KZ Mauthausen
Концлагерь «Маутхаузен» с 8 мая 1939 года был преобразован из лагеря для неисправимых уголовников-рецидивистов в трудовой лагерь для политических заключенных. В подчинении «Маутхаузена» (Австрия) находились еще 52 второстепенных лагеря. Например – на территории нынешнего международного аэропорта Вены – Швехат располагался филиал концлагеря Маутхаузен KZ-Außenlager Schwechat-Heidfeld где 2665 заключенных собирали истребители Heinkel He 219 и He 162 "Volksjäger".
В 1938 – 45 годах в «Маутхаузене» в заключении находилось около 335 тысяч человек, включая женщин, детей и подростков.
Последний заключенный под номером 139317 прибыл в лагерь 3 мая 1945 года.
5 мая 1945 года Маутхаузен был освобожден союзными войсками.
Во время Нюрнбергского процесса среди прочих был допрошен узник Маутхаузена – испанский фоторепортер Франсуа Буа, который рассказал о жизни русских пленных в концлагере: «Первые военнопленные прибыли в 1941 году. У пленных была отобрана вся одежда, которой и без того было очень мало. Им было разрешено сохранить только брюки и рубаху, а дело было в ноябре, и в Маутхаузене было более десяти градусов мороза. Через три месяца из семи тысяч русских военнопленных в живых остались только двадцать девять ...
Был один так называемый 20-й блок. Он находился внутри лагеря. В нем находились русские военнопленные – офицеры и комиссары, несколько славян, французов и даже, как мне говорили, несколько англичан, всего 1800 человек, которые получали менее одной четверти того рациона пищи, который получали мы. У них не было ни ложек, ни тарелок. Из котлов им выбрасывали испорченную пищу прямо на снег и выжидали, когда она начнет леденеть. Тогда русским приказывали бросаться на пищу.
Ложек, тарелок им не полагалось. Блок никогда не отапливался. В оконных проемах не было ни рам, ни стекол. В блоке не было даже нар. Зимой, прежде чем загнать узников в блок, эсэсовцы заливали из шланга пол блока водой. Люди ложились в воду и просто не просыпались. Именно здесь был зверски убит генерал Карбышев Д.М. На узниках 20-го блока эсэсовцы отрабатывали навыки убийства человека голыми руками и подручными средствами. Существовала «норма на смерть» — не менее 10 человек в день. «Разнарядка» постоянно перевыполнялась в 2-3 раза. За время существования блока в нем было уничтожено пять тысяч человек. К концу января в блоке осталось в живых около 570 человек.
В 20-й блок Маутхаузена направлялись узники, даже в концлагерях представлявшие собой угрозу III Рейху вследствие своего военного образования, волевых качеств и организационных способностей. Все они были взяты в плен ранеными или в бессознательном состоянии, и за время своего пребывания в плену были признаны «неисправимыми».
В сопроводительных документах каждого из них стояла буква «К», означавшая, что заключенный подлежит ликвидации в самые короткие сроки. Поэтому прибывших в 20-й блок даже не клеймили, поскольку срок жизни заключенного в 20-го блок не превышал нескольких недель. В январе 1945 года узники 20-го блока, зная, что Красная Армия уже вступила на территорию Польши и Венгрии, а англичане и американцы перешли немецкую границу, стали готовить побег.
Приведу несколько фамилий заключенных 20-го блока из 570-ти:
Подполковник Николай Власов — герой Советского Союза, летчик. Сбит и взят в плен в 1943 году. Три попытки побега.
Лейтенант Виктор Украинцев — артиллерист, бронебойщик. Уличен в актах саботажа. Семь попыток побега.
Капитан Иван Битюков — летчик-штурмовик. В воздушном бою, расстреляв весь боезапас, совершил таран. Ранен и взят в плен. Четыре попытки побега.
Подполковник Александр Исупов — летчик-штурмовик, командир авиадивизии. Сбит, ранен, взят в плен в 1944 году.
У всех заключенных была выстрижена полоска посреди головы, в случае побега она выдавала узника.
Первый побег был запланирован в ночь на 29 января. Но за два дня до побега эсэсовцы отобрали и увели 25 наиболее физически крепких человек. Среди них были и несколько руководителей побега. На следующий день узники узнали, что товарищей сожгли живьем в крематории. Новой датой побега была назначена ночь со 2 на 3 февраля. После того, когда уснули «капо» – старшие по бараку (три поляка и один голландец, которые по ночам обливали зимой и летом спящих на полу советских офицеров), их задушили голыми руками. Перед атакой, в полной темноте все услышали следующее:
– Большинство из нас сегодня погибнут. Давайте поклянемся, что те, кому посчастливится остаться в живых и вернуться на Родину, расскажут правду о наших страданиях и о нашей борьбе, чтобы это никогда больше не повторилось!
Достав из тайников свое «оружие» — камни, булыжники и два огнетушителя, сформировали четыре штурмовые группы: три на атаку пулеметных вышек, одна — отбить атаку охраны.
Храбрецы бросились на вышки. Пулеметы нацистов открыли огонь по нашим. В лица пулеметчиков ударили струи огнетушителей и полетел град камней. Один пулемет захлебнулся. Первая победа. Завладев пулеметом, наши офицеры открыли огонь по соседним вышкам. Намочив одежду – закоротили проволоку забора под напряжением – система выключилась, и оставшиеся в живых вырвались на свободу.
Ворвавшиеся в 20-й блок эсэсовцы нашли в нем около 70 человек, истощенных, у которых просто не было сил на побег. Все узники были голые — свою одежду они отдали товарищам. Их тут же расстреляли.
В ту ночь было минус десять. Лежал глубокий снег.
400 наших офицеров разбились на несколько групп и бросились в разные стороны. Самая большая группа бежала к лесу. Когда ее стали настигать эсэсовцы, несколько десятков человек отделились и бросились навстречу преследователям, чтобы принять свой последний бой и задержать врагов хоть на несколько минут.
Группа полковника Григория Заболотняка наткнулась на немецкую зенитную батарею. Сняв часового и ворвавшись в землянки, беглецы голыми руками передушили орудийную прислугу, захватили оружие и грузовик. Но убежать не смогли. Были окружены и погибли в бою.
Около сотни вырвавшихся на свободу узников погибли в первые же часы. Они были истощены и физически не могли пройти более 10-15 км. Но оставалось еще 300 храбрецов, которые смогли уйти от преследования и спрятались в окрестностях.
Планируя побег, организаторы рассчитывали на поддержку местного населения, предполагая, что Австрия была оккупирована нацистами и что местные жители ещё не забыли об этом, они заблуждались.
Бургомистры окрестных населенных пунктов собрали на сход все местное население и объявили бежавших опасными преступниками и «вооруженными монголами», которых нельзя брать живыми, а нужно уничтожать на месте. На поиски смертников были мобилизованы фольксштурм (народное ополчение), члены нацистской партии и беспартийные добровольцы из местного населения, гитлерюгенд и даже аналог гитлерюгенда для девушек. Так как многие из этих добровольных преследователей и большинство эсэсовцев были страстными охотниками, а свои жертвы они не считали людьми, то данная акция получила цинично-шутливое название «Охота на зайцев в округе Мюльфиртель». Австрия.
