как «ис» («из»), у белорусов, мазуров, сербов и лужицких сорбов – «ич» (а в немецком – «иц», самый известный пример – Штирлиц). Вот интересно: римлянами и германцами летувисы тоже владели?

В нынешней Литве кроме известных из древних хроник имен собственных поменяли и древние названия городов и местностей. Подумать только: в последние годы изменены почти сто процентов прежних топонимов! Они у «народа-победителя» почему-то были не свои, а соседские. Им самим не странно, почему бы это? Нет, не странно. И Вильно сделали Вильнюсом, Ковно – Каунасом, Бержаны – Бярженаем, Велену – Вялуоной, Высокий Двор – Аукштадварисом, Медники – Мядининкаем и далее по списку. Смысл в большинстве случаев потерялся. «В» в конце ввелось при русских царях. Изначально большинство названий служили ответом на вопрос «чей?», и если следовать логике, Ковно должно было стать Каунисом, а Вильнюс – Вильнисом, чтобы ответить на этот вопрос. Вместо прилагательного, несущего смысл, приняли существительные. Сравнить, допустим, с коренным Паневежисом. А в Беларуси за небольшим исключением все старинные топонимы сохранены. Так кто кем владел?

В тысяча девятьсот девятнадцатом году тогдашнее правительство «пошло навстречу» обретшим независимость летувисам, когда они потребовали вернуть их стране все старинные литовские летописи. «Почему нет?» – сказал кто-то достаточно разбиравшийся в истории, и все документы на литовском языке было принято вернуть. В том и была издевка, понятная лишь посвященным. Вполне логично, что не нашлось н-и о-д-н-о-г-о такого документа!

Еще один о многом говорящий факт, почерпнутый из летописей Великого Княжества Литовского: все двадцать два канцлера в ее истории были литвинами-белорусами. А где же литовцы?

Саксонский граф Альберт Медведь в описаниях Жемойтии двенадцатого века приводит звериные шкуры в качестве одежды и каменные топоры в качестве оружия. Городов нет в принципе, жители обитают в лесных чащах в землянках. Граф сообщает Римскому Папе, что обращение жемойтов в христианство невозможно, поскольку они разбегаются по лесам.

А вспомнить создание Речи Посполитой, как до сих пор горделиво именуют свою землю поляки. Вообще-то не они присоединили Литву, а литвины с тысяча четыреста первого года на протяжении почти ста семидесяти лет делали попытку за попыткой, уговаривая поляков вступить в Унию. Удалось это лишь с одиннадцатой попытки – в тысяча пятьсот шестьдесят девятом.

Это – факты. А теперь почитаем учебники истории в каждой отдельно взятой стране. И после этого история – наука?!

Только племянник Мирон понимал Кастуся. Но окружение плохо влияло на племянника, он стал забывать свои корни, дружить с теми, кем некогда помыкали или с кем воевали его предки. Именно позиция слабого, в которой в последнее время в спорах оказывался Кастусь, подтолкнула его к нужному решению. Былого не вернешь, но сейчас один литвин – гражданин великого государства, которого нет, которого не знают и не помнят в мире, но которое Кастусь носит в своем сердце – может изменить мир.

Даже поставить всю планету на колени. Но он так не сделает.

«А почему?» – вспискивал в глубине души пакостливый голосок.

«Потому что я против насилия», – гордо отвечал Кастусь.

И вздыхал. Поскольку врал самому себе. На самом деле каждая клеточка в нем требовала стать неуловимым грозным владыкой мира, чтобы перекроить его по собственному разумению. Но одна пуля или ловушка поставят конец карьере новоявленного императора мира, и императором с чудо-возможностями станет кто-то другой. Этому другому на древнюю Литву будет плевать с высокой колокольни, он вообще может оказаться летувисом. Без команды единомышленников такие дела не делаются, а где взять этих единомышленников, если даже на родного племянника, которого долгое время воспитывали в нужном духе, полностью положиться нельзя?

Прошлось довериться заокеанским друзьям. Никакие они, конечно, не друзья, но партнеры. У них одна цель с Кастусем – не дать кому-то стать настолько сильным, чтобы диктовать миру свою волю. Кастусь связался с американцами и объяснил ситуацию. Его роль в грядущих событиях выглядела здорово. Человек, который спас Землю. Возможно, ему дадут Нобелевскую премию мира. Или его именем назовут еще одну премию, новую, которая по значимости превзойдет Нобелевскую. Почему нет? Отдавая секрет динамита одновременно в руки разных государств, Нобель рисковал только материальным положением, да и положение это, надо сказать, своими действиями лишь поправил. А Кастусь рискует жизнью и свободой. Несравнимая разница.

