Комната VIII из XVI
Егор Куликов ©
Надеюсь, что я окончательно вернулся домой, подумал я, погружаясь в следующую комнату.
Передо мной сидел Ваня. В своем привычно отглаженном пиджаке. В накрахмаленной рубашке и с ровным, как по линейке, пробором в волосах.
– Сложно сказать точно, но вот прошло уже два месяца, а он, по-моему, не догадывается. Ты случайно не знаешь его мысли?
– Был бы я телепатом, ты бы мне всё это не рассказывал, – небрежно ответил я, бессовестно ковыряясь в носу.
– Короче говоря, всё складывается отлично. Не сказать, что у нас дела в шоколаде, но и совсем плохими их не назвать.
– То есть что-то не клеится?
– Конечно, не клеится. Твой Вова давно поджимал нас в этом бизнесе. А теперь, когда его задница в кресле мэра, ему стало намного легче вытеснять нас с рынка.
– Не нас, – подметил я.
– Не нас, а Стёпу. Ему какая разница. Конкурент есть конкурент, и он с радостью от него избавится. Конечно, если бы этим конкурентом был ты, он бы прилагал больше усилий, но всё же…
Я вновь посмотрел на прибранный Ванин стол и оглянул свой. Мой не хуже. Колбасная ручка лежит на самом видном месте, как знак удачи.
– А где сам Стёпа?
– На работе, где же ему ещё быть. Нам надо пару вопросов уладить с поставщиками. Как думаешь, стоит его подтягивать или пусть будет главой компании без голоса.
– Я бы с радостью его подтянул, но ведь он не захочет.
– Тогда надо самим.
Отчего-то мне стало жутко лень что-нибудь делать. Да и погода хорошая выдалась.
– Ты справишься?
– Да, – отрапортовал Ваня.
– Тогда действуй.
Мы ещё пару часов находились в офисе. Пытались уладить вечно возникающие проблемы, но работал я спустя рукава. Точнее, даже не работал, а создавал видимость бурной деятельности. Такое ощущение, будто мне кто-то может слово сказать, если я не буду работать. Скорее всё делалось не для кого-то, а именно для меня. Дабы успокоиться самому, мол, я работаю. Прилагаю усилия, а после такого тяжёлого и насыщенного дня заслуживаю самый настоящий отдых.
Закончив с делами, пошёл к выходу.
– Кирилл.
– Чего?
– Выйди через чёрный ход. Не стоит светиться.
– Да кто тут увидит?
– Кирилл, – сказал, как пригрозил, мне Иван.
Я кинул на него гневный взгляд, но противиться не стал. Молча спустился по запасной лестнице и вышел на задний двор. Сел в свою потрепанную «тойоту» и поехал домой. Когда-то я кичился машинами и дорогими вещами, но те времена прошли. Теперь я отношусь к этому намного проще. Не потому что мне лучше не показывать, что я имею доход. Скорее это пришло с возрастом. Вот я на этой «тойоте» проездил уже добрых три года. Ставил её в гараж, брал себе другие машины, а она ждала меня. И в итоге дождалась. Всё мои машины канули в Лету, а этот агрегат до сих пор ездит. Главное, чтоб работал исправно и был достаточно комфортным, а всё остальное это понты. А понты вяжутся только по молодости. Вот подарил я Максу «форд», он и катается на нём везде. В институт гоняет. Чуть ли не до магазина на нём лихачит. Ему важны понты и то, как на него посмотрят сверстники. В особенности девушки… А мне, старому человеку, которому перевалило за сорок, плевать, как на меня будут смотреть посторонние.
Помнится, когда только пришёл к этому ощущению ненужности дорогих вещей, когда отдал кому-то свой самый навороченный смартфон и купил привычный для меня кнопочный телефон, на меня смотрели, как на идиота, как на жадного идиота: у него столько денег, а он не может купить нормальную машину. Да что там машину, у него телефон до сих пор кнопочный, который без резинки для денег не заряжается. Но к этому времени я уже не обращал внимания ни на взгляды людей, ни на их слова. Мне удобно, а остальное неважно.
