— Средней паршивости! — подвёл итог его дружок.
Даша была разбита. Девушка услышала ту правду, в которой боялась признаться сама себе. Она – посредственность. Внешность – самая обычная, глазу не за что зацепиться, училась средне. Учителя забывали её имя к концу учебного года, а одноклассники просто не замечали. Талантами не блистала, ничем не увлекалась, тихая и незаметная. Но в своих фантазиях видела себя то роковой красавицей, то блестящим учёным, авантюристкой или гениальным следователем. Придуманный мир, полный страсти, приключений и опасности залили карбоновой кислотой, расплавили, растворили и сожгли слова озабоченных балбесов.
На выходе из автобуса Дарья столкнулась с парнем, который чуть не сбил с ног, что не добавило хорошего настроения, и побрела домой. Она шла по пустынной аллее, и её единственным спутником стал разгулявшийся ветер.

Осень установила лимит теплым дням и готовилась ночью выплеснуть ушат холодного дождя. Сильный порыв бросил в лицо девушки мелкие колючие песчинки, она зажмурилась и запахнула плащ. Ветер кружил вокруг жертвы и забавляясь, вколачивал в спину охапки пожелтевших листьев. Деревья угрожающе качали голыми ветками. Их высохшая одежда лежала на дорожках, шелестела, шуршала, шепталась. Хозяева мрачной аллеи переговаривались между собой:
— Смотри, неудачница! —  крикнул кленовый лист.
— Ни рыба, ни мясо! — старый дуб вспомнил народную мудрость.
— Серая мышь! — пискнула рябина, и кровавые грозди затряслись от смеха.
— Не ахти, не ахти! — закачал головой каштан и хотел запустить колючий зелёный ежик с ветки, но они давно осыпались.
— Невеста без места! — со знаем дела пропел кустарник спирея японская, прозванный в народе «белая невеста».

Девушка ускорила шаг. Она срывалась на бег, оглядываясь по сторонам. Мозг покопался в памяти и издевательски подсунул воспоминание о горячем чае и вкуснейших пирожках, заботливо приготовленных любимой бабушкой. Холодный ветер проворно заскочил в рукав плаща и стал гладить покрытую мурашками нежную кожу. Дарья взвизгнула, она почувствовала, как тело сковывает ледяной панцирь. Вместе с холодом пришло озарение, и девушка заливисто рассмеялась. «Я и вправду глупышка. Была. Но теперь я точно знаю, что делать», — план, который поселился в голове, был прост и гениален.

Несколько недель назад к Дашке подошли девицы с параллельного потока, те, на которых тайком засматривалась скромница. В брендовых вещах, благоухая дорогим парфюмом, они предложили заняться волонтерством — навещать больных стариков, помогать по дому, бегать за продуктами, помочь адаптироваться к стремительно меняющимся реалиям и просветить, что устаревшие лекарства можно заменить новыми, малоизвестными препаратами, которые выпускает развивающаяся компания. Стоят они недешево, зато полностью излечивают от многих хронических заболеваний.

Тогда Даша отмахнулась от предложения — ей казалось это пустой тратой времени. Зачем возиться с чужими пенсионерами, если дома и своих хватает? Она жила с бабушкой и дедушкой, и их ворчания ей за глаза хватало. «Даша, выключи свет в ванной!», «Даша, опять в наушниках до полуночи сидишь!», «Даша, когда ты уже устроишься на работу?». Каждый день одно и то же.

Но сейчас всё изменилось. Дашка вдруг поняла — вот оно, её звёздное время! Эти самые девицы, Карина и Вика, светились в университетских новостях чуть ли не каждую неделю. То их на форуме благотворителей показывают, то в местной газете интервью берут. А что, если и ей так повезёт?

Она представила себе эту картину. Вот она входит в аудиторию, а все оборачиваются и шепчутся: «Это же Дарья, та самая, что помогает старикам!». Парни смотрят на неё совсем другими глазами —не как на серую мышку с третьей парты, а как на человека, который реально что-то делает для общества. Может, даже подойдут после пары, заговорят...

Чем больше Даша об этом думала, тем яснее становилось — надо действовать. И начать можно прямо дома, с собственных бабушки и дедушки. Они же постоянно жалуются на давление, на суставы, на этот свой бесконечный список болячек. Вместо того чтобы травиться старыми таблетками, которые и не помогают особо, можно попробовать что-то новое, современное. Те девчонки говорили, что препараты творят чудеса, просто о них мало кто знает, потому что компания молодая, раскручивается только.

«Бабушка и дедушка! Точно! Я и их вылечу», — подумала она и радостно улыбнулась, девушка знала, где старики хранят свои накопления. Богатое воображение услужливо нарисовало церемонию вручения государственных наград, вспышки фотокамер и кричащие заголовки «Дарья – спасительница: студентка стала «ангелом милосердия»…

Денис

Парень, который врезался в Дашу, сел у окна. Он был в чёрной толстовке и джинсах. Молодой человек натянул капюшон и склонил голову так, что бледное лицо не могли рассмотреть другие пассажиры. Он сгорбился, вжался в сиденье, будто хотел слиться с дешёвым потрескавшимся дерматином. Руки его дрожали, и он спрятал их в карманы. Взгляд упал на поношенные ботинки, и он поспешно задвинул их под сиденье — засохшие бурые пятна словно кричали о случившемся.

Кровь мерещилась повсюду. Юноша зажмурился – алая пелена стояла перед глазами. Казалась, что сладкий, тошнотворный запах пропитал одежду, кожу, волосы. Комок подкатил к горлу, и он едва смог побороть рвотный позыв. В воспаленном мозгу мелькали картинки – сидящий на асфальте человек, он берет в руку кирпич и медленно подходит к будущей жертве. Когда ярость покинула сознание, он равнодушно посмотрел на то, что осталось от человека, который был его отцом.

Денис рос в детском доме. Пьющая мать избавилась от обузы, когда у нее родился четвёртый ребенок. Мальчик стал доставлять слишком много проблем. Он подрос и стал понимать, что родители бывают трезвыми и есть счастливчики, которых кормят вкусной едой каждый день. Мальчишка стал доставать мать просьбами вести нормальный образ жизни, в пьяных драках защищал от буйного отца.

Родительница написала отказную и ребенка отправили в приют. Изредка она навещала сына, часто плакала и корила себя. Когда Денису исполнилось шестнадцать, мамаша, рожая очередного ребёнка чуть не отправилась на тот свет. Врачи спасли непутевую, и на нее снизошло озарение — она бросила пить. Начала замаливать грехи, ходить в церковь и соблюдать заповеди. Отец бухать не бросил. Завязавшая супруга вскоре стала неинтересна, алкоголик ушёл из дома, время от времени наведывался и утаскивал вещи, которые пропивал.

Когда Денис достиг совершеннолетия, он покинул сиротский приют и перебрался в родные пенаты. Устроился на работу, не гнушался никакими шабашками и реализовал заветную мечту домочадцев — купил новый большой телевизор. Это был настоящий праздник для бедной многодетной семьи. Ребятня завороженно уставилась в мерцающий экран, глазенки удивленно округлились, казалось, что они дышать забывают от восторга. Уставший Денис задремал в кресле, а из соседней комнаты слышалось монотонное бормотание — раскаявшаяся грешница молилась.

В тот день Денис вернулся с работы пораньше. В квартире было непривычно тихо, его никто не встречал. Парень похолодел от дурного предчувствия и ворвался в зал. Он увидел бледную мать, сидевшую в кресле, а у ее ног застыла младшая сестренка. Детишки прижались друг другу и безутешно рыдали. Он посмотрел на тумбочку и всё понял:
— Он забрал телевизор? — голос прозвучал приглушенно, как будто не хотел нарушать гнетущую тишину.
— Да, — беззвучно, одними губами ответила женщина. — Сыночек, ты не волнуйся, не сердись, он сам не ведает, что творит, — торопливо продолжила она.
Денис не слышал последнюю фразу. Он бросился искать пропойцу и нашел у полуразрушенного дома, где ошивались бомжи и пьяницы. Папаша насмешливо посмотрел на парня и издевательски расхохотался, показывая гнилые зубы. Холодная волна нахлынула на Дениса. Он поднял кирпич и двинулся на родителя…

Яблоко
Отдаленный от центра промышленный район погрузился в непроглядную тьму, когда Михалыч вышел из автобуса. Одинокие фонари бросали тусклый свет на пустые улочки. Жилых многоэтажек здесь практически не было, несколько старых общежитий, да частный сектор с покосившимися домишками. Жилища казались пустыми и безжизненными. Хозяева ветхих хаток, затаившись, ничем не выдавали своё присутствие.

Михалыч поглубже натянул кепку и ускорил шаг. Он миновал пустырь и шёл мимо кирпичного забора, нескончаемой лентой укатившегося во мрак. Территория за оградой была освещена, и световые осколки рассыпались на ухабистую дорожку. Старик встревоженно вглядывался вперед, шаг замедлился. Вдалеке показалась маленькая размытая фигура, Михалыч затаил дыхание, а когда таинственный силуэт приблизился, облегченно вздохнул.
— Добрый вечер! — раздался приятный женский голос.
— Добрый! — поздоровался старик.
— Как здоровьице? — женщина в потрепанном пальто остановилась, поставила сумки и ласково улыбнулась пожилому мужчине. Рассеянный свет сгладил морщинки на красивом лице незнакомки, скрыл седые пряди, спрятал сухие потрескавшиеся руки с выступавшими венами. —Сторожуете?
— Сторожую, милая! — ответил Михалыч. Он видел её каждый раз по дороге на завод. Сухонькая, с уставшими глазами, она была неизменно приветлива и мила. Сначала они просто здоровались, перебрасывались пустяковыми фразами, а потом стали вести разговоры по душам. Он узнал про сыновей, которых она тянет сама, без мужа. О жизни в общежитии с буйными соседями, о нелегком труде и бесконечных подработках. И эти случайные встречи стали самым светлым и волнующим событием в его жизни.
— Угощайтесь, — и женщина вытащила из пакета большое красное яблоко и протянула ночному сторожу. — Спешу, мои заждались уже. — Она взяла сумки, попрощалась и исчезла в темноте.

