Ольф. Обратный отсчет. 4..
Этот день казался бесконечным. Мы больше не одевались. Какой смысл? К единению душ прибавилось единение тел. Незнание языков нисколько не мешало.
Теперь мы ставили на уши весь мир.
– Летим, Челеста! Как насчет Эйфелевой башни? – Мои руки изобразили направленный ввысь острый угол, а губы – поцелуй.
– Торрэ дЭйфель? – Узнавание вышло мгновенным. – Си-си, черто!
*(Эйфелева башня?Да-да, конечно!)
Париж? Да рукой подать. Пара минут, и мы на месте. Ночь? Прекрасно, что ночь. Держась за руки, мы выскочили, как были, на верхнюю смотровую площадку. Сначала – поза героев «Титаника», которую очень любит Челеста: она замерла на краю, руки раскинуты, и тело словно летит над городом…
Я – чуть сзади. Внизу – ненужный мне мир. Вокруг – ночь. Рядом – та, без которой все остальное теряет смысл. Она смотрит вперед, а я смотрю на нее. В какой-то момент просто смотреть становится невозможным.
– Челеста?..
– Ольф?..
– Челеста!!!
– Ольф!!!
Третье посещение. Первое навеяло тоску. Второе пробило на романтику. Третье сорвало с катушек. Откуда только силы взялись?! Лампочки ночной иллюминации окрашивали тела в разные цвета, но видел это только я. Держась за стальные поручни, Челеста ревела белугой, и вопли, больше похожие на то, что здесь кого-то режут, неслись с высоты на ночной Париж. Да, теперь я прочувствовал его окончательно. Париж, ты прекрасен!
С детским смехом мы едва успели запрыгнуть в корабль, когда на площадку взбегали проверяющие с фонариками.
Мы смотрели друг на друга, в глазах бушевали бесшабашный праздник плоти и неистовая радость жизни.
– Нон сапрэй рендерти ль идеа ди кванто эра бэлло тутто чо. Ти амо Ольф. Тутто бэнэ ма че ун сэ...*
*(Даже примерно не смогу тебе сказать, как это было прекрасно. Я люблю тебя. Все хорошо, но есть одно но…)
Заканчивали прерванное мы уже на Рейхстаге, прямо на покатой прозрачной крыше купола между несущих поперечин из стали.
– Довэ чи тровьямо?* – Руки распятой девушки расправились, указывая сразу во все стороны. Внутри под стеклом крутым изгибом заворачивалась невероятная дизайнерская воронка над залом заседаний Бундестага. Да, Рейхстаг перестал быть музеем и напоминанием, под этой крышей вновь строят какие-то планы.
*(Где мы?)
Меня сейчас интересовало только то, что здесь и сейчас, но вопрос был понятен.
– Весьма символичное место. Гены, наверное, сюда притянули. Здесь мои предки вот так же поступили с любителями делить людей на правильных и неправильных. Летим вон туда!
Мы перенеслись на Бранденбургские ворота, которые немцы построили по образцу Пропилей Афинского Акрополя. Я вскочил на колесницу к богине победы Виктории, поданная рука помогла взобраться Челесте. Управляемая бронзовой богиней шестиметровая квадрига была направлена на восток. Зрелище с высоты богов заставляло чувствовать себя богами. Но. Один взгляд друг на друга – и мы вновь продолжили, теперь с видом на ночной Берлин. Четверка коней то обретала всадников, то превращалась в пятерку. Надеюсь, наши экзерсисы не задели ничьих чувств… впрочем, плевать, нечего колесницу богини победы на мою Родину направлять. Разверните, и я извинюсь.
Затем мы пробежались по ночному Лондону. Здесь было хмуро и промозгло, я натянул джинсы, Челеста накинула мою рубашку. Не удалось не рассмеяться: в длинной хламиде, которая полностью скрывала руки вместе с кистями и ноги почти по колено, она выглядела сбежавшим из психбольницы привидением.
– Ла туа камича ми ста ун по. Ма ми пьяче.* – Она улыбнулась, наши ладони сцепились, и мы с визгом и хохотом промчались перед опешившими прохожими.
