Тайны русской истории. Ересь жидовствующих и София Палеолог. Политический смысл сект и ересей⁠⁠

Продолжение. Начало здесь

Теперь разберемся еще с одним очень важным вопросом, а именно с личной жизнью государя и великого князя Ивана III, и с соперничеством придворных партий, что в Средние века, да и вообще, личной жизни всегда сопутствовало.

Еще в малолетстве Ивана III обручили с дочерью тверского князя Бориса Александровича. Расположенная между Москвой и Новгородом Тверь вела двойственную политику, иногда заигрывая с Новгородом и Литвой, а иногда, наоборот, с Москвой. Брак великого князя (так называли московского наследника уже тогда) с тверской княжной, соответственно, делал Тверь более лояльной Москве. В 1458 году она родила князю сына — Ивана Ивановича «Молодого», но в 1467 году неожиданно умерла. Московский государь остался вдовцом.

Вскоре об этом стало известно в Риме, где не оставляли заветной идеи — подчинить Русь папскому престолу, на основании Флорентийской унии. Здесь возник план — выдать за русского князя какую-нибудь псевдоправославную девицу, которая на самом деле будет проводником интересов католической церкви. Благо, такая девица под рукой была — Зоя Палеолог, племянница последнего византийского императора Константина Палеолога, павшего 29 мая 1453 года в бою с османами. Отец Зои Фома убежал в Италию, где официально принял не унию даже, а прямо-таки католичество.

Не лучше был и брат Зои Андрей, в 1494 году продавший свои права на Константинопольскую империю французскому королю-рыцарю Карлу VIII, пытавшемуся организовать последний крестовый поход на Восток.

Итак, в Риме родилась мысль отправить бедную девушку на Русь с целью вовлечь ее в унию и начать потом продавать русским какие-нибудь индульгенции (не шутка, это было тогда важным источником дохода римских пап).

Сразу скажем, что проект провалился. Подробности нам толком неизвестны, но, по-видимому, кто-то объяснил Зое (которая к тому моменту уже привыкла к имени, которое ей дали итальянские католики — София), что, если она хочет стать московской государыней, ей нужно забыть раз и навсегда о том, что она униатка и сотрудница латинян. То есть девушку оперативно перевербовали. И в результате, приехав на Русь, София Палеолог сказала своему жениху всё то, что он и хотел услышать, что она всегда была и остается православной, а то, что она жила там в Италии где-то и была вынуждена общаться с римско-католическими еретиками, так это всё сложности жизни и изломы эмигрантской судьбы.

Считается, что именно София Палеолог привезла в Москву двуглавого орла, который стал с этого момента официальным гербом Российского государства. Возможно, вдохновительницей этой концепции была Екатерина II, повторившая, фактически, судьбу Софьи Палеолог. Именно при Екатерине, во времена русско-турецкой войны 1768—74 гг, стали разрабатываться планы покорения Константинополя.

На самом деле двуглавый орел — это достаточно распространенный государственный символ, который совершенно необязательно выводить из Византии. Двуглавый орел был, например, отчеканен на монетах и тамгах Золотой Орды. Россия наследница Византии, конечно же, но и Орды тоже.

«Русская идея» в конце XV века была не в том, чтобы идти в Византию освобождать единоверцев, а в том, чтобы объединить распавшиеся в XIII веке русские земли. И если внимательно присмотреться, то жесткое, бескомпромиссное объединение под рукой Москвы Новгорода (1478), Твери (1490), Пскова (1510), Рязани (1521) и проч. — идеальная иллюстрация к трактату Никколо Макьявелли «Государь», вся междустрочная идея которого и была-то в том, чтобы объединить Италию под властью одного правителя (предположительно Чезаре Борджиа). Россия была в курсе модных западных трендов и внимательно следила за ними, отбирая то, что было выгодно государству и ложилось на потребности времени и национальной культуры. То, что было невыгодно или даже враждебно, волею государя сгорало на костре или лишалось головы. Была еще одна страна, у которой Россия позаимствовала кое-что важное, а именно — инквизицию. Эта страна называется Испания. Москва — Второй Мадрид.