Кирпичный завод

Михалыч, чертыхнувшись, засунул яблоко в карман и через несколько минут был уже возле заброшенного кирпичного завода. Он толкнул металлическую калитку, та взвизгнула и протяжно застонала. Огромная территория была захламлена строительным мусором. Словно огромный крот вытолкнул из недр излишки грунта, чернели многочисленные пирамидки битого кирпича. Разбитые окна длинных вытянутых строений корчили гримасы, проворный сквозняк гулял в полупустых залах.
Хриплый крик птицы, сорвавшейся с засохшего дерева, заставил его вздрогнуть и прибавить шаг.

Ночной охранник уверено шёл к самому большому зданию. Хлипкая дверь легко открылась от небольшого толчка, Михалыч оказался внутри наполовину заполненного склада. Везде стояли огромные контейнеры, на некоторые были натянуты брезентовые накидки. Старик не смотрел по сторонам, он продвигался вперёд и подслеповато щурился, свет от фонарика слабо выхватывал отдельные детали помещения.
Он свернул в узкий проход между металлическими ящиками, недовольно поморщился и продолжил путь.

В нос настойчиво полз резкий едкий запах, невыносимая вонь сочилась из контейнеров, доверху наполненную разодранной одеждой. Смрад, висевший в воздухе, подгонял сторожа, он нырнул в последний поворот. Дрогнувшая рука послала луч света в угол склада, брезент с одного края ящика сполз и обнажил содержимое металлического хранилища. Пустыми глазницами таращились черепа, контейнер был засыпан ими до самой верхушки как конфетница со сладостями, которую к приходу гостей наполняет радушная хозяйка.
Старик, глядя перед собой, упорно продвигался к цели. Он шёл по длинному коридору, к массивной деревянной двери. Она была приоткрыта, и на середине пути Михалыч услышал странный гомон и возню. Так шумят непоседливые первоклассники, когда учитель запаздывает на урок. Громкий стук, хихиканье, обиженный рёв, звонкий подзатыльник, негромкое жужжание, пронзительный свист – какофония сочилась из небольшой щели. Мужчина затаил дыхание, тихонько приблизился и остановился у входа.
— Ну ты даёшь! Совсем отупел со своими жертвами. Истинный демон глупости! — раздался насмешливый возглас.
— А ты…А я… Ну держись! — визгливый голосок не нашелся что ответить обидчику и пустился в рукопашную. Послышался грохот и крики, и Михалыч резко распахнул дверь и вошёл в комнату.

Демонский начальник

В зале переговоров не было ни души, пыльные кресла, стоящие за длинным столом, были пусты. В затхлом помещении маленькими роями висел гнус. Чёрное перекати-поле клубилось по полу, извергало проклятия, слышались звуки удара — маленькие точки сложились в десятки кулаков и мутузили друг друга. Несколько темных облачков загадочно мерцали, поблёскивали золотом и серебром и тихонечко безостановочно жужжали — это мило беседовали демонши. Силуэт человека, выложенный из постоянно движущейся мошкары, лежал на столе и негромко похрапывал. В углу комнаты было целое скопище микроскопических пятнышек, которые, довольно урча, витали в воздухе.

Михалыч кашлянул, чёрная лавина хлынула, расселась по местам и приняла человеческие очертания. Старик прервал кровавое пиршество – на кресле сидел человек, точнее то, что от него осталось.
Демонский начальник покачал головой и направился к креслу во главе стола мимо нечисти, которая в знак уважения склонила головы. Босс остановился возле вертлявого подданного и отвесил подзатыльник. Голова наказанного рассыпалась на пол мелкими точками, потом взмыла вверх, собралась в головёшку и скорчила обиженную гримасу.
— Ты зачем, мерзавец, дал Лидии Григорьевне деда травануть? Совсем покоя старуха не даёт, — покачал головой начальник.
— Простите, шеф, я не знал, что вы туда переедете, — плаксиво протянул демон.
— Не знал, не знал, — передразнил Михалыч. — А его зачем сюда притащили? — он кивнул в сторону живого трупа.
— Неформат, — пискнул кто-то в ответ.
— Да понял я, что неформат. Зачем сюда? Устроили тут жральню, — бурчал Старший демон, усаживаясь в кресло. — Да, кстати, кто хирурга окучивал? — вдруг вспомнил он.
— Я! — черная рука выросла над столом.
— Удалец! — похвалил он нечисть.
— А теперь рассказывайте о подвигах, — босс устроился поудобнее и приготовился слушать.
Совещание длилось до утра, а на рассвете демоны заправили обжигающие морозом жала и рассеялись по улицам города. Фальшивый сторож не спешил покидать кабинет. Философские мысли лениво плавали в голове. Он думал о том, что стал слишком стар для этого мира. «Ну что за словечки они придумали! Раньше бесполезных людей, которых нельзя использовать и сожрать не жалко называли мусором, отходами. А сейчас неформат какой-то…», — Михалыч раздраженно сплюнул.
Такими же новомодными фразами сыпало дьявольское отродье, выгнавшее его из ада. Щенок, которому и пятисот лет не было, посмел над ним насмехаться. Да он кружил над навозной кучей, когда Михалыч войны начинал! Старший демон вновь вспомнил неприятный разговор:
— Ну что, старичок, допрыгался, — издевался тот, когда заслуженный пенсионер собирал вещи. — Он, — юный демон поднял вверх палец, — всё видит!
— Голубчик, да что ж я сделал такого, — недоумевал дед.
— Испытывать чувства к людям — это днище, — объяснил желторотый и визгливо рассмеялся.

Первые лучи солнца заглянули в окно, осторожно поползли по комнате и легонько коснулись задумчивого старика. Он держал в руках яблоко, и чёртов плод обжигал ему руку. Михалыч вдруг вспомнил прародительницу и с досадой хотел запустить фрукт в стену, но вспомнил участливый, нежный взгляд и легкое прикосновение дарительницы. Он вновь положил яблоко в карман, испытывая ноющую боль там, где у людей сердце.
«Прав желторотый. Совсем старым стал, сентиментальным», — подумал демон и засобирался в любимую уютную каморку.

Михалыч не любил лишние разговоры. Он переехал в этот дом три месяца назад и сразу подвергся подробному допросу. Утреннюю тишину уютной каморки разорвал настойчивый звонок. Он открыл дверь и вопросительно посмотрел на раннюю посетительницу. Пожилая женщина придирчиво рассмотрела нового соседа и изрекла:

— Старый, около шестидесяти. Значит, баб водить не будешь, — уверенно сказала она.

— Не такой и старый, — немного обиженно пробурчал он.

— Надолго сюда? — продолжила собирать досье бдительная старушка.

— Как получится, — уклончиво ответил Михалыч.

Он и сам не знал, сколько здесь задержится. Внеплановая командировка вырвала его из привычного уклада. Но неожиданно для себя мужчина приобрёл то, чего никогда не было в его долгой жизни, — покой. Он чувствовал себя необычайно счастливым и умиротворённым и смаковал сладкие минуты отдыха до очередной смены, сидя в кресле перед окном.

— Зачем приехал в наш город? — бесцеремонно продолжила старуха.

— В ссылку отправили. За амурные дела, — подмигнул ей Михалыч.

Соседка шутку оценила, прониклась симпатией и при встрече делилась «ценными» новостями. Михалыч спустился вниз и столкнулся с молодым человеком, который предусмотрительно придержал перед ним дверь в подъезд. Старичок одобрительно кивнул, глядя на него, и поспешил на работу.

Александр

Мужчину в дорогом костюме с букетом цветов и тортом, с которым столкнулся Михалыч, звали Александр Андреевич. Он работал в лучшей частной клинике. Доктор освободился пораньше и спешил домой.

— Здравствуй, моя красавица! — сказал он и нежно поцеловал жену. — Леночка, как настроение? — Александр пошёл на кухню вслед за супругой, которая набирала воду в вазу для цветов.

Он с удовольствием пробежал взглядом по многочисленным фотографиям в рамках, которые висели в просторной прихожей. «Восхитительная женщина… А сейчас, благодаря мне, стала ещё лучше», — подумал он. На снимках блистала роскошная брюнетка: в элегантных нарядах, с затейливыми причёсками, сверкая бриллиантами, она надменно улыбалась и дерзко смотрела в камеру.

Александр сел на стул и с тревогой наблюдал за женой. Движения женщины были заторможены, в красивых зелёных глазах не было ни огонька, ни интереса к жизни.

— Ты опять загрустила. Давай я сделаю тебе укол, — предложил он, но в очередной раз не услышал ни слова. После инъекции Елена уснула. Александр лег рядом, гладил её по голове и вспоминал, как обрел своё счастье.

Они знали друг друга со школьной скамьи. Он со злорадством наблюдал, как самая красивая девочка в классе безжалостно разбивает мальчишеские сердца. Лена прочно поселилась в его фантазиях. Она замечала взгляды, полные томления, садилась рядом и с нарочитым кокетством улыбалась. Сашка, весь пунцовый от смущения, чувствовал, как распирает грудную клетку жар, и не мог вымолвить ни слова. Мальчик сидел, как каменный истукан, и не слышал хохота одноклассников.

После окончания школы Саша не потерял её из виду. Он стал закадычной «подружкой», жилеткой, личным супергероем: забирал пьяную девушку из ночных клубов, приезжал за чемоданами, когда очередной ухажёр выставлял её вон, ночи напролёт выслушивал потоки откровений. Однажды отчаявшийся влюблённый признался в чувствах, но Лена фыркнула и расхохоталась. Парень туже сжал дружеские оковы и продолжал мечтать о недоступной красавице.

Александр окончил медицинский, после успешной практики стал работать в клинике пластической хирургии, зарекомендовал себя блестящим специалистом — решительным и принципиальным. Но когда доктор снимал белый халат, миру открывался прежний Сашка — робкий, милый, застенчивый.

Елена долго его обхаживала: она хотела изменить форму носа, и однажды Александр сдался. Операция шла по плану, и доктор не испытывал беспокойства. Лишь ненадолго остановился, разглядывая лежащую под наркозом любимую, и вдруг почувствовал резкий толчок.

В теле возникли странные ощущения: будто ледяные черви сверлят его изнутри. Они подбирались к каждому органу, резвясь, превращали всё в сито. Обжигающе-холодные существа то замирали, покачиваясь на кровеносных реках, то стремительно продвигались вперёд — уже копошились в горле, ползли по гортани и шевелились в носовых пазухах. Мужчина задыхался, пытался закричать, но лёд сковал все звуки, и тонкая струйка воздуха не могла просочиться в пробитые стужей лёгкие. Наваждение вскоре исчезло; анестезиолог и медсестра вопросительно смотрели на доктора — не понимали причин задержки.