О том, как она происходила, оставил запись местный жандарм Йохан Кохоут: «Люди были в таком азарте, как на охоте. Стреляли во все, что двигалось. Везде, где находили беглецов – в домах, телегах, скотных дворах, стогах сена и подвалах – их убивали на месте. Снежный покров на улицах окрасился кровью. Убивали ножами, вилами, палками, чем придётся. Все были в большом азарте. Везде, где находили беглецов: в домах, телегах, скотных дворах, сенниках и подвалах, – их убивали…»
Когда говорят о том, что во всём виновны нацисты, фанатики, забывают об охотниках Мюльфиртеля, о том, как во дворе ратуши Швертберга владелец продуктового магазина Леопольд Бембергер лично застрелил семерых беглецов.
Для подсчета количества жертв (число пойманных и убитых должно было составить 419), трупы свозили в деревню Рид ин дер Ридмаркт, и сваливали во дворе местной школы, на стене которой были нарисованы несколько сотен палочек. Их постепенно зачёркивали – одну за другой, пока в один из февральских дней не объявили, что счёт сошёлся, живых беглецов больше нет.
«Охота на зайцев» возле австрийского городка Мюльфиртель стала одной из страниц обвинения на Нюрнбергском процессе.
Но 19 бежавших так и не были пойманы. Имена 11 из них известны. 8 из них остались в живых и вернулись в Советский Союз. Никто из австрийцев не был наказан. Никто. Вообще. Почему?
Может, потому что в каждой семье этого города были солдаты, которые или воевали на Восточном фронте, или уже пришли домой калеками, ну или в виде похоронок?
Больше объяснений нет.
----
На последнем фото:
Офицеры дивизии СС «Рейх» («Reich») посещают концентрационный лагерь Маутхаузен. В центре снимка — дивизионный врач Фридрих Карл Дермитцель (Friedrich Karl Dermietzel, 1899-1981), за ним (правее) стоит начальник Главного административного и экономического управления СС Освальд Поль (Oswald Pohl, 1892-1951), справа (в очках) командир батальона штурмбаннфюрер СС Август Шмидхубер (August Schmidthuber, 1901-1947, будущий командир полка СС «Скандербег»). Комендант концентрационного лагеря Маутхаузен штурмбаннфюрер СС Франц Цирайс (13.08.1905 — 25.05.1945, слева, стоит спиной), за ним стоит командир батальона штурмбаннфюрер СС Отто Кумм (Otto Kumm, 1909-2004). На втором плане — командир дивизии СС «Рейх» группенфюрер СС Пауль Хауссер (Paul Hausser, 1880 — 1972, поправляет поясной ремень). Вероятно, снимок сделан во время инспекционной поездки Г. Гиммлера.
До слёз... Высшая стойкость духа
Я хочу привести отрывок из очерка журналиста А. Стася об узниках фашистского концлагеря Маутхаузена. Бывший заключенный этого лагеря Василий Родионович Бунелик, рассказывая журналисту о своей жизни в Маутхаузене, поведал ему почти фантастическую, но тем не менее реальную историю об Александре Дмитриевиче Морозове - человеке, победившем саму смерть.
«День тот, семнадцатого апреля, никогда не забуду. Вечером под конец работы Бахмайер в окружении охранников в каменоломне появился. Возбужденный, из-под козырька фуражки на нас посматривает как-то необычно, с улыбкой, чего никогда раньше не замечалось за ним. Никто из заключенных не хочет с ним глаза -ми встречаться: стрелял он из парабеллума в людей просто так, развлечения ради, на ком взгляд остановит. А тут - улыбка! Сразу поняли мы - затевает что-то, не к добру скалится. Походил он, помахивая перчаткой, остановился. Переводчик тотчас подбежал к нему. Видим, тот самый переводчик, который по-русски понимает.
- Сейчас вам покажут любопытное зрелище, - раздался голос Бахмайера, и в сумерках, что быстро сгущались в каменоломне, тотчас вспыхнули яркие лучи двух прожекторов. Стало видно, как днем. - Смотреть внимательно! Всем смотреть!
Мы переглядывались, не понимая. А через минуту увидели. В полосе света появилось и двигалось к нам какая-то серая масса, какие-то тени, оцепленные плотным кольцом эсэсовцев. Все вокруг замерли. Мне и до этого приходилось видеть такое, что волосы поднимались дыбом, но то, что происходило в каменоломне, невозможно передать словами. Мы все были измождены, но люди, которых гнали охранники, показались нам поднявшимися из земли мертвецами. Прожекторные лучи как будто насквозь просвечивали их тела.
Люди эти, израненные, окровавленные, полуобнаженные, двигались медленно и неслышно, тесной толпой, обнимая и поддерживая друг друга. Каждый из них в отдельности не смог бы стоять на ногах. Они только потому и держались еще, что были вместе, слившись как бы в одно целое. С их плеч свисали лохмотья. Приглядевшись, я увидел наши, советские, гимнастерки...
- Хальт! - захлебываясь, прокричал Бахмайер, и люди-призраки остановились. Мы с ужасом глядели на них. Лагерники редко плакали. А тут плакали многие.
Бахмайер повернулся к нам - он любовался собственным голосом, что рокотал в мертвой тишине.
- Господа, разрешите представить вам... Всем хорошо видно? Прошу подойти ближе! Еще ближе. Вот так. Известно ли вам, кто стоит перед вами? Не догадываетесь? Ну-ка, приглядитесь внимательнее. Красавцы, не правда ли? Так вот, это и есть те знаменитые большевистские комиссары, которыми гордится родина. - Он захохотал, крутнулся на каблуках, шагнул вперед. Не спеша несколько раз протянул руку в перчатке к изорванным гимнастеркам. Эсэсовцы сразу же схватили тех, на кого он указал.
- В крематорий!
Четыре безмолвные фигуры, повиснув на руках дюжих охранников, исчезли за полосой света. Их поволокли в лагерь, к печам, что дымились между кухней и баней. Пленники молчали. И мы молчали тоже.
- Я хочу спросить вас, - стоя перед пошатывавшимся сгустком тел в гимнастерках, Бахмайер вынул из кобуры пистолет и повысил голос, - нравилось вам быть комиссарами? Вы были довольны красными звездами на рукавах? Молчание - знак согласия... Хорошо! В таком случае, может быть, среди вас найдется теперь хотя бы один, который обретет дар речи и скажет нам вслух, что он был коммунистом и комиссаром? Что? - начальник лагеря приложил ладонь к уху. - Не слышу! Молчите? Да, сейчас вы забыли даже, как слово «коммунист» выговаривается, я понимаю...
Бунелик прикрыл глаза, пальцы его сжали край стола. И вдруг из толпы людей, освещенных прожекторами, медлен -но вышел человек. В голубоватом свете мне видно было его лицо, темное и скуластое. Он, прихрамывая, приближался к Бахмайеру и не отводил от него взгляда прищуренных глаз. Подошел почти вплотную, качнулся, но устоял на ногах и сказал хрипловато, окая, четко выговаривая каждое слово:
- Хочешь познакомится? Что ж, давай. Я - Морозов Александр Дмитриевич, член коммунистической партии и большевистский военный комиссар! — слегка повернув голову в сторону oпeшившего переводчика, добавил: - Переведи ему, ты, падаль! Переведи слово в слово. Я коммунистом был, коммунистом остался и буду коммунистом даже после смерти. Что тебя еще интересует, фашистская мразь?
Вам приходилось когда-нибудь слышать тишину, такую, когда кажется, будто время остановилось? Я такую тишину слышал. Она стояла в тот миг в каменоломне, только, казалось, потрескивал пар, что вырывался из тысяч легких.
