Роль ангоры в историческом осознании⁠⁠

Это продолжение. Предыдущая байка тут: Минутка о бандитах

Зима 1994-1995

Если сравнивать существование студента на исходе далёкого девяносто четвёртого года  с временем нынешним, то разница в уровне жизни, уровне доходов, будет не просто бросаться в глаза, она тебе эти глаза выдавит и размажет по всему лицу.

Мои родители в то время просто зашивались, для того чтобы купить еды и хоть  более менее одеть себя и нас с братом, и это при том, что отец был старшим  офицером некогда грозного (но стёртого уже в порошок) КГБ, а мама – доцентом. Денег катастрофически не хватало на жизнь, не то что на мои запросы. А запросы появились.

Во-первых, я всегда любил читать, а в это время появилось огромное количество книжных развалов, магазинчиков и даже книжных ларьков. Приезжая с учёбы домой я всегда заходил в пару тройку таких и рассматривал , откладывал в уме к приобретению , когда будет возможность что то новое. Фантастика и фэнтези. Но не такое как сейчас, типа «Сталин в сорок первом надирает задницу Адику, а потом на боевом звездолёте распинывает сраки эльфам из Валинора», а Желязны и Ле Гуин, МакКефри и Нортон, Муркок и Прачетт.  Нет, не спорю, сейчас тоже есть достойные и очень интересные вещи, но в основном ведь полки и литературные сайты завалены ширпотребом, жижей для мозгов. Книги стоили денег. Не таких охулиардов, за которые продают свои книжки сейчас популярные блоггеры или гламурные тётки, но  денег немалых для нищеброда-студента.

Во-вторых,  в это время в городе начали появляться брендовые магазины. В самом центре открыли дорогущий магазин с продукцией настоящих «Адидас», «Рибок», «Мустанг» и «Рэнглер» (это потом их разделили на спортивное и кэжуал, тогда продавали всё вместе). Стоило там всё неимоверно дорого, цены были написаны в «условных единицах», но у моих однокурсников зачастую появлялись вещи оттуда. Я же заходил в этот магазин как в музей. Запах новых кроссовок до сих пор числится одним из моих любимых.

Ну а в-третьих, это стандартные для студента-второкурсника траты. «Пиво, девки, рок-н-ролл». Живи ими, или умри в отстое.

Короче мне нужно было бабло.

А если есть проблема, то найдётся и её решение. Вокруг были девяностые, время просто созданное для того, чтобы торговать и пиздить. Этим я и начал заниматься.

Один из моих друзей из однокурсников имел чётко выраженную коммерческую жилку. Этой зимой он, имея кое-какие накопления, которые создал, барыжа после учёбы долларами у пустующего Дома Офицеров  в центре города, решил делать «бизьнесь». Устав отбиваться от конкурентов и всевозможных «крышевателей» из числа как бандитов, так и пэпээсников,  он арендовал на городском рынке небольшой контейнер, и тамагочил рынок на предмет наиболее трендовых товаров для реализации своей маркет-стратегии. На тогдашнем языке это звучало как «найти то шмотьё, которое проще всего впарить лохам». Товарищ не мог тащить этот стартап в одиночку и, в целях траблшутинга, привлёк меня, и третьего нашего коворкера (Простите меня за тупорылый новояз, но я не могу себя остановить. Вся эта история будет пропитана им в связи с моим устоявшимся отношением к тем, кто использует данное щебетанье, как к редкостным долбоёбам) в качестве стаффа с нетабуированными костами (рабов на зарплатах от выручки).

В качестве объекта продаж, был выбран самый-самый ходовой тогда зимний товар, прямо писк сезона, женские капоры, шарфы и перчатки из ангоры. Для пропустивших эти наимоднейшие высеры девяностых поясню: капор – это такая шерстяная труба, которую надевают на голову, и в которой хлебало выглядит как рыло хомяка, вылезающего из норы. Ангора – это такой материал, то ли из козы, то ли из кролика (мы использовали обе стратегии для увеличения воронок продаж), который якобы привозили из Турции в клетчатых сумках оптовые элитные челноки, сокращённые офицеры-лётчики ГСВГ  (так и было, но только для зажратых москвичей), а на самом деле шили вьетнамцы без паспортов в подвалах общежития медицинского института под присмотром старого одноногого еврея.  Не удивлюсь, если узнаю что на шерсть переводили местных котов, в изобилии обитавших в этом же подвале.

Капоры, шарфы и перчатки выпускались комплектами, красились в безумные бордовые, синие и зелёные цвета и на выходе стоили копейки, а продавались нами с тройной наценкой. Перед покупкой новой партии одноногий еврей забесплатно даже предлагал сэмпл, который можно было втюхать за «у.е.» как эксклюзив, какой-нибудь пятидесятилетней торговке на рынке.

И мы вонзились в продажи.

Я запомнил зиму девяносточетвёртого-девяностопятого, как очень холодную, суетную и с огромным количеством красных женских лиц, на морозе натягивающих огромные шерстяные носки с дырками на головы. Наш тайминг распределялся так: «гена» новорождённого стартапа приходил на рынок к восьми утра и открывал контейнер. Дальше он подбивал вчерашнее заработанное, изучал вчерашние кейсы и факапы, составлял фрэи для внешних аудиторов из числа бандитской группировки, державшей рынок. А так же устанавливал для нас Ки-Пи-Ай, который писал мелком на двери контейнера.

К полдесятому он сваливал на учёбу, и его подменял я, пропускающий вторую и третью пары. Я работал до полпервого, после чего до трёх меня сменял наш третий участник бизнес-марафона, который и закрывал контейнер.

Таким образом у каждого из жизни вылетало по две пары, однако маржа была «в три конца».

