В кабинете Главного Хранителя играется тёплый ветер. Дверь, ведущая на террасу, по-прежнему открыта. Лимерик сидит в своём кресле в той же позе, в которой я застал его получасом ранее. Не человек – а сфинкс. Его ответы больше похожи на загадки, да и те приходится вытягивать. Пока я знаю только то, что Маятник существует со дня существования Города.
- Более того, Маятник – причина создания Города, - добавляет Лимерик. – Он должен был предотвратить надвигающуюся Мировую войну, но было уже слишком поздно.
- И каким образом он мог это сделать?
- А как обычно прекращают Войны?
- Победой одной из сторон. Если таковая возможна.
- Или примирением враждующих сторон.
- А вот это уж точно невозможно. Не в случае Последней Войны, точно.
- Создатель Маятника думал иначе. И я склонен с ним согласиться.
- Создатель? Это один человек?
- Если не считать сборщиков и техников. А их было не меньше, чем при строительстве Пирамид. Прошу прощение, вы ведь слышали об Африканских Пирамидах?
В ответ я киваю. Забавно, что этот седой старик с почти неизменяющимся выражением лица вспомнил именно про Египет.
- Ну и, - продолжает он, – были, конечно же, те, кто занимался инвестиционными вопросами.
- Отцы Города, - догадываюсь я.
- Да, чуть позже некоторые из них основали Город. Но до той поры прошло немало времени. Маятник начали возводить почти в самом начале двадцать первого века. Многие умерли, так и не дожив до завершения проекта.
- И создатель Маятника тоже?
- Нет. Нет. Он… он вошёл в список тех, кого сейчас принято называть Безымянными Отцами. Он имел среди них наибольшее влияние.
- Главный Отец? – усмехаюсь я.
- Скорее, первый в кругу равных.
Некоторое время мы молчим. Я обдумываю услышанное, а Лимерик… кто знает, что вертится у него на уме.
- Стало быть, Маятник нужен для предрешения военных конфликтов? – прерываю я тишину.
- Это лишь одно из его предназначений, - задумчиво повторяет Лимерик. – А всех его свойств и функций не назовёт, пожалуй, никто.
- Даже создатель?
- Даже он. Изобретатель лекарства не знает всех побочных эффектов. То же самое касается и техники. А уж Маятника и подавно. Сила, которой наделил его создатель, куда менее внушительна, чем его скрытая, демоническая сторона. Маятник превзошёл все человеческие ожидания. Предвосхитил их.
- Должен признаться, хранитель, лично я не слишком-то восхищён, - произношу скучающим тоном. Не то, чтобы разговор меня утомил, но я не спал уже около пятнадцати часов, а первые двенадцать из них заливался алкоголем.
- Именно поэтому вы здесь, Невски. Маятник не влияет на вас. А вот вы на Маятник влияете.
- Влияет на меня? Не понимаю, что вы имеете в виду. Может быть, потому что вы так и не объяснили мне, что это за штука такая – этот Маятник?
- А-а, - Лимерик улыбается в своей обычной манере. – Прошу прошения, за то, что не сразу понял ваш намёк. Действительно, вы ведь всё ещё не знаете самого главного. Но позвольте для начала спросить у вас кое-что, Невски.
Я киваю. Прежде чем задать вопрос, Лимерик чуть приподнимается в кресле, чтобы опуститься в него снова. Будто можно расположиться ещё удобнее.
- Вы согласны с тем, что для планомерного развития общества, действия всех его членов должны быть согласованы между собой? – видя задумчивое выражение на моём лице, Лимерик продолжает: - Подобно человеку, которому для постройки дома необходимо послушание каждой части его тела и даже мизинца, Городу для того, чтоб двигаться в будущее, нужно согласие на то каждого гражданина. Что вы на это скажете?
- Скажу, что один ментор, - наконец соображаю я, – за четыре года своей службы способен устранить столько мизинцев, сколько не на одну руку хватит.
- И сделает благое дело для остального организма. Но я понимаю, что вы имеете в виду, и даже согласен с вами отчасти. Частые ампутации на пользу здоровья не идут. А поддержание порядка жестокими методами начинает казаться диктатурой.
- Я бы сказал, является таковой.
- Пусть так. Но, Невски, дикторами не всегда становятся кровожадные злодеи, каким их выставляют. Методы, подобные программе «Воспитание», - самый простой способ для установления связи между правительством и народом, а на иные попросту нет времени.
- Управлять толпой проще всего с помощью страха.
- Именно. Но на одном страхе долго не продержаться. Железная хватка правительства, изначально необходимая для поддержания порядка, начинает душить народ. Послабление же её будет рассматриваться именно как слабость. А слабых диктаторов свергают. Что остаётся министерству? Отдать власть народу? Демократия хороша как идея, но на деле не может быть полезнее ширмы, за которой одни обогащаются за счёт других. Демократия – это флаг, которым удобно укрывать тела своих солдат. Но даже на практике итог существование такого режима легко предсказуем. Ведь как решаются спорные вопросы при демократии?
- Голосованием, - отвечаю я.
- Голосованием, - повторяет Лимерик. – Голосованием, где голос оди приравнен к голосу министра или инженера. Согласен, порой за незнанием кроется немалая мудрость. Но будь даже все оди высокоразвиты морально и духовно, их голоса демократия приравняла бы к голосам подонков из… ампаер-службы, к примеру.