Хирург очнулся и приступил к операции. Он работал аккуратно, старательно, словно школьник, точащий острым ножом карандаш. Плавное движение скальпеля — ещё одно, с другой стороны — и ученик превратился в опытного живописца.

Он сделал шаг назад, взмахнул опасным инструментом, замер, завороженный созданным шедевром, и вновь принялся за дело. Операционная бригада наконец заметила неладное: медсестра с выпученными глазами издала громкий стон, когда поняла, что если пациентка выживет, то внешне будет напоминать злодея без носа из детской сказки.

— Шурик, ты что делаешь? — выдавил из себя ошарашенный анестезиолог.

— Называйте меня Александр Андреевич. Что ж, коллеги, продолжим, — голос хирурга напоминал негромкое шипение.

— Но... — пыталась что-то сказать медсестра, но осеклась под гипнотическим взглядом Александра Андреевича.

После операции доктор забрал Лену к себе, был внимателен и заботлив. Леночка попыталась покончить с собой, увидев своё отражение в зеркале, но Саша всегда был рядом. Она бросилась на него с ножом, но он, пристально глядя ей в глаза, вкрадчиво сказал: «Тебя больше никто не полюбит. А я всегда буду рядом». Безумный хирург сдержал обещание.

Верочка

Михалыч торопливо шагал по улице. Весёлая стайка ребятишек носилась по площадке; маленькая девочка в красном беретике и светлом пальтишке, шумно дыша, присела на скамейку. Девчушка сняла головной убор, и волна белокурых локонов хлынула на плечи. Она кокетливо тряхнула волосами и довольной улыбнулась, наслаждаясь эффектом. Подружки замерли рядом и завистливо косились на кокетку.

Михалыч залюбовался милым созданием: таких светлых ангелочков изображают на поздравительных открытках к Дню матери. «Эх, хороша! Далеко пойдёт!» — пробубнил он в пушистые седые усы и поспешил к автобусной остановке.

Верочка, так звали ангелочка, была очень сердита. Она покусывала пухленькие губки и раздражённо топала ножкой. Девочка смотрела на Никиту, который носился за Машкой, и совсем не обращал внимания на признанную королеву детской площадки. Муки ревности пощипывали Верочку так же противно, как та девчонка, которая больше не выходит на улицу. Вера по большому секрету рассказала, что у забияки вши, и с ней больше никто не захотел дружить.

Белокурая интриганка была не по годам развита: она обладала тонким талантом манипуляции. «Какие взрослые глупые!» — думала она, когда в очередной раз за шалости наказывали не её, а другого ребёнка. Открытый невинный взгляд и тонкий дрожащий голосок действовали безотказно. Она всегда говорила то, что взрослые хотели услышать. Её комната была забита пушистыми зайками и куклами в розовых платьях; втайне же к ним она относилась равнодушно и порой откручивала куклам головы, сваливая вину на невоспитанных гостей.

Верочке вдруг стало холодно, и она соскочила со скамейки. Её ножки стали холодными, как лёд; морозная струйка пробежала по спине, и девочка натянула шапочку. Она решительно направилась к Маше и схватила её за руку.

— Пойдём ко мне. Мама пирожные купила. Я покажу тебе свою комнату, — сладеньким голосочком предложила она.

— Правда? Тебе мама разрешила? — Маша удивилась и обрадовалась.

О волшебной комнате маленькой принцессы с придыханием рассказывала вся ребятня. А у Маши своей комнаты не было: они жили вдвоём с мамой на съёмной квартире.

— Конечно! Я покажу тебе много интересного! Ну их, этих мальчишек, — фыркнула Верочка, глядя на Никиту. — Мы будем лучшими подружками!

Обнявшись, две девочки шли с площадки. Верочка внимательно разглядывала одежду новоявленной подруги. Она раздумывала, куда спрятать мамино колечко с бриллиантами — в голове уже зрела мысль, что кольцо исчезнет едва та уйдёт. У подъезда они хором поздоровались с пожилой женщиной, ковылявшей к остановке.

Валентина Михайловна

— Вот же курица, — пробормотала старуха, вспоминая её последнюю клиентку. Мадам хорошо раскошелилась, чтобы её богатый пузатый папик ушёл от жены. — Будет ждать долго. Мужики они всегда такие — пообещают золотые горы, а потом растворяются как дым.

Валентина вот уже несколько лет трясла наивных женщин, обещая любовь до гроба. Она криво улыбнулась, вспоминая тот вечер, который изменил всё.

Она шла с работы — подрабатывала уборщицей в офисном здании. Зарплата копеечная, но ничего другого найти не могла. Образования не было, навыков особых тоже. В сумке лежали десяток яиц и батон, купленные на последние деньги до следующей получки.

На остановке толпился народ. Валентина протискивалась сквозь людей, стараясь не уронить драгоценную покупку. И тут какой-то мужик врезался в неё плечом. Резко, грубо, даже не извинился. Сумка выскользнула из рук.

Время словно замедлилось. Валя съежилась то ли от холода, то ли от ужаса. Она видела, как пакет падает, как скорлупа яиц трескается о грязный асфальт, как батон катится в лужу.

— Что ты делаешь, старый чёрт! — крик вырвался сам собой, наполненный такой болью и злостью, что у неё перехватило дыхание.

Мужчина обернулся.

— Не такой уж и старый, — буркнул он со странной ухмылкой и растворился в людском потоке.

Валентина прислонилась к холодной стене остановки. Слёзы душили, но она их сдерживала — сантименты здесь никого не интересовали. Люди торопились по своим делам, никто не обращал внимания на женщину с разбитыми яйцами у ног.

И тут она увидела её — цыганку. Та стояла чуть поодаль, наблюдала за толпой, высматривала жертву. Пёстрая юбка, золотые серьги, напускная загадочность в глазах. И деньги. У неё были деньги.

«Вот же клоунада, — подумала тогда Валентина, — а люди ведутся».

Но мысль засела в голове и не отпускала. К чему ей горбатиться на трёх работах, когда можно... Она выглядела старше своих лет, изможденная постоянной усталостью и недоеданием. Синяки под глазами, впалые щёки, руки, огрубевшие от постоянной работы. Идеальный образ для бабки-гадалки.

Через неделю Валентина сидела в той же точке, что и цыганка. Старый платок на голове, потёртая шаль на плечах. Первые дни были провальными. Люди шарахались от неё, морщились, ускоряли шаг. Но потом... Потом что-то щёлкнуло. Словно внутри проснулось нечто дремавшее. Она начала видеть. Не будущее, нет — она видела людей. Их страхи, желания, слабости.

Молоденькая девчонка с тоской в глазах — любовь безответная. Мужчина средних лет с беспокойным взглядом — проблемы на работе. Пожилая женщина с дрожащими руками — боится болезни. Валентина говорила им то, что они хотели услышать. И они верили. Платили. Сначала мелочью, потом купюрами.

Через год она уже снимала квартиру приличнее. Через три — купила собственную. Маленькую, но свою. И клиенты потекли рекой. Но была у Валентины одна особенность, которую она даже от себя не скрывала: она никогда не возвращала мужей в семью. Зато любовницам помогала от души. Заговоры, привороты, обереги — всё, что угодно, лишь бы разрушить чужую семью.

Потому что когда-то у неё самой был мужчина. Любимый, единственный. Он обещал уйти от жены. Клялся, божился. Шесть лет они встречались. Шесть лет она ждала, надеялась, верила. А потом он просто исчез. Жена забеременела, и Сергей сделал выбор — не в её пользу.

С тех пор Валентина точно знала: жёны не заслуживают мужей. Если мужчина изменяет — значит, в семье что-то не так. Значит, нужно помочь ему вырваться на свободу. К той, которая действительно любит.

Эта философия приносила доход. Любовницы платили щедро. Они были готовы отдать последнее, лишь бы заполучить чужого мужчину.

Валентина прекрасно понимала — никакие заговоры не работают. По крайней мере, не так, как думают клиентки. Но она говорила правильные слова, давала правильные советы. "Будь настойчивее. Не давай ему вернуться к жене. Устрой скандал. Поставь ультиматум". И это срабатывало — не магия, а обычная женская хитрость. Впрочем, иногда случались странности. Клиентка приходила, платила, получала заговор. И через неделю мужчина действительно уходил из семьи. Просто так. Без видимых причин. Будто кто-то дёргал за ниточки.

"Совпадение", — говорила себе Валентина. Но в глубине души чувствовала — не совпадение. После того вечера, когда она встретила мужика на остановке, в ней что-то изменилось. Словно открылась дверь, которую лучше было держать закрытой.

Возле магазина, куда направилась Валя, остановилась машина. Дорогая, чёрная, с тонированными стёклами. Из неё вышла женщина. Молодая, лет двадцати пяти, в роскошной норковой шубе, с лицом фотомодели. Длинные ноги, идеальная фигура. Валентина остановилась как вкопанная. Что-то в этой женщине резануло глаз. Не зависть к красоте или богатству. Что-то другое, глубинное.

Она подошла ближе, почти инстинктивно схватила красавицу за руку.

— Давай погадаю, — вырвалось само собой. — Бесплатно.

Женщина резко обернулась. Их взгляды встретились. Чёрные глаза лжегадалки были пусты. Совершенно пусты. Словно внутри не было души — только холодная бездна.

Красавица отшатнулась, высвободила руку.

— Отстань, бабка.

И пошла прочь, цокая каблуками по асфальту. Валентина осталась стоять, чувствуя, как по спине ползут морозные мурашки.

Агата

Агата повернулась перед зеркалом в фойе ресторана, оценивая отражение. Белая блузка идеально подчеркивала линию плеч, юбка-карандаш — длинные ноги. Темные волосы были собраны в тугой пучок, открывая лебединую шею. Красота — это оружие, думала она, и глупо им не пользоваться.

Сегодня была встреча с инвесторами. Презентация проекта, над которым она работала последние три месяца. Вернее, над которым работала Лена Соколова, её коллега. Но кто об этом узнает? Соколова сидела бледная, с красными глазами — видимо, всю ночь не спала, пытаясь восстановить файлы, которые "случайно" удалились с сервера. Агата позаботилась об этом еще вчера вечером, задержавшись после работы.

— Агата Владимировна, мы начинаем через пять минут, — секретарь Ирина, неприметная мышка в сером свитере, нервно крутила в руках планшет.

