Цикл "Гришка". Шайтан тебя забери⁠⁠

- Уу, шайтан тебя забери! – кричал дед Аслан вслед мальчугану на велосипеде, который обдал его грязными брызгами из застоявшейся лужи.

Вообще, слово «шайтан» было его излюбленным ругательством на все случаи жизни. Произносил он его всегда с неподдельной значимостью и особым выражением, хотя и без особой злобы. Окружающие к этому давно привыкли, на деда не обижались, а наоборот, всеми правдами и неправдами старались вытащить из него это слово, а потом долго смеялись: очень уж смешно говорил дед Аслан. В посёлке за глаза его так и прозвали «Шайтан».

Настоящее имя «шайтана» было Аслан Нургалиевич, хотя это мало кто знал, потому что, даже его супруга называла ласково – Васенька.

Жили они в посёлке больше двадцати лет, молодыми познакомились когда-то на Целине, поженились, а потом и осели здесь – на родине Любови Петровны, жены деда Аслана. Дом отстроили, шестерых деток воспитали, всё честь по чести. Отличало его то, что был он смугл, да говорил иногда на своём, никому не понятном языке. Зимой и летом носил шапку, которую с гордостью называл «отцовский малахай».

За его смешное ругательство все его так и звали – дед Шайтан. Больно уж сердился он на это, обижался, пальцем грозил да покряхтывал по-стариковски. «Не Шайтан, человек я», - возражал он. А человеком он был и в самом деле хорошим: добрым по натуре, отзывчивым и словоохотливым.

Егорыч всё-таки вспомнил что-то из того, что в лесу случилось. Конечно, не утерпел и рассказал знакомым односельчанам, прибавляя от себя да нагоняя жути. Кто-то верил, кто-то нет, а большинство посмеивалось, мол, Егорыч тяпнул лишнего, вот и привиделось. А Гришка отмалчивался, не любил он про свои встречи с неведомым вспоминать.

Свела как-то судьба Егорыча, деда Шайтана и Гришку вместе в местной кузнице. Гришка по работе там крутился, Егорыч пришёл новые подковы для Гнедко справить, а дед Шайтан от нечего делать зашёл на работу внука своего посмотреть.

- Ты смотри, какие люди пожаловали, сам Шайтан в гости пришёл, - закричал Егорыч, увидя, медленно идущего старика в смешном малахае.

Тот насупился, грозно сдвинув широкие брови:

- Чего ты меня нечистым всегда кличешь, пустая твоя голова! Знать ничего не знаешь, а всё туда же, шайтан тебя забери! Шайтан – нечистый, опасный и злобный, а ты…

Удивился Егорыч такой реакции со стороны деда Шайтана. Разгорячился тот, сорвав с головы малахай, того и гляди разразится самой отборной русской бранью.

Потом, конечно, успокоился, и присев на старенький табурет, подставленный чей-то заботливой рукой, поведал присутствующим историю, от которой многим стало не по себе.

***

Много  времени утекло с тех пор.

Прадед мой в то время на бая Жомала работал, тогда весь аул на него батрачил. Прадед мой молодым ещё был, так он в пастухах у бая ходил. Работа трудная – потеряется лошадь или овца от стада отобьётся, бай плети не жалел, шкуру до костей снимал.

Зима в тот год выдалась суровая, сначала оттепель, а потом морозы страшные. Корка льда всё покрыла, не могут копытца овец эту корку пробить, того и гляди, скоро джут в степь придёт. Буран начался, а прадед мой был очень далеко от места зимовки. Колючий снег, подгоняемый ветром, слепил глаза, набивался за ворот, закрывал путь непроглядной белой стеной. Глупые овцы сбивались в кучу, отказываясь идти дальше, а лошадь надсадно храпела, увязая глубоко в снегу. Пастух совсем выбился из сил, продрог. Утихнет ветер, и опустится мороз, который не пожалеет ни отару, ни человека. Вот тут-то он и наткнулся на старый мазар, сложенный из глиняных кирпичей и наполовину занесённый снегом. Для путника, застигнутого в степи в такую погоду, одинокий мазар – спасение, посланное свыше. Прадед мой, оставив овец с подветренной стороны, расчистил вход и тяжело ввалился внутрь. Мазар был очень старым, глиняный купол осел в нескольких местах и провалился, от могильного холмика не осталось и следа. Но крепкие стены сдерживали порывы ветра и спасали от снега. Только надолго ли: мороз крепчал, а развести костёр было нечем и не из чего. Прислонился пастух спиной к стене, зашептав слова Всевышнему, и провалился в тревожный сон.

Сколько времени прошло, он не знал, а очнулся от потрескивания огонька, над которым склонилась маленькая иссохшая фигурка, заботливо подкладывавшая в огонь сушёный кизяк. С трудом преодолевая оцепенение, прошептал прадед, обращаясь к маленькой фигурке:

- Ассалаумагалейкум, почтеннейший. Видно, сам Аллах спустился, чтобы проводить меня к предкам.

Маленькая фигурка оказалась сухоньким старичком с длинной седой бородой и по-отечески добрыми глазами.

- Всему своё время, на то воля Всевышнего. Присаживайся поближе к огню, обогрейся.