Я включил кондиционер и, нежась под прохладными потоками воздуха, ехал по старому городу. Улица Ленина плавно перетекла в Лермонтовскую, затем пару километров по переулку Зябликова (немаленький такой переулок), вылетаешь на проспект Победы и мчишься до самых высоких и самых дорогих домов в городе. Туда, где асфальт как стекло. Туда, где есть тротуары. А вдоль тротуаров клумбы с цветами. Туда, где живёт высший свет этого городишки. Где каждый день крутится администрация. Видимо, из-за того, что они не покидают центр города, им кажется, что и на окраинах всем хорошо живётся. Интересно, когда они в последний раз были в пятьдесят третьей школе, куда я недавно отвозил списанные мной компьютеры? Когда они в последний раз вообще пересекали черту высшего города? Видимо, никогда.
Дома ждала Катя. Почему-то года не властны над ней. Точнее, она изменилась с нашей молодости, но осталась всё так же прекрасна. Даже легкие морщины возле узких глаз нисколько не портят красоты. А длинные ровные волосы по-прежнему черны, как южная ночь. Да и фигура её до сих пор притягивает мой взгляд.
Вместе с сегодняшней усталостью и ленью я почувствовал неожиданный всплеск любви к жене. А после сразу вспомнил сына с дочерью и жутко захотелось их увидеть.
– Кать, а когда мы в последний раз были в отпуске.
– Ты был два месяца назад, а мы все не были уже давно.
Я проглотил Катин укол по поводу моего загула.
– А давай смотаемся куда-то. Думаю, это всем нам пойдет на пользу.
– Я всегда это говорила.
– Куда хочешь?
– На куда хочешь у нас денег не хватит.
– Ты просто скажи, – уверенно сказал я, надеясь, что деньги достану. Достану любой ценой.
– Хочу в тур по Европе. В настоящий длительный тур с заездом во все столицы: Париж, Берлин, Вену, Лондон, Рим. А закончить хочу недельным отдыхом на берегах Испании. Как тебе идея? – засветилась она счастьем.
– Мне нравится. Особенно последняя часть с отдыхом на море. Пакуй чемоданы, а я поеду путёвку выбирать.
– Ты серьезно? – глаза её заискрились.
– Безусловно. Иди примеряй купальники и на ближайшие даты ничего не планируй.
– А как же Макс, у него университет, а у Ленки школа, – на этом предложении Катя поняла, что не так-то просто улететь в отпуск.
– Я думаю, двухнедельное отсутствие не сильно скажется на их успеваемости.
– Нет, так нельзя. Давай лучше перенесём на каникулы.
– Это ведь почти год, – недовольно возразил я. Мне не хотелось ждать и упускать такой замечательный шанс. Я чувствовал это время и желал лишь одного – принести своей семье счастье. Простое семейное счастье.
– Да, ты прав. А что если…
– Если что?
– Что. если мы отправимся в отпуск одни? – как бы стыдясь своих слов, сказала Катя и опустила взгляд.
– Какая ты после этого мать? – смеясь, пристыдил я жену. – Шучу. Можно и такой вариант провернуть. Только ты сама будешь им говорить о том, что мы едем в отпуск, а они остаются тут.
– Согласна, – ответила Катя, не думая ни секунды.
В тот же день я поехал в турагентство и выбрал путёвку. В глубине души я был рад, что мы едем в отпуск без детей. Радовался по двум причинам: так дешевле и мы будем одни. Совершенно одни. Абсолютно одни в чужих странах. Давно я о таком мечтал.
Вечером Катя сообщила детям неутешительную новость. Но они отреагировали нормально. Я бы даже сказал, никак не отреагировали. Возможно, им от этого будет только лучше. Попробуют самостоятельную жизнь. Будут возвращаться домой поздно. Макс будет брать пиво в свою комнату и бесконечно водить девушек. Лена, я думаю, тоже не останется в стороне, и наш дом заполнится её подружками, которые разнесут тут всё к чёртовой матери. Но мне было плевать. Я ждал отпуска, как не ждал выходного в молодости, работая в двух или даже трёх местах.
На следующий день поехали за новыми вещами. Катя нарядила меня по последнему писку моды. Да и сама набрала гору тряпок. Я был рад оплачивать покупки.
