Сквозняк #5. Продолжение. По немногочисленным, но искренним просьбам.
16:30. Вернувшиеся коллеги, застали Григория в состоянии абсо-лютной прострации, близкой к кататонии. Про постигшее товарища горе они уже знали, поэтому уже взяли по дороге литр белой для проведения нервной реабилитации пострадавшего. Как могли успокоили, чем могли поддержали, великая вещь – дружба, а с водкой так просто страшная сила.
17:00. Рабочий день и животворящий литр лекарственного средства финишировали ноздря в ноздрю. От дружеской заботы и поддержки Гришино настроение резко улучшилось и требовало дальнейшей опти-мизации. Итог рабочего дня подвёл молодой и добродушный Лёха:
- Короче, ты Гришаня не ссы – Геннадич мужик отходчивый, завтра сходишь, покаешься – авось и пронесёт.
- Ага, может даже не один раз пронесёт! – скептически пошутил Гриша, с заметным, впрочем, облегчением в голосе. Он теперь и сам уже свято верил в магическую русскую формулу «авось пронесёт» и, что завтра, после покаяния, неприятный случай будет благополучно забыт. И тут ему в голову вдруг пришла гениальная в своей оригинальности вещь:
- Парни! – звенящим от оптимизма голосом воскликнул Григорий. – А пошли-ка в «Гайку», посидим, побазарим, а то чё-то домой совсем не тянет!
В удобренные водкой головы, идея вошла легко, без сопротивления, как олигарх в ресторан, и сплочённый коллектив бодрым шагом на-правился в местную разливайку.
Тошниловка гордо именовалась «Гайане», но своенравные русские пролетарии, переименовали её в более понятную нашему менталитету «Гайку». По приходу, компания в течение десяти минут обходила со-седние столики, здороваясь с многочисленными знакомыми (при этом незнакомцев вообще не встретилось), затем расселась за стоячим столиком, ещё не убранным после крайнего фуршета, и стала возму-щаться последним обстоятельством. Григорий, вдохнув полной грудью родной воздух заведения и, оценив фирменный аромат (производные: перегар, водка, пиво, вяленая рыба, лук, запах не вечернего туалета, табак, бензин и не поддающиеся идентификации фракции), начал выступление:
- Почему срач на поляне?!!! – заорал Гриша.
- Как вы встречаете постоянных клиентов?!!! – вторил ему Лёха.
- Немедленно позовите администратора!!! – тонко пошутил Анато-лич – третий коллега Григория.
- КЛАВА!!! – нестройным хором проорали они.
Проявив похвальную оперативность, из крохотного (но чрезвычайно вонючего) туалета, появилась Клава, специалист широкого профиля, уборщица, повар, бармен и администратор в одном лице, с нестерильной тряпкой наперевес. Она умудрялась объединять в себе худшие качества вышеперечисленных профессий, благодаря чему и смогла проработать в этом филиале преисподней рекордно долгое время – почти пять лет. И, что самое удивительное, несомненно, делающее честь этой героической русской женщине – она сумела сохранить при этом весёлый нрав, толерантность и чувство юмора.
- К вашему сведению, клиенты бывают у проституток и в вытрезви-теле, а туда вы попадаете уже после нашего ресторана, - заявила Клав-дия, демонстрируя нетипичный для своей тяжелой профессии словарный запас.
Гости ресторана дружным ржанием оценили высокое качество шутки – Клаву здесь любили и очень уважали. Она твёрдой рукой умела прекратить любой конфликт, с ней никогда никто не спорил, и любое её требование выполнялось беспрекословно. Драк в зале никто себе не позволял, курить все выходили на улицу, негласные долги отдавались исправно – за это Клаву ценил кавказец-начальник и все местные маргиналы. Бывали случаи, когда в «Гайку» заваливался «левый» чувак, не знающий местных негласных законов, и позволял себе что-либо лишнее в отношении Клавы - например, обматерить. В этом случае нарушителя выволакивали наружу и примерно наказывали – любовно били морду, на чём знакомство с заведением у чувака заканчивалось, и он здесь больше не появлялся.
- А кто ж мы тогда? – ещё смеясь, спросил Лёха.
- А вы, дорогие мои, пьянь синяя, - тонко подметила Клава, убирая со стола, и сорвала очередную порцию смеха.
- Тогда, - торжественно объявил Анатолич, - синяя пьянь желает посинеть ещё больше и подайте-ка нам водочки!
Во время диалога троица почтительно стояла в сторонке, опасаясь в процессе уборки получить травму – Клавдия обладала могучими фор-мами и могла непреднамеренно кого-нибудь покалечить. Убрав мусор, Клава, универсальной тряпкой, принесённой из сортира, нанесла на стол заключительные штрихи, в результате чего микрофлора столешницы обогатилась бактериями из-под ободка унитаза и, полюбовавшись на результат, с достоинством удалилась за прилавок.
- Прошу к стойке, господа, - радушно пригласила она, и Анатолич послушно направился за продолжением банкета.
Когда после второй вышли на крыльцо сделать перекур, Анатолич вдруг спросил:
- Грицко, а чё за хрень – я тебе звонил сегодня, а ты абонент не абонент?
Гриша выудил из кармана мобильник – старый и зашарпанный об-мылок грязно-красного цвета. Его монохромный экран, украшенный по центру трещиной, был тёмен и загадочен, как обратная сторона луны.
- Сдох, сука, - резюмировал Григорий и запихал нанотехнологичное чудо обратно.
18:45. В половине третьего пузыря начали собираться по домам. Быстро допили, разлив остаток по разовым стаканам, закусили поло-винкой бутера с заветревшей, ржавой селёдкой и, пошатываясь, вышли на улицу. Постояли, покурили и, попрощавшись, разошлись.
Шёл довольно сильный, мокрый снег и уже солидный его слой по-крывал пожухшую траву газонов, деревья и кусты. В обрамлении белого, тротуары чернели бездонными провалами, а лужи превратились в холодную, неаппетитную кашу. Снежинки приятно кололи лицо Григория и, тая, скатывались по щекам холодными слезами. Он был уже порядочно пьян, но душа требовала усугубления и нашла его в ларьке, в ста метрах от дома. Мятыми десятками и мелочью он наскрёб на полтора литра «Жигулёвского», хотя, даже в таком состоянии, засомневался, что сможет столько осилить. Но жадность победила и, с вожделенной полторашкой, Гриша расположился на скамейке у дома. То, что скамейка покрыта слоем слякотного снега, как-то ускользнуло от его внимания, и задница моментально промокла, но находящиеся на её поверхности нервные окончания, были настолько одурманены алкоголем, что не смогли подать сигнал в мозг. Не смотря на то, что на грани уничтожения пиво старательно вызывало у Григория рвотный рефлекс, он беспощадно закончил экзекуцию. Зашвырнув пустую тару в кусты, он, шатаясь, матерясь и спотыкаясь, ценой титанических усилий, поднялся на четвёртый этаж.
17:00. Рабочий день и животворящий литр лекарственного средства финишировали ноздря в ноздрю. От дружеской заботы и поддержки Гришино настроение резко улучшилось и требовало дальнейшей опти-мизации. Итог рабочего дня подвёл молодой и добродушный Лёха:
- Короче, ты Гришаня не ссы – Геннадич мужик отходчивый, завтра сходишь, покаешься – авось и пронесёт.
- Ага, может даже не один раз пронесёт! – скептически пошутил Гриша, с заметным, впрочем, облегчением в голосе. Он теперь и сам уже свято верил в магическую русскую формулу «авось пронесёт» и, что завтра, после покаяния, неприятный случай будет благополучно забыт. И тут ему в голову вдруг пришла гениальная в своей оригинальности вещь:
- Парни! – звенящим от оптимизма голосом воскликнул Григорий. – А пошли-ка в «Гайку», посидим, побазарим, а то чё-то домой совсем не тянет!
В удобренные водкой головы, идея вошла легко, без сопротивления, как олигарх в ресторан, и сплочённый коллектив бодрым шагом на-правился в местную разливайку.
Тошниловка гордо именовалась «Гайане», но своенравные русские пролетарии, переименовали её в более понятную нашему менталитету «Гайку». По приходу, компания в течение десяти минут обходила со-седние столики, здороваясь с многочисленными знакомыми (при этом незнакомцев вообще не встретилось), затем расселась за стоячим столиком, ещё не убранным после крайнего фуршета, и стала возму-щаться последним обстоятельством. Григорий, вдохнув полной грудью родной воздух заведения и, оценив фирменный аромат (производные: перегар, водка, пиво, вяленая рыба, лук, запах не вечернего туалета, табак, бензин и не поддающиеся идентификации фракции), начал выступление:
- Почему срач на поляне?!!! – заорал Гриша.
- Как вы встречаете постоянных клиентов?!!! – вторил ему Лёха.
- Немедленно позовите администратора!!! – тонко пошутил Анато-лич – третий коллега Григория.
- КЛАВА!!! – нестройным хором проорали они.
Проявив похвальную оперативность, из крохотного (но чрезвычайно вонючего) туалета, появилась Клава, специалист широкого профиля, уборщица, повар, бармен и администратор в одном лице, с нестерильной тряпкой наперевес. Она умудрялась объединять в себе худшие качества вышеперечисленных профессий, благодаря чему и смогла проработать в этом филиале преисподней рекордно долгое время – почти пять лет. И, что самое удивительное, несомненно, делающее честь этой героической русской женщине – она сумела сохранить при этом весёлый нрав, толерантность и чувство юмора.
- К вашему сведению, клиенты бывают у проституток и в вытрезви-теле, а туда вы попадаете уже после нашего ресторана, - заявила Клав-дия, демонстрируя нетипичный для своей тяжелой профессии словарный запас.
Гости ресторана дружным ржанием оценили высокое качество шутки – Клаву здесь любили и очень уважали. Она твёрдой рукой умела прекратить любой конфликт, с ней никогда никто не спорил, и любое её требование выполнялось беспрекословно. Драк в зале никто себе не позволял, курить все выходили на улицу, негласные долги отдавались исправно – за это Клаву ценил кавказец-начальник и все местные маргиналы. Бывали случаи, когда в «Гайку» заваливался «левый» чувак, не знающий местных негласных законов, и позволял себе что-либо лишнее в отношении Клавы - например, обматерить. В этом случае нарушителя выволакивали наружу и примерно наказывали – любовно били морду, на чём знакомство с заведением у чувака заканчивалось, и он здесь больше не появлялся.
