©Гектор Шульц

Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая
Часть пятая

- Молчун теряет время. Бидный Томо теряет время, - нараспев произнес паренек, нервно постукивая совочком по полу. – Не успеем, крепко пожалеем.
- П-прости, - извинился я и, подойдя к первой кровати, принялся снимать с нее постельное белье. Бидный Томо, закончив с подметанием пола, помогал мне, стаскивая грязное белье в большую кучу, на предварительно расстеленную наволочку. Когда все белье было снято, он ловко связал четыре конца и, взвалив тюк себе на спину, пошатываясь, побрел к выходу из спальни. Правда на пороге он задержался, повернулся ко мне и загадочно улыбнулся.
- Самое время Молчуну обжигающей водички взять. Нельзя терять время. Ой, нельзя… - пробормотал он, осторожно прикрывая дверь за собой.

Поначалу казалось, что мое сердце выпрыгнет из груди. Как минимум. Как максимум, что всполошенные его стуком примары ворвутся в спальню ровно в тот в момент, когда я копаюсь в шкафчике Ратто. Однако мне никто не помешал.
Я бросился к кровати Ратто, присел на корточки и приоткрыл дверцу личного шкафчика примара, после чего не смог сдержать удивления. Шкафчик был куда больше, чем казался снаружи. Он попросту не мог вместить того количества продуктов, которые в нем хранились. На верхней полке я увидел ровные ряды начавших ржаветь металлических банок с консервами. На них виднелись надписи: «Персики», «Малина», «Клубника», «Арбуз», «Дыня» и несколько совершенно незнакомых мне названий. Рядом с ними находились и мясные консервы, и паштеты в небольших, припорошенных серой пылью баночках, и даже две банки шпрот обнаружились. Я не мог вспомнить вкуса шпрот, но мозг услужливо подкинул мысль, что это очень вкусно. Но брать еду было опасно, к тому же Месяц говорил только про виски. Но в какой бутылке виски, если на нижней полке огромное количество бутылок без подписи?

Вздохнув и прислушиваясь к каждому шороху, я осторожно вытащил несколько начатых бутылок и поставил их в сторону, чтобы не мешались. Затем наполовину залез внутрь шкафчика и снова удивился. Ряды с бутылками, казалось, уходили далеко вперед. Настолько далеко, что я даже стены не видел. Протянув руку насколько возможно, я схватил первую попавшуюся бутылку и, отвинтив крышку, понюхал содержимое. Похоже на то, что было в бутылке у помойного люка. Находка тут же отправилась во внутренний карман куртки, а я, побледнев, услышал голоса жителей Комнатки, чей обед почти закончился. Времени оставалось мало, поэтому я, не думая, снова сунул руку в ящик и достал еще одну бутылку. Но на этот раз не стал отвинчивать крышку и, бросившись к полупустому ведру, сунул бутылку внутрь и прикрыл мокрой половой тряпкой Бидного Томо. Затем, схватив свою швабру, принялся яростно натирать пол широкими махами. Голоса послышались совсем рядом.

- А, Молчун, - раздался голос Ратто и до меня донесся запах сигарет. Вперемешку с запахом жареного мяса. Желудок неодобрительно заворчал, напомнив мне, что пора бы подкрепиться. Я вытянулся по струнке и уставился на ноги Ратто, стоящего прямо передо мной. Тот сыто рыгнул и хлопнул меня по плечу. – А я думаю, кто тут так сопит громко. А это ты. Осваиваешься?
- «Пытаюсь», - подумал я, гадая, что сделает со мной Ратто, найдя бутылку. Его рука, словно почувствовав мои мысли, напряглась, а пальцы больно сдавили плечо.
- Когда я задаю вопрос, нихил отвечает, - тихо, но с отчетливой угрозой произнес он.
- О-о-осва-иваюсь, - выдавил я из себя. – По-почти домыл полы.
- Успеешь до прихода Унаги? А, Молчун? Вот и твой дружок с бельем подоспел, - усмехнулся Ратто, когда дверь скрипнула и я услышал бормотание Бидного Томо. – Сколько ни говорил, что убогого лупить бесполезно, а она нет. Все перевоспитать пытается. Да, Томо? Зябнешь еще?
- Да. Бидный Томо озяб и продрог. В прачечной тепло, но вода холодная, - ответил ему паренек. Ратто что-то хмыкнул и отпустил мое плечо, однако мое сердце будто сдавили призрачные тиски, когда я понял, что он направляется к своему шкафчику. Словно в подтверждение моих мыслей раздался вкрадчивый голос Ратто.
- Ты же не лазил по шкафчикам, Молчун? Не сделал непростительную ошибку? – в его голосе, ленивом и подчеркнуто безразличном на мгновение мелькнуло подозрение.
- Нет, - соврал я и, почувствовав, что покраснел, чертыхнулся в который раз.
- В самом деле? А мне сдается, ты что-то прячешь под курткой. Что-то большое. Стеклянное. МОЁ! – последнее слово Ратто выдохнул в мое ухо. Через секунду его голос зазвучал, как обычно. Лениво, с чувством собственного превосходства. – Вытаскивай. Живо.

Вздохнув и продолжая краснеть от стыда, я расстегнул куртку и, вытащив бутылку, не глядя протянул ее примару. Тот, выхватив бутылку из моих рук, присвистнул и подошел ближе. Почти вплотную. Я чувствовал исходящий от него жар и злобу.
- Ты в Комнатке только день, а уже показал себя с плохой стороны. Хотя, чего еще ждать от нихила. Юба научила? Небось сказала, что де Ратто не считает свои бутылки, воруй сколько влезет, он и не заметит, да?
- Да, - тихо ответил я. Ратто засмеялся, притянул меня к себе, схватив за шею, а потом резко врезал кулаком мне в грудь. Воздух с жутким всхлипом вылетел из легких и я, закашлявшись, упал на пол.
- Ой, ой. Бидного Томо тоже будут бить палкой, - запричитал паренек, но Ратто, рыкнув, заставил его замолчать.
- Сдался ты мне, убогий! Пусть с тобой Унаги забавляется, если ей это нравится. А ты, Молчун… Ты совершил ошибку, когда додумался залезть в шкафчик примара. В мой шкафчик! – в его голосе послышалась животная ярость, а я еле успел закрыть лицо руками, прежде чем нога Ратто врезалась в нос. Однако голова загудела, а перед глазами поплыли черно-красные кляксы.
- П-прости… Я-я-я-аа…
- Я-я-я, - передразнил меня Ратто и, схватив за меня за подбородок, приподнял лицо. Я увидел, что его глаза черней той тьмы за окном, а губы искривлены в уродливой гримасе, обнажающей зубы. Видимо мой испуг удовлетворил его и, Ратто, пнув меня в живот, немного успокоился. – На первый раз прощу. Попадешься еще раз… отправлю тебя в Судилище без Жребия. Голым и со связанными руками. А за свою глупость придется ответить. Вы оба сегодня без обеда и ужина. Закончите со спальнями и вместо отдыха займетесь чисткой туалетов. Вне очереди.
- Бидному Томо не дадут кушать? Даже кусманчика хлебца не дадут?
- Обойдешься, - перебил его Ратто. – Каждый должен знать, где его место. Особенно нихил! Заканчивайте работу и валите!

Быстро сменив постельное белье, мы с Бидным Томо покинули спальню примаров. А когда добрались до гостиной, то стало понятно, что о моей поимке известно всем обитателям Комнатки. Конечно же, Унаги не отказала себе в удовольствии прилюдно обругать нас. И если я понимал, что заслуживаю наказания, то Бидный Томо, на которого было жалко смотреть, с каждым её словом словно съеживался в размерах. Физического наказания не последовало, потому что Унаги, увидев, как на моем лице расцветает приличных размеров синяк, довольно осклабилась и, задрав нос, ушла с остальными примарами в спальню. А вот последующее удивило меня куда сильнее.
Посмотрев в глаза нецесам и нихилам, я не увидел ожидаемого презрения и ненависти. Нихилы сочувственно смотрели на нас, а Режа, тихо шепча, успокаивала Бидного Томо, которого речь примары расстроила особенно сильно. Для остальных нецесов подобное, видимо, было в рамках привычного.

- Мы думали, что Ратто будет дольше на обеде, - шепнул мне Месяц, когда нецесы ушли и мы остались лишь в кругу нихилов.
- А он что-то подскочил, зашипел и вылетел из кухни, - добавил Пухляш, шумно дыша ртом. К его подбородку прилипли кусочки вареной картошки и морковки, но коротышка, видимо, не обращал на это никакого внимания. – Сильно досталось, братка?
- Нет, - соврал я. Болела грудь, болел живот, куда пнул меня Ратто, болела челюсть. Ратто бил умело и точно.
- А то ты сам не видишь? – огрызнулся на него худенький мальчик. Я с удивлением заметил, что у него нет пальцев на левой руке. – Значит, без согрева теперь? Ратто будет стеречь свой шкафчик. А то и замок попросит сделать.
- Н-не… совсем, - буркнул я и, оглянувшись по сторонам, вытащил из ведра спрятанную под тряпкой бутылку.
- Ого! – удивленно зашелестели нихилы. Но не слишком громко, чтобы не привлекать внимание. Месяц сориентировался быстрее всего. Выхватив у меня бутылку, он тут же замотал её во влажную тряпку и сунул худому.
- Шинаши, сегодня ты на помойном люке? – мальчик кивнул, пряча сверток на груди под курткой. – Надо новое место найти. Ратто знает о старой нычке. У тебя перерыв сейчас, поэтому надо думать быстро.
- Может в туалете у нас? – подала голос Фиалка, а стоящая рядом с ней пухлая девочка кивнула.
- Примары туда ни в жисть не сунутся, - поддержала она. Голос у неё был мягким и красивым. – В бачок спрятать и все.
- Хороший вариант, - чуть подумав, кивнул Месяц. – Но быстро кончится, Тоба. Сама знаешь, какой соблазн утром перед работой согреться.
- Не. Не дело, - покачал головой Шинаши, но внезапно просиял. – В саду!
- В саду? – недоверчиво спросила Аши, стоящая, как и всегда, рядом с Фиалкой. – Где Лучок изрыл все, что можно?
- Ох, сестричка, - улыбнулся Пухляш. – Есть там одна нычка. Мы сигареты в ей прячем.
- В ней, - машинально поправил его Месяц. – Тоже хорошая идея. В саду обычно трое работают, а если еще виски разбавить, то хватит на подольше.
- Не, - поморщился Шинаши. – Мешать не будем. Паскудно так с согревом поступать.
- Ладно. Тогда отдай бутылку Пухляшу, а он с Тоба спрячет. Лучок со своими травами так увлекается, что иногда про нас забывает, - кивнул Месяц.
- Погодите. Дайте хоть Молчуну глотнуть! – встрял незнакомый мне мальчик. Я видел, что он спит очень близко к Двери. – Ежели б не он, теплый чай гоняли бы.
- Не надо, - робко улыбнулся я. – Я н-не хочу.
- Ну, как знаешь, - пожал тот плечами.
- Бидный Томо пойдет на кухню. Надо Бидному Томо сыскать себе кусманчик хлебца, - пробормотал притихший Томори, заставив Аши взмахнуть рукой.
- Их же Ратто обеда и ужина лишил!
- Та, не проблема, - отмахнулся Шинаши. Он сбегал к своему прикроватному шкафчику, покопался в нем, а когда вернулся, то протянул мне и Бидному Томо два внушительных сухаря. – Чем богаты, так сказать… Водичкой смочить и порядок.
- Мне Режа конфету дала, - буркнула Фиалка, вытаскивая из кармана шоколадную конфету в хрустящей обертке. Она разломила ее пополам и также, как Шинаши, поделила между нами. А потом и остальные ребята подтянулись. Каждый дал еды, пусть и немного. Даже Пухляш, покопавшись в своих бездонных карманах, выудил оттуда настоящее чудо – слегка помятый маленький помидор.
- У Лучка слямзил, - гордо произнес он и потянул носом. – Пахнет-то как, а?
- С-спасибо, - отчаянно краснея, промямлил я. Да, я достал бутылку виски, как и просил Месяц, но нихилы отдавали самое дорогое, что у них есть. Просто так. Потому что считали, что это правильно. Правильно поддерживать своих.

После небольшого перекуса, мы с Бидным Томо отправились чистить туалеты. И я, только войдя в туалет примаров, в который раз не смог сдержать удивления. Если туалет нихилов был прост и обладал поистине спартанской обстановкой, то примары жили, что те богачи. Их умывальники были не железными, а из темного камня. Над каждым висело зеркало в изящной раме, а в углу обнаружился душ, спрятанный за двумя дверями из матового стекла. Более того, на полу лежал мягкий ковер с коротким ворсом, у стен стояли горшки с цветами и на тех же стенах висели картины, изображавшие неизвестные мне места и города.

- «Красиво», - подумал я и, вздохнув, поставил на пол ведро с водой, затем свернул в рулон и отдал Бидному Томо ковер, после чего засучил рукава куртки.
- Мыть надо хорошо, а то Ратто ругаться будет. И укусить может, - проворчал Томори, когда я начал мыть пол. Сам он, взяв влажную губку, подошел к ближайшему умывальнику и принялся оттирать засохшие пятнышки зубной пасты с зеркал. Закончив, он полировал зеркала мягкой тряпицей, пока с тех не исчезали разводы.
Иногда в туалет заходили примары и, не обращая на нас никакого внимания, делали свои дела. Только Унаги вышвырнула нас, когда заявилась в компании двух подруг. Одну из них я знал, а вторую увидел впервые. И увидев, не удержался от восторженного вздоха.

Примара была не просто симпатичной. Она, единственная из жителей Комнатки, была по-настоящему красивой. Высокая, стройная, с большими мечтательными глазами светло-зеленого цвета, словно два озерца, она впорхнула в туалет, как фея из сказки. Унаги, увидев, как я покраснел, злобно рассмеялась и, схватив Бидного Томо за шиворот, пихнула паренька в сторону выхода. Я, прислонив швабру к стене, поспешил за ним.

- Вы чего тут третесь? – грозно спросил Ратто, входя в спальню и замечая нас с Томори у двери в туалет. – Опять воровство замышляете?
- Унаги выгнала Бидного Томо. Хватила его по шее и сказала выметаться. А туалеты не убраны, умывалы не чищены, мыло не поменяно, - хихикнул Томо. Ратто хмыкнул и вразвалочку направился к своей кровати. Правда, остановился, увидев, как я рассматриваю окно. Черное и непроницаемое, оно манило к себе и гипнотизировало.
- Не стоит так пристально смотреть в окно, - тихо и с угрозой произнес он. Вздрогнув, я отвел глаза, но Ратто, подойдя ко мне, взял меня за подбородок пальцами и заставил посмотреть на него. – Ты новенький и всех порядков Комнатки не знаешь. Я не просто так сплю у окна.
- Оно… меня с-словно манит, - честно ответил я, забывая, что нихилам можно лишь отвечать на вопросы примаров, но Ратто, к моему удивлению, не стал заострять на этом внимание.
- Знаю, - буркнул он и, чуть подумав, кивнул. – Идем.
- Куда?
- К окну, - насмешливо усмехнулся он. – Или ты внезапно испугался? Давай, не бойся. Я рядом, а тебе полезно будет узнать, почему не стоит пялиться в окно слишком долго.
- Хорошо, - кивнул я и, вздохнув, направился за ним. Бидный Томо, увидев, куда я иду, тихонько заскулил, но нарвавшись на злой взгляд Ратто, отвернулся и замолчал.
- Смотри, - шепотом сказал Ратто, ткнув пальцем в окно. – Смотри и увидишь.

И я увидел. Увидел, что тьма, на самом деле, не такая уж и непроницаемая. Непроницаемой её делал на контрасте горящий свет в спальне, но у кровати Ратто он был не таким ярким, и я мог увидеть, что находится по ту сторону окна.
Я увидел что-то, похожее на холмы. Увидел темное небо, по которому бежали темные облака. Увидел высохшие и очень тонкие деревца. А потом увидел глаза. Огромные белые глаза без зрачков, которые внимательно смотрели на меня и, казалось, видели насквозь мою душу. Тьма за окном сгустилась, а я с ужасом понял, что явилось причиной этого. Обладатель страшных глаз подошел почти вплотную к стеклу и почти сразу после этого я услышал жуткий звук. Так скрежетали когти неизвестного существа, касающиеся стекла. Я не видел реакции Ратто, но почему-то был уверен, что он спокоен, как и всегда.
А в глазах меж тем зажегся жадный и голодный огонек. Я было попятился, но вдруг осознал, что не могу ступить и шага. Взгляд страшных глаз словно пригвоздил меня к полу. А потом я почувствовал, что моя душа будто покидает тело. Резко стало холодно, а на лбу выступил липкий пот. Ноги тряслись от страха, да и в животе вибрировал противный комок, стремясь вырваться наружу через горло. Но я не мог ничего сделать, чтобы прекратить странную пытку. Тело мне не подчинялось, да и разум медленно сдавался под натиском страшного взгляда.

Спас меня, как ни странно, Ратто. Он встал передо мной, лишив с обладателем глаз зрительного контакта. И тут же ко мне вернулась способность управлять своим телом. Только ощущения были такими, словно меня избили, а потом перекрутили в мясорубке. Болели мышцы, ныл живот, а в голове царил туман. Еще и жажда. Дикая жажда, будто я неделю не пил.
- Держи. Сделай глоток, - я вздрогнул, увидев перед своим носом знакомую бутылку. Именно ее я пытался украсть из шкафчика. Ратто, насладившись моим замешательством, отвинтил крышку и сделал глоток сам, после чего довольно крякнул. – Ты так сильно хотел украсть мой бурбон, что чуть не украл лучший. Сделай глоток, полегчает.
- С-спасибо, - жадно приникнув к бутылке, я закашлялся, когда обжигающая влага устремилась вниз по пищеводу, а потом стрелой вонзилась в голову, подарив тепло. Ратто, забрав бутылку, тут же спрятал её в шкафчик и с насмешкой посмотрел на меня. Но я осторожно выглянул из-за его плеча и облегчено выдохнул, увидев, что обладатель страшных глаз исчез.
- Вот поэтому нельзя долго пялиться в окно, - буркнул Ратто, словно это такая мелочь, что о ней даже говорить не стоит.
- Кто… кто это был? – осторожно спросил я, смотря на Ратто. Тот на миг поджал губы, тоже бросил взгляд в окно, словно пытался удостовериться, что за ним никто не подглядывает, и тихо ответил.
- Судья Изанами. Владыка Судилища. Лишь Комнатка охраняет нас от него, - после этих слов меня обуял ужас, но я не мог понять причин этого ужаса. Ратто меж тем, продолжал объяснять, как ни в чем ни бывало. – Но преграды рухнут, если мы перестанем контролировать количество тех, кто живет в Комнатке.
- Два десятка и восемь их было в Комнатке, - тоскливо пропищал из своего угла Бидный Томо. Ратто кивнул, подтверждая его слова.
- Верно. Двадцать восемь. Примары отказались менять примара на пришедшего нихила и той ночью другой переступил порог Комнатки.
- Что с-с-случилось? – спросил я, когда Ратто на минуту замолчал, раздумывая о чем-то своем. Наконец он мотнул головой и загадочно улыбнулся.
- Тогда окно открылось, и Судья Изанами проник в Комнатку. А потом вынес приговор всем, кто отказался подчиниться воле Жребия, - Ратто хмыкнул и поджал губы. – Смертный приговор. Двадцати семи обитателям Комнатки, оставив в живых лишь того нихила, что пришел последним. Нихил поклялся Судье, что подобное больше не повторится. Поклялся, что Комнатку всегда будет покидать один житель взамен пришедшего и нихил передаст это новеньким. Судья принял клятву и ушел.
- Э-этот ни-ихил – ты? – ужаснулся я, смотря на Ратто. Тот, поперхнувшись, заржал так, что Бидный Томори скрутился в калачик в углу и снова захныкал.
- Нет, Молчун. Не я. А тот нихил… Ну, спроси его сам, когда он ныть перестанет, - кивнул в сторону Бидного Томо Ратто. Повернувшись, я увидел, что Томори сидит в углу и, раскачиваясь, что-то бормочет себе под нос. Ратто улыбнулся и, положив мне руку на плечо, прошептал. – Не пялься в это окно. Лучше мимо проходи, целее будешь. Если контакт вовремя не прервать, то худо будет. Судья Изанами придет за тобой. И никакая Дверь его не остановит…

Забрав Томо и закончив убирать туалет примаров, я направился в спальню нецесов. Войдя внутрь, я столкнулся с напряженным молчанием, но, когда следом вошел Бидный Томо, нецесы вновь вернулись к своим делам и вскорости о нас позабыли.
Их умывальня тоже была по-своему уютной. Выкрашенные в сиреневый стены, изрисованные именами и карикатурами, металлические умывальники, простые зеркала и точно такой же душ, как и у примаров. Разве что вместо стеклянных дверей была лишь простенькая шторка в аляповатый цветочек. Вздохнув, я наполнил ведра горячей водой и приступил к уборке. Желудок трагично забурчал, напомнив о том, что хорошо бы поесть, но кусок сухаря и половину помидора я решил съесть позже, когда голод совсем прижмет.

- Он сказал бидному Томо, что Жребий минует его, - тихо пробурчал паренек, подходя ко мне. В его глазах таилась забытая боль, которую рассказ Ратто высвободил на волю. – Сказал, что даст отметину бидному Томо и Том никогда не покинет Комнатку, если сам не захочет. Том не хочет покидать Комнатку. Томо тут нравится. А если есть кусманчик хлебца, то и жизнь – малина земляничная.
Я молчал, стоя у умывальника и смотря с жалостью на Бидного Томо. А тот, словно не замечая меня, разговаривал сам с собой, не забывая протирать сухой тряпочкой зеркала.
- Но сначала он забрал всех, - надломившимся голосом произнес он. – Тех, кто смеялся над Жребием. Первым он забрал Изгоя, который отказался уходить. Потом других примаров. Он находил их под кроватями, в умывальнях, в шкафах на кухне. Даже в саду и у помойного люка нашел. Всех нецесов и всех нихилов. Всех забрал, ой-ой. А бидного Томо не тронул. Только стоял и смотрел на него, а у бидного Томо голова разболелась, и он заплакал. Тогда он и сказал, что бидный Том останется в Комнатке, пока сам не захочет уйти. А бидный Том и не хочет уходить. Тут кусманчик хлебца есть, Месяц, Молчун, Пухляш и Аши. Фиалка и Шинаши. Они добры к бидному Томо, а бидный Том добр к ним. Когда он забрал всех, бидный Том остался один в Комнатке. Он жил один, убирался один, спал один. Полгода бидный Том был один, пока Сундук не загремел. И их стало двое. Бидный Томо и Фонтанчик. Фонтанчик работал, готовил еду, помогал бидному Тому убираться. Потом пришли другие. Нецесы и примары. Нихилы… Они приходили и уходили, а бидный Том всегда был тут. Его орешек не всплывал и не всплывет, пока бидный Томо не захочет. А он и не хочет, ой-ой. Бидный Том помнит его печать. Помнит, как он коснулся живота бидного Тома.
Я шумно сглотнул, когда Том задрал свою курточку и показал мне жуткий шрам, начинающийся на груди и уходящий вниз, к пупку. Паренек усмехнулся и покачал головой, как игрушечный болванчик.
- Когда бидный Том спит, то знает, что он стоит за Дверью. Он всегда там стоит. Смотрит в окно, скребется в Дверь и ждет Изгоя. Нет-нет, нельзя нарушать обещание, которое бидный Томо дал ему. Если бидный Том нарушит, то он снова придет и заберет всех. Нет-нет, - жутковато улыбнулся он, продолжая яростно натирать один и тот же умывальник. – Только двадцать и семь могут жить в Комнатке. Только двадцать и семь. Так он сказал и бидный Том помнит его голос. Бидный Том не хочет его больше слышать, но он слышит его. Каждый день, каждый час и каждую минуту. Такова плата и бидный Томо знает это. Хватит, Молчун. Бидный Том устал, бидный Томо озяб. Надо бидному Томо краюху хлебца скушать и враз полегчает. Да-да, враз полегчает бидному Тому…
- С-сколько ты здесь у-уже? – тихо спросил я, когда Томори замолчал. Он посмотрел на меня и пожал плечами.
- Бидный Том не помнит. Не помнит ничего. Много их было, бидный Том считал поначалу, а потом устал. Голова болит у бидного Тома, когда он снова считает. Нет-нет, хватит считать.
- Прости, Томо, - буркнул я и, сняв тряпку со швабры, тщательно прополоскал её в ведре с еле теплой водой. – Ты п-прав. Н-надо ра-работать.