Человек, назвавшийся комиссаром Морозовым, все так же смотрел, не отрываясь, в лицо Бахмайера. В толпе за спиной этого человека началось движение. Пленные расступились, и вышел еще один, молодой, высокий, в пилотке.
- Я - Пономарев, коммунист и красный комиссар! Затем сразу двое:
- Комиссар Красной Армии, коммунист Федулов! Повторить?
- Тихонов, батальонный комиссар и, естественно, коммунист! Чем и горжусь.
Бахмайер не попятился испуганно, нет. Он сделал лишь каких-то полтора шага назад, но этого было достаточно - даже солдаты-охранники поняли, что произошло. Они молча, с суеверным страхом смотрели на людей, которые один за другим выступали вперед, навстречу дулам автоматов, произнося разбитыми губами несколько слов, что раскалывали тишину. Даже на этих мясников в мундирах, на этих убийц подействовал вызов, брошенный в лицо спокойно и без колебаний. Начальник лагеря оглянулся, как бы ища поддержки у эсэсовцев. Он тоже сообразил: ничем уже не исправить того, что случилось. Ничем! Даже если скосить всех стоявших перед ним очередями, сжечь или заживо закопать в землю. И Бахмайер заорал нечленораздельно, как животное. Он бросился в группу пленных, что росла возле него, силясь снова затолкать людей назад, в толпу.
И тогда послышался хрипловатый голос Морозова:
- Чего беснуешься, гад? Смерть страшна трусам, и ты боишься ее! Не мы, а ты!
Бахмайер вскоре взял себя в руки. Постоял, поводя парабеллумом. Потом сказал:
- Смелость - это хорошо. Смелые будут расстреляны последними. Сделать это сейчас - слишком большая роскошь для вас, господа храбрецы!
Их оставили в каменоломне. Шестьдесят восемь человек. Это были наши армейские политработники, вчерашние райкомовцы и обкомовцы, некоторые, постарше, действительно носили комиссарские звания, но немало оказалось среди них и молодых офицеров, выпускников политучилищ. Но все так и остались для нас комиссарами. Только недолго прожили они с нами.
Однажды, в день какого-то гитлеровского праздника, в воскресенье, эсэсовцы погнали их всех к тиру, где офицеры из лагерной охраны почти ежедневно тренировались в стрельбе. Весь лагерь притих и замер в предчувствии беды. И скоро действительно начался кошмар. Мне казалось, что я схожу с ума: на наших глазах происходило такое, что было страшно даже в условиях Маутхаузена. Комиссаров привязывали в тире к столбам, и офицеры-эсэсовцы, отойдя на несколько шагов, разряжали в них пистолеты почти в упор, на пари состязаясь в «меткости».
Морозов стоял там же, в тире, руки у него были скручены проволокой. Не отрываясь смотрел он на товарищей, которые гибли под пулями. Два охранника держали его. Бахмайер дрожал, как эпилептик, и кричал ему:
- Видишь? Ну, видишь, коммунист? - он перезаряжал пистолет, целился в очередную жертву и исступленно рычал: - Этому я стреляю в переносицу, следующему продырявлю уши, а затем -горло... Наблюдай, ты же смелый!
Лицо Морозова окаменело. Раздавались выстрелы, слышались стоны, неистово галдели фашисты. А Морозов стоял... Скулы выдавались еще резче, на лбу вздулись жилы, волосы его медлен -но становились белыми, как бы покрывались инеем, из стиснутых зубов сочилась кровь...
Несколько часов стоял так Морозов. Не переставая трещали парабеллумы, вальтеры и зауэры. Пороховая гарь, не успевая улетучиваться, ела глаза. А в блоках заключенные рыдали, закрывали уши, били кулаками в стены и запертые двери. Наконец комиссаров осталось четверо - это были те, кто первым вышел из толпы пленников: Морозов, Пономарев, Федулов, Тихонов.
- Твой черед! - Бахмейер показал пистолетом на Морозова. -К столбу его!
Глаза Морозова были прикованы к лицу начальника лагеря как будто он хотел запомнить эту ненавистную физиономию. Бахмайер вскинул руку с пистолетом и вдруг закричал пронзительно:
- Опусти голову! Отвернись, будь ты проклят! Закрой глаза, слышишь!
- Боишься? - глухо спросил Морозов. - Я тебя все-таки заставлю смотреть мне в глаза, ублюдок! Убивать научился, а глядеть прямо - кишка тонка? Чего побледнел? Я ведь привязан. Стреляй!
Трижды поднимал пистолет Бахмайер и трижды встречался со взглядом человека, смотревшего на него презрительно и без тени страха. Полбу начальника лагеря струился пот, у него начали трястись руки. Тыча, как слепой, пистолет в кобуру, он вдруг повернулся спиной к Морозову и пошел из тира, ускоряя шаг. Потом почти бежал, согнувшись, цепляя сапогами за камни. Эсэсовцы хмуро смотрели ему вслед, опустив автоматы, и нервно курили. Потом один из них направился к Морозову и торопливо стал распутывать проволоку».
Было тогда Морозову всего тридцать лет. Служил комиссаром отдельного отряда десантников, выполнявших особое задание в тылу у немцев. Во время очередного рейда в тыл врага был ранен и в бессознательном состоянии попал в плен. Родом из Кировской области из северного поселка Има. После того случая Бахмайер оставил Александра в покое, а остальные эсэсовцы так вообще боялись его, сторонились, как черт ладана, умолкали, когда он проходил мимо. После того памятного эпизода в тире немцы смотрели на Морозова почти с суеверным ужасом.
Потом Александр Морозов участвовал в работе подпольной антифашистской организации, действовавшей в Маутхаузене. После освобождения вернулся на Родину, в свой поселок Има. Работал там бригадиром лесорубов. После войны у него родилось шесть дочерей.
Вот такая история...
Источник: http://vegchel.ru/index.php?newsid=41656
Доктор Смерть. Человек, который плавил лед и живых детей.
В конце июня 1914-го на территории тогдашней Австро-Венгрии родился мальчик, крещенный как Хайм Ариберт. Биография его поначалу не выделялась ничем особенным: его отцом был полицейский, мать домохозяйничала. Единственное осложнение: папа категорически не принимал существовавшую в стране монархию, недолюбливал венгров и был более образован, чем большинство окружающих. Соответствующим образом он воспитывал и сына, который рос в твердой уверенности, что уважения (а может, и жизни) достойны только немцы.
Ариберт Хайм хорошо учился в школе, был успешным хоккеистом, пользовался популярностью у сверстников. Окончив начальное обучение, он хотел стать профессиональным спортсменом. Но его отец был арестован – он яро пропагандировал нацизм. Так что Ариберт поступил в Венский медуниверситет, где «для души» играл за факультетскую сборную. У будущего медика завязался роман с однокурсницей Еленой.
Началась вполне нормальная студенческая жизнь. Однако речи Гитлера не оставили его равнодушным. Получив диплом и занявшись практикой по специальности, Ариберт Хайм отслеживал события в Третьем Рейхе. Едва подвернулась возможность, он стал членом «Ваффен-СС». В этот же момент без всяких следов исчезла Елена.
Речи Гитлера впрыснули в хоккеиста воспоминания: постоянная ругань отца, арест, бедность, проклятые австрийцы. Ариберт защитил диплом и занялся медицинской практикой. Работа была лишь прикрытием – он следил за Третьим Рейхом и вступил в ряды «Ваффен-СС» при первой возможности, а Елена внезапно пропала без вести.