*(Твоя рубашка мне немного велика, но мне нравится)
Здесь давно стемнело, но я знал, где светло.
– Вперед, навстречу новому дню! Сейчас мы окажемся в завтра!
Миг тихого счастья, и объятия нам открыла Океания – сотни южных островов, разбросанных по тысячам километров океана, которые по непонятной причине назвали Тихим. Тихие места пришлось поискать. На выбранных островах мы купались, бесились, дурачились. Ныряли с корабля в океан (по очереди, иначе кто поможет второму подняться?). Плавали с китами. Тоже по очереди, в то время как сменщик на всякий случай барражировал в пределах досягаемости.
Это было счастье. К одному из маленьких атоллов где-то в районе Туамоту, где кроме песка только кусты да кокосовые пальмы, прибило бесхозный надувной матрас. Кто-то потерял или ветром с балкона унесло, но у нас появилась дополнительная игрушка, которую прежде всего проверили на прочность. Она оказалась на уровне. По окончании раунда я повернул лицо к напарнице по счастью:
– Тебе хорошо?
– Си-си, хорошо. Э мельо квель ке Дио манда ке квель ке льуомо команда.*
*(Поговорка: Что получилось случайно, лучше того, на что рассчитывал)
– Хорошо – это хорошо. Остальное пока непонятно, но по глазам вижу – тоже неплохо.
На островке не было питьевой воды, зато отсутствовали туристы с местными жителями. Здесь можно задержаться на некоторое время, ведь водой и пищей вдоволь обеспечивал корабль. Свой остров. Что может быть лучше?
Челеста занялась чем-то странным: платье из молний располосовывалось на длинные ленты, которые девушка затем связывала узлами в одну длинную веревку.
– Ольф, андьямо! – Она потащила меня в корабль, где был торжественно вручен один конец ленты. – Ло тьени!*
*(Пойдем! Держи!)
Я понял. Корабль на некоторое время превратился в буксировочный катер, за которым на надувном матрасе с гиканьем и воплями носилась Челеста. Одна ручка судорожно цеплялась за страховочный тросик, вторая обнимала подпрыгивающий на волнах транспорт, глаза жмурились от брызг, изо рта несся восторженный визг. Я глядел-глядел на взлетающие над водой ноги и их безупречное продолжение, да и прирулил снова к берегу.
– Хорошо?
– Хорошо!
Сверху поливал свет нового дня, в который мы прилетели из вчерашнего, снизу расстреливал ощущениями шуршащий кристально-белый песок, и мы выпадали из времени, уносясь в прошлое, пронизывая будущее, растворяясь в настоящем. И далекое созвездие сознания, ныне именуемое бывшим, покатилось кубарем под горку, где в основании – пыль времен и дым чувственных пожарищ, где невесомость и нирвана, где растворение в размытой действительности, тысячекратное умирание и новое воскресение.
Очнуться после счастливого забытья оказалось не меньшим счастьем, чем отправиться в него. Мы одни. Шум моря. Теплый песок. Куда теперь торопиться, зачем? Все, что мне нужно, у меня уже есть.
– Привет, Ольф. Хорошо?
– Хорошо. Даже не представляешь, как.
– Дорми бене. Сьямо инсьеме.*
*(Спи спокойно. Мы вместе)
Нежность голоса обволакивала и гипнотизировала. Челеста – это все, что мне нужно. Почему я понял это только сейчас?
– Тутто э бэнэ ке финишэ бэнэ. Дорми комэ ун джюсто. Феличе ноттэ. Ведро сэ э поссибиле фарло… Аллора сапро дэль туо аспетто веро.*
*(Все хорошо, что хорошо кончается. Ты спишь сном праведника. Счастливой ночи. Посмотрю, возможно ли это сделать… И может быть смогу увидеть твой истинный облик)
Мокрые черные змейки поиграли с медальоном и вновь побежали с груди через живот. Я закатил глаза.
Жизнь без любви есть ад, и люди мучаются в нем в поисках смысла жизни, счастья или лучших вариантов, а надо искать – любовь.
