Взлёт и падение белорусского национализма⁠⁠

Доброго времени суток, уважаемые!

Иногда полезно посмотреть на себя со стороны. И большое на расстоянии видится, и жалость к себе любимому не мешает. Особенно, если это касается не столь уж давней истории страны. Текущая политика, государственное мифотворчество, стремление не вспоминать о нехорошем - всё это искажает взгляд на события.

Пер Андерс Рудлинг - историк. Родился в Швеции, преподаёт в Штатах. Изучает белорусскую и украинскую историю. Шесть лет назад издательство университета Питтсбурга выпустила очень интересную книжку про белорусов, которую до сих пор не удосужились перевести. Почему? Догадаемся, быть может.

"Взлёт и падение белорусского национализма. 1906-1931."

1906 год. Год спустя после неудавшейся революции царское правительство сняло запрет на печать литературы на белорусском, установленный после подавления польского восстания 1863 года. Нельзя сказать, что печаталось что-то значительное и до запрета. Более того, нельзя сказать, что национальное самосознание белорусских крестьян было на каком-то значимом уровне. Конечно, они имели определённую идентичность, но если их спрашивали, кто они такие, они не отвечали: "Я белорус." Они отвечали, что они православные (или католики). Что живут в такой-то деревне. То есть местные, "тутэйшыя". При этом они твёрдо знали, что они не есть, то есть не паны (те были часто поляки), не евреи и не литовцы. Сам вопрос о национальной принаджежности был нов и чужд.

Идентичность в те не столь уж давние времена была в первую очередь религиозная, не национальная. Сама идея нации, народа была развита Иоганном Готфридом Гердером в конце восемнадцатого века. Ещё в середине девятнадцатого века далеко не каждый житель Италии называл себя итальянцем. В ходе истории в Европе расцвёл национализм, и белорусы были в этом процессе в последних рядах ввиду отсталости региона и практического отсутствия национальной элиты - паны были поляки, горожане были евреи, а чиновники - русские. Но время шло, с ним росла грамотность, и национальное сознание стало укореняться в умах узкой прослойки, толщиной в несколько сот человек. В местах соприкосновения нескольких культур оно могло быть и польским, и литовским, и украинским, и еврейским. В многоязычном окружении российских окраин вопрос "кто я" не был столь однозначен, особенно для неграмотного селянина.

В семье российского инженера Леонарда Ивановского, например, было четверо сыновей, трое из которых стали видными деятелями трёх национальных проектов: Вацлав стал считать себя белорусом (по своим корням), Юрий  - поляком (по религии), а Ян - литовцем (по истории).

Братья Ивановские.

Так, глядя на своих виленских и гродненских одноклассников-бундовцев, и осознавая свою "народность", дети обедневших шляхтичей проникались идеей нести сознание в аполитичные массы. В 1902 году была организована первая политическая партия - Белорусская социалистическая громада. Ну а в вышеупомянутом 1906 году стала издаваться Наша Нива, влияние которой, с одной стороны, трудно переоценить. Задача нести культуру в массы была тяжела. Чего уж говорить, если в рамках просветительской деятельности приходилось писать о необходимости регулярно умываться, помещая рисунок простейшего умывальника. Белорусский мужик был существом не только тёмным, но и угнетаемым, потому неудивительно, что нарождающийся национализм носил левую окраску.  Дело шло ни шатко, ни валко, пока в субстрат был не вброшен мощнейший катализатор. Началась Первая мировая.