— Уже иду, — Агата окинула её снисходительным взглядом. Бедняжка, небось мечтает о том, чтобы хоть раз в жизни выглядеть так же эффектно.

В конференц-зале уже собрались все: директор, потенциальные инвесторы в дорогих костюмах и Лена Соколова, забившаяся в дальний угол. Её взгляд был полон отчаяния и немого укора. Агата едва сдержала улыбку. Слабаки никогда не понимали — в бизнесе выживает сильнейший.

Презентация прошла блестяще. Инвесторы были в восторге, директор лично пожал Агате руку и пообещал повышение. Она улыбалась, принимая поздравления, а в голове уже считала прибавку к зарплате. Может, наконец купить ту квартиру в центре?

— Поздравляю, вы превзошли все ожидания, — один из инвесторов, седоватый мужчина лет пятидесяти, не отрывал от неё восхищенного взгляда.

— Я просто делаю свою работу, — Агата изобразила скромность, хотя внутри ликовала. Повышение в кармане. Премия обеспечена. А Леночка пусть учится не быть такой доверчивой дурочкой.

После работы Агата встретилась с Викой, своей лучшей подругой еще с университета. Они сидели в модном кафе, и Вика взахлеб рассказывала о своем парне, Максиме.

— Он такой внимательный! Представляешь, запомнил, что я люблю белые розы, и прислал целый букет на работу, — щебетала Вика, сияя счастьем.

Агата рассеянно кивала, листая ленту в телефоне. Да, подруга была права, Максим действительно хорош. Агата убедилась это на собственном опыте, она затащила парня в постель на следующий день, после того как Вика их познакомила.

— Агата, ты меня слушаешь? — Вика нахмурилась.

— Конечно, дорогая, — она наконец оторвалась от экрана. — Просто работа, понимаешь. Этот проект...

— Ты такая молодец! Вика протянула руку и сжала её ладонь. — Всегда восхищалась твоей целеустремленностью.

Целеустремленностью. Какое милое слово для обозначения того, что Агата попросту брала то, что хотела, не спрашивая разрешения. И Максима взяла. Вика до сих пор не подозревала, что её любимый мужчина провел ночь в постели лучшей подруги. И, судя по тому, как он писал Агате, готов повторить.

— Ладно, дорогуша, мне пора, — Агата встала, изящно закинув сумку на плечо. — Хочу отметить сегодняшний успех.

— Одна? — удивилась Вика.

— Мне иногда нужно побыть наедине с собой, — соврала Агата. На самом деле она планировала встретиться с Олегом, женатым партнером из смежной фирмы. Его жена, толстушка с тремя детьми, наверняка сидела дома в растянутом халате, а Олег жаждал острых ощущений.

Пустая болтовня быстро наскучила красавице, и она решила отпраздновать свою очередную победу в ресторане. Олег в последний момент отменил встречу — что-то про семейный ужин и тёщу. Агата скривилась. Зачем вообще связываться с женатыми? Слишком много обязательств, слишком мало свободы.

В ресторане она заказала столик у окна и бутылку дорогого вина. Официант, молодой парень с приятной улыбкой, явно заинтересовался ею. Агата это заметила и кокетливо улыбалась.

Противная тетка за соседним столиком — в вязаной жилетке и с недовольным лицом — бросала на Агату косые взгляды. Наверное, завидовала. Или осуждала. Агата налила себе еще вина и демонстративно подняла бокал в её сторону. Пусть подавится своей моралью.

Агате вспомнила гадалку у ресторана и нахмурилась, но потом быстро сгладила досаду бокалом шампанского. Потом еще одним. И еще одним.

Голова слегка закружилась, но это было приятное головокружение — как после победы. А сегодня она победила. Снова. Как всегда.

— Ещё один бокал? — официант вернулся, и в его глазах читалось что-то похожее на надежду.

— Нет, спасибо, милый, — Агата поднялась, слегка качнувшись. — Мне пора.

Из ресторана она вышла пошатываясь. Села в свою роскошную машину, и, выжав педаль газа до полика, рванула с места.

Город мелькал за окнами яркими огнями. Агата включила музыку погромче — энергичный трек, под который так приятно ехать по ночной трассе. Красный свет светофора она проскочила, едва заметив. Ещё один. Машина послушно летела вперёд, а мир за стеклом казался размытым и нереальным.

— Да чего вы все там ползёте! — рявкнула она в пустоту салона, когда впереди притормозил какой-то седан.

Агата резко вывернула руль, выезжая на встречную полосу. В следующую секунду мир взорвался светом фар, визгом тормозов и оглушительным грохотом металла.

Через несколько часов новостная программа началась с ужасающей новости.

— Сегодня вечером в центре города произошла страшная авария, — говорил диктор ровным голосом. — Водитель дорогостоящего автомобиля, находясь в состоянии алкогольного опьянения, выехала на встречную полосу и столкнулась с маршруткой. Количество жертв уточняется. Виновница скрылась с места происшествия, но была задержана через два часа.

Дорога на смену 2 (продолжение)

Что сделает нормальный человек когда ему ночью незнакомый человек предлагает пойти на заброшку? На экскурсию на заброшку. Правда бесплатно. Но я не нормальный. После той войны, когда был взорван ближайший химический завод, жизнь поменялась, люди не одичали, но многие потеряли инстинкт самосохранения. Возьмём хотя бы меня, что я делал ночью на дороге между лесополосой и заброшенной территорией я сам не знаю. Естественно я согласился. Отчасти ещё и потому, что когда я увидел его вблизи он показался мне знакомым. Вот только где и когда я его видел хоть убей - не помню. Ну да ладно, может быть во время экскурсии вспомню. А спрашивать не хочу, я, если честно, не люблю знакомиться с людьми или вспоминать былые события со знакомыми. Я не сильно общительный человек.

- Что находится за этим забором? - мы уже шли вдоль кирпичной стены.
Под ногами хрустели осколки кирпичей, какие-то железки и засохшие растения.
- За ним ещё один забор, за тем ещё один. А за всеми заборами бывший лагерь строгого режима. Его забросили сразу после взрыва, много людей тогда погибло, ещё больше пропало, - сказал экскурсовод не оборачиваясь.
- Может быть сбежали? - спросил я уворачиваясь от веток и ошмётков колючей проволоки, мы как раз пробирались через пролом в заборе.
- Какой там, - вздохнул мой проводник и остановился, - они просто пропали, выживших не было, мёртвые остались там, где были в момент взрыва, их убил не взрыв, а химия или какое-то излучение после взрыва.

Дальнейший путь через заборы и ограждения из сетки мы прошли молча. В памяти всплыло слово "запретка", так вроде бы называлась эта территория. Трава здесь была почти в рост взрослого мужчины, поэтому каждый шаг приходилось делать осторожно, проткнуть подошву куском проволоки не хотелось.

- Ну вот, мы находимся на промышленной зоне лагеря, дальше будет проще.
- Обратно будем здесь же выходить? - спросил я осматривая одежду на предмет порезов от колючки.
- Не думаю, - сказал проводник и посмотрел мне в глаза, - выйдем там где получится.

Глаза у этого смутно знакомого человека были странные, их цвет менялся от светло-голубого до светло-зеленого, возможно такую эффект дала луна.

Мы стояли на какой-то тропе вдоль забора из сетки-рабицы. Тропой, конечно, это можно назвать условно, по сути колея, видимо когда-то здесь часто ездил трактор.
- Обычно мы начинаем экскурсию с той стороны, не возражаете? - проводник показал рукой вправо.
- С той так с той, - сказал я, - и можно на ты.

Экскурсовод кивнул и мы пошли в сторону каких-то гаражей. Проходя мимо них мой спутник посмотрел на меня, но ничего не сказал. А я без особого интереса рассматривал тропу.
- Вот здесь находилось училище на первом этаже, а на втором швейный цех, чуть дальше делали прицепы для перевозки зерна, если хочешь можно зайти.

Я посмотрел на заброшенное двухэтажное здание с табличкой "ПТУ" на первом этаже, на полуразрушенный кирпичный цех прямо за этим зданием, но ничего не сказал.

Мы шли по улице между разными пустырями и постройками, иногда они чередовались вопреки здравому смыслу. Шли молча, судя по всему он тоже не очень общительный, это хорошо. Асфальт был в трещинах , местами из под него пробивалась трава, при свете луны она казалась какой-то серой. Возможно она такая и была на самом деле. Внезапно меня что-то заставило остановится и оглядеться.
- А что находится вон там? - спросил я испытывая чувство дежавю, - где-то я уже видел это здание.
- По плану тут находилось административное здание, кабинеты сотрудников, но тут делали товары народного потребления, сувениры всякие.

По молчаливому согласию мы вместе пошли в сторону небольшого двухэтажного домика, в тамбуре первого этажа на стене были выложены буквы "АДМ" из разноцветных камней.
- Здесь в основном были резчики, делали нарды и бусы из дерева и искусственного камня, так же делали шампура и модели парусников, - экскурсовод говорил это смотря мне в глаза.

Он что-то еще рассказывал, скорее всего часть текста, который ему надо было озвучить для описания этого здания, но я его уже не слышал, я зашел в небольшое помещение на первом этаже и стал осматриваться. Помещение было хоть и маленькое, метров 10 площади, но практически пустое, поэтому казалось просторным. Только лишь разваленный в труху комод около двери и пара электродвигателей на бетонных основаниях. Двигатели выглядели целыми, странно, что их не разобрали и не сдали в приёмку металла. Огромное количество осыпавшихся чешуек побелки со стен и потолка застилали весь пол, судя по всему здесь уже давно не ступала нога человека. На подоконнике стояла какая-то деревянная коробка. Я подошёл к окну и открыл этот ящик. Когда облако пыли осело, в коробочке обнаружились кусочки искусственного камня, по сути пластмассы, некоторым уже предали форму шарика или капли, а некоторые были грубо обработаны в многогранники, они тоже должны были быть круглыми, но доделать их не смогли. Или не успели.
- Здесь обитали ширпотребчики, они делали так называемые "чётки" и "педали", - произнёс экскурсовод видя мой интерес.
- Но именно здесь они называли себя "маклёры", - сказал я рассматривая недоделанный деревянный крестик.
Откуда-то я помнил слово "маклёры".

Лестница на второй этаж была, но некоторых ступеней уже не было, они обвалились, когда на них упала часть крыши. Можно было бы туда не подниматься, но после преодоления забора преграда в виде заваленной лестницы не была проблемой.

