Ответ на пост «1951 - 2007» 1930
В двух шагах
В двух шагах
Рознатовский Д. Н. - преподаватель Медицинского факультета Московских высших женских курсов, ординатор Кафедры факультетской хирургии №1 лечебного факультета РНИМУ им. Пирогова
…«А теперь хочу немного побеседовать о книгах Морозова. Я нисколько не удивлён и не огорчён теми отзывами о его книгах, какие вы сообщаете. Этого всегда нужно было ожидать. Я только думаю, что высказывающие такие взгляды обнаруживают легкомыслие и научную беззаботность или косность. Для примера остановлюсь только на Апокалипсисе. Говорят, что такие попытки его объяснения - не новость, что это уже раньше делалось в Германии. А профессор Преображенский (беру его, как пример «настоящего ученого», напечатавшего о книгах Морозова статью) тоже говорит об «астральных чертах», об «апокалиптических мотивах» и прочем.
Все так говорящие - «Слона-то и не приметили». Дело не в том, что Морозов нашёл в Апокалипсисе астрономические «мотивы», а в том, что он нашёл в нём гороскоп астролога, то есть точную, хотя несколько зашифрованную, астрономическую запись действительно наблюдавшегося в определённый исторический день расположения небесных светил. А это представляет колоссальную важность, так как даёт возможность точно вычислить этот исторический день, а следовательно определить время возникновения книги. Профессор Преображенский наивно думает, что достаточно нафантазировать на астрономическую тему, и вычисление непременно даст какую-нибудь историческую дату. Когда в первый раз вышло «Откровение» Морозова, пулковский астроном Каменский, на основании теории вероятностей, математически вычислил, насколько могло быть случайным совпадением, что Морозов нашёл определённый исторический день (30 сентября 395 года после Рождества Христова). Оказалось, что нужно сделать почти 8 миллионов таких проб, нужно сделать определение времени для 8 миллионов книг, чтобы рисковать только один раз получить «случайное совпадение». Вы видите, какой шанс; практически он равен нулю.
Одно из двух: если дана только астрономическая фантазия, то вычисление никогда не даст никакого определённого дня, подобно тому, как если наборщик случайно захватит несколько горстей типографского шрифта, то он никогда не наберёт им статьи профессора Преображенского. И наоборот: если дана астрономическая комбинация и вычисление её даёт определённый день, это значит, что здесь имеется гороскоп, то есть точная запись наблюдавшейся в определённый день астрономической ситуации. Это нужно твёрдо помнить, а профессорам и учёным стыдно этого не понимать. Своим определением времени возникновения Апокалипсиса Морозов оказал колоссальную услугу исторической науке (и ни в Германии, ни в другом месте до него никто этого не сделал) и дал ей в руки могучее, математически точное орудие проверки исторических документов.
Но он сделал ещё нечто гораздо большее: он показал и доказал, что такие гороскопы, такие точные астрономические записи рассеяны по весьма многим историческим памятником средних и древних веков, в произведениях религиозных, «классических», в египетских иероглифах, в месопотамских клинописях. Морозов до сих пор расшифровал и определил время многих десятков таких астрономических записей. Результат получился неожиданный и поразительный: получилась иная, новая историческая хронология, а, старая… как будто должно пойти на смарку.
Как относиться к этому результату? Многие относятся так, как вы пишете, то есть сочли это за беллетристику и фантазию и на этом успокоились. А можно (и следует) отнестись иначе: нужно задаться вопросом, да точно ли так уж безгрешны и достоверны те исторические первоисточники, на каких построена древняя и средняя история? Нужно поднять вопрос об исторической достоверности всех первоисточников, нужно беспощадно критически их пересмотреть. Это и делает Морозов, и результат получился тоже неожиданный: уже теперь Морозов несомненно доказал, что дело с историческими первоисточниками обстоит далеко неблагополучно… Кто же из них, Морозов или его противники, оказался настоящим научным исследователем, действительным искателем истины, а кто научным догматиком и рутинером? Конечно, в таком большом сочинении, как книги Морозова, охватывающем огромное количество самых разнообразных областей, я думаю, не мало есть неверных положений, недостаточно обоснованных гипотез; есть кое-что и от фантазии. Но ведь все современные науки переполнены, я бы сказал – засорены, неверными фактами, противоречивыми, часто - фантастическими гипотезами.
По этому поводу я много мог бы Вам сказать. Автор одной из недавно прочитанных мною книг по эндокринологии (это модная теперь наука о железах внутренней секреции), после попытки разобраться в дебрях противоречивых фактов и гипотез, не мог удержаться от такого восклицания: «Становится душно в атмосфере подобной логики. Побольше бы уважения к науке!» А вот вам другой отзыв о современной науке: «То, что мы называем наукой, представляет собой производственный культ, который мы прикрываем мантией важности, для того, чтобы скрыть пустое место.» (*) Даже о современной физике, этой самой точной науке, известный наш учёный Нельсон говорит, что она находится «в невозможном положении». Или его же слова: «Весьма велико число попыток выйти из того тупика, в котором застряла физика, не находя приемлемого выхода в течение двадцати лет». Или ещё: «Этот отдел физики представляется в научном отношении в совершенно недопустимым виде: одновременно существуют два несовместимых учения» («Физика наших дней»).
Когда, зная всё это, обратишься к книгам Морозова, то они приятно поражают чёткостью и ясностью мысли, стремлением наиболее прочно обосновать каждое положение и, я бы сказал, каким-то ясновидением. По крайней мере меня всегда поражает, что Морозов ясно видит то, что никогда и никому не приходило в голову.»…
(*) Конечно, автор этих слов хватил очень уж чересчур! А всё же иногда их не мешает помнить.
Дорогой Николай Александрович!
Если вы получили уже моё и Олино письмо, то Вам будет понятно, почему мы посылаем Вам копию с письма нашего друга. Мы уверены, что Ваше письменное знакомство с автором этого письма поможет нам не только хорошенько знакомиться с Вашими положениями, но и развить их дальше и глубже. Это письмо получили мы около 2х месяцев тому назад, но переправить к Вам не смогли, т.к. не было Вашего адреса, только вчера я его получила от Екатерины Алексеевны. На всякий случай повторяю, что автор письма Александр Константинович Горский, литератор, наш хороший знакомый. От него мы слышали не раз сходные с Вашими положения. Вот мы его и попросили высказать свои некоторые соображения письменно.
Ждём от Вас ответа.
Катя Крашенинникова
Письмо Горского к инженеру Николаю Андреевичу Витко
Дорогие друзья!
Приступаю к исполнению своего обещания Вам высказать в письменной форме ряд своих мыслей, частью которых мне приходилось устно делиться с Вами при встречах в прошлом и текущем году, мыслей, возникших и возникающих в связи - не решаюсь сказать с изучением, но во всяком случае, довольно детальным и длительным ознакомлением с историческими трудами Н.А. Морозова, начиная с "Откровения в грозе и буре" и кончая последним шестым томом "Христа". За всеми этими книгами мне приходилось следить со времени их появления, т.е. с 1907 года, но только недавно, в последние годы я имел возможность перечесть ещё раз все тома одновременно, многое продумать наново и, так сказать "перекрёстно" освоить и проверить ряд домыслов и суждений автора. Вопросы не только "исторические" в прежнем и общепринятом употреблении этого слова, но вопросы, я бы сказал, "научно-методологические" в самом широком смысле, вопросы которые всегда меня живейшим образом занимали, - в постановке данной им автором "Христа" встают столь огромной и грозной тучей, что просто теряешься, не находя с которого конца начать их мало-мальски последовательное обсуждение и не понадобится ли для этой цели написать такое же количество томов. Но за явной физической и технической невыполнимостью последнего заранее прошу не быть в претензии, если мои замечания будут несоответственно своей теме кратки и отрывочны, носить порой характер беглых намёков или робких догадок.
