Печальная история, написанная моим другом и основанная на реальных событиях.Пожалуйста, в горячее!
Зачем в горячее? Она узнает эту историю, потому как тоже пикабушница, и возможно, в ней что-нибудь шелохнётся. Всем спасибо за плюсы!
Утро. Джим прогуливался по городскому парку. Роса бриллиантами блестела в траве, оркестром щебетали птицы. Солнце, зевая, показывалось из-за деревьев.
Джим полной грудью вдохнул утренний воздух, но, видимо решив, что вкус его недостаточно полон, достал сигарету и закурил, думая о своём.
-Джим!
От неожиданности он захлебнулся сизым дымом и закашлялся. Откуда она здесь? Кажется, крик доносился из-за кустов.
-Джим!
Он неспешно затянулся снова и бросил сигарету, после чего безжалостно задавил носком старого кеда.
-Джим!
-Я здесь, дорогая.
Как всегда, она была в зелёном пальто, как всегда её длинные прямые русые волосы были размётаны по спине.
Она бросилась ему на шею. Как всегда. Из раза в раз, когда он покидал её надолго, а она его всё равно находила. И каждый раз она непременно оказывалась у него на шее наряду с элегантной серебряной цепочкой и шарфом. Он позволил себе вдохнуть запах её волос.
-Я скучала, Джим.
-Я тоже.
Он убеждал себя в том, что лжёт ей, говоря "я тоже". Человек способен обманывать других, но сделать это с собой, обмануть себя, очень трудно. Так что, выходит, он говорил это искренне.
-Ты снова не попрощался!-её носик мило поморщился, она нахмурилась.-Ты всегда так делаешь!
-Прости.
Его извинения абсолютно ничего не значили. Она даже не обижалась, так что прощать было абсолютно не за что.
-Ты снова курил? Ты же обещал бросить, Джим!
Ответом ей была лишь виноватая улыбка. Он слишком много ей обещал в последнее время. Он делал это постоянно. И если бы он исполнил хотя бы малую толику, она бы стала самой счастливой девушкой на свете.
-Пригласишь на чай?-хитрый взгляд и полуулыбка, которые его так привлекали в ней.
-У меня есть выбор?
Она надула и без того пухлые губки, в которые он был тайно влюблён. Тайно даже от самого себя.
-Ты можешь оставить меня на улице, и снова скрыться. Как ты уже делал.
Он не хотел оставлять её на улице, чисто по-человечески это было бы свинством с его стороны. И скрываться - не было его целью. Просто он не думал, что его персона так уж важна для неё.
-Нет, я приглашу тебя на чай.
Он боялся. Он боялся, что эта чашка чая перерастёт во что-то большее. Она была младше него, но была лучше готова к этим самым последствиям.
-Хорошо.
Она заглянула в его серо-голубые глаза. Ничего, кроме грусти, там не было. Он крепко о чём-то задумался, пока показывал ей дорогу домой. Она решила, что он думает о чём-то важном и решает проблемы мирового масштаба, а он думал о их будущем.
-Красивый дом. Только вот занавески тяжеловаты, тебе не кажется?
Она вырвала его из размышлений.
-Что? Это не мой.
-Так почему же мы остановились?
-Прости, задумался.
Они двинулись дальше, однако его дом оказался буквально в двух шагах от того, с занавесками.
-Вот тут я и живу.
Он не хотел показывать, где живёт, он хотел оградиться от неё, для её же блага. Но она снова его нашла.
-Милый домишко.
-Чем богаты, тем и рады.
Он сперва рассердился на неё, ведь её голосе прозвучало снисхождение. Но он не мог на неё обижаться. Он вообще не умел обижаться. Первоначальная злость тут же развеялась.
Они вошли, он помог ей с пальто, после чего проводил на кухню.
-Что, даже сесть не предложишь?
Его обуревали мысли. Так было всегда, когда она была рядом. Он безостановочно думал, думал о будущем, думал о ней, думал о том, как она впишется в его будущее. Сперва он казался ей нелюдимым, но потом она выяснила, в чём дело, и стала относиться к этому терпимее.
-Джимми!
-Да-да, конечно, присаживайся.
Он торопливо пододвинул табуретку, и помог ей сесть. Затем, на автопилоте, поставил чайник, и сел напротив неё. Немного помявшись, он всё таки собрался, и украдкой глянул в её светло-карие глаза. Несмотря на дикий самоконтроль, он почти влюбился. Почти.