После рассказа о том, что происходит в исследовательском институте, партнеры некоторое время действовали самостоятельно. Через третьи руки они нашли нужных людей, что за деньги были готовы на все. Они же полностью спонсировали операцию. Кастусь и не предполагал, как дорого стоят услуги наемников. К счастью, настоящих бойцов потребовалось немного, для отвлечения внимания наружной охраны хватило толпы хулиганов с рынка.

Приезд Президента ломал планы. Если предмет исследования заберут в Москву, Кастусь окажется лишним в цепочке закрутившихся событий. Больше ждать было нельзя.

Сначала Глеб потрепал нервы с запасной рацией. Кастусь периодически забирал ее домой, будто забыл выложить. Ценности для проверяющих она не представляла, обычная рация, которую, как они думали, он нес, к примеру, чтобы починить. Но стоило оставить ее между периметрами, как у Глеба сработало какое-то шестое чувство, и она срочно потребовалась. Это было первым неприятным звоночком. Затем в самый неподходящий момент Глеб обнаружил пересекавшего внутренний периметр гуманоида-невидимку. До момента, когда подействует «кофе», не хватило совсем чуть-чуть. Пришлось бить Глеба сзади по голове – его рука уже тянулась к тревожной кнопке, а если здание наводнят солдаты, план пойдет прахом.

Перед тем как уйти с тремя чашками кофе вниз, Кастусь отключил внутреннюю телефонную связь – возможности операторской, рассчитанные на чрезвычайные случаи, это позволяли. Также он крепко привязал Глеба к стулу. Когда очнется от удара, уже должен спать, но лучше перестраховаться.

Теперь все нужно делать быстро. Снаружи в операторскую не звонят практически никогда, но если звонок все же раздастся, и никто не ответит…

Лучше про это не думать.

Остановившись перед лабораторией, Кастусь изобразил лучезарную улыбку.

– Кофе прибыл!

Дверь открылась – изнутри Лера приложила к датчику свой нагрудный бейджик. Нужно не забыть про этот бейджик, чтобы позже не пришлось ломать двери.

– Какой аромат! – Лера потянулась к изображавшей поднос разделочной дощечке, на которой в операторской обычно готовили бутерброды.

Только чудом она не ухватила единственную чашку, для нее никак не предназначенную. Кастусь отодвинул поднос:

– Подожди, давай сядем за стол все вместе и отметим как полагается – с тостом по поводу открытия…

Лера отмахнулась, дотянулась до крайней чаши и с блаженством на лице отхлебнула. Добавка ни вкуса, ни запаха не имела, и удовольствия от напитка ничего не омрачило.

Кастусь удивленно обвел взглядом помещение, в котором больше никого не было.

– Где Павел Алексеевич?

– Сейчас придет.

Профессор Весновский нашелся быстро, за стеклом внутренней двери он кормил существо в клетке, скрытое от камер и взглядов снаружи.

Главный вопрос, мучавший последние несколько минут, теперь снят – сбежал не Митя.

Весновский далеко, а кофе скоро начнет действовать. Видимо, пора действовать и Кастусю. Для начала хотя бы узнать, откуда взялся гуманоид-невидимка. Мысли, которые возникли сразу по его обнаружению, ничего хорошего не предвещали. Можно было сесть в гигантскую лужу перед партнерами. Получалось, что подопытные обезьяны не только в город улетали, а еще и невидимыми из здания наружу выбирались. И как же одно связано с другим?

– Лера, прости за любопытство, но это не просто так, это по моей работе. У вас действительно открыто мгновенное перемещение в пространстве, или вы научились придавать объектам эффект невидимости, а затем доставляете их в другое место, чтобы выдать за телепортацию? Не бойся, я никому не расскажу вашу тайну. – Испуг и возмущение на лице Леры заставили объясниться. – Монитор тепловизора показал, как невидимое существо перелезло ограду и скрылось в лесу. Обычная камера его не засекла.

– Павел Алексеевич! – Лера бросилась к прозрачной двери, хотела набрать код, но в последний миг вспомнила про присутствие постороннего, и вбитые в голову правила взяли верх. Она просто постучала ладонью по бронестеклу. – Павел Алексеевич, Макар нашелся! Он переместился за стены и стал полностью невидимым! Костя говорит, что его видно только в инфракрасном свете!

Кастусь в очередной раз обиделся на «Костю» – ведь сколько раз просил Леру не называть его так.

Весновский поднял голову и долгую минуту раздумывал о чем-то.

– Если наверху случилось ЧП, – профессор обращался именно к нему, к Кастусю, – охрана должна подать сигнал тревоги и принять меры к поимке сбежавшего из лаборатории существа. Отсюда вопрос: почему в такую минуту вы здесь?