Я бы никогда не решился даже в такой "частной письменной" форме подать свой голос в этом деле, если бы не то странное на первый взгляд и заставляющее подобно автору «Апокалипсиса» "дивиться удивлением великим" обстоятельство, что единственным общим ответом на колоссальный труд Н.А.Морозова остаётся молчание - глубочайшее молчание как всей ученой среды, - так и широких кругов читателей у нас и за рубежом. Может быть (и весьма вероятно), что я тут просто многого не знаю, быть может существуют и даже в немалом числе научные работники или просто мыслящие люди, оказавшиеся способными задуматься над историческими и прочими настроениями автора "Христа" хотя бы для того, чтобы наглядной демонстрацией их несостоятельности укрепить основание общепринятых положений, но я таковых не встречал ни одного среди большого круга всяческих специалистов, а из печатных отзывов знаю только статьи профессоров Никольского и Преображенского, довольно беглого и "мимоходного" стиля. Уже сам по себе факт этого молчания столь выразителен, что наводит на размышления и настоятельно требует объяснения, а какие мне приходилось слышать - поражены голословием и явными натяжками.
Ссылаются например (чаще всего) на бесцельность споров с автором "Христа": всё равно его не убедишь в ошибочности его методов, или на его революционно-общественные и естественно-научные заслуги, как нечто, препятствующее нападению на его исторические работы. Всё это, разумеется, нисколько не могло бы помешать спорам и дискуссиям по поводу последних, если не в печати и не в присутствии автора, то в любом кругу лиц, интересующихся вопросами мировой истории. Но нет такого круга нигде, я по крайней мере его не знаю и ничего о нём не слыхал. Допустим, все построения Н.А.Морозова насквозь ошибочны и нелепы, так почему бы на критике этих ошибок и демонстрации этих нелепостей не показать своих правильных и разумных методов и подходов к вопросам всемирной истории в поучение малоосведомленным и скептикам? Ничего такого нет нигде и в помине. И в конце концов я не подберу другого объяснения указанному "заговору молчания", как только указав на ту растерянность и то глухое сопротивление, которые встречает в мире всякое новое открытие, новое освещение старого материала, слишком больно задевающее привычные вековые "мозоли мысли".
Создатель психоанализа Зигмунд Фрейд описывал, как он в первый раз выступал с докладом о своей теории в венском обществе специалистов разных отраслей медицины под председательством Крафта-Эббинга: "Я относился к моим открытиям, как к безразличному научному материалу и расчитывал встретить такое же отношение со стороны других, но лишь тишина, воцарившаяся после моего доклада, пустота образовавшаяся вокруг меня, намёки по моему адресу заставили меня мало по малу понять, что мои утверждения о роли сексуальности и этилологии неврозов не могут расчитывать на такое же отношение к себе, как другие научные доклады. Я понял, что с этой поры я принадлежу к тем, которые, по выражению Бебеля, "нарушили покой мира" и не могу рассчитывать на объективное отношение к себе".
Вот нечто в таком же роде сейчас - уже второе десятилетие происходит в интеллектуальном мире с реакцией на положения, выставленные Н.А.Морозовым: тишина, пустота, неловкие намёки вместо возражений, или каких бы то ни было высказываний по существу дела. Уже из этого одного факта можно заключить, что и в данном случае "покой мира" нарушен, и при том так, как редко нарушался. Очевидно, мы стоим накануне грандиозного взрыва в исторической пауке и не только в ней. Аналогичными взрывами и переворотами полна история всех наук в нашем двадцатом веке. Физика, химия и пр. перестраиваются на ходу и перестраиваются до основания, как, быть может, ещё никогда не приходилось этого делать за всё время роста и развития этих наук. Трудно думать, чтобы одна история оставалась ещё долго непоколебленной среди этих потрясений. Да и вообще, все гуманитарные науки с часу на час вынуждаются к коренной ломке всех своих методов и приемов - к перегруппировке всех материалов, к срочной необходимости в тысячу раз теснейшей увязки с науками естественными, экспериментальными, нежели это было, или вернее "имело вид" до сей поры. Труды Н.А.Морозова являются одним из самых ярких симптомов близости к срочной необходимости этой перестройки, а вместе с тем они же, вероятно, послужат в в качестве мощных её рычагов. В этом их первая и совершенно неоспоримая значимость и достоинство.
В последней четверти прошлого века Фридрих Ницше, глядя на "историко-филологическую" загруженность мозгов европейских гуманитарных ученых, заговорил о чрезмерности истории. Такая речь вызвала негодующее изумление у одного русского мыслителя. "И это-то чрезмерность истории?" - восклицал он - "Обломки, руины, да бледные воспоминания, или туманные предположения! Такое ничтожество и убожество, такая грустная скудость выдаются за чрезмерность, за излишество!!!"
Впрочем, он же сам в другом месте признаётся, что "чрезмерность" имеет некоторый резон, - если говорить об истории пассивной, занятой только собиранием бесчисленных остатков прошлого и их (всегда сомнительной и гадательной) рассортировкой. Так, очевидно, продолжаться не может. Скудость, ничтожество и убожество наших подлинных исторических знаний - вот что в первую очередь дают до кошмара осязательно ощутить книги Морозова. Они как бы вырывают почву из-под ног современного историка. Что у него остается твёрдого? Руины и привидения. "Волшебные сказки" и туманные грезы! Груды черепов и черепков, над которыми сидишь в тягостном раздумьи. Оживут ли кости сии? Когда и как? Мне кажется бесспорным, что всякий добросовестный ученый-историк в наше время должен всячески желать и способствовать усилению и разрастанию того исторического скепсиса, той переоценки всех ценностей, к которой взывают труды Морозова. Такому радикальному сомнению никогда ещё не подвергались наши исторические "знания". И то, что проверка их начата автором во всеоружии естественно-научных знаний и приёмов - дает особую ценность этой попытке. Первый шаг ко всякому настоящему знанию - это, как известно со времен (пусть гадательных и мифических) - Сократа,- это признание своего незнания, отказ от знаний недостоверных и проверка недостаточно проверенных. Всецело таким образом соглашаясь с утверждением одного из критиков цитируемого автором Христа в предисловии к четвертому тому, что его деятельность есть "начало революции в исторической науке", революции до крайности назревшей и "исторически" неизбежной, я более не буду останавливаться на этой стороне вопроса. Ясно, что "замолчать" и похоронить в забвеньи сделанного Н.А.Морозовым не удастся. Рано или поздно (и вероятно очень скоро, не позже чем в наступивших сороковых годах нашего столетия) принуждены будут наши академии и институты приступить к систематическому рассмотрению всего материала, данного в семи томах "Христа", к проверке всех выставленных там отрицаний и утверждений, методов и гипотетических догадок.