Итак, мы почти добрались до главного героя нашей повести — ереси жидовствующих. «Почему так долго? — спросите вы. — Разве нельзя было сразу с дела начать и не утомлять рассказами про идеологию Третьего Рима, про московско-новгородские войны и Софью Палеолог?».

Нельзя. Потому что тогда не был бы понятен исторический фон. В этом мире всё взаимосвязано, всё рождается как бы случайно, но на самом деле закономерно и естественно. Эта закономерность часто воспринимается как происки дьявола или подрывная деятельность каких-нибудь спецслужб, но на самом деле это типичная игра теней, хитроумное плетение идей, которые оппозиционны по определению.

Проще говоря, в любом обществе всегда есть система, а есть антисистема, которая даже в самые светлые времена прячется в очень темном углу; и когда нужное время придет (империя начнет, например, закатываться, т. е. на переломе эпох, как бы на сгибе страниц истории), эта антисистема непременно вылезет и будет пытаться взять власть в свои руки.

Волхвы и манихеи

В истории Руси такая игра теней тоже всегда была. Нетрудно догадаться, что ее основы были заложены еще на рубеже X и XI вв, когда язычество было вынуждено отступить после крещения Руси князем Владимиром, как бы уйти в подполье и там незаметно раствориться. А теперь вспомним – какой город в Древней Руси был всегда оппозиционен Киеву, кто привечал беглых князей и нередко нанимал наемников для борьбы с ним?

Открываем «Повесть временных лет».

«В лето 6579… Сице бысть волъхвъ вьсталъ при Глебе в Новегороде; глаголашеть бо людемь и творяшеть бо ся аки богъмъ, и многы прельсти, мало не весь городъ, глаголаше бо, яко „Все ведаю“, хуля веру крестьяньскую, глаголашеть бо, яко „Преиду по Волъхову предъ всими“. И бысть мятежь в городе, и вси яша ему веру и хотя победити епископа. Епископъ же, вземь крестъ и оболкъся в ризы, ста, рекъ: „Иже хощеть веру яти волъхву, да за нь идеть, аще ли веруеть кто кресту, да идеть к нему“. И разделишася надвое: князь бо Глебъ и дружина его сташа у епископа, а людье вси идоша за волъхва. И бысть мятежь великъ вельми. Глебъ же, возма топоръ подъ скутъ, и приде к волъхву и рече ему: „То веси ли, что утре хощеть быти, что ли до вечера?“ Онъ же рече: „Все ведаю“. И рече Глебъ: „То веси ли, что ти хощеть днесь быти?“ Онъ же рече: „Чюдеса велика створю“. Глебъ же, выня топоръ, и ростя ̀и, и паде мертвъ, и людие разиидошася. Он же погибе теломъ и душею предався дьяволу».

Т. е. недовольство «центральной властью» привело к тому, что антисистема попыталась захватить власть в Новгороде, используя массовый народный протест всего лишь как повод для распространения своих идей. Убитому Глебом Святославовичем волхву было, скорее всего, глубоко плевать на новгородцев, ему важно было использовать их как «пушечное мясо» (хотя какие, казалось бы, пушки в XI столетии), которое можно бросить на местную администрацию и спровоцировать тем самым погром.

Хорошее представление об идеологии таких волхвов дает другой эпизод, датированный в ПВЛ тем же годом (дело было в Ростове, тогда это была дальняя восточная окраина Руси, и языческие настроения здесь были очень сильны):

«Янъ же рече: «Поистине лжете: створилъ бо есть Богъ человека от земля, и съставленъ костьми и жилами от крови, и несть в немь ничтоже и не весть ничтоже, токмо Богъ единъ весть». Она же рекоста: «Ве два ведаеве, како есть створенъ человекъ». Онъ же рече: «Како?» Она же рекоста: «Мывся Богъ в мовьници и вьспотився, отерься вехтемь, и сверже с небеси на землю. И распреся сотона сь Богомь, кому в немь створити человека. И створи дьявьлъ человека, а Богъ душю во нь вложи. Темже, аще умреть человекь, в землю идеть, а душа кь Богу». Рече же има Янь: «Поистине прельстилъ есть васъ дьяволъ. Которому Богу веруета?» Она же рекоста: «Антихръсту».