В течение следующих двух часов Весновский так и не вышел, наоборот, он ушел дальше, за следующую дверь. Там, среди главных секретов института, находился еще один телефон. Кастусь знал, что сейчас телефон не работает, сам отключал связь, и все равно нервничал. Весновский долго что-то делал в глубинах лаборатории, затем нервно ходил туда-сюда по внутреннему помещению вплоть до клеток и обратно. Снова уходил и вновь возвращался. Каждый раз появлялся недовольным. То, что он делал, у него не получалось. Хотел переместиться? Скорее всего. Значит, все не так просто, если не получается даже у того, кто знает о вопросе больше всех. Кастусь догадывался, что многие эксперименты закончились плачевно, и некоторые подопытные бесследно исчезли. Похоже, вместо перемещения вдаль кто-то или что-то стало делать перемещаемых невидимыми и выбрасывать куда-то неподалеку. Сам Кастусь без крайней надобности не решился бы на перемещение, даже если знать, как это делается. К тому же, судя по подслушанным обрывкам разговоров, что-то у них здесь уменьшалось. До сих пор на эту тему в голову ничего не приходило, но теперь…

Некий подопытный (скорее всего – обезьяна, если вспомнить очертания и походку гуманоида) стал невидимкой и переместился за стены. Выходит, уменьшалось расстояние телепортации. А если допустить, что оно уменьшалось именно за счет появления нового эффекта – невидимости?

Что будет, если профессор станет невидимым, не хотелось даже думать. Кастусь пытался взломать дверь с кодовым замком, которая вела вглубь, даже несколько раз стрелял в нее из табельного пистолета. От пуль на стали и бронестекле оставались только точки-вмятинки. Такое только взрывать. Но Кастусь не был специалистом-взрывником. Не имея опыта, вместе с дверью он легко уничтожит все здание. И тогда зачем все?

Лера и Глеб так и не проснулись. Средство, которое дали партнеры, оказалось слишком действенным. Или Кастусь переборщил с дозой. Зная, что второго шанса не будет, он вывалил в чашки весь имевшийся порошок. Такого страшного финала не хотелось, но горевать поздно, теперь нужно думать, что делать дальше.

После того, как все попытки попасть к Весновскому провалились, Кастусь снял с трупа Леры ключ-бейджик и ушел в операторскую. Пришло время действовать. Как в кино глядя на экранах на отвлечение внешней охраны в дальнюю часть периметра и взятие КПП, он объявил о захвате лаборатории и потребовал прекратить сопротивление, иначе открытие института, о котором должно быть хорошо известно Президенту, будет использовано или уничтожено.

Угроза подействовала. Сложившая оружие охрана и находившиеся в помещениях вне лабораторного корпуса нескольких сотрудников ушли за пределы внешнего периметра, наемники скрылись, и время словно остановилось.

Но оно шло. Прошло больше суток, а ничего не менялось. Партнеры к нему не пробились, значит, их перехватили по пути, и теперь они ведут переговоры на уровне правительств. Эффекта от работы дипломатов, судя по всему, пока нет. Чтобы дело сдвинулось, нужны угрожающие открытию действия Кастуся, а ему, чтобы предъявить что-то, нужно это что-то найти или хотя бы знать о нем достаточно, чтобы блефовать. Из-за Весновского сложилась патовая ситуация, которая продлится неизвестное время.

Последний раз, когда профессор вновь появился на экране, он бросил взгляд в глядевшую сверху камеру и горько поинтересовался:

– Почему ты сделал это, Костя?

Потом он зачем-то отпер клетку, из которой вывалилось человекоподобное существо – полный аналог невидимки на мониторе. Все домыслы и фантазии оказались ерундой, это была самая обычная обезьяна, только на этот раз видимая.

И вдруг Весновский и обезьяна исчезли.

Кастусь еще раз просмотрел фрагмент записи последней минуты. Вот профессор отпирает клетку, вот направляется к открытой двери вглубь лаборатории, обезьяна, очумело оглядевшись, коряво шагает за ним…

В следующий миг экраны показывали пустоту – осталось все, кроме профессора и обезьяны.

Все же обезьяна как-то замешана. Это не она перемещает в пространстве, как Кастусю казалось раньше, когда он считал ее неведомым монстром или инопланетянином. Но без нее Весновский не сумел переместиться.

А теперь исчезли оба.

Больше ничего не изменилось. Встает вопрос: они телепортировались или просто стали невидимыми?

Кастусь спустился в лабораторию и долго вглядывался в стеклянное окошко двери, за которой произошло исчезновение. Не в каком-то мудреном аппарате, а прямо посреди помещения, часть которого даже камера видела. Жаль, что камера не показывает в инфракрасном. Впрочем, минута шла за минутой, а нигде ни одна вещь не шевелилась, не меняла местоположения и не исчезала. Сомнения отпали – Весновский с обезьяной телепортировались, их больше нет в лаборатории.

Знания профессора ушли вместе с ним. Но остались его работы. Пока лаборатория под контролем, можно считать себя на коне.