-Что ты смотришь на меня?
Она звонко засмеялась и он увидел её ровные прямые зубы. В её смех он тоже был влюблён, но в этом не боялся признаться и себе.
-Прекрати это делать!
Она заметно смутилась, но от этого начала выглядеть ещё
более мило.
Чайник засвистел, и он наконец отвлекся от созерцания и собственных мыслей.
-У меня только с чебрецом.
-Да, я помню, ты не пьёшь другой.
Какая разница, ну вот какая ей разница, какой чай он пьёт? Никому нет дела, какой чай пьют их неблизкие знакомые, коими они друг другу и являлись. Или нет?
Он протянул ей чашку, и сделал большой глоток из своей.
-Не могу привыкнуть ко вкусу.
А он не мог привыкнуть к ней. К её прекрасному внешнему виду, невысокому росту, звонкому голосу, скромной улыбке. Ей, в свою очередь, было наплевать, она хотела быть его привычкой, такой же, как его пресловутое курение. Он просто не мог себе позволить привыкнуть ещё к чему-то. Уже привыкал, хватит.
-Споёшь мне?
Её не нужно было уговаривать, она прекрасно пела и знала об этом. Она едва заметно кивнула, поставила чай на стол, и запела. С первых нот он смог окончательно отряхнуться от своих мыслей. Он не раз слышал, как поют девушки, видел, как они завоёвывают высокие награды. Но в душу запала только она, только её высокий голос, и неповторимые черты ёлица, в момент пения. Она набирала полную грудь воздуха и брала ноты, от которых у него шли по спине мурашки. С тех пор, как он услышал её вживую, больше никого не признавал. Другие казались ему неискренними, фальшивими, вульгарными. Она допела. От тишины он взрогнул и вновь позволил себе взглянуть в её глаза. Они выжидающе смотрели на него.
-Божественно!
-Сегодня ты щедр.
Впервые он так ярко оценил её пение. Однако, его слова были пустым звуком по сравнению с бурей чувств, громивших его изнутри. Даже своими стихами он бы не смог описать этот шторм. Он улыбнулся и закашлялся.
-Я же говорила, бросай курить.
-Я брошу, непременно.
-Ты только говоришь.
Она его чувствовала. Он не подавал виду, отчего она решила, что ошибалась. Но она была права, чуть ли не с самого знакомства была права. Во всем.
Чай кончался, как, кажется, и встреча. Она не собиралась уходить, а он не знал, что с ней будет делать.
-Твоя комната - третья по коридору.
-Хорошо.
Она смиренно принимала его решения, просто потому что желала быть с ним, а он вытворял глупости. Как, например, в этот раз.
Она приняла тёплую ванну (которая была в его доме просто так - он признавал только душ), вышла, и отправилась в свою комнату, закуталась в одеяло, и, что-то напевая, уснула.
Проснулась она в пустом доме. Нарядно одевшись, она вышла к завтраку, но кухня была пуста. Она обошла весь дом, с ним творилось тоже самое. Она даже не плакала, она привыкла.
Он ушёл.
Вернулся?
Он прошёлся по высокому поребрику: детская привычка никак не хотела покидать его. Едва не свалившись, он смог обрести равновесие, и, когда его импровизированный канат кончился, он залихватски спрыгнул с него.
Летняя природа совсем не радовала. Он не мог вспомнить: так было всегда, или только последнее лето не задалось? Он почти перестал писать стихи, и даже немного потолстел. Быть может, возраст, а может безмерные трапезы...
Васильковое небо, бодрое солнце, слишком бодрое для тех, кто не любит жары. Его слегка подзагорелая кожа не боялась ожога, но светило знатно грело; если не сказать - нестерпимо. Деревья, словно отмахиваясь от невидимых мух, мотались из стороны в сторону - день выдался ветреный, и только благодаря этому асфальт улиц переставал быть сковородкой, отчего улицы перестали быть такими же безлюдными, как накануне.
Небольшое облачко заслонило солнце, и он смог взглянуть на небо не щурясь. Небо глянуло в ответ, и, никак больше не прореагировав, продолжило своё существование.
Он шёл к тому самому дому, где в последний раз виделся с ней. Никуда он не делся, просто ушёл в одно промозглое весеннее утро, и вернулся вечером того же дня. А её уже не было. Уже три месяца не было.