Я нашел. Там, где не думал. И, счастливый, уснул в беззаботном упоении. «А жизни суть, она проста: его уста, ее уста»…
* * *
Ласковые объятия. Желанные руки придерживают мою голову. Губы касаются сонных губ. Мягкий торопливый топот.
Почувствовав неладное, я вскочил, беспомощно озираясь. Рядом никого. Раньше меня будил корабль, реагируя на угрозу, но пляж в зону его ответственности не входил.
Челеста неслась к кораблю, сжимая в руках добычу. Мой лоб покрылся ледяной испариной, ладонь машинально обшарила осиротевшую грудь.
Медальон. Она украла его. И уже не догнать. Через пару секунд я останусь один на необитаемом острове без воды и пищи…
Взгляд упал на тяжелую сырую корягу, вынесенную каким-то штормом. Рука сама, без участия мозга, поднимает ее, раскручивает, как молот, и отпускает. Фухх, фухх, фухх... Коряга летит, вращаясь. Как бумеранг. Только такое не возвращается. Оно ставит точку.
Глаза широко раскрываются: что я наделал?!
Когда кидаешь не задумываясь, не рукой, не глазомером, а желанием изнутри, организм помогает. Попадание пришлось прямо в затылок. Девушка рухнула как подкошенная.
В несколько прыжков, побив все мировые рекорды, я оказался рядом.
– Почему, Челеста? – Слезы наворачивались на глаза. – Зачем?
Пальцы бессознательно нацепили возвращенный медальон, подсунутые руки подняли сломанное тельце, и корабль словно прыгнул навстречу.
Девушка не шевелилась. С затылка текла алая жижа. Струйки собирались в ручейки, заливали руки, живот, ноги.
Я несся сломя голову. Проем едва не взорвался от вопля-приказа, кровать подставилась под безвольную ношу. Я упал рядом, повязывая медальон на две шеи.
– Вылечи! Вылечи ее, пожалуйста!
Челеста лежала рядом – неподвижная, бесчувственная, почти мертвая. Почти. Но дело шло на поправку. Грудь равномерно вздымалась.
Успел. Не думаю, что корабль мог оживлять. Хотя, чем черт не шутит. Проверять не собираюсь. То есть, не стану доводить до такой проверки.
Поддавшись позыву, я нежно коснулся девушки, осторожно погладил по слипшимся окровавленным волосам. Пальцы коснулись щек – мягких, ребяческих, но своевольных. Что ей не понравилось, почему в такой волшебный момент она обернула сказку кошмаром?
Если подумать… Корабль уже несколько раз защищал меня от подобного. Она давно замыслила украсть ключ к кораблю. Неужели весь сегодняшний день – часть плана?!
Сердце отказывалось верить. Но логика твердила обратное.
– Почему, Челеста?
Она не отвечала. Не слышала. Не могла слышать. Кажется, она просто спала. Уже – спала.
Корабль делал все возможное. Под полупрозрачными веками началась напряженная жизнь. Девушка словно читала во сне.
Она что-то шептала, но я не вслушивался. Пусть говорит, если это ей нужно. Все, что требуется, я почувствую.
Я продолжал едва ощутимо касаться ее. Чтобы не потревожить, не сбить дыхания. Ладонь с безумной тоской провела по груди, по животу, по безвольно раскинутым бедрам. Едва обретенный и сразу потерянный рай. Я – низвергнут. За то, что жил не по правилам. Запоздавшая небесная кара ударила точно.
Когда Челеста очнется – в этом я уже не сомневался – что будет? Как выйти из тупика ее поступка? Доверия больше нет. Без доверия нет счастья. Без счастья нет жизни.
От внутренней боли пальцы сжались, стиснув колено девушки. Я замер.
Ничего не произошло. Ее тело не двинулось, не пошевелилось. Зато ожила рука, приподнявшись и ответно дотронувшись до плеча. Затем проползла по шее и принялась изучать меня дальше – жесткую вечернюю щетину на щеках, вспученную мурашками кожу. Осторожно, нежно, опасливо. Словно знакомясь. Вспоминая. Радостно. Желанно. Светясь от счастья узнавания. Господи, почему же?! Зачем ей понадобился корабль?