На втором этаже было несколько комнат, но мне захотелось зайти только в одну из них. Комната была большая, метров сорок и она была заставлена мебелью. Вдоль всех стен располагались рабочие места - стул около стены и стол перед ним, разные шкафчики, ящички, тумбочки. Всё это было покрыто толстым слоем пыли. На мгновение промелькнула мысль, что здесь нет паутины, но я не стал об этом задумываться. Я подошел к ближайшему столу, выдвинул один из ящиков и достал самодельный резак по дереву, ручка резака идеально легла мне в руку.
- Здесь работали резчики и тут делали деревянные парусники. Естественно, настольные, - сказал экскурсовод и показал на дальний от двери стол.
И действительно, там на столе стоял парусник, он был весь в пыли, можно было увидеть только его очертания. Подойти к нему было проблематично, в виду захламленности этой комнаты.
- Рабочие комнаты тут было принято называть словом бендега, - произнёс проводник пока мы спускались по лестнице.

Выйдя из здания экскурсовод пошёл влево, но что-то заставило меня остановиться, я повернул направо и пошёл в сторону кучи кирпича и каких-то бетонных плит. Чем ближе я подходил к этим развалинам, тем быстрее шёл. Последние метры даже пробежал. Остановившись я стал рассматривать плиты, как будто-то бы что-то искал, но сам не знаю что. Вокруг были какие-то миски, пластиковые ведёрки из под джема или майонеза, но это всё было не то.
- Тут напротив была раскройка для швейки, а ещё закатывали овощи в стеклянные банки и где-то тут была пекарня, - я не слышал как подошёл проводник, - а здесь вокруг были огороды.

Может быть когда-то это и были огороды, но сейчас всё пространство вокруг этих плит занимали плантации засохших сорняков и мёртвых деревьев.
- Но это всё не то, - еле слышно произнёс я, можно сказать, самому себе, и в последний раз окинул взглядом эти развалины.

Мы шли дальше по территории лагеря и как раз проходили перекрёсток окруженный заборами и воротами.
- Прямо напротив промышленной зоны находится жилая зона, а здесь справа был штрафной изолятор, - проводник остановился и раскинул руки.
- А слева что? - поинтересовался я рассматривая заросли каких-то шипастых кустов.
- Там был выход из лагеря на свободу, но мы туда не пойдём, там выход уже не работает.

Сразу справа после входа в жилую зону мы увидели огромное здание с колоннами. Эти колонны поддерживали пустоту, так как крыша над крыльцом уже обвалилась.
"Как сельский клуб" подумал я.
- Это здание клуба, тут была библиотека, показывали концерты или фильмы, - сказал экскурсовод и прошел дальше, - а вот тут третья локалка, огороженная территория с бараком, есть ещё инвалидный барак под клубом, но там не интересно, чуть дальше будет спортивный городок и еще две локалки.
- Пошли в эту! - интерес, пропавший после посещения развалин на промышленной зоне, вновь разгорелся.

Территория локального участка была практически пустая, два-три дерева, пара лавочек и земля покрытая опавшими листьями. Тут я задумался, "если листья опали, то значит сейчас осень, но я совсем не помню лето". Я прошёлся по листьям и сгреб их ботинком, под ними была черная земля без малейших признаков травы. Истоптали ли её зеки пока лагерь существовал или это всё воздействие того взрыва было непонятно. А может быть эту территорию специально облагородили для проведения этих ночных экскурсий.

Мы молча подошли к тёмному входу в барак, если на улице всё было видно из-за полной луны, то за дверным проёмом была кромешная тьма. Мой проводник достал из кармана фонарь, включил его и мы зашли внутрь.
прямо от входа была лестница наверх, а слева и справа какие-то помещения, где-то двери ещё были, где-то уже валялись на полу или висели, но на одной петле.
- На каждом этаже по четыре спальных секции, около них комнаты для хранения сумок, кабинеты сотрудников лагеря, где-то были помещения для приёма пищи, где-то молитвенные комнаты, - лица экскурсовода было не видно, фонарём он освещал то, что нас окружало, но смотрел он мне в глаза, в этом я уверен.

После этого он стал подниматься по лестнице, я последовал за ним. Мы прошли второй этаж и поднялись на третий. На третьем этаже он поочередно освещал двери спальный секций и мне захотелось зайти в одну из них. Как будто бы читая мои мысли проводник подошел к нужной двери и открыл её.

Перед нами были ряды двухъярусных кроватей, и тумбочек, причём они чередовались так, что образовывались небольшие отсеки с двумя такими кроватями и по две тумбочки между ними.
- Голь на выдумку хитра, - весело сказал экскурсовод и нагнулся к полу.
Он приподнял какую-то доску, засунул руку под пол и через несколько секунд достал грязный целлофановый свёрток.
- Вот так тут хранили телефоны, они были в лагере запрещены, но у многих осуждённых они были, у каждого была отдельное место куда их убирали, в основном вот так - под досками.
Он уже закончил разматывать свёрток и достал телефон.
- Не хочешь позвонить? - всё так же весело спросил спутник.
Я только покачал головой, мне не кому звонить, правда, на мгновение защемило сердце, я вспомнил о маме. Может быть ей позвонить? Я очень давно с ней не общался. Но я отверг эту мысль, даже, если бы я помнил её номер, она бы не взяла трубку, сейчас слишком поздно. Свет от луны пробивался в окно и я увидел искреннее удивление когда телефон не включился. А мне кажется это не удивительно, столько лет прошло после того взрыва.
- Ну ладно, - сказал проводник и нахмурился, - давай присядем, отдохнём и пойдём дальше.

Мы сели на первый ярус кровати, пружины жалобно заскрипели, и я увидел на пыльной тумбочке пачку сигарет, спички и кружку горячего чая. Если с сигаретами и спичками всё было понятно, они могли здесь лежать и с ними бы ничего не произошло, то с чаем было непонятно. Кто и когда успел его здесь оставить? Он был горячий, от него шёл пар, и он был свежезаваренный, этот запах ни с чем не перепутаешь. Экскурсовод не мог его здесь приготовить, мы с ним больше часа находимся в этом лагере и он всегда был рядом со мной. Но я вспомнил как он акцентировал моё внимание на этом третьем локальном участке, как он сам поднялся на третий этаж и, возможно, он чуть дольше посветил на дверь именно этой спальной секции.
"Ну правильно, это же психология, их этому учат" - подумал я.
Скорее всего где-то здесь находится его напарник, который приготовил чай, сигареты и вот почему экскурсовод так удивился когда телефон не включился. Это всё подстроено! Может быть они хотели меня напугать или удивить, но я решил не подавать вида.

Кружка была пластиковая и одна, поэтому я её взял.
- Быть добру! - почему-то сказал я и немного отпил чая.
Чай был крепкий, терпкий, даже не чай, а чифир. Сделав два глотка я передал кружку соседу. Он тоже сделал два глотка и вернул кружку мне, а потом открыл тумбочку и достал баночку с карамельными конфетами.

Минут за десять мы допили эту кружку чифира, она хоть и была пластиковая, но с сильным чайным налётом, чтобы вкус пластика не так сильно влиял на вкус чая.Это хоть и не гигиенично, но в такое время о гигиене думаешь в последнюю очередь.

Экскурсовод подкурил сигарету и тут меня как током ударило.
- Тебе курение вообще не идёт, - вырвалось у меня.
- Да, я знаю, мне это уже говорили, - ответил он и подмигнул.

Когда мы вышли из локального участка обратно на алею луну затянуло облаками, поэтому экскурсовод не стал выключать свой фонарь. Мы ходили по безжизненному лагерю, нас сопровождал только звук наших шагов и ветер, который шелестел опавшими листьями и скрипел чем-то металлическим то тут, то там.

- Странно, - сказал я, - вроде бы здания относительно целые, но нет ни птиц, ни летучих мышей, ни обычных крыс или кошечек, - на этом слове я запнулся.
- Это мертвое место, звери это чувствуют и обходят его, - сказал проводник и, немного задумавшись, продолжил, - а кошки тут действительно были когда-то.
Чем дольше мы шли, тем больше хмурился мой спутник. Мы прошли столовую, но здесь её называли "шушарка", об этом мне сообщил экскурсовод, но я уже слышал это слово и оно мне никогда не нравилось.
- Давай зайдём, - попросил я.

Это был большой зал заставленный столами и табуретками, в нескольких местах в стенах были окна через которые когда-то выдавали еду.
- Здесь раньше были статуи, которые поддерживали потолок, - сказал спутник, - но их убрали за несколько лет до того события.
- Они назывались атланты, - добавил я, - а на стенах были картины.
Тут я замер, откуда мне было это известно? Не помню чтобы я здесь раньше был.

Экскурсовод видя моё замешательство сказал, что скорее всего я слышал от кого-то про картины.

Как и везде, полы здесь были в слое пыли, плитка со стен местами обвалилась. Рядом со входом была длинная вешалка для одежды, на ней одиноко висел небольшой чёрный рюкзачок. Любопытство заставило меня подойти к нему и развязать тесёмки, внутри была алюминиевая ложка и пластиковое ведёрко, заполненное чёрным налётом и пылью. Вони из ведёрка почти не было, но по косточкам в пыли можно было догадаться, что это когда-то было рыбой. На ложке же при свете фонаря я прочитал "Антон Х.".
- Кстати, как тебя зовут? - спросил я спутника.
- Тебе моё имя не к чему, нас тут двое, можешь просто сказать что-то, а твоё имя мне пока не нужно.

Странно, что он не хочет представляться и моё имя ему почему-то пока не нужно. Стоп, а какое у меня имя? Я так давно не общался с людьми, что уже и не помню как звучит моё имя. Я ещё раз посмотрел на ложку. Антон. Если что так и представлюсь. Я вернул всё обратно в рюкзак, завязал его и, немного подумав, снял с вешалки и надел на себя. Мне даже не пришлось регулировать лямки.

Проводник даже бровью не повёл увидев меня с рюкзаком. Значит я не первый, кто что-то берёт с экскурсии.

Следующим местом было карантинное отделение.
- Вот сюда заходили те, кто только приехал в лагерь, в помещении можно было находиться только во время сна и приёма пищи, а всё остальное время только на улице. Снег, дождь, зной - не важно, только на улице.

