Русские солдаты глазами немцев
Русского солдата мало убить, его надо еще и повалить!
Фридрих Второй Великий
Слава русского оружия не знает границ. Русский солдат вытерпел то, что никогда не терпели и не вытерпят солдаты армий других стран. Этому свидетельствуют записи в мемуарах солдат и офицеров вермахта, в которых они восхищались действиями Красной Армии:
«Близкое общение с природой позволяет русским свободно передвигаться ночью в тумане, через леса и болота. Они не боятся темноты, бесконечных лесов и холода. Им не в диковинку зимы, когда температура падает до минус 45. Сибиряк, которого частично или даже полностью можно считать азиатом, еще выносливее, еще сильнее…Мы уже испытали это на себе во время Первой мировой войны, когда нам пришлось столкнуться с сибирским армейским корпусом»
«Для европейца, привыкшего к небольшим территориям, расстояния на Востоке кажутся бесконечными… Ужас усиливается меланхолическим, монотонным характером русского ландшафта, который действует угнетающе, особенно мрачной осенью и томительно долгой зимой. Психологическое влияние этой страны на среднего немецкого солдата было очень сильным. Он чувствовал себя ничтожным, затерянным в этих бескрайних просторах»
«Русский солдат предпочитает рукопашную схватку. Его способность, не дрогнув, выносить лишения вызывает истинное удивление. Таков русский солдат, которого мы узнали и к которому прониклись уважением еще четверть века назад».
«Нам было очень трудно составить ясное представление об оснащении Красной Армии… Гитлер отказывался верить, что советское промышленное производство может быть равным немецкому. У нас было мало сведении относительно русских танков. Мы понятия не имели о том, сколько танков в месяц способна произвести русская промышленность.»
«Трудно было достать даже карты, так как русские держали их под большим секретом. Те карты, которыми мы располагали, зачастую были неправильными и вводили нас в заблуждение.»
«О боевой мощи русской армии мы тоже не имели точных данных. Те из нас, кто воевал в России во время Первой мировой войны, считали, что она велика, а те, кто не знал нового противника, склонны были недооценивать ее».
«Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Они всегда пытались прорваться на восток… Наше окружение русских редко бывало успешным».
«От фельдмаршала фон Бока до солдата все надеялись, что вскоре мы будем маршировать по улицам русской столицы. Гитлер даже создал специальную саперную команду, которая должна была разрушить Кремль».
«Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало…»
Начальник штаба 4-ой армии вермахта генерал Гюнтер Блюментрит
«Русские не сдаются. Взрыв, еще один, с минуту все тихо, а потом они вновь открывают огонь…»
«С изумлением мы наблюдали за русскими. Им, похоже, и дела не было до того, что их основные силы разгромлены…»
«Буханки хлеба приходилось рубить топором. Нескольким счастливчиикам удалось обзавестись русским обмундированием…»
«Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Мы все тут сдохнем!.. »
Из воспоминаний немецких солдат
«Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость… »
Генерал-полковник (позднее — фельдмаршал) фон Клейст
«Часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат».
Генерал фон Манштейн (тоже будущий фельдмаршал)
«Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». (Запись от 24 июня.)
«Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека… Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т.п. в плен сдаются немногие». (29 июня.)
«Бои с русскими носят исключительно упорный характер. Захвачено лишь незначительное количество пленных». (4 июля)
Дневник генерала Гальдера
«Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник»
Фельдмаршал Браухич (июль 1941 года)
«Примерно сотня наших танков, из которых около трети были T-IV, заняли исходные позиции для нанесения контрудара. С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но все было тщетно…»
«Эшелонированные по фронту и в глубину русские гиганты подходили все ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания черный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь».
«В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но опять-таки безрезультатно».
«Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания — все равно что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», — облегченно вздохнули артиллеристы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало».
Командир 41-го танкового корпуса вермахта генералом Райнгарт
«Храбрость — это мужество, вдохновленное духовностью. Упорство же, с которым большевики защищались в своих дотах в Севастополе, сродни некоему животному инстинкту, и было бы глубокой ошибкой считать его результатом большевистских убеждений или воспитания. Русские были такими всегда и, скорее всего, всегда такими останутся».