Не то, чтоб ему чего-то не хватало. Всё было, как прежде. Встречи с друзьями, работа, прогулки в парке по утрам.
-Джим!
Только её звонкий голос в ушах, как в то утро. Он многое пересмотрел в своей жизни. В тот день он решил, что все таки готов, что он готов ко всем последствиям чаепития. Он понял, что она и его будущее - совместимые вещи, понял, что действительно влюблён в этот голос, в эти черты лица, в её невысокий рост.
-Джим!
Её улыбка, смех, и смущённый вид, от которого она казалась такой милой вдруг предательски вставали в его памяти. Он помнил даже её походку, хотя не пытался её запоминать. Он помнил каждую секунду, проведённую с ней. Хуже того, он помнил каждую прожилку в радужной оболочке её глаз. А вот это уже диагноз.
-Джим!
Чайник засвистел, и он отвлёкся от своих мыслей, как тогда, весной. Только вот кухня была пуста. Он заварил чай, на этот раз с мятой (к чебрецу она не могла привыкнуть), и слегка отхлебнул из чашки. Мята успокоила его, и привела в порядок кучу мыслей, валявшихся в его голове.
До него доходили слухи, что она нашла себе мужчину, с которым по-настоящему счастлива, что у них всё идет к свадьбе. Слухи были правдивы, но верить отчаянно не хотелось, в нём ещё тлела надежда, что это не навсегда.
Он написал ей поэму, где признавался во всём. Но потом посчитал свой поступок жестоким, из-за чего кипа бумаги оказалась в огне. Ему говорили, что он поступил верно, что нельзя разбивать пары. Он кивал, соглашаясь, но всё его нутро бурлило и горело. Он знал, что неверно, что стихи должны были дойти до получателя.
-Джим!
Он не думал что в один день перестанет слышать своё имя в разных интонациях: с упрёком, с усмешкой, с печальной грустью в голосе. Он думал, это навечно.
Он привык. Она стала его наркотиком, у него начались ломки. Человек - очень странный наркотик. Когда он рядом - ты можешь не чувствовать кайфа, не осознавать, что у тебя приход. А потом... Приходишь в себя, и чувствуешь, что хочешь ещё. Слезть с человека
Утро. Джим прогуливался по городскому парку. Роса бриллиантами блестела в траве, оркестром щебетали птицы. Солнце, зевая, показывалось из-за деревьев.
Джим полной грудью вдохнул утренний воздух, но, видимо решив, что вкус его недостаточно полон, достал сигарету и закурил, думая о своём.
-Джим!
От неожиданности он захлебнулся сизым дымом и закашлялся. Откуда она здесь? Кажется, крик доносился из-за кустов.
-Джим!
Он неспешно затянулся снова и бросил сигарету, после чего безжалостно задавил носком старого кеда.
-Джим!
-Я здесь, дорогая.
Как всегда, она была в зелёном пальто, как всегда её длинные прямые русые волосы были размётаны по спине.
Она бросилась ему на шею. Как всегда. Из раза в раз, когда он покидал её надолго, а она его всё равно находила. И каждый раз она непременно оказывалась у него на шее наряду с элегантной серебряной цепочкой и шарфом. Он позволил себе вдохнуть запах её волос.
-Я скучала, Джим.
-Я тоже.
Он убеждал себя в том, что лжёт ей, говоря "я тоже". Человек способен обманывать других, но сделать это с собой, обмануть себя, очень трудно. Так что, выходит, он говорил это искренне.
-Ты снова не попрощался!-её носик мило поморщился, она нахмурилась.-Ты всегда так делаешь!
-Прости.
Его извинения абсолютно ничего не значили. Она даже не обижалась, так что прощать было абсолютно не за что.
-Ты снова курил? Ты же обещал бросить, Джим!
Ответом ей была лишь виноватая улыбка. Он слишком много ей обещал в последнее время. Он делал это постоянно. И если бы он исполнил хотя бы малую толику, она бы стала самой счастливой девушкой на свете.
-Пригласишь на чай?-хитрый взгляд и полуулыбка, которые его так привлекали в ней.
-У меня есть выбор?
Она надула и без того пухлые губки, в которые он был тайно влюблён. Тайно даже от самого себя.