Бизнес снова оставался на Ваниных плечах. Но я доверял ему. Я просто не мог поверить, чтобы Ваня что-то мутил на стороне. Он такой же, как я, – до глупости честный и по-собачьи преданный. Надо будет по возвращении дать и ему отпуск. Пусть отдохнёт человек. Также свозит жену на курорт, и, быть может, именно на курорте они подумают о детях.
День икс настал. Мы стояли на вокзале – в нашем городе нет аэропорта, и приходится ехать в областной центр. Попрощались с детьми и отправились в отпуск. Такой долгожданный и внезапный.
К сожалению, посетили мы лишь две столицы – Берлин и Париж, так как именно в Париже я получил самую плохую новость в своей жизни: Макс попал в аварию и находится в коме.
Незамедлительно вылетели обратно. Ваня часто звонил. Я старался держаться стойко, хотя на душе было тяжело. Тяжело как никогда. Но мне приходилось делать вид, что ситуация под контролем и с Максом всё хорошо, потому что Катя смотрела на меня, и от этого зависело её настроение. Моя уверенность передавалась и ей. Приходилось натягивать маску спокойствия и делать вид, что всё образуется. Но тем же вечером я закрылся в туалете самолета и разревелся. Я пробыл там больше двадцати минут и все эти двадцать минут плакал. Нет, рыдал как ребенок. Слёзы сползали по щекам, путаясь в щетине. Меня трясло и лихорадило. Ещё никогда в жизни не испытывал подобных чувств. Мне и прежде приходилось бывать в сложном положении. Ходить по краю пропасти и быть на волоске от гибели. Но тогда смерть грозила лишь мне. Я сам принимал решения, и только я мог что-то изменить и на что-то повлиять. Сейчас же я был заложником ситуации. И не мог ничего сделать. Не мог помочь. Я был на высоте более десяти тысяч метров, и, быть может, в этот момент врачи борются за жизнь моего сына. Толкают ему трубки в рот, меняют капельницы и бьют его безжизненное сердце током.
Сидя в туалете, я пытался избавиться от этих мыслей. Успокаивал себя, повторяя, что всё образуется и Макс через пару месяцев сможет вновь улыбаться и жить обычной жизнью студента. Но эти мысли… Эти проклятые кадры, которые я сам выдумывал, вкрадывались в голову, отчего слёзы не переставали течь. Я был словно заперт в тесной комнате с тучей насекомых, которыми и были эти самые мысли. И как ты ни отмахивайся от них, как ни старайся их не замечать, они всё равно настигнут тебя. Пытался успокоить Катю, хотя сам думали лишь о самом плохом.
О смерти…
Да, я думал о смерти. Ваня сказал коротко: он попал в аварию и сейчас находится в коме. Врачи ничего не говорят, но состояние его вызывает тревогу.
Кто виноват в аварии? Что именно вызывает тревогу? И какие прогнозы у докторов? На все эти вопросы мне приходилось самому искать ответы. И чаще всего ответы эти были неутешительными.
Когда мы были в Париже и Катя заметила, что я бледнею, она тут же спросила, что с Максом. Может, я бы и соврал ей, но не смог. Я знал, что она не поверит. Не поверит ни мне, никому бы то ни было. Она бы поверила только в том случае, если б Макс сам позвонил и сказал ей, что всё в порядке.
Я держал телефон возле уха, совершенно не слушая, что говорит Ваня. Был бледен как полотно. Едва не упал. Посмотрев на Катю, по взгляду понял, что говорить ничего не надо. Она знает. Каким-то образом почувствовала, что случилось за много тысяч километров от нее.
– Он попал в аварию. Он в коме, – едва выговорил я.
Несколько секунд она молчала. Я видел, как румянец сходит с её лица. Потом улыбнулась истерично и спросила:
– Это шутка?
Я покачал головой.
Узкие глаза заполнились слезами, и две мокрые дорожки пролегли по бледным щекам. Нижняя губа затряслась мелкой дрожью, и лицо искривилось в плаче. Глядела на меня не отворачиваясь. Слезы бесконечным потоком лились из глаз. Подбородок дрожал. Но она молчала.