Кастусь остался в здании один. Первым делом он включил внутреннюю телефонную связь – связываться с внешним миром опять стало можно из любого места. Это может пригодиться.

А если у Весновского все получилось по его желанию, и он переместился в город и теперь все расскажет?

У этого тоже есть свой плюс. Там поймут, что Кастусь не отступится, а его настоящих возможностей они не знают. Но Весновский, скорее всего, просто окажется за стенкой, как и та обезьяна, что исчезла во время последних экспериментов. Там его можно будет найти. Старик не убежит от взрослого человека в хорошей спортивной форме, а обнаружить невидимку можно с помощью приборов инфракрасного видения или даже без всякой техники – просто поливая перед собой пространство водой из разбрызгивателя.

Следующим делом Кастуся стало организовать оставшихся внутри периметра «друзей» на поиски двух невидимок. Пришлось наплести, что после поимки проблема исчезнет, и военные снимут оцепление. Кастусь вынес за порог здания все найденные по подсобкам распылители воды, бутылки, а также немного еды.

Хорошо бы, чтоб Весновского и Митю поймали. Непонятно, каким боком обезьяна способствует телепортации, но Кастусь своими глазами видел, что без нее у профессора ничего не получалось.

Подведем итоги. Что известно на этот момент? Нечто или некто (или нечто с помощью этого обезьяноподобного некто) умеет перемещать в пространстве и делать невидимым, причем за счет второго эффекта резко уменьшился первый. Как он (или оно) это делает? Как им управлять? Весновского сейчас ищут, но если он все же переместился за периметры и теперь вне досягаемости – тогда остается ждать, что решат переговоры правительств. Ту информацию, что имелась, Кастусь передал, а новой без Весновского не получить.

Но как же трудно сидеть без дела, зная, какую кашу заварил. Скоро мир будет другим. Каким? И какими словами в будущем будут вспоминать Кастуся Федоровича – спасителя, пожертвовавшего всем ради этого? Окружающий мир кажется простым, но он сложен, многообразен и категорически нелогичен. Великие истины, у которых просто не может быть иного толкования, другим людям кажутся несусветной чушью. Кастусь спорил даже с отцом – обычным сельским работником, который под старость переехал к дочери в Россию. Родная деревня располагалась неподалеку от города Глубокое, где стояла полуразрушенная стелла – напоминание, что именно в Литве (не в нынешней, а в той, в которой жили литвины) была принята вторая после США конституция Речи Посполитой. Но кто об этом помнит, кто рассказывает детям, чтобы гордились, и внукам, чтобы вновь возродили былое величие?

– И чем предлагаешь гордиться? – не понимал отец. – Конституцией или демократией? В греческих демократиях каждый третий был рабом, а женщины и дети считались таковыми; нынешние демократии ничем не лучше, только фиговый листок у них побольше, от пяток и до макушки. Гордиться конституцией? А она что – спасла от чего-то, или дала кому-то свободу? Та же американская конституция принималась, когда рабство было нормальным явлением, и его даже не упомянули, настолько оно было нормальным и естественным. А женщины не были гражданами, поэтому их тоже не упомянули. Конституции принимаются теми, кто захватил власть, и пишутся под себя, чтобы власть удержать. Не вижу здесь ни одного повода для гордости.

Грандиозные успехи и победы прошлого отца тоже никак не трогали.

– Гордиться великим прошлым? – каждый раз распалялся он, едва Кастусь заговаривал о Великом Княжестве Литовском, – тем, что мы – потомки тех самых белорусов-литвинов, чье происхождение никем не признается, поскольку государство с названием Литва спокойно живет по соседству? Если это единственный повод для гордости…

– Ты тоже гордишься этим же – великим прошлым, только чужого народа.

