Всех девчонок Пикабу с праздничком!
Девчачий вариант Ксеноморфа и Джонси ^_^
Материалы: полимерная глина, пастель, втирка, лак
Девчачий вариант Ксеноморфа и Джонси ^_^
Материалы: полимерная глина, пастель, втирка, лак
Самый первый рисунок на графическом планшете, поэтому присутствует обмазка фона исходника и частично котэ))
Давно смотрела на этот арт и в порыве вдохновения (отлынивания от заказов) на свет появился крошка Ксен)
P.s. в процессе лепки ни один Джонси не пострадал
Материалы: полимерная глина,перламутровые втирки,сухая пастель,уф гель, эпоксидный клей
https://vk.com/foxdreamsart
Этот судья был мне знаком, я не раз уже давал ему показания. Он жестом пригласил меня на привычное место свидетеля, скороговоркой отбарабанил юридические формулы и я отвечал такой же скороговоркой.
Тем временем я осмотрелся. Все, как обычно — справа присяжные, слева секретарь,
Наконец судья начал:
— Находясь здесь, как сертифицированный ментоскопист, и проведя по заданию суда исследование памяти подсудимого в отношении событий, имевших место в курительной комнате ночного бара «Лагуна» между полуночью и десятью минутами пополуночи двадцать второго февраля этого года, вы готовы дать показания суду?
— Да, ваша честь. — такие показания давно уже стали для меня привычным делом.
— Расскажите, что думал, что знал и чувствовал подсудимый во время тех событий. Дайте свое заключение о степени осознания подсудимым своих действия.
— Я исследовал память подсудимого в отношении того промежутка времени, который вы назвали, ваша честь, — начал я. Я вспомнил ту мешанину образов, мыслей и вспоминающихся звуков, которая всегда возникает, как только наденешь шлем ментоскопа. Неподготовленный человек попросту зашатается и упадет, ничего в этом не поняв. Это как из тихого коридора шагнуть в центр сцены огромного рок-концерта в момент апофеоза.
Я плыву сквозь образы, вот сияет неоновая вывеска «Лагуны». Вот звучит разговор с барменом. Вот ощущение тяжелого и холодного бокала в руке. А вот и то, что мне нужно.
Коридор плывет мне навстречу. Это коридор, ведущий в курительную комнату. Пусто, накурено. Я достаю сигареты. Сзади кто-то толкает меня в плечо. Поворачиваюсь, вспоминаю - этот парень был в зале и пялился на меня как-то странно. Что-то говорит про девушку. Ах, да. Вижу образ девушки, она стояла у бара и после разговора с барменом, я сказал ей несколько слов, чтобы прощупать почву для знакомства. Что же я в точности сказал… неважно. Кулак летит мне в лицо, удар. Меня относит назад, я едва не падаю. Ярость. Этот кретин вообразил себе невесть что, наверное насчет меня и его девушки, но это уже не имеет значения, время для разговоров окончилось, не начавшись, я угодил в драку. Ноги подо мной сами пританцовывают, смещая меня правее, я чуть отклоняюсь и второй удар вместе с движением воздуха пролетает мимо моего лица. Опора на правую, с поворотом, я бью точно в его левую скулу. Все, достаточно, — он замер и шатается. Поделом кретину, сам виноват. Молчит. Я поворачиваюсь и шагаю к двери. Нехороший стук доносится сзади. Кретин упал…ээээ..как-то нехорошо он упал, затылком прямо об пол, так и сотрясение может быть, или похуже чего. Надо вернуться, посмотреть. Наклоняюсь. Все в порядке, кажется, живой, но надо скорую вызвать кретину. Достаю мобильник… Вот и скорая… а вот и полиция.
Умер? Как умер?! Этого не может быть! Перелом основания черепа… ах ты ж… черт побери… я так и почувствовал, что нехорошо он затылком ударился. Черт! Я же не виноват ни в чем, что теперь будет…
— Подсудимый подвергся нападению со стороны потерпевшего, которое ничем не спровоцировал, — доложил я, — и его действия укладываются в пределы необходимой самообороны. Умысла на убийство у него не было. Вина за начало драки полностью лежит на потерпевшем.
— Вернитесь на скамью свидетелей, — сказал судья. На этом моя роль закончилась, и можно было начинать думать про сегодняшний вечер. Может, зайти в эту самую «Лагуну»? Никогда там не был, но в памяти всплылитропические декорации в питейном зале, приятная музыка. Нет, не стоит. Неизбежны неприятные ассоциации из-за знакомства с памятью этого парня, подсудимого. Впрочем, почему подсудимого? Его сейчас наверняка оправдают, — так думал я, пытаясь составить свой план на этот вечер.
Новый день и новый «пациент». Пациент был в наручниках, рослый мужчина чуть за сорок. Щетина на лице, наверное, трехдневная. Пара синяков и пластырь на скуле. С ним зашла целая толпа конвоиров, но это не полицейские. Кто же они, безопасники? Спецы? Я сделалприглашающий жест, показывая на кресло для фиксации пациентов.
