Сладок⁠⁠

Она снова здесь.

В нерешительности петляет вокруг яблони, нервно хмурит брови, тревожно поджимает губы и ломает руки, чувствуя, что вместе с ними ломается целая жизнь. Беспокойно вздохнув, она садится на покрытую сухими трещинами, как старческими морщинами, землю под отцветшим деревом. Одно из переспевших яблок падает наземь, но это неважно, в ее влажных ладонях теплится собственное «яблоко» последней модели. Только оно имеет значение здесь и сейчас.

— Это неправильно. Я не должна, — она отговаривает себя вот уже шесть дней подряд.

— С-сделай это, — мой шёпот теряется в шелесте тёмно-зелёной листвы. Она что-то слышит и, словно затравленный кролик, вжимается в ствол. Хочет, наверное, сквозь него провалиться. Несчастная. — С-сделай.

Мое приглушённое шипение она принимает за ветер, полюбовно лобзающий листья, и успокаивается, расслабляется. Приходится подползти чуть ближе, извиваясь меж частых темно-зелёных веток, и остановиться над ее головой. Отсюда открывается прекрасный вид на её белое «яблоко» последней модели.

Чёрные зрачки вытягиваются в узкие ромбы, когда я читаю переписку. История стара, как мир: она – замужняя женщина с двумя детьми, её муж – банковский трейдер, ведущий бизнес с Гонконгом. По долгу службы он часто летает в командировки и редко бывает дома. Оставленная в четырёх стенах дама скучает, чувствует себя ненужной и всеми забытой, брошенной. Птичка в золотой клетке, созданная для выведения птенцов. То ли от скуки, то ли от досады, она знакомится с очаровательным молодым человеком на сайте знакомств. Завязывается переписка, долгая и чувственная, переполненная нежностью и страстью. Дама вновь чувствует себя желанной, но что важнее – нужной, как глоток прохладной воды в знойный день. А шесть дней назад он предложил ей бросить всё: мужа, пойманного на измене с секретаршей; детей – двух белокурых парней тринадцати лет; верного, но абсолютно бестолкового кокер-спаниеля с кудрявыми ушами. Бросить всё и всех и уехать с ним на край света. Начать жизнь с чистого листа.

Вся драма разворачивалась перед моими желтыми, как янтарь, глазами. Я с жадностью вчитывался в их длинные сообщения, больше напоминавшие строки любовного романа, и с нетерпением ждал развязки. Дож-ждался.

— У меня муж, дети, я люблю их. Я не могу их бросить. Я должна… — всхлипывает Ева. Я не знаю, как её зовут, просто нравится это имя.

— Ш-ш-ш, — тише, — твой муж изменяет тебе не только с секретарш-шей, но и с гонконгскими ш-шлюхами. Ты хочешь хранить верность человеку, который не верен тебе?

— Нет, — ее голос автоматический и холодный, как моя кожа.

— Твои дети достаточно взрослые. Совсем скоро они обзаведутся собственными семьями. С-скажи, ты хочешь, чтобы они были так же несчастны, как ты? — спускаюсь ниже, свисаю и с интересом заглядываю ей в лицо. Она бледнеет, но не отстраняется.

— Нет.

— Скажи мне, Ева, когда в последний раз ты чувствовала себя счастливой?

— Сегодня утром.

— А что было с-сегодня утром?

— Я встречалась с ним.

— Разве это не ответ на все твои вопросы, Ева?

— Но я боюсь.

— С-страх – это иллюзия, созданная сильными людьми, чтобы слабые держались подневольной толпой. Ты видела, Ева, как пастушья собака охраняет стадо овец? Овцы боятся собаки, поэтому подчиняются. С-страх – это рычаг давления на рабов. Скажи, Ева, ты овца? Или, быть может, ты рабыня?

— Нет, но… я не знаю.

— С-сомнения порождают страх. Страх ведет к гибели. Прими реш-шение, Ева. Я слышал, что в такие моменты люди подбрас-сывают монетку.

— Монетку? — в её серых глазах блестит искреннее недоумение, — ты предлагаешь в таком важном вопросе положиться на монетку?

— Да. Выбери и подкинь. Пока летит – поймёш-шь, на какую из сторон надеешься больше.

Она задумчиво поджимает бледные губы, а я, чувствуя меж нами какую-то особую связь, спускаюсь еще ниже. Моя голова, плавно переходящая в тело, свисает с самых нижних ветвей дерева. Медленно двигаюсь по стволу вниз и ложусь на хрупкое женское плечо. Ева напрягается, натягивается, но не предпринимает попыток избавиться от моего общества. Это хорош-шо. Значит, она заинтересована в моём мнении.

Тем временем солнце медленно перекатывается за горизонт, его последние лучи прощально касаются зелёных листьев, травы и плодов. Ева вздыхает, подставляет бледные щеки порывам холодного северо-западного ветра и опускает голову. Я пригреваюсь на ее тощем, но тёплом плече. Мои жёлтые глаза прикрыты, но внимательны; закрой глаза и смотри.

В её ладонях блестит монета, изъятая из кармана, но не проходит и полуминуты, как медная подруга вновь скрывается в складках бежевого сарафана. В воздухе она так и не побывала.

— Я решила.

Медленно приподнимаю голову и тело; наши глаза встречаются на одном уровне. Смотрю внимательно, словно в душу заглядываю; изучаю. Потом поднимаюсь ещё выше, буквально на пару сантиметров, и теперь эта яблоня – наш зал суда, где Ева – подсудимая, а я – судья. Вы замечали, что скамья судьи всегда располагается выше скамьи подсудимого? Это для того, чтобы выделить неравенство, чтобы подсудимый сразу понял, где его место: внизу, под судьей, который решает его дальнейшую судьбу. Свобода или плаха, Ева?

— Ты прав. Я тебя послушаюсь. Я уеду с ним.

Если бы я умел улыбаться…

Экран ее «яблока» последней модели загорается, когда тонкие пальцы касаются кнопки. Она печатает нерешительное «да», назначает время и место. Я, лизнув холодной кожей её шею, ускользаю с худого женского тела обратно на дерево. Ева вздрагивает.

— Прежде, чем я уйду, скажи, — она поднимает голову, — это всё правда? Или это происходит у меня в голове?

— Конечно, это проис-сходит в твоей голове. Но почему это не может быть правдой?

***

Вот уже третий день подряд она приходит под тощую от зимних холодов яблоню, садится на припорошенную снегом землю и нервно крутит в руках телефон. История стара, как мир: строгие родители – шаг влево, шаг вправо, расстрел. Она их любит, но еще сильнее любит девушку, отношения с которой родители, воспитанные в суровых реалиях прошлого столетия, никогда не одобрят. Она хочет сбежать с ней, бросив родных, но не решается. Не решается, потому что знает: у матери – рак, и побег единственной дочери только усугубит болезнь.

— С-сделай это.