*****

Мы закончили только после ужина и лишь туалеты нихилов не доставили особых проблем. Там всегда было чисто, как сказал Томо. Он немного отошел от произошедшего и теперь привычно мурлыкал под нос об аскаридах, холоде и голоде, надраивая блестящий бок унитаза чистой тряпкой, чтобы не осталось разводов.
Вернувшись в спальню, я увидел, что большая часть нихилов уже забралась на свои футоны, но внимание привлекло кое-что другое. На моем одеяле и на одеяле Бидного Томо лежали два небольших свертка. Развернув свой, я не смог сдержать улыбки. Внутри были три вареные картофелины, одна небольшая луковица, горбушка черного хлеба и маленький кусочек сала. Я не имел понятия, откуда здесь взялось сало, да и желудок мой точно не был озабочен этим вопросом. Поэтому я, усевшись на матрас, наскоро расправился со своим нехитрым ужином и краем глаза увидел, что Бидный Томо, выплясывая вокруг своего свертка, гадает, что же находится внутри.
Встретившись глазами со смеющимся Месяцем, я кивнул ему и благодарно улыбнулся. Он в ответ лишь поднял руку, мол «не благодари. Когда-нибудь и ты сделаешь для меня то же». Живот приятно потяжелел, на языке все еще был вкус вареной картошки и сала, которое оказалось изумительно просоленным и вкусным. Свой кусочек я смаковал так медленно, что проходящий мимо Шинаши не сумел удержаться от шпильки.
- Ты бы ел побыстрее, Молчун, - усмехнулся он, направляясь к своей кровати. – Пока остальные не обзавидовались. Они-то свое сало давно уже съели, а кому-то его и вовсе не досталось.
- «Придурок», - ругнулся я на самого себя. Как я мог забыть, что Ратто лишил нас ужина, а значит чья-нибудь порция уменьшилась на одну картофелину, а кто-то и вовсе лишился своего кусочка сала. Снова чертыхнувшись, я быстро сунул остатки в рот и, отряхнув с футона крошки, направился в умывальню, чтобы умыться. Странный день закончился, и я хотел, чтобы поскорее начался новый. Бидный Томо, давно расправившийся со своей порцией, сладко сопел, завернувшись в одеяло, да и остальные нихилы, нет-нет, тоже укладывались спать.

Уже лежа в своей кровати и ворочаясь от избытка эмоций, я снова погрузился в раздумья. Рядом мирно сопели остальные нихилы, а я, вздрагивая от каждого шороха, гадал, как они могут спать спокойно, зная, что за Дверью и за окном живет Это… Эти монстры, чудовища… Я не знал, кто они на самом деле. Но для остальных жителей Комнатки эти создания были частью их мира. Они смирились с ними и даже попривыкли. Как Ратто и Месяц. Я тоже привыкну? Или сойду с ума, как Томо, увидев одного из них вблизи?

Шорохи не давали уснуть, а воспаленный мозг рисовал страшные картинки, стоило на секунду прикрыть глаза. Мне мерещилось, что рядом с тумбой тоже кто-то сидит. Кто-то большой, клыкастый и жадно урчащий животом. Ждет момента, когда я усну, чтобы схватить сильной лапой за шею и впиться в мясо кривыми клыками.
Я понимал, что это всего лишь страхи, но ничего не мог с этим поделать. Страх сидел глубоко внутри меня и отказывался так просто исчезать. Даже тихого скрипа чей-нибудь кровати хватало для того, чтобы страх вспенился и залил голову новыми, жуткими видениями. Но стоило мне подумать о том, что таким образом придется провести всю ночь, как разум решил неожиданно мне помочь.
В голове возник образ некой игры. Что-то давно забытое, помогающее при расстройствах сна.
- «Просто считай. Медленно», - подумал я. – «Считай до ста. До тысячи. До миллиона. Просто считай. Пусть перед твоими глазами будут одни лишь цифры и ничего больше. Цифры не укусят и не утащат во тьму, как монстры из подсознания. Цифры принесут покой, если ты сосредоточишься на них. Думай о них и считай. Дыши медленно, размеренно. И считай».

Я начал считать про себя, по привычке шевеля губами. Мои глаза были закрыты, а сердце, хоть и ходило ходуном в груди, но его бешеный стук постепенно утих и превратился в ритмичное биение, на котором я постарался сконцентрироваться. Рядом что-то прошелестело, обдав лицо ветерком. Я мысленно сосредоточился на цифре «пять» и даже смог её увидеть. Позади нее был яркий, похожий на заляпанное красками полотно, фон. Цифра переливалась всеми цветами радуги, пока внезапно не окрасилась в темно-синий. Фон позади неё медленно тускнел, покуда не исчез вовсе. Вздохнув, я перешел к цифре «шесть». Рядом скрипнула кровать и послышалось бормотание Бидного Томо. Не монстра, а именно Томо. Способ работал. Надо просто считать.
Досчитав до двадцати семи, я задремал. Посчитанные цифры кружились над моей головой, образуя пестрое кольцо. Постепенно они становились все больше и больше, а я наоборот, словно уменьшался в размерах. Тело стало таким легким, что я, подпрыгнув, вдруг полетел. Странно, но я не чувствовал, что лечу. Вместо этого создалось ощущение, что я лежу на очень мягкой, почти прозрачной перине. Утопаю в ней, не в силах поднять голову или пошевелиться. Внизу проплывали черно-серые земли, порой я видел слабо колышущиеся тени жителей Судилища, но понимал, что им меня не достать. Волшебная перина, на которой я лежал, плыла слишком высоко и добраться до неё не смог бы никто. Ни Обжора… ни неведомый Шептало… ни Судья Изанами.

Купить мои книги можно на ЛитРес.

©Гектор Шульц

Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая

Дождавшись, когда Унаги принесет бутылку, он лично подошел к Юбе и, возвышаясь над бледной девочкой, грубо сунул требуемое ей в руки. Юба, взяв бутылку, покраснела до корней волос, когда поняла, что виски в бутылке только половина, но спорить с ехидно улыбающимся примаром не стала.
- Ты и так достаточно вылакала сегодня, - усмехнулся он. – И речь не шла о полной бутылке. К пожеланиям следует подходить более внимательно.
- Спасибо и на этом, Ратто, - тихо бросила она, садясь на свое место и прижимая бутылку к груди. Однако Ратто покачал головой, заставив Юбу вздрогнуть.
- Тебе пора, - бросил он, когда к нему подошел Пенсне, держа в руке небольшой рюкзак из грубой ткани. – Обувь внутри, еда тоже.
- «Его лучше не злить», - подумал я, чувствуя исходящую от примара волну злобы и ненависти. Юба тоже, наверняка, чувствовала это, поэтому лишь кивнула, выхватила у Пенсне рюкзак и уселась на стул, чтобы сменить обувь. Вместо белых тапочек, в которых ходили все жители Комнатки, она вытащила добротные ботинки на толстой подошве, после чего быстро переобулась и, спрятав бутылку в рюкзак, помахала остальным нихилам, смотрящим на нее с тревогой. Ратто и Пенсне не удостоились даже взгляда.
- Удачи, друзья, - смущенно бросила она и повернулась к Двери, возле которой стоял Ратто. Тот, с гаденькой улыбкой, приналег на большое колесо, заменяющее засов и, потянув Дверь на себя, открыл выход в Судилище.

Я увидел лишь тусклый желтый свет и длинный коридор с чернильной тьмой в конце. Ледяной ветер, ворвавшийся в Комнатку, заставил поежиться от страха, а Юба попятилась, когда из темноты до нас донеслись приглушенные стоны и металлический лязг.
Остальные нихилы, не справившись с дрожью, попытались спрятаться за спинами друзей, но я сидел ближе всех к Двери, поэтому не мог спрятаться. Да мне бы это и не помогло. Чернильная темнота манила к себе, гипнотизировала и словно молила сделать шаг. Переступить порог и раствориться в ней, как Юба, которая, вздохнув, вышла из Комнатки и, не оглядываясь, пошла по коридору. Ратто, хохотнув, с грохотом захлопнул Дверь и повторил манипуляции с замками, после чего, словно ничего не произошло, хлопнул Пенсне по спине и направился к своему месту. Через минуту Комнатка приступила к ужину. Весело смеялись примары, переговаривались о чем-то нецесы, налегая на вареную картошку с крохотными кусочками мяса. Только нихилы сидели молча, не решаясь дотронуться до еды. Даже вечно голодный Пухляш смотрел на свою порцию так, будто минутой ранее набил живот куда более сытной едой. Я вздохнул и, взяв вилку, подцепил на нее вареную картошку, с которой свисала вялая луковая полоска, после чего приступил к ужину. Как и остальные нихилы, которые, словно нехотя, принялись возиться в тарелках, стараясь поскорее разделаться с едой и погрузиться в одним им понятные мысли.

*****

Ужин закончился ровно в тот момент, как закончили есть примары. Те из нихилов и нецесов, кто не успел доесть свою порцию, молча встали из-за стола, взяли свои тарелки и, выстроившись в шеренгу, направились с ними на кухню.
Однако, когда я проходил мимо Унаги, которая весело о чем-то болтала с Ратто, она взяла свою тарелку и, не глядя, протянула мне. Вздохнув, я повиновался и краем глаза заметил, что остальные примары передали свои тарелки нихилам. Только Ратто мотнул головой, когда Месяц протянул руку за его тарелкой и, взяв ее сам, обошел шеренгу и скрылся в дверях, ведущих на кухню.

Сложив свою тарелку и тарелку примары в большую раковину, рядом с которой замерли два нихила, я растерянно осмотрелся, не зная, что делать дальше. Меня выручил Месяц, который шепнул мне на ухо, чтобы я шел к выходу, следом за остальными. Сам он, на правах старшего, тихо перекинулся парой слов с двумя нихилами и, кивнув, присоединился к колонне, выходящей из кухни.
Выйдя, я увидел, что жители Комнатки медленно разбредаются по своим спальням. Из спальни примаров до меня донесся громкий смех и такой же громкий голос Унаги, рассказывающей друзьям что-то смешное. Нецесы, скрывшись в своей спальне, закрыли сёдзи и погасили свет, но я смотрел в другую сторону и увидел, что большая часть нихилов заняла свои футоны.
- Юба тебе свою кровать отдала? – тихо спросил Месяц, идя рядом со мной, и, когда я кивнул, улыбнулся. – Стало быть, твоим соседом станет Бидный Томори. Ничего, привыкнешь. Он малость того, но безобидный. Его даже примары не трогают.
- А по-очему его так зо-зовут? – спросил я, на что Месяц лишь загадочно хмыкнул и сказал мне, что я сам скоро пойму. И я понял, когда подошел к своей кровати и увидел, что на соседней, слева от моей, лежит странный паренек с всклокоченными волосами и безумными глазами. Он изредка приподнимался на локтях, мотал головой, как неваляшка, и ложился обратно.
- Томо, ты успел поесть? – спросил его Месяц. Паренек вытаращил на него большие голубые глаза и скривил рот.
- Бидный Томо продрог. Бидный Томо озяб. Бидный Том питался одной лишь рисинкой с червями, - заявил он тихо. Голос у Томо был высоким и чуть плаксивым, как у маленького ребенка.
- Это не черви, Том, - успокаивающе ответил ему Месяц. – Это лук.
- Бидный Том знает, что это не так. Бидный Томо знает, что это аскариды. Бидный Том питался одними лишь аскаридами, плесенью и водой. Бидный Томо озяб и хочет спать.
- Это твой новый сосед. Его зовут Молчун, - с улыбкой кивнул в мою сторону Месяц. Томо вылупился на меня, задумчиво надул губы и, словно нехотя, кивнул.
- А Юба? Юба была добра к бидному Томо.
- Юба ушла.
- В Судилище ушла Юба? – ахнул паренек и, привстав на локтях, повторил покачивание головой. – Ой-ей… Теперь её сожрут. Юбу сожрут, а бидный Томо будет один зябнуть тут.
- Сожрут? – спросил я, повернувшись к Месяцу. Тот нервно хмыкнул и пожал плечами, кося глазом в сторону спальни примаров, откуда все еще слышался громкий смех и голоса.
- Раньше Томо был нормальным. Пока… не случилось кое-что. После этого он сошел с ума. Постоянно говорит, что ушедших в Судилище съедят.
- Сожрут! – поправил его Томо. В его глазах на миг мелькнул проблеск сознания. – Съедают рис с луком, а Изгоев сожрут. Бидный Томо знает, но его никто не слушает. Бидный Томо зябнет тут, он слышит крики Изгоев, слышит, как их жрут. Хи-хи.
- Говорю же, - улыбнулся Месяц, погладив Томо по голове. – Он малость того. Чуть-чуть побурчит и уснет. Спи, Томо. Пора уже. Завтра будет новый день.
- Юба хорошая. Она заботилась о бидном Томо. Если Молчун будет тоже хорошим, то бидный Том ему поможет. Точно-точно поможет. А пока бидному Томо пора спать. Он продрог, озяб и хочет спать.
- Вряд ли ты уснешь сегодня, - сказал Месяц, повернувшись ко мне. Он улыбнулся и снова дернул плечами. – Так со всеми. Первая ночь в Комнатке запоминается. Предупрежу тебя только об одном, Молчун. Не подходи этой ночью к Двери. Что бы ты ни услышал, не подходи. Лежи на своей кровати и постарайся уснуть, если получится.
- С-спасибо, - кивнул я и поежился, вспомнив ледяной ветер Судилища.
- Не за что, - ответил Месяц и, поправив Бидному Томо одеяло, отправился к своей кровати, стоящей неподалеку от нас.

Когда из кухни вернулись нихилы, которые мыли посуду, свет в Комнатке медленно угас. Я слышал, как сопят мои соседи. Слышал свистящее дыхание Бидного Томо. Я слышал многое, а вот сон ко мне так и не шел. Мелькнула даже шальная мысль, что следует сходить к помойному люку и заглянуть в коробку, где стоит пыльная бутылка виски, но я, испугавшись последствий, запрятал мысль в дальний угол.
Закрыв глаза, я понял, что моя голова разрывается от вопросов. Что это за место? Почему нихилы так покорно выносят издевательства других? Что такое Судилище? Почему Бидный Томо так странно говорил? Значит ли это, что за Дверью Изгоев ожидает что-то страшное? Почему настолько показательны различия в группах? Тысячи вопросов без ответа и десятки тысяч догадок. Какой уж тут сон… Пусть он и витает где-то рядом.

- Хочешь получить ответы, Молчун? – я моментально покрылся липким потом, когда услышал тихий, похожий на шелест листвы, шепот. Повернув голову, я посмотрел на Дверь и задрожал, когда понял, что шепот доносится из-за нее. На миг мне даже показалось, что это голос Юбы. – Открой Дверь. И я дам тебе ответы. На все вопросы, что терзают тебя. Бедняжка…
- «Месяц запретил подходить к Двери. Запретил. Нельзя», - мысленно успокаивал я себя, однако шепот звучал все громче и громче.
- Кто такой Месяц? Обычный нихил, как ты. Как он смеет тебе указывать?! Ты свободен, Молчун. Открой Дверь, и я отвечу на все твои вопросы, а они… - голос усмехнулся, - они даже не узнают об этом. Давай! Открой Дверь, и я покажу тебе прошлое и настоящее. Будущее… То, что ты так хочешь знать.
- Нет, - прошептал я, но зов был таким сильным, что я вздрогнул от удивления, увидев, как моя нога, словно не подчиняясь, выскальзывает из-под одеяла, а левая рука пытается опереться об пол.
- Давай, давай… - шепот зазвучал громче и мне на миг почудилось, что я слышу голодное урчание чьего-то живота. А когда в шепоте зазвучал яд, я понял, что утратил контроль над телом. Ноги стояли на полу, правая рука отодвигала одеяло, и я понимал, что сейчас встану и пойду к Двери. Оставалась крохотная надежда, что Дверь способен открыть один лишь Ратто, но как только пришло осознание, я вдруг увидел, что с Дверью происходит что-то странное.

Она точно была приоткрыта, а из черной щели на меня смотрели два красных глаза, блестящих, как кровавые карбункулы. Стиснув зубы, я попытался вернуть контроль над телом, пока не увидел, что Дверь приоткрывается еще сильнее и в Комнатку проникает рука… Что-то отдаленно похожее на обычную человеческую руку. Скорее на лапу гигантской твари. С острыми, длинными когтями, покрытыми запекшейся бурой кровью. Это не рука человека.

- Бидный Томо не даст тебе ходить по ночам, - с трудом повернувшись, я увидел, что меня держит за майку напуганный Томо. Его глаза, расширяясь все сильнее, смотрели на Дверь и я, казалось, начал понимать, почему Томо сошел с ума. Что если его никто не остановил, и он открыл Дверь. А потом увидел обладателя красных глаз и жутких когтей. Томо, словно читая мои мысли, покачал головой. – Не ходи туда, Молчун. Судилище тебя сожрет. Оно сожрет всех когда-нибудь. Но сейчас оно жрет только Изгоев. Не ходи туда. Бидный Томо продрог от этого холода. Бидный Том озяб. Закрой Дверь и давай спать.
- Как ты это де-делаешь? – удивился я, поняв, что тело вернулось под мой контроль. Странная тварь за Дверью злобно зашипела, поняв, что я ускользнул, и осторожно закрыла дверь. Шепот исчез. Остался лишь ледяной холод. Как в тот раз, когда Ратто открыл Дверь и выпустил в Судилище Юбу.
- Спи, Молчун. И бидный Томо будет спать на черствой своей постели. Одеяло согреет его старые кости и Том уснет. И не будет зябнуть. И ты спи. И не ходи за Дверь. Сегодня он поест и долго не придет, но ты не ходи туда. Не ходи…
- Что это б-было? – я осмотрелся и увидел, что бодрствуем только мы. Остальные крепко спали и лишь вырывающиеся изо рта клубки пара говорили о том, что нихилы спят, а шепот не был моей фантазией. Все было реальнее некуда. Холод был здесь. И он пришел из-за Двери.
- Нельзя бидному Томо называть его имя. Он озлобится и накажет бидного Томо. Вспорет ему живот и начнет забавляться с тем, что внутри. Бидному Томо будет больно и зябко, - забормотал Томо, возвращаясь в свою кровать. Он, словно поняв, что я не собираюсь идти к Двери, тут же успокоился. – Ложись спать, Молчун. Юба спала, и ты спи. Завтра будет новый день. Спи.

Я задремал. И в дреме виделись мне странные вещи. Освещенный тусклым желтым светом коридор, бредущая во тьме девочка и красные глаза того, кто приходил ночью. А потом меня подхватил водоворот разноцветных клякс, и я забылся беспокойным, но все-таки сном. «Добро пожаловать в Комнатку, Молчун», - шептал ночной гость. «Добро пожаловать в Комнатку», - сверкали кровавыми карбункулами его глаза.

Глава вторая. Бидный Томо и две бутылки виски.

Я проснулся от того, что кто-то немилосердно тряс меня за руку. Воображение тут же подкинуло идею, что будит меня именно обладатель странного голоса из сна. Сердце скакнуло к горлу, виски заломило, а дыхание стало прерывистым, когда фантазия добавила страшных красок.
Распахнув глаза, я увидел стоящего возле кровати перепуганного Месяца. Некрасивое лицо парня было бледным, а губы нервно шевелились. Но заметив, что я облегченно вздохнул, он покачал головой и присел на край кровати.

