Белоночные хроники. Достояние Атлантиды. (Главы 19 - 20)
…После нескольких суток путешествия по восточным архангельским землям, доехал я, к исходу очередного северного дня, до очень самобытного, старинного поморского села на реке Кимже, одного из левых притоков Мезени.
Село так же называется Кимжою.
Была уже глубокая ночь (по часам). И светло… И нигде не было видно ни души. «Тишь, безлюдье вокруг»… Только дизель-генератор сонно тарахтел в ангаре, на краю села. (Электроснабжение в Кимже — автономное. Федеральная ЛЭП сюда …не дотянулась). Я остановился на окраине. Вышел из машины. Пофотографировал местный колорит. Покосившиеся высокие старообрядческие кресты, старинные ветряные мельницы…
…А потом заметил одинокую женскую фигурку, идущую от околицы. Кому-то здесь, белой летней ночью, тоже не спалось…
Фигурка шла прямо в мою сторону. Я …двинулся ей навстречу.
ЛЕНА
«Девушка, а далеко ли отсюда до Северного Полярного круга?» — умничая, спросил я, чтобы …что-нибудь, этакое, спросить, для начала знакомства. «Километров 100, может, по меридиану, будет» — ответила она.
— Потрясающе! 100 км. До Заполярья. А у вас тут — мельницы. Значит, и хлеб здесь выращивали?
— Да. Это — самые северные в мире мельницы. Одна даже — полностью исправна. Может, в принципе, работать. А Вы откуда будете?
— Из Москвы.
— М-м! Далеко заехали. А …хотите, я Вас к обетному кресту отведу? (И, …мне показалось, что предложение это у неё уже было заготовлено заранее. Когда она ещё шла от околицы ко мне).
— Идём.
— …Километра полтора придётся идти. Через лес.
— Кишащий медведями?
— Есть, в принципе, и медведи в нашей глухомани.
— Тогда — тем более — идём. Только давайте уж, прежде, познакомимся. Пока мы с ними ещё не встретились. Вдруг потом …уже не получится? Я — Григорий по паспорту. А по жизни — просто — Григ.
— Очень приятно. А меня — Леной зовут.
Я запер НИВУ (Лену, похоже, это позабавило. Она чуть заметно, снисходительно улыбнулась. Как я узнал позже: в Кимже обычно ничего не запирают) — и мы потопали по лесной тропе.
Смелые, однако, тут, на Русском Севере, женщины. Вот она впервые меня видит. И идёт со мною без опаски, ночью по лесу. Впрочем, она ведь тут — дома. Чувствует себя уверенно. «А Вы хоть знаете, что такое: обетный крест?» — спросила меня девушка.
— Примерно. Но, готов послушать твоё объяснение.
— Ну, это — в прежние времена поморы, попав в какую-либо беду (погибая во время шторма в море к примеру) давали обет: в случае своего спасения поставить в благодарность Богу храм или крест. Таких крестов много поставлено по всему Северу. Но наш особенный. К нему люди издалека едут.
— Вот как? И чем же он особенный?
— …Силою. Способностью помогать.
Произнесено сие было приглушенно, благоговейным тоном. Но я значения сказанному ею не придал. Заговорил о другом.
— …А почему в ваших краях так много домов брошенных? Нет покупателей?
— Молодёжь, естественно, в города стремится. Уезжают. Но, дело ещё и — в том, что дома у нас продают, в общем, неохотно. Край ведь, по преимуществу, — старообрядческий. И дом здесь — не просто дом, а родовое гнездо. Вырастившее не одно поколение. Дом — хранитель духа поморского рода. И, кому попало его …далеко не всякий хозяин продаст. К покупателю долго будут присматриваться, оценивать. Продажу могут оговорить рядом условий (например: ничего не переделывать, не перестраивать) и потом будут приезжать с проверкой: как эти условия выполняются. И, если такого, заслужившего доверие покупателя, не находится, то дом предпочтут оставить умирать, но не продадут случайным людям, в негожие руки.
— …Жаль всё же, что такие дома пропадают. В центральной России в подобных усадьбах дворяне жили. А тут — простолюдины. (Вспомнил при этом дом Пушкина в Михайловском: очень скромный. Деревянный, одноэтажный…).