В железном контейнере было адски холодно, из еды перепадал только кофе пойло «три-в-одном» (сахар, пыль бразильских дорог, снова сахар и детское питание «малыш»), приходилось всё время быть на ногах (капоры пользовались спросом и свечки продаж только росли), однако цель оправдывала средства -  за зиму я заработал неплохие деньги, такие, что смог приобрести весь издающийся цикл книг «Fantasy» в суперобложках, кожаную куртку «пилот» и вожделенные чёрные с белым кроссовки «рибок» за двести тридцать убитых енотов. Кроме этого, я иногда приносил домой вкусняшки, чему очень радовались родители. И даже с этими тратами я накопил к весне долларов триста.

Убили мой экспириенс в активных продажах три вещи. Первая это весна. Бабки у меня были, и с наступлением тепла мне категорически расхотелось работать, а захотелось любви и алкоголя. В эту копилку внесло свою лепту то, что наш лидер к весне перешёл на продажи  леопардовых лосин, которые покупали в основном дамы в возрасте и видеть целлюлитные жопы на подстеленной картоночке мне было невмоготу. Вторым выступило то, бизнес стал мешать учёбе, курсовая сама себя написать не могла. Пришлось выбирать. Я выбрал науку.

Ну и третьим фактором стала появившаяся возможность получать пассивный доход ( я же писал выше про «пиздить» вот это оно и было).

На первом курсе меня сделали старостой курса. В целом это обозначало один гемморой: мне надо было вести отчёты по присутствовавшим, проставлять больных и отсутствующих (это, кстати давало мне и бизнес-партнёрам возможность пропускать лекции), выдавать по ведомости стипуху и участвовать в качестве представителя курса в студенческой общественной деятельности. (которой почти и не было, ибо люди выживали и было не до этого).

И вот, перед сдачей второй , зимней сессии, нам объявили что грядут нововведения со стипендией. Разрушающаяся страна стала экономить деньги и начала, разумеется, не с олигархов, а с самых богатеев: пенсионеров и студентов. Нам было объявлено, что теперь стипендию будут получать только студенты, сдавшие сессию на четыре и пять. Троечники получать стипендию уже не могли. В обязанности же старост, включили по итогам сессии составлять таблицы по всем студентам, которые полагалось сдавать в деканат и по которым начислялась дальнейшая стипендия.

В первый раз я фишки не просёк.  Я доблестно составил таблицу после сессии, указав в ней все предметы, всех однокурсников и все оценки полученные ими. Поскольку я делал это в том самом контейнере, постоянно отвлекаясь на показ капоров покупательницам, я сделал ошибку. Одной из однокурсниц по отечественной истории я в таблице поставил «пять» вместо «три».

И уже в январе подохуел возле кассы, имея на руках помимо своей ещё и её стипендию, с которой однокурсница уже рассталась. Признавать ошибку и отдавать деньги, на которые никто не претендует? Да хуй там плавал. И с этого времени пошли «сплошные флэш-рояли». Каждую сессию я «ошибался», ставя хорошую оценку одному или двум «троечникам». Никто, кроме государства не был в обиде. Схема работала вплоть до четвёртого курса, когда меня выпиздели со старост, за похуизм при международных контактах (об этом позже). Схемой я не горжусь, по факту это растрата, экономическое преступление, но это были девяностые, я был студентом, мне было похрену и я выживал как мог. Такие дела.

Исторический фон

Зимой девяносто четвёртого-девяносто пятого годов хедлайнером всех новостей в России стала война. Очередной осколок развала СССР, проявление гражданской войны, которая то тлеет (на Кавказе) то полыхает ( по всей линии соприкосновения на Украине) по сей день. Тогда у меня и у моих ровесников были неплохие шансы оказаться на этой войне.

Началось всё 14 декабря, когда федеральные войска ( «федералы» как их презрительно называли тогда ныне свалившие за рубеж журналюхи) вошли в Чечню. Алкопрезидент, посидев на диете из сухого винишка пару дней, даже смог предъявить Джохару Дудаеву, рулившему тогда Чечнёй типа ультиматум. Тот, рассчитывая на заграницу, послал опойку на три русских буквы.  И понеслось поехало. Воевали тогда не добровольцы за денежку, а срочники за еду. Несмотря на это двигались быстро, к 28 декабря захватив основной опорный пункт всех военных в дальнейшем – Ханкалу. ( Торгуя капорами в контейнере, я даже не думал, что и мне случиться как-то раз посетить это место в серой форме с капитанскими звёздами). В новогоднюю ночь штурмовали Грозный.  В ответку нам устраивали теракты, в Москве были взорваны бомбы в Московском государственном педагогическом университете, физико-математической школе № 354, в гостинице «Метрополь» и трансформаторной подстанции № 510 «Мосэнерго». Но при этом количестве жертв не было. После взрывов милиция получила ультиматум от «группы офицеров» о выводе войск из Чечни. В феврале Джохар со своими свалил из Грозного и ушёл в горы, где и началась долгая и страшная война.

Помимо войны по стране шахтёры стали стучать касками по рельсам от голода. До сих пор не понимаю, почему они стучали касками по рельсам, а не по головам приватизаторов своих шахт.

На шахтеров и студентов денег не было, а вот на восстановление символов нового нашли: в январе стартовало начало работ по восстановлению Храма Христа Спасителя в Москве.

Наши бывшие наши, а теперь совсем не ненаши из самой медленной из всех прибалтийских тигров страны, приняли закон «О языке». Ну то есть свой язык он типа хороший, а другой типа говно. Из таких законов и вырастают потом писальщики на памятники со шпротой в зубах.

Что ещё? Вышел «Майор Пэйн». «Сейчас я расскажу тебе сказку про паровозик, который смог». Сони выпустила самую первую плойку.