Это сказал экскурсовод, но мог этого и не делать, я это сам знал. Как будто мне рассказывали про книгу, которую я читал много лет назад. Я посмотрел на небо, как раз луна вышла из-за туч и стало светло, когда-то на её место было солнце и жгло кожу до ожогов. А в помещение зайти было нельзя. Солнце, я так давно не видел солнце. После событий того взрыва я выхожу на улицу только ночью. Сам не знаю почему, график скорее всего сбился.

Мой спутник тоже посмотрел на луну и оживился.
- Мы что-то упустили! - вскрикнул проводник, - и мы опаздываем.
- Что упустили, куда опаздываем? - спросил я, но был с ним согласен. Мы действительно что-то упустили, но, как мне кажется, каждый своё.
- Нет времени объяснять, возвращаемся на промку! - сказал он и мы пошли.

Мы как раз сделали круг и сейчас были около первой локалки, нам надо было пройти аллею, пропустить слева от себя вторую локалку, спортгородок и третью локалку, в которой мы уже были.
- Подожди, - вскрикнул я, - там что-то есть.

Экскурсовод остановился, медленно подошёл ко мне и снова посмотрел мне в глаза. На этот раз глаза были черные, не просто зрачки, а весь глаз. Я списал это на освещение и козырёк кепки, но всё равно мне было не по себе .
- Ты что-то увидел или почувствовал? - спросил он меня спокойным голосом, в нём уже не было спешки и беспокойства.
Стоит ли ему говорить о том, что я догадался о его сообщнике, который приготовил нам чай? Наверное, нет. Но я определённо видел какую-то тень.
- Там что-то тёмное мелькнуло.

Он распахнул калитку, та со стоном открылась и он пропустил меня вперёд себя. Я уже сам знал куда пойду, тем более он шёл позади меня и уже не мог своими действиями повлиять на мой путь. Я решил подняться в то же самое спальное помещение, где мы уже были.

Когда мы зашли всё было точно так же, как и до этого. Я подошёл к той кровати, на которой мы сидели и пили чифир, тот же слой пыли, та же пыльная тумбочка. Но ни сигарет, ни кружки уже не было. Даже следов на пыли не было. Хорошо работают ребята! Что же ждёт меня на промке, куда он меня вёл?

Тут я краем глаза увидел движение сбоку от себя, луна светила в окно и в этом свете я увидел как пёстрая кошка забилась в угол под кроватью.
- Ганя! - выкрикнул я.

Кошка дёрнулась и посмотрела на меня. У неё был дикий взгляд, но постепенно она стала успокаиваться и в конце концов подошла ко мне. Я взял её на руки и гладил, по комнате раздавалось её мурчание.
- Значит кошка, - прозвучал голос в темноте.

Я вздрогнул, совсем забыл про экскурсовода. Кошка сидя у меня на руках зашипела на него, а он вышел из тени, фонарь он выключил ещё раньше. Что-то в нём поменялось, выражение лица стало довольное и удовлетворённое, как будто бы он снял с себя тяжкий груз. И он где-то успел переодеться, сейчас на нём был балахон с поясом.
- Антон! Вспомни! - сказал он не своим голосом.

И я вспомнил.
Я вспомнил как меня привезли на карантин и я сгорал на солнце, потому-что нельзя было зайти в помещение и на улице не было тени.
Вспомнил как сидел в толпе зеков и пил чифир из чей-то кружки. Вспомнил как на промке сидел за мотором и закруглял кусочки искусственного камня в бусинки. Эти бусинки мы называли бубушки. Вспомнил как набирал в столовой рыбу для кошки и как забыл рюкзак с этой рыбой. Вспомнил как перед сном прижимал к себе голодную кошку и извинялся, что забыл её еду. Вспомнил как вместо тарахтения кошки услышал гул приближающегося беспилотника. И как через несколько долгих минут услышал взрыв, а потом почувствовал сильную вибрацию.

Следующее что я помню это как я ночью стою по ту сторону забора лагеря и просто иду. Иду из не откуда в некуда. Я понимаю, что что-то меня держит около этого забора, но я не могу вспомнить что именно. И так каждую ночь на протяжении многих лет.

Я посмотрел на кошку, она уже начала успокаиваться, и взглядом зацепился за мою одежду. Теперь та роба, в которую был одет проводник была на мне. А может быть просто такая же.
- Что всё это значит? - задал я вопрос.
- Ты мне скажи, ты же всё вспомнил, - сказал спутник.

И его я тоже вспомнил, мы вместе сидели в этом лагере, мы даже работали в одном и том же здании, какое-то время даже в одном помещении, в той комнате на втором этаже. Это он делал тот корабль!
- Я...я умер? - запинаясь спросил я.
Виктор, а именно так звали экскурсовода, улыбнулся.
- Не совсем, после того взрыва многие просто исчезли, они не умерли, но и не жили. Там, - после этого слова он кивнул подбородком вверх, - ведутся списки живых и мёртвых, а этих людей не было нигде.

Он запустил руки куда-то под балахон и достал сигареты и спички. Закурив он ухмыльнулся.
- Да, я помню, это мне не идёт, - и выпустил струю дыма, - ну в общем спустя годы мы все, а я тоже исчез, стали некими сущностями, которые находятся ночью около этого лагеря и не могут уйти. Только вспомнив свою смерть можно было освободиться.
- И теперь эти экскурсии буду проводить я? - спросил я.
- Э нет, это моя корова и я её дою. Сначала, чтобы исчезнувший вспомнил свою смерть, тут устраивали аттракцион неслыханной жестокости. И психологической и, если так можно выразиться, физической. Ощущения так себе.

Сделав еще одну затяжку Виктор продолжил.
- Тогда этим занимался один старикан похожий на бомжа, не из наших, но если сущность не вспоминала за ночь, после встречи с ним, о своей смерти - она пропадала. И неизвестно вернется ли когда-нибудь еще. Представь ситуация, в книге смерти дебет с кредитом не сходится! В общем, я убедил его оставить меня тут, а я за это должен найти и вернуть всех с кем встречусь.
- А если бы я не вспомнил?
- Значит уйти пришлось бы мне, а тебя ждали бы испытания. И я бы тебе не позавидовал.
- Вот почему ты так отреагировал перед тем как мы собрались вернуться на промку.
- Да, я думал там найти твою кошку, но как видишь мой наставник нашёл её раньше меня.
- Значит Ганя выжила? - спросил я поглаживая кошку.
- Нет, всё что ты видел - тот крест или резак, кружку с чифиром, даже твой рюкзак - это триггеры для памяти.

Он потушил окурок и бросил его в щель между досками пола.
- Кошка тоже триггер, я не знал, что она умерла здесь, а не на промке.
- А что было бы если бы телефон включился?
- Ты бы взял его в руки и нашел свою переписку или звонки. И вспомнил всё. Но он не включался потому-что тебе оно не надо, - после этих слов Виктор достал телефон и включил его, - можешь позвонить, но только один звонок. Кстати, я так и договорился с Хароном. Убегал от...впрочем не важно, на промке нашел свой телефон и позвонил маме. У неё, так сказать, есть связи с тем миром. Ну и вот, - сказал Витя раскинув руки.

Я взял телефон и набрал номер своей мамы, я его вспомнил вместе со всем остальным. Прошло гудков десять и только тогда взяли трубку.
- Вы на часы смотрели! - услышал я голос своей мамы и звонок прервался.

Я вернул телефон.
- Ну что, Антон, прощай, - сказал проводник.
После этих слов кошка вырвалась из моих рук и побежала в сторону двери, я побежал за ней и меня окружила тьма, но это была не просто тьма, а тьма осязаемая. Она окружила меня со всех сторон и тут я увидел два светящихся глаза своей кошки. Я хотел взять её на руки, но меня окутало синее сияние...

Из здания вышел человек в балахоне и закурил. Рядом с ним умывалась кошка.
- Значит всё таки кошка, - сказал экскурсовод.
Кошка недовольно посмотрела на него, а рядом с ней появился старик в лохмотья.
- Когда ты понял?
- Когда он побежал к развалинам, - прохрипел старик.
- Вот видишь, не материальные ценности, не спокойствие после чая и сигарет, а живое существо.
- Это исключение, - старик прокашлялся и добавил, - обычно они после телефона или чая всё вспоминают.
- Некоторым хватает посмотреть на своё рабочее или спальное место, - добавил человек в балахоне, - на бывшее, конечно.
- С ним ты долго провозился, - недовольно пробурчал старик и взял на руки кошку.
- Ну да, я уже думал не успею за ночь заставить его вспомнить, - сказал экскурсовод и затянулся сигаретой.
Выпустив дым он продолжил.
- Очень долго он вспоминал, что уже давно умер. Но когда-нибудь они все должны вспомнить... и уйти.

Кошка на руках старика исчезла, старик хмыкнул и тоже исчез в синей вспышке.
- Харон, какой же ты позёр, - с улыбкой сказал Виктор и достал телефон.
- Алло, мам, это я. Да, опять успешно. Было сложно, но ничего, мы справились. Я тоже рад тебя слышать. Спокойной ночи. Пока. Целую. Я тебя люблю!

Человек в черном балахоне убрал телефон, накинул капюшон и медленно растворился в воздухе.
Только вихрь опавшей листвы был свидетельством, что здесь кто-то был. Уже следующей ночью молодой человек будет стоять около лагеря и ждать того, кто забыл что умер.

Санаторий уже давно скрылся из виду. Лес густел с каждым шагом, надвигаясь черной массой. Внезапно, повернув, я влетел в туман. Сплошной, плотный, вязкий и колючий, как стекловата. Руки и лицо зачесались, в глаза как будто высыпали песок. Остановился, тряся головой и расчесывая все части тела подряд, но зуд только усиливался. В какой-то момент я процарапал кисти до крови, и это остановило меня: метаясь от страшного зуда тумана, потерял дорогу. Более того, не видел из-за него собственных ног. Выругался.

Паника подкатывала, заставляя сердце заходиться в истерике, но я подавлял это: теперь я это умел. В голове агонизировали мысли, но одна из них смогла пробиться: нужно встать на колени, чтобы найти дорожку, это было выполнено.

Цепляя одну за другой занозы, я шарил в поисках старого асфальта. Иначе я могу не выйти отсюда - это врезалось в  мозг весьма недвусмысленно. Найти дорожку или потеряться навсегда. Насовсем. Может, за мной и пошлют поисковый отряд, но к тому времени сердечная недостаточность в терминальной стадии сыграет свою дженгу и…

Не думать, не думать. Искать асфальт.