- Прости, Молчун. Не думал, что ты так испугаешься, - тихо извинился он. Я же, сглотнув липкую слюну, огляделся и увидел, что остальные нихилы резво застилают свои футоны, а у меня в ногах стоит позевывающий Пухляш, трущий толстыми кулачками заспанные глаза.
- Я в п-порядке, - буркнул я, откидывая одеяло в сторону и ставя ноги на холодный пол. Взгляд машинально скользнул по часам, висящим на стене над моей кроватью. Половина седьмого. Утра ли.
- Да, - подтвердил Месяц, словно прочитав мои мысли. – Мы встаем раньше всех. И ты привыкнешь. У нецесов обычно пара дежурных, которые раздают нам указания, а у примаров рано встает только Нику, но оно и так понятно. Завтрак надо на всех готовить.
- Ох, братка. Я б еще поспал. Такой сон славный снился, - мечтательно улыбнулся Пухляш. – Целый ящик колбаски. И мы с тобой сидим и пробуем разные сорта.
- Угу, - кивнул Месяц. – Если тебе копченой кусочек хотя бы перепадет на кухне, то дай знать. А так не порть своими мечтами доброе утро. В животе еще ни кусочка не было, а ты уже едой дразнишься, - усмехнулся он и повернулся к кровати Бидного Томо. – Привет, Томори. Как спалось?
- Бидный Томо озяб, - зевнув, завел свою привычную волынку безумный паренек. Правда он замолчал на мгновение, смерил меня внимательным взглядом и вздохнул. – Нельзя ходить ночью к Двери.
- Ты подходил к Двери?! – испуганно прошептал Пухляш, изменившись в лице. Месяц шикнул на друга и покачал головой. – Прости, братка. Ох, громковато я, громковато.
- Никому ни слова, - мрачно бросил Месяц, смотря на Бидного Томо. Тот чуть подумал и расплылся в нервной улыбке.
- Бидный Томо не любит тайны. От тайн у бидного Тома живот говорит… Бидный Томо пойдет на кухню и раздобудет себе кусманчик хлебца. Может и горбушку. И враз повеселеет бидный Том, - пробормотал он и, поднявшись со своей кровати, вразвалочку направился на кухню. Месяц лишь хмыкнул и строго посмотрел на меня.
- Надеюсь, ты не подходил к Двери!
- Нет, - перебил его я, а потом добавил куда тише. – М-меня тело н-не с-с-слушалось. Том меня с-схватил з-за ма-майку и не пу-пускал.
Месяц, переглянувшись с Пухляшом, снова покачал головой.
- И голос шепчущий? – заметив, как я побледнел, Месяц поджал губы и повернулся к другу. – Шептало вернулся? Сколько прошло?
- Месяца два, братка.
- Быстро, - Месяц посмотрел на меня, и я увидел в его глазах одну лишь серьезность. – Хорошо, что Томо не спал. На него шепот не действует. На спящих тоже. А тот, кто не спит, для Шепталы отличная закуска.
- Мне по-показ-залось… Д-дверь…
- Не показалось, - покачал головой Месяц. – Они умеют открывать Дверь снаружи, но войти в Комнатку не могут. Если выйдешь за порог, то все…
- «Они так просто об этом говорят», - ужаснулся я, не заметив на лицах ребят тревоги. Наоборот, для них это не стало каким-то откровением. Так буднично говорят о том, к чему давно уже привыкли.
- Шептало любит шептать, - пояснил Пухляш. – Если начинаешь вслушиваться в шепот, то он тебя, вроде как заколдовывает.
- Гипнотизирует, - поправил друга Месяц. – Ему нельзя сопротивляться. Тело тебя не слушается совсем. Хорошо, что Юба отдала тебе свою кровать. Если бы ты лежал возле Двери, то Шептало забрал бы тебя. И Томо спасибо скажи. Он, хоть и с приветом, но соображает быстро.
- Он по-после Ше-ше… - я мысленно ругнулся, когда слова застряли в горле, но Месяц мягко улыбнулся и положил мне руку на плечо.
- Нет, не после Шепталы. Никто не знает, что именно увидел Томори, - ответил он и тихо добавил. – А сам он об этом не говорит. Сразу начинает трястись от страха и плакать. Мы и не настаиваем. Ладно, пошли в гостиную. Нецесы выдадут нам наряды на работу. Держись рядом, Молчун, пока не освоился. Мы с Пухляшом поможем.
- С-спасибо.
- Чего уж там, - пожал плечами Месяц и, поднявшись с кровати, поманил меня рукой. – Пухляш, покажи ему, где находится туалет и умывальня. А я пока возьму наряды.
- Ох, братка… Хоть бы на кухню сегодня, - размечтался Пухляш и, кивнув мне, вразвалочку направился через ряды футонов к дальнему концу спальни нихилов, где я увидел неприметную дверь из занозистого дерева, на которой кто-то вывел серой краской «Умывальня нихилов».

Умывальней оказалось небольшое помещение с покрытыми трещинами стенами, тремя умывальниками вдоль стены и двумя кабинками для вполне понятных нужд. Несмотря на скромное убранство, в умывальне было чисто. В голове возникла странная мысль, что обычно умывальни выглядят не так. Не хватало кафеля на стенах, да и сами металлические раковины выглядели простенько, но мысль погасла так же стремительно, как и возникла.
Вздохнув, я направился к умывальнику у дальней стены, открыл вентиль крана и подставил руки под струю воды. Вода оказалась прохладной, но не слишком холодной. Зубы от нее точно не ломило, а я удивленно посмотрел на пузатый стакан из матового стекла, в котором лежала зубная щетка с приклеенным кусочком бумажки. «Молчун», прочитал я и перевел взгляд на Пухляша.

- Сундук дал тебе вещи, - пояснил он, продолжая зевать. – Умывайся быстрей и пойдем, а то на работы опоздаем.
- «Это не займет много времени», - мысленно буркнул я, набирая в ладони воды и ополаскивая лицо и шею. Вода приятно холодила кожу и изгоняла остатки сна. Быстро почистив зубы и прополоскав рот, я вернул щетку в стаканчик, вытерся белым махровым полотенцем, висящим рядом с умывальником и повернулся к Пухляшу. – К-куда да-дальше?
- Работать, - улыбнулся коротышка, направляясь к двери. – Ох, братка. Вот бы на кухню дали наряд. А если там Режа сегодня, то и бутерброд может обломится.
- Чем о-о-обычно за-занимаются ни-нихилы? – спросил я, пока мы шли к дивану в гостиной, рядом с которым стоял Месяц, держа в руках три листка бумаги.
- Всем, - коротко ответил Пухляш. – В саду работаем, на кухне, убираемся в Комнатке, моем, чистим, выбрасываем мусор…
- А нецесы?
- Нецесы-то? Ох, братка. Тоже работают, но не так, как мы. Понятно? – с надеждой спросил он, но увидев на моем лице все тот же вопрос, тихо вздохнул. – Ну, они обычно еду готовят из того, что мы им чистим. Иной раз кровати чинят, или свет, если барахлить где начинает. Одежу латают нашу, если износится. Её обычно Сундук обновляет, но теперь это не так часто случается, братка. Мы, вроде как, глупые, потому и занимаемся всякой мелочью. Картоху там почистить, или помои вылить. Туалеты помыть, грязь убрать, тяжести потаскать. А нецесы-то поумнее и поважнее нас. Кто-то Лучку в саду помогает с подкормками, кто-то в розетки может лезть, чтобы не бахнуло. Умные они, но примары, братка, умнее. Вот порежешься на кухне и если сильно, то тебя Сакура штопать будет. А если голова вдруг заболит или живот скрутит, то ей Пенсне поможет. Шибко умный он. Месяц однажды на луже в кухне поскользнулся и за нож пальцами хватился. Сильно хватился, ох, сильно. Так Сакура ему быстро помогла, попшикала чем-то на кровищу-то, полила зеленым, а Месяц аж зашипел от боли, потом замотала и все. Через недели три где-то братка Месяц в норму пришел. Пенсне ему повязки еще менял и следил, чтоб не почернело там ничего. Умные они, вот потому и работают так. Каждый в Комнатке работает.
- А Р-Ратто? – Пухляш поперхнулся и с ужасом на меня посмотрел. Затем, понизив голос до шепота, ответил.
- Ты, братка, о таком не спрашивай. Ему работать не положено. Он тут дольше всех, сильнее всех и умнее всех. Был один нецес, тоже спрашивал, чегой это Ратто на кровати лежит, пока остальные кровати собирают.
- И что? – спросил я, когда коротышка замолчал, словно обдумывал, как бы помягче ответить.
- Ратто его молча за Дверь выставил. Без еды, без припасов, без обуви. Без Жребия, братка! А Сундук на утро нового нецеса дал. Так что лучше молчи. Сдается мне, что так целее будешь.

После этого Пухляш замолчал и когда мы подошли к Месяцу, он рассеянно взял свой листок, после чего жалобно что-то буркнул. Месяц, улыбнувшись, протянул другой листок мне. Я, взяв его, углубился в чтение.
- Ты сегодня в наряде по спальням, Молчун, - пояснил Месяц, увидев, что я нахмурился.
- Ч-что надо де-делать?
- Снять грязное белье, если оно грязное, - ответил он. – И заменить его на чистое. Заправить постели примаров, когда они проснутся. Но насчет этого не переживай. Раньше обеда они не встают, кроме Нику, конечно. А, примарам белье менять каждый день нужно, они на чистом спать любят. Грязное белье отнесешь в прачечную. Сегодня там Режа хозяйствует, ты ее знаешь. Она объяснит, что делать дальше. Я сегодня на кухне, а Пухляш в саду.
- Ну, хоть воздухом чистым подышу, - буркнул коротышка, почесывая голову. – Если Лучок не упашет на своих грядках.
- Начинай со спальни нецесов. К обеду закончишь и начнешь убираться у примаров. А после них уже у нас приберешься. Все понятно? – спросил Месяц и, дождавшись моего кивка, загадочно улыбнулся. – И еще кое-что. Коробка у помойного люка почти пуста, а раз ты сегодня по спальням, то пополнять её тебе придется.
- Что? – переспросил я, ничего не поняв. Месяц вздохнул, наклонился ко мне и шепотом пояснил.
- Алкоголь, которым нихилы согреваются во время перерыва, почти закончился. Там на донышке уже. Достать его в Комнатке сложно, но можно.
- И г-где его в-взять?
- В шкафчике Ратто, - запросто ответил Месяц, не обращая внимания на мой отвисший рот и бледность. – Куда деваться, Молчун. Если сам пьешь, то и пополнять обязан, если в наряде по спальням. Впрочем, тебе повезло. С тобой Бидный Томо будет. Он обычно подметает и моет полы, а в это время в спальне примаров будете только вы вдвоем. Ратто и остальные на обед уйдут как раз. Это твой шанс. Только не бери початые бутылки. Бери те, что в глубине шкафчика стоят, но не пыльные. Пыльные – самые ценные. Если Ратто обнаружит пропажу, то худо будет всем.
- «Повезло», - хмыкнул я про себя. Отказываться нельзя, и я это понимал. Месяц наверняка учуял от меня аромат виски, когда я вернулся от помойного люка вместе с Юбой. С другой стороны, я теперь такой же житель Комнатки, как и остальные. Если откажусь, ребята не поймут. Поэтому, вздохнув, я коротко кивнул. – Х-хорошо. Я по-попробую.
- Молодец, - улыбнулся Месяц и повернулся к подошедшему Бидному Томо. – Привет, Том. Ты сегодня в спальнях с Молчуном работаешь.
- Бидный Томо озяб, - буркнул тот. – Бидному Тому надо согреться. Кости у бидного Томо, как сосульки. Том будет мести, а Молчун будет белье таскать. Томо согреется и Молчун тоже.
- Верно, - кивнул Месяц и посмотрел на меня. – Ладно, идите. Я на кухню, а Пухляш к Лучку. Встретимся в обед, когда нецесы и примары поедят. Удачи, Молчун.
- С-спасибо, - ответил я, провожая ребят взглядом. Бидный Томори, стоящий рядом, наклонился ко мне и осторожно тронул пальцем мой локоть.
- Работать надо. Если бидный Томо не работает, его Унаги ругает. И бьет бидного Томо палкой по голове. Молчуну тоже надо работать, а то и его палкой по голове…

Нихилы, получив свои наряды, разошлись по разным углам Комнатки, а я, взяв из крохотной каморки две швабры, веник, тряпки и ведро, направился с Бидным Томом в прачечную. Режа, увидев меня, улыбнулась и кивнула, после чего указала рукой на толстый кран, торчащий из стены.
Я, даже не успев подивиться, наполнил ведро горячей водой, сунул туда тряпки и бросил щепоть резко пахнущего порошка из пачки, стоящей рядом. Тело все сделало машинально, словно мне неоднократно приходилось подобным заниматься. Затем я взял в одну руку ведро, в другую тряпку и пошел к выходу из прачечной. Бидный Томо, бурча по привычке себе под нос, двинулся следом.

В спальне нецесов было уютно, пахло деревом, а обстановка больше походила на спальню, чем простые футоны с тумбочками у изголовья у нихилов. Сбоку от входа нашелся шкаф с книгами, чуть дальше я увидел красивый резной столик, на котором стояла ваза с луговыми цветами. Не из сада ли таинственного Лучка, где сейчас работал Пухляш? На стене, рядом с зеркалом в простой, но тяжелой на вид раме висела большая картина. Рисунок карандашом, очень точный и красивый, он изображал незнакомых мне мальчиков и девочек. Очень мелко нарисованных, но я мог различить их лица. На миг даже показалось, что позади мелькнуло лицо Юбы. К моему удивлению, занят был только центр, в то время как края сияли чистотой, словно картину еще не дорисовали.

- Изгои, - с умным видом изрек Бидный Томо, напугав меня до чертиков. Успокоив дыхание, я повернулся к нему, однако безумный паренек смотрел не на меня, а на картину.
- Что?
- Бидный Томо знает, - загадочно улыбнулся он. – Знает, что, когда уходит Изгой, на бумаге его лицо появляется.
Присмотревшись, я все же попытался найти Юбу, но так её и не нашел. Показалось? Вряд ли. Может, похожий кто?
- Юбы тут нет, - нервно хихикнул Бидный Томо. – Еще не нарисовали.
- А кто… ри-рисует? – запинаясь, спросил я. Паренек снова улыбнулся и повернулся ко мне.
- Комнатка. Бидный Том знает, что и он однажды будет нарисован. И Молчун. И Месяц. Каждый, кто уйдет. Продрогнет, озябнет, опухнет и появится тут, на картинке.
- Ри-рисунки са-ами… по-появляются здесь? – слова Бидного Томо отозвались ноющим ворчанием в желудке. Так обычно бывает, когда сильно нервничаешь.
- Молчун-глупышка, Молчун-дурачок, - хохотнул паренек, беря в руки веник и начиная уборку. Он остановился лишь раз, чтобы более внимательно посмотреть на картину. – Все там будут. А сейчас надо работать. Бидный Томо должен заработать на кусманчик хлебца. А может и на конфетку.

Несмотря на небольшие размеры спальни нецесов, мы убирали её больше часа. Бидный Томо быстро прошелся по полу веником, а потом, взяв мокрую тряпку, принялся вытирать пыль: с прикроватных тумбочек, с книжного шкафа, со столика и со спинок кроватей. Я же, сняв грязное постельное белье и швырнув его в кучу у входа, начал мыть пол.
Горячая вода приятно согревала озябшие руки, а еле слышное бормотание Бидного Томо действовало на меня гипнотически. Я полностью отдался процессу и с удивлением вздрогнул, когда уперся лбом в угол. Пол, сияя от влаги, был чист. Осталось только принести из прачечной чистое постельное белье, застелить кровати и можно идти дальше.

- Эй, нихилы! – Бидный Томо вжал голову в плечи и присел на корточки, когда в спальне нецесов раздался визгливый голосок Унаги. Я, следуя традициям, смотрел только на её ноги. Тонкие, как спички, в светло-зеленых колготках, они напомнили мне стебли одуванчика. Унаги набрала в грудь воздуха и заверещала еще громче. – Примары идут на обед. У вас полчаса на уборку нашей спальни. Выметайтесь отсюда и бегом за работу. Тут потом уберетесь. И воду поменяй, заика. Узнаю, что моешь наш пол грязной водой, я с тебя шкуру спущу, потом засолю и сделаю из нее рубашку. Усек?
- Да, - тихо ответил я. Ноги стали ватными и если бы не швабра, на которую я оперся, Унаги бы сразу заметила, как мелко и нервно они трясутся.
- А ты… Дебил! – прошипела она, подходя к Бидному Томори и отвешивая пареньку подзатыльник. – Еще раз залезешь в мой ящик своей вонючей тряпкой, я тебя Обжоре скормлю. За работу, нихилы! У вас полчаса.
- У Бидного Тома болит голова, когда Унаги кричит, - пожаловался паренек, поднимая с пола брошенную тряпку. – Бидный Томо только раз вытер пыль в её шкафчике. И все.
- Что она с-сделала?
- Побила Бидного Тома палкой. Всегда бьет, даже когда Бидный Томо исправно работает и тряпку моет.
- Н-не о-обра-ащай в-в-в… - я мысленно чертыхнулся и выдавил из глотки непокорное слово. – В-внимания. Н-надо бы-быстрее у-убраться.
- Молчун хороший. Он не будет кричать на Бидного Томо, - вздохнул тот и, подобрав стоящий у стены веник, вышел из спальни нецесов.

В спальне примаров я уже был, но внимательно рассмотреть её не успел, поэтому, пользуясь моментом, попытался наверстать упущенное. Несмотря на небольшие размеры и всего семь кроватей, я сразу понял, где находится кровать и шкафчик Ратто. У большого окна, за которым не было видно ничего. Сплошная чернильная тьма.
Кровать стояла в отдалении от остальных, как бы показывая превосходство Ратто над остальными примарами. Но была еще одна существенная деталь. Над кроватями висели искусно вырезанные деревянные таблички с именами хозяев. Причем каждая табличка была особым образом украшена. Так, к примеру, на табличке Нику были вырезаны овощи, фрукты и конфеты. Табличку Лучка украшали кусты и деревья, а на табличке Сакуры я увидел что-то похожее на бинты, шприцы и таблетки. Но табличка Ратто и тут отличалась. Кроме его имени и крохотной, потемневшей цифры «1» на ней ничего не было. Совершенно ничего.

Купить мои книги можно на ЛитРес.

©Гектор Шульц

Часть первая
Часть вторая
Часть третья

- Вы с-стояли н-надо мной, ко-огда я спал, - с трудом выталкивая слова из горла, сказал я. Худой лишь невесело усмехнулся и повернулся к толстому коротышке.
- Говорил же, что он нас узнает, - улыбнулся он и, отложив нож в сторону, вытер руки и протянул правую ладонь мне. – Меня зовут Месяц…
- А э-это Го-го-год? – спросил я, кивнув в сторону удивленного коротышки. Секунду до всех доходил смысл сказанного, а потом вся четверка зашлась в диком хохоте, остановил который лишь грозный окрик кого-то из нецесов.
- С юмором у тебя в порядке. Я – Месяц. Старший среди нихилов, но работаю, как и все, - снова улыбнулся Месяц и повернулся в сторону толстого. – Это Пухляш. У него с носом что-то, поэтому он так шумно дышит ртом. На будущее совет, новенький. Ешь быстрее, а то Пухляш не дремлет.
- Очень смешно, братка, - буркнул коротышка и протянул мне руку. Я крепко её пожал. Ладонь была влажной и мягкой, как намокший хлеб. – Он шутит.
- Я по-понял.
- Ты странно разговариваешь, - осторожно заметила одна из девочек. С длинной фиолетовой челкой и бритыми висками. Левый глаз у нее казался затянутым серой пленкой, а второй, к моему удивлению, оказался такого же цвета, как и её волосы.
- Заикаешься? – участливо спросил Месяц и, когда я кивнул, пожал плечами. – У каждого свои недостатки. Мы не судим чужие и не даем судить свои.
- Ясно, - ответил я и повернулся к двум девочкам. – А вас ка-ак зо-зовут?
- Фиалка, - ответила «фиолетовая челка». – А это Аши.
- Угу, - кивнула вторая, с круглым лицом, глазами-пуговками и перекошенным ртом, после чего вжала голову в плечи, когда на кухне раздался визгливый голос Унаги.
- Почему еще не готово?! Пир начнется через два часа, а у вас только бутерброды нарезаны! – вопила она. Четверка тут же притихла и принялась быстро чистить картошку. Месяц, заметив, что я сижу без дела, поджал губы, вытащил из-за пояса еще один нож и сунул его мне. Как раз вовремя, потому что голос примары раздался за моей спиной. – А, тебе уже дали работу, новенький? Хорошо, хорошо. Комнатка ленивых не любит. И Ратто не любит. Кто ленится, тот хлебушек на ужин не получает. Хи-хи. Работайте, нихилы!
- Они работают… - тихо, но с плохо скрываемой неприязнью ответила ей Юба и зажмурилась, когда Унаги ядовито зашипела.
- У меня есть глаза, хромоножка. То, что ты Изгой, не дает тебе права говорить с примарами. Ратто будет доложено о твоем поведении. А сейчас… сходи и вылей помои. И новенького возьми. Ему полезно будет, - с издевкой бросила тощая и наклонилась над Юбой. – Еще что-то сказать хочешь?
- Нет, - мотнула та головой и, схватив меня за руку, потащила в другой угол, оставив четверку нихилов молча и сосредоточенно чистить картошку под присмотром злобной примары.

*****

- Теперь понял, почему нельзя с ними говорить? – тихо спросила Юба, пока мы молча шли к огромному баку в углу кухни. – Наказывают за все, Молчун. За косой взгляд. За пререкания. За невыполнение приказа. За нарушение правил.
- «И где здесь справедливость»? – подумал я, но, краснея от смущения, задал другой вопрос. – Ка-аким бу-будет на-аказание?
- Это решит Ратто, - ответила она. Я чувствовал, что Юба ругает себя последними словами за несдержанность, поэтому решил промолчать.

Когда мы дошли до бака, на боку которого кто-то вывел черной краской неровное «Помои», девочка взялась за одну ручку, а я за другую. Затем, приподняв бак, мы направились к узкому коридору, находящемуся в двух шагах от нас.
Бак был чертовски тяжелым и у меня с непривычки заболели руки, затем плечи, а потом и спина. Юба не обращала на тяжесть никакого внимания, лишь на лбу у нее выступили крохотные капельки пота. Однако тяжесть отошла на второй план, когда я понял, что коридор ведет к большому люку, стянутому двумя ржавыми цепями, скрепленными замком.

- Сюда мы выбрасываем мусор и отходы, - пояснила Юба, заметив на моем лице удивление. – Сначала отпираешь замок ключом, потом снимаешь цепи, открываешь люк и выливаешь содержимого бака вниз. Главное правило, новенький – всегда закрывай люк на обе цепи и не забывай про замок.
- Почему? – нахмурился я, услышав в голосе девочки страх.
- Сейчас узнаешь, - невесело усмехнулась та и, присев на корточки, принялась возиться с замком. Затем она отодвинула ногой в сторону цепи, которые глухо лязгнули по бетонному полу, и кивнула мне. Мы приподняли вдвоем крышку люка и меня обдало такой вонью, что к горлу подступила тошнота, а глаза заслезились.
- Ужас, - пробормотал я, зажимая нос пальцами. Юба улыбнулась и пожала плечами. На нее вонь, видимо, не действовала и девочка, вцепившись в ручку бака, ждала, когда я помогу ей его опрокинуть. Пара секунд возни и зловонная жижа с кусками перебродивших отходов с противным шлепаньем ухнула вниз. На миг мне показалось, что внизу кто-то обрадованно заурчал, а Юба, изменившись в лице, вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в крышку люка и с трудом вернула её на место. Затем, отчаянно шипя, вдела цепи в толстые кольца и закрыла замок, после чего прислонилась к стене, пытаясь восстановить дыхание.
- Всегда. Закрывай. Люк, - процедила она и замолчала, когда снизу, из-под люка раздалось отчетливо слышимое, пусть и слегка глухое чавканье. От этого жуткого звука у меня волосы встали дыбом, а к горлу снова подкатила тошнота, когда я понял, что чавканье становится громче, словно нечто медленно ползет по широкой трубе, собирая со склизких стенок остатки того, что не упало вниз. Звякнула цепь, и крышка люка пошевелилась, будто чавкающий пытался выбраться. Последовал еще один удар, более настойчивый, а потом что-то шумное и большое плюхнулось вниз, осознав бесполезность собственных попыток.
- Ч-что э-это? – прошептал я, с ужасом смотря на Юбу. Девочка покопалась в пыльной коробке, стоящей за люком и, вытащив оттуда пыльную бутылку, откупорила её и сделала большой глоток. Она протянула бутылку и мне. Я же, взяв ее в руки, принюхался и в который раз подивился. В бутылке был чистый виски.
- Один глоток, - сказала Юба. Я послушался и, глотнув, зашелся в кашле. На миг показалось, что в бутылке не алкоголь, а настоящий жидкий огонь. Но теплая волна, ухнув вниз, так же резко вернулась и ударила в голову, наполнив тело теплом и легким хмелем.
- С-спасибо, - поблагодарил я девочку и, вернув бутылку, посмотрел, как та прячет её обратно в пыльную коробку. – А п-примары…
- Примары сюда не ходят. Воняет слишком, - перебила меня Юба. Её глаза ярко заблестели в полутьме коридора. – А мы, выливая помои, можем тут немного отдохнуть. Не наглей, главное. Один глоток за один заход. Другие нихилы тоже не прочь согреться. И не выноси отсюда бутылку. Если Ратто узнает, что мы его виски украли, то всю спальню за Дверь отправят.
- Что это было? – я запнулся было, когда слова вылетели из рта легко и без принуждения, но списав все на алкоголь, уставился на люк.
- Мы зовем его Обжорой, - нахмурилась девочка. – Пожиратель помоев. Я не знаю, как он выглядит. Никто не знает. Разве что только Ратто. Задолго до нас пара нихилов забыла запереть люк, и Обжора вылез…
Я молчал, догадываясь о том, что случилось.
- Не знаю, как его удалось загнать обратно, но на следующий день Сундук дал пять новеньких. Пенсне пытался спросить Телевизор, но тот проигнорировал его вопросы. Есть вещи, о которых лучше не знать.
- А виски? Откуда он у вас? – я смутился еще сильнее, когда Юба задумчиво на меня посмотрела, словно гадая, не придуриваюсь ли я со своим заиканием. Однако она пожала плечами, вздохнула и поднялась с пола.
- Иногда случаются удобные моменты, чтобы заглянуть в спальню примаров, - усмехнулась она и с грустью добавила. – Ребята расскажут тебе что к чему. Дай им время привыкнуть к тебе. Время – хорошая штука и смягчаются даже самые подозрительные. Ладно, пойдем. Тебе нужно помочь Месяцу и остальным дочистить картошку на ужин. А я… я пойду собираться. У меня не так много времени осталось.