- А кто ж мы тогда? – ещё смеясь, спросил Лёха.
- А вы, дорогие мои, пьянь синяя, - тонко подметила Клава, убирая со стола, и сорвала очередную порцию смеха.
- Тогда, - торжественно объявил Анатолич, - синяя пьянь желает посинеть ещё больше и подайте-ка нам водочки!
Во время диалога троица почтительно стояла в сторонке, опасаясь в процессе уборки получить травму – Клавдия обладала могучими фор-мами и могла непреднамеренно кого-нибудь покалечить. Убрав мусор, Клава, универсальной тряпкой, принесённой из сортира, нанесла на стол заключительные штрихи, в результате чего микрофлора столешницы обогатилась бактериями из-под ободка унитаза и, полюбовавшись на результат, с достоинством удалилась за прилавок.
- Прошу к стойке, господа, - радушно пригласила она, и Анатолич послушно направился за продолжением банкета.
Когда после второй вышли на крыльцо сделать перекур, Анатолич вдруг спросил:
- Грицко, а чё за хрень – я тебе звонил сегодня, а ты абонент не абонент?
Гриша выудил из кармана мобильник – старый и зашарпанный об-мылок грязно-красного цвета. Его монохромный экран, украшенный по центру трещиной, был тёмен и загадочен, как обратная сторона луны.
- Сдох, сука, - резюмировал Григорий и запихал нанотехнологичное чудо обратно.
18:45. В половине третьего пузыря начали собираться по домам. Быстро допили, разлив остаток по разовым стаканам, закусили поло-винкой бутера с заветревшей, ржавой селёдкой и, пошатываясь, вышли на улицу. Постояли, покурили и, попрощавшись, разошлись.
Шёл довольно сильный, мокрый снег и уже солидный его слой по-крывал пожухшую траву газонов, деревья и кусты. В обрамлении белого, тротуары чернели бездонными провалами, а лужи превратились в холодную, неаппетитную кашу. Снежинки приятно кололи лицо Григория и, тая, скатывались по щекам холодными слезами. Он был уже порядочно пьян, но душа требовала усугубления и нашла его в ларьке, в ста метрах от дома. Мятыми десятками и мелочью он наскрёб на полтора литра «Жигулёвского», хотя, даже в таком состоянии, засомневался, что сможет столько осилить. Но жадность победила и, с вожделенной полторашкой, Гриша расположился на скамейке у дома. То, что скамейка покрыта слоем слякотного снега, как-то ускользнуло от его внимания, и задница моментально промокла, но находящиеся на её поверхности нервные окончания, были настолько одурманены алкоголем, что не смогли подать сигнал в мозг. Не смотря на то, что на грани уничтожения пиво старательно вызывало у Григория рвотный рефлекс, он беспощадно закончил экзекуцию. Зашвырнув пустую тару в кусты, он, шатаясь, матерясь и спотыкаясь, ценой титанических усилий, поднялся на четвёртый этаж.
Сквозняк #4. Продолжение.
В Природе существует естественный отбор: слабые особи погибают, уступая место сильным и здоровым, дающим, в свою очередь, потомст-во, которое в лучшей степени приспособлено к жестокостям окружающей среды. И всё хорошо, всё правильно и полюбовно. Силь-ный «мочит» слабого не корысти ради, не руководствуясь извращённой жестокостью и садистскими наклонностями, а на уровне инстинкта, пропитанья для, по закону Природы – жестокому, но справедливому. И слабые умирают во имя великой цели, ради процветания своего вида, дальнейшей оптимизации генофонда, не проклиная убивца и его родню до двенадцатого колена.
Так было на протяжении четырёх с хвостиком миллиардов лет, до появления венца творения – человека. Если взять всё время существо-вания нашей планеты и приравнять его к суткам, то период царствования Человека Разумного составит всего несколько жалких секунд. Тем не менее, именно за эти секунды до полуночи произошли кардинальные изменения, перехерившие, пожалуй, достижения Природы за пре-дыдущие сутки тяжелой работы. Люди старательно подрихтовали, доработали рашпилем, подтесали острым топором своего разума, одним словом, довели до ума, закон Природы до удобного им состояния. Природа подвинута в сторону в соответствии со статьями законов, руководствуясь нормами морали, кодексами, заповедями и прочими догмами навязанными ей человеком. Природе это, скорее всего, непри-ятно – а кто её, горемычную, спрашивать будет? Человечество победило тьму болезней, научилось исправлять врожденные пороки, люди живут без рук, без ног, с пересаженными внутренними органами, синдромом Дауна, церебральным параличом и другими недостатками, делающими особь не конкурентной в естественном отборе. Это высокоморально, этично, гуманно, по-божески, в общем – человечно, но в Природе это не возможно. Правильно это или нет, хорошо ли, плохо ли – время покажет. А может так и нужно, а может это очередной виток эволюции, замысловатый поворот на перекрёстке неисповедимых путей Господних. Быть может в скором времени медицина найдёт средство от рака и СПИДа, но тогда люди вдруг начнут умирать от банального поноса, вызванного мутировавшей кишечной палочкой. Временами кажется, что Природа, сошедшая с ума, от классовой борьбы с Человеком, устраивает в пику ему безумные эксперименты по неестественному естественному отбору, над совсем, казалось бы, не подходящими для этого, человеческими особями. И тогда, даже самые что ни на есть убеждённые фаталисты, оказываются, мягко говоря, в состоянии лёгкого недоумения.
Григорий работал слесарем в ЖЭКе и, по традиции всех уважающих себя российских слесарей, крепко выпивал, далеко не воду. Ему казалось, что он немного выпивает, жена же, как водится, пребывала в твёрдом убеждении, что Гриша беспробудно бухает. Точку зрения жены поддерживали тёща, тесть и их многочисленные родственники, а за Григория горой стояли друзья и сослуживцы, тоже не малым числом. Поиски консенсуса затягивались и казались уже бесплодными, так что вопрос оставался в подвешенном состоянии. Жена работала медсестрой в городской больнице, и зарплата её составляла около 250 г. «Хеннесси Х.О.». Зарплата же Григория, хоть и равнялась трём ящикам водки, в рублёвом эквиваленте, тоже безобразно напоминала прожиточный минимум, причём совсем не райского проживания. На фоне бесконечных финансовых проблем и повышенного содержания алкоголя в крови Григория, почти каждый вечер в его семье начинался с задушевного нытья жены, и заканчивался их совместной, дикой руганью, под акком-панемент плача четырёхлетнего сына. Хотя, надо отдать Грише должное, руку на жену он никогда не поднимал, и где-то даже любил её, и где-то там же глубоко любила его и она, но, чем дальше, тем труднее становилось погружаться им на такие глубины. Так вот и любили они друг друга, но странною любовью, искаженной суровой российской действительностью. И жили они вроде бы не хуже, чем многие семьи в России из самого широкого социального слоя, ограниченного низким достатком, но значительно хуже, чем многие семьи в развивающихся странах третьего мира. И выходило за границы всякого понимания, как может жить в нищете страна, вышедшая на первое место в мире по числу долларовых миллиардеров и, чем больше думалось об этом, тем бес-просветней становилась тоска, она сорняком вползала в трещинки семейного монолита и медленно, но неумолимо, разрывала его.
В тот день, в пятницу 13-го ноября, утро, привычно и закономерно, началось с ругани. Катализатором в этой химической реакции было регулярное уклонение Григория от исполнения супружеских обязанно-стей, которое состоялось и этой ночью по причине невменяемости главы семьи. Жена, швыряя на стол составные части завтрака, сопровождала каждую ядовитыми фразами типа: «опять вчера нажрался, скотина?», «ты же обещал, паразит!», «ещё раз это повторится – уйду к маме и бухай тогда, пока не сдохнешь!», и другие малоприятные, но до боли знакомые вещи. Тембр голоса жены повышался, опасно приближаясь к ультразвуку, атмосфера накалялась, в итоге Григорий, так и не позавтракав, швырнул ложку на пол и, скрипя зубами, пошёл в прихо-жую одеваться. Стремясь скорее вырваться из зоны поражения дра-жайшей супруги, сквозь шум крови в ватной голове и жуткое похмелье, он не разобрал слов жены, сочтя их продолжением ругани, неким контрольным выстрелом в раненый мозг:
- Забери сегодня Ваську из садика – я на ночное дежурство остаюсь!
На работе Григорий, попав в родной коллектив, в тёплую и при-вычную дружественную обстановку, успокоился, оттаял, и предложение опохмелиться принял с искренним энтузиазмом. Как это и бывает в подавляющем большинстве таких случаев, неправильный опохмел привёл к повторному пьянству: после ста грамм жизнь стала неудер-жимо налаживаться, а после пятиста душа понеслась в рай, где и почила в блаженном сне.
Мужики, коллеги Григория, когда поступил вызов, решили его не будить, справедливо посчитав, что в таком состоянии Гриша будет скорее обузой, нежели подспорьем. «Справимся сами», - решили они, и отбыли восвояси.
Далее случилась ситуация, взывающая к оживлённой дискуссии на тему: «Всё, что ни делается – всё к лучшему», и ставящая данное утверждение, как минимум, под сомнение. Безмятежный сон Григория был бессовестно облагодетельствован визитом какой-то там комиссии с плановой проверкой, которая по дурной привычке всех комиссий мира, явилась как всегда не вовремя, и не вписывалась почему-то ни в какие планы. Комиссию сопровождал начальник ЖЭКа. Спящий сантехник, в окружении водочных бутылок и пластиковых полторашек из-под пива, огрызки яблок и скелетики вяленой рыбы, ядрёный запах перегара, грозовой тучей, довлеющий надо всем в подсобке – всё это почему-то рассмешило комиссию и дико разозлило начальника. Оный, проводив развесёлых ревизоров, вернулся к нарушителю и, не стесняясь в выра-жениях и средствах, разбудил бедолагу. Довольно долгое время Григо-рий не мог понять сути обращённых к нему претензий, щедро и умело сдобренных матом. Он даже не сразу узнал начальственное лицо и ощутимо толкнул назойливого оратора, посчитав, что это кто-то из своих мужиков. Когда же Гриша наконец-то сфокусировал взгляд и идентифицировал своего оппонента, как родного начальника, злого, как адский сатана, в животе его похолодело, а в голове мгновенно проясни-лось. Как раз для того, чтобы услышать великие и могучие слова:
- Ё… вашу мать, вы, сука, ох…ли уже совсем!!! Завтра, б…дь, ко мне, сука, с заявлением на увольнение!!! Е…ть вас больше надо и пи…ть почаще, а то совсем, б…дь, расслабились!!! – проревел босс и, довольный эффектом, гордо удалился пылая праведным гневом. Вот так вот: коротко, ёмко, и без права на апелляцию.