Йозеф Геббельс
Источник: http://pravoslav-voin.info/
Фридрих Второй Великий
Слава русского оружия не знает границ. Русский солдат вытерпел то, что никогда не терпели и не вытерпят солдаты армий других стран. Этому свидетельствуют записи в мемуарах солдат и офицеров вермахта, в которых они восхищались действиями Красной Армии:
«Близкое общение с природой позволяет русским свободно передвигаться ночью в тумане, через леса и болота. Они не боятся темноты, бесконечных лесов и холода. Им не в диковинку зимы, когда температура падает до минус 45. Сибиряк, которого частично или даже полностью можно считать азиатом, еще выносливее, еще сильнее…Мы уже испытали это на себе во время Первой мировой войны, когда нам пришлось столкнуться с сибирским армейским корпусом»
«Для европейца, привыкшего к небольшим территориям, расстояния на Востоке кажутся бесконечными… Ужас усиливается меланхолическим, монотонным характером русского ландшафта, который действует угнетающе, особенно мрачной осенью и томительно долгой зимой. Психологическое влияние этой страны на среднего немецкого солдата было очень сильным. Он чувствовал себя ничтожным, затерянным в этих бескрайних просторах»
«Русский солдат предпочитает рукопашную схватку. Его способность, не дрогнув, выносить лишения вызывает истинное удивление. Таков русский солдат, которого мы узнали и к которому прониклись уважением еще четверть века назад».
«Нам было очень трудно составить ясное представление об оснащении Красной Армии… Гитлер отказывался верить, что советское промышленное производство может быть равным немецкому. У нас было мало сведении относительно русских танков. Мы понятия не имели о том, сколько танков в месяц способна произвести русская промышленность.»
«Трудно было достать даже карты, так как русские держали их под большим секретом. Те карты, которыми мы располагали, зачастую были неправильными и вводили нас в заблуждение.»
«О боевой мощи русской армии мы тоже не имели точных данных. Те из нас, кто воевал в России во время Первой мировой войны, считали, что она велика, а те, кто не знал нового противника, склонны были недооценивать ее».
«Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Они всегда пытались прорваться на восток… Наше окружение русских редко бывало успешным».
«От фельдмаршала фон Бока до солдата все надеялись, что вскоре мы будем маршировать по улицам русской столицы. Гитлер даже создал специальную саперную команду, которая должна была разрушить Кремль».
«Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало…»
Начальник штаба 4-ой армии вермахта генерал Гюнтер Блюментрит
«Русские не сдаются. Взрыв, еще один, с минуту все тихо, а потом они вновь открывают огонь…»
«С изумлением мы наблюдали за русскими. Им, похоже, и дела не было до того, что их основные силы разгромлены…»
«Буханки хлеба приходилось рубить топором. Нескольким счастливчиикам удалось обзавестись русским обмундированием…»
«Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Мы все тут сдохнем!.. »
Из воспоминаний немецких солдат
«Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость… »
Генерал-полковник (позднее — фельдмаршал) фон Клейст
«Часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат».
Генерал фон Манштейн (тоже будущий фельдмаршал)
«Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». (Запись от 24 июня.)
«Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека… Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т.п. в плен сдаются немногие». (29 июня.)
«Бои с русскими носят исключительно упорный характер. Захвачено лишь незначительное количество пленных». (4 июля)
Дневник генерала Гальдера
«Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник»
Фельдмаршал Браухич (июль 1941 года)
«Примерно сотня наших танков, из которых около трети были T-IV, заняли исходные позиции для нанесения контрудара. С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но все было тщетно…»
«Эшелонированные по фронту и в глубину русские гиганты подходили все ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания черный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь».
«В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но опять-таки безрезультатно».
«Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания — все равно что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», — облегченно вздохнули артиллеристы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало».
Командир 41-го танкового корпуса вермахта генералом Райнгарт
«Храбрость — это мужество, вдохновленное духовностью. Упорство же, с которым большевики защищались в своих дотах в Севастополе, сродни некоему животному инстинкту, и было бы глубокой ошибкой считать его результатом большевистских убеждений или воспитания. Русские были такими всегда и, скорее всего, всегда такими останутся».