Фашисты использовали врача по назначению. Хайм вкалывал обычным медбратом в концлагерях Заксенхаузена и Бухенвальда, но в следующем филиале ада, Маутхаузене, получил полный карт-бланш. Вместе с другим легендарным зверем Холокоста Эрихом Васицким он ставил сатанические эксперименты над пленными. Цель – найти болевой порог, отключающий большинство человеческих инстинктов.
От эскулапа ждали создания бесчувственных дрессированных роботов. Фашисты думали, что такие полулюди смогут принести больше пользы на каторге. Хайм плавил кожу, отрезал конечности и вырезал глаза живых детей и женщин. Истязания не давали результата – почти все несчастные сходили с ума и быстро умирали от демонического болевого шока. Ариберт подробно описывал наблюдения в тетради смертей. Так родилось его прозвище – Доктор Смерть.
В свободное от изуверства время он брал старый паспорт и ехал в спортивный клуб Вены, где собиралась элита местного общества. Среди развлечений были футбол, крикет, а в холодное время года – хоккей. Ариберт укатывал дилетантов, лишь иногда включая режим тафгая. Впрочем, этого хватило, чтобы ничего не подозревающие друзья прозвали Хайма «маутхаузенским мясником».
В конце 1942 года фашистов разгромили под Сталинградом. Преимущество на ключевых фронтах перешло к советам, и Гитлер отправил в русскую зиму почти все резервы. Под призыв попал и Ариберт: его опыты давно разочаровали Рейх. Хайм отступал вместе с армией. В 1945-м его отряд нарвался на группу американцев – теперь самого доктора взяли в плен.
Союзники пришли в ужас, прочитав тетрадь экспериментатора. Его обвинили по самым тяжким статьям, но найти достаточно доказательств не удалось. Никого из жертв Ариберта не осталось в живых, а записи медик выдал за простые фантазии. Хайм уехал в Баден-Баден и устроился гинекологом. Накачанный спортсмен, продвинутый ученый и бывший военный покорял девушек и очередной хоккейный клуб. «Бад Наухайм Ред Девилс» не догадывался, какое чудовище есть в их составе.
В 1962-м американцы возобновили следствие. Архивные документы выдали Хайма, тут же попавшего в международный розыск. Но врачам платили немало – Ариберт принял ислам, купил новое имя и скрылся. Одновременно в Каире появился странный фотограф. Тарек Хусейн Фарид не расставался с фотоаппаратом и ржавым чемоданом, но при этом никогда не разрешал снимать себя.
В августе 1992 года, на следующее утро после окончания барселонской олимпиады, в центральном египетском госпитале выписали свидетельство о смерти Тарека Хусейна Фарида. Через день на немецкий канал ZDF TV позвонил мужчина. «Старик из Каира и пропавший международный преступник Ариберт Хайм – один человек. Тот же человек и мой отец, – признался Рудигер Хайм. – Впервые я нашел его только в Каире. И лучше бы не находил».
Запоздавшим откровениям не поверили, и кончину фашиста не признавали до 2009 года. Египтяне не могли доказать причину смерти Ариберта (рак прямой кишки), а останки в его могиле дали отрицательное совпадение ДНК. Но и живой Хайм испарился без следа. Суд Баден-Бадена сдался в 2012-м – дело закрыли, и один из самых чудовищных людей в истории остался безнаказанным.
https://www.eurosport.ru/ice-hockey/story_sto5949218.shtml
http://fb.ru/article/281754/aribert-haym-doktor-smert-gineko...
Побег из лагеря смерти Маутхаузен в ночь со 2 на 3 февраля 1945 года
Первоначально Маутхаузен был запланирован как лагерь для неисправимых уголовников-рецидивистов. Но с 8 мая 1939 года он был преобразован в трудовой лагерь для политических заключенных, многих из которых до смерти затравливали в каменоломнях. Маутхаузен был далеко не единственным концлагерем на территории Австрии: в его подчинении находились 52 второстепенных лагеря, крупнейшие из них – Гузен и Мельк. Однако только Маутхаузену и Гузену была присвоена самая тяжелая III категория. III категория означала «уничтожение посредством труда».
В 1938 – 45 годах в Маутхаузене в заключении находилось около 335 тысяч человек (по другим источникам – 200 тысяч) более 30 национальностей. Около 2,5% заключенных составляли женщины, также здесь содержались дети и подростки.
В июне 1942 года по приказу Гиммлера в Маутхаузене был создан первый из десяти «борделей заключенных», в котором узниц заставляли заниматься проституцией. Большинство этих несчастных женщин поступило сюда из женского концлагеря Равенсбрюк. Забеременевшим насильно делали аборты, а на женщинах и девушках, заболевших венерическими заболеваниями, ставили медицинские опыты.
Последний заключенный под номером 139317 прибыл в лагерь 3 мая 1945 года. 5 мая 1945 года Маутхаузен был освобожден союзными войсками. Незадолго до окончания войны фашисты планировали установить в лагере дополнительные печи для сжигания заключенных. До сих пор до конца не ясно, по чьей вине затянулась реализация этого плана: то ли сами заключенные не спешили претворять его в жизнь, то ли медлил назначенный СС старший прораб.
В лагерной «книге смерти» было зарегистрировано 36 тысяч 318 казненных; по другим данным в Маутхаузене погибло более 122 тысяч человек. Учет советских военнопленных, убитых в результате «акции-К» (Aktion «K» или Aktion «Kugel», то есть «акция-пуля» – сокращенное иносказательное обозначение расстрела) не велся. После прибытия пленников с пометкой «K» им не присваивали номера, имена их были известны лишь спецсотрудникам. Пленников «K» сразу же заводили в тюрьму, раздевали и направляли в «душевые помещения», размещавшиеся в подвале тюрьмы рядом с крематорием, где убивали.
Во время Нюрнбергского процесса среди прочих был допрошен узник Маутхаузена – испанский фоторепортер Франсуа Буа, который рассказал о жизни русских пленных в концлагере: «Первые военнопленные прибыли в 1941 году. Было объявлено о прибытии двух тысяч русских военнопленных. По отношению к ним были приняты такие же меры предосторожности, как и по прибытии военнопленных испанцев-республиканцев. Везде вокруг бараков были поставлены пулеметы, так как от новоприбывших ожидали самого худшего. Как только русские военнопленные вошли в лагерь, стало ясно, что они находятся в ужасном состоянии. Они даже ничего не могли понять. Они были так обессилены, что не держались на ногах. Их тогда поместили в бараки по 1600 человек в каждом. Следует отметить, что эти бараки имели 7 метров в ширину и 50 метров в длину. У пленных была отобрана вся одежда, которой и без того было очень мало. Им было разрешено сохранить только брюки и рубаху, а дело было в ноябре, и в Маутхаузене было более 10 градусов мороза. По прибытии оказалось, что 24 человека из них умерло в то время, как они шли 4 километра, отделявшие лагерь Маутхаузен от станции. Сначала к ним была применена та же система обращения, как к нам, испанцам-республиканцам: нам сначала не дали никакой работы, но почти ничего не давали есть. Через несколько недель они были совершенно без сил, и тогда к ним начали применять систему истребления. Их заставляли работать в самых ужасных условиях, били палками, над ними издевались. Через три месяца из 7000 русских военнопленных в живых остались только 30...