И вот здесь возникает новая интереснейшая проблема, относящаяся уже не специально к истории, но упирающаяся в недочеты существующей организации и техники научной работы вообще. При современном разобщении специалистов разных наук, при кустарно-единоличническом способе научного производства и импровизаторско-ярмарочных системах обмена и взаимного ознакомления, очень трудно себе представить такую организацию научных работников, которая по-настоящему сумела бы сколько-нибудь серьёзно, без "отписок" и безнадежных междуведомственных трений поднять на свои плечи такую задачу, как проверка и проработка всего, что закрыто или намечено ко "взрытию" критикой и гипотезой Н.А.Морозова. Тут никак не обойтись без больших, разветвленных на манер фабрично-заводских, или военно-технических, коллективов - со строгим детально-техническим разделением труда и чётким контролем, словом, всем тем, что ещё почти не применяется даже в естественно-научных "лабораториях" и к чему, однако, с каждой минутой созревают все экономические предпосылки. Но и на эту тему я сейчас не буду распространяться, поскольку мне уже приходилось за последние 15 лет высказываться о ней печатно. Краткое изложение мыслей всех тех авторов, мысль которых останавливалась на предстоящем перевороте в области организации самого процесса научной работы - можно найти в моей статье "Экономика научного производства" (журнал "Октябрь мысли", 1924 год, №№ 3-4 и 5-6). Там ясно показано, почему и как эта самая "наука" организующая теперь всяческий "труд", сама как отрасль трудовой деятельности, остаётся менее всего организованной, уподобляясь игле, которая "всех обшивает, а сама голая ходит". Вопрос этот получил тогда некоторый общественный резонанс, но реальным отголоском его - в корне искаженным - явилось пока что лишь пресловутое ad hominem - то заведомо вредительское, то головотяпско-бюрократическое "планирование науки", являющееся лишь грубой пародией подлинной организации научного труда. Это уже к настоящему моменту признано и осознано в целом ряде областей. Например, некоторые любопытнейшие данные о характере существующего "планирования" в сфере медицинских наук - приведены в известной Вам моей переписке с академиком А.Д.Сперанским.
Одним словом, настоящая борьба за научное планирование, за организованную научную работу, собственно, ещё не начиналась. О гуманитарных науках прямо и говорить не приходится в этом отношении. Необходимость так или иначе коллективно проработать научно-исторические положения и проверить домыслы Н.А.Морозова, можно надеяться, окажется одним из сильнейших импульсов к ускорению назревшего чисто организационного переворота, перестройки и началом коллективизации научной работы вообще - как в нашей стране, так и в других. Как на одну из множества проблем, взывающих к такого рода перестройке, достаточно указать хотя бы на проблему древне-рукописной документации в том освещении, какое впервые ей придано Н.А.Морозовым. Что можно, например, возразить против его как нельзя более резонного требования, обращенного к палеографам и историкам: "сверки погрешностей, находимых в старинных рукописях с погрешностями первых печатных изданий на данном языке". Такой сверки никто и не думал делать, а между тем она, безусловно, является лучшим средством для определения апокрифа или подделки того или иного манускрипта. Имея алфавитный список ошибок и неточностей первых печатных изданий любого произведения, не трудно было бы по нему сделать сверку каждой исследуемой рукописи: не переписана ли она с печатного экземпляра./см.том II, стр. 616 "Христос ". *
Составить хотя бы перечень всех проблем, требующих большого и сложного организованного аппарата для их разрешения и разработки, проблем впервые подчеркнутых автором "Христа" - вот самая первая задача для всякого, кто задался бы целью с полной научной добросовестностью приступить к элементарному освоению всего этого колоссального материала. До той поры, пока даже это не сделано, всякий разговор на поднятые автором темы не может претендовать на большую научно-историческую весомость. Это будет просто разговор "по поводу" темы, вокруг и около неё.
Вот именно нечто вроде подобного разговора и предполагаю я повести с Вами в дальнейших письмах. Я исхожу из уверенности, что в столь сложном переплёте методов и приёмов мысли, какой имеется в трудах Н.А.Морозова, никакие серьезные и вдумчивые слова в конце концов не окажутся лишними и могут в дальнейшем послужить некоторой "точкой отправления" для новых методических исканий и установок в преобразованной исторической науке. И так это первое письмо пусть будет неким деловым "вступлением" к беседе, которой постараюсь придать в дальнейшем более свободный и непринужденный характер. Тут уже можно не бояться утверждений более- или менее "интуитивного" гипотетического свойства, заразившись некоторой долей смелости от самого разбираемого автора. Это не страшно. Будем помнить лозунг Разумихина в "Преступлении и наказании": "Все мы врём, да как-нибудь и до правды доврёмся". И так, пока, до следующего письма.
*В дальнейших письмах ссылку на тома "Христа" буду делать простым обозначением тома /римская цифра/ и страницы /арабская/ в скобках, не вписывая заглавия.
Известный народоволец-шлиссельбуржец Н.А.Морозов еще в Шлиссельбуржской крепости заинтересовался вопросами астрономической проверки исторических дат и хронологии.
Сначала ему не давали читать никаких книг. Затем, через два гoда сидения, стали давать для чтения Библию, Евангелия, Жития святых, и то, на французском языке. Не имея никакой другой литературы, молодой ученый и революционер стал читать, что давали. И вот он в этих книгах нашел ряд высказываний и описаний чисто астрономического характера: описание звёздного неба, солнечных и лунных затмений, вулканических извержений, понятия из естественно-исторических наук, и прочее. В Апокалипсисе, представлявшимся бредом сумасшедшего, он нашел замечательно точное, художественное описание звездного неба, на котором в виде разноцветных коней были обозначены планеты и созвездия. Кроме того, тут же давалось описание бури и землетрясения, бывшего на острове Патмосе. По положению планет Н.А.Морозов вычислил дату их положения на небе, и получил воскресенье, 30 сентября 395 года от Р.Х.
Рассматривая Библию и найдя в ней ряд цитат из Апокалипсиса, Н.А.Морозов установил: это значит, что эти книги Библии написаны позже Апокалипсиса, т.е. после IV века от Р.Х, а не за 1000 лет до этого. Он установил, что Библия написана не ранее V века от P.X. Пo солнечному затмению, описываемому в книге пророка Амоса, он астрономически установил написание этой книги в V веке, когда только и могло иметь место это солнечное затмение.
По извержению вулкана, описываемому в бегстве Лота из Содома и Гоморы, Н.А.Морозов констатирует, что ни в Палестине, ни в Египте никаких вулканов не было. В ту эпоху известны были только три вулкана: Везувий, Стромболи, Этна. Описывая вулканическое извержение, можно было описывать только извержение одного из этих вулканов. H.A.Морозов считает, что Лот -это Лат, Латинянин, римлянин, и что здесь описывается извержение вулкана Везувия, под пеплом которого погибли Геркуланум и Помпея-Содом и Гоморра.
В огненной руке, начертавшей на небе на пиру царя Валтасара: «Мене, Текел, Фарес», Н.А.Морозов усматривает описание появления на небе кометы, изображавшейся в старинных астрономиях в виде перста божия, или в виде метлы. «Мене, Текел, Фарес» Н.А. переводит с еврейского на русский и получает названия трех созвездий: Весы, Персей, Измеритель. Он берёт китайские летописи Ма-Туань-Линь и Ше-Ке, и в них находит описание кометы, появившейся в этих созвездиях, т.е. комету Галлея.
В дальнейших своих исследованиях Н.А.Морозов производит такие же астрономические экскурсы в книгах греческих и латинских авторов, и показывает их подложность, апокрифичность и принадлежность средним векам. Под именем древних авторов писали свои произведения средневековые авторы, а древней Греции и древнего Рима вообще никогда не существовало.
Тацита написал Поджио Брачиолини. У Тита Ливия есть описание лунного затмения, которое по вычислениям Н.А. относится к XI веку от Р.Х. Значит, Тит Ливий был написан не ранее этого времени.
Н.А.Морозов даёт очень интересную таблицу: наибольший расцвет культуры древней Греции относят к VI, V, IV, III, II веку до Р.Х. Затем идёт затишье до XV века. Греция, её культура и культурные ценности - забыты, их нет, они не существуют. И вдруг, в XV веке, в эпоху Ренессанса, их откапывают в подвалах старых монастырей, при раскопках в садах выкапывают статуи, относят развалины к периоду до Р.Х. «Да разве все это могло сохраниться в течение 1000 лет и не погибнуть? Да разве обман этот не совершенно очевиден?» - в 7 томах, на 7000 страницах, даёт свои исторические исследования Н.А.Морозов.
Академия Наук поручила Н.А.Морозову произвести проверку имеющихся астрономических явлений в наших русских летописях. И эти исследования привели Н.А.Морозова к совершенно неожиданным и очень интересным результатам.