Йозеф Геббельс
Источник: http://pravoslav-voin.info/
Каково это ходить под пулями?
Психолог интересуется в сообщениях вконтакте. Ему интересно - какие ощущения возникают, если ходить под пулями. Вообще под пулями не ходят - либо бегают, либо ползают на животе или на четвереньках. Если человек идет под пулями - он либо контуженый, либо "наркоман поклятый".
Когда-то был у меня один забавный случай во время боестолкновения. Мне в лицо жук влетел. А стрельба была такая плотная, что я подумал, что все, кранты, убили меня. Если пуля в лицо попала, то странно, что не сразу умер. И так красиво упал, лежу, жду, когда боль накатит. А по горлу кровь стекает как-то странно. Словно какое-то большое насекомое ползет. Лежу и думаю: "Давно представлял, как это умирать, надо прочувствовать момент". А боли нет. И сознание ясное. Пощупал рожу - нет дырки. Поднимаюсь, а с меня падает этот жук.
Ну, никто не понял, что произошло - меньше 30 секунд я ждал прихода смерти. Потом спросили, чего это я там выкаблучивался. Уже не помню, что сказал, но про жука промолчал.
Так что под пулями стремно. Особенно, когда тебе в морду насекомые на полной скорости врезаются )))
Источник: http://hardingush.livejournal.com/86318.html
Битва на Курской дуге....Их отправляли на убой, а они Победили. Пища для размышления. (Длиннорассказ)
О Курской битве написано много. Вкратце суть следующая – немецкая армия боялась наступать. Советская армия боялась наступать не меньше немцев. После того, как весной 1943 года авиация Геринга сорвала попытку наступления под Воронежем, наступило затишье. Стороны копили силы, пока немцы не выдержали. Время работало против Гитлера. Германия явно проигрывала гонку вооружений. Значит, надо было заставить Советы истратить эти вооружения в боях. Приблизительно так рассуждало и советское командование в зимой и осенью 1941-1942 года, когда промышленность в Сибири и на Урале только монтировало эвакуированные заводы с европейской части СССР. Тогда командование гнало под Ржевом вперед солдат с винтовками на немецкие пулеметы, танки и артиллерийские позиции, даже не слишком волнуясь о конечном результате. Гитлер поступил умнее и в соответствии с возможностями.
В июле 1943 года немецкая армия перешла в наступление. Для начала авиация Геринга нанесла удар по аэродромам. Больше половины советской авиации успешно сгорела в один день. Прямую ответственность за данный подвиг несет на себе верховное командование и лично товарищ Жуков. Радиус действия мессершмидтов не превышал 400 км. Но в очередной раз авиацию разместили под носом противника (в своё время одной из официальных причин расстрела Павлова было расположение авиации вблизи границы). Там был режим ожидания чужого наступления, здесь был режим ожидания. Там – расстрел, здесь – орден. Сомневающимся предлагаю перечитать учебники истории. Успех немцев был настолько велик, что потом, где-то в 70-х годах написали интересные мемуары. Сам читал – дескать, заводы не покрыли несколько сот самолетов лаком, поэтому дождь на Курской дуге покоробил фанеру крыльев, и 560 истребителей мигом превратились в нечто негодное для использования. Интересная мысль. Она особенно интересна в связи с вопросом обеспечения авиации брезентом на случай дождя. Умный автор данного вопроса не коснулся. Лично я до сих пор гадаю, действительно ли было плохо с брезентом и водоотталкивающем лаком в 1943 году, или автор пытался таким образом сократить ущерб потерь от действий противника. Так или иначе порядка 1000 самолетов потеряли способность взлететь. Гитлеровцы захватили господство в воздухе и стали наступать.