Лишь через несколько минут она посмотрела на меня иначе, замахнулась своим маленьким кулачком и ударила в грудь:
– Зачем ты подарил ему эту машину? Зачем?! Зачем?!
Ее удары остались для меня незамеченными, но вот слова. В какой-то момент мне хотелось сказать, что я не виноват. В его возрасте все хотят машину, катаются и желают выпендриться перед девчонками. Да и покупку машины мы обсуждали вместе и сошлись на том, что при поступлении подарим. Мне хотелось это сказать, но я промолчал. Пусть лучше обвинит меня. Пусть во мне найдёт причину этой беды, чем пустит всё через себя. Пусть её истерика пройдет в этом беспочвенном обвинении. Пусть она выплеснет злость и обиду. Возможно, ей станет лучше.
Она хлестала меня посреди Парижа. Била кулачками по груди, а после переключилась на лицо. Я чувствовал обжигающие пощёчины, но я и глазом не моргнул. Терпел. Точнее, даже не терпел – не мог защищаться. Сам находился в каком-то трансе. Смотрел на Катю пустым взглядом, а в голове, как метроном, отстукивала одна эмоция: горе, горе, горе…
По прилету нас встретил Ваня. Мы расспрашивали его, но он скупо отвечал и отмалчивался.
В больнице нас пустили к Максу, но лучше бы не пускали. Он лежал на кровати. Мой мальчик… Мой сын лежал на кровати с закрытыми глазами. В палате было прохладно. Он лежал на спине, подключенный к аппаратам. Я держал тёплую руку Кати, и мы вместе подошли к нему. Я прикоснулся к его руке, и она оказалась холодной. Жутко холодной. Снова проскочила проклятая мысль, что он уже мёртв. Испугавшись я отдернул руку, чувствуя в другой руке тепло жены. Катя не обратила на это внимания. Она как заколдованная смотрела на Макса. Нежно и даже с какой-то опаской прикасалась к его руке, гладила лоб.
Макс лежал без сознания, но при этом казалось, что он просто спит. У него не было ушибов, переломов или ссадин. Он был бледен, но при этом чист. Его грубое лицо заострилось. Нос торчал вверх. Под носом и на подбородке пробивались неуверенно волоски. И почему-то от этого мне стало легче. Я пригляделся к ним, понимая, что, если растут – значит, жив. Глупо, но именно это придало спокойствия и уверенности.
Мы покинули палату. Катя жалась ко мне как ребенок, который боится потерять мать на шумном рынке.
– Пойди присядь, попей чая или кофе.
– Не хочу, – ответила она, ежесекундно вытирая слезы.
– Пойди, пойди… Я поговорю с врачами.
Неуверенно она двинулась к диванам.
– Насколько всё серьезно? – спросил я у лечащего врача.
Мужик, на вид мой ровесник, скривил лицо и поправил тонкие, едва видимые очки.
– Ситуация очень нестабильная. У него сильно повреждена затылочная часть. Самое главное, что цел позвоночник. Пока что мы поддерживаем его жизнь аппаратами…
– Деньги… Вы хотите денег? – неожиданно даже для самого себя сказал я.
Доктор промолчал. Видимо, от денег он не откажется.
– Нужны ли какие-то лекарства или, может, аппараты? У меня есть деньги, я смогу купить. Вы только скажите, какие. Нужны?
– Пока что всё необходимое у нас есть. Но для дальнейшего лечения понадобится техника, которой у нас нет.
– Я куплю. Скажите, какую.
– Говоря у нас, я имею в виду: в стране нету. Есть клиника в Израиле и Германии, в Дрездене, если не ошибаюсь.
– Давайте отправим его туда.
– Не торопите события. В связи с его состоянием транспортировка не пойдёт на пользу. Нужно дождаться какой-то стабильности и только потом думать о смене больницы.
Я оглянулся по сторонам. Персонал занят своим делом. Катя смотрит в пустоту, но ничего не видит, это заметно по её взгляду.
Сунув руку в карман, я вытащил пачку денег, уж не знаю сколько там было.