— Вот, принимайте клиента, — Старший из конвойных протянул мне бумаги. Это был тоже рослый мужчина, тоже чуть за сорок — оба они с пациентом на голову возвышались над остальными.
Пациент щурился, как от яркого света, пока его располагали в кресле, хотя в моем кабинете всегда царит полутьма, свет дают только мигающие индикаторы аппаратуры ментоскопа, распределенной по всем стенам.
Плохой признак, сделал я вывод. Наверное, его недавно угощали «сывороткой правды», но безуспешно, вот и решили просветить его ментоскопом. Что ж, бывало в моей практике такое. Сыворотка правды иногда подводит, хотя и крайне редко.
Я читал сопроводительные бумаги, а старший стоял рядом и пояснял:
— Этому делу присвоили статус совершенно секретного, понимаете, что это значит?
Это было новостью. Мне никогда еще не доводилось работать по совершенно секретному делу, и я удивленно поднял брови:
— Надеюсь, меня не прикончат после этого ментоскопирования?
— Нет, вы всего лишь подпишете обязательство не разглашать того, что узнаете. Но это серьезное обязательство, и вам не захочется его нарушать.
Вся эта история мне не нравилась с самого начала, но теперь нравилась все меньше и меньше.
— Объясните мне простыми словами, что это за секрет, который он не хочет выдавать. Это имя, адрес или пароль? Или что-то еще?
— Это некая кодовая фраза. Вам совершенно незачем знать, для чего она используется. В ваших собственных интересах этого не знать. Просто рассмотрите внутри его черепушки эту фразу, сообщите ее нам и забудьте навсегда, конец истории.
Потом мы немного попрепирались по поводу обязательства — я не хотел ничего подписывать, пока не узнаю и в самом деле чего-то секретного, а он настаивал, что таков протокол секретного производства дела и отступать от него нельзя. Я подписал бумагу, ощущая нарастающее беспокойство.
В этот момент я заметил, что пациент, пристегнутый к креслу, искоса сверлит меня взглядом. Он сказал недобро:
— Вы даже не представляете, доктор, насколько это секретно. Это секрет даже отнего, — он мотнул головой в сторону старшего конвоира, — вы мне не верите сейчас, я это вижу, но скоро все поймете сами. — он ухмыльнулся.
Я надел шлем и начал этот долгий, очень долгий сеанс, который закончился через много часов.
Да, черт побери, он был прав. Это секрет, который никому и никогда нельзя выдавать.
—Это секрет, который никому и никогда нельзя выдавать, — сказал я убитым голосом, снимая шлем ментоскопа. Я понимал уже, что моей карьере теперь конец и моей нормальной жизни конец и всему вообще конец. И что меня не выпустят, а если когда-то, через годы, и выпустят, то ничего хорошего в дальнейшей жизни меня не ждет. Потому что этот секрет действительно нельзя выдавать. Никому и никогда.
— Как бы это объяснить… Медленная и крайне мучительная смерть неотвратимо ждет любого человека, который выдаст эту кодовую фразу. Полчаса назад это касалось только его, — я указал подбородком на пациента, — теперь это касается и меня тоже. Я не смогу укрыться нигде, и никто не сможет защитить. Это возмездие поистине неотвратимо, и я точно знаю, почему оно неотвратимо. И вы не сможете укрыть меня от этого, даже если будете стараться изо всех сил, — я безнадежно развел руками.
Нет, меня не пытали, и даже не били. Со мной мирно беседовали и пытались убедить, что они в состоянии защитить меня от любой мыслимой угрозы. Но я знал, что это не так.
Я понятия не имел, каким именно способом тот пациент сумел противостоять сыворотке правды, но примерную схему действий я теоретически знал.
Еще до окончания уговоров «по-хорошему» я перенесся своими мыслями в Антарктиду.
Я королевский пингвин. Как божественна хороша моя шерстка…или что там у пингвинов, перья? Краем глаза я наблюдаю, как смешно бегают и падают мои пингвинята… Куда-то подевалась моя самка, пусть ее зовут Снежка, где она шляется? Птенцы могут потеряться! Я очень занят. Мне надо внимательно следить за небом, за морем, за снегом… Не упуская из виду ничего, я смеюсь над птенцами, беспокоюсь о Снежке… У меня полный клюв забот.
К тому времени, когда мне ввели сыворотку, я был уже весьма занятым королевским пингвином.
И, конечно же, я с удовольствием и многословно рассказывал этим господам о себе, и о всех своих заботах. Фраза, кодовая фраза? Пингвины не знают кодовых фраз, где вы видели пингвина, который понимает хотя бы, что такое вообще «фраза»?
Кончилось тем, чем и должно было кончиться. Они привезли меня к ментоскописту.
Кабинет был чуть больше моего. Точно такая же аппаратура, как и моя, занимала почти все стены.
Незнакомый ментоскопист удивленно и встревоженно рассматривал меня, пока конвойные закрепляли мое тело в кресле. Я в ответ сощурился от света и ухмыльнулся невесело.
Что я мог ему сказать? Только это:
—Добро пожаловать в наш клуб, коллега.