Так было на протяжении четырёх с хвостиком миллиардов лет, до появления венца творения – человека. Если взять всё время существо-вания нашей планеты и приравнять его к суткам, то период царствования Человека Разумного составит всего несколько жалких секунд. Тем не менее, именно за эти секунды до полуночи произошли кардинальные изменения, перехерившие, пожалуй, достижения Природы за пре-дыдущие сутки тяжелой работы. Люди старательно подрихтовали, доработали рашпилем, подтесали острым топором своего разума, одним словом, довели до ума, закон Природы до удобного им состояния. Природа подвинута в сторону в соответствии со статьями законов, руководствуясь нормами морали, кодексами, заповедями и прочими догмами навязанными ей человеком. Природе это, скорее всего, непри-ятно – а кто её, горемычную, спрашивать будет? Человечество победило тьму болезней, научилось исправлять врожденные пороки, люди живут без рук, без ног, с пересаженными внутренними органами, синдромом Дауна, церебральным параличом и другими недостатками, делающими особь не конкурентной в естественном отборе. Это высокоморально, этично, гуманно, по-божески, в общем – человечно, но в Природе это не возможно. Правильно это или нет, хорошо ли, плохо ли – время покажет. А может так и нужно, а может это очередной виток эволюции, замысловатый поворот на перекрёстке неисповедимых путей Господних. Быть может в скором времени медицина найдёт средство от рака и СПИДа, но тогда люди вдруг начнут умирать от банального поноса, вызванного мутировавшей кишечной палочкой. Временами кажется, что Природа, сошедшая с ума, от классовой борьбы с Человеком, устраивает в пику ему безумные эксперименты по неестественному естественному отбору, над совсем, казалось бы, не подходящими для этого, человеческими особями. И тогда, даже самые что ни на есть убеждённые фаталисты, оказываются, мягко говоря, в состоянии лёгкого недоумения.
Григорий работал слесарем в ЖЭКе и, по традиции всех уважающих себя российских слесарей, крепко выпивал, далеко не воду. Ему казалось, что он немного выпивает, жена же, как водится, пребывала в твёрдом убеждении, что Гриша беспробудно бухает. Точку зрения жены поддерживали тёща, тесть и их многочисленные родственники, а за Григория горой стояли друзья и сослуживцы, тоже не малым числом. Поиски консенсуса затягивались и казались уже бесплодными, так что вопрос оставался в подвешенном состоянии. Жена работала медсестрой в городской больнице, и зарплата её составляла около 250 г. «Хеннесси Х.О.». Зарплата же Григория, хоть и равнялась трём ящикам водки, в рублёвом эквиваленте, тоже безобразно напоминала прожиточный минимум, причём совсем не райского проживания. На фоне бесконечных финансовых проблем и повышенного содержания алкоголя в крови Григория, почти каждый вечер в его семье начинался с задушевного нытья жены, и заканчивался их совместной, дикой руганью, под акком-панемент плача четырёхлетнего сына. Хотя, надо отдать Грише должное, руку на жену он никогда не поднимал, и где-то даже любил её, и где-то там же глубоко любила его и она, но, чем дальше, тем труднее становилось погружаться им на такие глубины. Так вот и любили они друг друга, но странною любовью, искаженной суровой российской действительностью. И жили они вроде бы не хуже, чем многие семьи в России из самого широкого социального слоя, ограниченного низким достатком, но значительно хуже, чем многие семьи в развивающихся странах третьего мира. И выходило за границы всякого понимания, как может жить в нищете страна, вышедшая на первое место в мире по числу долларовых миллиардеров и, чем больше думалось об этом, тем бес-просветней становилась тоска, она сорняком вползала в трещинки семейного монолита и медленно, но неумолимо, разрывала его.
В тот день, в пятницу 13-го ноября, утро, привычно и закономерно, началось с ругани. Катализатором в этой химической реакции было регулярное уклонение Григория от исполнения супружеских обязанно-стей, которое состоялось и этой ночью по причине невменяемости главы семьи. Жена, швыряя на стол составные части завтрака, сопровождала каждую ядовитыми фразами типа: «опять вчера нажрался, скотина?», «ты же обещал, паразит!», «ещё раз это повторится – уйду к маме и бухай тогда, пока не сдохнешь!», и другие малоприятные, но до боли знакомые вещи. Тембр голоса жены повышался, опасно приближаясь к ультразвуку, атмосфера накалялась, в итоге Григорий, так и не позавтракав, швырнул ложку на пол и, скрипя зубами, пошёл в прихо-жую одеваться. Стремясь скорее вырваться из зоны поражения дра-жайшей супруги, сквозь шум крови в ватной голове и жуткое похмелье, он не разобрал слов жены, сочтя их продолжением ругани, неким контрольным выстрелом в раненый мозг:
- Забери сегодня Ваську из садика – я на ночное дежурство остаюсь!
На работе Григорий, попав в родной коллектив, в тёплую и при-вычную дружественную обстановку, успокоился, оттаял, и предложение опохмелиться принял с искренним энтузиазмом. Как это и бывает в подавляющем большинстве таких случаев, неправильный опохмел привёл к повторному пьянству: после ста грамм жизнь стала неудер-жимо налаживаться, а после пятиста душа понеслась в рай, где и почила в блаженном сне.
Мужики, коллеги Григория, когда поступил вызов, решили его не будить, справедливо посчитав, что в таком состоянии Гриша будет скорее обузой, нежели подспорьем. «Справимся сами», - решили они, и отбыли восвояси.
Далее случилась ситуация, взывающая к оживлённой дискуссии на тему: «Всё, что ни делается – всё к лучшему», и ставящая данное утверждение, как минимум, под сомнение. Безмятежный сон Григория был бессовестно облагодетельствован визитом какой-то там комиссии с плановой проверкой, которая по дурной привычке всех комиссий мира, явилась как всегда не вовремя, и не вписывалась почему-то ни в какие планы. Комиссию сопровождал начальник ЖЭКа. Спящий сантехник, в окружении водочных бутылок и пластиковых полторашек из-под пива, огрызки яблок и скелетики вяленой рыбы, ядрёный запах перегара, грозовой тучей, довлеющий надо всем в подсобке – всё это почему-то рассмешило комиссию и дико разозлило начальника. Оный, проводив развесёлых ревизоров, вернулся к нарушителю и, не стесняясь в выра-жениях и средствах, разбудил бедолагу. Довольно долгое время Григо-рий не мог понять сути обращённых к нему претензий, щедро и умело сдобренных матом. Он даже не сразу узнал начальственное лицо и ощутимо толкнул назойливого оратора, посчитав, что это кто-то из своих мужиков. Когда же Гриша наконец-то сфокусировал взгляд и идентифицировал своего оппонента, как родного начальника, злого, как адский сатана, в животе его похолодело, а в голове мгновенно проясни-лось. Как раз для того, чтобы услышать великие и могучие слова:
- Ё… вашу мать, вы, сука, ох…ли уже совсем!!! Завтра, б…дь, ко мне, сука, с заявлением на увольнение!!! Е…ть вас больше надо и пи…ть почаще, а то совсем, б…дь, расслабились!!! – проревел босс и, довольный эффектом, гордо удалился пылая праведным гневом. Вот так вот: коротко, ёмко, и без права на апелляцию.
Сквозняк#3, продолжение.
Даааа, втоптали меня в говно и тем не менее продолжение:
Вскоре состоялась первая сессия и, соответственно, пьянка по по-воду её окончания, которую Артур, поддавшись уговорам своей пре-красной половины, всё-таки согласился почтить своим присутствием. Оказалось, что вся её группа о нём уже знает, и просто изнемогает от желания посмотреть на чувака, охмурившего их первую красавицу. На вечеринке Артур сначала тушевался, но потом втянулся, благодаря природной коммуникабельности и непринуждённой атмосфере, царя-щей, видимо, благодаря, наличию алкоголя. Девчонки наперебой приглашали его танцевать, а парни, во время перекура, на балконе, рассказали, как Веста, вежливо, но твёрдо, отшивала их одного за другим, без права на апелляцию. Танцуя же с девушками, Артур был повергнут в шоковое состояние, тем, что они столько хорошего знают о нём со слов Весточки, и скоро понял, что ещё немного, и его просто разорвут, переполняющие душу, благодарность и нежность. Весь остаток вечера он не отходил от неё, и глаза её светились счастьем, гордостью, и чем-то неуловимо загадочным и прекрасным.
Глава – 4.
Сегодня утром, Веста позвонила Артуру, и, в общем-то, этот-то звонок и был причиной его чрезвычайно приподнятого настроения.
- Привет Артурчик.
- Доброе утро Весточка.
- Не разбудила ли я Вашу Светлость?
- Да фигня, Наша Светлость переживёт – не потемнеет.
- Что на сегодняшний вечер планируешь?
- Да я так понимаю, что что-то связанное с твоей, милой сердцу, персоной.
- А вдруг, милая сердцу, персона не согласится? – рассмеялась Веста.
Артур вздохнул с наиболее возможной тяжестью:
- Ну, тогда ты жестоко разобьёшь мне сердце, и придётся с горя вы-звать проститутку пожирнее.
- О-ёй! – воскликнула Веста, в притворном ужасе. – Ты и мёртвую уговоришь, милый. Ладно, я согласная.
- Ага! На всё?!!!
- Ну, почти на всё – я же не знаю, что придёт тебе в голову, старый извращенец.
- Ну не такой уж и старый – ты же не варить меня собираешься.
- Ну вот ещё! Я такую гадость не ем.
- Да ладно, я тебя умоляю, а кто шоколадные вафли с кетчупом трескал, ещё и меня совращал на эту мерзость. Короче, Весть, давай ближе к телу.
- А если серьёзно, то скучно мне. Давай сегодня в кино что ли схо-дим?
Артур молчал, печёнками чувствуя, что «кино» это лишь верхушка большого и вкусного айсберга, а Веста, не дождавшись реакции, выдала:
- Кстати, девчонки мои, обе по домам разъехались, и осталась я одна в холодной, пустой квартире, и будет мне теперь скучно и тоскливо, длинными осенними, вечерами.
