ой, да гуляет ветер. ой, да горька полынь.

милый мой, юн да светел,

сердце свое отринь

от рукопашной брани, сечи от до крови.

между семью Богами

лучше меня брани,

волком грызи за крохи сора, что на полу,

космы трепли дурехе —

вынесу, я смогу.

конь боевой пусть поле вспашет, и станет сад,

коли на вешней воле

будешь ты, то закат

больше кроваво-красным не обагрит наш дом.

милый мой, я несчастна,

я покрываюсь льдом

боли с тобой проститься, раз да и на века,

душенька, словно птица,

вырвалась, велика

грудь ей моя, до края плещется в ней полынь.

я тебя провожаю

именем всех святынь,

горечью вдов и страхом, полнит он сердце мне.

так ли страшна та плаха?

хуже ждать в тишине

шаг твой, но худо если братьев твоих шаги,

знаю, какие вести

мне принесут они.

так не ходи наружу, где только боль и сечь!

если и Бог не сдюжит,

как мне тебя сберечь?

грудью стоять у двери, костью лежать в пыли?

мне остается верить

в силу моей любви.

пусть там гуляет ветер, я не отдам врагу

милого, юн да светел.

я тебя сберегу.

трудно быть богом - знает усталый дон,

грязь от немытых тел заполняет душу.

надо б сорваться в крик, а выходит стон,

прям из разбитых губ он летит наружу,

чтоб раствориться в чаде, и меркнет ночь,

кровью алеет, соком далеких ягод...

нужно быть богом, только как это смочь,

если, тихонько всхлипнув, опала набок,

чьей-то стрелой пронзенная прямо в грудь,

светлая девочка Кира, почти ребенок.

надо б сорваться в крик, но не продохнуть,

и застывает в сердце стальной осколок

только вчера правдивых и чистых слов,

больше не будет смысла в них. хватит! хватит!

если ты здесь, говорила, то мне богов

нет и не нужно. ну а теперь в кровати

мертвая тень от Киры. и душит стон

грозного дона с выжженною душою.

трудно быть богом - знает усталый дон.

он поднимает меч, чтобы быть собою.

говорят, все бывает как-нибудь в первый раз,

ведьма с принца не сводит желтых, кошачьих глаз

и стоит средь толпы, ликуют кругом, кричат,

а для ведьмы же это кара господня - ад.

принц знакомит с народом женушку, уж она

всем по нраву придется, глазоньки, что вода

из колодца хрустального, локоны - рожь в цвету.

ведьма зубы сжимает, снится ей наяву,

как принцесса за ручку принца ее берет,

как он ей улыбается жарко, и тает лед

под ногами толпы восторженной, знать на зло,

вот же принцу с принцессой сказочно повезло!

а когда разошлась толпа, проводив чету,

ведьма смятый платочек выискала в снегу,

им принцесса стирала с щечки нежнейшей пыль,

и ликующим смехом, яростно, как упырь,

рассмеялась проклятая ведьма, спеша домой.

- будешь, будешь, - шептала, - будешь навеки мой.

пепел горсткой с платочка ссыпала в ступку и

там с душистыми травами, шепотом о любви

терла-терла до солнца первого от ночи,

а потом проглотила, сморщившись. у свечи

фитилек загасивши, в зеркало на стене

ведьма радостно улыбалась, но не себе.

утром принц пробудился поздно, обнял жену,

ту, что любит сильнее жизни, ее одну,

но заметил, как пожелтели у ней глаза,

а она ему - милый, полноте, ерунда!

у меня они с детства, словно хамелеон.

я, наверное, ведьма! - и засмеялся он,

и ответил на жадный ведьминский поцелуй.

- вот же дурень, - подумала, - сладкий мой обалдуй.

и с постели они поднялись к обеду лишь,

впереди целый день и вечность - не разделишь.

пока в зеркале все кричит и кричит им вслед

отражение той принцессы,

которой нет.

коли снежит хлопьями за окошком,

то садись поближе, дружок, к огню.

отогреть сумею тебя немножко,

хочешь сказку? сказочки я люблю.

рассказать? ну слушай, по бурелому,

через чащу леса и топей зыбь,

шел герой, оставив сомненья дома,

до земли, которой не может быть.

шел по карте той, что на свете нету,

путь рисуя тенью застывших звезд,

шел он к Правде, шел за простым советом.

говорят, живет она в мире грез

на границе небыли там, где с былью,

словно в ступке, смелено все в одно.

говорят, что кроет вселенской пылью

Правда лик свой, прячется, пьет вино.

говорят, что люди ее забыли,

что она - всех краше, но всех страшней,

потому что Правда без всяких или -

бич и смерть для каждого из людей.

но герою нужно от Правды слово,

чтоб прозрачней слезки, свежее льда,

все, что он придумал, так бестолково,

как бывают праведные слова.

но сказать невесте, мол, он не любит,

а уж коль быть честным, и не любил?