– Вы уж постарайтесь, – пожал доктору руку, тем самым отдавая деньги. – Распределите их правильно, я вам верю.
– Я сделаю… Мы сделаем всё что в наших силах. – Довольно спокойно ответил он, убирая руку в карман халата.
Значит, я не первый, кто подбадривает его финансами, если он так легко и спокойно воспринял это. Даже глазом не моргнул, словно мы просто пожали друг другу руки. Плевать! Лишь бы старались. Плевать на свои принципы и идеалы. Буду давать взятки. Буду давать каждому встречному, если этот встречный сможет хоть немного повлиять или помочь Максу. Переступлю через себя, но его спасу.
Спасу!
Я взял Катю за руку и повёл домой. Уже дома у неё случилась очередная истерика. Она вновь обвинила меня. В этот раз не била, но кричала громко и долго. Затем упала на кровать и уснула.
Я отправил дочку в комнату, а сам пошёл в кабинет, где достал сигару и вино. Мне хотелось подумать, точнее, забыться хоть на чуть-чуть. Немного пожить без этого горя и этих мыслей.
Ближе к ночи позвонил Иван:
– Ну как ты? – тихо спросил он.
– Нормально.
– У меня есть для тебя новость. Не скажу, что хорошая, но какая есть. Короче говоря, есть свидетели этой аварии.
Странно, но с момента прилёта я ни разу об этом не задумался. Мысли были лишь о Максе, о том, как бы ему помочь, что бы для него сделать.
– Кто это?
– Наш мэр, – ответил Ваня, и я почувствовал, как холодок зарождается в груди и растекается по телу.
– Это точно?
– Есть пара людей, они мне сказали, что какие-то дети видели эту аварию. Конечно, надо будет туда поехать и узнавать всё самому, но сейчас есть хотя бы что-то. Кстати, извини, что сам решил узнать…
– Нет-нет. Ты молодец. Спасибо тебе.
– Ещё один нюанс, – тем же приглушённым голосом сказал Ваня. –Если эти свидетели узнают, кто сидел в машине, то вряд ли будут давать показания. Да и, по слухам, там пацаны какие-то.
– Плевать, кто. Можешь устроить мне встречу?
– Я постараюсь.
Ваня положил трубку.
Опять этот Вова. Он мне всю жизнь подпортил своим существованием. Плетётся за мной с самого детства и с самого детства суёт палки в колеса. Тварь.
На следующий день поехал к Ване, оставив дочку присматривать за матерью.
– Но как? – был первый мой вопрос. – Ведь если кортеж несётся по городу, то впереди всегда есть машина.
– Это был не кортеж, – сказал Ваня, наливая мне чай. – Это была обычная пятница, и Хворин ехал в город. То ли с дачи, то ли ещё откуда-то. Там темно, и пригорок небольшой. Скорость была больше ста. Макс, вероятно, выезжал на дорогу, и тут в него влетел джип. Там знак ограничения стоит в шестьдесят, чтобы люди видели приближающуюся машину. Но он…
– Но он ехал по своей территории, поэтому ехал по своим законам.
– Примерно так.
– Где он сейчас?
– Не знаю. В администрации его точно нет. Машину, видимо, спрятали, и вряд ли мы её когда-то найдём. Быть может, уже уничтожили. Сожгли где-то за городом или пустили на запчасти.
– А как же гайцы?
– Про эту аварию мало что известно. В протоколе написано, что водитель скрылся с места ДТП.
– А свидетели?
– Пара пацанов тёрлись неподалеку. Оба несовершеннолетние, так что вряд ли с них будут сняты показания. Плюс все службы против возбуждения этого дела, так что тут всё против нас.
– Мне не впервой. Постарайся найти машину и устрой мне встречу с пацанами.
– Ты уверен?
– Да.
Тем же вечером я поехал на место аварии. В деревушку под названием Омуты. Не знаю, каким образом у Вани получилось организовать встречу с этими сопляками на остановке, да ещё чтоб об это не знали даже родители этих детей. Но Ваня это сделал.
– Что вы видели? – довольно грубо наехал я на детей, которые боязливо переглянулись.
