И тут же в голове начинает корчиться, извиваться, биться о стенки черепа целый рой вопросов-паразитов. А сам фильм? Первоисточник этого цифрового греха? Он еще легален? Можно ли купить билет, сесть в плюшевое кресло и позволить этой запрещенной фразе изнасиловать твои барабанные перепонки прямо с большого экрана, под аккомпанемент хруста попкорна? Или грех материализуется только в статике, только в формате .jpeg? Может, есть предельно допустимое количество пикселей, после которого информация становится ОПАСНОЙ? 1024 на 768 – это ещё сатира, а 1920 на 1080 – уже экстремизм?

А слова? Слова, из которых состоит эта мантра ненависти? Их по отдельности можно? «Ненавижу», «цыган», «блядь»? Можно ли составить из них акростих? Написать на заборе? Или они становятся токсичным соединением только в этой, строго определенной последовательности, как химическое оружие? Кто эти алхимики в мантиях, что выводят формулы запрещенных мыслей?

Их логика – это логика кошмарного сна, где ты бежишь по бесконечному коридору из папок «ДЕЛО №…», а за тобой гонится слепой голем, собранный из скрепок, степлеров и высохших штемпельных подушечек. Он не видит тебя, он не слышит тебя, он просто идет по предписанному маршруту, чтобы поставить печать «ЗАПРЕЩЕНО» тебе на лоб.

Запрещенная информация! Боже, сама эта фраза – памятник человеческому безумию. Это как «сухая вода» или «горячий снег». Информация – это призрак в машине, вирус в крови коллективного бессознательного. Она уже там. Она в нейронах. Она мутирует, меняет форму, передается шёпотом, взглядом, ухмылкой. Попытка запретить её – это как издать указ, запрещающий гравитацию. Ну хорошо, издали. И что дальше? Будем летать? Нет, просто разобьемся с еще большим грохотом, пытаясь доказать, что указа работает.

И самое мерзкое, самое отвратительное в этом театре теней – это сладкое, тошнотворное предчувствие их победы. Не потому, что они правы или сильны. А потому, что их оружие – усталость. Они выматывают. Они высасывают волю к сопротивлению своей монотонной, тупой, бесконечной войной с реальностью. Они ждут, пока ты просто устанешь смеяться. Устанешь злиться. Устанешь удивляться. Пока ты не махнешь рукой и не скажешь: «Да ебись оно все конем, стройте свой цифровой ГУЛАГ, только меня не трогайте».

И вот он, главный экзистенциальный перекресток, освещенный неоновым светом полицейской мигалки. Дать им то, чего они хотят? Стать топливом для их машины? Заflooдить их систему миллионами новых, еще более абсурдных, еще более ядовитых мемов, пока их серверы не расплавятся, а цензоры не сойдут с ума, пытаясь угнаться за роем смыслов? Захлебнуться в этой блевотине, но утащить их за собой?

Или уйти в катакомбы? Замолчать, затаиться, растить детей в тишине, обучая их мыслепреступлению шёпотом, как тайному искусству? Пытаться сохранить в них искру, пока вокруг сгущается мрак тотального контроля, где каждое слово взвешивается, каждая мысль сканируется, а любая эмоция, отклоняющаяся от утвержденной нормы, карается превентивной лоботомией.

Но лазейки сужаются. Коридоры становятся стенами. Мир превращается в гигантскую материнскую плату, где все пути заранее прочерчены, а ты – лишь жалкий импульс, бегущий по заданной дорожке к своему предопределенному транзистору.

Пиздец.

И где-то там, за окном, в пыльном кабинете, очередной безликий человек в пиджаке ставит галочку в отчете. «Пункт 3.4. Угроза устранена. Мем деактивирован». А он не знает, сука, что этот мем уже не картинка. Он – идея. Он теперь татуировка на внутренней стороне моего черепа, и он светится в темноте. И его уже оттуда не вытравить никакой прокуратурой. Он стал частью кода. Моего кода. И он будет реплицироваться.