Юба, проводив меня на кухню, попрощалась с остальными нихилами и, кивнув Реже, вышла через дверь. В моей голове все еще шумел виски, нихилы тоже чувствовали исходящий от меня аромат, поэтому не могли сдержать улыбок. Однако ножи в их руках не переставали работать, аккуратно срезая кожуру с подпорченной местами картошки.
Месяц усмехнулся, заметив, как я скривился, когда одна из картофелин, чавкнув, растеклась в моей ладони. Он, покопавшись в горке, вытащил оттуда большую картофелину и протянул её мне. К счастью, эта оказалась нормальной. Подпорченной, как и остальные, но нормальной.

- Сейчас дочистим эту горку и Нику принесет хорошую картошку, - пояснил Пухляш, с шумом втягивая воздух через рот.
- Хорошую?
- Ага, братка. Эту мы для нас и нецесов чистим, - шепотом ответил он. – А хорошая для примаров. Сегодня пир, поэтому покушают они много. Лучок пятерых с собой в сад забрал, чтобы свежей накопать.
- Потише, - буркнул Месяц, вытягивая тощую шею и смотря на стол, за которым работала Режа и другой нецес. – У Нику слух, что у летучей мыши.
- Так её тут нет, - беспечно махнул рукой Пухляш и снова мне улыбнулся. – Эх, братка Молчун… Сегодня примары жареную картоху будут есть. Нику редко разрешает картоху жарить. Говорит, мол, сытости от жареной меньше. Но сегодня им можно.
- Юбу изго-оняют? – спросил я, понимая, что это и есть правильный ответ. Пухляш коротко кивнул.
- Ага. После изгнания будет пир. Может нам и конфет дадут.
- Мечтай, Пухляш, - фыркнула Фиалка, насмешливо блеснув здоровым глазом.
- И буду мечтать. Ишь чего… лишать человека мечтаний, - усмехнулся тот и моментально умолк, когда послышались шаги и к нам подошла задумчивая Нику, держа в руке полупустой мешок.
- Дочистили? – дружелюбно спросила она.
- Почти, - ответил за всех Месяц, не поднимая на девочку глаза. Та хмыкнула и бросила рядом с его ногой мешок.
- Потом эту почистите. И кожуру срезайте аккуратно. Ратто по шее даст, если узнает, что срезали слишком много, - Нику вытащила из мешка пару идеально круглых, крепких картофелин и подкинула их в руке. – Картошка отличная. Сами гляньте.
- А о-очистки мо-можно себе за-забрать? – пересилив смущение, спросил я. Нику нахмурилась, но потом махнула рукой.
- Ага. На кой они тебе-то? Впрочем, берите. Ток смотри! Увижу, что срезаете слишком много, накажу! Понятно?
- Да, - буркнул я. Нику, постояв еще немного, ушла к нецесам, проверять, как идет готовка. Месяц, дождавшись, когда она уйдет, вздохнул и покачал головой, смотря на меня.
- С примарами говорить можно лишь в одном случае, Молчун, - тихо произнес он. – Когда тебя спрашивают. Повезло, что это Нику была. Она часто на правила рукой машет. Её кухня больше заботит, чем то, кто и как с ней говорит. Остальные не такие добрые. И на кой тебе очистки-то?
- По-помыть и… по-пожарить. Посоли, по-поперчи и в-вкуснее жа-ареной ка-артошки будет, - Фиалка улыбнулась краешком губ, когда я выдавливал из себя слишком длинное предложение. А вот Месяц наоборот, задумался, после чего, улыбнувшись, похлопал меня по плечу.
- Это ты хорошо придумал. И правда, картоха примаров же идеальная. Чистая, без черноты и гнили. Я попрошу Режу дать нам сковородку и плиту. Тут и поедим.
- Ох, братка… скорей бы, - мечтательно облизнулся Пухляш, заставив Фиалку и молчаливую Аши рассмеяться. Однако тут же раздался недовольный голос одного из нецесов, который следил за кастрюлями неподалеку.
- Хватит ржать и работайте, пока Унаги не вернулась, - рявкнул он и веселье моментально улетучилось. Вздохнув, я вытащил из мешка чистый кругляш и, положив под ноги чистую кастрюлю, принялся аккуратно чистить картошку. Ровные колечки очисток с тихим шорохом падали на дно.

Когда вся картошка была почищена, я и Пухляш, держа с двух сторон большую кастрюлю, оттащили её к Реже. Девочка, придирчиво осмотрев несколько чищенных картофелин, хмыкнула и кивнула в сторону другого стола, за которым стояли двое рослых ребят и, негромко переговариваясь, точили ножи.
Месяц, подойдя к Реже, тихонько шепнул ей что-то на ухо, заставив девочку сначала удивиться, а потом рассмеяться. Однако результатом разговора было то, что она выделила нам сковородку, полкружки масла, небольшой мешочек соли с перцем и плиту на одну газовую конфорку, стоящую в углу недалеко от того места, где мы чистили картошку.

- Умеешь жарить? – поинтересовался у меня Месяц, с жадностью смотря на кучку вымытых очисток. Я кивнул машинально и не успел удивиться, как в голове словно сам собой возник пошаговый план жарки картошки. Сначала я раскалил чугунную сковороду на огне, потом влил туда масла и, высыпав картофельные очистки, прикрыл лицо ладонью. Раскаленное масло фыркало и плевалось, но очень скоро над плитой поплыл вкусный запах жареной картошки.
- Ох, братка… - скулил вертящийся рядом Пухляш. – Пахнет-то как! Как настоящая картоха!
- Это и есть настоящая картошка, дурачок, - улыбнулась Фиалка, вытаскивая из нижнего ящика стола большую чистую тарелку, в центре которой кто-то намалевал неровным почерком «Них». Девочка шумно сглотнула слюну и улыбнулась уже мне. – Пахнет и правда здорово.
- С-спасибо, - я зарделся от смущения, но быстро мотнув головой, прогнал румянец со своих щек. Затем, подцепив ножом очистки, подул на них и быстро сунул лакомство в рот, чтобы проверить на готовность. И чуть не захлебнулся слюной. Да, очистки немного горчили, но вкусом почти не отличались от жареной картошки. Кивнув, я взял из рук Аши тарелку и осторожно вывалил очистки в неё. – П-приятного а-аппетита.

Тарелка очисток опустела почти моментально. Месяц, на правах старшего, поделил жареные очистки на пять ровных кучек и, умяв свою порцию, откинулся спиной к стене. На его некрасивом лице витала довольная улыбка.
Я съел половину своей порции, а остатки разделил между двумя удивленными девочками. Те лишь хмыкнули, но от добавки отказываться не стали. Пухляш было поскулил, что не наелся, однако после ленивого окрика Месяца, намекнувшего толстяку, что очисток в меню вообще не было, замолчал. Но я робко улыбался, смотря на новых друзей, которые сыто и довольно переговаривались, а в центре, как ядро нашей дружбы стояла пустая тарелка с корявой надписью «Них» и лишь желтые масляные разводы говорили о том, что на ней лежало каких-то пять минут назад.

- Так, так… - от шипения Унаги, раздавшегося за спиной, Пухляш подскочил чуть ли не на метр, лягнув ногой тарелку, которая отлетела к стене и чудом не разбилась. – А это перебор, нихилы!
- М-мы… - попытался было я объясниться, но Месяц, вцепившись мне в руку, резко мотнул головой. Сам он был бледнее вареного яйца, однако держался с достоинством.
- Я не задавала вопрос, заика, - ядовито усмехнулась Унаги, возвышаясь над нами, как палач. – Я сказала, что это перебор. Жарить картошку? Несмотря на запрет Ратто и Нику? Вы совсем ополоумели, уроды?
- Уни, они картофельные очистки жарили, - объяснила прибежавшая на шум Режа. Унаги скосила крохотные и налитые кровью глазки на нее и злобно улыбнулась. – Нику разрешила взять нихилам очистки, а я дала сковородку и соль. Они не жарили картошку. Вся картошка сейчас жарится для вас вон там, - она махнула рукой в сторону своего стола.
- Очистки? – брезгливо переспросила Унаги, смотря на спокойную, как удав, Режу. – Картофельные очистки они жрали?
- Ага, - кивнула та. На лице примары снова мелькнуло отвращение, будто мы не очистки ели, а крыс, причем сырых.
- Нихилы. Ничего удивительного. Даже помои жрать будут, если припрет, - буркнула она и, хмыкнув, пихнула Режу в бок. – Ладно, Ратто будет доложено. На всякий случай. Пошли, покажешь, как там наш ужин.

- Ох, братка… Боюсь, что нам влетит, - покачал головой Пухляш, когда Унаги и Режа ушли в другой конец кухни. Он вздохнул, но не сдержал улыбки. – Но как же вкусно-то было…
- Не думаю, что влетит, - мрачно буркнул Месяц. – Скорее Ратто запретит очистки примарской картошки жарить.
- Но по-почему? – удивленно спросил я. – Они же вы-выки…
- Да, выкидывают. Но кто знает примаров. Если он в хорошем настроении будут, то нас лишь поругают. А если в плохом, то запросто запретит, да еще и накажет.
- Плевать, - тихо ответила ему Аши, вытирая рот тыльной стороной ладони. Она поджала губы и, поднявшись с пола, кивнула Фиалке. – Пошли, наша очередь помои выбрасывать. Эй, Молчун. Коробка у люка еще не пустая?
- Нет, - мотнул я головой, вспомнив пыльную бутылку виски. На лице девочки мелькнула улыбка, а следом так же резко вернулось обычное, угрюмое выражение.
- Мы к Реже пойдем. Узнаем, что еще сделать нужно, - вздохнул Месяц. – Скорее всего, посуду мыть поставят, а там и ужин уже.
- И изгнание, - добавил Пухляш. Он, шмыгнув носом, тоже поднялся с пола и направился за другом, бормоча, по привычке под нос. – Эх, братка. Хорошо покушали. Сытно…

Месяц был прав. Режа, узнав, что мы закончили, отправила меня и Пухляша мыть грязную посуду, оставшуюся после готовки. Месяц, Фиалка и Аши занялись подготовкой гостиной к ужину в сопровождении других нецесов. Зато, когда мы с Пухляшом закончили, Режа выдала нам по кусочку шоколадки, которую толстяк съел быстро и шумно, вдобавок перемазавшись слюной и став похожим на не очень опрятного бульдога. Свою шоколадку я завернул в фольгу и спрятал в нагрудном кармане куртки. Пухляш, заметив это, принялся стенать и жаловаться, как ему хочется еще сладкого, пока не получил подзатыльник от молчаливого помощника Режи и не отправился вместе со мной выливать очередной чан помоев.
К счастью, в этот раз процедуру открывания люка взял на себя он, причем коротышка обильно потел и чуть не уронил чан вниз, когда услышал радостное чавканье Обжоры. Он забыл продеть одну из цепей сквозь толстое кольцо, но я успел исправить его ошибку до того, как люк вздрогнул от очередного удара Обжоры.

- Прости, братка, - виновато шмыгнул носом Пухляш, чертя носком тапка узоры на бетонном полу. – Обычно со мной Месяц ходил, он и запирал тут все сам. Я до одури боюсь этого Обжору. Даже когда сплю, то делаю это вполглаза. А ну как Обжора рядом с кроватями нашими трется, а?
- Вряд ли тебе э-это по-поможет, - буркнул я, восстанавливая дыхание и слушая, как урчит под люком пожиратель помоев.
- Почему это? – переполошился Пухляш, побледнев так сильно, что стал похожим на восковую свечку из дешевого воска.
- Кнопка с-сказала, что он пя-пятерых за-забрал в прошлый при-приход, - давясь словами, пояснил я. Пухляш затрясся, как желе, и бросил в сторону люка испуганный взгляд.
- Ох, братка. А ведь точно. Слыхал я об этом. Мол, не закрыли люк, Обжора и вылез. Только Ратто его смог прогнать.
- Р-р…
- Ратто, да. А на следующий день Сундук дал пятерых новых, - Пухляш тяжело вздохнул и, громко кашлянув, потянулся к коробке. Сделав глоток, он протянул бутылку и мне, но я лишь покачал головой. Прошлый хмель еще не выветрился, а нихил, разгуливающий по Комнатке без дела и воняющий виски, точно привлечет внимание примаров. Пухляш обрадованно крякнул, сделал еще один глоток, который предназначался мне и, убрав бутылку в коробку, приподнял пустой чан. – Пошли, братка. Вроде с делами покончено. Часик можем отдохнуть, а потом ужин и спать.
Спать… Я был уверен, что этой ночью спать не буду.

*****

Выйдя из кухни, я увидел, что пять нихилов и трое нецесов сервируют длинный стол, стоящий неподалеку от дивана. Мелькнуло лицо Месяца и фиолетовые волосы Фиалки, раздался визгливый окрик Унаги, которой снова что-то не понравилось, но когда на мое плечо легла чья-то рука, я от неожиданности вздрогнул и повернулся.
- Прощу, так и быть, - буркнул Ратто, стоящий позади меня. Я быстро опустил глаза в пол и вжал голову в плечи, ожидая, как минимум, подзатыльника. Вместо этого раздался вздох примара. – Не трясись так, а то в обморок рухнешь, дружок. Каждый из нас боялся первого дня в Комнатке. Потом привыкаешь. Ко всему. К порядкам, к правилам, к другим жителям. Даже к изгнаниям ты привыкнешь, если Жребий будет милостив к тебе.
- У-Унаги…
- Да, знаю, - перебил меня он. – Она сказала, что вы пожарили очистки на кухне. Не бойся, я за такое не наказываю. Тем более, вам разрешил примар. Я наказываю за другое. Интересно, за что?
- Да.
- За болтовню и глупые вопросы, - тихо и серьезно буркнул Ратто. – Не выношу этого в Комнатке. Тебе, небось, уже рассказали, как я Обжору прогнал?
- Да.
- У монеты две стороны, Молчун. Ха, тебе подходит новое имя. Ладно. У истории с Обжорой тоже две стороны. Я знаю, что нихилы и нецесы выдумали несколько теорий и я, в общем-то, не против этого. Порой пофантазировать полезно. Разгружает мозги и спишь крепче. Тебе сказали, что Обжора сожрал пятерых, прежде, чем его прогнали?
- Да.
- На самом деле он сожрал шестерых. И чуть не сожрал меня. Я и еще один примар. Как его звали… А, точно. Сойока его звали. Я и Сойока чудом спаслись, заманив Обжору обратно в трубу. Однако, Сойоке не повезло. Обжора утащил его с собой. С того момента я строго запретил примарам ошиваться возле помойного люка. Знаешь, почему?
- До-догадываюсь.
- Вот как? И почему же?
- Обжо-ора идет на за-запах?
- Верно. Нихил, не закрывший люк, сам себе подписал смертный приговор. Обжора нашел его по запаху и сожрал. А также пятерых его соседей. Мы с Сойоко отвлекли Обжору и заманили обратно к помойному люку, но Сой сильно трусил, и Обжора почуял его страх. А потом забрал его с собой. Знаешь, почему я запретил примарам подходить к помойному люку на самом деле? Потому что Сундук дал пять нихилов на следующий день. Телевизор без запинки распределил их. Но! Сундук дал только пять нихилов. И все. Словно это была замена тем, кого сожрали. Вот только примара, взамен Сойока, он так и не дал. Без обид, но вашего брата, что грязи. Последнее время одни только нихилы и приходят в Комнатку. А Сой… его нам очень долго не хватало, пока не пришла Нику. Да, Молчун. У легенд Комнатки всегда две стороны. Сказка, придуманная другими, и правда, которую знают немногие. И мой тебе совет, покуда я добрый. Не ищи эту правду. Она куда опаснее ваших фантазий. Усек?
- Да, - кивнул я, пряча глаза от Ратто, который склонился надо мной.
- Ладно, дуй к остальным. Скоро ужин, нельзя задерживать ритуал, - ответил он и, развернувшись, направился в спальню примаров.

Нихилы, при помощи трех нецесов, быстро накрыли длинный белый стол. Словно по волшебству на клеенчатой скатерти появились тарелки, вилки и ложки. Месяц с Аши принесли из кухни две большие корзины с хлебом. Я удивился, увидев, что в хлеб в корзине Месяца белый и от него поднимаются в воздух облачка пара, а Аши несла черный хлеб. Такой черный, что на миг показалось будто это куски угля. Белый хлеб Месяц поставил в начале стола, смотрящего в сторону спальни примаров, а черный Аши отнесла в другой конец, который был ближе к Двери.
Мне Унаги дала задание принести из кухни жареный картофель для примаров и, свистнув Пухляшу, который бесцельно слонялся рядом, глотая слюни, указала на меня пальцем.

- Ох, братка, - доверительно зашептал он, когда мы взяли с двух сторон большой противень, наполненный дольками жареной картошки. – Ох, кабы не Ратто, я бы не стерпел…
- Терпи, - буркнул я, понимая, что ждет вечно голодного коротышку, если Унаги узнает, что нихил попробовал картошку, предназначенную для примаров. – Н-нам нельзя.
- Знаю, - тоскливо вздохнул он, перехватывая ручку противня поудобнее. – Но ты лихо придумал с очистками. И как нам самим в голову-то не пришло. Вкуснятина была, спасибо, братка.
- Угу, - кивнул я и, пройдя боком в дверь, осторожно пошел дальше, к краю стола, где уже рассаживались примары. Идти стало сложнее, потому что смотреть им в глаза было нельзя. Но мы с Пухляшом худо-бедно справились. Коротышка, урча животом, поставил свой край на стол, а потом, дождавшись, когда я поступлю со своим также, отошел в сторону.
- Пойдем. Наши тоже усаживаются, - кивнул он в сторону молчаливой группки нихилов. Я увидел Аши и Фиалку, которые сидели рядом. Два пустых стула, предназначенных, видимо, для меня и Пухляша. И Юбу, сидевшую спиной к Двери и лицом к Ратто, который задумчиво вертел в ладони пузатый бокал с янтарной жидкостью и вполуха слушал визгливую Унаги. Девчонка вилась ужом, подобострастно улыбалась и с надеждой заглядывала в лицо примара, но тот её, казалось, не замечал, думая о чем-то личном.

Заняв свое место, я робко посмотрел на Юбу. Девочка нервно мне улыбнулась и, вздохнув, отвела глаза. Нервозность чувствовалась и от других нихилов. Только нецесы и примары весело о чем-то болтали. Оно и понятно, не их друг сегодня покинет Комнатку.
- Передай, пожалуйста, хлеб, - тихо попросила меня Юба и, когда я подвинул ей корзинку с хлебом, взяла три куска и, метнув в сторону примаров настороженный взгляд, сунула хлеб во внутренний карман куртки. Заметив мой удивленный взгляд, она покраснела и виновато улыбнулась. – Никто не знает, что находится по ту сторону Двери. Еда лишней не будет, чувствую.
- Если хо-хочешь, я у-уйду, - протянул я, стараясь не встречаться с ней взглядом. Но Юба тихо хмыкнула и покачала головой.
- Зачем? Тут теперь твое место, - она на миг задумалась, а потом просияла. – А! Думаешь, что я на тебя злюсь?!
- Да.
- Чушь, Молчун. На моем месте мог оказаться кто-то другой. Так выпал Жребий, - ответила она и настал мой черед задуматься. Девочка, заметив, что я нахмурил брови, заинтересованно склонила голову. – Чего с тобой?
- Р-р…
- Ратто, - перебила она. Я благодарно улыбнулся и кивнул. – И что «Ратто»?
- Он с-сказал, что О-обжора с-сожрал п-п-п…
- Пятерых нихилов. Да, это правда. Я же тебе рассказывала сегодня.
- На с-следу-ующий день С-сундук дал но-новых. Ни-нихилов, - Юба, поняв, к чему я клоню, нахмурилась.
- Забудь об этом! Понял! А то окажешься следующим! – прошипела она, вцепившись в мою руку пальцами. – Так выпал Жребий. Точка. И не вздумай ляпнуть подобное при примарах или нецесах. Ищи ответы на свои вопросы сам, а вопросы держи при себе. Здесь так не принято.
- З-значит я прав? – тихо спросил я. Остальные нихилы, негромко разговаривая, не обращали на нас никакого внимания, ожидая начала ужина.
- Возможно. Не знаю, - отмахнулась девочка. – Может, это единичный случай. Обжора сожрал пятерых, Сундук и дал пятерых взамен. Это же не Жребий и не ритуал распределения. Так, хватит. Ты скверно начинаешь свою жизнь в Комнатке. Забудь об этом. Легенды – это легенды. Пусть и остаются легендами. Я уйду, и ты забудешь обо мне через неделю, а когда придет твой черед, остальные также забудут о тебе.
- Я не з-забуду, - упрямо мотнул я головой. Щеки Юбы легонько порозовели, а губы тронула улыбка.
- Забудешь. Все забывают. Да и с чего тебе помнить меня?
- Ты бы-была добра ко мне, - ответил я, заставив девочку вздохнуть. Она покачала головой и тоскливо обвела взглядом стол.
- Выкинь это из головы, Молчун. И лучше молчи.
- Прости.
- Напрасно извиняешься, - Юба замолчала, когда Ратто вдруг поднялся со своего места и поднял над головой бокал. По блеску его глаз было понятно, что он пьет. Конечно, у меня были вопросы. Тысяча вопросов. Но я их лучше подержу при себе.