Эта идея, о том, что человек был на самом деле сотворен дьяволом, хорошо известна еще с позднеантичных времен, когда ее развивали гностики, полагавшие, что мир, окружающий нас, зол, а человек по своей природе есть дух, запертый в клетке плоти, и смысл человеческой жизни в том, чтобы избавиться от тяготения плоти и освободить свой дух, выпустить свет наружу, как выпускают птицу на волю. Гностический концепт хорошо известен сегодня по фильму «Матрица», в котором в роли злого демиурга выступает компьютер, якобы сотворивший нам иллюзорную вселенную.

В XI веке гностицизма уже не было, но была очень похожая на него идея — богумильство, которое было распространено в Болгарии. История этой секты достаточно хорошо известна историкам, которые прослеживают ее генезис от другой секты — павликиан, которых византийский император Иоанн Цимисхий в 970 году переселил из Малой Азии во Фракию, где им была дарована религиозная свобода, при условии, что они будут пограничниками, оберегающими мир и покой Восточной Римской империи.

Постойте, постойте. Но ведь в то же самое время и в том же самом месте войну с болгарами, а потом и с греками вел русский князь Святослав, закоренелый язычник. Вот вам и точка соприкосновения традиционного славянского язычества и восточной антисистемной ереси. По-видимому, какие-то болгарские еретики тогда и попали на Русь, возможно, в качестве пленных. Вот почему ростовские волхвы говорят точь-в-точь как балканские богумилы.

Богумилы повлияли и на молодую тогда совсем еще, можно сказать, новорожденную Западную цивилизацию. В традиционной историографии считается, что богумильское учение в XII веке проникло на юг Франции и в Северную Италию, где последователей этой ереси стали называть катарами (и об этом мы тоже рассказывали). Причем западные богословы и апологеты вроде Фомы Аквинского, узрев в ереси отчетливый дуализм, немедленно обозвали своих противников манихеями, т. е. предположили еще более древний генезис: гностики – манихеи – павликиане – богумилы – катары. Возможно, так оно и было, а возможно и нет. Скорее всего, мы имеем дело с общим «брожением умов» в оппозиционной среде.

Не будем сейчас зацикливаться на этом и углубляться во тьму времен, потому что такими темпами мы и до секты офитов дойдем, которые поклонялись Змею, соблазнившему Адама и Еву, почитая его как бога мудрости. Нам сейчас важно совсем другое, а именно тот факт, что богумильская ересь соприкасалась со славянским язычеством во времена колониальной политики князя Святослава Игоревича, стало быть, она могла попасть на Русь, стало быть, после 988 года эти две ниточки сплелись, положив начало «русской тени», т. е. незримой, но тем не менее постоянно присутствующей оппозиции, умело действующей как бы из-за кулисы.

Недостающее звено: стригольники

Давно замечено, что антисистемным идеям всегда сопутствует лицемерие разной «степени тяжести», скрытость взглядов. В шиизме, например, есть принцип «такия», т. е. предусмотрительность, осторожность. Правоверному шииту позволено и даже рекомендовано особо не распространяться по поводу своей веры с незнакомцами, иногда так можно и приврать, и сказать: ну да, я, мол, тоже мусульманин, но умолчать о том, какую именно мусульманскую деноминацию ты исповедуешь.