Все описания солнечных и лунных затмений в летописях оказались хронологически правильными. Разница получалась на один лень в явлениях после 1 марта. Оказалось, что год на Руси начинался не с 1 сентября, как это было у греков Византии, а с 1 марта, как это было у католиков римских. Это показалось странным.
Дальнейшее исследование привело Н.А.Морозова к тому результату, что христианство на Руси было не греческое, а римско-католическое. Так, слово «церковь» происходит от латинского слова «циркус», круг верующих, а не греческого «еклесиа», «еглиз» французское.
«Крест» происходит от слова «крукс» латинского, «алтарь»-латинское «алтариум». Имеющиеся в русском переводе Библии книги – 3-я книга Ездры, пророчества Неемии, и другие - имеются только в Латинской Вульгате, а в греческих и еврейских книгах не имеются. Значит, это переводы не с греческого, и не с еврейского, а с латинского; не из Византии, а из Рима. Кирилл и Мефодий едут за инструкциями и благословением не в Византию, а в Рим. Александр Невский, победитель шведов на озере Пейлус, едет не на Восток, а на Запад. И, наконец, исследования Н.А. приводят его к исследованиям историка Тургенева, ездившего в середине XIX века на Запад в Ватиканские архивы, и установившего там, что христианство на Руси 6ыло римско-католическое, и что воспитатели при русских князьях приезжали из Рима и были католики.
Таким образом, Н.А.Морозов разрушает легенду о византийском происхождении христианства на Руси и устанавливает связь Руси с Западной Европой и римским католичеством и папством.
Далее Н.А.Морозов заинтересовывается вопросом татарского ига на Руси. Кто такие татары? Печенеги? Половцы? Откуда идут наши сведения о татарском иге? И что оно собой представляло?
Почему татарское «иго»? Ведь«иго» - слово латинское, «югум», и значит «ярмо». Упоминаются татарские «орды». Но ведь «орда» - тоже слово латинское. По летописи, татары появились в начале XIII века. Одновременно на Западе появились «ордена»: Ливонский, Тевтонский, крестоносцев, меченосцев, и т.д. Но орда, ордо, орден-это одно и то же слово. В это же время шли Крестовые походы, и в 1204 году Константинополь был взят крестоносцами, т.е. от греков он перешёл к латинянам, папистам. Но в русских летописях об этом нет никакого упоминания.
Н.А.Морозов берёт историческую карту, прилагавшуюся к нашим учебникам истории Тизенгаузена. Вокруг Черного и Азовского морей в начале XIII века значатся: печенеги, половцы, татары.
Кто такие печенеги?
Печенеги-это печники, венгерцы, из города Вуда-Пешт. Пешт-это «пещь» по-славянски, «печь» по-русски. По-немецки этот город называется Офен, т.е. в буквальном переводе-печь. Здесь были доменные печи, здесь выплавлялся металл, добывалось железо, и отсюда печники-печенеги разносили его по всему миру. Соответствие "печенеги-печники-венгерцы" Н.А.Морозов считает категорически установленным.
Кто такие половцы?
По географическим картам генуэзцев и венецианцев XII в., находящимся в подлиннике в библиотеке св. Марка в Венеции, и приведенных в статье Е.Д.Фелицына в 1868г., опубликованной в Записках Географического Общества т.2 -1868г. и отдельной брошюркой в 1870г.
Так вот, по этим картам всё Черноморское и Азовское побережье и часть Поволжья усеяно генуэзскими и венецианскими башнями, колониями и укрепленными пунктами. Как раз в том месте, где по карте Тизенгаузена указаны половцы. Кто же тогда половцы? Конечно, не те степные жители, которые с длинными усами, в шлемах, довольно дикого вида представлены в опере "Князь Игорь" в Большом Театре в Москве, а также в рисунках художника Федоровского. Половцы-это пловцы, это мореплаватели, генуэзцы и венецианцы, построившие свои башни, укрепленные пункты и торговые фактории на побережье Черного и Азовского морей. Тогда спрашивается, как же могли появиться здесь татары, дать сражение на реке Калке, сражаться с русскими, победить их, и не заметить ни генуэзцев, ни венецианцев, не тронуть их крепостей, не вступить с ними в бой?
Только потому - отвечает Н.А.Морозов - что «татары»-это были крестоносцы, это были сами генуэзцы, венецианцы, немцы, германцы, французы-«пловцы», шедшие войной на Восток.
Тогда Н.А.Морозов переходит к изучению путей, по коим шло движение татар на Руси.
По летописи, появился народ неведомый, неизвестно откуда пришедший, говорящий на незнакомом языке. Пришел он откуда-то с Урала. Дошел до Балтийского моря, до Ливонского и Тевтонского «орденов», и злесь снова след «орды» теряется. Теряется именно в 1238г., когда произошло слияние орденов Тевтонского и Ливонского.
Во главе татарской «орды» стоял Батый, Бати-Хан.
«Баты»-Батюшка, отец, папа. «Хан»-каган, кахан, священник. Отсюда "Баты-Хан"-отец-священник, папа римский, т.е. «орда» шла под знаменем и водительством Папы Римского, это были крестоносцы.
Интересно название «Ватикана» - жилища папы римского.
Вати-кан. «Вати»-это бати, батиман -французское-дом, здание, или «бэт» -дом-еврейское. Кан-это кахан, каган, cвященник по-еврейски. Отсюда «Ватикан»-дом священника, слово еврейское. И при том Ватикан и Баты-хан - слова очень похожие, еврейского происхождения, и обозначают одно и то же.
После битвы на Пейлусском озере Александр Невский едет в Татары. Не к татарам, а в Татары, т.е. не к народу, а в город. Да и если бы он поехал к татарам, т.е. куда-то за Байкал, в Монголию, то ему при тех путях пришлось бы проехать лет 5, и навряд ли достигнуть тех мест, и вообще вернуться. Но он едет в Татары, и не на Восток, а на 3aпад, и возвращается довольно быстро. Н.А.Морозов считает, что Александр Невский поехал в Татры, на Карпаты, и не заставши там кого нужно, поехал в Каноници, т.е. к папскому канонику, в Рим на поклон, как римско-католик.
Золотая «орда»-это «орден» крестоносцев, носивший на груди золотой крест. Эдесская «орда»-это в Одессе на юге, генуэзская фактория. Крымская «орда»-это Крымские поселения генуэзцев. Дештская «орда»-это Дейтшская, немецкая, тевтонский орден и т.д.
Как же произошло то, что крестоносцы превратились в монгол-татар?
Притеснения местного населения захватчиками-насильниками-завоевателями крестоносцами становились для населения всё непосильнее. Рушилась связь Запада с Востоком. Папа Римский собирает униатский собор, где издаются известные «Лжеисидоровы декреталии» и ряд других подробных сочинений, ставящих себе целью перенести свои грехи и насилия на каких-то монгол, живущих где-то в пустыне Гоби, за Байкалом. И вот пишутся сочинения от имени Марко-Поло, Рубрука и других. Черногорский епископ-монах Плано де Карпини пишет сочинение под мазванием «История татар, которых мы называем монголами». Рубрук тоже был монах, и писал по заданию Римского папства. Эти сочинения были признаны руководящими, стали преподаваться в школах, и насилия кре стоносцев были перенесены на татар.
А татары появились лишь позднее. Это были тюрки, турки, появившиеся около XIV-XV века в этих краях.
В частности, Тьмутараканское княжество Н.А.Морозов производит от слов «Фема-Туроканская». Фема-это провинция греческая. Туроканская -Тюроканская, турецкая, от слова таурос, таврическая, т.е. турецкое,тюркское княжество.