— А здесь, по сути, не было сословного деления. Не было и крепостного права. И бедности не было. Вы не найдёте здесь маленьких, тесных домишек, как в деревнях Центральной России. Дома все — большие, просторные. В два, а то и — три этажа. До революции здесь простые поморы, к примеру, пили регулярно кофе (старинные ручные кофемолки я потом видел в музеях Архангельска).
Грамотность была почти поголовной. И в каждом доме была хотя бы одна книга. Большая, по тем временам, роскошь.
— ?! Да-а? Сразу же возникают вопросы: ЧТО это были за книги? И ГДЕ они сейчас?
— …Ну, я ведь уже говорила: край старообрядческий. И, если случалось, что книги или образа передать было не кому (а после революции это случалось и случается очень часто), старики, перед своею смертью, их сжигали.
— …Надо полагать: серьёзные и важные это были книги. Если уничтожить их — считалось меньшим злом, чем допустить их попадание в посторонние руки.
— Видимо — да…
(Позже я сделал несколько фото в молельной комнате. В доме старообрядцев. Образа там покрыты домоткаными, белыми холщовыми рушниками с северо-русской красной вышивкой. И вот на что я обратил внимание: в других регионах обычно вышивка на рушниках — лишь декор, украшение. Лютики там, цветочки… И вышитый рисунок на одном конце полотенца симметрично повторяется на другом. А ЗДЕСЬ НЕТ! Орнаменты на левом и правом концах — какие-то геометрические. Непонятные, таинственные. И — очень различные. Это, я полагаю, значит, что узоры эти, вероятно, несут в себе какой-то тайный, недоступный для непосвящённых смысл).
— А ты постоянно тут живёшь? — спросил я Лену.
— Нет. Я — не исключение. Живу в Архангельске. Сюда к родственникам приезжаю.
— А чем по жизни занимаешься?
— Художник-оформитель по диплому. А занимаюсь сейчас традиционным народным искусством. В основном — вышивкой. Маленькое ИП. Производим репродукции со старинных поморских оригиналов. Спрос — преимущественно у туристов. Охотников до местного этнического колорита. Небольшой, но стабильный доход. А ТЫ?
(…Вот, нарвался на вопрос! Ну, расскажи теперь ей, что ты живёшь на непостоянные заработки. Месяцами бродяжничаешь по всяким глухоманям от Баренцева моря до Байкала. От Северного Урала до Алтая. И воображаешь себя писателем. Которого, пока что, …почти не издают).
— Вот уж не думал, что в наше время кто-то ещё умеет вышивать — уклонился я от ответа на вопрос Лены.
— А я не вышиваю. Хоть и умею. Моё дело — поиск, подбор оригиналов для копирования, эскизы. В Кимже вот, по бабушкиным сундукам, кое — что сыскалось. А вышивает машина. Она — железная. В отличие от меня — (деликатно не стала настаивать на своём вопросе Лена).
За разговорами, меж тем, пришли к кресту.
— А это что? — спросил я у Лены про расшитые христианской символикой полотнища, что висели под небольшим навесом, рядом с крестом.
— Это — подношения паломников. Сами шьют, привозят, вывешивают. Батюшка приезжает, ворчит: «Язычники! Богу от вас ничего, кроме молитвы и покаяния не нужно!» Но традиция сильна. Язычество здесь до 14-ого века продержалось.