– Своего!!! – кричал отец, словно Кастусь отбирал у него последнее. – Наш отказ от мечты отцов, от достижений и подвигов нашего… да, Нашего Великого Народа – это успех сил, которым категорически не нужно наше величие. У нас украли прошлое, теперь крадут остатки будущего. Постой, не криви рожу, знаю все, что скажешь, миллион раз слышал по радио от тех, кто предпочитает любить родину из-за границы и за деньги. Но ведь это же мы запускали первый спутник и первыми полетели в космос! Это мы победили французов, немцев, турков, шведов и еще кучу других великих народов и племен, кто приходил на нашу землю! Повторяю – Нашу! Всю! Намного большую, чем та, о которой ты грезишь в самых смелых мечтах. Это же мы создали самую великую и огромную страну в истории человечества. Это мы – все вместе – создали атомные станции и ракеты. Это нас еще вчера боялся и уважал весь мир – в зависимости от того, враг он или друг. Где это сейчас? Почему мы отказались быть великим народом и приняли на себя участь обиженных? Кто украл у нас нашу историю и наши победы? Ты хочешь независимой великой Литвы в пределах Великого Княжества Литовского? Ее не будет. Не будет тех территорий, как в ее лучшие годы, не будет величия. Будет только независимость. А кому эта завоеванная ценой многих жизней ценность – независимость – будет служить? Местным политикам и олигархам. Они и будут процветать, а независимый от прежнего величия народ будет беднеть, гибнуть и залезать в долги. А потом одна часть народа будет резать и жечь другую, потому что неправильно поняла дарованную независимость. Или еще за что-то. Когда все плохо, всегда требуются враги народа, которых можно во всем обвинить. И врагов будут находить в народе до тех пор, пока будет оставаться народ. А потом не останется никого, потому что все, как окажется, полегли в борьбе за величие. И у твоей земли появятся новые хозяева. Тебе нужно это? – А в конце споров на тему истории отец всегда читал нотацию: – В древности, говорят, существовал золотой век. Так что же теперь – всем повыбрасывать штаны и переселиться в пещеры?

Эх, если бы здесь был хотя бы Мирон – единственная родная душа в этом городе, на кого можно положиться…

(продолжение следует)

Новый командир быстро и шумно шагал в обратную сторону, под ногами хрустела листва. Он не боялся невидимок, но опасался оставшейся тройки бандитов – автомат безостановочно танцевал в руках, ствол скакал по окрестностям, палец лежал на спусковом крючке. Ибрашка изо всех сил подражал, но получалось корявенько. Ростом не выше Аскера и при этом самый юный в компании, явный старшеклассник, никак не старше, он старался выглядеть круто, хмурил лоб и напускал во взгляд показной вспыльчивости и желания подраться. Но возраст проявлялся во всем: временами от наивного удивления совсем по-детски открывался рот, глаза забывали, что нужно быть жесткими и подозрительными, а вечно поджатые губы Ибрашка периодически прикусывал от усердия, когда сосредотачивался на каком-то деле. В камуфляжной охотничье-рыболовной одежде он больше походил на скаута в летнем лагере, чем на воина.

Вещи, брошенные Шарифом и Ибрашкой, никем не тронутые дожидались в кустах неподалеку от превращенной в братскую могилу пещеры. Четыре стандартных пластиковых бутылки с прикрученными вместо крышек распылителями и объемистый рюкзак. Из-под дерева, где привязывали Анфису, Шариф подобрал и скрутил в шнуры остатки синтетического жгута – чтобы стреноживать невидимок. Готовые веревки он подвесил на поясе, шокер держал в левой руке, в правой – рукоять направленного вперед автомата, висевшего на ремне через плечо. Ник оставил выданное ему оружие болтаться поперек груди и взял в руки бутыль. Будет больше проку. Вторую бутылку взяла Луиза, две оставшиеся – Ибрашка и Аскер. Оба оставили автоматы справа на боку, чтобы в нужный момент были под рукой.

Мирон попросил надеть ему на спину рюкзак. Тот оказался тяжелым не только с виду. Округлые формы выдавали, что внутри лежат несколько сменных полных бутылок – чтобы не отлучаться на бесконечное пополнение в озере. В целом компания стала похожа на охотников за привидениями в облегченной версии.

– Наши вещи и палатки перед уходом мы принесли в пещеру, – сказал Шариф. – Теперь у нас только то, что на себе. А ваша палатка где?

– За ней нужно сходить. – Аскер махнул рукой вдоль озера. – Недалеко, к соседнему заливу.

– Нужно успеть, пока не стемнело.

На видневшиеся вдали остатки пещеры старались не смотреть.

Наступавший вечер заставил торопиться. Сам собой образовался порядок передвижения. Готовый ко всему Шариф шел по центру, слева от него вперед и чуть в сторону посылал облачка мокрого тумана напряженный Ибрашка, справа точно также прокладывал дорогу Ник. Луиза и Аскер расширяли район зачистки, а в середине получившегося клина шел Мирон с рюкзаком.

По пути им никто не попался, ни видимый, ни невидимый. Палатка и матрас с насосом оказались на месте. Солнце уже садилось за горизонт, но Шариф скомандовал двигаться дальше – здесь место привала взорвавшихся бандитов, а трое их дружков еще где-то ходят.

– Те двое были ранены, – сказала Луиза. – Других могли застрелить, если они пробивались через охрану.

– Или они уехали на машине, – предположил Аскер.

– Надеяться надо на лучшее, но готовиться к худшему, – тихо проговорил Мирон.

– Да, это их место, здесь оставаться нельзя, – кивнул Шариф. – Мы пойдем дальше в лес, остановиться нужно там, где нас ниоткуда не увидят.

– Периодически придется ходить за водой, – сразу обрисовал Мирон будущую проблему.