В общем-то это нормально, не трепать лишний раз языком, но у тех самых 2% крайних, радикальных вольнодумцев принцип «такия» возведен в абсолют, им разрешается врать и лицемерить без оглядки, и заходить сколь угодно далеко, отрицая даже свою мусульманскую веру. Например, тебя поймали язычники и хотят убить. Правоверному мусульманину или христианину полагается все-таки признаться в своей вере в этот критический для жизни момент и умереть мучеником, а вот исмаилиту или низариту это делать совсем не обязательно, ему дозволено говорить «да, я тоже язычник», я вообще не мусульманин, я там «просто живу» и в мечеть хожу только потому что меня мама и папа заставили, а так мне вообще-то глубоко плевать, — можно говорить всё, что в голову придет, лишь бы выпутаться из передряги. Логика понятная: когда ты в оппозиции, нужно хоть как-то выживать и подстраиваться под этот ужасный мир, который тебя не понимает.

Похожая ситуация была и на Западе, где катары так ловко маскировались под «обычных» католиков, что отличить их было в принципе нельзя. Поэтому было придумано два способа борьбы с катарами. Первый сформулировал папский легат Арно Амальрик летом 1209 года, в начале т. н. альбигойского крестового похода, когда на заданный ему кем-то вопрос, как отличить католика от еретика, он ответил: «Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius», т. е. «убивайте всех, Бог на небе разберется, кто тут были чужие, а кто свои». Второй принцип предполагал, что подозреваемому нужно дать в руки топор и предложить ему убить курицу. Так как катары верили в то, что душа содержится в крови теплокровных животных, то и убить курицу они не могли. Такого пацифиста и вегетарианца сразу же брали под белы рученьки и бросали в мрачный-мрачный каземат.

Собственно, для борьбы с такими вот «хамелеонистыми» катарами на латинском Западе и возникла организация, которая называется инквизиция. Инквизиция — производное от латинского слова inquisitio, т. е. «я расследую». Инквизиторами стали называть, соответственно, уполномоченных римским папой комиссаров, главная задача которых была в том, чтобы выявить глубоко законспирированных еретиков, а выявив, предать их светским властям. Т. е. де-юре нельзя все-таки воспринимать инквизицию как карательную организацию, это именно следователи, «опера», только церковные.

Обычных, мирских следователей тогда было в принципе мало, никакой полиции в современном смысле слова не было, был какой-нибудь князь или герцог, и его люди выполняли одновременно функции обороны, полиции, пожарной охраны и вообще всего. Вот почему в 1071 году говорить с новгородским волхвом пошел сам князь Глеб: никаких специальных «переговорщиков», психологов, прокуроров, омбудсменов и прочих бессмысленных нахлебников тогда еще не придумали, узкой специализации не было, профессия была одна — защищать родину и блюсти порядок во вверенном великим князем уделе.

И на Руси случилось в какой-то момент то же самое, что и на Западе, и в мире ислама. После провала «народных протестов» в 1071 году богумильско-языческая оппозиция оперативно перекрасилась и, лицемерно приняв христианство, растворилась среди искренно верующих, казалось бы, людей. Есть документ, очень обще датируемый «домонгольской эпохой», называется он «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере», документ невероятно важный, потому хотя бы, что он проливает хоть какой-нибудь свет на славянское язычество, которое мы знаем очень плохо. Автор текста (мы не знаем, кто это был), жалуется, что «попы и книжники» на самом деле «веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и в Ръгла, и в Вилы... покладывахуть им теребы, и куры им режут, и огневе молятся, зовуще его Сварожичем». Т. е. в Восточной Европе, в отличие от Западной, символом принадлежности к антисистемной языческой оппозиции были, наоборот, ритуальные обряды в виде жертвоприношения петухов — культ очень древний и подтверждаемый другими источниками, из чего можно сделать вывод, что на Руси богумильское влияние было все-таки не так сильно, а вся оппозиция долгое время сводилась к вялому почитанию «старых богов».