Наступала немецкая армия с довольно приличной скоростью для того времени, но явно недостаточно для решительного прорыва. Приблизительно так наступала Красная армия под Москвой после первых двух недель быстрого продвижения. Вроде продвижение есть, но противник успевает подбрасывать подкрепления, явно не опрокинут и способен продолжать сопротивление. Красная армия под Курском тоже подбрасывает резервы, оборона не взломана, но приходится отступать. Тактика Красной армии была традиционна – тратим солдат и артиллерию, бережем танки. Судя по конфигурации фронта и скорости наступления, через три дня должна была наступить развязка. Курский выступ превратился бы в подобие полуострова, соединяющегося с основными позициями Красной армии сравнительно небольшим перешейком. Тогда надо было или срочно эвакуировать войска с полуострова, или переходить в наступление, или мириться с потерями, равносильными серьезному поражению. Немцы решили сделать быстрый рывок, без которого у Красной армии имелась бы свобода выбора действий. Очень, логичное и неизбежное решение. Ударная группировка танков была сосредоточена на южном выступе наступления, а впереди находилось теперь знаменитое Прохоровское поле.
Введение в бой знаменитых тигров не являлось особым секретом. Ещё в 1942 году под Ленинградом пробная партия тигров проходила проверку боем, и часть их попала в руки Красной армии. Советское командование отлично знало о высоком качестве брони, амортизаторах, позволявших стрелять с ходу, отличной вентиляции башни (после трёх выстрелов из Т-34 в башне танка трудно было дышать от газов снарядов, дальнейшая скоростная стрельба могла превратить танк в образцовую душегубку для концлагеря) и прочих достоинствах. Даже разговоры о медленной скорости поворота башни и возможности ударить тигру в бок напоминают рекомендации по ловле крокодила, дескать, шею крокодил разворачивает плохо, подходи сбоку и не волнуйся. Тигр вполне успевал развернуть башню, когда речь шла о стрельбе с расстояния в пару сотен метров, и, разумеется, мог и обязан был развернуться в сторону чужого танка с помощью гусениц, защищаясь лобовой броней от чужого выстрела.
У меня на руках воспоминания солидного математика, полковника в отставке господина Погожева. Знаю его лично – порядочный человек, умный ученый, работавший в академгородке под Новосибирском. В то время он был заурядным лейтенантом зенитных войск и находился со своей батареей в километрах двадцати за Прохоровским полем. Описание короткое. Ранним утром начался налет хенкелей-111. Никаких упоминаний о советской авиации. Хенкеля-111 проутюжили позиции Красной армии. Всё, позиции перестали существовать, живых практически нет. Обычная тактика военных – просчитать необходимое количество бомб или снарядов на единицу площади для полного уничтожения противника. Героизм и речи политработников в подобных случаях бессильны. В это пустое пространство двинулись танки противника. Звуков стрельбы орудий нет, стрелять некому. Пехоту и артиллерию подбрасывать бессмысленно – мала скорость передвижения. Советское командование было вынуждено ввести в бой танки. Упоминание о необходимости ввести танки – редкий случай, когда командование и генералы-мемуаристы не лгут. Ложь в формулировке – напор противника был слишком силен, пришлось поддержать оборону введением в бой танков из резерва наступления. Усиливать было нечего. Также лгут мемуаристы и аналитики в погонах, рассуждая, что большое количество танков с обоих сторон не позволило поддержать их пехотой. Места, якобы, для пехоты не хватало. Всё проще, пехоту уничтожили хенкеля-111, предугадать место удара по позициям вражеской артиллерии было невозможно. Признать – подставить авиаторов, нарушить принцип коллегиальной солидарности. Есть у генералов понятие солидарности – сегодня я вру в твою пользу, завтра ты соврешь в мою пользу, в итоги мы все молодцы и умники.