-Ты можешь оставить меня на улице, и снова скрыться. Как ты уже делал.
Он не хотел оставлять её на улице, чисто по-человечески это было бы свинством с его стороны. И скрываться - не было его целью. Просто он не думал, что его персона так уж важна для неё.
-Нет, я приглашу тебя на чай.
Он боялся. Он боялся, что эта чашка чая перерастёт во что-то большее. Она была младше него, но была лучше готова к этим самым последствиям.
-Хорошо.
Она заглянула в его серо-голубые глаза. Ничего, кроме грусти, там не было. Он крепко о чём-то задумался, пока показывал ей дорогу домой. Она решила, что он думает о чём-то важном и решает проблемы мирового масштаба, а он думал о их будущем.
-Красивый дом. Только вот занавески тяжеловаты, тебе не кажется?
Она вырвала его из размышлений.
-Что? Это не мой.
-Так почему же мы остановились?
-Прости, задумался.
Они двинулись дальше, однако его дом оказался буквально в двух шагах от того, с занавесками.
-Вот тут я и живу.
Он не хотел показывать, где живёт, он хотел оградиться от неё, для её же блага. Но она снова его нашла.
-Милый домишко.
-Чем богаты, тем и рады.
Он сперва рассердился на неё, ведь её голосе прозвучало снисхождение. Но он не мог на неё обижаться. Он вообще не умел обижаться. Первоначальная злость тут же развеялась.
Они вошли, он помог ей с пальто, после чего проводил на кухню.
-Что, даже сесть не предложишь?
Его обуревали мысли. Так было всегда, когда она была рядом. Он безостановочно думал, думал о будущем, думал о ней, думал о том, как она впишется в его будущее. Сперва он казался ей нелюдимым, но потом она выяснила, в чём дело, и стала относиться к этому терпимее.
-Джимми!
-Да-да, конечно, присаживайся.
Он торопливо пододвинул табуретку, и помог ей сесть. Затем, на автопилоте, поставил чайник, и сел напротив неё. Немного помявшись, он всё таки собрался, и украдкой глянул в её светло-карие глаза. Несмотря на дикий самоконтроль, он почти влюбился. Почти.
-Что ты смотришь на меня?
Она звонко засмеялась и он увидел её ровные прямые зубы. В её смех он тоже был влюблён, но в этом не боялся признаться и себе.
-Прекрати это делать!
Она заметно смутилась, но от этого начала выглядеть ещё
более мило.
Чайник засвистел, и он наконец отвлекся от созерцания и собственных мыслей.
-У меня только с чебрецом.
-Да, я помню, ты не пьёшь другой.
Какая разница, ну вот какая ей разница, какой чай он пьёт? Никому нет дела, какой чай пьют их неблизкие знакомые, коими они друг другу и являлись. Или нет?
Он протянул ей чашку, и сделал большой глоток из своей.
-Не могу привыкнуть ко вкусу.
А он не мог привыкнуть к ней. К её прекрасному внешнему виду, невысокому росту, звонкому голосу, скромной улыбке. Ей, в свою очередь, было наплевать, она хотела быть его привычкой, такой же, как его пресловутое курение. Он просто не мог себе позволить привыкнуть ещё к чему-то. Уже привыкал, хватит.
-Споёшь мне?
Её не нужно было уговаривать, она прекрасно пела и знала об этом. Она едва заметно кивнула, поставила чай на стол, и запела. С первых нот он смог окончательно отряхнуться от своих мыслей. Он не раз слышал, как поют девушки, видел, как они завоёвывают высокие награды. Но в душу запала только она, только её высокий голос, и неповторимые черты ёлица, в момент пения. Она набирала полную грудь воздуха и брала ноты, от которых у него шли по спине мурашки. С тех пор, как он услышал её вживую, больше никого не признавал. Другие казались ему неискренними, фальшивими, вульгарными. Она допела. От тишины он взрогнул и вновь позволил себе взглянуть в её глаза. Они выжидающе смотрели на него.
-Божественно!
-Сегодня ты щедр.
Впервые он так ярко оценил её пение. Однако, его слова были пустым звуком по сравнению с бурей чувств, громивших его изнутри. Даже своими стихами он бы не смог описать этот шторм. Он улыбнулся и закашлялся.
-Я же говорила, бросай курить.
-Я брошу, непременно.
-Ты только говоришь.
