Тот, кто разделит их жизнь на до и после
Заметка из ФБ Jeny Bern
Мне было 20 лет , когда я оказалась за дверью ,что бы постучать в нее и вместе с офицерами принести в дом страшную весть.Прошло более 20 лет и я со слезами на глазах вспоминаю в этот грустный день. В прошлом году газета ВЕСТИ публиковала мою личную историю. Я не могу ее найти, а поделюсь с вами тем, что сама написала.
Моя служба проходила в военном штабе. Наш штаб был связующим звеном между армией и гражданкой, между солдатами и их родителями.
В нашу обязанность входило самое ужасное - сообщить страшную новость семье, если солдата погибал или был ранен. Наш штаб должен был собрать команду офицеров для донесения новости в семью. Мы, солдаты, не сообщали об этом. Мы принимали сообщение о случившемся, собирали всех тех, кто должен был донести эту ужасную новость.
Это были офицеры, врач, психолог. Все они проходили спец. подготовку, так как задание было довольно сложное психологически. На мою долю выпало именно такое задание без какой-либо подготовки и вообще малейшего представления, как это делать.
Помню, как сейчас. Утро. Суббота. Выходной. Можно никуда не спешить. Вставали в субботу, когда хотели, пили кофе, завтракали, ходили по штабу даже не в форме - в свободной одежде, как правило, садились на стол, особо не было больше, где сидеть, пили кофе, болтали ногами и говорили ни о чем. Звонок телефона нарушил наше утро. Что-то очень тревожное было в этом звонке. Я и моя напарница переглянулись друг с другом, понимая, что это именно тот звонок, ради которого мы здесь.
Я ответила по телефону.
- Примите сообщение о раненном.
Как бы ты не понимал, что ты здесь для того, чтобы получать именно эти сообщения, каждый раз ты чувствуешь, как твое тело немеет от услышанного.
Я стала записывать имя солдата, его данные, его адрес.
- Игорь Кульчитский, - прозвучало.
- О, господи, русский, - произнесла я про себя. Это был первый русский солдат за мою службу.
В течение двенадцати минут мы собрали команду для сообщения. Такси подъехало к штабу. Все были готовы. Офицер (майор) стал просматривать данные солдата и посмотрел на меня.
- Одевайся в форму. Собирайся, у меня есть подозрение, что его родители не знают иврита.
- Я… я не могу.., - пыталась я что-то ответить.
- Давай-давай...
Я понимала, что он прав, что вряд ли его родители владеют достаточно языком, чтобы понять, что произошло.
Я молча пошла одеваться. Моя напарница побежала за мной. Она подошла ко мне и спросила:
- Ты в порядке? Ты думаешь: ты сможешь?
- Я не знаю, - ответила я.
Мы сели в такси и стали направляться к дому. По уставу были спец.такси, которые приезжали в такие моменты. На военных машинах запрещалось ехать.
Офицер в машине стал давать мне указания, как вести себя:
- Главное, ничего не говори, пока я не дам тебе разрешение говорить. Чтобы не спрашивали, ты молчишь.
Мы подъехали к дому. Важно чтобы не было никакой ошибки в адресе. Это было очень важно.
Утро, суббота. Во дворе тишина. Даже некого спросить и уточнить: мы точно в указанном доме?
Убедившись, что мы не ошиблись, мы все стали выходить из машины. Соседи через окна увидев четверых военных в форме с утра, стали в ужасе вылетать из квартир.
Они-то точно знали, что означает такси с военными у дома: они везут сообщение о смерти. Им не открывают двери, их не пускают в дом. Их прогоняют и проклинают . Сейчас эти люди в форме разделят их жизнь. На до и после.
Пока мы подошли к подъезду, соседи выстроились в проходе.
- К кому вы идете? - со скорбью спрашивали они.
- Кто? Скажите кто?
Никто не отвечал. Я чувствовала жуткое волнение.