Вместе с примаром поднялись со своих мест и остальные. Шесть примаров, по три с каждой стороны. И каждый смотрел на бледную Юбу, которая бессмысленно уставилась на корзину с хлебом.
Я же увидел, что примары даже сидят на небольшом расстоянии от нецесов, как и нецесы, которых от нихилов отделял один стул с каждой стороны. Деление на группы соблюдалось и за столом.

- Новая кровь пришла, - громко произнес Ратто и добавил. – Поднимись, Молчун. Отныне и до момента, как выпадет твой Жребий, носить тебе это имя.
- Не смотри на них, - одернула меня Юба, когда я чуть не совершил ошибку и не повернул на голос голову.
- Прости, - виновато хмыкнул я, сжимая пальцами край стола.
- Старая кровь уходит, - продолжил Ратто. – Встань, Юба. Ты провела в Комнатке год и Комнатка год заботилась о тебе. Позаботимся о тебе и мы. Ты получишь еды на три дня, новую обувь, которую дал сегодня Сундук, и можешь взять одну вещь из Комнатки с собой.
- Любую? – тихо спросила Юба, но по вытянувшимся лицам нихилов я понял, что ей не следовало задавать этот вопрос. Это же подтвердил и Ратто, в чьем голосе вдруг прорезались холод и злость. Всего на мгновение, но каждый почувствовал это.
- Любую, - подтвердил он с улыбкой.
- Бутылку из твоих запасов, - не задумываясь, выпалила Юба, побледнев сильнее обычного. Пухляш, сидящий рядом, охнул и забормотал, покачивая шишковатой головой, а Месяц поджал губы и умоляюще посмотрел на Юбу, но девочка, гордо задрав нос, смотрела в глаза примару, чего ей делать точно не следовало.
- Это твое право, - сухо ответил Ратто и, повернувшись к Унаги, коротко мотнул головой. – Принеси ей бутылку виски из моего шкафчика.
- Всю?! – театрально удивилась тощая Унаги, злобно посмотрев на Юбу.
- Всю, - подтвердил Ратто. В глазах сверкала злость. – Это её право.

Купить мои книги можно на ЛитРес.

©Гектор Шульц

Часть первая
Часть вторая

Когда Ратто потерял ко мне интерес, то меня усадили на диван рядом с телевизором и оставили наедине. Со мной никто не заговаривал, проходящие мимо старались побыстрее прошмыгнуть и лишь Пенсне изредка подходил к шкафу, брал с полки пару книг и, загадочно улыбнувшись, уходил в спальню примаров.
В остальном в Комнатке не было места праздному ничегонеделанью. Каждый чем-то занимался, а если случалась вдруг свободная минутка, то её предпочитали посвятить сну или отдыху. Поначалу мне было любопытно наблюдать за жизнью Комнатки, но общая атмосфера и неприязненные взгляды проходящих мимо дивана вызывали страх. Ратто обмолвился, что вечером состоится процедура Жребия и загадочный телевизор, смотрящий на меня холодным, зеленоватым глазом определит мою судьбу. Неприязнь тоже объяснялась легко. Я стану частью Комнатки, а кому-то из ребят предстоит её покинуть и отправиться за Дверь. Я не знал, что за ней находится, а странное название – Судилище – ни о чем не говорило. Лишь сердце начинало биться быстрее и мысли опутывал страх, если я слишком долго рассматривал Дверь.

Я привык молчать. Вспомнил, почему. Виной всему полная неспособность нормально говорить. Спокойно и без кривляний я мог произнести лишь два слова – да и нет. Остальные выходили из моего рта с трудом и сопровождались уродливой пантомимой, спазмами связок и комком в горле. Говорить свободно и легко я мог только в своих мыслях. Но кто я, откуда и как очутился в Комнатке? На месте этих вопросов зияла большая дыра.
Ратто сказал, что память частично восстановится. После Сундука всегда так. Наверное, он имел ввиду тот металлический ящик в углу. После распределения он выдаст мне одежду и припасы для жителей Комнатки. Так просто? Вопросов было много, но я лучше промолчу, чем буду пытаться выплевывать слова перед улыбающимся Пенсне или ехидно шипящей Унаги. Я привык молчать. Гораздо лучше говорить так, чтобы тебя никто не слышал.

- Нервничаешь? – от тихого голоса в углу меня бросило в пот. В креслах никто не сидел, Пенсне удалился с книгой минут десять назад. Лишь телевизор, тускло поблескивая зеленоватым экраном, смотрел, казалось, прямо на меня.
- К-кто здесь? – так же тихо спросил я. Раздался переливчатый смешок и послышалось гудение старой техники. По экрану телевизора пробежали светло-зеленые полосы и экран загорелся мягким светом.
- Я, - тихий голос доносился из телевизора. Но, насколько я помнил, телевизоры не обладают разумом. А этот… этот отвечает на вопросы и говорит со мной. Говорит? – Да, говорю. И более того. Мыслю. И существую.
- Т-т-ты…
- Да, читаю мысли, - подтвердил он и помехи на экране на секунду сложились в улыбающееся лицо. – Можешь просто мысленно со мной разговаривать. Иначе тут соберется вся Комнатка, чтобы посмотреть на невиданное доселе зрелище.
- «Зрелище»?
- Да. Заика тужится и краснеет, пытаясь что-то сказать старому телевизору, - из динамиков послышалось потрескивание, а через пару мгновений я понял, что телевизор так смеется. – Впрочем, не будем об этом. Я задал вопрос. Ты нервничаешь?
- «Да. Немного».
- Не стоит. Каждый занимает свое место в Комнатке. Займешь и ты.
- «Что ты такое»?
- Я думаю, это очевидно.
- «Телевизоры не обладают разумом».
- Ты так уверен в этом? Ты видел много телевизоров? – усмехнулся зеленый экран, снова показав мне улыбающееся лицо, созданное из помех.
- «Нет. Просто знаю. Не могу объяснить», - нервно пожал я плечами.
- Память не вернется к тебе полностью. Что-то ты вспомнишь, без сомнений. Но большая часть памяти канула в небытие. Конечно, я знаю о тебе все. Кто ты, кем был… и кем будешь, - телевизор резко замолчал, а экран перестал светиться, когда из-за угла показалась процессия – два мальчика и хромающая девочка в темно-сером. Девочка, побагровев, тащила в руках тяжелую кастрюлю, но ей никто не помогал. Мальчики, одетые в сиреневые костюмы, не обращали на неё внимания. Девчонка, проходя мимо дивана, бросила осторожный взгляд на меня и робко улыбнулась. Я же, покраснев, смутился и отвернулся.

- Так устроена Комнатка, - произнес телевизор, когда процессия отошла подальше. – Каждый приносит пользу. Даже те, кто ничего не умеет.
- «Ты сказал, что знаешь обо мне все».
- Да, сказал. И повторю еще раз. Я знаю все не только о тебе, но и каждом жителе Комнатки, - тихо ответил телевизор.
- «Ты не расскажешь»?
- Нет. Расскажу только то, что стоит рассказать. Не всему стоит быть озвученным, чтобы лишний раз не путать мысли. Впрочем, Ратто уже обмолвился тебе о правилах жизни в Комнатке.
- «Откуда ты знаешь»? – удивился я, хотя удивляться было глупо. На экране возникла скептичная физиономия усатого мужчины.
- Я знаю все, что делается в Комнатке. Ты меня слушаешь вообще? – обиженно спросил голос.
- «Слушаю. Мне непонятно одно. Почему ты со мной разговариваешь тогда»?
- Любопытствую.
- «Что»?
- Любопытствую. Ты молчишь, а те, кто впервые попадают в Комнатку, рот заткнуть не могут до распределения, - сварливо ответил телевизор.
- «Не люблю говорить».
- Знаю. Болтун в своем глазу бревна не замечает, - очередная улыбка, на этот раз видны только губы. – Но вопросов у тебя много. Смею заверить, что на большинство из них ты получишь ответы. Только они тебе не понравятся. Мало кому нравится правда, тем более о Комнатке. Однако меня другое интересует. Видишь ли, я сразу понимаю, куда следует определить новичка, чтобы он идеально вписался в систему Комнатки. Процесс отлажен давно и работает, как часы. Но ты… Ты странный.
- «Чем же»? – подумал я. В голове снова всплыли обрывки воспоминаний. Меня считали странным и раньше. Откуда я это помню?
- Не могу сказать, но это весьма любопытно, - тихо ответил телевизор. – А куда ты сам хотел бы попасть? К примарам? К нецесам? Или нихилы – предел твоих мечтаний?
- «Не знаю. Правда, не знаю», - я вздохнул и поднял взгляд на большие часы, висевшие над телевизором. Почти шесть. Только я не знаю, вечера или утра.
- Вечера. Жребий будет брошен в шесть, - раздался тихий смешок. – Так ответь, покуда мы еще можем говорить. Куда бы ты хотел попасть?
- «Не знаю. Мне хорошо одному», - ответил я, заставив телевизор задуматься. По экрану вновь пробежала рябь помех и экран погас, оставив меня наедине со своими мыслями. Ненадолго.

- Ты с кем-то говорил? – поинтересовался подошедший к шкафу Пенсне. Он положил на полку тяжелую книгу и, чуть подумав, взял другую, в бежевой обложке.
- Нет, - соврал я, понимая, что мне никто не поверит. Ратто утверждал, что телевизор говорит только с Пенсне, да и ссориться с примарами не очень-то и хотелось. Тем более, пока непонятно, куда я попаду.
- Ага, - усмехнулся тот и, выдохнув, уселся в кресло.
- А к-когда бу-бу… - я сжал зубы, когда очередное слово застряло в горле. Пенсне выждал немного, шершаво улыбнулся и кивнул.
- В шесть. Сиди тут, скоро все будет понятно.

Когда часы пробили шесть раз, Пенсне поднялся с кресла, отложил книгу и, хмыкнув, кивнул кому-то, стоящему за диваном. До меня вновь донесся запах сигарет и чего-то тошнотворного, словно под диваном лежало гниющее мясо.
- Начнем, - громко произнес Ратто, положив тяжелую руку мне на плечо и не давая подняться с дивана. Я снова вздрогнул, когда Пенсне подошел к телевизору и, чуть повозившись с рычажками на передней панели, негромко выругался и хлопнул ладонью по экрану.

Обернувшись, я увидел, что позади нас собралась вся Комнатка. За мной стоял Ратто, не убирая руку с моего плеча. За ним выстроились остальные примары. Я увидел черные, наполненные влажной злобой глаза Унаги и услышал сопение Никуман. Справа от неё стояли нецесы, все в одинаковой сиреневой одежде. Нихилы стояли дальше всех, возле входа в спальню нецесов, не рискуя приближаться. Они украдкой посматривали на подготовку к церемонии, кто-то шмыгал носом или кашлял, вдохнув слишком много пыльного воздуха.
Ратто, наконец-то, отпустил меня и, обойдя диван, встал напротив. Незнакомый мне мальчик в светло-зеленом поставил перед ним низенький столик на трех ножках, а молчаливая девочка в сиреневом водрузила на столик большую чашу из позеленевшего металла. Сердце обдало холодком. Но всего лишь на миг. Словно это уже происходило раньше. Вздрогнув, я посмотрел направо и увидел Нику, которая стояла с корзиной орехов и лениво следила за приготовлениями. Однако странности на этом не кончились.

- Комнатка – наш дом, - нараспев произнес Ратто низким и глубоким голосом. На миг мне показалось, что это говорит не он, а всё вокруг – стены, пол, диван, книги и шкафы. Словно сама Комнатка обрела голос.
- Комнатка – наш дом, - вразнобой протянули остальные. Тише всех говорили нихилы.
- В Комнатке нет места бесполезным, - продолжил Ратто, ехидно улыбнувшись. Я заметил, что его лоб блестит от пота, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Только двадцать и семь могут существовать в мире.
- Только двадцать и семь, - повторили другие.
- Пришел черед бросить Жребий и обновить кровь Комнатки. Новая кровь пришла.
- Новая кровь пришла!
- Старая кровь уйдет.
- Старая кровь уйдет! – словно завороженные повторили обитатели Комнатки. Ратто кивнул Нику и в руках у неё блеснул кривой кухонный нож для разделки рыбы. Она, подойдя к мальчишке, дождалась, когда тот протянет ей руку и, вздохнув, осторожно провела лезвием по ладони, после чего также осторожно вложила в ладонь орех. Ратто, крепко сжав его в кулаке, посмотрел на меня и улыбнулся.
- Если мне суждено уйти, я уйду. Уйду молча и с достоинством. Без обиды на братьев и сестер, - произнес он и бросил окровавленный орех в позеленевшую чашу. Затем, кивнув Пенсне, отошел в сторону. Пенсне повторил сказанные им слова и ритуал, только вот резать ладонь ему пришлось самостоятельно, как и брать из корзинки Нику орех.

Я мог лишь молчать и вертеть головой, когда остальные тоже стали подходить к чаше. Они повторяли слова, проводили ножом по ладони и бросали окровавленный орех в чашу. Прищурившись, я увидел, что каждый орех подписан. На нем было вырезано имя того обитателя Комнатки, который произносил слова. Двадцать семь орехов. По числу жителей Комнатки. Я был двадцать восьмым и своего ореха пока не имел.
Когда последний нихил бросил орех в чашу, Ратто снова вышел вперед и поднял над головой руку. Остальные, как по команде, опустили головы и замолчали. Раздался треск и шипение, а потом я услышал знакомый голос. Тихий и вежливый.
- Готовы ли вы бросить Жребий? – поинтересовался Телевизор. Я скосил глаза в его сторону и увидел, что на экране появилось лицо, состоящее из помех и редких полос, пробегающих по диагонали. Лицо худощавого мужчины с усами, тонким носом, острым подбородком и большими подвижными губами. Его уши немного заострялись кверху, но это могли быть и обычные помехи.
- Готовы, - ответил за всех Ратто, повернувшись к экрану. На губах мужчины появилась хитрая улыбка.
- Тогда влейте в Чашу воду Судилища и узрите Изгоя, - лениво произнес он, словно ему наскучили все эти ритуалы и пафосные слова. Ратто, с необычайной осторожностью, принял из рук Пенсне пузатую бутыль с зеленоватой водой и медленно вылил содержимое в чашу. Я стоял рядом и мог видеть все. Я видел, что орехи покоятся на дне чаши, а не всплывают, хоть и понимал, что это неправильно. Все орехи должны были всплыть, но сейчас казалось, что они тяжелее камня. А затем с водой стало происходить что-то странное.

Из глубин к поверхности устремились тысячи пузырьков, будто кто-то развел под чашей огонь. Орехи задрожали и пошевелились. Жители Комнатки, затаив дыхание, следили за тем, как лениво перекатываются под водой кругляши, пока один из них не дернулся сильнее других и не всплыл медленно на поверхность.
Ратто, поджав губы, осторожно вытащил всплывший на поверхность орех двумя пальцами, нахмурился и выгнул бровь. Затем поднял его над головой и громко произнес:
- Юба.
- Я? – тихо переспросила одна из девочек в темно-сером. Остальные нихилы медленно отходили от нее, пока она не осталась стоять в гордом одиночестве. Я узнал её. Она тащила тяжелую кастрюлю, пока я разговаривал с Телевизором.
- Ты знаешь правила, - спокойно кивнул Ратто. – В полночь ты покинешь Комнатку навсегда.
- Покину? – девчонка, казалось, не понимала, что сейчас произошло. Она растерянно переводила взгляд то на других нихилов, то на ухмыляющихся примаров, то на задумчивых нецесов. Затем, кашлянув, она кивнула Ратто. – Если мне суждено уйти, я уйду. Уйду молча и с достоинством. Без обид на братьев и сестер, ибо так решил Жребий.
- Так решил Жребий, - повторили остальные, стараясь не смотреть на девочку. Странно, но я не видел на её лице испуга. Вместо этого я увидел только разочарование, которое быстро сменилось безразличием.
- Отныне ты не нихил. Ты изгой. Проведи оставшееся время с пользой и попрощайся с друзьями, - улыбнулся Ратто, бросая орех с именем девочки в корзинку Никуман. – Ступай.

Я проводил её взглядом, а потом не сдержал дрожи, когда Ратто снова положил руку мне на плечо. Остальные жители Комнатки тоже не расходились. Они ждали еще одной церемонии. Инициация.
Пенсне, о чем-то тихо переговаривающийся с телевизором, хмыкнул и подошел к Ратто, давая понять, что все готово. Зеленоватый экран, горящий мягким светом, моргнул и я снова увидел усатого мужчину. И на этот раз я был уверен, что он смотрит прямо на меня. На его губах витала легкая улыбка, а помехи, выстраиваясь особым образом, заставляли глаза блестеть.

- Новая кровь, новая кровь, - пробормотал он, поджимая губы. Я же, с бешено стучащим сердцем, ждал других слов, что прозвучат подобно приговору. И дождался. – Странное что-то в этом мальчишке. Страх, робость и покорность. И в то же время… Нет, это не примар. Стать не та. Нецес? Если бы хоть один талант… Не могу найти. Странный, странный мальчишка. Тихоня. В тихом омуте… Мог бы быть… Нет, чушь! Проверить? Определенно, да. НИХИЛ!
- Ни-нихил, - повторил я, опуская голову. Где-то позади меня ехидно захихикала Унаги. Пенсне, буркнув что-то под нос, покачал головой. А Ратто елейно улыбнулся, словно кот, объевшийся сметаны.
- Нихил, - с издевкой повторил он и, подняв голову, громко крикнул. – Нихил!
- «Нихил», - слово обожгло душу, словно я вляпался рукой во что-то мерзкое, грязное и противное.
- Ну, ну, - тихо пробормотал Ратто, нависая надо мной. – Хватить губки дуть. Пора работать. Комнатка ленивых не любит.
- Он не получил имя, - буркнула Юба. Шея примара покраснела, а кончики ушей порозовели, однако он справился с эмоциями и сдержанно кивнул.
- Дай ему имя, - велел Ратто, повернувшись к телевизору. Усатый мужчина лениво вздохнул.
- Да вы и сами уже поняли, - улыбнулся он и добавил. – Молчун.

Я все еще сидел на диване, когда остальные разошлись. Погас экран телевизора, определившего меня к нихилам, ушел Пенсне, прихватив с собой пару книг, я был один, как и хотел. А хотел ли я этого? Внутри словно два зверя боролись. Один был согласен с решением, а второй отчаянно ему сопротивлялся, пытаясь перегрызть глотку первому…
- Эй, новенький, - я повернулся на звук голоса и увидел Юбу. Она стояла рядом и смотрела на меня с сочувствием. – Ты как?
- Не-непонятно, - протянул я.
- Смирение придет, не сомневайся, - вздохнула она и понизила голос. – Пошли, покажу тебе нашу спальню.
- Я з-знаю, где она на-нах-находится.
- Рада за тебя, - фыркнула девчонка. – Тогда поспеши занять мою кровать, пока её другие не заняли. А то будешь спать у Двери, но веселого в этом мало. Ну?! Бегом давай, потом дуться будешь!
- Я не ду-дуюсь, - нехотя улыбнулся я, когда Юба легонько пихнула меня в спину.
- Правильно, - тихо ответила она и посмотрела в сторону спальни примаров, откуда доносился громкий смех. – Не давай им повода для радости, Молчун. Ладно, пошли. Займем тебе кровать, а потом на кухню.
- На ку-кухню?
- На кукухню, - передразнила меня девочка, но, в отличие от других, сделала это беззлобно и с улыбкой. С грустной улыбкой. – После Жребия пир закатывают. Готовки много и почти все нихилы на кухню переводятся, а примары в спальне лясы точат.
- А ни-нихилам…
- Нет, что ты. Закатай губу, - буркнула она. – И запомни. Пока примар отдыхает, мы работаем.
- Не-несправедливо.
- Добро пожаловать в Комнатку, - кисло улыбнулась девочка и с тоской посмотрела на тяжелую Дверь. – Забудь о справедливости, Молчун. Тут свои порядки. И либо ты примешь их, либо вылетишь за Дверь. Как я…

Глава первая. Добро пожаловать в Комнатку.

Кровать Юбы оказалась обычной кроватью. Как и десять других, стоящих в три ряда. Небольшой футон со сложенным одеялом. Правда ее кровать находилась дальше всего от Двери, и я этому был очень рад. Тяжелая Дверь, обшарпанная, с пятнами ржавчины по краям, казалось, скрывала что-то страшное, да и загадочные слова Ратто до сих пор не выходили из головы.
Юба молча стояла рядом, пока я осматривал спальню, в которой мне предстояло прожить довольно долго, если следующий Жребий не будет ко мне слишком суров. Затем она хмыкнула и, потянув меня за руку, тихо заговорила.

- Я забыла. Тебе нужно к Сундуку сходить и получить вещи.
- В-вещи? – переспросил я, осторожно присаживаясь на край футона. Однако футон оказался неожиданно очень удобным и мягким.
- Ага, - девочка шмыгнула носом и тоскливо посмотрела на Дверь. – Пока я тут, могу показать. Потом тебе самому придется со всем разбираться.
- Спасибо.
- Не за что, - кивнула та и, потянув меня за руку, направилась в сторону спальни примаров, рядом с которой находился загадочный Сундук.

Мы прошли мимо входа в спальню примаров, и я услышал голос Ратто, а потом громкий смех остальных. Выглянувшая из спальни Унаги, злобно улыбнувшись, задрала нос и закрыла дверь, когда увидела меня в компании с Юбой. Почему-то мне казалось, что с этой девчонкой просто не будет. Слова, оброненные старшим примаром, это только подтверждали. Да и Юба согласилась с этим, озвучив то, что я и так знал.