Я был беспомощен. Слеп, с зудящей кожей, с расцарапанными руками, только ботинки не подвели - изредка я касался их пальцами, чтобы не удариться в панику. Рюкзак за спиной постукивал содержимым, лицо горело от тумана. Хотелось пить, но я не стал - вдруг эта сраная туманная стекловата пробьется внутрь меня… Хрен знает, как оно работает. Я был беспомощен. И бесполезен.

Конечно, если бы надо было кого-то спасать, я бы встал в полный рост и произнес вдохновляющую речь. Но сейчас я один. Сам по себе. Какие навыки по выживанию в кризисе у меня есть? Да и по психологии, если уж на то пошло. Чего только стоит безумная выходка перед Андреем… треска… грузди… сланцы…

“Бесполезный, - говорил директор фирмы. Генка, мы вместе учились. - Но положено иметь. Пусть сидит”.

Помню это, они тогда спорили, а я нечаянно подслушал. Бесполезный, да. За полтора года ко мне на консультацию пришли дважды. В первый раз Гульнара из бухгалтерии. Что там скажешь - верный совет против домашнего насилия только один. Но на следующий сеанс она не пришла - уволили. Во второй раз - Кирилл из программистов. Ему очень нравилась девушка из отдела логистики, но он не знал, как с ней заговорить. Его тоже уволили - политика фирмы: только психически здоровые сотрудники.

Накатила злость. Обида. Даже ненависть. В моем кармане была куколка Андрея. Безликая марионетка. Пальцы вцепились в нее настолько сильно, что волокна прорезали кожу, и кровь просочилась на поделку.

• Тварь ты, Генка! - заорал я в голос. - Моральный урод, да еще и других душишь! - я захлебнулся в крике, упав на тропу, а туман скрывал мою истерику плотнее, чем покрывало священника. - Ты хоть знаешь, скольким я помог?! Я на горячей линии десятки людей отговорил от… - ударил зудящим кулаком по земле. - Ты, сволочь…

Истерика вылилась во всю мощь: я бил кулаками в мягкую траву. Сердце, кажется, готово было взорваться, но это было неважно. Горечь, глубоко засевшая, гораздо глубже заноз, выплескивалась из меня сплошным потоком ярости. Ненависть к себе за полтора потерянных года, из-за слов главной про мою профессию, про неспособность помочь Андрею. Все слилось в отчаянье.

Вспомнился парень, который стоял на краю моста. Девочка, которая шла вдоль рельс. Мать, которая хотела оставить ребенка в мусорном контейнере…

Десятки жизней, рассказанных мне через телефонную трубку, которые я смог… И вспомнились трое, которых не смог. Но пытался. Я помню вас. Всегда.

В безумном ритме зашлось сердце, я упал на землю и замолчал. Оно, пропустив два удара, пошло размеренно. И я, наконец, смог задышать.

Травинки почти щекотали нос. Пахло теплой землей. Прикрыл глаза. “Идите на хрен, - пробилась усталая мысль. - Я буду помогать. Пока могу. Пока дышу. Идите. На хрен”.

Может, прошло пару минут, а может, часов. Туман рассеялся. Дорожка обнаружилась слева от меня и я, размяв конечности, продолжил путь. Казалось, что черные, далекие ели стали несколько дружелюбнее и не так сильно пугали. В душе было как-то легче, что ли, и ноги быстро прошагали пару километров, пока окончательно не стемнело.

Разводить костер было запрещено, поэтому пришлось довольствоваться одеялом и пенкой. Поужинав вяленым мясом, я лег и посмотрел в небо. Оно тоже было черным, с редкими колючими блестками звезд, которые прошивали тьму насквозь, но почти не давали света. Полнотелая луна, казалось, качала боками. Хотя, это моя грудная клетка бухает, но сейчас это даже успокаивало. Да и пусть бы…

Утро было морозным и хватало за уши и лицо, раздраженные от тумана. Обтеревшись росой я перекусил и двинулся дальше. Под ноги выплыла мшистая полянка с нежно-голубыми цветами. Они одновременно напоминали и простодушный лотос, и фиалку. А пахли как ваниль, смешанная с полынью. Мне очень понравился этот запах, даже остановился, чтобы сорвать один из цветков. Вдохнул аромат нежных лепестков, голова немного закружилась. Я присел на полянке, глядя на такой простой и нежный бутон в своих руках. Усмехнулся.

Так просто. Так лаконично. Мир немного пошатнулся и выбросил меня в воспоминание, которое я не хотел воскрешать.

• Гоша, почему? - смотрит. Смотрит своими почти фиалковыми глазами прямо в душу.

• Не знаю, - хочу закричать, что придурок, что дебил, что был мертвецки пьян. - Я виноват, если прогонишь меня - я пойму.

• Поймешь? - обида, ядовитая. - Спасибо, что окажешь такую честь!

Разворачивается, уходит. Хочу закричать вслед, но не могу. Хочу умолять, хочу просить, но застываю.

Это моя вина. Я ублюдок, который не может себя контролировать. Я урод, которого бухим застали в туалете с одноклассницей на этой вшивой встрече выпускников. Эта… была моей первой любовью. Но ненастоящей, я знаю это теперь, даже с трудом помню ее… Не важно, что ничего не было. Но могло бы быть. Моя вина. Я предал самые дорогие мне голубые глаза. Те самые, настоящие. Почти фиалковые.

Этот приторный луг, полный нежных цветов, запах которых застревает в горле. Он омерзителен. Меня стошнило вяленым мясом. Потом снова, и снова. И опять я полз на четвереньках, падая время от времени. Призраки прошлого заставляли меня раз за разом проживать мое предательство. Я полз, давя эти прекрасные, слащавые цветки, блевал на них, возвращаясь в тот день, и все начиналось по кругу. Куртка, штаны, все было перемазано желчью и завтраком. Глаза жгло, я старался не дышать, но как только делал вдох - новая порция цветочного аромата заставляла сотрясаться все тело в рвотных позывах.

• Я виноват, - прохрипели растрескавшиеся губы, рука сжимала все ту же куколку, до боли. До крови, до ужаса.
- Я человек. Не прощай меня. Живи… - меня снова вывернуло. - Счастливо!

Я дополз до края поляны и упал на хвойную подстилку. Сознание отключилось.

Стемнело. Кое-как удалось вытащить пенку и завернуться в одеяло. Знобило, хотелось есть, но на проклятое мясо смотреть не хотелось. И снова один на один со звездами. Сегодня они просвечивали через комковатые облака. Вода почти закончилась, как и мысли. Где-то вдалеке завыли волки, а я тупо смотрел на еловую лапу перед лицом. Волки, так волки. Попробую уснуть.

• Гребаная ты белка! - Ворох иголок и брызги росы ссыпались с ели аккурат за ворот. - Чтоб тебе… орех потерять!

Вот он я, суровый и беспощадный. Гроза грызунов, не меньше. Потихоньку приходя в себя от пробуждения и вчерашнего… перфоманса, удалось позавтракать. Но с водой что-то надо решать.

Согласно карте нужно двигаться на север. Однако дорожка, выведшая меня к развилке, такой вариант не предлагала: на восток, на запад - да. А на север - нет. Но на карте дорожка была. А в реальности - нет. И что делать?

• Вот и поди пойми эту ведьму, - помимо воли прорвалась горькая усмешка. - Надеюсь, что ниитовое дерево того стоит.

И ломанулся в чащу. На север.

Хорошо, что по пути попался ключ - это несомненно радовало. Нечто внутри меня подсказывало, что пить ледяную воду очень не полезно, но что поделать - маленькими глоточками, потихонечку. Однако скорое чувство ангины приземлилось на периферии сознания, делая памятку о себе. Видимо, когда вернусь, слягу. Если вернусь.

Мешавший идти бурелом настырно цеплял одежду. Узнать в этих зарослях культурные растения просто невозможно - переплетения непонятно чего с неизвестно чем. И все это колючее. Едва ли удалось преодолеть хотя бы полкилометра, как я выдохся и сел прямо в фиолетовый мох. Какого хрена он фиолетовый, да еще и черным соком течет на сломах… Да по фиг. Главное - не терять направление. Еще где-то через часа два, а может, четыре, острые ветки сменились лианами, через которые не нужно продираться, а можно просто отодвинуть. Но радость быстро закончилась, когда зачавкало под ногами.

• Да гребаный лес, - заорал я во весь голос. - Чем ты еще хочешь меня убить?!

Верхушки елей не ответили, только слегка зашумели веточками, а моя ступня провалилась в трясину. В попытках выбраться я увяз по колено. Было мокро, холодно. Черно-коричневая жижа чавкала тиной, втягивая меня еще глубже. Хватит сопротивляться, я же давно к этому шел. Было ли страшно? Нет, было… закономерно. А чего я ждал, когда поперся за Порог?! Что какая-то фея-крестная вылечит мою недостаточность? Что эта ведьма меня исцелит, если я дойду до надписи “ФИНИШ”?!

Тухловато пахло - застойной водой, гнилыми водорослями и чем-то еще. Таким тухло-приторным. Я погружался в трухлявую массу болот. Если бы какой-то коллега спросил меня по поводу самочувствия, то я бы ответил: “ Все нормально. Все как и должно быть”. Это логичный конец. Вспомнились родители - они, конечно же, ждут меня там, по ту сторону. Рассмеялся, как умалишенный. Все это было интересно. Хорошо, что я умру так. Не в больнице - никто не будет трясти мою руку, пытаясь оживить. Нет дефибрилляторов и прочего. Благодать: тихо, глухо, мирно.

Бурая жижа чавкнула, добравшись до моей груди. Так надо, так правильно. Еще десять сантиметров вниз. Им будет проще жить без меня. Еще десять сантиметров.

Я не заметил, как стемнело, и над головой пронеслась падающая звезда. Черт, я даже желание загадать не успел. Не успел. А что мне загадывать?

Болотная жижа подступала к горлу. Не успел… что?!

• Да все! - заорал я из последних сил.

Руки уже оплела ряска и водоросли, но я все равно рванулся. Трясина стала активнее меня всасывать, но я уже ухватился за корень ивы и изо всех сил…

• Ненавижу! Не убьешь! Иди на хрен! - я орал, сам не зная почему. Руки все цеплялись за корни, подтягивая сильно исхудавшее тело.

Зубы стучали, в голове пронеслось, что их тоже неплохо было бы выправить - брекеты сейчас в моде. Смешно не было, но ухмыляться было нечему. Костер разводить нельзя. Да вашу ж медь, как согреться-то?!