Конец цитаты. Артура бросило сначала в жар, потом в холод, потом сладко заныло внизу живота, и он как-то забыл, что надо что-нибудь ответить. Из ступора его вывел язвительный голос Весты в трубке:
- Что? Тонкость намёка терпит поражение в неравной борьбе с ту-постью?! Аллё!!! Артур, проснись!!!
Артур немного пришёл в себя:
- Ф-ф-у-у-у!!! – выдохнул он. – Только не говори, пожалуйста, что я спал, и мне всё это приснилось – я этого не переживу.
- Точно гражданин. Вам всё приснилось, а сейчас вас беспокоят из Государственной Налоговой Инспекции.
- О-о-о! Тогда я, пожалуй, посплю ещё лет пятьдесят, не звоните сюда больше.
- Ты олух, Артур! – обвинительно произнесла Веста, и в голосе её звенели весёлые колокольчики. – Ты самый мой любимый олух! Сего-дня, между прочим, пол года, как мы познакомились – надо отметить или как?!!!
Артуру стало невыносимо стыдно за свою тупую голову и дырявую память.
- Весть, поверь мне – я покраснел, как задница у макаки, - сказал он после недолгой паузы, подчёркивающей искренность его раскаяния. – Блин, забыл же, на самом деле забыл, прости Вестик, мне стыдно, честно, не по-детски стыдно! Готов понести любое наказание, вплоть до забрасывания в терновый куст.
- Ну, хорошо, - благосклонно смилостивилась Веста. – Я тебя почти уже простила – но только почти. Моё высочайшее помилование надо ещё заслужить. В общем, вечером решим, что с тобой делать и как искупать будешь свой тяжкий грех. Ну ладно, мне в институт сбегать надо, а ты пока слетай, билеты купи.
- Да легко, уже лечу, а на какой фильм пойдём?
- А это принципиально?!
- Да абсолютно пофиг, сугубо параллельно, с тобой – хоть на лек-цию по сопромату!
- Вот и ладушки. До вечера, мой хороший.
- До вечера.Весть?
- Ау?
- Я люблю тебя, на самом деле люблю, мне даже страшно от того, как сильно я люблю тебя.
Когда она ответила, голос её изменился, появились интонации, от которых, после каждого слова, сердце Артура подпрыгивало в район горла, по телу пробегала дрожь, почти судорога, и отдавалась болью в старом шраме от ожога на ноге:
- Вот сейчас это были прямо мои слова.
- Я сейчас предельно серьёзен.
- Я тоже. Просто ты очень редко говоришь мне об этом, и я иногда начинаю сомневаться.
- Не сомневайся, - голос Артура дрожал, но он быстро взял себя в руки. – Просто, если слишком часто об этом говорить, возникнет профицит предложения, при дефиците спроса, что, в итоге, приведёт к гиперинфляции, вследствие которой произойдёт девальвация слова и, как правило, чувства. Это тоже серьёзно.
- Ну, ты выдал! – рассмеялась Веста. – Ты с кем это сейчас разгова-ривал, да ещё и в таких нецензурных выражениях?!
- Это защитная реакция, - виновато сказал Артур. – Просто я теряю голову, и слов приличных не хватает.
- Я поняла, - Веста больше не смеялась. – Я тоже люблю тебя. Очень люблю. И это тоже очень серьёзно. И мне тоже иногда бывает невыносимо страшно от мысли о том, что тогда на даче мы могли с тобой разминуться. Я просто холодею от ужаса. Честно.
Сердце сдавило, в глазах защипало – Артура тоже посещала такая мысль, но, будучи фаталистом, он просто не допускал даже мизерной вероятности такого события.
- Даже не думай об этом, - сказал Артур, сглотнув противный ком в горле. – У нас всё будет хорошо. Я не представляю, что должно слу-читься, чтобы я хоть на секунду перестал любить тебя, я просто не дам этому случиться.
- Обещаешь?
- Не то слово - я клянусь!!!
- О-о-о-х, - тяжело вздохнула Веста. – Аж в сердце закололо… Ар-тур, давай уже до вечера, а то я уже в институт опаздываю, да и нельзя такие разговоры долго вести – никаких нервов не хватит. Лады, солнце моё?
- Золотые слова, Фридрих Аристархович, - ответил Артур, переходя на привычный, шуточно-хохмачный, крейсерский тон, заведённый между ними. – Золотой вы человек, отдохнуть вам надо. Ладно, до вечера любовь моя, до нашего с тобой вечера. Я уже дико скучаю.
- Я тоже. До встречи, любимый.
- Вестик?
- Мяу?
- Знаешь, что ещё меня немного смущает и напрягает?
- Теряюсь в догадках.
- Сегодня пятница 13-е…
Они оба рассмеялись…
… И было кино, и было кафе, и была прогулка до дома под первым снегом, и две влюблённых души были наполнены счастьем и трепетом, в ожидании чего-то большого и светлого…
Глава – 5.
Жизнь подлая и вредная штука, хотя бы по тому, что заканчивается, как правило, смертью. Жизнь делает нам подлую гадость, а мы говорим: «Всё, что ни делается – всё к лучшему». «Жизнь бьёт ключом!» - восклицаем мы, когда всё хорошо, но, когда жизнь начинает бить ключом, большим разводным ключом по башке и становится хреново, мы говорим: «Знать судьба такая» или «Неисповедимы пути Господни».
Вскоре состоялась первая сессия и, соответственно, пьянка по по-воду её окончания, которую Артур, поддавшись уговорам своей пре-красной половины, всё-таки согласился почтить своим присутствием. Оказалось, что вся её группа о нём уже знает, и просто изнемогает от желания посмотреть на чувака, охмурившего их первую красавицу. На вечеринке Артур сначала тушевался, но потом втянулся, благодаря природной коммуникабельности и непринуждённой атмосфере, царя-щей, видимо, благодаря, наличию алкоголя. Девчонки наперебой приглашали его танцевать, а парни, во время перекура, на балконе, рассказали, как Веста, вежливо, но твёрдо, отшивала их одного за другим, без права на апелляцию. Танцуя же с девушками, Артур был повергнут в шоковое состояние, тем, что они столько хорошего знают о нём со слов Весточки, и скоро понял, что ещё немного, и его просто разорвут, переполняющие душу, благодарность и нежность. Весь остаток вечера он не отходил от неё, и глаза её светились счастьем, гордостью, и чем-то неуловимо загадочным и прекрасным.
Глава – 4.
Сегодня утром, Веста позвонила Артуру, и, в общем-то, этот-то звонок и был причиной его чрезвычайно приподнятого настроения.
- Привет Артурчик.
- Доброе утро Весточка.
- Не разбудила ли я Вашу Светлость?
- Да фигня, Наша Светлость переживёт – не потемнеет.
- Что на сегодняшний вечер планируешь?
- Да я так понимаю, что что-то связанное с твоей, милой сердцу, персоной.
- А вдруг, милая сердцу, персона не согласится? – рассмеялась Веста.
Артур вздохнул с наиболее возможной тяжестью:
- Ну, тогда ты жестоко разобьёшь мне сердце, и придётся с горя вы-звать проститутку пожирнее.
- О-ёй! – воскликнула Веста, в притворном ужасе. – Ты и мёртвую уговоришь, милый. Ладно, я согласная.
- Ага! На всё?!!!
- Ну, почти на всё – я же не знаю, что придёт тебе в голову, старый извращенец.
- Ну не такой уж и старый – ты же не варить меня собираешься.
- Ну вот ещё! Я такую гадость не ем.
- Да ладно, я тебя умоляю, а кто шоколадные вафли с кетчупом трескал, ещё и меня совращал на эту мерзость. Короче, Весть, давай ближе к телу.
- А если серьёзно, то скучно мне. Давай сегодня в кино что ли схо-дим?
Артур молчал, печёнками чувствуя, что «кино» это лишь верхушка большого и вкусного айсберга, а Веста, не дождавшись реакции, выдала:
- Кстати, девчонки мои, обе по домам разъехались, и осталась я одна в холодной, пустой квартире, и будет мне теперь скучно и тоскливо, длинными осенними, вечерами.
Конец цитаты. Артура бросило сначала в жар, потом в холод, потом сладко заныло внизу живота, и он как-то забыл, что надо что-нибудь ответить. Из ступора его вывел язвительный голос Весты в трубке:
- Что? Тонкость намёка терпит поражение в неравной борьбе с ту-постью?! Аллё!!! Артур, проснись!!!
Артур немного пришёл в себя:
- Ф-ф-у-у-у!!! – выдохнул он. – Только не говори, пожалуйста, что я спал, и мне всё это приснилось – я этого не переживу.
- Точно гражданин. Вам всё приснилось, а сейчас вас беспокоят из Государственной Налоговой Инспекции.
- О-о-о! Тогда я, пожалуй, посплю ещё лет пятьдесят, не звоните сюда больше.
- Ты олух, Артур! – обвинительно произнесла Веста, и в голосе её звенели весёлые колокольчики. – Ты самый мой любимый олух! Сего-дня, между прочим, пол года, как мы познакомились – надо отметить или как?!!!
Артуру стало невыносимо стыдно за свою тупую голову и дырявую память.
- Весть, поверь мне – я покраснел, как задница у макаки, - сказал он после недолгой паузы, подчёркивающей искренность его раскаяния. – Блин, забыл же, на самом деле забыл, прости Вестик, мне стыдно, честно, не по-детски стыдно! Готов понести любое наказание, вплоть до забрасывания в терновый куст.
- Ну, хорошо, - благосклонно смилостивилась Веста. – Я тебя почти уже простила – но только почти. Моё высочайшее помилование надо ещё заслужить. В общем, вечером решим, что с тобой делать и как искупать будешь свой тяжкий грех. Ну ладно, мне в институт сбегать надо, а ты пока слетай, билеты купи.
- Да легко, уже лечу, а на какой фильм пойдём?
- А это принципиально?!
- Да абсолютно пофиг, сугубо параллельно, с тобой – хоть на лек-цию по сопромату!
- Вот и ладушки. До вечера, мой хороший.
- До вечера.Весть?
- Ау?
- Я люблю тебя, на самом деле люблю, мне даже страшно от того, как сильно я люблю тебя.
Когда она ответила, голос её изменился, появились интонации, от которых, после каждого слова, сердце Артура подпрыгивало в район горла, по телу пробегала дрожь, почти судорога, и отдавалась болью в старом шраме от ожога на ноге:
- Вот сейчас это были прямо мои слова.
- Я сейчас предельно серьёзен.
- Я тоже. Просто ты очень редко говоришь мне об этом, и я иногда начинаю сомневаться.