эти буквы, катышками от ртути,

тяжким грузом. право, не хватит сил,

чтоб признаться ей, но и врать не стоит -

так решил герой и пошел туда,

где святая Правда всем верховодит,

где живут колодезные слова.

вот идет герой наш по бурелому,

карты нету, места на свете нет,

увела дорожка его от дома,

чтобы от Правды выслушал он совет.

и в конце итогов, ведь это сказка,

он нашел искомое - полночь, лес,

старый дом скрипит, облетела краска

с его темных ставенок и крылец.

он заходит в дом, все под слоем пыли,

Правда, дряхлой бабкой, сидит в углу.

вот тебе и сказка, вот жили-были -

ты согрелся, милый мой? я могу

перестать рассказывать. нет? не надо?

хорошо - заходит герой, в окно

лунный месяц смотрит и этим взглядом

освещает скляночки, все - вино.

Правда на шаги отвечает смехом

мрачным, диким, словно бы сатана.

говорит ему - вот же мне потеха,

знаю я, зачем ты пришел сюда -

разлюбил невесту? вот это чудо.

врать не хочешь? надо же, молодец.

да, ей будет чертовски худо.

время выпьет - выйдет и под венец

но с другим, умеющим врать парнишкой.

ты скажи ей прямо - я не любил.

это будет правдой, слова - излишки,

и марать не надо на них чернил,

мне любовь твоя не нужна - ей скажешь.

это правда. понял? тогда иди.

нет, постой! но, Правда, ведь это гаже

даже самой мерзкой на свете лжи! -

он вскричал, и пыль разнеслась по дому,

кровью в лужах стыло вокруг вино. -

нужно как-то мягче... ну, по иному,

чтобы ей не больно, чтоб не темно...

не бывает с правдою, чтобы слаще -

отвечала старая сквозь смешок, -

ты пришел ко мне через топь по чаще,

что еще сказать мне тебе, дружок?

чтобы свет заполнил ей грудь печалью,

чтоб тепло осталось в ее груди,

ты меня разбавь, закрути вуалью.

ты хотел совета? так вот - соври.

вот тогда всем будет тепло на сердце,

счастье и покой голубями ввысь...

слишком много правды, как много перца.

ты пришел за правдой? так подавись!

и кричала старая вслед герою,

и плескалось на пол ее вино,

может это кровь была, я не спорю,

друг мой ситный, вызнать же не дано.

вот такая сказочка, ты согрелся?

ну, садись поближе, дружок, к огню.

и решай скорей, как подашь мне, с перцем

или без,

колодезное - не люблю.

девяносто.

шорох. бегут не глядя,

чтобы тело спрятать свое в тени.

я смеюсь, улыбка по ровной глади

моих щек, морщинистых и сухих.

и еще один.

слышу, затаились,

кто за шторой, кто под кровать залез,

не чихнул бы он от кромешной пыли

своей жизни, вырванной у небес.

девяносто два.

я — извечный вода,

я считаю - раз, а они бегут.

ничего — обмана там и развода,

честь по чести все до предела тут.

девяносто три.

как родились сразу,

начинают бег от меня ко мне.

не спешу, даю им закончить фразу,

что-нибудь фатальное о судьбе.

девять и четыре.

они на взводе,

чуют-чуют — скоро наступит миг.

одеваться силятся по погоде,

не дай бог простуда, а если грипп?

девяносто пять.

ну, а если пьяный

за рулем машины, что на углу?

и боятся, да, только строят планы,

по ночам молясь — пусть я не умру!

девяносто шесть.

я молитвы слышу,

но не мне они, ох, совсем не мне.

адресат их дал всем и труд, и нишу,

я, как он, обязан быть на земле.

девяносто семь.

тот, что под кроватью,

затаился, думает, мол, спасен,

что он лучше всех и что благодатью,

если кто и выбран, так точно он.

девяносто восемь.

пускай немножко

попокоит дух свой в пыли и тьме.

у его кровати присела кошка,

уж она-то знает все обо мне.

девяносто девять.

точу я косу,

в балахон вплелась самой ночи нить.

эй, ты вылез бы, ну а папиросу

не туши, я тоже хочу курить.

я стою у самой твоей кровати,

кошка щурит глазом своим хитро.

я всегда внезапно, всегда некстати…

здравствуй, мой хороший,

ну что же —

сто.

твой поезд ушёл? - стоять на перроне или

по шпалам за ним отчаянно побежать?

всем хочется, чтобы их без конца любили,

но, право, умеет так лишь старушка-мать.

всем хочется, чтобы поезд без них не ехал,

пусть сам ты ошибся, взяв не туда билет,

и горько становится, горько и не до смеха,

когда понимаешь - поезда больше нет.

ушёл к горизонту, новых везя в составе

трухлявых вагонов, тех, кто к нему успел,

ты долго грустишь, звоня с таксофона маме,

чтоб кто-то тебя любил без конца и дел,

завидуешь страшно, злишься на этих едущих,

что там без тебя, в вагоне да тесноте.

твой поезд ушёл? - подумаешь, будет следующий.

он ходит по расписанию, как и все.