Она его чувствовала. Он не подавал виду, отчего она решила, что ошибалась. Но она была права, чуть ли не с самого знакомства была права. Во всем.
Чай кончался, как, кажется, и встреча. Она не собиралась уходить, а он не знал, что с ней будет делать.
-Твоя комната - третья по коридору.
-Хорошо.
Она смиренно принимала его решения, просто потому что желала быть с ним, а он вытворял глупости. Как, например, в этот раз.
Она приняла тёплую ванну (которая была в его доме просто так - он признавал только душ), вышла, и отправилась в свою комнату, закуталась в одеяло, и, что-то напевая, уснула.
Проснулась она в пустом доме. Нарядно одевшись, она вышла к завтраку, но кухня была пуста. Она обошла весь дом, с ним творилось тоже самое. Она даже не плакала, она привыкла.
Он ушёл.
Вернулся?
Он прошёлся по высокому поребрику: детская привычка никак не хотела покидать его. Едва не свалившись, он смог обрести равновесие, и, когда его импровизированный канат кончился, он залихватски спрыгнул с него.
Летняя природа совсем не радовала. Он не мог вспомнить: так было всегда, или только последнее лето не задалось? Он почти перестал писать стихи, и даже немного потолстел. Быть может, возраст, а может безмерные трапезы...
Васильковое небо, бодрое солнце, слишком бодрое для тех, кто не любит жары. Его слегка подзагорелая кожа не боялась ожога, но светило знатно грело; если не сказать - нестерпимо. Деревья, словно отмахиваясь от невидимых мух, мотались из стороны в сторону - день выдался ветреный, и только благодаря этому асфальт улиц переставал быть сковородкой, отчего улицы перестали быть такими же безлюдными, как накануне.
Небольшое облачко заслонило солнце, и он смог взглянуть на небо не щурясь. Небо глянуло в ответ, и, никак больше не прореагировав, продолжило своё существование.
Он шёл к тому самому дому, где в последний раз виделся с ней. Никуда он не делся, просто ушёл в одно промозглое весеннее утро, и вернулся вечером того же дня. А её уже не было. Уже три месяца не было.
Не то, чтоб ему чего-то не хватало. Всё было, как прежде. Встречи с друзьями, работа, прогулки в парке по утрам.
-Джим!
Только её звонкий голос в ушах, как в то утро. Он многое пересмотрел в своей жизни. В тот день он решил, что все таки готов, что он готов ко всем последствиям чаепития. Он понял, что она и его будущее - совместимые вещи, понял, что действительно влюблён в этот голос, в эти черты лица, в её невысокий рост.
-Джим!
Её улыбка, смех, и смущённый вид, от которого она казалась такой милой вдруг предательски вставали в его памяти. Он помнил даже её походку, хотя не пытался её запоминать. Он помнил каждую секунду, проведённую с ней. Хуже того, он помнил каждую прожилку в радужной оболочке её глаз. А вот это уже диагноз.
-Джим!
Чайник засвистел, и он отвлёкся от своих мыслей, как тогда, весной. Только вот кухня была пуста. Он заварил чай, на этот раз с мятой (к чебрецу она не могла привыкнуть), и слегка отхлебнул из чашки. Мята успокоила его, и привела в порядок кучу мыслей, валявшихся в его голове.
До него доходили слухи, что она нашла себе мужчину, с которым по-настоящему счастлива, что у них всё идет к свадьбе. Слухи были правдивы, но верить отчаянно не хотелось, в нём ещё тлела надежда, что это не навсегда.
Он написал ей поэму, где признавался во всём. Но потом посчитал свой поступок жестоким, из-за чего кипа бумаги оказалась в огне. Ему говорили, что он поступил верно, что нельзя разбивать пары. Он кивал, соглашаясь, но всё его нутро бурлило и горело. Он знал, что неверно, что стихи должны были дойти до получателя.
-Джим!
Он не думал что в один день перестанет слышать своё имя в разных интонациях: с упрёком, с усмешкой, с печальной грустью в голосе. Он думал, это навечно.
Он привык. Она стала его наркотиком, у него начались ломки. Человек - очень странный наркотик. Когда он рядом - ты можешь не чувствовать кайфа, не осознавать, что у тебя приход. А потом... Приходишь в себя, и чувствуешь, что хочешь ещё. Слезть с человека