Бурное военное время заставило народ стать свидетелем частой смены власти и деклараций о провозглашении белорусского государства, которых за три года было аж целых шесть штук. В начале войны большое количество православных белорусов бежали из западных прифронтовых областей, подстёгиваемые небылицами и слухами о жестокостях оккупантов, распускаемых православным духовенством и казаками, порою силой сгонявшими целые деревни с насиженных мест. Свыше двух миллионов покинуло свои дома, переполнив летом 1915 года Витебск, Минск и Могилёв. Это не только сдвинуло границу расселения белорусов на восток (белорусы-католики из-под Белостока и Вильнюса оказались впоследствии ополячены при активном содействии местных ксендзов), но и ослабило базу для формирования нации. Кто же её начал формировать, кто же открыл первые белорусские школы? Вы не поверите: это были немцы! Столкнувшись с доселе им невиданным народом, всё время обитавшим у них под боком, они резонно рассудили, что из него можно воспитать неплохой противовес против поляков, оказавшихся у них в тылу. Не кто иной, как знаменитый генерал Людендорф, маршировавший впоследствии с молодым фюрером по Мюнхену во время пивного путча, открыл первые белорусские школы в Гродно и окрестностях. Появилась белорусская газета, даже белорусский театр.

Империя по ту сторону фронта тем временем развалилась. Большевики получили на исстрадавшейся белорусской земле большую поддержку. Ленин на весь мир провозгласил право народов на самоопределение, и уже 5 декабря 1917 года в минском театре собрались три сотни депутатов со всей Беларуси на первый Всебелорусский съезд, признавший власть Советов, но в то же время провозгласивший избранную им Раду единственным легитимным органом власти на Беларуси. Это был раз. Недвусмысленное желание съезда провозгласить государственную независимость и обзавестись своей армией большевикам не понравилось. Съезд разогнали. Прошло пару месяцев, и большевикам пришлось оставить Беларусь по условиям Брестского мира. Немцы, создающие санитарный кордон на своих восточных окраинах, отнеслись к бывшим делегатам благосклонно. Эти активисты назвали себя Радой, придумали бел-чырвона-белый флаг и герб Пагоню и провозглавили 25 марта 1918 году Белорусскую Народную Республику на "этнографической" территории. Это было два. 

Карта БНР.

Всё бы хорошо, но новоиспечённую страну никто не признал, даже немцы - они, успев признать Украину до Брестского мира, обязались не признавать кого-то ещё, заключая Брестский мир. Государство оказалос бумажным: у него были флаг, герб, границы на бумаге и органы власти, но не было реальной власти на местах и уж тем более армии. Печатались марки, не имевшие хождения и дипломатические паспорта, с которыми не пропускали через границу. Рада БНР прилежно занималась национальной агитацией, рассказывая народу, кто он есть и чем отличается от других. Но белорусский селянин относился к этому прохладно и в армию под БЧБ-стяг идти не рвался. Немцы, хотя и допуская существование органов БНР, Раде не доверяла, считая её заражённой левыми идеями. Большевики в свою очередь - буржуазной организацией. Белорусские газеты и журналы не оказывали значительного воздействия на неграмотное в своей массе крестьянство, но повлияли на местную интеллигенцию и не в последнюю очередь - на большевиков.

Наступил ноябрь 1918 года. Германия проиграла войну и свалилась в революцию. Красная Армия вошла в Минск, защищать который никто не стал. У БНР не было армии. Ленин приглашал Антона Луцкевича на переговоры в Москву, но взглядами они не сошлись. Ревком Минска объявил о роспуске Рады БНР и роспуске её членов. Раде пришлось бежать и обосноваться в Каунасе. Они продолжали печатать карты с воображаемыми границами Беларуси, но реального участия в политике уже принимать не смогли. Луцкевичу в Версале прямо сказали, что, будь под контролем БНР хоть клочок земли, республику бы признали в рамках нового мирового порядка.