А я, при этом, подумал: «Ведь здесь, в этой дали и глуши, христианство — уж точно — никак не могло насаждаться принудительно. В течении нескольких столетий, оно утверждалось здесь естественным путём. Но …многое ли изменилось в массовом сознании аборигенов с приходом христианства? Если прежде многие тысячелетия ваяли из дерева кумиров древних богов: Перуна, Даждьбога, Велеса…, ставили их по высоким берегам рек и приносили им дары, то потом стали …из того же дерева, на тех же высоких берегах рек, ставить распятия. И приносить к ним дары. Изменился …персонаж поклонения. Но суть поклонения — изменилась ли? В русской массовой духовной …ментальности, древние языческие поверья вполне уживаются со Христом. И …нечего им делить. Может быть, и стремление русских монахов к уходу в дебри девственных северных лесов, к уединению в отшельнических скитах — есть подсознательное влечение, интуитивное устремление к древним ведическим корням, на коих впоследствии утвердилось древо русского Православия?…
Я подошёл ближе к распятию. «А ты прислонись к нему — подсказала мне Лена. — Чувствуешь, какая от него исходит энергетика?» Затем, после паузы, договорила: «И у него …можно что-нибудь для себя попросить…»
…Не просил я прежде у Бога ничего для себя. Вроде всё, мне нужное, он мне и так дал. И раздражать Создателя ещё какими-то просьбами и пожеланиями — всегда считал не скромным. Но тут, приникнув к намоленному поколениями паломников кресту, ощущая исходящее от него живое тепло… Желание, тут же показавшееся мне сумасшедшим, неисполнимым, сразу осозналось. Просьба сформулировалась. …А чайные глаза Лены смотрели на меня как-то по-особенному хитровато. Будто она догадывалась, о чём я прошу её Северного Бога. (И, забегая вперёд, скажу: к моему немалому изумлению просимое я получил. Несколько месяцев спустя. Без каких-то особых усилий и стараний. Как-то само собою желаемое осуществилось. Но это — …конечно же, — совпадение… Просто где-то, в недрах матрицы Мироздания, какой-то из мирриадов элементарных триггеров переключился с одного устойчивого состояния в другое. Сам — собою. Без …участия в том чьей-то Воли. И дальнейший ход событий обрёл желаемую для меня направленность).
…Обратно возвращаемся тою же лесной тропой. Я думаю о том, что мне …не хочется, чтобы заканчивалась эта необыкновенная ночь, эта романтичная лесная дорога. Не хочется сейчас расставаться с этой девушкой… Она тихо идёт молча рядом. Ничего более не говорит. А я ничего у неё не спрашиваю. Зачем? Ведь ни на один, волнующий меня сейчас вопрос она пока не знает ответа. И всё, что она сейчас сказала бы, — не может быть правдой. Ну …откуда ей знать, что и как расположил в нашем будущем её распятый, изрубленный и поруганный, но бесконечно великодушный и мудрый северный русский Бог?…
Едва мы дошли до мельниц на краю села, как Лена …как-то очень уж поспешно попрощалась со мной и ушла. «Будто исполнила заранее принятую на себя миссию» — подумал я о ней. И ещё, глядя на её удаляющуюся фигурку, я чувствовал …странную, вроде как ни на чём определённом не основанную уверенность: мы с нею ещё увидимся. «До скорой встречи» — мысленно произнёс я ей вслед…
ГЛАВА 20
По времени, было уже раннее утро. А спать не хотелось. Я пошёл фотографировать мирно спящую Кимжу и окрестности села.>
В Большой России нынче — строительный бум. Массово строятся комфортные особняки. Здесь — никакого такого бума не наблюдается. Но, просторно и обустроенно здесь живут вот уже много столетий.
В палисадниках — берёзки и рябины. В огородах — картошка и капуста. По берегу зеркальной Кимжи, с плывущими в ней серебристыми белоночными облаками, — рыбацкие лодки…
И, …на что я обратил внимание, гуляя с фотиком по ночному селу, это на… беспечность, с которою оставлено местными владельцами ценное имущество. Лодки с двигателями, с бензобаками и рыбацкими снастями удерживаются на месте просто выброшенными на берег якорями. Всё. На замки, запоры — не увидел даже намёка. Велосипеды оставлены где попало… (Зачастую — просто лежат у дороги, напротив домов их владельцев).
А ещё констатировал с удовольствием, что в Кимже мало покинутых домов. (Видел только два заколоченных. Остальные вроде как — обитаемые).
В центре села — старинная деревянная церковь Одигитрия. Давно уж я заметил, странствуя по северо — русским, весям: Богоматерь Одигитрия (обрадованная) — самый популярный образ Богородицы на Русском Севере. Что, по-моему, свидетельствует о неистребимом природном оптимизме поморов.