По этим исследованиям у Н.А.Морозова имеются приготовленными к печати три тома под общим названием «Исторические миражи». Ведутся переговоры с Госиздатом об их издании.
Подход совершенно новый, оригинальный, интересный.
После всех тех совершенно неожиданных, невероятных исследований и открытий, которые уже сделал Н.А.Морозов, эти последние кажутся самыми неожиданными, невероятными, невозможными, настолько мы привыкли и сжились с теми понятиями, которым нас обучали в течение многих сотен лет.
Предварительное сообщение, 1940
Источник
В целях выяснения космических влияний на погоду автором было перечислено несколько тысяч метеорологических записей с солнечиого времени на звездное. Полученные данные, переведенные на диаграммы, показывают ряд интересных зависимостей.
Еще в первой половине прошлого столетия появились попытки научно обработать уже давно существовавшую общенародную примету о связи перемен погоды с сочетаниями Солнца и Луны, особенно с новолуниями. Действительно, в этой примете было много заслуживающего серьезного внимания: от солнечного нагревания происходят восходящие, а благодаря им и нисходящне течения воздуха с образованием кучевых и грозовых облаков местного происхождеиия, а также и пассатные ветры и непассатные течения воздуха, перемешивающие его холодные полярные слои с более нагретыми слоями умеренных поясов Земли.
Благодаря приливным и отливным действиям Луны, а также и Солнца, неизбежно должны существовать приливы и отливы не только в морях, но и в атмосфере, причем от-солнечные приливные волны атмосферы, набегая разнообразно на отстающие от них от-лунные, должны, судя по времени года, вызывать разнообразные по месту возникновения циклоны, главные факторы неустойчивости земной погоды.
Все это казалось так ясно, что многие астрономы и метеорологи, начиная со знаменитого Франсуа Араго, положили массу труда, проверяя эту идею на огромном количестве ежедневных записей в метеорологи-ческих обсерваториях Земного шара. Но как они ни комбинировали эти записи, приводя их в связь с сочетаниями Солнца и Луны, всегда выходило одно и то же: процентов шестьдесят предвычислений сбывалось, а процентов сорок не оправдывалось показывая этим, что кроме Солнца и Луны на перемены погоды влияют еще какие-то космические факторы, так как с естественно-научной точки зрения никакое явление природы не может быть беспричинным. Уже много лет назад и я специально занимался этим предметом. У меня тогда же появилась мысль, что недостающим третьим фактором перемен погоды может и даже должен быть весь наш Галактический космос, т. е. вся совокупность нашего дискообразного скопления звезд и в особенности центр их вращения.
Но для выяснения такого влияния и определения его размеров необходимо было бы перечислить записи всех метеорологических ежегодников с обычного нашего солнечного времени, по которому они ведутся, на звездное время, сутки которого на 4 минуты короче солнечных суток. А это перечисление сотен тысяч метеорологических отметок, необходимых Для получения определенного вывода, было бы такой огромной работой, для которой потребовался бы труд сотен вычислителей в продолжении не одного года.
Только лет семь назад мне удалось, после многих размышлений по этому предмету, найти новый метод перечисления, по которому можно в один вечер перевести с солнечного времени на звездное такое количесгво метеорологических записей, на которое, по существовавшему до сих пор методу, потребовалось бы ие менее месяца, и я тотчас же принялся за работу. Взяв последовательно из Академической и из Пулковской библиотек метеорологические ежегодники Парижской, Лондонской, Бомбейской, Батавской на Яве, Ленинградской, Московской, Тбилисской, Капштадтской и других иностранных обсерваторий за несколько последних лет, я лично, а потом и поручая, при собственной проверке, своим помощникам, сделал несколько тысяч таких перечислений и перевел полученные результаты на двести слишком диаграмм.
Сейчас же я увидел по ним, что и для звездно-суточных влияний всего нашего звездного скопления получились ярко выраженные диа грамматические конфигурации того же самого типа, как и конфигурации солнечных влияний, только другого размера. Среди нескольких сотен вычисленных мной таблиц не оказалось ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке, ни в Америке, ни в Австралии ни одного противоречащего случая. Все мои таблицы и диаграммы говорили одно и то же: влияния всего нашего звездного скопления никак не могут быть игнорируемы при предвычислепии погоды.
Оказалось возможным определить даже и места, откуда исходят не достававшие до сих пор космические воздействия па ее изменения. Все обнаружившиеся максимумы и минимумы звездно-суточных влияний на температуру воздуха единогласно показали, что за созвездием Корабля Аргонавтов около VIII—XI часа прямого восхождения существует гигантское скопление высокотемпературного вещества, излучение которого, как невидимой ночью гигантской печи, повышает во время своего наивысшего подъема над горизонтом любого места температуру воздуха над ним более чем на седьмую долю солнечного нагревания (табл. 1).
По мере его поднятия над горизонтом увеличивается относительная влажность воздуха, т. е. насыщенность его водяным газом. Обозначая через 100% такое насыщение, при котором водяной газ начинает выделяться в виде тумана или дождя, мы получаем и для от-солнечного и для от-галактического воздействия очень правильные диаграмматнческие дуги (табл. II), причем от-галактическая дуга достигает в климатически умеренных поясах Земли до половины от-солнечной дуги.
Скорость испарения водной поверхности (табл. III, налево) от действия лучей этого галактического центра достигает трети солнечного действия. Она повышается к XII звездному часу, как от-солнечное испарение к 14 часу солнечного дня, т. е. идет из места пересечения XII крыла звездного неба с Млечным путем, где находится скопление мелких звезд и несколько «угольных мешков» близ Корабля Аргонавтов.
Генетически связанная со скоростью испарения, абсолютная влажность (см. на той же табл. III направо) имеет в тропическом поясе Земли (вероятно благодаря остаточному накоплению испарений) менее острую вершину у от-солнечной диаграмматической кривой, так что максимум водяного газа остается не уменьшенным от 14 до 20 солнечного часа. Что же касается до галактических влияний, то максимальное действие их на абсолютную влажность хотя и приходится тоже около XX звездного часа, но идет менее плавно (табл. III, направо).
вырисовывается гигантская туманность Ориона с угольным мешком внутри и две главные из видимых простым глазом звездных куч: Плеяды и Гиады. Однако утверждать, что второстепенные выступы (под II и под 'XVIII звездными часами неба) — их влияние, еще преждевременно, так как на других исследованных мной диаграммах получаются и просто дугообразные конфигурации.
Вообще же говоря, абсолютная влажность (т. е. количество водяного газа в атмосфере места наблюдения), как это выражается парциальным давлением, вариируется даже и в среднем годичном подсчете впродолжении солнечных и звездных суток очень капризно в разные часы, хотя при устранении непериодических уклонений и сохраняет дугообразный вид.
А это показывает, что кроме давления воздуха и его собственной теплоты и скорости движения, а также непосредственного действия солнечных лучей в ясную погоду, тут присутствует еще какая-то могучая
причина. И уже априорно можно ожидать, что тут примешано действие электромагнитных сил, потому что искусственный вызов дождей посредством рассыпания наэлектризованной пыли с аэропланов на достаточной высоте земной тропосферы ясно обнаруживает влияние этого фактора на весь водный режим нашей атмосферы. Вот, например, на таблице IV представлено распределение от-солнечных дождевых осадков по солнечным часам и от-галактических дождевых осадков по часам звездных суток. Налево это дано для Батавии на Яве (—7° S) и направо для Тбилиси на Кавказе (42° N).