Задним числом все молодцы оценивать ситуацию. Около 600 танков у Готта, около 850 танков у Ротмистрова. Прекрасное утро 12 июля 1943 года. Лётная погода. Никакой дождь крылья советским летчикам не портил. Количество танков условно. Машины ломаются на марше. Сколько дошло до поля, никто не знает. И весь день идет бой. Потери тоже можно трактовать по-разному. Поле боя осталось за советским танками. Значит, танки, подлежащие ремонту, скорее всего, в отчетах Ротмистрова в качестве подбитых фигурируют далеко не все. Но это вопрос победы, а не просто манипуляции с арифметикой. Всё равно танки для немцев были потеряны безвозвратно. Осталось бы поле боя за немцами, отчеты переделали бы в пользу немцев. Безвозвратные потери немцев в танках были явно велики. Бой, по воспоминанием Погожева, шел весь день. Значит, танки не были введены в бой все сразу. Танки накатывались друг на друга волнами. Вот вам и главная проблема учета танков на поле. Очень похоже на истину, советские танки срочно перебрасывались из места первоначальной дислокации. Часть была ближе к Прохоровке, часть была дальше. Немцы, видимо, не рассчитывали с ними столкнуться, полагали, что на первом этапе советское командование будет пытаться бросить пехоту под немецкие гусеницы, и Прохоровское поле немцы пройдут с ходу. Скорее всего немцы имели преимущество. Танки были построены для прорыва в несколько эшелонов, немецкая авиаразведка могла заметить продвижение советских танков заранее. Вечером канонада стихла. Поле боя немцы сдали. Их не преследовали. Не было приказа, да и смысла наступать среди ночи.
Потом, после начала общего наступления советской армии господин Погожев проезжал мимо Прохоровского поля и был поражен его видом – жуткое количество сгоревших танков, танковые тараны, запах сожженного металла, искореженная техника и всё перебивающий запах разлагающихся трупов. Ещё никто никого не хоронил, стояла летняя жара и вид поля напоминал бред сюрреалиста. Проезжавшие части были потрясены зрелищем.
В воспоминаниях Погожева есть еще кое-что интересное. После битвы на Прохоровке на три дня фронт затих. Стояла гробовая тишина. Разом прекратилась канонада орудий. Не стреляла артиллерия, не летала авиация, всё замерло. Данное обстоятельство куда любопытнее вопроса о количестве танков и потерь с обоих сторон. Из отчетов немцев мы знаем, что они срочно после боя начали перебрасывать тыловые подразделения назад, отвозить технику и запасы снарядов на новые позиции. Потом, когда советская армия, ведомая мудрейшим Жуковым, перешла в наступление, задержка во времени наступления привела к дополнительным и серьезным потерям. По данному факту мы можем дать реальную оценку бою под Прохоровкой.
Советское командование не могло поверить в реальность победы над немцами. Это значит, что по его расчетам и реальным данным соотношение сил с учетом общего производного из количества и качества танков под Прохоровкой было в пользу немцев. Нам врут, когда говорят, что танкистов бросали в бой побеждать. Нет, их бросали на убой, надеясь хоть как-то выиграть время, необходимое для того, чтобы залатать возникшую дыру в обороне. Немецкое командование восприняло бой как решительное поражение, иначе оно не отдало бы немедленный приказ о подготовке к отступлению по всех Курской дуге. Но и оно не верило перед боем, что качество немецких танков не позволит смять советские танки. Иначе наступления не было бы. Такие тотальные авианалеты для разведки боем не проводят, речь шла именно о попытке решительного прорыва. Только получив данные об отводе немецких войск, Жуков, Сталин и весь генералитет поверили в победу и бросились наверстывать время. Дополнительным доказательством того, что русские танкисты совершили нечто, абсолютно не соответствовавшее расчетам в штабах по обе стороны фронта, служит нелюбовь немцев даже упоминать о бое. Ну, да, чуть постреляли и разошлись. Но приказ о переходе в гл
В июле 1943 года немецкая армия перешла в наступление. Для начала авиация Геринга нанесла удар по аэродромам. Больше половины советской авиации успешно сгорела в один день. Прямую ответственность за данный подвиг несет на себе верховное командование и лично товарищ Жуков. Радиус действия мессершмидтов не превышал 400 км. Но в очередной раз авиацию разместили под носом противника (в своё время одной из официальных причин расстрела Павлова было расположение авиации вблизи границы). Там был режим ожидания чужого наступления, здесь был режим ожидания. Там – расстрел, здесь – орден. Сомневающимся предлагаю перечитать учебники истории. Успех немцев был настолько велик, что потом, где-то в 70-х годах написали интересные мемуары. Сам читал – дескать, заводы не покрыли несколько сот самолетов лаком, поэтому дождь на Курской дуге покоробил фанеру крыльев, и 560 истребителей мигом превратились в нечто негодное для использования. Интересная мысль. Она особенно интересна в связи с вопросом обеспечения авиации брезентом на случай дождя. Умный автор данного вопроса не коснулся. Лично я до сих пор гадаю, действительно ли было плохо с брезентом и водоотталкивающем лаком в 1943 году, или автор пытался таким образом сократить ущерб потерь от действий противника. Так или иначе порядка 1000 самолетов потеряли способность взлететь. Гитлеровцы захватили господство в воздухе и стали наступать.