Был один так называемый 20-й барак. Этот барак находился внутри лагеря, и несмотря на электрифицированные проволочные заграждения вокруг всего лагеря, вокруг этого барака была дополнительная стена, по которой проходила проволока с электрическим током. В этом бараке находились русские военнопленные – офицеры и комиссары, несколько славян, французов и даже, как мне говорили, несколько англичан. Никто не мог входить в этот барак, кроме двух начальников: коменданта внутреннего лагеря и комендантов внешних лагерей. Эти заключенные были одеты как каторжники, но они не имели никаких номеров... Я знаю подробно, что происходило в этом бараке. Это был как внутренний лагерь. В нем находились 1800 человек, которые получали менее одной четверти того рациона пищи, который получали мы. У них не было ни ложек, ни тарелок. Из котлов им выбрасывали испорченную пищу прямо на снег и выжидали, когда она начнет леденеть. Тогда русским приказывали бросаться на пищу. Русские были так голодны, что дрались, чтобы поесть, а эсэсовцы этим пользовались как предлогом, чтобы избивать их резиновыми палками... В январе 1945 года, когда русские узнали, что Советская Армия приближается к Югославии, они испробовали последнюю возможность: они взяли огнетушители, перебили солдат охранного поста, захватили ручные пулеметы и все, что они могли использовать в качестве оружия. Из 700 человек только 62 смогли убежать в Югославию. В тот день Франц Цирайс, комендант лагеря, дал по радио приказ всем гражданам, чтобы они помогли «ликвидировать русских преступников», убежавших из лагеря. Он объявил, что тот, кто докажет, что он убил хоть кого-нибудь из этих людей, получит крупную сумму в марках. Поэтому все сочувствующие нацистам в Маутхаузене занялись этой поимкой, и им удалось убить более 600 убежавших, что было, между прочим, нетрудно, так как некоторые из русских не могли проползти более десяти метров».
Побег из барака № 20 (Блок смерти)
Летом 1944 года в Маутхаузене появился блок №20 для содержания 1800 узников. Это был лагерь в лагере, отделенный от общей территории забором высотой 2,5 метра, по верху которого шла проволока, находящаяся под током. По периметру стояли три вышки с пулеметами.
Очень скоро 20-й блок получил мрачную славу «блока смерти». Регулярно туда отправлялись новые партии узников, а оттуда вывозили только трупы в крематорий. Узники 20-го блока получали 1/4 общелагерного рациона. Ложек, тарелок им не полагалось. Блок никогда не отапливался. В оконных проемах не было ни рам, ни стекол. В блоке не было даже нар. Зимой, прежде чем загнать узников в блок, эсэсовцы заливали из шланга пол блока водой. Люди ложились в воду и просто не просыпались.
По ночам лагерные надсмотрщики обливали спящих узников холодной водой. Каждое утро из барака выносили по 5-6 умерших. Кормили один раз в два-три дня. Давали хлеб и иногда соленую баланду, но после этого пить не давали.
Именно здесь был зверски убит СС-овцами генерал Карбышев Д.М.
«Смертники» имели страшную «привилегию» — узники не работали: их выгоняли на улицу и заставляли выполнять изнуряющие физические упражнения: ходьба гуськом, ползание на четвереньках, ползание по-пластунски, прыжки, бег и т.д.
На узниках 20-го блока эсэсовцы отрабатывали навыки убийства человека голыми руками и подручными средствами. Существовала даже своеобразная «норма на смерть» — не менее 10 человек в день. «Разнарядка» постоянно перевыполнялась в 2-3 раза. За время существования блока в нем было уничтожено 3,5-4 тыс. человек (в отдельных источниках встречаются данные о 6 тыс.) К концу января в блоке №20 оставалось в живых около 570 человек.
За исключением 5-6 югославов и нескольких поляков (участников варшавского восстания), все заключенные «блока смерти» были советскими военнопленными офицерами, направленными сюда из других лагерей. Открытое неповиновение лагерной администрации, многочисленные попытки побега, большевистская пропаганда среди заключенных… В 20-й блок Маутхаузена направлялись узники, даже в концлагерях представлявшие собой угрозу III Рейху вследствие своего военного образования, волевых качеств и организационных способностей. Все они были взяты в плен ранеными или в бессознательном состоянии, и за время своего пребывания в плену были признаны «неисправимыми».
В сопроводительных документах каждого из них стояла буква «К», означавшая, что заключенный подлежит ликвидации в самые короткие сроки. Поэтому прибывших в 20-й блок даже не клеймили, поскольку срок жизни заключенного в 20-го блок не превышал нескольких недель. В январе 1945 года узники 20-го блока, зная, что Красная Армия уже вступила на территорию Польши и Венгрии, а англичане и американцы перешли немецкую границу, стали готовить побег.
Справочные данные на некоторых узников 20-го блока
Подполковник Николай Власов — герой Советского Союза (1942 год), летчик. Сбит и взят в плен в 1943 году. Три попытки побега.
Лейтенант Виктор Украинцев — артиллерист, бронебойщик. Уличен в актах саботажа. Несколько попыток побега.
Капитан Иван Битюков — летчик-штурмовик. В воздушном бою, расстреляв весь боезапас, совершил таран. Ранен и взят в плен. Четыре попытки побега.
Подполковник Александр Исупов — летчик-штурмовик, командир авиадивизии. Сбит, ранен, взят в плен в 1944 году. В лагерь, где он содержался, прибыл власовский эмиссар. Перед согнанными на плацу военнопленными коллаборационист предрекал скорую победу Германии и призывал вступать в ряды РОА. После вдохновенной речи предателя попросил слова и поднялся на трибуну Исупов. Кадровый офицер ВВС РККА, выпускник Военно-воздушной академии им. Жуковского, он принялся один за другим разбивать все тезисы предыдущего оратора и доказывать, что предрешены как раз поражение Германии и победа СССР.
Старший лейтенант Рябчинский попал в плен весной 1942 года в результате неудачной Изюм-Барвенковской наступательной операции. Пройдя несколько лагерей для офицеров («офлагов»), он попал в качестве рабочего на фарфоровую фабрику в Карловых Варах. После довольно жесткого диалога Михаила с представителями Русской Освободительной Армии (РОА), которые вербовали в свои ряды пленных офицеров, Михаил оказался в отделении гестапо. После нескольких невыносимых недель пребывания в гестапо, часть узников расстреляли, а другую - отправили в концлагерь Маутхаузен.
Надо торопиться
Иван Битюков прибыл в Маутхаузен в первых числах января. Когда лагерный парикмахер (заключенный-чех) выстригал ему полоску посреди головы (в случае побега она выдавала узника), эсэсовцы вышли из комнаты. Парикмахер приник к уху Битюкова и торопливо зашептал: «Тебя направят в 20-й блок. Передай своим: их всех скоро расстреляют. Ваши просили план лагеря — пусть ищут на дне бачка, в котором приносят баланду».
Только на третий раз капитан Мордовцев, обшаривая низ бачка, нашел приклеенный крохотный шарик и передал его товарищам за несколько минут до своей гибели: что-то заподозрившие эсэсовцы забили его на глазах товарищей.
Побег был назначен на ночь с 28 на 29 января. Но 27 января эсэсовцы отобрали и увели 25 наиболее физически крепких человек. Среди них были и несколько руководителей побега. На следующий день узники узнали, что товарищей сожгли живьем в крематории. Новой датой побега была назначена ночь со 2 на 3 февраля.