Но дело фантазёров из БНР не прошло даром. Ленин и Сталин тоже пришли к убеждению, что белорусская нация таки существует. 1 января 1919 коммунисты провозгласили в Смоленске ССРБ - Социалистическую Советскую Республику Белоруссию на территории, сравнимой с той, что нарисовали деятели БНР. Это было три. В отличие от БНР, у этого государства была какая-никакая власть на местах. Но просуществовала эта республика всего 58 дней. Красная армия продолжала двигаться на запад и вошла в Вильнюс. 27 февраля было объявлено о создании ССРБиЛ, или попросту Лит-Бел. Это было четыре. Объединились и республики, и компартии. Главным мотивом было объединение сил против возрождающейся Польши, получившей своё право на существование, как и Литва, в Версале. Поляки, обеспеченные оружием, быстро взялись за дело. Линия фронта стала двигаться на восток. К концу лета пали и Вильнюс, и Минск. Лит-Бел приказал долго жить, не породив отклика в сердцах ни литовских, ни белорусских националистов. Но Сталин не расстался с идеей. Пройдёт два десятка лет, и он снова задумается о Лит-Беле.

Пилсудский первоначально собирался устроить совместную жизнь литовцев, белорусов, украинцев и поляков в своего рода федерации и толкал речи в Минске на белорусском языке. Он позволил Раде БНР переехать в Гродно, не давая, впрочем, ей никакой власти. В борьбе против большевиков поляки попытались создать белорусские национальные подразделения, но селяне не горели желанием сражаться. Затея провалилась. В конце концов польская оккупация оказалась пожёстче немецкой. Стали закрывать белорусские школы и культурные учреждения. Началась полонизация. Федерация так и осталась в голове у Пилсудского. Гродно и Вильнюс были объявлены польскими городами. Расколовшаяся на Верховную и Народную Рада БНР была снова распущена, начались аресты её функционеров, включая Вацлава Ластовского. В итоге Народная Рада сбежала в Каунас, где Ластовский заключил договор с литовцами, обещая им помощь в присоединении к Литве Гродно и Вильнюса. А Верховная с Луцкевичем стала сотрудничать с поляками. Всё, что им удалось добиться - договор об ограниченной культурной автономии белорусов в Польше. Народу на обе Рады было начхать, и политическое будущее белорусских земель определялось в Москве и Варшаве.

Разбив Деникина, летом 1920 года красные снова начали наступать на западном направлении, быстро дойдя до Варшавы. 31 июля в Минске на торжественной церемонии было объявлено о воссоздании ССРБ. Это было пять. Поляки тем не менее отбились под Варшавой и снова пошли на восток, войдя в Минск. Но силы иссякли. Советы, имея Врангеля в Крыму, пошли на переговоры с поляками. В результате подписанного Рижского мира Белоруссия и Украина оказались разделены между Варшавой и Москвой. Это был удар для националистов и всего белорусского народа.

Но военные действия, несмотря на официальное прекращение огня, не закончились. В сентябре против большевиков на Полесье выступил Булак-Балахович. Получив благословение Ластовского и оружие Пилсудского, его армия взяла Пинск, Мозырь и даже Гомель. 12 ноября Мозыре балаховцы объявили о создании новой БНР, не признавая власть обоих Рад. Это было шесть. И хоть в этот раз армия (именующаяся в советской историографии "бандами") была официально белорусской, лишь каждый шестой балаховец был из белорусов. Их порядок, включивший в себя еврейские погромы, долго не продлился. Красная Армия прислала две дивизии, быстро выбившие балаховцев обратно к Пилсудскому.

Так за каких-то пяток лет воображаемое белорусское сознание стало пускать корни в умах многих жителей бывшего Северо-Западного края Российской империи. Немцы стали открывать школы, потом бумажная БНР пустила пыль в глаза большевикам, которые дали тем "тутэйшым", кого они считали белорусами, какое-никакое, а всё же государство.

Оранжевый клочок в центре - вот что поначалу досталось немногочисленным националистам для претворения их идей в жизнь. Но и это было кое-что, особенно если принять во внимание курс большевиков на коренизацию и белорусизацию. Автор неспроста разделяет эти понятия. Дело в том, что ССРБ начала двадцатых была многонациональным государством с четырьмя государственными языками: русским, белорусским, польским и идиш. И коренизировали, то есть развивали культуру, не только белорусов, но и поляков, и евреев.