Чтобы хоть немного войти к ним в доверие, я вытащил пачку денег и положил на край лавки.
– Я вам не угрожаю и не хочу зла. Мой сын попал в аварию, и вы единственные, кто хоть что-то видел. Расскажите правду, и я куплю вам по велосипеду. Идёт?
Глаза ребятишек загорелись.
– Не бойтесь, просто скажите, что вы видели, – сбавил я тон и успокоился.
– «БМВ», здоровая такая машина, въехала в «форд» вон там, – старший из ребятишек ткнул пальцем в направлении дороги.
– Откуда ты знаешь, что это «БМВ» и «форд»?
– Да он помешан на машинах, – сказал второй и улыбнулся.
– Вы видели, кто сидел за рулём машины?
Парни покачали головами.
– Нет. Видели только водителя «форда». Когда приехала «скорая» и вытащили его на асфальт.
– А водителя «БМВ»?
– Нет. Он сразу уехал. Точнее, не сразу. Несколько минут они стояли. Я, честно говоря, думал, что машина уже не сможет ехать. Капот дымился и был совсем разбит. Но она поехала. Как паровоз. Дымит и едет. И ещё проседает на правое колесо.
– Что потом?
– Всё. Потом мимо проехало несколько машин. Одна остановилась, и после этого приехали «скорая» и полиция.
– У вас что-то спрашивали?
– Нет. Полицейский подошёл к нам и сказал, чтобы мы никому об этом не рассказывали. Вы не скажете дяде полицейскому? – испуганно спросил мальчик.
– Не скажу. Может быть, вы ещё что-то видели? Номера машины или что-нибудь ещё… Хоть что-то?
Мальчики снова переглянулись.
– Цифры я не запомнил. Знаю только буквы.
– Какие?
– ХВВ.
– А как ты их запомнил? Почему? – я придвинулся к детям, чтобы не пропустить ни единого слова.
– Эти буквы складываются в мою фамилию – Хорошеев Вадим Владимирович. Наверное, поэтому и запомнил.
– Молодец. А ты ничего больше не видел? – обратился я к молчаливому парнишке. Тот покачал головой и вздернул худые плечи.
– За велосипедами поедем?
– Нам не разрешают садиться к незнакомцам в машину. Мама говорит, что так могут детей украсть и в рабство сдать.
– Нет, – улыбнулся я. – В рабство я вас не сдам и воровать тоже не собираюсь. Ладно, тогда скажите, где вы живете, и завтра вам привезут велосипеды.
Мальчики снова испуганно переглянулись, но тот, что постарше, подумал, а чем черт не шутит. Деньги у этого дядьки есть, вон сколько лежит.
– А можно мы сами себе купим? – осторожно спросил он.
– Нет, так дело не пойдёт. Боюсь, что вы не велосипеды купите, а какой-нибудь гадости.
– Честно-честно. Мы купим велосипеды.
Я уже было потянулся к деньгам, но в самый последний момент отдёрнул руку.
– Давайте адрес, а завтра вам привезут.
Я записал адреса и, попрощавшись с парнями, уехал в город.
– Ну что, узнал что-нибудь ценное? – спросил Ваня, стоя перед зеркалом в офисе и делая свой пробор идеально ровным.
– Распорядись, чтобы завтра по этим адресам отвезли два велосипеда.
– Это кому такое счастье подвалило?
– Свидетелям. Там дети совсем. И к ним уже обратились товарищи полицейские, чтобы они никому не рассказывали. Так что вряд ли их вообще будут слушать. А что там по машине?
– Ничего, – сказал Ваня и вернулся за свой идеальный стол.
– Совсем?
– Глухо как в танке. Машины нет, как я и говорил. И вряд ли мы её найдём. Скорее всего, её уже того… Порезали и переплавили от греха подальше.
– Хреново.
Я завалился на стул. Дверь тихонечко приоткрылась, и Вера Павловна протиснула голову.
– Может быть, вам чаю заварить? Или кофе? Или чего покрепче?
– Спасибо, но не сейчас.
– Что делать будешь? – спросил Ваня, глядя на меня. – В ментовку обращаться? Всё-таки какие-никакие, а слухи у нас есть.