С камнями в руках — на пулеметы
В ночь в бараке «смертников» № 20 концлагеря Маутхаузен никто из 600 заключенных не спал - все ждали, когда уснут «капо» - старшие по бараку. Их было четверо: три поляка и один голландец, физически крепкие и рослые. Это они по ночам обливали зимой спящих на полу советских офицеров (даже коек в этом бараке не было) водой из пожарного шланга, «чтобы пленные не слишком расслаблялись». Примерно во втором часу ночи «капо» уснули.
«Мы набросились на них и задушили голыми руками. Дальше - какой-то офицер, фамилии его я не запомнил, произнес речь: «Лучше погибнуть в бою, чем умереть в лагере, как последняя тварь. Те, у кого уже не было сил подняться с пола, разделись до гола - они отдали нам последнее, что у них было - одежду, чтобы после побега мы не замерзли в зимнем лесу - так вспоминал об этом побеге Михаил Рябчинский - один из бывших узников «лагеря смерти» Маутхаузен.
В назначенную ночь около полуночи «смертники» начали доставать из тайников свое «оружие» — булыжники, куски угля и обломки разбитого умывальника. Главным «оружием» были два огнетушителя. Были сформированы 4 штурмовые группы: три должны были атаковать пулеметные вышки, одна в случае необходимости — отбить внешнюю атаку со стороны лагеря.
Около часа ночи с криками «Ура!» смертники 20-го блока начали выпрыгивать через оконные проемы и бросились на вышки. Пулеметы открыли огонь. В лица пулеметчиков ударили пенные струи огнетушителей, полетел град камней. Летели даже куски эрзац-мыла и деревянные колодки с ног. Один пулемет захлебнулся, и на вышку тотчас же начали карабкаться члены штурмовой группы. Завладев пулеметом, они открыли огонь по соседним вышкам. Узники с помощью деревянных досок закоротили проволоку, побросали на нее одеяла и начали перебираться через стену. Завыла сирена, стрекотали пулеметы, во дворе строились эсэсовцы, готовящиеся начать погоню.
Ворвавшиеся в 20-й блок эсэсовцы нашли в нем около 70 человек. Это были самые истощенные заключенные, у которых просто не было сил на побег. Все узники были голые — свою одежду они отдали товарищам.
За пределами лагеря
Из почти 500 человек более 400 сумели прорваться через внешнее ограждение и оказались за пределами лагеря. Как было условлено, беглецы разбились на несколько групп и бросились в разные стороны, чтобы затруднить поимку. Самая большая группа бежала к лесу. Когда ее стали настигать эсэсовцы, несколько десятков человек отделились и бросились навстречу преследователям, чтобы принять свой последний бой и задержать врагов хоть на несколько минут.
Группа полковника Григория Заболотняка наткнулась на немецкую зенитную батарею. Сняв часового и ворвавшись в землянки, беглецы голыми руками передушили орудийную прислугу, захватили оружие и грузовик. Группа была настигнута и приняла свой последний бой.
Около сотни вырвавшихся на свободу узников погибли в первые же часы. Увязая в глубоком снегу, по холоду (термометр в ту ночь показывал минус 8 градусов), истощенные, многие просто физически не могли пройти более 10-15 км. Но более 300 смогли уйти от преследования и спрятались в окрестностях.
«Охота на зайцев» в округе Мюльфиртель
Не прошло и получаса с момента побега, как комендант Маутхаузена штандартенфюрер СС Франц Цирайс прибыл в комендатуру лагеря и за короткое время организовал преследование смертников. Поскольку собственных сил эсэсовцев было явно недостаточно для погони за такой массой беглецов, он передал руководству местной жандармерии (так называлась австрийская полиция) приказ: «Схваченных беглецов привозить обратно в лагерь только мертвыми».
Планируя побег, организаторы рассчитывали на поддержку местного населения. Наши считали, что Австрия была оккупирована нацистами и что местные жители ещё не забыли об этом, они заблуждались.
Бургомистры окрестных населенных пунктов собрали на сход все местное население и объявили бежавших опасными преступниками и «вооруженными монголами», которых нельзя брать живыми, а нужно уничтожать на месте. На поиски смертников были мобилизованы фольксштурм (народное ополчение), члены нацистской партии и беспартийные добровольцы из местного населения, гитлерюгенд и даже аналог гитлерюгенда для девушек. Так как многие из этих добровольных преследователей и большинство эсэсовцев были страстными охотниками, а свои жертвы они не считали людьми, то данная акция получила цинично-шутливое название «Охота на зайцев в округе Мюльфиртель».
«Мы слышали выстрелы неподалеку, но не обращали на них никакого внимания. Что будет - то будет! Так мы думали тогда, нам очень хотелось согреться и наестся. А выживем мы или нет, конечно, мы не знали и знать не могли», - говорил о тех тревожных днях погони Михаил Леонтьевич Рябчинский.
О том, как она происходила, оставил запись местный жандарм Йохан Кохоут: «Люди были в таком азарте, как на охоте. Стреляли во все, что двигалось. Везде, где находили беглецов - в домах, телегах, скотных дворах, стогах сена и подвалах - их убивали на месте. Снежный покров на улицах окрасился кровью».
Мобилизованы были пожарники, фольксштурм, жандармерия, члены гитлеровской молодёжной организации и даже гитлеровской организации девушек. Сверх того, откликнулось немало добровольцев. Убивали ножами, вилами, палками, чем придётся. Иные из корысти, почтенный человек знает свою выгоду. Иные ради развлечения. «Все были в большом азарте, – записал потом в показаниях один жандармский майор. – Везде, где находили беглецов: в домах, телегах, скотных дворах, сенниках и подвалах, – их убивали…» Третьи были слишком трусливы или гуманны, они просто сообщали о русских куда следует. Обычные люди. Когда говорят о том, что во всём виновны нацисты, фанатики, забывают об охотниках Мюльфиртеля, о том, как во дворе ратуши Швертберга владелец продуктового магазина Леопольд Бембергер лично застрелил семерых беглецов.
«Три недели продолжалась садистская акция под названием «Охота на зайцев». Для подсчета количества жертв (число пойманных и убитых должно было составить 419).
Трупы свозили в деревню Рид ин дер Ридмаркт, и сваливали во дворе местной школы. «Они были так изуродованы, – вспоминал уцелевший в той бойне артиллерист Иван Бакланов, – что нельзя было разобрать лиц – сплошное кровавое месиво. Один из них, привязанный за ноги к саням, волочился по снегу». Тела сваливали во дворе школы, на стене которой были нарисованы несколько сотен палочек. Их постепенно зачёркивали – одну за другой, пока в один из февральских дней не объявили, что счёт сошёлся, живых беглецов больше нет.
Здесь же эсэсовцы вели подсчет, зачеркивая нарисованные на стене палочки. Спустя несколько дней эсэсовцы заявили, что «счет сошелся».(прим. «Охота на зайцев» возле австрийского городка Мюльфиртель стала одной из страниц Нюрнбергского процесса)
Счет не сошелся!
Эсэсовцы лгали. 19 бежавших так и не были пойманы. Имена 11 из них известны. 8 из них остались в живых и вернулись в Советский Союз.
92 дня скрывала на своем хуторе двух беглецов австрийская крестьянка Лангталер, сыновья которой в это время воевали в составе вермахта.