Наступала немецкая армия с довольно приличной скоростью для того времени, но явно недостаточно для решительного прорыва. Приблизительно так наступала Красная армия под Москвой после первых двух недель быстрого продвижения. Вроде продвижение есть, но противник успевает подбрасывать подкрепления, явно не опрокинут и способен продолжать сопротивление. Красная армия под Курском тоже подбрасывает резервы, оборона не взломана, но приходится отступать. Тактика Красной армии была традиционна – тратим солдат и артиллерию, бережем танки. Судя по конфигурации фронта и скорости наступления, через три дня должна была наступить развязка. Курский выступ превратился бы в подобие полуострова, соединяющегося с основными позициями Красной армии сравнительно небольшим перешейком. Тогда надо было или срочно эвакуировать войска с полуострова, или переходить в наступление, или мириться с потерями, равносильными серьезному поражению. Немцы решили сделать быстрый рывок, без которого у Красной армии имелась бы свобода выбора действий. Очень, логичное и неизбежное решение. Ударная группировка танков была сосредоточена на южном выступе наступления, а впереди находилось теперь знаменитое Прохоровское поле.
Введение в бой знаменитых тигров не являлось особым секретом. Ещё в 1942 году под Ленинградом пробная партия тигров проходила проверку боем, и часть их попала в руки Красной армии. Советское командование отлично знало о высоком качестве брони, амортизаторах, позволявших стрелять с ходу, отличной вентиляции башни (после трёх выстрелов из Т-34 в башне танка трудно было дышать от газов снарядов, дальнейшая скоростная стрельба могла превратить танк в образцовую душегубку для концлагеря) и прочих достоинствах. Даже разговоры о медленной скорости поворота башни и возможности ударить тигру в бок напоминают рекомендации по ловле крокодила, дескать, шею крокодил разворачивает плохо, подходи сбоку и не волнуйся. Тигр вполне успевал развернуть башню, когда речь шла о стрельбе с расстояния в пару сотен метров, и, разумеется, мог и обязан был развернуться в сторону чужого танка с помощью гусениц, защищаясь лобовой броней от чужого выстрела.
У меня на руках воспоминания солидного математика, полковника в отставке господина Погожева. Знаю его лично – порядочный человек, умный ученый, работавший в академгородке под Новосибирском. В то время он был заурядным лейтенантом зенитных войск и находился со своей батареей в километрах двадцати за Прохоровским полем. Описание короткое. Ранним утром начался налет хенкелей-111. Никаких упоминаний о советской авиации. Хенкеля-111 проутюжили позиции Красной армии. Всё, позиции перестали существовать, живых практически нет. Обычная тактика военных – просчитать необходимое количество бомб или снарядов на единицу площади для полного уничтожения противника. Героизм и речи политработников в подобных случаях бессильны. В это пустое пространство двинулись танки противника. Звуков стрельбы орудий нет, стрелять некому. Пехоту и артиллерию подбрасывать бессмысленно – мала скорость передвижения. Советское командование было вынуждено ввести в бой танки. Упоминание о необходимости ввести танки – редкий случай, когда командование и генералы-мемуаристы не лгут. Ложь в формулировке – напор противника был слишком силен, пришлось поддержать оборону введением в бой танков из резерва наступления. Усиливать было нечего. Также лгут мемуаристы и аналитики в погонах, рассуждая, что большое количество танков с обоих сторон не позволило поддержать их пехотой. Места, якобы, для пехоты не хватало. Всё проще, пехоту уничтожили хенкеля-111, предугадать место удара по позициям вражеской артиллерии было невозможно. Признать – подставить авиаторов, нарушить принцип коллегиальной солидарности. Есть у генералов понятие солидарности – сегодня я вру в твою пользу, завтра ты соврешь в мою пользу, в итоги мы все молодцы и умники.