- Не сомневайся, - голос Артура дрожал, но он быстро взял себя в руки. – Просто, если слишком часто об этом говорить, возникнет профицит предложения, при дефиците спроса, что, в итоге, приведёт к гиперинфляции, вследствие которой произойдёт девальвация слова и, как правило, чувства. Это тоже серьёзно.
- Ну, ты выдал! – рассмеялась Веста. – Ты с кем это сейчас разгова-ривал, да ещё и в таких нецензурных выражениях?!
- Это защитная реакция, - виновато сказал Артур. – Просто я теряю голову, и слов приличных не хватает.
- Я поняла, - Веста больше не смеялась. – Я тоже люблю тебя. Очень люблю. И это тоже очень серьёзно. И мне тоже иногда бывает невыносимо страшно от мысли о том, что тогда на даче мы могли с тобой разминуться. Я просто холодею от ужаса. Честно.
Сердце сдавило, в глазах защипало – Артура тоже посещала такая мысль, но, будучи фаталистом, он просто не допускал даже мизерной вероятности такого события.
- Даже не думай об этом, - сказал Артур, сглотнув противный ком в горле. – У нас всё будет хорошо. Я не представляю, что должно слу-читься, чтобы я хоть на секунду перестал любить тебя, я просто не дам этому случиться.
- Обещаешь?
- Не то слово - я клянусь!!!
- О-о-о-х, - тяжело вздохнула Веста. – Аж в сердце закололо… Ар-тур, давай уже до вечера, а то я уже в институт опаздываю, да и нельзя такие разговоры долго вести – никаких нервов не хватит. Лады, солнце моё?
- Золотые слова, Фридрих Аристархович, - ответил Артур, переходя на привычный, шуточно-хохмачный, крейсерский тон, заведённый между ними. – Золотой вы человек, отдохнуть вам надо. Ладно, до вечера любовь моя, до нашего с тобой вечера. Я уже дико скучаю.
- Я тоже. До встречи, любимый.
- Вестик?
- Мяу?
- Знаешь, что ещё меня немного смущает и напрягает?
- Теряюсь в догадках.
- Сегодня пятница 13-е…
Они оба рассмеялись…
… И было кино, и было кафе, и была прогулка до дома под первым снегом, и две влюблённых души были наполнены счастьем и трепетом, в ожидании чего-то большого и светлого…
Глава – 5.
Жизнь подлая и вредная штука, хотя бы по тому, что заканчивается, как правило, смертью. Жизнь делает нам подлую гадость, а мы говорим: «Всё, что ни делается – всё к лучшему». «Жизнь бьёт ключом!» - восклицаем мы, когда всё хорошо, но, когда жизнь начинает бить ключом, большим разводным ключом по башке и становится хреново, мы говорим: «Знать судьба такая» или «Неисповедимы пути Господни».
Ну, Сквозняк #2, продолжение.
Ну, в принципе, я и не надеялся сразу на Пулитцеровскую премию, но комментарии некоторых адекватных пикабушников ( сподвинули меня на продолжение):
anonim360 отправлено 16 часов назад к постуСквозняк. Проба пера.. #
На уровне великих.
ответить
0 test201 отправлено 15 часов назад к постуСквозняк. Проба пера.. #
Блин, круто, интригует.... Спросил бы про продолжение, но, похоже, его не ждать, не так ли? Может, надо было в более посещаемое время выкладывать? Жаль, что народ не ценит(((
А по сему, продолжение:
. Как фея, в ореоле солнечных лучей, возникла она в лестничном проёме, на секунду замерла, как бы закрепляя результат, и плавно, как в замедленном повторе, стала снисходить. Это был удар! Сраженный Артур, стоял, задрав голову, приоткрыв рот, и глуповато вращая глазами. Фея обладала огненно-рыжими вьющимися волосами до плеч, огромными серыми глазами, детское любопытство в которых соседствовало с хитринкой, умопомрачительной фигурой и бюстом не ниже третьего размера. Из одежды на Чуде был купальник-бикини из верёвочки в попе и, повязанный на бёдра, прозрачный платок. Это был удар ниже пояса. В паху заныло, да так, что Артур испугался, что она услышит. Артур смутно подозревал, что где-то должна существовать такая красота, но был уверен, что при жизни её не встретит, и теперь, в её присутствии стал остро ощущать свою неполноценность.
Прелестное создание остановилось, на три ступеньки не доходя до пола, упёрло руки в боки, и вонзило в глаза Артура заинтересованный взгляд. По спине побежал табун мурашек и, наверняка оставив синяки, скрылся на нижней части туловища.
- Привет, - несколько поплывший, сказал Артур. – Ты кто?
Фея ухмыльнулась:
- Сторож!
- А бабуля где?
- Я за неё!
Классику советского комедийного жанра фея знала, с чувством юмора у неё явно всё было в порядке. Артур обожал девушек с чувством юмора, хотя до сего дня не встречал его у девушек с такими потря-сающими внешними данными, и считал уже, что эти вещи не совмес-тимы.
- Меня Артур зовут, я с соседнего участка, - представился Артур, надеясь, что богиня не заметит дрожи в голосе.
- Веста, - в свою очередь, сообщила фея, и протянула руку.
Имя удивительно шло ей, и Артуру показалось, что он уже знал, как её зовут, просто забыл, а она сейчас напомнила. Такую красоту не могли назвать по-другому. Веста стояла чуть выше, и протянутая кисть оказалась на уровне лица Артура. Он с трудом поборол желание поце-ловать пожалованное богатство и бережно пожал руку. Рука была прохладная, с узкими длинными пальцами, мягкая и гладкая. Артуру показалось, что он ощутил лёгкий удар током, как от разряженного шокера. Организованной толпой, мурашки проскакали обратно.
- Очень приятно, - сказал Артур чистую правду. – А хозяева где?
- Они сегодня не смогли приехать и сослали меня поливать.
- О! – обрадовался Артур. – Так, мы коллеги!
- Видимо, да, - Артуру почудилось, что Веста тоже не против этого факта.
- А ты, прости, кем им приходишься?
- А я им прихожусь племянницей.
Артур несколько озадачился:
- А почему я раньше тебя здесь не видел? Ты что, на днях только нашлась? Не любила сельское хозяйство? Тебя берегли на чёрный день, и он настал?
- Ну, вроде того. - Веста прелестно хохотнула. – Я с севера приехала, из Нягони, в институт поступать.
- Откуда, блин, приехала?!
- Из Нягони, блин! Это город такой, - ответила Веста и поменяла опорную ногу. Последствия этого были катастрофическими: грудь её, при этом, соблазнительно колыхнулась, а так как находилось это богат-ство прямо на уровне глаз Артура, то он понял, что ещё немного и он заработает косоглазие, пытаясь смотреть ещё и в глаза.
- Мадам! – с выражением сказал Артур. – Не могли бы вы уже спуститься на пол, а то у меня голова кружиться.
- Мадемуазель, - кокетливо поправила Веста и ехидно улыбнулась, прекрасно понимая причины головокружения.
Тут с бёдер Весты соскользнул платок, и открыл оные во всём ве-ликолепии. Вместо контрольного выстрела, она, нагибаясь за платком, явила взору Артура грудь, скверно прикрытую скудным верхом ку-пальника. Это походило на заранее спланированную, массированную атаку.
Она поднялась.
Он утонул в её глазах.
Силы были не равны, он и не думал сопротивляться и капитулировал сразу, без боя, сдался на милость победительницы, готовый выплатить любую контрибуцию, отдать все земли под её корону и присягнуть на верность. Это было, как удар грома, разряд молнии, обухом по голове и лбом об наковальню, как мгновенное постижение сути вещей и смысла жизни. Это было, как Большой Взрыв и образование новой Вселенной, во время которого Артур умер и родился вновь, совсем уже другим. Жизнь разделилась на «до» и «после», и жизнь «до» казалась мелкой и никчёмной, жалкой прелюдией к Этому Моменту, с которого, собственно, Жизнь и начинается. Это знание пришло сразу, знание, что он полюбил, не влюбился, а именно полюбил, и осознание этого запол-нило всё его существо, и казалось, что так было всегда и так будет вечно!
Глава – 3.
Артур не знал, что чувствовала Веста, да и признаваться в любви было рановато, но почему-то, была уверенность, что всё будет хорошо, на этом всё не закончится, что такое случается раз в жизни у одного на миллион. В любом случае, Артур понял, что теперь сделает всё, чтобы быть с Вестой, он вцепится в неё мёртвой хваткой и не отпустит, пока не обрубят руки, иначе и жить незачем.
Обедали они вместе, в той самой беседке, общались и заполняли пробелы в знаниях друг о друге. Выяснилось, что Веста приехала поступать (судьба!) в тот самый институт, в котором преподаёт отец Артура, что экзамены состоятся через полтора месяца, и она жутко волнуется. У Артура словно крылья за спиной выросли, когда он рас-писывал девушке, как она удачно на него попала, какой у него замеча-тельный папа, и как всё будет легко и просто. Ей было восемнадцать лет, ему двадцать восемь – десять лет разницы в возрасте это мелочь недостойная внимания и чушь.
Ближе к вечеру они сходили на реку, которая была в пятнадцати минутах ходьбы через лес и это была ещё одна порция романтики. Они искупались и пару часов провели на пляже, загорая. Артур исподтишка поедал Весту глазами и не мог понять, как он мог раньше жить, не зная её, без её голоса и глаз, без родинки на шее, без ямочек на щеках – БЕЗ НЕЁ!!! Было удивительно, что знакомы они всего часа четыре, а разго-вор течёт мерно и спокойно, без неловких пауз и заминок, и даже молчание не напрягало, а казалось наполненным глубоким смыслом.
Оказалось, что Веста приехала на пригородном автобусе, и в этом была своя прелесть. Ехать в автобусе с садоводами, это тот ещё празд-ник: если тебя не насадят на вилы и не порубят лопатой, то обязательно покалечат граблями или изнасилуют саженцем яблони. А уж вонь (оружие пролетариата) давала фору «зарину» и «иприту», поэтому, салон автобуса напоминал поле боя, внезапно сжавшееся до критически малого объёма. Поэтому, когда Артур предложил Весте свои услуги по доставке её домой, она с благодарностью и, вроде даже с радостью, согласилась. Этим он продлил себе пребывание рядом с любовью ещё на пару часов, чему был несказанно рад – расставаться было как-то жутковато.