Мария Лангталер не ответила пленному «да», но не произнесла и «нет». Попросила подождать.
– Там пришёл один из тех… – сказала она мужу.
– Я слышал, – ответил Иоганн.
– Поможем ему?
– Ты знаешь, что с нами будет, если его найдут?
– Да, но вдруг это поможет нашим сыновьям.
– Делай как знаешь…
У кого-то из чешских или венгерских коммунистов, кажется Юлия Фучика, я в юности прочитал историю, как он скрывался от гестапо. И однажды оказался в семье, где жена с готовностью согласилась помочь, а муж решился не сразу, преодолев тяжёлые сомнения. Но подпольщик не только не стал его осуждать, наоборот, сказал, что именно глава этой семьи проявил настоящее мужество. Женщина боялась только за себя, да и за себя не очень, плохо представляя возможные последствия. А мужчина понимал всё, и ему было страшно за жену. В случае с Лангталерами всё было, конечно, иначе. Мария – многодетная мать, отвечавшая за детей, – понимала, чем рискует. Знала, что самое меньшее, что ждало их с мужем в случае разоблачения, – концлагерь, но скорее всего – казнь. Однако оценим и подвиг Иоганна, который всё это понимал не хуже жены.
Мария вышла к пленному. Сказала:
– Входите.
Но беглец всё ещё ей не доверял. Узнай он в тот момент, что четверо сыновей этой женщины сейчас на фронте, то, скорее всего, развернулся бы и бросился бежать. Но, к счастью для него, это выяснилось позже. Когда вошёл, огляделся. Не увидев портрета Гитлера, начал успокаиваться и признался, что неподалёку прячется его друг. За двоих могли расстрелять столько же раз, сколько за одного, так что Мария велела привести и друга. После этого в помяннике Марии появилось ещё два имени. Пленных звали Николай Цемкало и Михаил Рябчинский.
Так произошло первое чудо.
Утром по дороге в церковь Мария увидела отряд эсэсовцев с овчарками и велела дочери Анне бежать домой – спрятать беглецов на сеновале. Анна успела, но идея с сенником была не очень удачной. Участники «охоты на зайцев» начали прокалывать его вилами, и тогда случилось второе чудо: они промахивались раз за разом. Спустя несколько дней пришли снова, первым делом отправившись к сеновалу, но на этот раз там уже никого не было – беглецов перевели в каморку на чердаке. Однако опасность не миновала: в дом постоянно забегали соседки, фронт приближался, рядом с хутором Лангталеров солдаты начали рыть окопы. Ещё была опасность, что проговорится кто-то из детей, но всё обошлось.
В марте пришла повестка последнему из сыновей Лангталеров, остававшемуся дома, – Йозефу. Если бы это случилось до появления в доме пленных, пятый сын ушёл бы следом за братьями. Но за месяц Иоганн и Мария разучились бояться, точнее, настолько привыкли к страху, что перестали его замечать. Семейный совет постановил: Йозеф отправляется к русским – на чердак.
Девяносто два дня семья Лангталеров скрывала советских солдат. А потом Мария сказала Михаилу и Николаю: «Ну вот, дети, скоро домой», – и достала своё праздничное платье. Наша Победа стала и её победой тоже. До конца жизни Мария звала Николая и Михаила сыновьями, а они её – мамой, даже вернувшись на родину. Третье чудо произошло позже. Один за другим начали возвращаться после фронта и плена родные сыновья Лангталеров – все четверо. Бог – есть.
Память
По свидетельствам оставшихся в живых, за несколько минут до восстания один из организаторов (генерал? полковник?) сказал:
«Многие из нас сегодня погибнут. Большинство из нас погибнут. Но давайте поклянемся, что те, кому посчастливится остаться в живых и вернуться на Родину, расскажут правду о наших страданиях и о нашей борьбе, чтобы это никогда больше не повторилось!» И все поклялись.
20-й блок. "Охота на зайцев" Документальный фильм (Россия, 2015).
Режиссер: Вячеслав Серкез. Оператор: Николай Орлов. Текст читает Сергей Маховиков.
Вспоминают бывшие узники Маутхаузена Иван Васильевич Чуприн, Игорь Федорович Малицкий, Борис Николаевич Озеров и другие.
Семья Лангталеров и спасённые ими офицеры. Мария и Иоганн - в нижнем ряду слева направо. Николай Цемкало - верхний ряд, второй слева; Михаил Рябчинский - верхний ряд, крайний справа
В память о погибших советских офицерах в мае 2001 года в австрийском городке установили памятник.
В 1994 году австрийский режиссер и продюсер Андреас Грубер снял фильм о событиях в округе Мюльфиртель https://www.youtube.com/watch?v=ve3yPEgozzE
Последний бой узников 20-го блока. Меня поразила сила воли этих людей. Не знаю, смог бы я так же.
Концлагерь третьей категории
В августе 1938 года в один из живописнейших районов Австрии, в окрестности городка Маутхаузена, прибыла партия заключенных из Дахау. На австрийской земле началось строительство концентрационного лагеря, первого из будущих 49, расположенных в Ostmark (Австрия). С цинизмом нацисты называли их «трудовыми лагерями». Маутхаузен станет самым страшным из них.
Распоряжением Гейдриха все концлагеря делились на три категории по характеру содержащегося в них «контингента». В лагеря первой категории направляли арестованных, «исправление которых возможно», в лагеря второй категории — «исправление которых маловероятно», ну, а «неисправимые» подлежали заключению в лагеря третьей категории. Лагерь третьей категории был только один — Маутхаузен. Страшнее Маутхаузена были только лагеря уничтожения (Треблинка, Собибор, Освенцим, Майданек, Белжец, Хелмно).
Блок №20
Летом 1944 года в Маутхаузене появился блок №20 для содержания 1800 узников. Это был лагерь в лагере, отделенный от общей территории забором высотой 2,5 метра, по верху которого шла проволока, находящаяся под током. По периметру стояли три вышки с пулеметами.
Очень скоро 20-й блок получил мрачную славу «блока смерти». Регулярно туда отправлялись новые партии узников, а оттуда вывозили только трупы в крематорий. Узники 20-го блока получали 1/4 общелагерного рациона. Ложек, тарелок им не полагалось. Блок никогда не отапливался. В оконных проемах не было ни рам, ни стекол. В блоке не было даже нар. Зимой, прежде чем загнать узников в блок, эсэсовцы заливали из шланга пол блока водой. Люди ложились в воду и просто не просыпались.
«Смертники» имели страшную «привилегию» — их не выгоняли на работы. Вместо этого они целый день занимались «физическими упражнениями» — безостановочно бегали вокруг блока или ползали. На узниках 20-го блока эсэсовцы отрабатывали навыки убийства человека голыми руками и подручными средствами. Существовала даже своеобразная «норма на смерть» — не менее 10 человек в день. «Разнарядка» постоянно перевыполнялась в 2-3 раза. За время существования блока в нем было уничтожено 3,5-4 тыс. человек (в отдельных источниках встречаются данные о 6 тыс.) К концу января в блоке №20 оставалось в живых около 570 человек.
Узники блока №20
За исключением 5-6 югославов и нескольких поляков (участников варшавского восстания), все заключенные «блока смерти» были советскими военнопленными офицерами, направленными сюда из других лагерей. Открытое неповиновение лагерной администрации, многочисленные попытки побега, большевистская пропаганда среди заключенных… В 20-й блок Маутхаузена направлялись узники, даже в концлагерях представлявшие собой угрозу III Рейху вследствие своего военного образования, волевых качеств и организационных способностей. Все они были взяты в плен ранеными или в бессознательном состоянии, и за время своего пребывания в плену были признаны «неисправимыми».