- Или к голосу какого-нибудь подонка из этого кабинета. К примеру.
Лимерик смотрит на меня беззлобно.
- Не самый подходящий пример, на мой взгляд, но нахваливать себя не собираюсь, - говорит он, - В любом случае, разве победа большинства над меньшинством гарантирует капитуляцию последних? Тем более, по иным вопросам разница между большинством и меньшинством не слишком серьёзная. Не приведёт ли это к расколу? А ведь левая рука не менее важна, чем правая. Общество, подобно человеку, должно быть целеустремленно в едином направлении.
- Думаю, в министерстве неплохо решили это вопрос при помощи Ин-ТВ, - усмехаюсь я.
- Если бы это было так, вы бы этого не сказали, - парирует Лимерик. – На того, кто раскусил фокус, магия волшебника не действует. Сущность самой изящной пропаганды рано или поздно становится очевидна. А сама пропаганда – это всё тот же диктат, только менее заметная его форма. Кстати, псевдодемократические страны двадцать первого века тоже не брезговали пропагандистскими методами.
- Хотите сказать, Ин-ТВ не курируется министерством и не пытается промыть мозги населению, а База не отслеживает запрещённые сведения?
- Ни в коем случае не стану отрицать подобного. Тем более, кривить душой причин не вижу. Вы же умный человек, Невски, и должны понимать всю силу информации. Она бывает ядовитой, и, заражая одного гражданина, способно отравить общество целиком.
- Правда, по-вашему, тоже яд?
- Правда – тем более, опасна. И вы, Невски, понимаете это не хуже меня. Сегодня вы узнали правду, и теперь стали её заложником. Сможете ли вы уйти отсюда?
- Вы мне позволите?
- А вы захотите?
Глаза Лимерика выражают полную уверенность. Не знаю, что на моём лице нарисовано, но старик прав на все сто процентов. Если кто захочет утащить меня отсюда силком, ему придётся постараться.
- И потом, - продолжает Лимерик, - что плохого в том, что Ин-ТВ наполняет жизнь людей смыслом? Мы прославляем их труд. Человек должен служить на благо общества, иначе он не полезнее мухи. Разве это не верно?
Последнюю фразу Лимерик произносит со знакомой мне интонацией. Суперментору Пекину, должно быть, с подобным собеседником и поспорить было бы не о чем.
- Так вот что такое Маятник, - произношу я. – Он посылает какие-то сигналы, чтобы в угоду вам менять сознание людей.
- Нет, - отвечает Лимерик, - не совсем. Маятник не запрограммирован на внешнее вмешательство.
- То есть? Как…? Он сам по себе…?
- Маятник собирает данные со своего силового поля, изучает мнения людей и составляет собственную программу, наиболее положительно сказывающуюся на развитии Города. Эту программу Маятник, как вы догадались, постепенно внушает людям. Он направляет человечество, понимаете? Мы им не управляем.
- А вы и ваш отряд умников наверху здесь для чего?
- Мы – хранители, Невски. Мы наблюдаем за работой Маятника, анализируем его данные и передаём министерству. Ведь голова должна первой узнавать, куда идти. Впрочем, есть ещё кое-что, что отличает нас от остальных людей.
- Что же?
- Мы влияем на Маятник в большей степени, чем остальных.
- Всё-таки влияете, да?
- Не спеши обвинять нас, Невски. Мы делаем это бессознательно. Видите ли, для Маятника голоса людей неравнозначны. Маятник сам решает, к кому прислушиваться, а кому нет. Кого-то он и вовсе игнорирует. А есть те, кто для Маятника наиболее важен, - с нажимом на каждое слово произносит Лимерик последнюю фразу.
- А эти люди – ну, любимчики Маятника – как они определяются? Какую группу населения он поддерживает?
- Никакой. Большинство, как вы выразились, любимчиков Маятника, не связаны между собой никак. То есть, наверняка, они как-то связаны, но как, известно лишь самому Маятнику. Мы проанализировать критерии его отбора не в состоянии.
- Может быть, семейное родство?
- Браво, - без эмоции хлопает в ладоши Лимерик. – Вы только что с ходу разгадали загадку, над которой хранитель бьются шесть веков кряду. Нет, об обнаружении такой связи тоже нельзя сказать. С другой стороны, родство не исключает появление в одной семье двух векторов.
- Векторов?
- Люди, не поддающиеся влиянию Маятника. И по совместительству его самые главные любимчики.
- Самые главные?
- Настолько, что именно их назначают обычно главными Хранителями.
Лимерик сообщает это без тени высокомерия. И всё-таки я усмехаюсь:
- Должно быть, вам приятно чувствовать в руках ниточки, которыми вы ведёте нас всех в светлое будущее.
- Увы, - отвечает Лимирик. – Мне не дано этого понять. Последний вектор на должности главного хранителя умер много лет назад. И я занял этот пост на то время, пока не появится новый вектор.
Лимерик замолкает и пристально смотрит мне в глаза. Я не сразу догадываюсь, что они имеет в виду, и даже оглядываюсь.
- Вы хотите сказать…? - наконец спрашиваю я, но не могу подобрать слов.
- Да, Виктор, именно это я и хочу сказать.