Когда солнце уже садилось, они поехали в город. Дорога живописно уходила прямо на закат, в алое небо с лиловыми облаками. Веста обхватила Артура руками и прижималась к нему всем телом, а Артур опасался, что у него случится обширный инфаркт от счастья.
Они начали встречаться. Настал, так называемый, цветочно-конфетный период, который оказался, в итоге, самым длинным в жизни Артура, но он понимал, что этот раз особенный и не торопился, боясь спугнуть своё счастье. Так что, дело пока ограничивалось поцелуями, но и от них горели щёки, кружилась голова, дрожали колени и путались мысли – Артур будто снова вступил в период полового созревания.
В институт Весточка поступила без проблем, причём, на бюджетное место и, кстати, почти без участия отца Артура. До первого сентября, пока не началась учёба, она жила у дяди с тётей, от которых, конечно, не укрылся интерес к ней соседа по даче, но, зная Артура исключительно с лучшей стороны, они ничего против не имели, хотя, на фоне отсутствия своих детей, души в племяннице не чаяли. Впрочем, разговор с дядей, всё же имел место быть. Немного смущаясь, Александр Петрович, в очень общих чертах и с очень тонкими намёками, попытался донести до Артура безмерность их любви к племяннице. Сверлимый пристальным взглядом полковника ФСБ, Артур, предельно искренне и беспредельно любя, заверил следователя в серьёзности своих намерений и абсолютной платоничности их с Вестой отношений. Скворцов смотрел Артуру прямо в глаза, и сразу понял, что парень говорит чистую, незамутнённую грязными мыслями, правду, в его, в общем-то, простых словах и спокойном тоне, было столько Силы и Любви, что даже как-то кощунственно было в них сомневаться. У Александра Петровича возникло стойкое чувство, что препятствование отношениям влюблённых будет равносильно разорению храма, а своему чутью он доверял безоговорочно. Тема была закрыта, и Артур как бы получил молчаливое благословение сурового дядьки.
Более скромная, даже застенчивая, Любовь Андреевна, до разговора Артура с её мужем, тоже пыталась поговорить с ним, но скромничала, стеснялась, и делала это такими окольными путями, что разговора не вышло. Зато после, когда Александр Петрович нашёл нужные слова и всё объяснил жене, она в душе сразу же поженила Артура и Весту, и относилась к ним соответственно.
Когда Веста начала учиться, она и ещё две её одногруппницы, сняли двухкомнатную квартиру в пятиэтажной, панельной хрущёбе, нахо-дящейся в пяти минутах ходьбы от института, и в пятнадцати от Артура. Вот на этой-то «блат-хате» и проходили частенько студенческие сабантуи, ввергавшие Артура в пучину ужасной ревности, как оказалось, абсолютно безосновательной. Он часто встречал Весту после пар, но на их студенческие сейшены, ходить отказывался, опасаясь оказаться там «белой в
anonim360 отправлено 16 часов назад к постуСквозняк. Проба пера.. #
На уровне великих.
ответить
0 test201 отправлено 15 часов назад к постуСквозняк. Проба пера.. #
Блин, круто, интригует.... Спросил бы про продолжение, но, похоже, его не ждать, не так ли? Может, надо было в более посещаемое время выкладывать? Жаль, что народ не ценит(((
А по сему, продолжение:
. Как фея, в ореоле солнечных лучей, возникла она в лестничном проёме, на секунду замерла, как бы закрепляя результат, и плавно, как в замедленном повторе, стала снисходить. Это был удар! Сраженный Артур, стоял, задрав голову, приоткрыв рот, и глуповато вращая глазами. Фея обладала огненно-рыжими вьющимися волосами до плеч, огромными серыми глазами, детское любопытство в которых соседствовало с хитринкой, умопомрачительной фигурой и бюстом не ниже третьего размера. Из одежды на Чуде был купальник-бикини из верёвочки в попе и, повязанный на бёдра, прозрачный платок. Это был удар ниже пояса. В паху заныло, да так, что Артур испугался, что она услышит. Артур смутно подозревал, что где-то должна существовать такая красота, но был уверен, что при жизни её не встретит, и теперь, в её присутствии стал остро ощущать свою неполноценность.
Прелестное создание остановилось, на три ступеньки не доходя до пола, упёрло руки в боки, и вонзило в глаза Артура заинтересованный взгляд. По спине побежал табун мурашек и, наверняка оставив синяки, скрылся на нижней части туловища.
- Привет, - несколько поплывший, сказал Артур. – Ты кто?
Фея ухмыльнулась:
- Сторож!
- А бабуля где?
- Я за неё!
Классику советского комедийного жанра фея знала, с чувством юмора у неё явно всё было в порядке. Артур обожал девушек с чувством юмора, хотя до сего дня не встречал его у девушек с такими потря-сающими внешними данными, и считал уже, что эти вещи не совмес-тимы.
- Меня Артур зовут, я с соседнего участка, - представился Артур, надеясь, что богиня не заметит дрожи в голосе.
- Веста, - в свою очередь, сообщила фея, и протянула руку.
Имя удивительно шло ей, и Артуру показалось, что он уже знал, как её зовут, просто забыл, а она сейчас напомнила. Такую красоту не могли назвать по-другому. Веста стояла чуть выше, и протянутая кисть оказалась на уровне лица Артура. Он с трудом поборол желание поце-ловать пожалованное богатство и бережно пожал руку. Рука была прохладная, с узкими длинными пальцами, мягкая и гладкая. Артуру показалось, что он ощутил лёгкий удар током, как от разряженного шокера. Организованной толпой, мурашки проскакали обратно.
- Очень приятно, - сказал Артур чистую правду. – А хозяева где?
- Они сегодня не смогли приехать и сослали меня поливать.
- О! – обрадовался Артур. – Так, мы коллеги!
- Видимо, да, - Артуру почудилось, что Веста тоже не против этого факта.
- А ты, прости, кем им приходишься?
- А я им прихожусь племянницей.
Артур несколько озадачился:
- А почему я раньше тебя здесь не видел? Ты что, на днях только нашлась? Не любила сельское хозяйство? Тебя берегли на чёрный день, и он настал?
- Ну, вроде того. - Веста прелестно хохотнула. – Я с севера приехала, из Нягони, в институт поступать.
- Откуда, блин, приехала?!
- Из Нягони, блин! Это город такой, - ответила Веста и поменяла опорную ногу. Последствия этого были катастрофическими: грудь её, при этом, соблазнительно колыхнулась, а так как находилось это богат-ство прямо на уровне глаз Артура, то он понял, что ещё немного и он заработает косоглазие, пытаясь смотреть ещё и в глаза.
- Мадам! – с выражением сказал Артур. – Не могли бы вы уже спуститься на пол, а то у меня голова кружиться.
- Мадемуазель, - кокетливо поправила Веста и ехидно улыбнулась, прекрасно понимая причины головокружения.
Тут с бёдер Весты соскользнул платок, и открыл оные во всём ве-ликолепии. Вместо контрольного выстрела, она, нагибаясь за платком, явила взору Артура грудь, скверно прикрытую скудным верхом ку-пальника. Это походило на заранее спланированную, массированную атаку.
Она поднялась.
Он утонул в её глазах.
Силы были не равны, он и не думал сопротивляться и капитулировал сразу, без боя, сдался на милость победительницы, готовый выплатить любую контрибуцию, отдать все земли под её корону и присягнуть на верность. Это было, как удар грома, разряд молнии, обухом по голове и лбом об наковальню, как мгновенное постижение сути вещей и смысла жизни. Это было, как Большой Взрыв и образование новой Вселенной, во время которого Артур умер и родился вновь, совсем уже другим. Жизнь разделилась на «до» и «после», и жизнь «до» казалась мелкой и никчёмной, жалкой прелюдией к Этому Моменту, с которого, собственно, Жизнь и начинается. Это знание пришло сразу, знание, что он полюбил, не влюбился, а именно полюбил, и осознание этого запол-нило всё его существо, и казалось, что так было всегда и так будет вечно!
Глава – 3.
Артур не знал, что чувствовала Веста, да и признаваться в любви было рановато, но почему-то, была уверенность, что всё будет хорошо, на этом всё не закончится, что такое случается раз в жизни у одного на миллион. В любом случае, Артур понял, что теперь сделает всё, чтобы быть с Вестой, он вцепится в неё мёртвой хваткой и не отпустит, пока не обрубят руки, иначе и жить незачем.
Обедали они вместе, в той самой беседке, общались и заполняли пробелы в знаниях друг о друге. Выяснилось, что Веста приехала поступать (судьба!) в тот самый институт, в котором преподаёт отец Артура, что экзамены состоятся через полтора месяца, и она жутко волнуется. У Артура словно крылья за спиной выросли, когда он рас-писывал девушке, как она удачно на него попала, какой у него замеча-тельный папа, и как всё будет легко и просто. Ей было восемнадцать лет, ему двадцать восемь – десять лет разницы в возрасте это мелочь недостойная внимания и чушь.
Ближе к вечеру они сходили на реку, которая была в пятнадцати минутах ходьбы через лес и это была ещё одна порция романтики. Они искупались и пару часов провели на пляже, загорая. Артур исподтишка поедал Весту глазами и не мог понять, как он мог раньше жить, не зная её, без её голоса и глаз, без родинки на шее, без ямочек на щеках – БЕЗ НЕЁ!!! Было удивительно, что знакомы они всего часа четыре, а разго-вор течёт мерно и спокойно, без неловких пауз и заминок, и даже молчание не напрягало, а казалось наполненным глубоким смыслом.
Оказалось, что Веста приехала на пригородном автобусе, и в этом была своя прелесть. Ехать в автобусе с садоводами, это тот ещё празд-ник: если тебя не насадят на вилы и не порубят лопатой, то обязательно покалечат граблями или изнасилуют саженцем яблони. А уж вонь (оружие пролетариата) давала фору «зарину» и «иприту», поэтому, салон автобуса напоминал поле боя, внезапно сжавшееся до критически малого объёма. Поэтому, когда Артур предложил Весте свои услуги по доставке её домой, она с благодарностью и, вроде даже с радостью, согласилась. Этим он продлил себе пребывание рядом с любовью ещё на пару часов, чему был несказанно рад – расставаться было как-то жутковато.
Когда солнце уже садилось, они поехали в город. Дорога живописно уходила прямо на закат, в алое небо с лиловыми облаками. Веста обхватила Артура руками и прижималась к нему всем телом, а Артур опасался, что у него случится обширный инфаркт от счастья.