Задним числом все молодцы оценивать ситуацию. Около 600 танков у Готта, около 850 танков у Ротмистрова. Прекрасное утро 12 июля 1943 года. Лётная погода. Никакой дождь крылья советским летчикам не портил. Количество танков условно. Машины ломаются на марше. Сколько дошло до поля, никто не знает. И весь день идет бой. Потери тоже можно трактовать по-разному. Поле боя осталось за советским танками. Значит, танки, подлежащие ремонту, скорее всего, в отчетах Ротмистрова в качестве подбитых фигурируют далеко не все. Но это вопрос победы, а не просто манипуляции с арифметикой. Всё равно танки для немцев были потеряны безвозвратно. Осталось бы поле боя за немцами, отчеты переделали бы в пользу немцев. Безвозвратные потери немцев в танках были явно велики. Бой, по воспоминанием Погожева, шел весь день. Значит, танки не были введены в бой все сразу. Танки накатывались друг на друга волнами. Вот вам и главная проблема учета танков на поле. Очень похоже на истину, советские танки срочно перебрасывались из места первоначальной дислокации. Часть была ближе к Прохоровке, часть была дальше. Немцы, видимо, не рассчитывали с ними столкнуться, полагали, что на первом этапе советское командование будет пытаться бросить пехоту под немецкие гусеницы, и Прохоровское поле немцы пройдут с ходу. Скорее всего немцы имели преимущество. Танки были построены для прорыва в несколько эшелонов, немецкая авиаразведка могла заметить продвижение советских танков заранее. Вечером канонада стихла. Поле боя немцы сдали. Их не преследовали. Не было приказа, да и смысла наступать среди ночи.
Потом, после начала общего наступления советской армии господин Погожев проезжал мимо Прохоровского поля и был поражен его видом – жуткое количество сгоревших танков, танковые тараны, запах сожженного металла, искореженная техника и всё перебивающий запах разлагающихся трупов. Ещё никто никого не хоронил, стояла летняя жара и вид поля напоминал бред сюрреалиста. Проезжавшие части были потрясены зрелищем.
В воспоминаниях Погожева есть еще кое-что интересное. После битвы на Прохоровке на три дня фронт затих. Стояла гробовая тишина. Разом прекратилась канонада орудий. Не стреляла артиллерия, не летала авиация, всё замерло. Данное обстоятельство куда любопытнее вопроса о количестве танков и потерь с обоих сторон. Из отчетов немцев мы знаем, что они срочно после боя начали перебрасывать тыловые подразделения назад, отвозить технику и запасы снарядов на новые позиции. Потом, когда советская армия, ведомая мудрейшим Жуковым, перешла в наступление, задержка во времени наступления привела к дополнительным и серьезным потерям. По данному факту мы можем дать реальную оценку бою под Прохоровкой.
Советское командование не могло поверить в реальность победы над немцами. Это значит, что по его расчетам и реальным данным соотношение сил с учетом общего производного из количества и качества танков под Прохоровкой было в пользу немцев. Нам врут, когда говорят, что танкистов бросали в бой побеждать. Нет, их бросали на убой, надеясь хоть как-то выиграть время, необходимое для того, чтобы залатать возникшую дыру в обороне. Немецкое командование восприняло бой как решительное поражение, иначе оно не отдало бы немедленный приказ о подготовке к отступлению по всех Курской дуге. Но и оно не верило перед боем, что качество немецких танков не позволит смять советские танки. Иначе наступления не было бы. Такие тотальные авианалеты для разведки боем не проводят, речь шла именно о попытке решительного прорыва. Только получив данные об отводе немецких войск, Жуков, Сталин и весь генералитет поверили в победу и бросились наверстывать время. Дополнительным доказательством того, что русские танкисты совершили нечто, абсолютно не соответствовавшее расчетам в штабах по обе стороны фронта, служит нелюбовь немцев даже упоминать о бое. Ну, да, чуть постреляли и разошлись. Но приказ о переходе в гл