Шариф снова кивнул:

– Но на открытом месте нас расстреляют издалека. Это если виновными в гибели товарищей назначат нас. Не знаю, что произошло в пещере, но у нас взрывчатки с собой не было, и для нас очевидно, кто виноват. А те трое могут считать по-другому. Мы должны быть готовыми ко всему.

Подходящее место нашлось, когда уже совсем стемнело. Здесь лес расступался из-за торчавших из земли остатков скалы, одна ее часть заворачивала каменным полукругом и с внешней стороны была неприступна, а напротив нее высился огромный валун, как звезда у рогов полумесяца. Внутри спокойно поместится палатка, и с площадки выводило два узких выхода, которые легко контролировать. В сложившихся обстоятельствах лучше не придумать.

– Не забывайте смотреть вокруг, – напомнил Шариф.

Он взял у Мирона рюкзак, где кроме бутылок с водой оказались по банке тушенки и сгущенки, а также чипсы, печенье, конфеты, яблоки и бананы.

– Презент от заказчика, и еще немного нашли на оставленном посту. На сегодня хватит.

Ибрашка поднял одну из банок, прочитал большие надписи и вернул на место:

– Говядина. Разогреть?

– Костер нельзя, привлечем внимание. – Шариф вскрыл ножом первую банку. – Эй, Луиза, да? Займись, подели все на шестерых. Остальные меняйтесь на входах.

В качестве тарелок для тушенки Аскер предложил сорванные неподалеку кленовые листья. Жирное мясо ели холодным, и сводивший желудок запах все равно разносился на весь лес. Или так казалось из-за голода. Нестерпимо желанно пахли даже конфеты и печенье, у которых прежде Ник не предполагал сильного запаха, а невидимые флюиды фруктов заставляли гортань безостановочно сглатывать слюну. Ник едва дождался раздачи.

После еды они с Мироном ножным насосом надули матрас, затем Ник самостоятельно поставил палатку. Назрел вопрос, как спать, то есть кому с кем и когда. Вопрос животрепещущий. После бессонной ночи все валились с ног, но присутствие Луизы мешало ему решиться естественным образом.

Производители заявляли палатку и матрас как двуспальные, но на деле там легко размещались трое. Сначала шли разговоры о попарной ночевке, но парни решили не ставить Луизу в неловкое положение. Они хором объявили, что пусть спит одна. Она отказалась. Ткнула в очевидный факт, что все бесконечно устали, и сказала, что просто не сможет спать, зная, что остальные ждут очереди. Для полноценной охраны палатки нужны были три человека: перекрывать два входа и сменять того, кто отлучается – к примеру, чтобы долить воды. Спать решили по трое, Аскер примкнул к землякам. Первую смену кавказцы уступили даме. То есть даме и Нику с раненым Мироном.

Луизе позволили разместиться первой. Чтобы никого не обидеть и не заставлять приятелей соревноваться друг с другом в ненужной галантности, она легла в середину. Это как с купанием: ситуация вновь заставила – на время! – забыть, что они разного пола, и перестать стесняться друг друга.

Легли практически впритирку. Луиза развернулась к разместившемуся лицом к стенке Мирону:

– Болит?

Тот помедлил, но вскоре едва слышно раздалось:

– Не то слово.

– Надо обработать рану, чтобы не было заражения. Завтра найдем медикаменты. В машине была аптечка.

– Сказали, что сел аккумулятор, но могли соврать, – бросил Ник.

– А если нет?

Чтобы друг другу не мешать, лучшим способом была «поза ложек», но Ник не мог заставить себя притиснуться к Луизе со спины. Для этого потребовалось бы обнять или, как минимум, чем-то прижаться. Не испытывай он к девушке никаких чувств, это было бы проще простого. Но он испытывал. И теперь чувства испытывали на прочность его.

– Те трое могли прорваться на машине через оцепление и уехать. – Ник продолжал лежать на спине, глядя в сходившиеся в одну точку четыре угла палатки.

Четыре разных угла внизу – одна вершина. В этом есть что-то глубокое. То, что выше глупых эгоистических чувств. Но он лежал внизу, где углы не соприкасались, и правдой жизни было подножие пирамиды, вершину которой видел только он.

Но даже вершина показывала ему вечное уравнение «три плюс одна». И все же, если на миг забыть о трагедии, такое уравнение лучше недавнего «три минус одна». Плюс всегда лучше минуса. Ну, с «всегда» явный логический перебор, но в большинстве случаев – да, потому что олицетворяет все положительное, а минус – отрицательное.

– А если нет? – не сдавалась Луиза. – Если машина где-то здесь, внутри ограждения?

– Лекарства и связь с внешним миром есть в здании института, – напомнил Ник об очевидном. – Нужно поговорить с заказчиком.