Они начали встречаться. Настал, так называемый, цветочно-конфетный период, который оказался, в итоге, самым длинным в жизни Артура, но он понимал, что этот раз особенный и не торопился, боясь спугнуть своё счастье. Так что, дело пока ограничивалось поцелуями, но и от них горели щёки, кружилась голова, дрожали колени и путались мысли – Артур будто снова вступил в период полового созревания.
В институт Весточка поступила без проблем, причём, на бюджетное место и, кстати, почти без участия отца Артура. До первого сентября, пока не началась учёба, она жила у дяди с тётей, от которых, конечно, не укрылся интерес к ней соседа по даче, но, зная Артура исключительно с лучшей стороны, они ничего против не имели, хотя, на фоне отсутствия своих детей, души в племяннице не чаяли. Впрочем, разговор с дядей, всё же имел место быть. Немного смущаясь, Александр Петрович, в очень общих чертах и с очень тонкими намёками, попытался донести до Артура безмерность их любви к племяннице. Сверлимый пристальным взглядом полковника ФСБ, Артур, предельно искренне и беспредельно любя, заверил следователя в серьёзности своих намерений и абсолютной платоничности их с Вестой отношений. Скворцов смотрел Артуру прямо в глаза, и сразу понял, что парень говорит чистую, незамутнённую грязными мыслями, правду, в его, в общем-то, простых словах и спокойном тоне, было столько Силы и Любви, что даже как-то кощунственно было в них сомневаться. У Александра Петровича возникло стойкое чувство, что препятствование отношениям влюблённых будет равносильно разорению храма, а своему чутью он доверял безоговорочно. Тема была закрыта, и Артур как бы получил молчаливое благословение сурового дядьки.
Более скромная, даже застенчивая, Любовь Андреевна, до разговора Артура с её мужем, тоже пыталась поговорить с ним, но скромничала, стеснялась, и делала это такими окольными путями, что разговора не вышло. Зато после, когда Александр Петрович нашёл нужные слова и всё объяснил жене, она в душе сразу же поженила Артура и Весту, и относилась к ним соответственно.
Когда Веста начала учиться, она и ещё две её одногруппницы, сняли двухкомнатную квартиру в пятиэтажной, панельной хрущёбе, нахо-дящейся в пяти минутах ходьбы от института, и в пятнадцати от Артура. Вот на этой-то «блат-хате» и проходили частенько студенческие сабантуи, ввергавшие Артура в пучину ужасной ревности, как оказалось, абсолютно безосновательной. Он часто встречал Весту после пар, но на их студенческие сейшены, ходить отказывался, опасаясь оказаться там «белой в
Сквозняк. Проба пера.
Пару лет назад у меня был приступ графомании и я начал писать книгу. Постепенно творческий процесс впал в депрессию, а потом в кому, из-за недостатка вдохновения и опасения совершить акт литературной дефекации. Но вчера, после публикации очередного поста, я получил такое сообщение: 0 1upper отправлено 19 часов назад к постуРазрыв шаблона.. #
Ты не пробовал писать книги?). Ябыпочитал. Такая реакция вдохновила меня и я решил попробовать. Не судите строго, помните: аборт это зло, а вы можете убить зародыш великого писателя!))) Ну, и, помолясь, начнём. (Страшно, блин!!!)
Глава – 1.
... «На эти вопросы нельзя закрывать глаза. Ведь с чисто философ-ской точки зрения планковские константы не должны ограничивать уровень нашего познания».
«Ну, да, только ими и живём! – подумал Артур с раздражением, грозящим перейти в ненависть к астрономии в лице учёных затраги-вающих такие неприличные вопросы».
«Сейчас физики думают (а раньше они не думали, а тупо лепили формулы из пластилина или из хлебного мякиша, когда их сажали за чрезмерную задумчивость), что на расстояниях меньше 10-33 сантиметра континуум пространства времени распадается, приобретает структуру, напоминающую мыльную пену, где каждый пузырь появляется за счёт квантовых флуктуаций гравитационного поля».
Громкий хлопок резко закрытой книги, вывел из привычной задум-чивости попугая, в отведённой ему отдельной клетке, почти без удобств, но с пожизненным обеспечением. Волнистый попугайчик, как и любой мужик, любил выпить и поматериться. Строго говоря, в виду скудности словарного запаса, из приличных слов он знал только своё имя – Миша, и его (как, впрочем, и Артура) это вполне устраивало. Из алкогольных напитков он предпочитал некрепкие, такие как вино и пиво, и негазированные (газы ударяли в клюв, и на него нападал чих). Кроме того, он был голубым, но лишь по цвету, а не по сексуальной ориента-ции. В любом случае, с женщинами у него было не очень, а если совсем точно, то никак. Как известно, у попугаев большей склонностью к разговорам отличаются лица мужского пола, чем они кардинально отличаются от людей, а общение с прекрасной половиной, вообще лишает их дара речи. Охмурённые коварной красоткой, они теряют способность к воспроизводству членораздельных звуков, получив, правда, взамен все прелести общения с противоположным полом. Отсюда можно сделать вполне закономерный вывод: хочешь бабу – молчи. Артур же стремился к конструктивному диалогу с попугаем, и бедной птице приходилось платить вынужденным целибатом за роскошь человеческого общения. Впрочем, неизвестно ещё, разрешала бы ему жена участвовать на равных в семейных торжествах и прочих праздниках, где он становился объектом всеобщего внимания и обожа-ния, он абсолютно не ведал о существовании женской половины и, по-видимому, не особо страдал от этого.
Артур не был зол на физиков, учинивших незапланированное изна-силование его мозга, и готов был простить им это невинное половое извращение, по причине хорошего настроения. В конце концов, он сам взял книгу «Мир астрономии», за неимением другой приемлемой для чтения литературы, ибо, находясь в родительском доме, трудно было рассчитывать почерпнуть что-либо из Мировой Сокровищницы Фэнте-зи. Таким образом, решив убить время, Артур рисковал быть привле-чённым за покушение на убийство мозга.
Настроение – настроением, но свежеприобретённые знания, видимо сознавая свою чужеродность для мозга и предчувствуя неминуемое отторжение, суетились в мозгу, как проститутки при облаве: «Постоян-ные Планка: время = 10-43 секунды, плотность вещества = 1094 г/см3, температура = 1032 °К – 99, 9% населения земли, понятия не имеют о том на сколько это дикие, чудовищные, нереальные цифры!!! При всём при этом, некоторые физики, из этого нереального дерьма выкапывают кандидатские и докторские диссертации типа: «Эволюция вселенной, после Большого Взрыва, в период от 10-12 (одной триллионной!) до 10-9 (одной миллиардной) доли секунды, и получают за это вполне реальные деньги. Но, чтобы разгребать это большое, бесполезное физическое говно, по крупицам добывая золото истины, нужна особая физическая лопата, которая вручается в нагрузку к красному диплому физмата МГУ. Вышеозначенный инструмент не отягощал интеллект Артура, он был, всё же, немного зол на физиков за трепанацию черепа, но лишь немного – сегодня его ждал прекрасный вечер и, с большой долей вероятности, ещё более прекрасная ночь. А и Бог им судья – каждому своё. В свои двадцать восемь лет Артур, конечно, не слыл Казановой, но и на недостаток женщин в своём послужном списке ему грех было жало-ваться. Но так получилось, что сегодня это впервые должно было произойти с любимым человеком (не считая себя, понятно), и к бла-женной эйфории примешивался, порядком подзабытый, мандраж девственника перед первым сексом. И это было прекрасно!
Глава – 2.
С Вестой он познакомился на дачном участке, где в очередной раз горбатился на исправительно-трудовых работах. Май выдался не по сезону жарким, дождь был довольно-таки редким явлением, и Артур прикатил в сад на скутере, дабы полить обезвоженные картошку, моркошку и прочие сельскохозяйственные культуры.
Своих товарищей по несчастью – соседей по саду – Артур знал давно. Тётя Люба и дядя Саша бывали на своём участке почти каждый божий день, они недавно вышли на пенсию, но были ещё крепки телом и сильны духом. Свои 6 соток они возделывали с таким остервенением и пионерским энтузиазмом, будто хотели построить коммунизм на отдельно взятом клочке суши, раз уж со страной неувязочка вышла. И, благодаря их героическим усилиям, участок в отношении своих хозяев руководствовался главным принципом коммунизма: трудились они в меру способностей, ну и получали по потребностям.
С детьми у Любови и Александра Скворцовых не задалось, и суп-ружеская чета вкалывала на фазенде в гордом одиночестве. Возможно, по причине отсутствия потомства Скворцовы отдавали свою любовь земле, и она отвечала им взаимностью – их участок был самым красивым и урожайным на линии, а может и во всём садовом товариществе.
За двенадцать лет соседства, семьи Скворцовых и Сквозняковых успели почти сродниться, так как виделись регулярно и многое делали совместно, когда требовалась грубая мужская сила – особенно на воскресных шашлыках, под водочку и зелень с огорода. Происходило это обычно у Скворцовых, в увитой диким виноградом, беседке, весело и непринуждённо. От этой дружбы выигрывали обе стороны: Скворцов, будучи полковником ФСБ в отставке, время от времени решал какой-либо вопрос, пользуясь наработанными, в своё время связями, да и отец Артура – ректор престижного вуза – то и дело помогал соседу. «Совместный труд», - как мудро подметил незабвенный кот Матроскин. – «Он сближает».
Артур приехал где-то в полдень и сразу заметил, что домик Сквор-цовых открыт, хотя самих хозяев на пашне не наблюдалось.
«С утра, наверное, приехали», - подумал Артур. – «напахались уже, и тихий час устроили».
С поливом и прополкой Артур проковырялся часа два, после чего с чистой совестью и грязными пятками решил пообедать. Немного беспокоило то, что за всё это время, в доме Скворцовых, не обнаружи-вали себя органические формы жизни, крупнее мухи. Закрадывались мысли о том, что домик могли взломать, о чём следовало бы сообщить хозяевам, но и попадать в неловкое положение, разбудив их, не хоте-лось.
Повод для визита к соседям нашелся быстро – Артур обнаружил, что забыл взять нож. Разумеется, хлеб, колбасу, огурцы и иже с ними, можно было хладнокровно расчленить топором либо ножницами, но к лицу ли это вшивой интеллигенции в третьем поколении.