Минский вокзал начала двадцатых.

Советская бюрократическая машина взялась за дело со всей широтой и рвением, переводя документооборот на язык, у которого и грамматика-то и десятка лет не просуществовала, заставляя партийных аппаратчиков ходить на курсы, печатая произведения молодых писателей и массово открывая школы. Изучение белорусской культуры приняло невиданный размах. Бывшие деятели национального движения взялись за составление словарей. Прошло несколько лет - и территорию республики, идя вслед представлениям БНРовских этнографов, нарастили. Витебщина, Могилёвщина и Гомельщина были прирезаны к ССРБ решениями ЦИК. Всё это было "на ура" принято националистами по обе стороны советско-польской границы.

Звучит бравурно, да. Но народные массы в этом историческом процессе проявили себя совершенно несвядомыми. Они очень часто стали проявлять нежелание записываться в белорусы и получать образование на свежекодифицированной мове. Доходило до курьёзов, когда мужики с пеной у рта доказывали, что они говорят на русском языке, говоря при этом на самом деле на мове. Даже евреи выступали против обучения на их родном идиш, боясь "геттоизации", то есть замыкания их в пределах местечкового окружения. Тутэйшыя тоже весьма резонно рассуждали, полагая, что владение великим русским языком даст больше преимуществ в жизни, начиная с поступления в русскоязычные ВУЗы и заканчивая карьерой за пределами республики. Далее, выяснилось, что селяне "прирезанных" областей говорят на "трасянцы" - местных диалектах с большой долей русских слов и очень плохо понимают минский диалект навязываемых им в качестве дзяржаунай мовы. Они не хотели быть записанными в провинциальную ССРБ, желая остаться в большой и богатой возможностями РСФСР. Особенно присоединение почти полностью русскоязычного Гомеля вызвало вопросы и возражения. Вопрос решило соображение высших партийный аппаратчиков насчёт усиления пролетарского компонента в аграрной республике. Принудительный перевод документации и учреждений на мову вызвал недовольство в аппарате, который, как и почти все горожане, говорил на русском языке. Это не говоря уже о вавилонской башне четвероязычия, в рамках которого от чиновников требовалось обеспечить возможность общения на всех государственных языках.

Чем же руководствовались большевики, проводя такую политику, встреченную энтузиазмом лишь несколькими сотнями "свядомых"? Начать с того, что Сталин с Лениным, обжёгшись на поляках, украинцах и прочих, повелись на атрибутику БНР. Рудлинг метко отмечает, что большевистское начальство поверило в существование белорусов задолго до них самих.

Сам "отец народов" 10 марта 1921 года недвусмысленно заявил:

Далее, я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская нация, у которой имеется свой язык, отличный от, русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской нации. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская нация – выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская нация существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига – чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелоруссы.

Большевики стали поднимать культуру белорусов, надеясь воспитать их большевиками. Они решили удовлетворить претензии националистов, чтобы те не стали, помимо рушников и вячорак, отклоняться от линии партии по прочими вопросами типа собственности на землю и средства производства. Нарратив в ССРБ, вступившей в Советский Союз уже под названием БССР, был белорусским по форме и коммунистическим по содержанию. Если раньше человек сам мог назвать себя русским, белорусом, евреем или поляком, то со временем ему де-факто не оставалось выбора - за него это делало государство. Селянин с востока - белорус. Католик - поляк.У людей уже не спрашивали. Многим это вылезло боком, но это уже был потом.