Кровь уже не шла. Через несколько минут начала исчезать та, которой сочилась рана. Сама рана быстро затягивалась.
Я ждал. Полное исцеление вот-вот завершится. Мы прижимались головами, но теперь я весь придвинулся ближе, рука легла на ее талию и потянула к себе.
Девушка неожиданно вывернулась, глаза открылись. Мои пальцы спешно перевязали медальон на одного хозяина.
– Как ты?
Сосредоточившийся на мне взгляд пыхнул испугом. Девушка отшатнулась:
– Ки сэй?*
*(Кто ты)
– Челеста?
– Челеста? Ки э Челеста? Довэ соно?*
*(Кто такая Челеста? Где я?)
– Я Ольф. Ты Челеста. Мы на корабле. Вспомнила?
Нет. Она села на постели. Долго озиралась, остановила взор на мне:
– Сэй нудо.*
*(Ты голый)
Глаза опустились. Обнаружив аналогичное отсутствие одежды, безучастный голос обронил:
– Перке сьямо звестити?*
*(Почему мы раздеты?)
Я непонимающе развел руками.
– Комэ ми кьямо?* – тыча себя в острую грудку, поинтересовалась она.
*(Как меня зовут?)
Ощущение, что она забыла собственное имя.
– Челеста, – в очередной раз грустно повторил я.
Она сидела прямая как Вандомская колонна и ничего не узнавала.
– Душ, – сказал я, привычно изобразив падение струй. – Шшшшш. Надо смыть кровь и песок.
Не поняла. Забыла.
– Сейчас пойдет водичка, – сообщил я, показывая.
Водичка пошла. Челеста сначала шарахнулась к стенке, потом с удовольствием подставилась под прохладный поток.
Раньше мы мылись по очереди. Теперь девушка не знала, что делать и зачем делать. Она просто наслаждалась – как впервые попавший на море ребенок.
О том, чтобы выйти, не шло речи. Мне самому пришлось помыть ее – прополоскать волосы, очистить кожу. Не сопротивляясь, она поворачивалась, как требовалось, странно улыбалась, не понимая происходящего. Иногда хихикала.
Красный, как рак на тарелке, я выпроводил ее в рубку и повторил процедуру с собой. Челеста с удивлением наблюдала, личико иногда тянулось, специально заглядывая, если было не видно. Как ребенок. Да. Маленький ребенок.
Что же она наделала. Что я наделал. Что делать теперь со всем этим?
Она вдруг нервно оглянулась, неуютно поерзала.
– Вольо…*
*(Я хочу…)
Не поняв, но догадавшись, я едва успел приказать люку открыться.
Челеста пулей выскочила на песок и, не прячась, присела на корточки. Про имевшийся на борту туалет она не вспомнила. Непосредственная до безумия, непорочная, как Ева в Эдеме, совершенно не воспринимающая меня как мужчину, девушка просто радовалась жизни и всему, что жизнь предоставляла. Просто вкусно жила. Так дети в садике – мальчики и девочки – сидят рядом на горшках, не парясь, что они существа разного пола, разом получая удовольствие и от игр, и от компании, и от процесса.
Мои нервы не выдержали. Никогда не думал, что снова понадобится, поэтому приказ ушел мысленный – не хотелось поганить жилище неприятным именем.
Из кровати вырос зеленый коленопреклоненный монстр «Сусанна». Согласно желанию, на меня смотрела совсем не голова. От пола, где стояли мои ступни, до обширной цели в самый раз, и я отвел душу – исколотил зеленую мякоть вдрызг, пока мышцы не взвопили, а содранные кулаки не закровоточили и не онемели. В некоторых офисах ставят специальные груши для отвода эмоций, и «Сусанна» в роли мальчика для битья позволила мне не сорваться на заколдованной в ребенка спутнице.
Челеста услышала шум набегающих волн, обернувшееся лицо увидело их. Восторг не передать словами.