Два главных от-солнечных после-полуночных выступа (в 2 и 24 часа ночи), а также и вечерние (в 18 и 16 часов дня) показывают здесь, что действия Солнца в Тбилиси в общем одинаковы с действием его в Батавии, хотя и запаздывают на 2 часа сравнительно с Батавией. Но только почему же в Тбилиси в 1913 г. в 20-м, 4-м и 6-м солнечном часу
но и в разные часы суток, и почему они так же распределяются и по различным звездным часам. Выходит даже так, как будто каждый удар космических молний и протуберансов на каком-либо галактическом центре сопровождается многократным эхом на остальных. Во всяком случае грозовые явления, постоянно сопровождающиеся лнвнями, достаточно указывают на связь между этими двумя метеорологическими проявлениями. А потому небесполезно посвятить и им в этом предварительном сообщении хоть несколько строк.
Вот на табл. V (направо) я даю образчик солнечных и образчик галактических влияний па колебания электрического поля в Ташкенте и на ней же привожу образчик магнитных воздействий Солнца в Валь Жуайе (Val Joyeux) близ Парижа (табл. V, налево).
Необходимость возможно сократить это мое сообщение заставляет меня привести здесь в качестве опор моей теории только по одному образчику важнейших звездно-суточных воздействий Галактики, исключив ее звездно<годовые воздействия. Но в рукописях у меня, начиная с 1932 г., когда я впервые начал систематически заниматься этим предметом, уже находятся сотни таких перечислений по систематическим записям многих геофизических и метеорологических обсерваторий Земного шара и прежде всего: двух Шпицбергенских (временных в Горн-Зунде и в Трейренберге), Соданкильской в Исландии (временной), и затем в постоянных обсерваториях: Павловской (теперь Слуцкой), Ленинградской (Главной физической обсерватории), Свердловской, Вильгельмсгафепской, Гринвичской, Парижской (в Val Joyeux), в Старой Дале (близ Будапешта), в б. Петровско-Разумовской (близ Москвы), Чельтенгамской (Cheltenham) близ Вашингтона, Барселонской, Тбилисской, Ташкентской, Кесарийской на Ливане, Тэксонской (Tucson) в штате Аризона, Пекинской, Гонконгской, Алибагской (Alibag) близ Бомбея и Сингапурской.
А для Южного полушария в моем пользовании были записи обсер-ваторий: в Батавии на Яве, на о-ве св. Елены, в Тананариве на Мадагас-каре, в Буенос-Айресе, в Крист-Черче (в Новой Зеландии) и на Южном полярном континенте во временных обсерваториях на мысе Ройдса (Royds) и на мысе Эванса (Evans).
Все эти обсерватории известны каждому специалисту, а указываемые мной их ежегодники имеются у нас в библиотеках: Академии Наук, Пулковской астрономической, в Главной физической обсерватории (в Ленинграде). И все сотни резюмативных перечислений на звездное время, составленные мной и моими сотрудниками по этим изданиям, и все вычерченные по ним диаграммы показывают единогласно, что действия Галактики на метеорологические и геофизические процессы Земного шара носят закономерный характер и настолько велики, что без введения их в расчеты нельзя даже и мечтать о научном предвычислении погоды, хотя бы и на месяц вперед.
Тут прежде всего вырисовывается цикл в 521 юлианский год, так как только через этот период повторяются прежние сочетания Солнца, Луны и Галактики для каждого данного места Земного шара. Такой длинный период не дает конечно никакой практической помощи для предвычислений потому, что в течение большей части его не было еще никаких метеорологических записей. Однако вырисовывается и другой период в 19 лет, но только по этому периоду выходит, что циклон, который, например, пронесся над Ленинградом сегодня, пронесется через 19 лет где-нибудь над Иркутском, потом над Токио, потом над Сан-Франциско и т. д. и т. д. А в Ленинград придет тот циклон, который был 19 лет назад где-нибудь вроде Лондона, а 38 лет назад — близ Нью-Йорка и т. д.
Нельзя не упомянуть здесь также и Гельманова периода в 11,35 лет, определенного по чередованиям толщины древесных колец и совпадающего с таким же периодом солнечных пятен, при оговорке, что и сам этот последний период может быть объяснен только воздействием на Солнце, а с ним конечно и на Землю излучений какого-то светила, обращающегося вокруг своей оси в 11,35 лет. Никакого другого рациопального объяснения тут не может быть, точно так же как и 280-летнего цикла, состоящего почти из 25 таких же (в точности из 11,5-летних) повторяющихся довольно правильно на кольцах гигантских колифорнских сосен Sequoia Gigantea, например на сосне «Марк Твен», отрезок которой хранится в Нью-Йоркском музее естественной истории (сосне этой было 1341 год, когда ее срезали*).
* См. А. Е. Douglass and Waldo S. Gloek; Carnegie Institution of Washington Supplementary Publications, JA 9., July, 1934, и там же News Service Bulletin, v. IV, № 20, 1937.
И этот период ничем нельзя объяснить кроме того, что в Галактическом космосе существует еще более могучий центр, вращающийся вокруг своей оси в 280 лет (+- несколько лет).
Все это показывает, что для абсолютно точного предвычисления погоды необходимо определять не только передвижение Луны, Солнца и галактических центров над горизонтом) места наблюдения, но также и то, какой стороной своей поверхности последние обращены в этот момент к Земному шару.
Большой помощью при употребления опорных пунктов для определения предстоящих перемен погоды в данном географическом районе должны служить уже имеющиеся предвычисления солнечных и лунных затмений. Прибавка к ним галактических влияний несомненно устранит все случаи неудачи таких предвычислений по одним солнечным и лунным влияниям, но для этого нужна работа не одного человека или группы людей, а работа многих метеорологических учреждений при использовании всей сети метеорологических записей Земного шара.
Вступительная статья к ненапечатанной ещё книге Л.А.Андреенко "Многообразие жизненного принципа во Вселенной" ("Жизнь во вселенной")
(Отзыв Циолковского на эту же книгу. 1932, печатный текст)
Вопрос о всеобщности органической жизни естественно поднялся сейчас же после того, как было доказано, что наша Земля лишь одна из планет и совершенно аналогична остальным, как по химическому и физическому составу, так и по метеорологическим явлениям ватмосфере.
Могут ли быть во Вселенной исключения для какого-либо одного из бесчисленного количества её светил? Может ли одна планета развить на себе органическую и затем сознательную жизнь, когда все остальные не способны к этому?
Уже одна такая постановка вопроса естественно и решает его в пользу всеобщей обитаемости небесных светил, так как законы природы не имеют исключений, а потому и обязанность приводить доказательства ложится на тех, кто держится мнения хотя бы и о частичной необитаемости тех или иных земель Вселенной.
Как пример её, часто указывают на Луну, на которой не видно нашим глазом атмосферы. Но ведь её не видно и в глубине морей, озёр и рек, а однако же на дне их существуют богатые флора и фауна... Где же находится крайний предел разрежённости воздуха, после которого он уже не может поддерживать органическую жизнь? Мы этого сказать не можем, а потому не можем с увернностью объявить, что и Луна теперь необитаема, тем более, что в её низинах и котловинах, называемых морями и цирками, возможно существование бассейнов воздуха не меньшей плотности, чем в воде.
Но даже если б теперь на Луне и не было органической жизни, по причине недостатка атмосферы, то не есть ли это лишь период очередного планетного сна, после которого будет пробуждение?
Ведь самое присутствие твёрдых веществ на Луне показывает, что то один, то другие из них были когда-то и в жидком и в газообразном состоянии.
Рассмотрим же вопрос и с этой новой точки зрения.
Поскольку дело идёт о современном нам существовании на небесных светилах органической жизни нашего же химического состава, т.е. жизни существ, тела которых состоят из углерода, водорода, кислорода и азота, с некоторой, не всегда обязательной, примесью железа, серы и фосфора, то можно и должно конечно сказать, что к такой жизни способны лишь те небесные светила, на которых вода находится ещё в жидком состоянии, а в атмосфере присутствуют и угольный ангидрид и азот. Но и здесь сейчас же является вопрос: а точно ли тела живых существ обязательно должны быть сотканы из этих четырёх элементарных тел? Почему они одни способны к тем химическим процессам, которые мы называем физиологическими?