Те из националистов, что остались на запад от новой советско-польской границы, приняли Рижский раздел как историческую несправедливость. Их недовольство пытались эксплуатировать Каунас и Литва. Если Каунас опирался на католических христиан-демократов, то на Москву ориентировались гораздо более многочисленные левые эсеровско-большевистского толка из БСРГ и КПЗБ. В 1924 году Литва после смены правительства перестала кормить Раду БНР (на которую надеялись в плане присоединения Вильнюса и Гродно), и та уехала в Прагу. Не прошло и пары лет, как Рада самораспустилась. Многие её деятели под впечатлением успехов белорусизации уехали в ССРБ поднимать культуру. Правда, для этого кое-кому из них пришлось учиться мове, которой они не удосужились в должной мере овладеть. Успехи Советской Белоруссии окрылили левую белорусскую оппозицию в Польше, и она, перейдя от вооружённого сопротивления к легальной политической борьбе, добилась внушительной поддержки на востоке Польши. Предстоящие выборы 1928 года ожидались с оптимизмом.

Надеждам этим не суждено было сбыться. Пилсудский, вернувшись во власть в 1926 году, бросил в тюрьмы выдающихся левых белорусских оппозиционеров. Симпатии Восточных Кресов он стал завоёвывать новой национальной политикой - "прометейским" проектом. Поляки перестали дудеть в уши тутэйшим, что те тоже поляки, а стали облегчать им участие в общественной жизни страны, включив таким образом некоторые социальные лифты. Что касается христиан-демократов, то основа их поддержки - католическое духовенство - оказалось вычищена от непольского элемента в результате конкордата с Ватиканом 1925 года. Согласно тому, католические епископы утверждались в назначении президентом Польши, а язык богослужений определялся конференцией епископов, которые оказались в подавляющем большинстве поляками, что неудивительно в свете утверждения их должностей президентом. В результате новой политики достижения белорусских националистов Польши оказались обесценены. Практически прекратилась белорусская печать, закрывались школы, БСРГ была ликвидирована в 1927 году. Тарашкевич, Рак-Михайловский и другие виднейшие белорусские деятели получили долгие тюремные сроки.

Польские события не прошли незамеченными для Сталина. 1927 год ознаменовался для страны резким поворотом в настроениях, который был вызван как внешне-, так и внутриполитическими событиями. События в Китае и трения с англичанами, возвращение Пилсудского - всё это создало впечатление у большевистского руководства, что на Советский Союз готовится нападение. Я полагал, что неплохо знаком с историей СССР, но выражение военная тревога, признаться, застало меня врасплох. Психоз, передавшийся через СМИ от руководства к населению, выявил нелояльность широких его слоёв. Далее, к этому времени Сталину стало ясно, что, повышая национальное сознание белорусов, украинцев и прочих жителей национальных окраин, молодое советское руководство совсем не обязательно выращивает столько же сознательных коммунистов, а наоборот - создаёт локальные центры власти со своей политической волей. Конференция по белорусскому языку выступает с предложением перевода мовы на латинский язык, организуются первые две белорусские дивизии - всё это никак не могло понравиться Москве. Ещё одной проблемой стало противоречие между коренизацией культуры и централизацией экономики. Когда стало ясно, что если завтра война, то Красная Армия не сможет отбиться (танков нет, самолётов нет и т.д.), был взят курс на форсированную индустриализацию. Белорусизация в таких условиях была - как собаке пятая нога. Весь этот геморрой с четырьмя государственными языками оказался слишком дорог и сложен в обслуживании. А чего уж говорить о партийной номенклатуре, которой набила оскомину эта принудиловка с языковыми курсами и бумажками на мове. И в довесок к этому социализм, которые пытались строить бывшие эсеровцы в руководстве БССР, отклонялся от генеральной линии партии, рисуемой "отцом народов" из Москвы.