– Андьямо аль марэ!*
*(Пошли в море!)
Она помчалась к могучему океану, не глядя, следую ли я за ней. Пришлось последовать. Как за несмышленышем, что в любой миг готов наделать опасных глупостей.
Когда догнал, девушка уже плескалась, поднимая фонтаны брызг. Я пристроился рядом. В глубину проказницу не тянуло, плавать не желала, или забыла, что умеет. Она играла с водой очень долго, потом побегала вдоль прибоя и, наконец, остановилась.
– Все? – с надеждой спросил я.
Не все. Плюхнувшись в песок, Челеста стала играть с ним – каталась, вопя с воодушевлением, кидалась и обсыпалась, пробовала закопаться. Звала меня помочь – я отказался. В конце концов, она бухнулась на попу, ноги по-детски раскинулись перед собой в стороны, ладошки принялись лепить песочные куличики.
Я ждал, окатываемый волнами в прибрежной полосе, пока ребячливо веселящейся озорнице надоест это занятие. И дождался. Внезапно вскочив, девушка понеслась на меня. Налетевшим весом меня опрокинуло в воду, она заулюлюкала победно и помчалась по песку обратно к месту стоянки.
– Уф, – только и вымолвил я, отфыркиваясь от соленых брызг.
Когда вернулись в корабль, Челеста бухнулась на постель и принялась что-то напевать. Видимо, сочиняла на ходу, потому что злилась отсутствию рифмы, ритма и мелодии. Песок с нее сыпался пригоршнями, поскрипывал под спиной и ягодицами, но ей было все равно.
– Душ, – раздался мой приказ в никуда, и «нигде» его приняло. – Теплый и мощный.
На этот раз я в мытье не участвовал, при сильном напоре основное само смылось. Девушка с чувством визжала, уворачиваясь от бьющих с неожиданных сторон струй, происходящее ей нравилось.
Закончив экзекуционную аква-аэробику, я произнес:
– Есть хочешь?
– Ке дичи?*
*(Что говоришь?)
– Смотри сюда. Вот это хочешь?
Остатки Нининых подарков пришлись ко двору. Захлопав в ладоши, Челеста принялась уплетать за обе щеки, оставалось только с болью наблюдать. Самому кусок в горло не лез. После фруктов я достал банку сгущенки. Девушка вскинулась недоуменно:
– Коза э?*
*(Что это?)
Тоже не помнит. Нож проделал две дырки в крышке, я передал банку:
– Пей.
В ответ – удивленное непонимание.
– Вот как надо. – Я показал.
Она попробовала. Губы приложились к краю, рот осторожно втянул капельку неизвестности.
Так люди подсаживаются на наркотики, достаточно один раз попробовать. Глазищи обратились в очищенные крутые яйца, голова запрокинулась, горло задергалось в безотрывном глотании. Вязкая струйка текла по подбородку, затем эстафету приняла пульсирующая шейка. Глотание не прекращалось. Сердце кровью обливалось, когда белые капли принялись бомбардировать область чужого сердца. То, что в женщине должно восхищать и манить, сейчас нервировало, поскольку принадлежало не совсем женщине. Даже совсем не женщине. Женщины так себя не ведут.
Банку удалось отобрать, только когда Челеста выглушила больше половины. Бабушка с дедушкой, не ограничивавшие меня в сладостях, уверяли, что не слипнется. Сейчас я не был уверен. Такое количество сахара до добра не доведет, но как это объяснить бестолковому созданию?
– Осторожней надо быть, – укорил я, глядя, как смуглые пальчики с ликованием размазывают густую жидкость по груди и животу, где на ходу придумывается новая игра: то ли дороги прокладываются по виртуальной карте через поля и горы, то ли картина рисуется в соответствующем умственному возрасту стиле, то ли обладательнице испачканной кожи просто нравятся ощущения. Крестик тоже использовался в качестве игрушки, им водили как карандашом.