- Берегись Унаги, - тихо произнесла она, когда мы свернули за угол и направились дальше по узкому, длинному коридору, в конце которого виднелся металлический ящик. Девочка потерла кулачком нос и, чихнув, робко улыбнулась. – Она любит изводить нихилов. Просто так. А Ратто палец о палец не ударит, чтобы это прекратить. Иногда, конечно, когда у него хорошее настроение, он может гаркнуть, но чаще всего он молчит и лыбится.
- П-понятно.
- Знаешь, Молчун. Дам тебе совет, - Юба вдруг резко остановилась и взяла меня за руку, вновь заставив мои щеки и уши заалеть. – Молчи и работай. Тогда задержишься в Комнатке, а не вылетишь за Дверь.
- В с-смысле?
- В прямом, - вздохнула девочка. – Нихилы – это пустое место. Мы нужны им, - она кивнула назад, - только для тяжелой и грязной работы. Те, кто задает много вопросов или отказывается подчиняться приказам примаров или нецесов, вылетают за Дверь до следующего Жребия. Правда для этого надо серьезно разозлить Ратто, а в последнее время он заводится даже по пустякам. Последний раз он выкинул одного нецеса, который подбивал других устроить бучу. Не понравилось ему, что примары мяса и сладостей получают больше. Ишь, ума хватило, а? Ратто, как только узнал об этом, та-ак рассвирепел… Схватил Шептуна за шкирку, Дверь рывком открыл и вышвырнул его из Комнатки. А потом…
- Что? – спросил я, когда Кнопка побледнела и замолчала.
- За Дверью его крик раздался. И чавканье. Кого-то большого и сильного. Поэтому не зли Ратто и других примаров. Молчи, работай и делай все, что тебе скажут, - вздохнула она. – Через пару месяцев привыкнешь. И к тяжелой работе, и к отношению.
- В Ко-комнатке же должны бы-быть д-двацать… - Юба перебила меня и замахала руками.
- Должны. На следующий день, как Ратто вышвырнул Шептуна, в Сундуке появился новенький.
- Нецес?
- Ага, - кивнула она и, нахмурившись, указала на Сундук. Я же, увлеченный разговором, не увидел, что мы давно уже стоим возле большого металлического ящика. Девочка, заметив, что я просто стою на месте, поджала губы. – Открывай. Нам на кухню еще идти.
- Хорошо, - я вцепился в тяжелую крышку и, поднатужившись, с трудом ее поднял. А потом открыл рот от удивления, увидев на дне Сундука аккуратно сложенную одежду – темно-серая майка, куртка и штаны. Рядом виднелись тапочки, как у остальных обитателей Комнатки, и два завязанных веревкой мешка. Помимо них в уголке лежал орех, на котором кто-то искуссно вырезал мое имя.
- Бери одежду, обувь и пошли.
- А ме-ме…
- Мешки оставь. Там припасы. Их примары забирают. И орех тоже оставь. Нику… - девочка замолчала, когда позади нас раздались шаги, а потом послышался знакомый визгливый голос Унаги.
- Чего вы тут возитесь? – с вызовом спросила она. Юба, вцепившись мне в руку, опустила голову, как бы намекая, что я должен сделать то же самое.
- Одежду забирали, - тихо ответила девочка, но я видел краем глаза, как она сжала зубы и еле сдерживается, чтобы не нагрубить тощей примаре.
- Забрали? – спросила та и, дождавшись кивков, вспылила. – Ну так валите отсюда! Или вам работу найти? Бегом!
- Пошли, - шепнула мне Юба и, схватив за руку, потащила за собой. Унаги же, довольно мурлыкая, принялась разбирать мешки. Я мог лишь гадать об их содержимом, но понимал одно. Увидеть, что внутри, мне не дано из-за статуса.

Переодевшись, я посмотрелся в зеркало рядом со своим футоном и повернулся к Юбе. Девочка, сидя на краешке своей бывшей кровати, задумчиво смотрела на Дверь. Я догадывался, какие мысли сейчас гуляют в её голове, поэтому, пользуясь возможностью, решил не отвлекать Юбу, а вместо этого внимательно её рассмотрел. Жители Комнатки не любили, когда на них пялятся. Я замечал недовольные взгляды, если задерживал свой на ком-то слишком долго.

Юбу нельзя было назвать красивой. Она была обычной девчонкой. Худое, чуть вытянутое лицо, небольшие темные глаза, длинный нос и узкие губы. Светлые волосы она стягивала в высокий хвост. Но меня заинтересовало другое.
Юба была довольно плотной, а руки – крепкие и длинные, запросто могли принадлежать мальчишке. Был у девочки один недостаток, как и у каждого жителя Комнатки. Почти у каждого. Одна нога у нее была короче другой, из-за чего Юба хромала и не могла похвастаться быстротой. Я считал, что лучше хромать, чем заикаться. Хуже заикания могла быть только немота, на мой взгляд.

- Лучше избавься от этой привычки, - от тихого голоса я вздрогнул и в который раз смущенно покраснел. Девочка, внимательно на меня посмотрев, лишь вздохнула. – Тут не любят, когда кто-то пялится. Особенно примары. На нецесов нам смотреть можно, а вот с примарами будь осторожен. Тебе идет темно-серый.
- Спасибо, - кивнул я, застегивая легкую куртку до горла. Губы Юбы тронула легкая улыбка и она поднялась с кровати.
- Пошли, я покажу тебе кухню. Остальные ребята сейчас на работах. Поэтому познакомишься с ними после полуночи, когда я… Когда уйду, в общем. Но на кухне наверняка кто-то из наших работает, - сказала она и, махнув мне рукой, позвала за собой.

*****

Кухня была огромной. Не успел я этому удивиться, как Кнопка, заметив кого-то в клубах пара, махнула тому рукой и, кивнув мне, уверенно пошла вперед. Я же растерянно двинулся следом, не забывая вертеть головой.
От обилия вкусных запахов закружилась голова, а желудок заурчал. Не удивительно, учитывая, что моей единственной едой за весь день так и остался один пирожок, выданный мне Нику. Но кухне было плевать на голодных. Здесь, в пламени и жаре готовилась еда для всех жителей Комнатки.

В центре расположилась большая плита, на которой стояли три кастрюли. Сидящий возле плиты мальчик в сиреневом на миг оторвал взгляд от книги, что он читал, взял половник и тщательно перемешал кипящее в кастрюлях. Заметив мой взгляд, он нахмурился и поджал губы, однако ничего не сказал.
В углу стоял разделочный стол, за которым трудились двое – мальчик и девочка. Оба в сиреневых костюмах. Нецесы. Проходя мимо, я увидел, что они занимаются нарезкой бутербродов. Девочка методично орудовала ножом нарезая колбасу и сыр, а мальчик так же методично укладывал все на толстые ломти хлеба. Совершенно не задумываясь, я протянул руку к стоящей с краю тарелки и попытался взять один бутерброд. Однако Юба, побледнев, врезала мне по ладони кулаком и что-то недовольно прошипела. Я не услышал, что именно, потому что ее голос заглушило бурчание желудка.

- Совсем двинулся?! – повторила она, зашипев мне на ухо. – Это для примаров! Запомни, новенький. Без разрешения ничего не трогать! Каким бы голодным ты ни был. Понял?
- Да. П-прости, - виновато хмыкнул я, кляня свою безрассудность.
- Новенький? – Юба замерла, услышав голос девочки, которая нарезала колбасу и сыр. Повернувшись, она неловко улыбнулась и кивнула.
- Он не знает порядков, Режа. Прости нас, - буркнула Юба, но девочка неожиданно улыбнулась в ответ и вздохнула.
- Да чего извинять-то. Он, небось, как с Сундука вылез, так ничего и не ел, - ответила она и повернулась ко мне. – Есть хочешь, новенький?
- Немного, - тихо сказал я, а потом удивленно приоткрыл рот, когда Режа, кивнув, взяла с тарелки бутерброд и протянула мне. Мальчик, молча наблюдавший за этим, неодобрительно покачал головой, но молчание так и не нарушил. – Держи. Лопай, пока хлеб горячий.
- Спа-асибо.
- Не за что, - хмыкнула девочка и, усмехнувшись, повернулась к своему напарнику. – Помню, когда я вылезла из Сундука, то готова была быка сожрать.
- Никто и не сомневался, - отозвался мальчик и, скосив на меня глаза, добавил. – Ешь быстрее, пока никто не видит. Нас по головке не погладят, если выяснится, что мы нихилам еду примаров даем.
- Спасибо, Режа, - Юба, жадно глядя на мой бутерброд, снова схватила меня за руку и потащила в сторону, изредка ворча себе под нос, что новенькие совсем ополоумели.

Отойдя в сторону, под укрытие больших столов, я остановился и, подумав, разломил бутерброд на две половинки, одну из которых протянул своей сопровождающей. Та недоверчиво на меня посмотрела, шумно сглотнула слюну и, схватив предложенное, резко вгрызлась в хлеб, роняя крошки на пол.
- Как фе фкуфно! – блаженно промычала она, усердно работая челюстями. Я тоже постарался поскорее расправиться со своим куском, однако Юба оказалась быстрее. Когда я осилил половинку, она уже облизывала пальцы от крошек и колбасного жира.
- Очень, - кивнул я. Девочка дождалась, когда я доем, и, кивнув, повела меня дальше.
- Режа – старший нецес, - пояснила она, пока мы пробирались между столов, шкафов и огромных кастрюль, стоящих на полу. – Среди нецесов есть нормальные, не думай, что все такие, как Унаги. Их мало, но они есть. Режа часто нас подкармливает, а если не будешь тормозить, может и сладким угостить, хоть это и запрещено.
- По-почему? – спросил я, догадываясь, каким будет ответ.
- Ратто считает, что нихилы от сладкого лениться начинают. Да и не так уж его много в кладовой. Сладкое, обычно, на праздники дают или… когда кто-то покидает Комнатку. Вроде, как подсластить уход. Привет.

Приветствие относилось к двум девочкам и двум мальчикам, которые сидели в уголке перед большой кучей картошки и орудовали длинными ножами, изредка переговариваясь. Порой, кто-то из них откладывал нож в сторону, поднимался с пола и шел к металлическому чану с крохотным краником, рядом с которым на тонкой цепочке висела начищенная до блеска кружка.
Увидев меня и Юбу, четверка улыбнулась и указала на два низеньких табурета рядом с кучей овощей. Юба, кивнув, уселась на один из них и жестом показала мне сделать то же самое, а когда я примостился на краешке табурета, грустно вздохнула.

- Знакомьтесь. Это Молчун, - представила она меня новым прозвищем. – Он новенький. Теперь будет с вами.
- Добро пожаловать в Комнатку, - поприветствовал меня от лица всех худой мальчик с длинным, вытянутым лицом. Его подбородок странно выступал вперед и немного загибался, а лоб был слишком выпуклым и скошенным. Голос мальчишки показался мне знакомым, как и сопение другого мальчика – толстого коротышки с большими влажными глазами. Он постоянно шмыгал носом и дышал через рот.

Купить мои книги можно на ЛитРес.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.
Часть тринадцатая.
Часть четырнадцатая.
Часть пятнадцатая.
Часть шестнадцатая.
Часть семнадцатая.
Часть восемнадцатая.
Часть девятнадцатая.
Финал.

- Тебе не хватит смелости, чтобы убить меня, - прошептала Бронвен. Яд парализовал все тело, но говорить она могла.
- Я не собирался убивать тебя, - хрипло ответил Эйден, держась за рану на боку. Меч Бронвен проник глубоко и повредил внутренние органы. Он чувствовал это по особому привкусу во рту. Медному и соленому. – Ты будешь жить, Бронна. Если это можно назвать жизнью.
- О чем ты говоришь? – спросила она и тут же издала мучительный стон. Яд парализовал тело, но не боль. Эйден не ответил. Он подошел к лежащей Бронвен и с трудом поднял её с пола, после чего неловко доковылял до дивана и посадил сестру на дорогие шелка. Затем опустился перед ней на колени и взял её руки в свои.
- Я убил её, Бронна. Убил свою мать, которая так и не смогла обнять меня и сказать, как ей больно. Я убил Кати, которая выхаживала её. А потом сжег наш дом, - ответил Эйден. – Но ты и так знаешь об этом. Почему ты не даровала ей милостивую смерть? Она всегда была добра к тебе и считала своей дочерью.
- Рассчет, - прошептала Бронвен. – Я следила за тобой. И когда никто не верил сказкам пьяного циркача, я поверила. Я знала, что однажды ты вернешься и попробуешь отыскать меня. Но сначала ты найдешь свою мать, и я совершила ошибку, когда понадеялась на то, что Черная десятка сможет остановить тебя. Но довольно болтовни. Делай то, за чем пришел.
- Я всегда задавался вопросом, - тихо ответил Эйден. – Почему ты так любишь житие святого Парра. Тебе было плевать на историю, тебя не интересовало военное дело. Но я нашел ответ, когда вернулся в наш дом и увидел свою мать. Святой Парра не был святым. Он был садистом, больше всего любившим причинять боль. Как ты и твой мертвый сын, оттачивавший навыки на слугах. Ты получала наслаждение от чужой боли, поэтому не убила меня, а продала в рабство. Осознание того факта, что со мной будут обращаться, как с животным, радовало тебя, Бронна.
- Так убей меня и сдохни сам, - зло процедила сестра. – Далеко ты не уйдешь, а Людвиг уже спешит сюда с Черными десятками. Еще один бой ты не вытянешь, братец.
- Ты права. Но убивать я тебя не буду. Об этом меня просила Кати. Об этом меня бы попросила и мать, если бы могла говорить. Ты будешь жить. Если это можно назвать полноценной жизнью…
- Ты не посмеешь! – побледнела Бронвен. Эйден вздохнул и вытащил стилет из ножен. Затем наклонил голову сестры, нашел нужную точку между вторым и третьим позвонком и мягко вогнал лезвие в шею. Бронвен дернулась, а потом обмякла. Он аккуратно уложил её на диван, затем расстегнул блузку и равнодушно отрезал стилетом сосок, который убрал в черный бархатный мешочек. В глазах сестры блеснула боль, слеза стекла по бледной щеке, но Бронвен не издала ни звука, когда лабранская сталь отсекла плоть.
- Ты не сможешь обнять дочь. Не сможешь сказать, как сильно её любишь. Возможно тебе повезет, и она проявит к тебе то же милосердие, что я проявил к своей матери, - тихо произнес Эйден, убирая стилет в ножны и доставая из нагрудного кармана высушенный цветок. Положив его ей на грудь, он развернулся и, хромая, отправился к выходу. Сердце убийцы пусть и билось неровно, но в нем не было больше ненависти. Только усталость и чудовищная грусть.

*****
- Милорд, дом чист. Если не считать трупов. Мы нашли еще троих в гостевом крыле. Служанка спит, а наши… наши уснули навечно, - доложил лорду Людвигу Адерниму старший Черной десятки. Мужчина растерянно кивнул и погладил дрожащей рукой голову своей дочери, которую прижимал к груди.
- Брона? – коротко спросил он, подняв взгляд на окно, в котором горел свет.
- Она жива, милорд. Но, как бы это сказать…
- Говори, как есть!
- Она дышит, но не двигается. Еще… еще, милорд, её грудь в крови, а из раны торчит цветок.
- Цветок?
- Да, милорд. Роза. Странная роза. Когда мы обнаружили госпожу, роза была сухой и серой, а сейчас…
- Она живая и красная, - закончил за него лорд Адерним. Перед глазами появилась старая нянька, часто рассказывавшая ему и брату о таинственном острове Лабран и Белых масках. И о лабранской розе, которая умерев, оживает вновь, если дать ей испить крови. Тогда он еще не догадывался, что страшные сказки окажутся реальностью. Вздохнув, мужчина снова погладил девочку по голове и повернулся к старшему десятки. – Пусть слуги уберут дом и трупы. Вызовите милорда Прево, лекаря его милости. Скажите, что его зову я. Пусть не медлит.
- Да, милорд, - стражник помялся и тихо спросил. – А с убийцей что?
- Его нашли?
- Нет.
- Значит, контракт выполнен, и он бежал.
- Мы можем прочесать улицы, милорд, - попытался было вставить стражник. Но лорд Людвиг Адерним мотнул головой и, оттеснив страшего десятки в сторону, вошел в дом. Он обернулся на пороге и задумчиво посмотрел на стражника.
– Эйден. Брона назвала это имя. Я хочу знать о нем все. Он был её братом.

*****
Рамина испуганно вздрогнула, когда послышался скрип со стороны окна, а затем на пол упало что-то тяжелое. В нос ударил тяжелый запах крови и пота, но девушка переборола страх, выбралась из кровати и наощупь двинулась вперед. Её пальцы коснулись чего-то горячего и липкого, а затем до неё донесся тихий стон и знакомый голос хрипло произнес:
- Воды…
- Господин? – пальцы лихорадочно забегали по телу. Рамина чувствовала порезы, чувствовала липкую горячую кровь, но тут её руку сдавила холодная ладонь и голос повторил:
- Воды!
- Да, господин, - кивнула она и, развернувшись, поползла в сторону бадьи. Вернувшись, она протянула ковш с холодной водой и улыбнулась, услышав жадное сопение и чавканье.

Эйден пил жадно и морщился после каждого глотка. Когда горячка боя улеглась, он познал весь спектр боли. Ему казалось, что все его тело – это отбитый кусок мяса, на котором нет живого места. Но если ты чувствуешь боль, значит ты еще жив, как любил повторять Жакен Торбул. Однако Эйден понимал, что это ненадолго. Он чувствовал мерзкое онемение в груди, чувствовал, как холодеют руки и ноги. Поэтому лишь улыбнулся, когда Рамина снова подползла к нему и принялась расстегивать куртку.
- Пустое, - буркнул он и облегченно выдохнул, когда девушке удалось расстегнуть последнюю пуговицу и оголить грудь. – Но так легче дышать.
- Вы серьезно ранены, господин.
- Знаю. В плече арбалетный болт, под ребрами рассечение и еще с десяток рассечений поменьше. Я потерял много крови, - ответил он. – Слушай. В твоем мешке есть деньги. Есть монета с ликом Владыки. Этого хватит, чтобы ты добралась до Лабрана. Ардо отвезет тебя на пристань…
- Я никуда без вас не поеду, - перебила его гастанка.
- Упрямая ты бестолочь, - ругнулся он, заставив девушку вздрогнуть. – Думаешь, это все? По моему следу пойдут Черные десятки. Не сегодня, так завтра они будут здесь. И вырежут весь бордель, если захотят. А они захотят. Лорд Адерним будет мстить и мстить будет жестоко. Повезет, если тебя убьют сразу. Не повезет, если сначала тебя швырнут в казармы или отдадут другим рабам. А уж солдаты императора с красивыми рабынями не церемонятся.
- Я никуда без вас не поеду. Только с вами, господин, - повторила Рамина. Эйден вздохнул и поджал губы, когда от боли свело левую сторону груди. – Я облегчу боль. Я умею.
- Делай, как знаешь, - тихо ответил он. – Это твой выбор и твоя жизнь.

Несколько раз Эйден терял сознание и постепенно проваливался в черную бездну, из которой невозможно выбраться. Его тело периодически пронзала боль, а затем приходило кратковременное забытье, наполненное умершими воспоминаниями и лицами, которые невозможно забыть. Лихорадка то усиливалась, то угасала. Эйдена долго могло трясти от жара, а потом приходил нечеловеческий холод, от которого сводило мышцы. Изредка ему силой раскрывали губы и вливали в рот что-то горячее. Иногда бульон, а иногда что-то омерзительно горькое и противное.
Он слышал чьи-то голоса, но не мог понять, кто говорит. Звуки были глухими и отдавались болью в висках, из-за чего он снова терял сознание. Был солнечный свет, была и ледяная тьма, из которой являлся Владыка. Он ничего не говорил Эйдену. Просто смотрел на своего слугу и на жестоком лице темного бога горела улыбка. Эйден видел рядом с ним и другие фигуры. Сначала размытые, а потом медленно обретающие очертания. Рядом с Владыкой стоял Кадир. Бледный, взгляд встревоженный, но на губах привычная ехидная ухмылка. Иногда гастанца сменяла мать. Но не старая и иссохшая, какой он застал её в последний раз, а молодая и красивая. Она улыбалась ему и протягивала руку, но стоило Эйдену потянуться к ней, как следовала боль, словно по пальцам ударили чем-то тяжелым, и он снова проваливался во тьму.

Звуки. Кто-то глухо бубнит. Тряска, от которой желудок сворачивается в узел, и к горлу подступает тошнота. Соленый ветер касается щек. Он холодный и сухой, как язык, прилипший к нёбу. Снова звуки. Топот копыт. Скрип дерева. Тряска. Звон монет и тихий голос Рамины. Боль в боку и в плече. Лихорадка. Жар и сменяющий его холод. Темнота. Тягучая и безразмерная, в которой так приятно тонуть.
Но со временем пришло облегчение. Эйден чувствовал качку. Чувствовал соленые брызги на лице. Чувствовал шершавые доски и чьи-то шаги. Иногда его грубо переворачивали и чьи-то тонкие пальцы принимались чистить одежду, а прохладная вода смывала вонь и дерьмо с кожи. Кричали чайки. Где-то вдалеке. Скрипело дерево и лязгал металл. Снова приходил черный сон и в этом сне Эйден видел мать, Кадира и Владыку. Увидел и отца. Тот не улыбался, а хмурился, смотря на него. Рядом с ним стоял мальчик. Белокурый мальчик с ярко-голубыми глазами. Его кожа была бледной, а на груди расплылось кровавое пятно. Мальчик смотрел на Эйдена не мигая и ничего не говоря. Зато говорил Владыка. Мрачным и звучным был его голос.
- На Лабране нет места слабым, - произнес Владыка, обдав лицо Эйдена ледяным дыханием.
- Я не слаб. Я мертв, - последовал равнодушный ответ. Эйден видел себя со стороны, но то, что он видел, не могло называться человеком. Перед Владыкой лежал увядший человечек. С худыми конечностями, копной грязных волос и неопрятной бородкой. Он скукожился на черном полу, поджав худые коленки к груди, но в его взгляде не было страха, когда он смотрел на темного бога. Улыбка появилась на губах Владыки, когда он услышал ответ. – Нет страха, нет боли, нет сожалений…

Свет, давящий на глаза. Влажный воздух, пахнущий травой и морем. Приглушенные голоса и грубые руки, поднимающие его вверх, а потом бросающие на занозистые доски. Дрожащие пальцы касаются его губ и затем смачивают их водой. Вкусной, ледяной водой, которой невозможно напиться. Голова лежит на коленях, а дрожащие пальцы осторожно расчесывают спутанные волосы, гладят по щекам и по груди. Сон. Тихий и беззаботный. В этом сне нет места прошлому. Только молочная перина, в которой так приятно утопать.
Темнота, холодная влага, капающая с потолка. Знакомые голоса и жар в груди и плече. Тугие бинты стягивают запястья и жидкий огонь проливается в раны. Стон. Боль. Черный сон. Стон. Боль. Снова и снова, сменяя друг друга.
Знакомое глухое ворчание, раздраженное и даже злое. Испуганный женский голос и грубый мужской. Рамина и Федельмид.
- Сраный кот, как знал, что его сюда привезут, - ругнулся Федельмид Келла и добавил более миролюбиво. – Не бойся, дитя. Это его зверь.
- Я чувствую злобу, господин.
- Я тебе не господин.
- Я знаю, господин. Прошу меня простить.
- Подержи повязку, - боль и твердые пальцы, трогающие кожу. – Выше. Воспаления больше нет. Плечо тоже в порядке. Где ты научилась вытаскивать болты из кости, не повредив её?
- На родном острове, господин.
- Полезный навык, - в голосе Федельмида слышится улыбка. – А как поняла, что ему надо дать вытяжку оскорника? Ты же слепая.
- Господин давал мне это зелье, когда я была больна. Я запомнила запах.
- Повезло, - хмыкнул он. Снова прикосновение пальцев. Боль. Горечь на губах. – Ты гляди. Он еще и брыкается. Пей!
Обжигающий огонь в животе и приятный хмель в голове. Сон. Мягкий и безопасный. Как приятно в нем тонуть…