…А потом встретился мне на пустынной сельской улице подзагулявший паренёк, лет 20-ти.
— Здрассте.
— Здравствуй.
— Вы, похоже, не наш, не местный?
— Не местный. Проездом в ваше село заглянул. Путешествую.
— Ну, и как Вам наша деревня?
— Прекрасная деревня. Удивительная. Сказка!
— …А вот …объясните Вы мне: ЧТО в ней хорошего?
— ?!…
Я даже растерялся. После моей белоночной мечтательной эйфории от Кимжи, его вопрос был — как ушат холодной воды.
— Милый! — подумал я — Ну КАК же я тебе ЭТО объясню? Ты вот повесил на свой родовой поморский дом спутниковую тарелку. Смотришь сто дурацких, пустых телеканалов. Там тебе показывают глянцево — яркую, якобы — комфортную, якобы — интересную, якобы — содержательную жизнь мегаполисов. Тачки крутые, клубы ночные, девицы татуированные, с ногами от ушей… «Цивилизация» — типа… И ты простодушно веришь, что эта радужная пена — и есть настоящая, хорошая жизнь. К коей надо стремиться. И свою достойную поморскую деревню ты уже видишь глазами той «цивилизации» из телевизора. И, ради этой дурилки ты бросишь всё, реально — ценное, настоящее, что оставлено тебе поколениями твоих предков, и умотаешь в город. (Скорее всего, будешь там …охранником. Ибо «Ломоносов» на твоём светлом челе — однозначно — не написано. А асфальт и кирпичи там уже гастарбайтеры кладут).
А здесь… Вот, отправился ты, к примеру, на рыбалку. Дом на замок закрыть — и не подумал. (Лена рассказывала, что запирать дома, в Кимже, считается …предрассудком). Всё время своего отсутствия ты и не вспомнишь об этом. А с рыбалки приплыл, бросил с лодки якорь на берег и ушёл домой. И не подумаешь тревожиться, что кто-то угонит твою лодку, сольёт бензин или стырит двигун. «„Да“ — в твоей деревне, пока ещё, — настоящее „да“. А „нет“ — настоящее „нет“». Для тебя это — само собою разумеющееся положение дел. Ты и не подозреваешь ещё, что может быть как — то иначе. Что чипованные замки — надёжнее упований на честность ближних, что правд может быть множество: на любой вкус, любой степени удобства. Что дружба может быть корыстной, сочувствие — лицемерным, верность — фальшивой, преданность — коварной… А в твоей деревне можно счастливо прожить жизнь, так ничего этого и не узнав. Сохранив идеалы… Прожить её, хоть и в трудах, но — в довольстве, разумно — достаточном. В экологичном, просторном, достойном человека доме. И …почти независимым от всего внешнего мира. Как жили многие поколения твоих предков. У коих было своё, интуитивное, но более достоверное, нравственное понятие: «цивилизация». (Хоть само слово это им вряд ли было ведомо). Твоя деревня, твой край, твой мир ещё совсем недавно были — САМОДОСТАТОЧЫ! И, если вдруг внешний, фантиковый мир, с его айфонами, тёплыми сортирами и ночными клубами, вдруг однажды …перестанет быть, то вы тут, даже сейчас, это заметите …далеко не сразу! «Х-м… Что-то тиливизер показывать перестал. И автолавка давно чёт — не едет. „Огненная вода“ в магазине уж закончилась»…
Всё прочее, нужное для жизни, ещё при твоих дедах, производилось тут, на месте. И тебе б благородные эти навыки дедовские хранить, хотя бы — в теории, и детям передать. Но, …сбежишь ты в город. Мысленно ты — уже там»…
…Ничего этого я пареньку не сказал. Ибо, вряд ли он бы меня услышал. Отговорился общими фразами. Про самобытность его деревни. Про уникальность поморской культуры…
Задерживаться более в Кимже я не стал. Пока село ещё не проснулось, сел в машину и продолжил свой путь. Поехал по понтонному мосту далее, за Мезень…
…А сутки спустя, на переправе через Пёзу, я познакомился с Фёдором.
Продолжение следует.
Сергей Сунгирский