– Шариф сказал, что заказчик ответит на вызов, только когда поймаем невидимок.

– Ты веришь в это? Не говорю, что Шариф нам соврал, ему вроде бы незачем. Но заказчик мог сказать ему то, что выгодно, а не то, что случилось на самом деле. – Мирон умолк. Некоторое время он ворочался, пристраивая перевязанную руку поудобнее, и, наконец, лег на спину. – Вам туда идти опасно. Вы подставите себя. Я пойду один.

– Вместе сюда пришли, вместе и выйдем, – отрезал Ник. – Если бы ранен был я – ты бы отправил меня одного непонятно к кому, особенно, если там опасно?

Согласие Луизы с его словами выразилось в том, что она чуть подалась спиной назад и на миг прижалась к нему. Он продолжил с гораздо большим воодушевлением:

– Луиза уже ходила одна в пещеру, и чем это кончилось? Теперь мы везде будем вместе. Даже если весь мир будет против нас.

Его бока коснулось еще одно согласие. Намного эмоциональнее первого.

– Давайте спать, – объявил Мирон после небольшой паузы. – У меня глаза слипаются. Завтра решим, что делать.

– Мы уже решили, – сказал Ник.

– Спокойной ночи, мальчики.

Луиза начала разворачиваться, и Ник для ее удобства отвернулся к стенке. Он не сразу поверил, когда ее рука обняла его. Но это произошло. Без объяснений и без лишнего стеснения, просто и обыденно. Почти по-матерински. Или, наоборот, словно дочка пришла к папе и прижалась, потому что без папы мир вокруг слишком страшный.

На душе стало легко и спокойно. Словно дома оказался. И все в прошлом.

И снова: три плюс одна. Будто ничего не произошло. А произошло немало. Луиза обрела и потеряла любовь. Пережила счастье и трагедию. У нее больше никого не осталось. Прежняя любовь сначала предала, потом погибла. То же произошло с сестрой. Теперь, кроме родителей, у Луизы нет никого. Только друзья, которые, к счастью, оказались настоящими друзьями. Кажется, она, наконец, это оценила. Тогда встает вопрос: она обняла Ника как друга или…

Лучше не думать об этом.

Двухдневная усталость могла свалить бегемота, неподалеку она вмиг утихомирила его визуального сородича Мирона, не говоря про более мелкую публику. Но, несмотря на ноющие мышцы, голова продолжала гудеть, мысли угрюмо ползали и больно кусали. Никакая физическая боль не сравнится с той, которая пилит душу. Бессонница – это не беда, беда – если не знаешь, ради чего вставать. Обидно, когда твои мечты сбываются у других. Но теперь вновь появился шанс.

Луиза. Безотчетный и недостижимый смысл жизни. Куда бы Ник ни шел, он шел к ней. Жаль, что она этого не ценила. Или просто не замечала? Разве может девушка не заметить, что нравится парню, который рядом?

Разумеется, она знала. Но он – такой, как сейчас – не мог стать для нее всем.

А Толик смог. Мысли вновь вернулись к размышлениям, почему Толик добился своего, а Ник не сумел. Ник умнее, с этим вряд ли кто-то поспорит. Но ум – понятие относительное. В лесу лесник по-любому умнее самого классного программиста или физика-теоретика. На рыбалке любой деревенский мальчишка умнее крутого бизнесмена из города, который считает, что знает о жизни все. То есть, ум – не тот фактор, которым можно оперировать для сравнения с другим человеком. Все зависит от обстоятельств. Ник превосходил Толика суммой знаний, но именно Толик лучше применял то, что знал.

Что еще было у осчастливленного конкурента, чего нет у Ника? Подвешенный язык и спортивная фигура. Пройдем по каждому пункту отдельно. Первое достигается тренировкой. До сих пор Ник большую часть времени разговаривал только с друзьями, которые знали его особенности и принимали таким, какой есть. Остальные считали его скучным. Какой отсюда вывод? Неимение желаемого означает отсутствие целеустремленности. Значит, нужно заняться собой и научиться быть приятным собеседником. Чаще общаться, на первых порах – с незнакомыми людьми, чтобы не бояться сморозить глупость. Заговаривать на улице, спрашивать о какой-нибудь ерунде и поддерживать разговор, то есть тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться. Записывать себя на диктофон и слушать огрехи дикции. Для этого больше читать вслух, особенно поэзию. Не бояться напевать в компании. Записаться на какие-нибудь ораторские или актерские курсы. Все решаемо.

Со спортом еще проще. Не ждать Нового года и даже понедельника, а взять и сделать несколько отжиманий. А затем приседаний. Взять за правило: не меньше ста отжиманий и столько же приседаний в день. Не за один подход, естественно, а в сумме. Сто раз по одному, пятьдесят раз по два или двадцать раз по пять – на это уйдет совсем немного времени и сил. Зато войдет в привычку. Организм подскажет, когда увеличить количество. Когда основные мышцы привыкнут к нагрузке, пойти в тренажерный зал. Несколько лет занятий превращают и дрыща и толстяка в красавца с обложки. Разве обретение счастья не стоит нескольких лет труда?