Эйден почувствовал, как к пальцам прикоснулось что-то горячее и шершавое. Он нехотя приоткрыл глаза и выругался, почувствовав тупую боль в плече. Затем поднял ослабевшую руку и прикрыл глаза от солнечного света.
Рядом с его кроватью сидел могучий скальный кот и, громко ворча, лизал пальцы на левой руке. Он, увидев, что Эйден проснулся, недовольно мяукнул и скрылся под кроватью. Правда через мгновение вылез обратно и положил в ноги Эйдену жирную дохлую крысу. В янтарных блестящих глазах застыла не просьба, а приказ.
- Я не буду это жрать, - буркнул Эйден, осторожно принимая сидячее положение. Голова немного кружилась, да и желудок тут же скакнул к горлу, но сесть все-таки удалось. Кот снова недовольно мяукнул, забрал крысу и, забравшись под кровать, принялся её пожирать. Повернувшись, Эйден увидел, что на соседней кровати сидит Рамина и с улыбкой смотрит на него. Она вздохнула и, спустив ноги, медленно подошла к кровати Эйдена. Только остановилась, услышав злобное ворчание скального кота.
- Как вы себя чувствуете, господин? – спросила она.
- Будто меня пережевали, высрали, а потом снова пережевали.
- Господин Келла знал, что вы так скажете.
- Что еще он сказал? – криво улыбнулся Эйден.
- Что с вами все будет в порядке, - робко улыбнулась она в ответ. Кот под кроватью снова заворчал, и девушка испуганно вжала голову в плечи.
- Не бойся. Он тебя не тронет. Просто ревнует. Сколько я уже на Лабране?
- Господин Меледи сказал, что скоро наступит весна… - она осеклась и потупилась, когда дверь в спальню открылась и на пороге возникла мрачная фигура Жакена Торбула. Эйден попытался встать, но ему на плечо тут же легла холодная рука мессира Владыки и грубо вернула обратно на кровать.
- Нет нужды в изящных словесах и поклонах, - произнес Жакен Торбул. Губы мессира изогнулись в полуулыбке. – Итак, Владыка отказался принимать тебя в свою свиту, раз ты еще здесь.
- Да, мессир, - Эйден закашлялся и, вытерев губы, кивнул. Рамина тут же бросилась к столу и вернулась с кружкой, которую протянула ему. – Мое время еще не пришло.
- Пей. Не заставляй слепцов бегать за водой напрасно, - велел мессир.
- Как я очутился здесь? – нахмурился Эйден, переводя взгляд с Жакена Торбула на Рамину.
- Она притащила тебя, - отмахнулся мессир Владыки, подходя к окну. – Она и расскажет. За все время её пребывания в обители, она вряд ли произнесла больше десяти слов. Говори, дитя.
- Вы были ранены, господин, - робко начала Рамина. – Сильно ранены. Сначала я извлекла арбалетный болт из вашего плеча, потом промыла раны и дала зелья, чтобы убить заразу. Господин Ардо был очень добр. Он позволил нам спрятаться в погребе, а потом помог вывезти вас из города. Правда он забрал все, что у меня было. Только одну монету не тронул. Плюнул на неё и швырнул мне.
- Ожидаемо, - лениво процедил Жакен Торбул.
- Он не верил, что я выживу. Поэтому не боялся, - понял Эйден. – Продолжай.
- На пристани мне тоже пришлось прятаться. Я укрыла вас в старых сетях, а сама пряталась под причалами, когда сходила вода. Пока одной ночью к пристани не причалил холодный корабль.
- Должно быть Владыку позабавили твои попытки выжить, - холодно ответил Жакен Торбул. – Впрочем, для меня это тоже стало неожиданностью, когда «Черная чайка» вместо припасов и новых юнцов привезла полумертвого убийцу в луже блевотины и слепую гастанку, еле стоящую на ногах.
- Господин Меледи и господин Келла были очень добры, - добавила Рамина. – Они помогали мне выхаживать вас, господин.
- Чудесная история, - съязвил Жакен Торбул и с интересом посмотрел на Эйдена. – Сначала ты приручил скального кота, теперь гастанку.
- Я покину остров, мессир. Как только встану на ноги, - угрюмо ответил Эйден. Мессир Владыки вздохнул и сурово посмотрел на него.
- Тебя никто не изгоняет, глупец. Естественно, ты восстановишь силы, а мы как следует отблагодарим это невинное дитя, которое не дало умереть нашему брату. Пусть нас и зовут зверями, но мы умеем быть благодарными. К тому же в Ларахе и окрестностях тебе лучше не появляться какое-то время.
- Почему, мессир? – удивленно спросил Эйден. Жакен Торбул язвительно улыбнулся, заставив его потупиться.
- Даже не знаю, с чего начать, далтэ, - буркнул он. – Ты вел себя, как глупый мальчишка. Возможно стоит вернуть тебя на учебу? На следующие восемь лет.
- Прошу, мессир.
- Я глух к твоим мольбам. О контракте на барона Одита я и слова не скажу. Контракт есть контракт, пусть и выполнил ты его излишне грубо. Но в убийстве своего прошлого ты перестарался. И я сейчас не о циркачах, до которых нет никому дела. Ты совершил ошибку, оставив в живых свидетеля. Лорда Людвига Адернима.
- В его убийстве не было нужды.
- Он – свидетель! – жестко ответил Жакен Торбул. – Могущественный и влиятельный. Ты искалечил его любовницу и убил сына. Этого он тебе никогда не простит. К тому же, для него сейчас настал благоприятный период. Его брат, Сеймур из дома Адерним, взошел на трон. Император Мантон получил метку Владыки, пепел его костра развеян и в империи началась новая эпоха.
- Я видела его, господин, - тихо произнесла Рамина. Жакен Торбул, недовольный тем, что его перебили, фыркнул. – Простите, господин.
- Где ты его видела? – спросил Эйден.
- Он гостил у господина барона, - девушка покраснела и приподняла край своего платья, оголив часть живота и грудь. Эйден вздохнул, увидев уродливые рубцы, оставленные без сомнения кривым гастанским серпом. – Он очень жестокий человек, господин.
- Иные на трон не восходят, - кивнул Жакен Торбул. – Так что тебя уже давно ищут. Ты не только не убил свидетеля, но и позволил ему узнать свое имя. Скверная ситуация, далтэ Мордред.
- Это моя ошибка и расплачиваться буду я, мессир, - угрюмо ответил Эйден. Ему не понравилось, что его снова назвали учеником, но он понимал, что мессир Владыки прав. А на правду не принято обижаться.
- Без сомнений, - черные жесткие глаза Жакена Торбула мрачно блеснули. Он вздохнул и снова повернулся к окну. – Тебе повезло, что Владыка решил дать тебе еще один шанс. Франу повезло меньше.
Эйден промолчал, вспомнив Франа. Веселого, ехидного, любящего книги. Молчаливого и сосредоточенного, стоящего над телом своего друга Клеча после инициации.
- Он отправился убить прошлое, но прошлое убило его, - продолжил Жакен Торбул. – Отец разможил ему голову камнем, а тело порубили на куски и сбросили в море. Но мы не скорбим о мертвых.
- Они теперь в свите Владыки, - кивнул Эйден. – А Костис и Микел?
- Никто из них не совершил ошибок, - ядовито ответил мессир. – Пока. Что до тебя… Ты покинешь остров, как только сам решишь его покинуть.
- Да, мессир, - Эйден нахмурился, увидев в руках наставника серебряную монету. Метка Тоса. – Контракт?
- Алийский лорд Кевентин Мойс. Он положил перед Белой маской метку Владыки и назвал имя императора Мантона Третьего. Император мертв и контракт исполнен. Однако жива ненависть его детей, прознавших о том, что совершил лорд Мойс. Эта метка пала на него. Иронично, не находишь?
- Я пресытился иронией, мессир.
- Ты отправишься в Алию и убьешь лорда Мойса, ибо такова воля Владыки, а мне не пристало марать руки кровью рыжеволосого кретина, - он поморщился, когда Эйден попытался встать с кровати. – Ляг, глупец. Иначе я самолично пущу тебе кровь. Замок лорда Мойса – это укрепленная крепость, и если ты расчитываешь взять её нахрапом, как сарай барона Одита, то я тебя разочарую. Библиотека в твоем распоряжении, как и тренировочные залы. Готовься лучше, далтэ.
- Благодарю, мессир, - скупо ответил Эйден. Жакен Торбул покачал головой и, метнув взгляд в сторону притихшей Рамины, вышел из комнаты.

Через несколько дней Эйден смог спуститься вниз в подземелье, где располагались тренировочные залы. Он чудом не упал, спускаясь по каменной лестнице, и отмахнулся от Рамины, которая попыталась ему помочь. Девушка следовала за ним, как тень, и молча пропускала мимо ушей обидные слова, которыми он её награждал.
В тренировочном зале Эйден сначала размялся и горько усмехнулся, когда понял, что потерял форму. Он похудел, лишился былой подвижности, еще и плечо постоянно ныло, если нагрузка приходилась на него. В первый день он с трудом смог отжаться от пола пять раз. Его вырвало остатками завтрака на мраморный пол, а голова закружилась так сильно, что пришлось лечь, чтобы не упасть. Эйден злобно рявкнул на Рамину, которая попыталась помочь. Девушка гордо задрала подбородок и отошла назад. Но подземелье не покинула, продолжая смиренно ждать, пока Эйден закончит.
На пятый день ему удалось отжаться от пола сто раз, пусть это и лишило его всех сил. Восстановив дыхание, Эйден вытащил стилет из набедренных ножен и принялся упражняться с ним. На глазеющих далтэ, которые пришли на тренировку, он не обращал внимания, сосредоточившись на бое с невидимым соперником. После тренировки он проворчал ругательство, когда Рамина вновь подошла к нему, но принял её помощь, оперся на плечо и медленно отправился к выходу.
Ночами Эйден пропадал в библиотеке, изучая карты и схему крепости лорда Мойса. Жакен Торбул вновь оказался прав. Замок лорда был защищен не хуже, чем императорский дворец. Плюс собственная армия, состоящая из наемников, отсутствие слепых зон и множество ловушек.
- Должно быть лорду сообщили о метке, - буркнул Эйден, изучая схему замка. Услышав шорох позади, он положил ладонь на рукоять стилета. – Не стоит подкрадываться ко мне со спины.
- Простите, господин, - виновато улыбнулась Рамина. – Я принесла отвар господина Келла.
- Снова это горькое дерьмо, - поморщился он.
- Господин Келла говорит, что это вновь сделает ваши мышцы эластичными, господин.
- Ладно, давай сюда, - вздохнул Эйден и, взяв из рук рамины бронзовую чашу, за один вдох осушил её. – Это моча скального кота? Мерзость.
- Господин, когда мы отправимся в путь? – помявшись, спросила Рамина. Она покраснела, услышав недовольное сопение.
- Не мы, а я. Ты останешься на острове, - ответил он.
- Но, господин…
- Возня с тобой отнимает много времени, - перебил её Эйден. – И ты слышала мессира. Рядом со мной находиться опасно. На острове тебя никто не тронет и нет нужды прятаться и бояться.
- Я спасла вам жизнь! – гордо ответила гастанка. Ответом ей был тихий смешок.
- Я не просил тебя об этом. Так что не смей манипулировать.
- Да, господин, - тихо буркнула она. Эйден вздохнул и внимательно на неё посмотрел.
- Лабран – самое безопасное место в империи для тебя. Почему ты так рвешься покинуть его?
- Здесь зло, господин. Я не вижу его, но чувствую. В камнях, в звуках, в запахах. И мое место рядом с вами.
- Хватит долдонить одно и тоже, - нахмурился он. – Я покину Лабран один. А если тебе здесь так плохо, то можешь отправляться куда пожелаешь.
- Да, господин, - робко улыбнулась она и, забрав пустую чашу, отправилась к выходу, держась за стену. Покачав головой, Эйден вернулся к изучению карт и схем. Мессир был прав. От привязанности одни беды.

В середине весны к пристани Лабрана причалила «Черная чайка». Эйден дождался, когда далтэ закончат разгрузку корабля, пристроил поудобнее за спиной мешок с припасами и поднялся на борт. Он улыбнулся, приветствуя соленый морской воздух, но улыбка вышла неживой и натужной. Проводить его пришли только два человека: Жакен Торбул и Ясан Меледи. Рамины нигде не было видно, девушка даже не пришла в комнату под утро, но Эйден изгнал из головы мысли о ней. «Привязанность делает тебя слабым», говорил мессир Владыки. И сейчас он был согласен с этими словами.
- Пусть твой клинок не знает промаха, - произнес Ясан Меледи. Эйден улыбнулся ему и кивнул. В мешке лежала серебряная шкатулка, заботливо собранная наставником перед отплытием, и личный подарок Ясана – круг лабранского сыра. Твердого, как камень, и соленого, как море. Один кусочек легко утолял голод, хоть и вызывал дикую жажду.
- Сталью мы пишем историю, а чернилами нам служит кровь, - мрачно сказал Жакен Торбул. – Не забывай об этом, когда в очередной раз решишь сделать ошибку.
- Ошибок больше не будет, мессир, - ответил Эйден. Заскрипело просоленное дерево, лязгнуло железо. Ветер сразу же надул черные паруса и корабль медленно отошел от пристани. Но на душе у Эйдена было спокойно. Он задумчиво смотрел на остров Лабран, однако в груди теплилась уверенность, что он еще вернется. И вернется не полумертвым куском изрубленного мяса, а убеленной сединами Белой маской, о которой в империи сложат легенды.

Корабль набирал ход, но качки не ощущалось. Море было спокойно, как и всегда. Теплое солнце нагревало воздух и черные доски палубы. Чайки громко ругались в лазурной вышине и тяжело хлопал парус, ловя очередной порыв ветра.
Эйден отцепил от пояса флягу, выдернул пробку и сделал глоток воды, омывая пересохшее горло. Затем сбросил заплечный мешок на палубу и повернулся в сторону канатов, свернутых в тяжелые круги на носу корабля, и рыболовных сетей.
- Я знаю, что ты там, - строго произнес он. – Вылезай.
- Да, господин, - послышался виноватый голос. Из кучи старых сетей, побелевших от соли, вылезла Рамина и, дрожа от прохладного воздуха, подошла к Эйдену.
- Я велел тебе остаться на острове, - вздохнув, произнес он. – Или только море избавит меня от твоего общества?
- Это не вам решать, господин, - без страха ответила гастанка. – Вы сами сказали, что я могу отправиться, куда пожелаю. Это мой выбор, а не ваш.
- Одну весну на Лабране, а дерзости, как у мессира Владыки, - покачал головой Эйден и криво улыбнулся. – Ладно. Скоро ты пожалеешь о своем решении.
- Куда мы плывем, господин?
- В Алию.
- В Алию?
- Да, в Алию. Где рыжеволосые люди, способные продать тебе свою мать, дрянная еда и влажная погода. А еще местный лорд, которому не посчастливилось получить метку Владыки. И если ты продолжишь доставать меня вопросами, клянусь, я выброшу тебя за борт.
- Да, господин, - улыбнулась Рамина и, подойдя ближе, неловко взяла его под руку, вызвав очередное ворчание.

«Черная чайка», взрезая холодные волны, неслась вперед. На носу корабля стояли всего два человека. Высокий мужчина в черном, чье лицо закрывала белая маска, и худощавая, темнокожая девушка с белыми глазами. Мужчина задумчиво смотрел вдаль, а девушка улыбалась, подставив лицо весеннему солнцу.

Конец.

Моя страница на ЛитРес.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.
Часть тринадцатая.
Часть четырнадцатая.
Часть пятнадцатая.
Часть шестнадцатая.
Часть семнадцатая.
Часть восемнадцатая.
Часть девятнадцатая.

- Ты отработал уплаченное, - кивнул Эйден, когда Гвоздь закончил. Человечек поклонился и, чуть помявшись, спросил:
- Контракт?
- Тебя это не касается, - ответил Эйден. Гвоздь снова вздохнул и почесал грязный нос.
- В таком случае, мне бы затаиться на какое-то время. Черные десятки всех знающих трясти будут.
- Правильное решение. Но если ты вздумаешь сообщить эту информацию еще кому-нибудь…
- Дураком я уже побывал, - влажные глаза человечка увлажнились еще сильнее. Он приспустил штаны и Эйден увидел, что Гвоздь лишен мужественности. – И вновь испытывать судьбу не собираюсь.
- Ступай. Говорят, в Кагре в это время года тепло и вино дешевле воды. Да и знающий там тоже будет потребен, - задумчиво протянул Эйден. Гвоздь шмыгнул носом, снова поклонился и покинул комнату.
Не успела Ублюдочная улица проснуться, а человечек уже стоял в очереди у восточных ворот и проклинал тот день, когда Ларах посетил человек в белой маске.

Закрыв за Гвоздем дверь, Эйден вернулся к окну, но от размышлений его отвлек тихий кашель Рамины. Девушка, откинув одеяло, встала с кровати, наощупь добралась до стола и села на стул.
- Вы убьете её, господин? – спросила она.
- Да, - коротко ответил Эйден. Вздохнув, он поднял с пола свой заплечный мешок и положил его на стол. – Ты останешься здесь.
- От слепой вам мало помощи, - улыбнулась Рамина.
- От зрячего тоже, - буркнул он. Затем, посмотрев на неё, нехотя добавил. – Это контракт, который я заключил еще на Лабране. И я обязан выполнить его.
- Этот контракт был заключен задолго до Лабрана, господин, но тревожит меня другое. Я видела во сне кровь.
- Там, где я, всегда кровь, - съязвил Эйден, однако девушка не улыбнулась.
- Вашу кровь, господин. Видела распоротый живот и скользкие внутренности. Слышала крик. Ваш крик.
- Рано или поздно все мы отправимся к Владыке. Но сначала я выполню контракт, - жестко ответил он и впервые обратился к ней по имени. – Ты останешься здесь, Рамина. И если мне не суждено вернуться утром, есть лишь одно место, где ты будешь в безопасности.
- Разве есть такое место? – тихо спросила Рамина. Она вздрогнула, когда Эйден вложил нечто в её руки. Нечто ломкое, сухое и холодное. – Что это, господин?
- Лабранская роза, - в его голосе послышалась улыбка. – Знак Эйдена Мордреда, который ты покажешь тому, кто встретит тебя на «Черной чайке». Ардо доставит тебя на пристань и Владыка не заставит себя долго ждать. Корабль отвезет тебя на Лабран.
- Я стану… - она задохнулась от ужаса, не смея поверить собственным мыслям. Эйден в ответ рассмеялся. Громко, искренне и… грустно.
- Нет. Белой маской тебе никогда не стать. Но жить на острове ты сможешь. Люди, населяющие его, суровы и честны. Они никогда не возьмут женщину силой и не навредят ей так, как здесь. Лабран другой, Рамина.
- Пусть будет так, господин. Но я дождусь вас. Как дожидалась всегда.
- Моя душа в руках Владыки. Ему решать, - скупо ответил Эйден.

Дождавшись, когда Рамина вернется в кровать, он приступил к подготовке. Первым делом Эйден вытащил кошелек и, подумав, сунул его в заплечный мешок гастанки, не забыв перед этим делом приберечь одну золотую монету – плату для Ардо де Арна, чтобы он доставил девушку на пристань. Остальное было делом техники и выполнялось им не раз.
По внутренним карманам костюма разложены яды, вытяжки из трав и зелья. Стилет в ножнах ждет момента, чтобы напитаться дыханием Тоса и вволю испить крови. Несколько капель лабранского масла отбили посторонние запахи. На руки Эйден надел перчатки из кожи скальных котов. Кожа эта была мягкой и одновременно обладала шершавой текстурой. Стоили такие перчатки дорого, но для Белых масок не было ничего важнее контракта.
Эйден напитал стилет дыханием Тоса лишь перед тем, как покинуть постоялый двор. Он не обращал внимания на перепуганную Рамину, которая чувствовала чудовищный холод даже на другом конце комнаты. Закончив, он убрал в мешок жаровню и серебряную коробочку, после чего поставил мешок рядом с мешком Рамины.
- Да пребудет с тобой милость богов, - тихо сказала девушка, услышав, как он направляется к окну.
- У меня свой бог и на его милость я надеюсь, - хрипло ответил Эйден и, взобравшись на подоконник, перелез на крышу, после чего исчез во тьме.

Путь до императорских садов, где жила элита империи, оказался неблизким и долгим. Эйдену часто приходилось прятаться в тени и ждать, когда мимо проедет ночная стража или гуляки, заполонившие улицы города. Но он медленно приближался к цели.
Сами сады представляли собой огромный, огороженный высокой стеной участок. Внутри, утопая в зелени деревьев, стояли дворцы приближенных к императору. Здесь было тихо, чисто и пахло цветами. Ни бродяг, ни уличных девок. Только молчаливая стража, готовая убить любого, кому запрещено здесь находиться.
Добравшись до стены, Эйден нашел самый темный участок и придирчиво его осмотрел. В глаза тут же бросились крохотные впадинки и трещины. Простой человек ни за что бы не взобрался на эти стены, но Белые маски людьми не были. Поэтому стену Эйден преодолел быстро и, оказавшись в садах, нырнул в ближайшие кусты, так и не потревожив ночную тишину.

Патрули он предпочитал обходить стороной, снова прячась в темноте и пробираясь до цели окольными путями. Изредка взбирался на дерево, если не находилось более подходящего укрытия и, дождавшись, когда патруль пройдет мимо, спрыгивал и возобновлял путь. Гвоздь не зря именовался в криминальной структуре Лараха «знающим». Эти люди знали все и подмечали то, что могли пропустить другие. Гвоздь составил подробную карту, которую Эйден внимательно изучил, а потом сжег в камине. Но и без карты было понятно, где находится дом Бронвен. Его охраняла Черная десятка – жестокие и готовые на все воины, телохранители и верные псы императора. Гвоздь не соврал. Если император выделил Бронвен такую охрану, значит она и правда достигла высокого положения в империи.
Черные десятки стояли на страже только у одного поместья, которому больше подходило звание дворца, настолько величественным и красивым было главное здание. Мраморные колонны, увитые виноградными лозами. Изящные масляные лампы и дорогое цветное стекло из Алии. Фонтан со статуей льва у входа и благоухающие кусты эренских роз, чей запах заставляет голову кружиться. И на фоне всего этого великолепия – мрачные мужчины в черных доспехах. Предельно собраны, молчаливы и готовы к любой неожиданности.