И здесь вопрос a priori решается в пользу всеобщей способности химческих элементов к физиологической деятельности при соответствующих условиях среды: законы природы не имеют исключений для тех или иных элементарных веществ.
С тех пор, как была открыта периодическая система химических элементов, стало ясно, что кислород совершенно аналогичен сере, селену и теллуру; что углерод аналогичен кремнию, германию, олову и свинцу, что азот аналогичен фосфору, мышьяку, сурьме и висмуту, а относительно водорода появляется вопрос о его аналогичности коронию солнечной корониосферы и некоторым компонентам современных химических элементов. Таковы, между прочим, альфа-частицы радиирующих веществ и полуатомов гелия.
Но всякий химический элемент может быть замещён в соединении своим аналогом без потери его химических свойств в целом. Таким образом, аналогично углеродным белкам, составляющим нашу живую плазму, могут и должны существовать, например, и кремне-белки, в которых углерод замещён кремнием, (см. рассказ "Глиняный бог" - crystallize) азот - фосфором, кислород-серой, а роль водорода могут играть хотя бы альфа-частицы и т.д., причём общий характер химических реакций не изменится.
Все такого рода белки, при подходящих к ним температурах и средах, могут, следовательно, быть способны к созиданию тел органических существ, характеризующихся физиологическим, а потому и психологическими процессами, параллельными и аналогичными происходящим в нас.
Всё это ясно a priori. Однако же наш ум устроен так, что ему мало очевидности, а хочется выяснить детали процессов, происходящих в живых существах иного, чем мы, химического состава.
С этой точки зрения мне хочется привести здесь лишь одно из своих собственных соображений, которое ещё не появлялось в печати.
В настоящее время окончательно доказано, что облака и туманы могут возникать только в таких планетных атмосферах, которые наполнены микробами, т.е. невидимыми простым глазом зачатками живых существ. Каждая микроскопическая капелька тумана сгущается вокруг такого микроба или мелкой пылинки, носящейся в воздухе, благодаря тому, что он несёт положительный заряд, а водяной газ ионизирован отрицательно. Выделиться без этого в виде облака в совершенно чистой атмосфере никакой газ не может. Значит облаков и туманов, а с ними и дождей, вообще не может существовать в абсолютно чистой атмосфере. Пересыщенная водным или другим газом она будет выделять его только в виде росы, на месте своего прикосновения с твёрдой поверхностью планеты, с её почвой и, главным образом, с листьями растений, да на месте соприкосновения с жидкостью, однородной с этим газом, когда он будет присоединяться к её поверхностному слою.
Отсюда ясно, что раз на планете возникают облака, то в её атмосфере существуют многочисленные микробы, т.е. саморазвивающаяся живая плазма.
Обыкновенная минеральная пыль может вызвать только временную местную влажность, когда она будет поднята, вроде мельчайших частиц нашей глины и песку, сильным ветром в пересыщенный каким-либо газом воздух. Но первый же дождь очистит от пыли атмосферу, и дальнейшее образование облаков сделается невозможным, тем более, что как бы мелко ни были измолоты на планете минеральные вещества действием волн или течением рек, они всё же не дадут такой мелкой пыли, которая обладала бы так называемым броуновским движением (качание туда и сюда мельчайших пылинок, взвешенных в воздухе или в жидкости и почти не падающих вниз) и которая могла бы сколько угодно носиться в атмосфере, как примесь постороннего крупно-частичного газа. Только органические вещества постоянно дают такую летающую и саморазмножающуюся пыль, которую нельзя уничтожить отдельным дождём. Отсюда приходится заключить, что существование постоянных или частых облаков на какой-либо планете есть ясное доказательство существования в её атмосфере бесчисленных микробов. А так как микробы питаются почти всегда продуктами более развитых органических веществ, то облачность на каком-нибудь светиле служит прямым доказательством существования на нём обширного органического мира.
С этой точки зрения органическая жизнь должна считаться доказанной почти на всех планетах нашей Солнечной Системы. Венера всегда покрыта облаками. У Марса существуют постоянные затуманения того полушария, на котором в данное время господствует зима, хотя его атмосферические осадки и происходят по способу росы. А обращаясь к большим, заастероидальным планетам - Юпитеру, Сатурну, Урану и Нептуну, мы видим в их атмосферах постоянные облака, т.е. своеобразную микроорганическую жизнь на известной высоте. Точно так же и на Солнце и почти на всех звёздах мы видим фотосферные облака, такое же доказательство присутствия в этих слоях их атмосферы каких-то бесчисленных микробов, химический состав которых должен быть совершенно иной, чем у наших, так как наши мгновенно сгорели бы при таких высоких температурах.
Это обстоятельство невольно заставляет обобщать наши представления о живом мире и принять для жизненных процессов чисто химическое определение. Основой всякого нисшего организма и первоисточником всех высших живых существ служит живая саморазмножающаяся плазма - полужидкий кристалл. Органическая жизнь возникает из химических взаимоотношений этой плазмы с окружающей её питательной для неё средой и развивается на светиле потом по общим законам, столь же непреложным, как и законы эволюции неорганического мира.
И как в стихийной жизни светил их атмосферы могут быть различного состава, но одинаково вызывать и атмосферические осадки, и ручьи, и реки, и моря, и почвенные и геологические процессы, вроде вулканизма или метаморфизма тектонических пород, так могут возникать и в этих различных атмосферах своеобразные плазматические выделения иного, чем у нас химического состава, но способные реагировать со своей средой совершенно аналогично нашей белковой плазме, и развиваться там при удобной для них, хотя и губительной для нас, температуре в такой же роскошный органический мир, как и наш.
В прежнее время думали, что наша Земля есть кружок, плавающий на бездонном море—океане и прикрытый голубым куполом, на котором живут боги.
Потом в Средние Века открыли, что Земля шарообразна, и представляли себе, что Солнце, Луна и пять планет обращаются вокруг нее, как небольшие сравнительно шарики, а далее находится сфера в виде стеклянного шара, окружающая вдалеке земной шар, и на сфере этой, как свечи, горят звезды.
Затем уже в новое время Коперник доказал, что Земля такая же планета, как и остальные пять, и что в центре этой планетной группы находится не Земля, а Солнце... и, наконец, было установлено, что каждая звезда есть такое же Солнце, как и наше, но еще думали, что состав каждой из них совершенно различен.
В XIX в. открыли спектральный анализ света и показали, что каждое газообразное вещество при разложении его лучей призмой даёт свои собственные, одному ему принадлежащие, полоски в своём спектре, и обнаружили по ним, что все сложившиеся звезды состоят из тех же веществ, из которых состоит и Земля, и что каждое небесное светило не вечно.
Научная мысль уже рисует нам, что всякая звезда зарождается из туманного скопления, проходит определенные стадии развития, отделяя от себя ряд планет, и, наконец, как дерево, которое, возникнув, главным образом, из воды и газов воздуха и достигнув предельного возраста, прогнивает внутри и рушится, обращаясь снова в воду и газы воздуха с ничтожной примесью почвенных веществ,— так и звезда, охладившаяся, повидимому, до абсолютного нуля температуры, освобождает скопившиеся в ней внутриатомные и внутримолекулярные силы, которые со взрывом снова обращают её и все её планеты в спиральную туманность, со вспышкой, производящей впечатление временной звезды *.
Кроме того, установили, что звезды роятся во всей бесконечности вселенной не сплошь, а вращающимися дискообразными скоплениями вроде архипелагов в безбрежном океане пространства.
Здесь первичный геоцентризм, предполагавший Землю в центре имеющего свой конец мироздания, уже совершенно исчез, и остается только удивляться, каким же образом в умах многих современных и по внешности образованных людей ещё живут его многочисленные остатки.