Короче, вслед за Пилсудским, на белорусских националистов наехал и Сталин. Борьба против русского шовинизма в один момент сменилась борьбой с буржуазным национализмом. Уже в 1928 году началась первая критика из Москвы, а 1930 году сменили начальство компартии БССР, поставили нового начальника ГПУ, и дело завертелось на высоких передачах. По-быстрому сфабриковали дело "Союза освобождения Белоруссии". 20 ноября арестовали "предполагаемого" главу организации Янку Купалу, портреты которого висели в белорусских школах рядом с Лениным. По пути в тюрьму поэт попытался по-самурайски покончить с жизнью, но врачи его спасли, а руководство этой мифической организацией гэпэушники переписали на вдохновителя белорусизации президента АН БССР Всеволода Игнатовского. Тот в ходе процесса застрелился. Узнав об этом, многие его "подельники" отказались от показаний. В результате  большинство белорусской национальной элиты отправилось по этапам ГУЛАГа. С приходом новой волны репрессий в 1937-38 годах посадили-расстреляли всех тех, кого не отловили до того, а также тех, кто уже успел выйти на свободу. Только вмешательство Первого секретаря ЦК КПБ Пономаренко спасло от повторного ареста Янку Купалу и Якуба Коласа в 1938 году. Народные поэты и без того уже давно "сломались" и писали только конформную лирику, восхваляя советский строй. Белорусская национальная элита была обезглавлена.

Так взаимное недоверие между Сталиным и Пилсудским породило трагедию для народа, населяющего приграничные области обоих стран. Оба диктатора отчётливо осознавали взрывоопасность национализма и приняли меры. Трагичность репрессий ушла в тень на фоне событий Второй мировой, в которой белорусы пострадали, как никто другой. Но дело националистов не пропало даром. Им удалось привить идентичность "тутэйшым", пусть бледную и неясно выраженную. Спросим сейчас у жителя Беларуси, кто он такой, и он не скажет уже, что он православный или местный. Он скажет, что он белорус. И если он мыслит себя таким, он таков и есть. Таким образом белорусская нация, не существуя и сотни лет назад, родилась и живёт в настоящее время. Это факт. Она закалилась благодаря обоим мировым войнам, прокатившимся железным катком по её территории и оставившим глубокие шрамы. Послевоенное время принесло долгожданные благосостояние и мир в дома белорусов. Простому народу было не столь важно сохранить свою мову, вчера считавшуюся лишь одним из диалектов, сколько обеспечить достойную жизнь себе и своим потомкам. БССР выросла в одного из флагманов Советского Союза, и население её  в большей мере, чем кто-то другой, с гордостью называло себя советскими людьми. Но при этом ещё и белорусами. Двойная идентичность.

Янка Купала написал в 1922 году пьесу под названием "Тутэйшыя". Из пятнадцати главных её героев-белорусов лишь трое осознают себя таковыми. В БССР пьеса была объявлена националистической и запрещена почти сразу после премьеры. Большевики не были не так уж неправы, ведь в уста "свядомых" белорусов он вкладывает и сентенции об участии в "чужой" революции 1905 года (после которой царь разрешил печататься на белорусском), и Муравьёва-вешателя (вешавшего исключительно поляков). Но проблематика пьесы осталась актуальной. Податливые пропаганде "тутэйшыя" не пропали, они остались, они есть и сейчас. И за их умы по-прежнему ведётся яростная борьба. Лишь бы борьба эта не кончилась она ещё одной катастрофой наподобие прошедших.

Просто удивительно, насколько хорошо далёкий заокеанский автор разбирается в теме. Мне очень понравилась его попытка раскрыть генезис белорусского национального сознания, его развенчание как "свядомых", так и коммунистических мифотворцев. Он не умалчивает о "некрасивом", будь то неспособность БНР создать армию или сталинские репрессии. Способность говорить о недавнем прошлом без фантазий и предубеждений - она дана далеко не каждому историку. Респект профессору.

Неудивительно, что ни на русский, ни на белорусский, книгу никто не переводит. Слишком многим обидно читать про грязное бельё. Что белорусы - молодая нация, а не "лiцвiны" или "крывiчы". Но есть, как есть. Молодой - не значит плохой или ущербный. Молодой - он пусть незрелый, зато здоровый!