Романтика.
А помнишь, как ты под окошком,
Романсы пел мне по ночам.
Собаки выли, куры дохли,
Отец хватался за ружье.
Романсы пел мне по ночам.
Собаки выли, куры дохли,
Отец хватался за ружье.
Стих знакомой.
Когда-нибудь хоть что-то прояснится?
Крупицы бисера рассыпаны по полу
Меня ты любишь, слышала я как-то,
Могу ли верить этому я звону?
Твои слова как женщина с лучиной
Прядут души моей последние клубочки.
Я так измучена, я так устала…
И только свечка не погаснет в уголочке.
И эта ночка странная на чувства
Меня запутала, пожалуй, безвозвратно
Мне кажется бессильно и искусство,
И всё происходящее превратно.
И я тебя молила о последнем,
О чем только просить могла я.
Я у тебя просила вдохновения
И веры в то, что существует завтра.
Но все напрасно- нити на исходе,
И никакая я ни Ариадна,
Я девушка с холодною душою
И все потеряно, и не вернуть обратно.
Крупицы бисера рассыпаны по полу
Меня ты любишь, слышала я как-то,
Могу ли верить этому я звону?
Твои слова как женщина с лучиной
Прядут души моей последние клубочки.
Я так измучена, я так устала…
И только свечка не погаснет в уголочке.
И эта ночка странная на чувства
Меня запутала, пожалуй, безвозвратно
Мне кажется бессильно и искусство,
И всё происходящее превратно.
И я тебя молила о последнем,
О чем только просить могла я.
Я у тебя просила вдохновения
И веры в то, что существует завтра.
Но все напрасно- нити на исходе,
И никакая я ни Ариадна,
Я девушка с холодною душою
И все потеряно, и не вернуть обратно.
Последний Дракон
Плохо мне, плохо. Старый я, старый.
Чешется лес, соскребает листья.
Заснешь ненароком — опять кошмары.
Проснешься — темень да шорох лисий.
Утро. Грибы подымают шляпы.
Бог мой драконий, большой и добрый!
Я так устал: затекают лапы.
И сердце бьется в худые ребра.
Да, я еще выдыхаю пламя,
но это трудно. И кашель душит.
В какой пустыне метет крылами
ангел, берущий драконьи души.
Мне кажется, просто меня забыли,
когда считали — все ли на месте.
А я, как прежде, свистнуть не в силе,
что б дохли звезды и падал месяц.
Возьми меня, сделай такое благо!
В холодном небе жадные птицы.
Последний рыцарь давно оплакан.
И не придет со мной сразиться.
Я знаю: должен — конный ли, пеший —
прийти, убить и не взять награды…
Но я ль виноват, что рыцарей меньше
ты сотворил, чем нашего брата?
Все полегли, а мне не хватило.
Стыдно сказать до чего я дожил!
В последний рев собираю силы:
за что я оставлен без боя, Боже?
Ирина Ратушинская
Киев, ноябрь 1982 г.
тюрьма КГБ
Чешется лес, соскребает листья.
Заснешь ненароком — опять кошмары.
Проснешься — темень да шорох лисий.
Утро. Грибы подымают шляпы.
Бог мой драконий, большой и добрый!
Я так устал: затекают лапы.
И сердце бьется в худые ребра.
Да, я еще выдыхаю пламя,
но это трудно. И кашель душит.
В какой пустыне метет крылами
ангел, берущий драконьи души.
Мне кажется, просто меня забыли,
когда считали — все ли на месте.
А я, как прежде, свистнуть не в силе,
что б дохли звезды и падал месяц.
Возьми меня, сделай такое благо!
В холодном небе жадные птицы.
Последний рыцарь давно оплакан.
И не придет со мной сразиться.
Я знаю: должен — конный ли, пеший —
прийти, убить и не взять награды…
Но я ль виноват, что рыцарей меньше
ты сотворил, чем нашего брата?
Все полегли, а мне не хватило.
Стыдно сказать до чего я дожил!
В последний рев собираю силы:
за что я оставлен без боя, Боже?
Ирина Ратушинская
Киев, ноябрь 1982 г.
тюрьма КГБ
всем полуночникам и любителям хорошей поэзии
Год уходит на задних лапах,
косит глазом побитой суки; -
от людей остается запах,
впечатления, вмятины, звуки.
из полсотни его воскресений
хоть десяток не даром прожит; -
от людей остаются тени,
книги, память, ожоги кожи.
вместо снега под ноги – слякоть,
или лед, или грязи комья; -
от людей остается – плакать,
спать, смеяться, прощаться, помнить.
вне обычной своей программы,
тихим дрейфом: туда-обратно, -
от людей остаются шрамы,
буквы, записи, ноты, пятна
спящий город, как торт на блюде -
выпил чаю – помой посуду; -
от людей остаются – люди,
но - не все, не всегда, не всюду.
вне обид и упреков колких,
досвиданность неощутима; -
от людей остается столько
чтоб на будущее хватило.
Елена Лазарчук
косит глазом побитой суки; -
от людей остается запах,
впечатления, вмятины, звуки.
из полсотни его воскресений
хоть десяток не даром прожит; -
от людей остаются тени,
книги, память, ожоги кожи.
вместо снега под ноги – слякоть,
или лед, или грязи комья; -
от людей остается – плакать,
спать, смеяться, прощаться, помнить.
вне обычной своей программы,
тихим дрейфом: туда-обратно, -
от людей остаются шрамы,
буквы, записи, ноты, пятна
спящий город, как торт на блюде -
выпил чаю – помой посуду; -
от людей остаются – люди,
но - не все, не всегда, не всюду.
вне обид и упреков колких,
досвиданность неощутима; -
от людей остается столько
чтоб на будущее хватило.
Елена Лазарчук