Я посмотрел на него, как на человека, который несёт полную ахинею.
– Ваня, наши прошлые дела с доказательствами заворачивали, а с этими слухами меня пошлют куда подальше.
– Хоть попытайся. Давай, может, СМИ привлечём к этой проблеме. В Москву напишем о произволе местных властей. Давай хоть что-то делать.
Меня смутило рвение Ивана. Он упирается и старается больше, чем я. Мне даже стыдно стало. Когда это я успел растерять уверенность в честности и справедливости законов? Когда успел преклониться перед бездушным государством и отправить по течению судьбу, не пытаясь управлять собственной жизнью? Когда?
– Перед заявлением я, пожалуй, заявлюсь к нему лично.
– К Хворину? – Ваня даже поперхнулся.
– А что здесь такого? Он не виноват, и ему незачем скрываться. Отношения наши хоть и натянуты, но не до такой степени. У нас негласная война, о которой ни он, ни я не говорим. Плюс думает, что уже победил в этой войне. У меня ведь ничего нет, кроме квартиры, гаража и машины. Я среднестатистический человек. Чего ему меня бояться?
– Ну не знаю. Думаю, он не согласится с тобой встретиться. Да и скрывается он сейчас где-то.
– Ничего. Я его найду.
Вечером мы с Катей ещё раз съездили к Максу. Врачи сказали, что состояние улучшается и организм идёт на поправку. Возможно, совсем скоро можно будет транспортировать в другую клинику. Я вновь прикоснулся к руке своего сына, которая была всё так же холодна. Словно рука мертвеца.
На следующее утро помчался прямиком в администрацию.
– Мне к Владимиру Юрьевичу
– Его нет на месте, – сказала секретарша. Причём другая. Не хуже, а быть может, даже лучше предыдущей. С ангельским личиком, минимум макияжа и пышным бюстом.
– Я знаю, что он где-то здесь. Просто скажите ему что пришёл его старый друг Кирилл. Он вспомнит.
– Его нет, – как заведённая повторила девушка.
– Скажите, что пришёл Кирилл, – повторил я грубее. – Пришёл Кирилл по очень важному вопросу. Он меня примет.
– Его нет.
– Да что вы заладили как попугай! – сорвался я на крик. – Вам другой установки что ли не дали. Передайте ему, что пришёл Кирилл.
– Его… – она не закончила фразу.
Я упёр руки в стол и возвысился над испуганной девушкой.
– Если ты сейчас же не снимешь трубку и не передашь ему, что пришёл Кирилл, можешь попрощаться не только со своей работой, но и со своей жизнью.
– Я сейчас охрану вызову, – испуганно прошептала она.
– Пока придёт охрана, твое ангельское личико уже будет похоже на кровавую тушу мертвой свиньи. Быстро передала ему!
Девушка вздрогнула и сунула руку под стол.
Наверное, нажала на тревожную кнопку. Я не успел среагировать и задержать её. Я лишь с размаху ударил по столу, который подпрыгнул, на пол упали стопки бумаг и телефон.
– Руки на стол, стерва!
Секретарша послушно вытащила руки. Губы её дрожали. Лицо потеряло краску, и только щёчки из-за румян оставались розовыми.
Не прошло и минуты, как в дверь вломились два охранника в чёрных костюмах. Один схватился за кобуру, другой устремил на меня сверлящий взгляд и медленно, по слогам произнес.
– Подойдите к стенке. Руки за спину.
– Пошёл ты.
– Ру-ки за спи-ну.
Я схватил подставку под скрепки и швырнул в него. Пока он закрывался руками, ринулся на второго и твёрдым ударом угодил в челюсть. Он так и повалился на пол, держа руку на кобуре.
Секретарша завизжала, как свинья, в которую я обещал превратить её ангельское личико. Второй охранник выхватил рацию и успел что-то передать. Следующим ударом я выбил у него рацию, но тут же получил в живот. Перетерпел и левым боковым попытался вырубить его так же, как поступил с первым. Этот оказался проворней. Мы схватили друг другу за грудки и повалились на пол.