Никем не видимый, Эйден сидел на высоком дереве напротив поместья и внимательно осматривал территорию, ища лишь одному ему видимые детали. Этому учили на Лабране каждый день и, если далтэ что-нибудь упускал, сразу же следовало наказание.
- «Два у главных ворот, два по углам», - Эйден хмыкнул, увидев у фонтана очертания еще одного стражника. – «Один у фонтана. Стережет вход в дом».
- Смена задержится, - негромко произнес один из них, стоящий у ворот. – К Его милости прибыл эмпейский лорд.
- Принял, - зевнул тот, что стоял у фонтана.
- «Стража уставшая», - подметил Эйден. – «Но рисковать не стоит. Неизвестно, кто охраняет Бронвен внутри».
Но была еще одна деталь, которую он чуть не упустил. Черные десятки плохо ориентировались в поместье и заняли не совсем удачные места для наблюдения. Это говорило только об одном. Их приставили охранять Бронвен недавно.
- «Она следила за поместьем отца», - понял он. – «И ей тут же донесли о том, что поместье сгорело. Гвоздь не мог об этом знать. Он думал, что её охраняют так постоянно».
- Двое следят за задним двором, милорд, - доложил дежуревшему у фонтана рослый здоровяк, вышедший из-за угла дома.
- «Еще двое», - мысленно сделал пометку Эйден. – «А это, видимо, старший».
- Принял, - ответил мужчина у фонтана. Эйден присмотрелся к нему повнимательнее. На левом рукаве нашивка в виде серебристой лисы. Волосы тронуты сединой, но взгляд цепкий, внимательный. Судя по обращению, знатного рода.
- Какие будут приказы, милорд Сердар?
- Внимательно следить за темными участками. Быть на виду у других. Не ходить поодиночке, - резко ответил старший десятки. – Есть вероятность, что госпоже де Лаллен выпала метка Тоса.
- «Она знает», - подумал Эйден. – «Знает, что я приду. И боится».
- Двоих в дом, - приказал старший. – Пусть находятся при госпоже неотлучно.
- С ней же…
- Я знаю о её эмпейском кастрате. И мне насрать, что о нем говорят. Двое наших должны быть рядом. До прибытия смены других приказов не будет.
- «Пора», - вздохнул Эйден и бесшумно спустился с дерева. Затем натянул до носа черный платок и, пригнувшись, юркнул в кусты.

Он обошел дом по периметру, оставаясь в тени. Стража не могла его видеть и слышать, но Эйден все равно старался передвигаться максимально осторожно, не забывая посматривать по сторонам. Мимо него прошел человек в черных доспехах, ведущий на поводке эмпейского волкодава, но Эйден не пошевелился. Он знал, что лабранское масло отбивает все запахи и даже обостренный нюх ищеек неспособен хоть что-то учуять. Когда страж скрылся за углом, убийца покинул укрытие и, оттолкнувшись от камня, резво взобрался на пристройку. Судя по запахам и еле слышимому шуму, здесь была кухня. Вздохнув, Эйден вжался спиной в стену, успокоил дыхание и двинулся дальше.
Все окна ожидаемо были закрыты, но для него это не стало большой проблемой. Эйден выбрал окно, в котором не горел свет, и заглянул внутрь. Удовлетворившись увиденным, он вытащил из кармана отмычку и аккуратно вскрыл замок, после чего чуть потянул створку на себя и обрезал еле видимую белую нить, к которой были привязаны колокольчики. И лишь после этого он решился проникнуть в дом. Осталось только найти Бронвен.

Комната, в которой Эйден очутился, оказалась гостевой спальней. Кровать убрана, у изголовья на резной полке свежие цветы, в камине сложены дрова и ни единого намека на то, что комнатой пользуются.
- «Возможно это гостевое крыло», - подумал Эйден и, услышав тяжелые шаги и позвякивание за дверью, спрятался за портьеру. Шаги постепенно затихли, но он выждал еще немного прежде, чем покинуть укрытие. Сомнений больше не оставалось. За дверью один из Черной десятки, а значит пришла пора лабранской стали испить крови. Стражник патрулирует коридор и незаметно прошмыгнуть вряд ли удасться. Но Эйден понимал и то, что после убийства действовать придется быстро. Если убитого хватятся, весь дом встанет на уши.

Он дождался, когда снова послышатся шаги и отмерил промежуток, в который стражника слышно лучше всего. Затем взялся за ручку двери и проверил, что дверь не заперта. Слегка приоткрыл её и выхватил из набедренных ножен стилет.
Рослый стражник с колючей черной бородой умер мгновенно, так и не поняв, что случилось. Эйден распахнул дверь, втащил стражника внутрь и всадил стилет под ребра, после чего прокрутил его по часовой стрелке, расширяя рану и приближая смерть. Как только стражник обмяк, Эйден перетащил его тело вглубь комнаты и спрятал под кроватью. Произошедшее привычно заняло пару мгновений. Мертвое сердце Белой маски даже не дрогнуло и не сбилось с ритма, пока рука безжалостно лишала убитого мужественности.

В коридоре было тихо. Ни слуг, ни голосов. Только сладкий запах роз – любимых цветов Бронвен. Эйден вытер стилет об рукав куртки и, взяв его поудобнее, двинулся по коридору. Он ненадолго останавливался рядом с дверями, прислушивался и лишь потом двигался дальше. Проверять гостевое крыло не было надобности. Если какие-то знатные вельможи и гостили у Бронвен, она наверняка отослала их, как только стало известно о пожаре в родном поместье. Но и рисковать Эйден не собирался, предпочитая убедиться, что за дверями тихо и не слышно никаких голосов.
Порой ему попадались слуги. Тихие, но напуганные. Они сновали по дому бесплотными тенями, стараясь побыстрее покинуть коридор и запереться в комнате. Эйден заранее прятался, не рискуя тратить время на них. Однако убил бы любого без колебаний, если потребуется.

Время таяло, но Эйден собрал волю в кулак и осторожно пробирался вперед. Убитого стражника скоро хватятся, да и смена может заявиться в любой момент. «Лишние переживания приведут к поражению», вспомнились ему слова Жакена Торбула. «Сначала дрогнет решимость, а потом дрогнет стилет в руке».
Эйден тихо выдохнул, услышав впереди шаги, и понял, что не успеет спрятаться. Он быстро перебежал к ближайшей двери, рванул её на себя и влетел в комнату. Однако комната была не пустой. На Эйдена, широко распахнув глаза и открыв рот, смотрела миловидная девушка в сером платьице. В руках она сжимала влажную тряпку, а у ног стояло ведро с мыльной водой. Служанка.

Она не успела закричать, потому что незнакомец в черном, только что стоявший возле двери, неожиданно очутился рядом и зажал ей рот. Шеи коснулось что-то ледяное, отчего сердце девушки забилось словно птица, желавшая покинуть клетку.
- Дернешься – умрешь, - тихо шепнул Эйден. Но смотрел он не на служанку, а на дверь, за которой раздались тяжелые шаги. Второй стражник. К счастью шаги скоро утихли. Но надолго ли? Эйден подумал и медленно убрал руку, закрывавшую рот девушки. Он приложил палец к губам и покачал головой. Девушка дерганно кивнула, её губы затряслись, а в глазах набухли слезы. – Отвечай коротко и тихо. Это гостевое крыло?
- Да, госпо…
- Коротко. Покои госпожи расположены в соседнем крыле?
- Да.
- Охрана есть?
- Только Груздь.
- Евнух?
- Да, - кивнула она. Эйден одобрительно хмыкнул, после чего задумчиво изогнул бровь, увидев, что руки служанки покрывает сеточка шрамов и незажившие синяки. Девушка, заметив его взгляд, покраснела и сбивчиво добавила. – Маленький господин. Он учится.
- Чему?
- Владеть оружием… - Эйден кивнул, услышав ответ, после чего незаметно нажал на точку забвения. Как только служанка обмякла, он отнес её на кровать и вернулся к двери, за которой снова послышались шаги. Но этот стражник не дал себя застать врасплох.

Когда его втащили в комнату, он успел поставить блок, не давая стилету вонзиться в ребра. Эйден знал, что в Черных десятках служат только лучшие бойцы, поэтому был готов к любой неожиданности. Однако стражник не стал кричать и звать подмогу. Вместо этого он скрипнул зубами, выхватил собственный нож, понимая, что мечом орудовать в комнате неудобно, и бросился в атаку на убийцу в белой маске.
Эйден с легкостью ушел в сторону от двух размашистых ударов и, пригнувшись, резанул по незащищенной ноге. Яд, которым был смазан стилет, начал действовать моментально. Нога подогнулась, и стражник рухнул на пол. Он удивленно открыл рот и всхлипнул, когда стилет убийцы вонзился в грудь. Боли не было. Удар милосердия был нанесен безупречно.

Убрав отсеченную плоть в мешочек, Эйден спрятал тело под кроватью и задумчиво посмотрел на спящую служанку. Нет, убивать её он точно бы не стал, но после глубокого сна девицу ждет неприятное пробуждение. Вздохнув, он вытер лезвие стилета, убрал его в ножны и покинул комнату. Вспоминать совершенные ошибки он будет позже. Сейчас необходимо сосредоточиться на главной цели.

Путь до покоев Бронвен прошел без лишних происшествий. Эйден ловко прятался, услышав шаги слуг, и покидал укрытие, как только слуги удалялись. Дважды ему пришлось взобраться под потолок и лишь чудом его никто не увидел. Видимо в этом доме слугам запрещенно было поднимать глаза.
Служанка не солгала. Покои хозяйки дворца охраняли и как только Эйден увидел стража, то сразу понял, что пробраться по-тихому не получится. У резных дверей из черного дуба стоял огромный эмпеец. Высокий, с длинными мускулистыми руками и мощной грудью. Ноги в обхвате, как средней толщины деревце. В ножнах два внушительных гастанских серпа – изогнутые, с кольцом для указательного пальца. Рожа убийцы и взгляд убийцы. Впрочем, если Гвоздь не соврал и Бронвен действительно выкупила эмпейца с ям Боли, то иного ожидать не стоило. В ямах Боли выжить могли только звери. Однако Эйден не спешил нападать.
Сначала он привычно изучил ситуацию со всех сторон. «Черные глаза Тоса» здесь бессильны. Открытой жаровни нет. Только масляные лампы под стеклянными колпаками. Отравить гиганта тоже не получится. У Эйдена не было времени, чтобы ждать, пока стражу принесут еду. Оставался только честный бой, но и тут радости было мало. Шум наверняка услышит и Бронвен, и Черные десятки, а значит придется залить поместье кровью. Эйден поморщился, когда понял, что ему нравится этот вариант. Он не мог ему противиться и понимал, что это единственный выход. Либо умрет он, либо сдохнут все, кто попытается встать у него на пути. Других вариантов не было. Стилет покинул ножны и укусил ладонь холодком, словно подталкивая. Но в этом не было нужды. Эйден понимал, что ему предстоит сделать и сделал это. Покинул укрытие и вышел в коридор.

Эмпеец среагировал, как и должен реагировать боец. Он выхватил серпы, согнул ноги в коленях и глухо зарычал, увидев перед собой человека в белой маске. Эйден усмехнулся и склонил голову, отдавая должное реакции стража. При его габаритах двигался эмпеец очень плавно и быстро. Опасный противник, но в ямах Боли слабые не выживают.
Они сошлись молча. Эйден вспорол воздух первым и ответом был звон стали. Эмпеец ожидаемо блокировал удар и, не мешкая, нанес ответный. Двигался он быстро и умело, чем напомнил Кадира. Тот тоже в спарингах предпочитал не кувырки и увороты, а силу и напор. Но эмпеец вдобавок понимал, кто перед ним, и предпочитал держаться в стороне, полагаясь на длину рук и остроту серпов.
- «Один порез, и он обмякнет», - подумал Эйден, принимая защитную стойку и отражая удар. Но добраться до стража еще надо суметь. Снизу послышались крики и лязг. Черные десятки спешили на подмогу. Однако Эйден не волновался на этот счет. Коридор узкий и им не удастся задавить его числом.
- Удавлю, - прорычал эмпеец, замахиваясь серпом. В глазах не ярость, а сосредоточенность. Но есть и нетерпение. Лишь с холодной головой ты можешь победить, как любил повторять Келеб Мортур. Эмпеец же попусту растрачивал силы и за это поплатился.

Эйден сделал шаг вперед, сократив дистанцию. Позади уже слышался тяжелый топот, а значит с охранником Бронвен надо расправиться быстро. Эмпеец обрадованно ухнул и выбросил вперед один из серпов, второй он держал у колена. Эйден понял, что будет и решил подыграть, но беспечность сыграла с ним злую шутку. Серп вспорол ткань на груди и острое лезвие секануло по коже, оставляя уродливую багровую полосу. Эйден пошатнулся и тут же снизу вылетел второй серп, целясь острым концом под ребра с левой стороны. Будь здесь обычный человек, серп пронзил бы ребра и пробил сердце, но Эйден ухитрился в последний момент отклонить корпус и резко выбросил вперед стилет. Лезвие вошло эмпейцу в глаз, после чего раздался нечеловеческий рев. Гигант, зажав рану, сделал неуверенный шаг назад и удивленно вскрикнул, когда стилет вонзился в грудь. На этот раз Эйден прибег к излюбленному приему и выполнил удар милосердия. Огромная туша эмпейца, сделавшего пару шагов назад, рухнула на пол, заливая его кровью. Как раз вовремя, потому что позади появились стражники из Черной десятки. Эйден криво улыбнулся, перехватил стилет и встал в атакующую стойку, но в ответ увидел не страх, а ненависть и острую сталь.
- Стилет покрыт ядом, - предупредил остальных стражников старший. Он стоял позади, держа в руках тяжелый арбалет и выискивая момент для выстрела. Эйден пригнулся, заставив старшего десятки ругнуться, после чего неожиданно атаковал.

Первому стражнику он перерезал горло и уклонился от тяжелого меча, вонзившегося в стену. Второй продержался чуть дольше. Попытался заблокировать удар и осел на пол с дырой в виске. Мимо уха пролетел арбалетный болт, разбив окно в конце коридора. Эйден снова улыбнулся, услышав ругань старшего десятки, и поднырнул под руку очередного стражника. Перезарядка арбалета займет время и этим надо воспользоваться.
Здоровяк был облачен в плотные латы, даже горло закрывала черная металлическая пластина, но Эйден нашел зазор между плитами и всадил стилет по самую рукоять. Стражник забулькал, схватился за шею и завалился на бок, окрашивая белый мрамор красным. Стоящий рядом с ним взмахнул мечом и лезвие снова вспороло ткань куртки. Настал черед убийцы отступать, зажимая рану. Левый глаз, принявший на себя удар тяжелой перчатки заплыл, нос разбит, а во рту вкус крови.
- Он почти готов! – рявкнул старший. – Добейте его.
- Рискните, - коротко и хрипло ответил Эйден, прижимая одну руку к ране на груди. Во второй он держал стилет и таинственные символы на лезвии горели ярче обычного. Но старший вдруг побледнел и посмотрел поверх головы Эйдена. Этого жеста хватило, чтобы убийца резко развернулся и выбросил руку со стилетом в сторону предполагаемого врага. Лезвие вонзилось в худую, впалую грудь, не защищенную ни латами, ни даже тяжелой кожей. В холодных голубых глазах, смотрящих на Эйдена сначала появилось недоумение, а потом блеснула боль. Короткий эмпейский меч выпал из побелевших пальцев на пол, а следом упало тело. Тело мальчишки, глупо зашедшего за спину в самый разгар боя.
- Ты убил маленького господина, выедок, - прошептал старший десятки, взводя арбалет. Эйден растерянно повернулся в сторону стражников и неловко отлетел назад, после щелчка и сухого свиста. Короткий болт из болотного ясеня попал в плечо и застрял в кости, но Эйден не чувствовал боли. Он опустился на одно колено и дрожащим пальцем дотронулся до шеи мальчишки, хоть прекрасно понимал, что тот мертв. Затем выпрямился, задумчиво посмотрел на торчащий болт и переложил стилет в левую руку. Старший побледнел еще сильнее и отбросил арбалет, после чего выхватил собственный меч. – Убить его!
- Тебе это не поможет, - скупо ответил Эйден и медленно двинулся в сторону уцелевших.

Ему потребовалось восемь ударов сердца, чтобы закончить бой. Восемь ударов стилетом и гора трупов в коридоре, залитом кровью. Тишина. Звенящая и давящая на виски. Холодный ночной воздух, проникающий через разбитое окно.
Эйден, шатаясь, прошел вперед и оперся плечом на мраморную стену. Но прохлада не принесла облегчения. Она жгла льдом, как жег ладонь стилет, требуя другой крови. Левый глаз заплыл окончательно, вместо губ кровавое месиво. Из плеча торчит арбалетный болт, но останавливаться нельзя. Прошлое еще не убито, а значит и он не может умереть, пока Владыка не получит обещанную дань.

Двери, ведущие в покои Бронвен, подались легко. Замок был простым и взломать его удалось быстро. И как только двери открылись, Эйден сразу же увидел её. Сестру. Сестру, самолично надевшую ему на лицо белую маску.
Черные глаза Бронвен внимательно смотрели на вошедшего. На миг взгляд скользнул в сторону и в нем тоже блеснула боль. Она увидела белокурую голову, лежащую на залитом кровью полу. Но боль исчезла сразу и ей на смену пришло холодное равнодушие. Бронвен сидела на мягком диване, держа в руках эренский меч тонкой работы. Рядом с ней, на другой стороне дивана, застыл красивый мужчина с холодными голубыми глазами и тонкими чертами лица. Он держал на руках маленькую светловолосую девочку, которая прятала лицо на его груди. Мужчина, увидев вошедшего, открыл от удивления рот и крепче прижал ребенка к себе. Он попытался встать, но Эйден покачал головой и жестом велел ему вернуться на диван.
- Ты вырос, - от холодного голоса Бронвен заныли зубы. – Похорошел.
- Благодаря тебе у меня была насыщенная жизнь, - тихо ответил Эйден, закрывая за собой дверь. Он повернулся к мужчине и добавил. – Встанешь с дивана – умрешь. И не факт, что безболезненно.
- У тебя есть вопросы ко мне. Они ни в чем не виноваты, - перебила его Бронвен. – Как не был виноват и мой сын, лежащий сейчас в коридоре среди вонючих трупов.
- Как и моя мать. Как и я, Бронвен, - процедил Эйден. – Они уйдут, если я так захочу.
- Кто это, Бронна? – испуганно спросил мужчина. Бледные губы сестры изогнулись в подобии улыбки.
- Мой брат. Эйден.
- Он – Белая маска! – возмутился мужчина, но наткнувшись на ледяной взгляд Бронвен неожиданно стушевался и замолчал.
- Хорошо, что я поверила росказням старого циркача и подготовилась. Но ты все равно стоишь здесь. Потрепанный, но жаждущий мести, - продолжила она и откинулась на спинку дивана. – Тебя не остановила ни Черная десятка, ни императорские сады, закрытые для простых смертных.
- Мертвеца может остановить только другой мертвец, - криво улыбнулся Эйден, не сводя глаз с сестры. Но та, казалось, ничего не боялась. В её взгляде презрение, а сердце бьется размеренно и спокойно. – Ты ошиблась. У меня нет вопросов. Есть только контракт.
- Тебе не хватило смелости явиться сюда без контракта? – рассмеялась она. Девочка, услышав её смех, вздрогнула. Эйден не ответил. Он скрестил на груди руки и немного расслабил колени. Плечо, из которого все еще торчал арбалетный болт, дико болело, но тело распирало от адреналина, и эта боль была приятной. – Отвечаешь на вопросы молча? Признаюсь, ты действительно вырос, братец. И похорошел. Тебе к лицу белый цвет.
- «Она тебя провоцирует. Ждет, что ты отключишь голову и бросишься на нее», - ответил сам себе Эйден. Он внимательно посмотрел на Бронвен. Левая нога поджата и напряжена. Правая рука сжимает рукоять меча. Даже костяшки побелели. – «Она играет с тобой. Ждет, что ты совершишь ошибку».
- Глупышка Эйден. Даже если я умру, император этого так не оставит. Многое изменилось с момента нашего последнего разговора. Я не Бронвен, которую ты знал…
- Мне плевать, - равнодушно буркнул Эйден. – Для меня ты все та же безжалостная сука. Не сдавливай рукоять так сильно. Ладонь онемеет и тебе будет сложнее управляться с мечом.
- В самом деле, - хмыкнула она. – Благодарю за совет. Лишним не будет. Мало кому удавалось убить Белую маску.
- Еще меньше тех, кто может об этом рассказать.
- Довольно болтовни, - резко ответила Бронвен, поднимаясь с дивана. Двигалась она мягко, но каждое движение было осторожным и взвешенным. Эйден покачал головой и снова повернулся в сторону мужчины с ребенком.
- Уходи, - велел он. – И уведи с собой ребенка, пока Владыка не решил его забрать себе.
- Ты не посмеешь! – прошипела Бронвен.
- Хочешь проверить? – удивленно поднял бровь Эйден и поудобнее перехватил стилет. Сестра стушевалась и тяжело вздохнула.
- Отпусти их. Прошу.
- Иди, - коротко приказал Эйден. Мужчина послушно кивнул и, прижав девочку к груди, выскочил из комнаты.
- Он будет мстить, - ответила сестра, выписывая мечом восьмерку. – Он будет мстить, если ты убьешь меня.
- Довольно болтовни, Бронна, - усмехнулся Эйден, вставая в атакующую позу.
- Ты так и не научился почтению, но время учебы прошло, - улыбка вышла неживой, а в глазах Бронвен полыхнула ненависть. Она резко и без предупреждений нанесла первый удар.

Эйден сразу понял, что сестра времени зря не теряла. Она умело обращалась с мечом и по уровню владения запросто могла посоперничать с Черными десятками императора. Ложные замахи и увороты, смена стоек и смена рук – Бронвен использовала все, понимая, что если сделает ошибку, то тут же умрет. Это понимал и Эйден, предпочитая держаться на расстоянии и ждать той самой ошибки.
Он попытался дважды достать её стилетом, но в ответ Бронвен чуть не отрубила ему руку. Её меч успел попробовать крови. Об этом говорила колотая рана на боку. Двигался Эйден с трудом, но старался поддерживать темп, не обращая внимания на кровь, льющуюся на пол, и на арбалетный болт, торчащий из плеча. Бронвен снова ударила и снова удачно. Удар пришелся по левой ноге Эйдена. Крови на полу прибавилось. На губах сестры появилась знакомая снисходительная усмешка. Она упивалась собой и Эйден понял, что вот она – долгожданная ошибка. Бронвен снова ударила, Эйден чудом ушел в сторону от падающего меча. Еще удар. Кувырок. Дикая боль в спине, где острие меча вспороло кожу и задело лопатку. Еще удар. Блок. Удар. Боль.
С каждым ударом Бронвен все больше и больше теряла самообладание. В глазах разгорелась ярость, белые хлопья слюны вылетали из её рта после каждого замаха, а руки дрожали от нетерпения. Ей хотелось всадить меч в грудь брата. Пробить его сердце и насладиться тем, как оно затихает навсегда.
Эйден резко ушел в сторону, пропуская мимо себя меч и Бронвен. Он увидел недоумение в глазах Бронвен, а потом сильно ударил локтем ей в висок и вонзил стилет в бедро. Сестра вскрикнула. Но не от боли, а от удивления, что он каким-то образом сумел её коснуться. Яд начал действовать моментально. Правая нога Бронвен подогнулась, и она упала на залитый кровью пол. Меч выпал из ослабевших рук и Эйден ногой отбросил его в сторону. Пальцы Бронвен лишь цапнули воздух, а зрачки расширись, когда она увидела занесенный над своей грудью стилет. Таинственные символы светились так ярко, что от них болели глаза. Но Бронвен не отвела взгляд. Она с ненавистью посмотрела на брата. Бледного, израненного и грязного. Но удара милосердия не последовало. Эйден медленно убрал стилет и отполз в сторону, пытаясь восстановить дыхание.

Моя страница на ЛитРес.