Было стыдно за мысли о личном, когда вокруг смерть. Луизе в любом случае не до Ника. Вот и хорошо, он подождет. Будет ждать, сколько нужно, и все это время будет работать над собой. Арнольд Шварценеггер был хиляком, а затем на десятилетия стал завистью миллионов. Таких примеров тысячи. Значит, получится и у Ника. А силы воли хватит. Точнее, хватит воли, а силенок поднакопим.

Наверное, он отключился. Разбудил шум снаружи. Крик Шарифа:

– Вот он!

Треск шокера.

Топот бегущего с другой стороны Аскера.

– А-ааа!!! – вопль Ибрашки.

Грохот автомата.

Ника подбросило. Выскакивая из палатки, он увидел, как Ибрашка с воем выпускает куда-то всю обойму до последнего патрона.

Невидимка повалил Шарифа, но большего сделать не смог – тридцать пуль Ибрашки навсегда успокоили обоих. О том, что невидимка здесь и тоже мертв, говорила неестественно висевшая в воздухе рука Шарифа, которой тот вцепился в противника.

Рядом с Ником появились Луиза и Мирон.

– Прыскайте воду! – распорядился Аскер. – Этот невидимка убит, но второй может быть рядом.

Ник первым схватился за распылитель. Один за другим три пересекавшиеся облачка принялись планомерно окутывать окрестности.

Ибрашка сидел на земле и раскачивался с закрытыми глазами, губы шевелились. Видимо, казнил себя или молился.

Безумными глазами он посмотрел на Аскера, который оттащил убитого Шарифа ближе к палатке.

– Я не хотел.

– Ты испугался за себя.

– Я не хотел, – глухо повторил Ибрашка. – Я думал, что это, – его рука дернулась в направлении невидимки, – сейчас порвет всех нас. Я стрелял только в него. Я даже не видел Шарифа…

С ножом в руке Аскер вернулся к невидимке и ощупал второй рукой. Затем послушал сердце.

– Мертв. Кто-то человекоподобный, но не человек. Я вляпался в его кровь, она липкая, но тоже невидимая. Он весь в шерсти. Хотите посмотреть? То есть, потрогать.

Луиза и Мирон отшатнулись. Ник шагнул вперед.

– Я хочу.

Аскер принял у него распылитель.

Ник присел рядом с невидимым трупом. Ладонь ощутила грязный слипшийся мех. Длинные руки. Боле короткие, по сравнению с руками, ноги. Рост – не менее полутора метров. Лицо (морда?) вытянуто вперед, как у животного, уши большие и расположены на черепе выше привычного, глаза близко посажены.

– Похоже на обезьяну.

Несмотря на то, что невидимка мертв, его связали и оставили около большого валуна. В пронизанном лунным светом мраке вид висевших в воздухе веревок вызывал ощущение нереальности.

Аскер с виновато подключившимся Ибрашкой стали копать могилу.

– Луиза, далеко не отходи, – взял на себя командование Ник. – Мирон, перекрой второй выход.

Так и стояли, поливая водой темноту, пока Аскер и Ибрашка хоронили Шарифа. Ник прыскал из бутылки левой рукой, а правая сжимала рукоять висевшего стволом вперед оружия, чью мощь он недавно увидел воочию. Теперь Ник был готов убивать. Если кто-то бросится, он выстрелит, без вариантов. К тому же, это будет не убийство, а самозащита. И наплевать на приставку «само» – сейчас Ник защищал Луизу и друзей. Кто к нам с мечом придет… пусть не с мечом, а с когтями. Невидимость – страшное оружие. В ответ на нападение Ник сделает все, чтобы спасти близких людей. Даже ценой жизни.

Какое странное, ранее не испытанное чувство. Когда знаешь, за что умереть, умирать, оказывается, не так страшно.

Аскер сказал над могилой что-то по-своему или по-арабски. Ник не стал уточнять, он тоже бросил горсть земли по обычаю своего народа, как дань памяти усопшему. О мертвых или хорошо, или ничего. Тогда нужно сказать, что Шариф был отличным человеком. Он был справедливым. Даже Бог несправедлив, он карает праведников за гордыню, выраженную в чувстве превосходства над грешниками, и в то же дарует рай раскаявшимся преступникам. Но пути Господни неисповедимы, а человеческие дела понятны и все на виду. Шариф был не лучшим человеком в мире, но по большому счету он был хорошим человеком. Пусть земля ему будет пухом. Аминь.

(продолжение следует)