Совсем недавно первой мыслью было бы слизать, организм посчитал бы такое за высшее счастье. Сладкое на сладком…
Все изменилось. Передо мной сидел большой ребенок, и все, что пришло в голову при взгляде на липкие потеки – забот прибавилось, придется снова мыть. И «придется мыть» в отношении красивой половозрелой особы впервые не несло положительного оттенка.
Отныне сгущенка и все подобное – табу.
Нож и банка отправились в кладовку, которую я сразу запер. Край глаза отследил брошенный на вещи взгляд. Наверное, она хочет одеться. Даже рука потянулась, но по дороге передумала. Мысленная команда вновь вызвала душ, не желавшую мыться особу пришлось ловить, а затем удерживать.
Челеста, Челеста. И раньше была почти ребенок, но теперь… Пальцы с ностальгией терли нежную кожу, что так недавно любила меня каждой клеточкой. Тугие наплывы вновь поднимали бурю эмоций, уютные закутки напоминали о спрятанных внутри кладах. Вместо помощи, раз уж с самостоятельностью проблемы, Челеста изо всех сил мешала омовению, происходящее было принято за игру. И игра ей нравилась. Раздавались смешки, руки пихались, вырвавшееся тельце вновь и вновь уносилось с ликующим визгом, чтоб в очередной раз быть водворенным под равнодушные струи. За один из побегов последовало наказание: пока одна рука перехватила хохочущую плутовку, вторая жестко приложилась по ягодице. Шлепок вверг в шок.
– Сэй каттиво рагаццо.* – Округлившиеся глазки глянули на меня с обидой, губки задрожали… зато беготня временно прекратилась.
*(Ты плохой мальчик)
Приведя разыгравшуюся барышню в приличное состояние, я обтер ее своим халатом и протянул второй:
– Оденься.
На лице – недоумение. Пришлось показать, напялив влажный.
– Вот так. – Я завязал узел пояса. – Теперь ты. Вставляй сюда.
Раскрытый, словно хочет поймать шалунью, халат манил отверстиями рукавов. Челеста отшатнулась, отчего спина врезалась в мягко принявшую стенку.
– Одевай. – Я сделал шаг вперед.
– Нон токками! Кози ми пьяче!*
*(Не трогай меня! Мне нравится так!)
Сумев проскользнуть снизу, она выскочила у меня за спиной. Я обернулся. Девушка с восторженными воплями снова увернулась и привычно удирала, сверкая пятками и не пятками.
Опять двадцать пять. Как с непослушным ребенком, вновь пришлось применять силу. Корпус совершил ложный выпад, рука обхватила озорницу, со смехом принявшуюся вырываться. А мне было не до смеха. От слова совсем. Если так пойдет дальше…
Захотелось еще раз всыпать для воспитания, раз уж действует. Колено приняло на себя тяжесть прижатого животика… а перегнутое тельце посчитало происходящее новой игрой: ладони начали переступать по полу, корпус раскачивался – кажется, Челеста изображала лошадку. Сущий сорванец-малолетка со всеми полагающимися прибабахами. И битье – не решение проблемы.
– Оденешься? – Я вернул несостоявшуюся жертву в вертикальное положение.
Указание на халат вызвало отрицательную реакцию, вновь завязалась борьба, но едва сделал промашку, девушка меня укусила.
– Черт с тобой, ходи как хочешь. Если думаешь, что чем-то мне досадишь, то глубоко ошибаешься.
И все же… В новом состоянии девушка стала полностью похожа на ребенка. Уединение с девушкой обычно приятно, а с непредсказуемым малолетним шалопаем, у которого лишь баловство на уме…
Увы, баловство имелось в виду не то, которое хотелось.
За панорамным окном стеной упала южная ночь. Чужие созвездия ярко блистали.
– Раз отказалась одеться, спать будешь на полу.
Мой палец ткнул вниз под будуар, ладони соединились и сложились под щекой, голова склонилась набок.
Кажется, объяснение удалось. Девушка догадливо повторила жест:
– Дормирэ?*
*(Спать?)
– Спать. Спокойной ночи. Гуд найт.
– Буона ноттэ.
(до финала осталось два поста)