Уже давно Ньютон доказал, что закон тяготения всемирен. Спектроскоп доказал, что вещественный состав небесных светил всемирен. Физика неба доказала, что все "физические силы" — свет, теплота, электричество, магнетизм, звук, химическое сродство — всемирны.
Так как же можно даже и подумать, что биологические, психологические и социальные силы ещё геоцентричны и существуют только на одной Земле? Почему к ним до сих пор не прилагают эпитета: всемирный закон борьбы за существование, всемирный закон полового подбора, всемирный закон приспособления организмов к окружающей среде, всемирный закон сознательности и всемирный закон диалектического развития обществ?
До Коперника, конечно, это было вполне понятно, а при современных представлениях о бесконечности одинаковых по природе миров во вселенной даже и подумать о том, что только одна Земля обладает органической жизнью, достигающей сознательного отношения к окружающей природе, значит признавать Землю чудом среди бесчисленности остальных земель. А так как чудеса есть призраки чистой фантазии, то призраком её должна быть и самая мысль об исключении Земли из числа остальных небесных светил.
Если сила тяготения, звук, свет, теплота, электричество, магнетизм, химическое сродство одинаковы на всех светилах и приводят к тем же самым стадиям эволюции неорганическую природу светил, то и биологические процессы должны быть одни и те же повсюду и основным из них является "всемирный закон приспособления организмов к окружающей среде", сначала посредством борьбы за существование, полового подбора, а потом и общественности — сначала инстинктивной, а потом и сознательной. А так как стихийная природа всех небесных светил заставляет окружающие организмы среды проходить те же самые стадии развития, то и приспособление организмов к этой среде должно приводить к тем же самым их типам и даже индивидуальным формам, из которых ни одна не создается произвольно, а посредством наилучшего приспособления к окружающей физической природе, значит, и законы Дарвина должны считаться так же всемирными, как и законы Ньютона.
Точно так же, если бы среди всех бесчисленных планет во вселенной только одна Земля привела к созданию сознательного существа, то это было бы даже чудо из чудес, а при недопущении чудес приходится заключить, что и возникновение сознательного существа есть всемирный финал всякого биологического развития и что в тот период жизни на небесных светилах, когда основными стихиями их поверхностей являются вода и содержащая кислород атмосфера (потому что и они не чудо во вселенной, а вызваны всем процессом предшествующей эволюции светил), наивысшая форма органической жизни должна быть повсюду более или менее антропоморфна, а не в виде каких-нибудь фантомов нашего воображения, как рисуют это наши фантазёры-романисты. Ведь и антропоморфизм не чудо в природе, а естественный результат наилучшего приспособления организма к окружающей стихийной природе.
Обязательность всемирного изоморфизма микробиологических одноклеточных форм, конечно, не требует даже доказательств, а потому и развившиеся по тем же самым всемирным законам Дарвина их макробиотические комбинации должны быть, если и не изоморфны, то омойоморфны, т. е. подобны друг другу.
Так, стихийные силы самой природы приводят к возникновению сознательных существ как материальных комплексов ощущений, впечатлений, мыслей и воспоминаний, сосредоточившихся во временных индивидуумах. Но раз природа везде одинакова, то и впечатления от неё должны быть того же самого рода и, значит, представления о звёздном мире и о законах, им управляющих, должны быть одинаковы у живых существ и на Земле, и на Марсе, и на Юпитере, да и учение об органической природе должно быть везде одно и то же. И вот мы пришли к теории, что и сознание, а с ним и общественность должны везде принимать одинаково близкие и понятные друг другу формы.
Наша наука с её аэропланами, телефонами, инструментами производства и т. д. — тоже не чудо одного земного шара, а естественные окончательные результаты приспособления организмов к окружающей среде, когда существо, достигшее сознательности, начинает, наконец, само приспособлять к себе окружающую его природу. А потому и наука должна существовать и проходить те же самые стадии развития на всех небесных светилах. Но наука не есть уже результат индивидуальных достижений организмов, а результат их коллективного творчества, и, наблюдая то, что происходило на Земном шаре, мы не можем не притти к заключению, что и на остальных планетах пробудившееся к сознанию существо не могло притти к современной рационалистической науке раньше, чем его мировоззрение сначала не прошло через обожание сил природы, оформившееся последовательно в фетишизме, пантеизме и, наконец, в мистическом монотеизме, антитезисом которого и делается везде свободная опытная наука, такая же всемирная, как и физические силы природы.
Таким же всемирным законом должен быть и переход общественной жизни сначала через семейную, потом через патриархальную и через деспотическую стадию развития раньше, чем является возможность появления как антитезиса последней республиканского строя.
А в экономической области всемирным законом является переход первобытной общины, выросшей из семьи, и через рабство, крепостничество, феодализм и капитализм к государственному, а потом и общечеловеческому коллективизму.
Таким образом и закон диалектического материализма, установленный Марксом и Энгельсом, не является чудом в жизни вселенной, а таким же всемирным законом, как и законы тяготения.
Другого выхода нет, если мы не хотим признать наших учёных зa богов. На всех светилах в соответствующие фазы развития должны возникать аналогичные нашим мыслители, приводящие науку и технику к таким же формам и результатам, как и наши.
Природа бесчисленна в своих индивидуальных формах, но типы их везде одни и те же, как одни и те же законы, управляющие возникновением и исчезновением небесных светил.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
На Ваше предложение от 16 августа 1929г. за № 50/307 дать отзыв о проекте нового календаря для СССР, предложенного тов. Курасовым могу представить следующие соображения:
1. В наши годы, когда III Интернационал стремится к объединению всех народов в одном человечестве, совершенно правильно был декретирован советской властью несколько лет назад переход от Юлианского календаря к Григорианскому, принятому остальным культурным миром. Вновь отделяться от него, приняв специальный календарь тов. Курасова для СССР, являлось бы, мне кажется, отступлением от этого достижения, сделанного не без обструкции со стороны церковных и светских реакционных групп.
2. Отменять, как предполагает тов. Курасов, международные латинские названия месяцев: сентябрь, октябрь, и т.д. и заменять их русскими: седьмой, восьмой и т.д. тоже, по моему мнению, не целесообразно с интернациональной точки зрения.
3. Сделать, как тоже предлагает тов. Курасов, вместо интернациональных 12 месяцев тринадцать, ровно по 4 недели в каждом, было бы целесообразно лишь в том случае, если б мы захотели увековечить библейскую семидневную неделю. Но есть ли какая-нибудь причина увековечивать её? Наоборот, взамен её я предложил бы шестидневную неделю, имеющую шансы также быть принятою и всем остальным миром, как только он освободится от влияния теологов, потому что она выгодна для всех.
4. Относительно предложения тов. Курасова начинать летоисчисление с Октябрьского переворота, а год с октября, думаю, что такой вопрос будет своевременно поднять только на международном конгрессе Всемирного Союза Советских Социалистических Республик, а делать это частным образом, в отличие от окружащих стран, не значит укреплять достижения революции, как не укрепил достижений французской республики в конце XVIII века её специальный календарь с двумя термидорами.
5. Против предложения назвать первый день года "Красным днём", а последний "Красным Кануном" не имею никаких возражений. Переименовать же субботу в шестицу , а воскресенье в седьмицу считаю неудобным. Не надо создавать искусственной стены (вроде такой же разницы в одежде) между верующими и не верующими: ведь последние всё равно будут говорить "суббота" и "воскресенье", пока не прекратится их суеверие. Не лучше ли уж прямо перейти на иностранную терминологию как в названиях месяцев?
В общем проект тов. Курасова представляется мне из тех, какие каждый из нас может написать по нескольку в день.
С уважением, Николай Морозов