В сопроводительных документах каждого из них стояла буква «К», означавшая, что заключенный подлежит ликвидации в самые короткие сроки. Поэтому прибывших в 20-й блок даже не клеймили, поскольку срок жизни заключенного в 20-го блок не превышал нескольких недель. В январе 1945 года узники 20-го блока, зная, что Красная Армия уже вступила на территорию Польши и Венгрии, а англичане и американцы перешли немецкую границу, стали готовить побег.
Справочные данные на некоторых узников 20-го блока:
Подполковник Николай Власов — герой Советского Союза (1942 год), летчик. Сбит и взят в плен в 1943 году. Три попытки побега.
Лейтенант Виктор Украинцев — артиллерист, бронебойщик. Уличен в актах саботажа. Несколько попыток побега.
Капитан Иван Битюков — летчик-штурмовик. В воздушном бою, расстреляв весь боезапас, совершил таран. Ранен и взят в плен. Четыре попытки побега.
Подполковник Александр Исупов — летчик-штурмовик, командир авиадивизии. Сбит, ранен, взят в плен в 1944 году. В лагерь, где он содержался, прибыл власовский эмиссар. Перед согнанными на плацу военнопленными коллаборационист предрекал скорую победу Германии и призывал вступать в ряды РОА. После вдохновенной речи предателя попросил слова и поднялся на трибуну Исупов. Кадровый офицер ВВС РККА, выпускник Военно-воздушной академии им. Жуковского, он принялся один за другим разбивать все тезисы предыдущего оратора и доказывать, что предрешены как раз поражение Германии и победа СССР.
Надо торопиться
Иван Битюков прибыл в Маутхаузен в первых числах января. Когда лагерный парикмахер (заключенный-чех) выстригал ему полоску посреди головы (в случае побега она выдавала узника), эсэсовцы вышли из комнаты. Парикмахер приник к уху Битюкова и торопливо зашептал: «Тебя направят в 20-й блок. Передай своим: их всех скоро расстреляют. Ваши просили план лагеря — пусть ищут на дне бачка, в котором приносят баланду».
Только на третий раз капитан Мордовцев, обшаривая низ бачка, нашел приклеенный крохотный шарик и передал его товарищам за несколько минут до своей гибели: что-то заподозрившие эсэсовцы забили его на глазах товарищей.
Побег был назначен на ночь с 28 на 29 января. Но 27 января эсэсовцы отобрали и увели 25 наиболее физически крепких человек. Среди них были и несколько руководителей побега. На следующий день узники узнали, что товарищей сожгли живьем в крематории. Новой датой побега была назначена ночь со 2 на 3 февраля.
С камнями в руках — на пулеметы
В назначенную ночь около полуночи «смертники» начали доставать из тайников свое «оружие» — булыжники, куски угля и обломки разбитого умывальника. Главным «оружием» были два огнетушителя. Были сформированы 4 штурмовые группы: три должны были атаковать пулеметные вышки, одна в случае необходимости — отбить внешнюю атаку со стороны лагеря.
Около часа ночи с криками «Ура!» смертники 20-го блока начали выпрыгивать через оконные проемы и бросились на вышки. Пулеметы открыли огонь. В лица пулеметчиков ударили пенные струи огнетушителей, полетел град камней. Летели даже куски эрзац-мыла и деревянные колодки с ног. Один пулемет захлебнулся, и на вышку тотчас же начали карабкаться члены штурмовой группы. Завладев пулеметом, они открыли огонь по соседним вышкам. Узники с помощью деревянных досок закоротили проволоку, побросали на нее одеяла и начали перебираться через стену. Завыла сирена, стрекотали пулеметы, во дворе строились эсэсовцы, готовящиеся начать погоню.
Ворвавшиеся в 20-й блок эсэсовцы нашли в нем около 70 человек. Это были самые истощенные заключенные, у которых просто не было сил на побег. Все узники были голые — свою одежду они отдали товарищам.
За пределами лагеря
Из почти 500 человек более 400 сумели прорваться через внешнее ограждение и оказались за пределами лагеря. Как было условлено, беглецы разбились на несколько групп и бросились в разные стороны, чтобы затруднить поимку. Самая большая группа бежала к лесу. Когда ее стали настигать эсэсовцы, несколько десятков человек отделились и бросились навстречу преследователям, чтобы принять свой последний бой и задержать врагов хоть на несколько минут.
Одна из групп наткнулась на немецкую зенитную батарею. Сняв часового и ворвавшись в землянки, беглецы голыми руками передушили орудийную прислугу, захватили оружие и грузовик. Группа была настигнута и приняла свой последний бой.
Около сотни вырвавшихся на свободу узников погибли в первые же часы. Увязая в глубоком снегу, по холоду (термометр в ту ночь показывал минус 8 градусов), истощенные, многие просто физически не могли пройти более 10-15 км. Но более 300 смогли уйти от преследования и спрятались в окрестностях.
«Охота на зайцев» в округе Мюльфиртель
В поисках беглецов, кроме охраны лагеря, были задействованы расквартированные в окрестностях части вермахта, части СС и местная полевая жандармерия. Пойманных беглецов доставляли в Маутхаузен и расстреливали у стены крематория, где тут же сжигали тела. Но чаще всего расстреливали на месте поимки, а в лагерь привозили уже трупы.
В немецких документах мероприятия по розыску беглецов именовались «Мюльфиртельская охота на зайцев». К розыскам было привлечено местное население. На сходах бургомистры объявляли, что бежавшие — опасные преступники, представляющие угрозу для населения. Обнаруженных беглецов предписывалось убивать на месте, за каждого убитого выдавалась денежная премия.
Планируя побег, организаторы рассчитывали на поддержку местного населения (австрийцы — не немцы). Напрасно. Беглецам отказывали в пище, перед ними закрывали двери, их выдавали, их убивали.
Бойцы Фольксштурма, члены Гитлерюгенда, члены местной ячейки НСДАП и беспартийные добровольцы азартно искали в окрестностях «зайцев» и убивали их прямо на месте. Убивали подручными средствами — топорами, вилами, поскольку берегли патроны. Трупы свозили в деревню Рид ин дер Ридмаркт, и сваливали во дворе местной школы. Здесь же эсэсовцы вели подсчет, зачеркивая нарисованные на стене палочки. Спустя несколько дней эсэсовцы заявили, что «счет сошелся».
Счет не сошелся!
Эсэсовцы лгали. Остался в живых один человек из группы, уничтожившей немецкую зенитную батарею. Девяносто два дня, рискуя жизнью, скрывала на своем хуторе двух беглецов австрийская крестьянка Лангталер, сыновья которой в это время воевали в составе вермахта. 19 бежавших так и не были пойманы. Имена 11 из них известны. 8 из них остались в живых и вернулись в Советский Союз.
Память
По свидетельствам оставшихся в живых, за несколько минут до восстания один из организаторов (генерал? полковник?) сказал: «Многие из нас сегодня погибнут. Большинство из нас погибнут. Но давайте поклянемся, что те, кому посчастливится остаться в живых и вернуться на Родину, расскажут правду о наших страданиях и о нашей борьбе, чтобы это никогда больше не повторилос