До XIV века на Руси не было, вообще, за исключением эпизода 1071 года, масштабных ересей, крестовых походов и тем более инквизиции. Наоборот, всё было до неприличия двоеверно. На одном конце города могла стоять христианская церковь, а на другом — языческое капище. И всем было по фиг. Потому что Древняя, «Киевская» Русь была, по сути дела, умирающей цивилизацией, это был регенерировавшийся осколок общеславянского мира, каким-то чудом сохранивший независимость и не попавший в орбиту латинского Запада (как Польша и Чехия) или «византийского мира» (как Болгария и Сербия). Русь приняла православие, но сохранила политическую независимость от Константинополя. По-настоящему энергичных людей в XI—XII вв на Руси было мало, а те, что были, уходили в княжеские дружины и гибли в бесконечных междоусобных войнах между Изяславичами, Мономаховичами, Ольговичами, Ростиславичами и прочее, т. е. между разными ветвями Рюриковичей, что накладывалось на старые противоречия между славянскими племенами, входящими в древнерусский «суперсоюз». А вот на Западе в это время всё было очень бурно, здесь строились «пламенеющие» готические соборы, фанатики шли в крестовые походы, и везде были какие-нибудь еретики.

Однако, в XIV веке, уже после монгольского завоевания, с «русским миром» начало происходить что-то непонятное. Во-первых, вдруг ни с того, ни с сего начала возвышаться никому дотоле неизвестная и богом забытая Москва, которая в правление Ивана Калиты вдруг сделалась оплотом православных фундаменталистов. А во-вторых, как антитеза этому фундаментализму так же неожиданно, на пустом, можно сказать, месте возникла крупная ересь, которую принято называть стригольниками.

Догадаетесь, в каком городе появилась эта ересь? Правильно, в Пскове и Новгороде. Т. е. всё опять же легло на «северный сепаратизм», на недобитое язычество и на возможный «богумильский след», который мы обнаружили в древнерусских летописях.

Источники касательно стригольников скудны. Возникла эта ересь в середине XIV века (более точно сказать нельзя, но можно предположить, что случилось это не позднее 1362 года, потому что в житии новгородского архиепископа Моисея сказано, что он боролся со стригольниками, а умер Моисей в 1362-м).

Основная идея стригольников состояла в том, что официальная церковь погрязла в симонии (коррупции), а значит, никакие священники и начальники в принципе не нужны, а нужно послушно следовать (и добровольно жертвовать деньги, наверное) неким «духовным наставникам», которые выдвинулись из обычной «народной» среды. Можно представить себе, какой там был «народ».

Вот что написал век спустя Иосиф Волоцкий (главный враг жидовствующих, о личности которого мы, разумеется, подробно поговорим):

«Был некий человек, исполненный гнусных и скверных дел, по имени Карп, по ремеслу стригольник, живший во Пскове. Он, окаянный, стал родоначальником скверной и мерзкой ереси».

Стригольник — это, по-видимому, цирюльник, парикмахер. Парикмахер, нужно заметить, профессия почти интеллигентская, это вам не корову доить, и не топором дрова колоть, тут нужен интеллект, ловкость рук и чувство прекрасного. В летописи написано также, что Карп был диаконом, т. е. лицом духовным, образованным. Диаконом был и другой стригольник, Никита. Перед нами никакая не «народная», а типичная буржуазная, мещанская, городская ересь.

Псков и Новгород были городами торговыми, тесно связанными с западными странами. Ну, т. е. социальный статус стригольников более-менее понятен: это не бедняки какие-нибудь, не смерды, это зажиточная городская прослойка, которой почему-то сильно не нравится православная церковь, главным духовным и организационным центром которой на Руси была тогда, напомним, Москва, где очень бурно развивалось монашеско-исихастское движение, продвигавшее идеи вот того самого православного фундаментализма. А в северных городах (в Новгороде и Пскове) монашество было развито очень слабо, здесь люди в принципе больше думали о своем кошельке, нежели о какой-то объединяющей русской идее, ради которой нужно бросить всё, понимаешь, и идти сражаться с Мамаем на Куликово поле. Ватники пусть идут, ага, патриоты там разные, а мы, новгородцы, люди бизнеса и просвещения, нам ваши дурацкие проблемы ни к чему.

Соблазнительно было бы сопоставить учение стригольников с аналогичными предпротестантскими идеями, которые начали распространяться в те же времена на Западе, в частности, с учением Джона Виклифа, который также критиковал католическую церковь в плане симонии, индульгенций, излишней обрядовости и был яростным противником монашества. Предположить, что какие-то англичане попали в Новгород или, наоборот, новгородцы в Лондон… да, почему нет, можно даже и не пересекаться напрямую, в балтийской торговле много людей, кто-нибудь что-нибудь интересное да расскажет.