Мы поднялись на второй этаж, позвонили в дверь. Родители Игоря жили всего года два в Израиле и они не знали, что говорят четверо военных в дверях.
Отец Игоря открыл дверь. На лице у него была широкая улыбка. Было видно, что он рад нам. У меня все сжалось внутри.
- Он ничего не подозревает, - сказала я себе.
- Он даже не понимает намека, для чего мы здесь. Черт..!!!! побрал бы все ...это!
Увидев меня, он сразу распознал, что я русская, ему стало даже легче.
- Здравствуйте, - сказал он мне отдельно.
- Вы, наверное, командиры Игоря? - стал он меня спрашивать. Я молчала..! Как было тяжело молчать, но я молчала...
- Вы пришли с нами познакомиться? – допытывался отец Игоря.
Я только чувствовала, что мне все тяжелее и тяжелее становится молчать.
Отец не понимал, что случилось. Офицер стал говорить и спрашивать, кто есть еще в доме. В одном был точно прав офицер, что правильно предположил, что они не знают языка. Приходилось говорить и переводить мне.
Я спросила: «Или еще есть кто-то в доме?». Отец ответил, что есть еще бабушка.
Я попросила всех собраться в салоне. Вышла в зал старушка. Ее усадили в кресло. Я видела, что ее руки трясутся от волнения. Когда все сидели в зале, наступил момент, и офицер произнес: « Ваш сын ранен, он жив и сейчас на операционном столе. Он тяжело ранен, в критическом состоянии, и мы должны ехать с вами в больницу.
Отец молчал. Что с ним? Бабушка, не понимая, что говорят, почувствовала беду.
- Что случилось? Что случилось? - спрашивала она. У меня было подозрение, что они не понимают того, что им сказали.
Офицер понял, что все что он сказал, никто не понял. И тогда он сказал: «Женя, говори».
Я перевела то, что сказано было до этого...
Офицер увидел, что матери нет дома.
- А где мама Игоря? - спросил офицер.
- Она на работе… сегодня.
Офицер сказал, что сейчас мы берем отца и едем вместе к матери на работу.
Двое остались с бабушкой, а мы поехали к матери.
Выходя из подъезда, мы увидели, что вся толпа стояла так же, никто не расходился.
Нас точно так же провожали, как и встречали, только теперь они выражали соболезнование отцу.
Рядом с нашим штабом был было конструкторское бюро, этажом ниже. Каждое утро я проходила мимо него и здоровалась с женщиной, которая выходила покурить.
А сейчас я должна сообщить ей о сыне... вот так... просто - ирония судьбы.
Мы поднялись наверх. Позвонили в дверь. Дверь открыл главный архитектор.
Увидев нас (он то хорошо понимал и знал кто мы, т.к. знал нас лично и знал, чем занимается наш штаб), у него был ужас и страх в глазах.
Это уже были не глаза отца Игоря, которые выражали приветствие. Здесь был страх!
- Что случилось? - еле выдавил он из себя.
Это было понятно ему, что что-то случилось.
- Где Нина? - спросил офицер.
- Нина здесь, - ответил он, и мы вошли.
Нина тоже ничего не понимала, тем более, она видела нас каждый день и просто не удивилась, увидев нас. Только, когда увидела мужа, поняла: что-то неладное.
Офицер пытался произнести, что хотел сказать, но в этом состоянии не было ни малейшего шанса, что она поймет. С ней надо было только говорить на родном языке.
Мать стала рыдать. Она стала у меня допытываться, в каком он состоянии. Ей было плохо. Я стала ее успокаивать, что он жив.
Нина рыдала навзрыд. Сейчас уже и отец рыдал. Я чувствовала, что я хочу вырваться и рыдать вместе с ними. Я выбежала из комнаты. Все успокаивали мать. Я нашла угол и спустилась на пол. Я хотела рыдать... и больше никогда не сообщать то, что я сообщала.