С этими словами достал аксакал из-за пазухи кусок чёрствой лепёшки да несколько шариков твёрдого, как камень, курта. Но это скромное угощение показалось пастуху воистину неземным. Оно таяло на языке и согревало замёрзшее тело и душу.

В это время снаружи раздался громкий, протяжный и леденящий вой. Тревожно зафыркал конь, переступая копытами по обледеневшему снегу, испуганно заблеяли овцы.

-Волки! - вскочил с места прадед, - Сейчас овец порежут, пусть тогда уж и меня вместе с ними. Бай житья не даст, забьёт до смерти!

- Не волки это, а шайтан ищет в степи заплутавшего путника.

Хотел пастух выскочить из мазара и остановился, как вкопанный. У самого порога стоял человек во всём чёрном, ни снежинки на одежде. Хотел уже прадед уступить место у маленького очага такому же одинокому путнику, затерявшемуся в степи, да старый аксакал поднял руку, предостерегая и показывая на чёрного незнакомца.

Хищным взглядом горели на тёмном лице красные глаза, нехорошая ухмылка растянула ему губы, а длинные, острые, как у зверя зубы поблескивали при свете огня. По длинному чёрному усу стекала и падала вниз отвратительная жёлтая пена, от которой шёл смрадный навозный дух.

Быстро вскочил почтенный аксакал со своего места и встал между пастухом и нечистым, не давая тому проникнуть внутрь мазара. Хотел чёрный путник сделать шаг к пастуху, да не смог: остановили его слова из священного Корана, которые громко читал почтенный старец, сложа руки в молитве к Всевышнему. Долго длилась эта борьба.

«Отдай! Отдай его мне!» - выл нечистый, пытаясь обойти старца.

«А, узу би-ллахи мина ш-шайтани р-раджим»,- всё громче и громче шептал слова священных текстов почтеннейший, несмотря на нечистого и не давая шагнуть ему в круг света, ярко пылающего огня.

Прадед мой сжался в комок от страха, осознавая, что идёт сейчас нелёгкая схватка добра и зла за его жизнь и душу. Стуча зубами от страха, вспоминал он молитвы предков, прося защиты и спасения.

Вот уже не таким громким кажется вой нечистого, вот уже не такими быстрыми кажутся его движения, да и сам он сгорбился и поник, отступая маленькими шажками назад, в тёмную пустоту за старым мазаром. Не смеет он вступить в круг света, отгоняемый священными текстами и светлым образом почтенного аксакала.

Резкий порыв ветра влетел в дверной проём, отражаясь от стен страшным воем, воздух наполнился смрадом и чёрным дымом. Только спасительный огонь от горевших кизяков, продолжал гореть ровным пламенем, отгоняя мрак и страх от сжавшегося в маленький комочек человека. А потом всё стихло. Утих пронзительный ветер, прекратился снегопад, а в провале купола старого мазара появились звёзды.

«Коротка жизнь человеческая, а уж как ты свою проживёшь, только ты и знаешь, - сказал аксакал, подкидывая в огонь новую порцию сушёных коровьих лепёшек. – Шайтаны всегда рядом с нами. Приходят они в образе волка или другого зверя, бывает, и человеком оборачиваются. Только запомни сам и детям своим накажи: человека с чистыми помыслами, почитающего своих предков и Всевышнего, ни один шайтан не возьмёт».

Встал аксакал со своего места и направился к выходу. У самого порога обернулся и сказал пастуху: «Встретишь внука моего из рода Нургали, скажи, что дед его обижается. Не почитает он законы предков, да своевольничает, людей обижает, за что кара его постигнет! Так и скажи ему!»

С этими словами вышел он из мазара и пропал в темноте степи.Только разведённый им огонь да кучки сухого кизяка, сложенные у стены, напоминали о случившемся.

А прадеда моего нашли. Все аульчане утром на поиски вышли. Бай Жомал, конечно, со своим интересом, отару овец найти. А люди верили, что ни буран, ни мороз молодого пастуха не убьёт. Так и вышло. А если бы сгинул он тогда в степи, то я бы сейчас с вами не сидел, да всё это не рассказывал.

- Ну а внука-то того, из рода Нургали встретил ваш прадед? – спросил Гришка.

- Встретил. В ту же зиму и встретил, тот по каким-то делам к Жомалу со своей зимовки приехал. Слово в слово передал прадед слова аксакала. А у того, аж лицо вытянулось. Дед его, оказывается, ушёл к своим предкам лет двадцать назад, а при жизни святым человеком был, за что заслужил уважение среди простых людей.

- Значит, это дух того почтенного старца спас вашего прадеда от шайтана?

- Так оно и есть. Чему удивляться? Духи предков всегда рядом, так же как и шайтаны. Эту историю мне отец рассказал, ему – его отец, а я сыновьям своим да вам. Верить или не верить – дело ваше, только всякое в жизни бывает, правда, Егорыч? – с хитрой улыбкой посмотрел дед Аслан на Илью Егоровича и Гришку.

- Ну, допустим, не любишь ты, когда тебя шайтаном называют, а что сам чуть что его поминаешь? – разгорячился Егорыч.

- Да не со зла я, понимаешь, привычка, шайтан тебя забери! – весело рассмеялся дед Аслан, потрясая в воздухе отцовским малахаем.

(Продолжение следует)