Но нам кажется, что основной мотив тут все равно не завозной, не западный, а как раз родной, языческий. Стригольники — это те же языческие волхвы образца 1071 года, перекрасившиеся, «переобувшиеся» для приличия в псевдоправославные башмаки, вот и всё. Понятно, что глубинная языческая антисистема подпитывалась и западными идеями, предпротестантскими, лоллардскими, и восточными, богумильско-манихейскими. Антисистемная оппозиция в принципе не разбирается в генезисе, а заимствует всё такое же оппозиционное, тут важны не детальки, а вектор, полюс, заряд, — а в данном случае этот заряд направлен против власти, и церковной, и в конечном счете светской, потому что во всяком нормальном человеческом обществе церковь и государство всегда сотрудничают, по определению, и всегда есть вот эти 2% каких-нибудь баптистов, стригольников или навальнистов, которые считают, что кругом коррупция и всё надо поломать. Голову нужно кому-то поломать.

У стригольников был формальный повод к нападкам на русскую православную церковь, безусловно. В XIII веке, на фоне бардака и монгольского нашествия, выгоднее всего было быть священником, потому хотя бы, что монголы старались церковников не трогать, потому что считали их шаманами, а шаман, знаете ли, и проклясть может, и болезнь на тебя наслать, — в общем, тут сыграла очень важную роль своего рода дикость монголов, их магические верования. Соответственно, принадлежность к церкви резко выросла в цене, и многие начали платить за то, чтобы их рукоположили в священники или диаконы, и очень быстро стало нормой платить епископу за такое рукоположение, давать ему денег как бы в благодарность. Называлась такая мзда ставленной пошлиной, и интерпретировалась стригольниками и прочими «борцами с коррупцией» как однозначная взятка, при этом возникает логичный вопрос, а как они сами-то чин получили? Как парикмахер Карп сделался диаконом?

В итоге со стригольниками случилось то, что должно было случиться: их уничтожили, повесив камень на шею и утопив в Волхове. Было это в 1370-х гг. После этого ересь еще какое-то время просуществовала подпольно, но потом исчезла, после 1420-х гг в летописях она не упоминается.

На самом деле никуда она не исчезла, конечно же, а просто «сменила бренд», возникнув буквально через полвека на том же месте, в Новгороде, под именем жидовствующих. Т. е. стригольники — это такое недостающее звено, приблизительно как найденная археологами в 1974 году «Люси» — переходное звено от ардипитеков к австралопитекам, т. е. от человекоообразных обезьян непосредственно к «людям».

Эволюция политических идей и религий в этом смысле мало чем отличается от эволюции биологической, неважно, о системных учениях мы говорим или антисистемных. Антисистемные секты в принципе не исчезают бесследно, никогда, они всего лишь меняют окрас, локацию, немного корректируется риторика, но заряд никуда не исчезает, этот заряд состоит в том, что действующая власть плоха и с ней нужно бороться, а плоха она потому что церковь в 988 году сломала хребет старославянскому язычеству.

Главный враг для православной церкви на Руси всегда один (помимо, разумеется, католической церкви, унии и прочего экуменизма и «церковного общения»). Имя этому врагу — недопобежденный, обросший богумильскими и лоллардистскими идеями языческий бог Сварожич, в честь которого режут кур и тайно поклоняются символизирующему этого бога огню, о чем еще арабский автор X века высказался однозначно: «Все славяне — огнепоклонники».

Забегая на каких-то полтысячелетия вперед (незначительный срок для Всемирной истории, если подумать), скажем, что этот языческий бог неожиданно для всех возродился и вернулся к власти в 1917 году, выжигая «красным петухом» помещичьи усадьбы и беспощадно разрушая по всей России то, что когда-то погубило его — христианские церкви.

(Продолжение следует)