Свет включается ровно в шесть — ни минутой позже⁠⁠

Сначала я вижу её сонную: пижама не по размеру, взъерошенные кудри, ленивый ритм. Кажется, что даже глаза через десятки метров транслируют потерянность. Ослабевшие после сна руки не могут открыть банку кофе, из них на пол валятся ложки и крошки. Раньше я почти слышал, как она ругается на мир – сейчас свою неловкость она уже принимает как данность.

Люблю наблюдать за этими неуклюжими усилиями – такая трогательность! Но вот она уже заварила кофе и приступает к операции “Марафет”.

Старт всегда медленный, а оттого манящий. Она пропадает из виду ровно на двенадцать минут, а появляется уже без пышной гривы. Это обманка – роскошные волосы лишь устали под тяжестью влаги. За час сборов они снова примут нужную форму.

Это моя любимая часть представления. Неловкий насупленный ёжик растворяется в пространстве по частям. Сначала прочь летит растянутая пижама, обнажая плавные линии талии и бюста. Иногда мне даже удаётся увидеть её голые ноги.

Она откровенно любуется собой, выбирая бельё. Дольше – когда колготкам предпочитает чулки. В эти минуты я забываю дышать.

Хорошего понемножку, и вот я уже наблюдаю, как желанные изгибы укрываются слоями ткани. Она одевается маняще и со вкусом,так что и за этой частью представления я слежу с наслаждением.

С каждым глотком бодрящего кипятка далёкая фигура становится активнее. Вот уже танцует под что-то, чего я не слышу, жонглируя содержимым косметички. Она так грациозно трясёт влажными кудрями и так мягко прыгает, что кажется: пружинки здесь не только в волосах, но и в каждом суставе.

Она поёт и заигрывает с собственным отражением – чаще в зеркале, но иногда и в окне. Тогда мне удаётся представить, что её глаза смотрят прямо в мои. Вот-вот – и коснётся щеки тонкими пальцами… Тёмная улица надёжно скрывает мой жадный взор и неровный ритм, с которым о стенки артерий бьётся горячая кровь.

Последние штрихи – усмирить кудри парой заколок, прыснуть на тонкую шею парфюм и улыбнуться в коридорное зеркало. Эта улыбка, словно салют, знаменует конец моего маленького праздника.

Свет выключается ровно в восемь.

Я задёргиваю шторы. Пара минут на то, чтобы прийти в себя – и вот уже пора ехать в душ.

Массивные колёса с тихим стуком рассекают старый паркет. Перебираюсь из кресла в ванну – руки хоть и дрожат, но поручень держат крепко. Чтобы не отключиться прямо в воде, я выравниваю дыхание с помощью ингалятора.

Годы практики сделали отвращение к себе почти беззвучным, и я легко смываю его остатки проточной водой. Сладость увиденного понемногу сменяется ожиданием завтра – когда муза, в которой мне знаком каждый изгиб, но не знаком даже голос, снова проснётся жить свою обычную жизнь.

Я буду ждать, и это вознаградится. Свет включится ровно в шесть. Ни минутой позже.