А на фиг. Пусть меня осудят по лесным законам, справлюсь. Я наломал сосновых веток и чиркнул зажигалкой, которую милая, заботливая, воинственная Света запихала в герметичный пакет и молча сунула в мой рюкзак. Спустя какое-то время захотелось есть, но весь сухпай был промочен болотной жижей - пришлось сушить. Неважно, сколько его еще останется, главное - сейчас поесть нормально. Поедая полусырые полоски мяса и прогрев одежду, меня начало клонить в сон. И он был прекрасен. Легкий, нежный. Светлый, как в детстве. Мама готовила расстегай, и смеялась над дурацкими папиными шутками. Отец клеил модель корабля и отдавал мне команды: придерживать мачту, промазать клеем борт. А за окном было такое теплое солнце. И жизнь впереди.

Я проснулся от хруста. Где-то неподалеку сломалась ветка. А потом завыли волки. Страшно - да, люто страшно.  Костра уже как ни бывало - одни угли, но я забросал их мокрыми ветками. Скоро рассвет. Вой послышался ближе. Сверившись с картой, я пошел. Что было важно? Что я чувствовал? Какие вопросы бы задал сейчас гештальт-терапевт перед этим решением? На хрен это все. Я должен идти. Проваливаясь в грязь, прыгая с кочки на кочку, я чувствовал загривком вой хищников - они идут за мной. В качестве мяса или как за нарушителем правил леса - мне по боку. Надо идти.

Тонул, вытаскивал себя за корни, ветки, мох… Неважно. Наглотался тины, болотной жижи. Неважно. Тошнило. Рвало. Надо идти. Больно? Нет. Это не боль. Это расплата. Это не оправдание. Надо идти.

Вой слышался все ближе, а солнце все не поднималось. Болото кончилось и начался густой лес. Я закрывал лицо, чтобы низкие сухие ветки елей не поцарапали лицо, но это слабо помогало. Вперед, нужно идти вперед. Рвало болотной водой. Я уже почти сбросил рюкзак в очередной раз, но нет. Там мои “сердечки”, сделанные потом и кровью. Нет. Не брошу.

Продолжил путь. Куда? К дереву. К ниитовому, блин, дереву. Зачем, что я пытаюсь доказать? Наверняка, я сбился с пути. Рык из-за кустов. Неужели эти звери меня разорвут?! Я сел и попытался прочистить голову, не вышло.  Сухая ветка и зажигалка могут послужить оружием. Вокруг меня показались волчьи морды. Радиус примерно десять метров.

• Пошли на хрен, твари! Aut Caesar, aut nihil!!! - я размахивал горящей веткой, отступая к краю небольшой проплешины: там было широкое дерево: у него можно держать оборону и на него можно залезть. - Прочь!!!

“Это бесполезно, - очнулся червячок. - Они нас разорвут. Давай хоть поедим напоследок”. Поедим?! Рука нащупала вяленое мясо в рюкзаке. Но из-за стволов деревьев показались треугольные морды волков. Я попятился и оперся о твердый ствол дерева. Руками попробовал ощупать его пределы, но не смог. Все, это последний рубеж.

Вожак взрыкнул и вышел вперед. Битва один на один? “Честь на честь? - хохотнул червячок. - Это любопытно”.

• Да иди ты на хрен! - заорал я на вожака. Он коротко рявкнул и бросился на меня.

Я инстинктивно подставил правую руку и заорал от боли, когда зубы хищника прокусили ее. Мы опрокинулись на землю. Захлебываясь в крике, я бил по голове волка, который все сильнее вгрызался в руку и драл задними лапами мои ноги. В голове металось: “Ненавижу! Сдохни! Я должен жить!”. Потом все исчезло.

• Кто здесь? - я плавал посреди белого ничего. Пространства, незаполненного ничем. Пусто. Совсем пусто.

• Ты здесь, дубина. - отозвался насмешливый голос.

• Я умираю, - отстраненно отметило мое сознание.

• Все умирают, - отозвался голос.

• Не хочу сейчас, - отстраненно отметил я. - Я надо еще пожить.

• Так поживи, - как будто пожал плечами голос.

• Но меня убивают. Что делать?

• Что делать-что делать! Дупло заделать! - Заорал очень знакомый голос. - На хрена ты с собой рюкзак тащишь, дебилушко!!!

Я проснулся и с силой запихал ему в пасть соломенную куколку, а когда он задохал - рванул к дереву. Волк тряс головой, а я ощупывал кору и, наконец, нашел! Благо рюкзак был рядом, но трясущимися руками я стал запихивать в него смоляные сердечки. Стая подняла вой, вожак зарычал и снова кинулся в мою сторону. Но как только последнее сердечко оказалось в дупле, рассвело. Волк, не допрыгнув до меня, заскулил и и попятился. Стая исчезла в кустах.

• Я буду жить! - захрипел я и потерял сознание.

Отключился я ненадолго, но надо было что-то делать, чтобы идти обратно. Обработал раны, набрал воды. Хотел поискать то самое дупло, но не нашел. Хотя это и не важно. Полноценно идти  не мог - пришлось сооружать костыль. Он же и послужил посохом через болота.

Гребаная поляна с недофиалками. Я вышел на нее в тот же день, хотя и хромал. Но на этот раз запах был тусклым: с горечью и немного сладостью. Правая рука саднила и зудела. Это огорчает. Я промыл раны в ручье и стало легче. Надо запомнить: обработка ран - нужный навык, не стоит относиться к нему на отвали.

В целом, было гораздо проще. Путь до санатория я проделал достаточно легко и не останавливаясь. А может, у кого-то и было так?!...

Никто не встречал меня у черты, кроме старшей.

• Ну и приперся. Полудохлый опять. Как же ты надоел, - она принялась проверять то, как я перевязал свои раны. Вроде, осталась довольна. - А теперь антибиотиков, да? Ну конечно, ты же не озаботился заранее этим вопросом. Получил травмы, как сам понимаешь свою реакцию?

Олежа и и Костик хмыкнули. Считаю это подставой - ну фиг ли не предупредили?

• Я паниковал. Не был отстраненным. Когда промывал - было больно. Повязку накладывал - тоже.

Главная не ответила. Она была в белом халате, но без авоськи на голове - так я понял, что она была готова меня реанимировать или дрючить. Разница в полшага. Но хорошо, что не второй вариант.

Мне дали примерно сутки, чтобы прийти в себя. Андрей уехал сразу после возвращения Вани, это огорчало и одновременно радовало. А еще я все не мог понять: почему сейчас дышится гораздо легче. Перед отбытием попрощался с ребятами: мне будет не хватать всего этого. Полуразрушенного корпуса, вкусной вениной еды, судейства на футболе, переругивания со стражами, резкой Светы. Неужели все? Излечился?

Утром за Порог вошел парень с ДЦП. Что за испытание ему выпадет? Поможет ли это ему? Только началось интересное, а уже надо уходить…

• Геогрий Маслов, - Света, нахлобучив на себя хладнокровно-железную маску, торжественно объявила. - Пройдите в лабораторию.

А это значит, что меня теперь сопровождать не надо. И еще, что главная меня размотает за непрофессиональность. То, что эта ведьма в курсе не просто за психотерапию, но и за прочие аспекты медицины, сомнений не вызывало.

Я сел на излишне мягкий стул, отсалютовал мухоморам в колпаке. Я подошел к неэргономичным полкам. Они были неудобными, неправильными: невозможно что-то взять машинально и… Стоп.

• А, бракодел явился, - главная неуловимым движением зарядила чайник. На это раз фартук был измазал лиловым. - Ну?

• Готов предоставить отчет, если потребуется, - глаза мои б ее не видели.

• Да и не смотри! - ведьма откинулась на стуле. - Ты, конечно, индивид бесполезный, но с перспективами.

• Не понял.

• Несомненные косяки есть в твоих действиях. И куча, - она повторила ритуал первого знакомства с мензурками и чаем. - Но ты учишься. Поэтому я хочу предложить тебе такой вариант: приходи к нам через пять лет.

• Не понял…

• Потому что что ты дятел! - Рявкнула старшая. - Но не безнадежный. Сейчас ты сваливаешь отсюда. Живешь, тратишь время, влюбляешься, теряешь смысл жизни… Короче. Через пять лет ты возвращаешься на эту остановку. Ровно в тот день, когда повстречал Пантелеича. Это если захочешь, - тут же поправилась она. - А если все шикарно, то не надо - живи в удовольствие.

• Почему?

• Георгий Маслов, - она ткнула мензурку мне в руки. - Ты умеешь слушать и понимать людей. Живи долго, заноза.

Она встала, вытерла руки о передник и протянула визитку: АО “Черный лес”.

• Гоша, ты избранный! - и закатила глаза.

Я чертыхнулся и пролил чай на штаны.

• А если по-человечески? - хватит. Не нужно.

• Как скажешь, - ведьма посерьезнела. - Тебе надо залатать пробелы. Их много, но через пять лет ты поймешь, о чем я. И придешь на остановку. Но если нет - не страшно. Живи, Георгий Маслов. И кстати, - она улыбнулась. - Меня зовут Виринея.

Не помню, как я вернулся домой. Что еще более неприятно, мое отсутствие заметили три пациента, которых я взял в обход основной работы. В фирме меня не искали. Понимание, что нужно общаться с теми же людьми, которые считают меня балластом, дало свои результаты: уволился. Теперь мое место - в бригаде МЧС. Мое место. Без синдрома спасателя. Без паразитных мыслей: могу помочь - помогаю. Не могу - отправляю тем кто может.

Да, пришлось пройти медкомиссию, которая… не выявила проблем с сердцем. Счастье? Да, я идеалист, максималист, как угодно. Я счастлив только от того, что люди рядом живы и здоровы.

Я пытался связаться с Андреем - мы обменялись контактами. Но он меня не вспомнил. И действительно: гениальный пианист, откуда ему знать простого психотерапевта.

Год спустя я вернулся на остановку. Попробовал дойти до санатория, то не смог: то выходил к какому-то поселку, то к дому Серафимы, то к остановке. Хотя проходил до санатория без проблем, когда с Андреем мы возвращались с покупками.

Визитка АО ”Черный лес” давала надежду. Что года через четыре, я смогу поблагодарить Виринею. Но сейчас нужно спасать. Aut Caesar, aut nihil!!!