Хотелось, в первую очередь, ответить на пост http://pikabu.ru/story/_2101471, но чтобы не оперировать своим опытом и теориями, решил рассказать немного о личной жизни и отношениях с женщинами одного из гениальнейших писателей своего времени.
Бальзак, в отличии от многих людей подобного склада характера, был большим гедонистом, он любил вкусно поесть, любил обложить свой дом роскошными безделушками, несмотря на все финансовые преграды, и так же он стремился к плотской любви с женщинами. Настоящий титан труда, он избегал общения со своими великими современниками, но, как бы занят он не был, как бы не поджимали его сроки сдачи новой рукописи, он всегда находил время на то, чтобы ответит на женское письмо, которое, как проницательного психолога, будоражило его интерес. А писем от женщин приходило немало. Читая его романы, они верили, что вот, наконец, появился человек, способные понять их душу, их слабости и не осуждать за это. Тем не менее, большинство видели только понимающего их собеседника, но никак не любовника ...
Бальзак с самой юности не пользовался популярностью у противоположного пола. Полноват, с живыми, горящими глазами, он, тем не менее был слишком робок и всей его могущественной воли не хватало, чтобы перебороть в себе свое врожденное чувство собственной значимости, доходящей до снобизма. Лет до 22-23 Оноре еще не познал тепла женского тела. Вот как описывал свои переживания в те времена Бальзак, в романе "Шагреневая кожа" ( в комментариях я хотел бы полностью привести этот текст, думаю некоторые юноши найдут много общего с переживаниями Оноре):
"Беспрестанно наталкиваясь на преграды в своем стремлении излиться, душа моя, наконец, замкнулась в себе. Откровенный и непосредственный, я поневоле стал холодным и скрытным ... я был робок и неловок, ... стыдился своего взгляда. ... я, вопреки внезапному ощущению силы, которую я иногда испытывал в одиночестве, ... я, как ребенок, был не уверен в себе ... Среди моих сверстников я встретил кружок фанфаронов, которые ходили задрав нос, болтали о пустяках, безбоязненно подсаживались к тем женщинам, что казались мне особенно недоступными, всем говорили дерзости, покусывая набалдашник трости, кривлялись, поносили самых хорошеньких женщин, уверяли, правдиво или лживо, что им доступна любая постель, напускали на себя такой вид, как будто они пресыщены наслаждениями и сами от них отказываются, смотрели на женщин самых добродетельных и стыдливых как на легкую добычу, готовую отдаться с первого же слова, при мало-мальски смелом натиске, в ответ на первый бесстыдный взгляд! ... Я был смел, но в душе, а не в обхождении. Позже я узнал, что женщины не любят, когда у них вымаливают взаимность; многих обожал я издали, ради них я пошел бы на любое испытание, отдал бы свою душу на любую муку, отдал бы все свои силы, не боясь ни жертв, ни страданий, а они избирали любовниками дураков, которых я не взял бы в швейцары. Сколько раз, немой и неподвижный, любовался я женщиной моих мечтаний, появлявшейся на балу; мысленно посвящая свою жизнь вечным ласкам, я в едином взоре выражал все свои надежды, предлагал ей в экстазе юношескую свою любовь, стремившуюся навстречу обманам. В иные минуты я жизнь свою отдал бы за одну ночь. И что же? Не находя ушей, готовых выслушать страстные
мои признания, взоров, в которые я мог бы погрузить свои взоры, сердца, бьющегося в ответ моему сердцу, я, то ли по недостатку смелости, то ли потому, что не представлялось случая, то ли по своей неопытности, испытывал все муки бессильной энергии, пожиравшей самое себя. Быть может, я потерял
надежду, что меня поймут, или боялся, что меня слишком хорошо поймут. А между тем в душе у меня поднималась буря при первом же любезном взгляде, обращенном на меня. Несмотря на свою готовность сразу же истолковать этот
взгляд или слова, по видимости благосклонные, как зов нежности, я то не осмеливался заговорить, то не умел вовремя умолкнуть. От избытка глубокого чувства я говорил ничего не значащие слова и даже молчание мое становилось глупым. ... Словом, хотя во мне кипели страсти, хотя я и обладал именно такой душой, встретить которую обычно мечтают женщины, хотя я находился в экзальтации, которой они так жаждут, и полон был той энергии, которой хвалятся глупцы, -- все женщины были со мной предательски жестоки. ... О, чувствовать, что ты рожден для любви, что можешь составить счастье женщины, и никого не найти, даже смелой и благородной Марселины, даже какой-нибудь старой маркизы! Нести в котомке сокровища и не встретить ребенка, любопытной девушки, которая полюбовалась бы ими! В отчаянии я не раз хотел покончить с собой."
Редко искренний даже в самых личных письмах, тут, под маской своего героя, он раскрывает искреннейшие переживания своей юности. Бальзак понимал женщин как никто, разбирался в их переживаниях, желаниях и чувствах, но применить всю свою глубочайшую проникновенность чтобы завоевать расположение женщины, он, по большему счету, до конца своей жизни смог лишь считанные разы. И вряд ли его может кто-то упрекнуть в том, что он "не пытался или делала этого недостаточно". На некоторых из поклонниц своего творчества он тратил месяцы своего драгоценного времени, которое для него значило нарушить сроки сдачи своих заложенных на корню, но еще не написанных романов. Но в итоге от этих женщин он получал только лишь возможность наслаждаться своей компанией. Вся его могучая воля не могла ничего поделать с нежеланием особей противоположного пола видеть в нем чего то больше, чем тешащее их самолюбие внимание прославленного на всю Европу писателя.
Он не был отшельником и монахом, как часто сам себя описывал в своих письмах, и кто-то из тех, с кем он познакомился через переписку таки посещали вечерами его келью, но одно из своих сильнейших желаний, обрести себе спутницу жизни, умную, образованную с высшего света, которая могла бы быть ему товарищем он за всю жизнь, так и не смог.
Ставшая в конце жизни его супругой, украинская аристократка, принимала знаки внимания, которые выражались в регулярных пылких любовных письмах на протяжении лет 10, только чтобы аккуратно сложить все письма в шкатулку, чтобы после можно было перед потомками похвастаться тем, что была предметом любви такого гения. Тем не менее, когда Бальзак лежал на смертном одре, его новоиспечанная супруга проявляла к умирающему властителю дум всей Европы гораздо меньше внимания, чем покупке новых уборов и украшений. Возле умирающего Бальзака была только одна из всех женщин, которые были в его жизни - его престарелая мать.
Бальзак никогда не был одним из тех людей, кого легко было сломать или заставить отказаться от предметов своих вожделений, тем не менее, несмотря на титаническую волю, трудолюбие, и оптимизм этого человека, ему так и не удалось изменить то висевшее над ним проклятие неудач с противоположным полом. Ему в этом не помогала ни его слава, ни ум и психологическая проницательность, ни настойчивость.