Тесное помещение приёмной наполнилось криками, бранью и шумом. Мебель падала и ломалась. Девушка забилась в угол и истерично вопила.
Пока мы катались по полу, дверь кабинета открылась и появился Вова. Я не сразу его заметил. Время было неподходящее смотреть по сторонам. Стоило мне на секунду отвлечься, как я сразу бы пропустил хорошую оплеуху по лицу от этого здоровенного мужика, который, как клещами, схватил меня за одежду.
– Олег, Кирилл, – спокойно сказал Вова, – ну чего вы тут устроили? Отпустите друг друга.
Мы не сразу послушались и даже не сразу поверили, что обращаются именно к нам. Я продолжал сжимать его шею одной рукой, а второй закрывал лицо от прилетающих ударов. Лежа на полу, мы взглянули друг другу в глаза и как-то поняли, что можно разойтись миром.
Я осторожно разжал пальцы, и Олег смог вдохнуть полной грудью. Охранник отпустил меня, и я мигом вскочил на ноги.
– А с этим что? – спросил Вова, указывая на второго охранника на полу.
– Этот его вырубил, – с легкой хрипотцой ответил Олег.
– Значит, так, успокойтесь, это первое. Второе, отвези его в «скорую», и приберите тут потом. Наташа, я тебя прошу, не надо так кричать. Всё прошло. Всё хорошо. Это действительно Кирилл. Я же тебе говорил, если ко мне приходят старые друзья, то их надо пропускать. Говорил?
Секретарша кивнула, но по её недоумевающему взгляду я понял, что такого распоряжения она не получала.
– Ну чего ты тут устроил? – улыбаясь спросил Вова и протянул мне руку. – Только не сильно жми, – сказал он, придерживая второй рукой плечо. – На даче с лестницы полетел, так что теперь инвалид на некоторое время.
Вова выглядел уверенным и рассудительным. На какие-то секунды я и сам поверил, что это был не он. Но, как только я приблизился к нему и аккуратно пожал руку, бросив взгляд на кобуру охранника, Вова изменился. Он стал настороженным и подозрительным. Нервно бегая глазами между мной и двумя охранниками, он подмигнул секретарше, и та в ответ кивнула.
– Пойдём. Наверное, у тебя серьёзное дело, если ты так рьяно ко мне пытался попасть.
Вова повернулся и прихрамывая на левую ногу вошёл в кабинет. Толстый ковёр приглушал шаги. Сквозь огромное окно справа било солнце. На стене, выкрашенной под дерево, виднелись следы недавно висевших картин или грамот. Видимо, ещё не успел полностью убрать дух своего предшественника.
– Слышал, дела у тебя не очень, – сказал он.
– Да, бизнес что-то не ладится. А ты, гляжу, спортом занялся. Схуднул немало.
– Да, есть такое, – улыбнулся он, и глаза его превратились в щёлки над пухлыми щеками. Хоть пузо он и убрал, а многочисленные подбородки всё же остались.
– Ну, что тебя ко мне привело?
Я застыл. Замер, не зная, что сказать. За час до встречи я продумывал много вариантов нашего разговора. Там были и крики, и ругань, и его чистосердечное признание. Там было всё. Но сейчас голова была пуста.
– Где ты руку повредил?
– Не только руку, но и ногу, – ухмыляясь ответил он. – На даче с лестницы упал.
– А машина твоя тоже с лестницы упала?
– О чём это ты?
– Ты знаешь, о чём. Давай оставим все эти непонимания за бортом. Потому что ты не на даче с лестницы упал. Ты врезался в машину и отправил моего сына в кому.
– Я не понимаю…
– Закрой рот и слушай. У меня есть свидетели, и я это дело так не оставлю. Можешь паковать вещи и прощаться с этим прекрасным кабинетом и с этим креслом. Собирай чемоданчик, потому что скоро ты отправишься в места не столь отдаленные.
– Кирилл, ты в своем уме? Я на даче был. Я с лестницы упал.
– И где же твоя машина? А? Где твоя «БМВ» с номером ХВВ? Где она?
– Какое это имеет значение? Машина у меня и не «БМВ» вовсе, а «форд». Вот уже два года как.
продолжение в комментариях