На первом этаже никого не было, но безобразный порядок не наве-вал мыслей о взломе, как, впрочем, и целёхонькая входная дверь. Стол был аккуратно накрыт скатёркой, украшен стаканом с ромашками и местным котом Максимом, который пялился на Артура ленивыми, зелёными глазами. И тишина…
- Здрассьте вам, – вежливо поздоровался Артур.
Кот дёрнул ухом и махнул хвостом – узнал сталбыть.
- Аллё, соседи! – крикнул Артур. – Есть кто дома?!
Несколько секунд было тихо, затем на втором этаже послышался скрип кровати и шаги. Надо сказать, что лестница, поднимаясь на второй этаж, оканчивалась аккурат напротив окна, в которое, сквозь тюлевые занавески, как раз светило солнце. Тем убойнее был эффект, когда появилась ОНА.
Продолжение следует, если конечно будут "плюсы" - это не шантаж, это здравый смысл.
Левые дефисы, расчленяющие слова, появились в результате копирования и никак не связаны с умственной неполноценностью автора.
Ты не пробовал писать книги?). Ябыпочитал. Такая реакция вдохновила меня и я решил попробовать. Не судите строго, помните: аборт это зло, а вы можете убить зародыш великого писателя!))) Ну, и, помолясь, начнём. (Страшно, блин!!!)
Глава – 1.
... «На эти вопросы нельзя закрывать глаза. Ведь с чисто философ-ской точки зрения планковские константы не должны ограничивать уровень нашего познания».
«Ну, да, только ими и живём! – подумал Артур с раздражением, грозящим перейти в ненависть к астрономии в лице учёных затраги-вающих такие неприличные вопросы».
«Сейчас физики думают (а раньше они не думали, а тупо лепили формулы из пластилина или из хлебного мякиша, когда их сажали за чрезмерную задумчивость), что на расстояниях меньше 10-33 сантиметра континуум пространства времени распадается, приобретает структуру, напоминающую мыльную пену, где каждый пузырь появляется за счёт квантовых флуктуаций гравитационного поля».
Громкий хлопок резко закрытой книги, вывел из привычной задум-чивости попугая, в отведённой ему отдельной клетке, почти без удобств, но с пожизненным обеспечением. Волнистый попугайчик, как и любой мужик, любил выпить и поматериться. Строго говоря, в виду скудности словарного запаса, из приличных слов он знал только своё имя – Миша, и его (как, впрочем, и Артура) это вполне устраивало. Из алкогольных напитков он предпочитал некрепкие, такие как вино и пиво, и негазированные (газы ударяли в клюв, и на него нападал чих). Кроме того, он был голубым, но лишь по цвету, а не по сексуальной ориента-ции. В любом случае, с женщинами у него было не очень, а если совсем точно, то никак. Как известно, у попугаев большей склонностью к разговорам отличаются лица мужского пола, чем они кардинально отличаются от людей, а общение с прекрасной половиной, вообще лишает их дара речи. Охмурённые коварной красоткой, они теряют способность к воспроизводству членораздельных звуков, получив, правда, взамен все прелести общения с противоположным полом. Отсюда можно сделать вполне закономерный вывод: хочешь бабу – молчи. Артур же стремился к конструктивному диалогу с попугаем, и бедной птице приходилось платить вынужденным целибатом за роскошь человеческого общения. Впрочем, неизвестно ещё, разрешала бы ему жена участвовать на равных в семейных торжествах и прочих праздниках, где он становился объектом всеобщего внимания и обожа-ния, он абсолютно не ведал о существовании женской половины и, по-видимому, не особо страдал от этого.
Артур не был зол на физиков, учинивших незапланированное изна-силование его мозга, и готов был простить им это невинное половое извращение, по причине хорошего настроения. В конце концов, он сам взял книгу «Мир астрономии», за неимением другой приемлемой для чтения литературы, ибо, находясь в родительском доме, трудно было рассчитывать почерпнуть что-либо из Мировой Сокровищницы Фэнте-зи. Таким образом, решив убить время, Артур рисковал быть привле-чённым за покушение на убийство мозга.
Настроение – настроением, но свежеприобретённые знания, видимо сознавая свою чужеродность для мозга и предчувствуя неминуемое отторжение, суетились в мозгу, как проститутки при облаве: «Постоян-ные Планка: время = 10-43 секунды, плотность вещества = 1094 г/см3, температура = 1032 °К – 99, 9% населения земли, понятия не имеют о том на сколько это дикие, чудовищные, нереальные цифры!!! При всём при этом, некоторые физики, из этого нереального дерьма выкапывают кандидатские и докторские диссертации типа: «Эволюция вселенной, после Большого Взрыва, в период от 10-12 (одной триллионной!) до 10-9 (одной миллиардной) доли секунды, и получают за это вполне реальные деньги. Но, чтобы разгребать это большое, бесполезное физическое говно, по крупицам добывая золото истины, нужна особая физическая лопата, которая вручается в нагрузку к красному диплому физмата МГУ. Вышеозначенный инструмент не отягощал интеллект Артура, он был, всё же, немного зол на физиков за трепанацию черепа, но лишь немного – сегодня его ждал прекрасный вечер и, с большой долей вероятности, ещё более прекрасная ночь. А и Бог им судья – каждому своё. В свои двадцать восемь лет Артур, конечно, не слыл Казановой, но и на недостаток женщин в своём послужном списке ему грех было жало-ваться. Но так получилось, что сегодня это впервые должно было произойти с любимым человеком (не считая себя, понятно), и к бла-женной эйфории примешивался, порядком подзабытый, мандраж девственника перед первым сексом. И это было прекрасно!
Глава – 2.
С Вестой он познакомился на дачном участке, где в очередной раз горбатился на исправительно-трудовых работах. Май выдался не по сезону жарким, дождь был довольно-таки редким явлением, и Артур прикатил в сад на скутере, дабы полить обезвоженные картошку, моркошку и прочие сельскохозяйственные культуры.
Своих товарищей по несчастью – соседей по саду – Артур знал давно. Тётя Люба и дядя Саша бывали на своём участке почти каждый божий день, они недавно вышли на пенсию, но были ещё крепки телом и сильны духом. Свои 6 соток они возделывали с таким остервенением и пионерским энтузиазмом, будто хотели построить коммунизм на отдельно взятом клочке суши, раз уж со страной неувязочка вышла. И, благодаря их героическим усилиям, участок в отношении своих хозяев руководствовался главным принципом коммунизма: трудились они в меру способностей, ну и получали по потребностям.
С детьми у Любови и Александра Скворцовых не задалось, и суп-ружеская чета вкалывала на фазенде в гордом одиночестве. Возможно, по причине отсутствия потомства Скворцовы отдавали свою любовь земле, и она отвечала им взаимностью – их участок был самым красивым и урожайным на линии, а может и во всём садовом товариществе.
За двенадцать лет соседства, семьи Скворцовых и Сквозняковых успели почти сродниться, так как виделись регулярно и многое делали совместно, когда требовалась грубая мужская сила – особенно на воскресных шашлыках, под водочку и зелень с огорода. Происходило это обычно у Скворцовых, в увитой диким виноградом, беседке, весело и непринуждённо. От этой дружбы выигрывали обе стороны: Скворцов, будучи полковником ФСБ в отставке, время от времени решал какой-либо вопрос, пользуясь наработанными, в своё время связями, да и отец Артура – ректор престижного вуза – то и дело помогал соседу. «Совместный труд», - как мудро подметил незабвенный кот Матроскин. – «Он сближает».
Артур приехал где-то в полдень и сразу заметил, что домик Сквор-цовых открыт, хотя самих хозяев на пашне не наблюдалось.
«С утра, наверное, приехали», - подумал Артур. – «напахались уже, и тихий час устроили».
С поливом и прополкой Артур проковырялся часа два, после чего с чистой совестью и грязными пятками решил пообедать. Немного беспокоило то, что за всё это время, в доме Скворцовых, не обнаружи-вали себя органические формы жизни, крупнее мухи. Закрадывались мысли о том, что домик могли взломать, о чём следовало бы сообщить хозяевам, но и попадать в неловкое положение, разбудив их, не хоте-лось.
Повод для визита к соседям нашелся быстро – Артур обнаружил, что забыл взять нож. Разумеется, хлеб, колбасу, огурцы и иже с ними, можно было хладнокровно расчленить топором либо ножницами, но к лицу ли это вшивой интеллигенции в третьем поколении.
На первом этаже никого не было, но безобразный порядок не наве-вал мыслей о взломе, как, впрочем, и целёхонькая входная дверь. Стол был аккуратно накрыт скатёркой, украшен стаканом с ромашками и местным котом Максимом, который пялился на Артура ленивыми, зелёными глазами. И тишина…
- Здрассьте вам, – вежливо поздоровался Артур.
Кот дёрнул ухом и махнул хвостом – узнал сталбыть.
- Аллё, соседи! – крикнул Артур. – Есть кто дома?!
Несколько секунд было тихо, затем на втором этаже послышался скрип кровати и шаги. Надо сказать, что лестница, поднимаясь на второй этаж, оканчивалась аккурат напротив окна, в которое, сквозь тюлевые занавески, как раз светило солнце. Тем убойнее был эффект, когда появилась ОНА.
Продолжение следует, если конечно будут "плюсы" - это не шантаж, это здравый смысл.
Левые дефисы, расчленяющие слова, появились в результате копирования и никак не связаны с умственной неполноценностью автора.
Сквозняк - опасная штука.
Все, наверное, знают, какое преимущество у квартир, окна которых выходит на обе стороны.
Открыл окно в спальне, затем в зале и на кухне - сквознячек и не жарко.
А вот и сама история: Дверь в мою комнату - это большая деревянная рама и большой цельный стеклопакет.
Пошел на кухню, взял поднос с горячим чаем и бутербродами и направился к себе.
Я заранее оставил открытым дверь, т.к. руки заняты, но не тут-то было - дверь захлопнулась перед носом с такой силой, что лопнул стеклопакет и все посыпалось под ноги.
Я лишь отделался кирпичами, порезом на ноге и обжег пальцы чаем.
Открыл окно в спальне, затем в зале и на кухне - сквознячек и не жарко.
А вот и сама история: Дверь в мою комнату - это большая деревянная рама и большой цельный стеклопакет.
Пошел на кухню, взял поднос с горячим чаем и бутербродами и направился к себе.
Я заранее оставил открытым дверь, т.к. руки заняты, но не тут-то было - дверь захлопнулась перед носом с такой силой, что лопнул стеклопакет и все посыпалось под ноги.
Я лишь отделался кирпичами, порезом на ноге и обжег пальцы чаем.
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.