Проклятое призвание. 12. Широкий круг общения⁠⁠

Сложно быть рядом с русской принцессой,

Так много стресса, так много стресса.

Мне среди друзей твоих тесно,

Но так интересно, так интересно.

«Электрофорез»

Как-то, пребывая в депрессивном состоянии и тщетно пытаясь подобрать Вику адекватную замену, я блуждала в виртуальной путине, добавляя в друзья всех парней со схожими интересами. Один из них, темненький и симпатичный, осторожно поинтересовался целью знакомства. «Чем я обязан чести оказаться в кругу твоих многочисленных друзей?» На что я не менее осторожно ответила: «Расширяю круг общения». «Да, кружок в 10 к человек просто душит своей теснотой».

Я оценила юмор, однако общение дальше не пошло. Судя по всему, у паренька уже кто-то был, да и я, будем честны, вовсе не была потрясена знакомством.

Фразочка тем не менее засела в памяти.

И правда, у меня был широкий круг общения.

Кого там только не было! В основном художники, конечно, собратья по разуму. Любители живописи – само собой. Их было много, но столь плотно я с ними не контактировала. Вообще мастера и заказчики вовсе не столь уж тесно спаянное единство. Иногда я искренне удивлялась тем, кто покупает мои картины (или просто лайкает оцифрованные копии в соцсетях). Среди них попадались очень разные люди, и далеко не все из них были мне симпатичны.

Еще были музыканты, писатели, ребята, которых я знала по местному книжному клубу и геймерскому форму. Знакомых из «реала» было не столь уж много – весь этот творческий движ с моей страницы был им не особо интересен. Если ты рисуешь чуть ли не с младенческих лет, у тебя формируется репутация «двинутого», и нормальные люди просто обходят тебя стороной. Они не понимают твоих интересов, жажды странного, а ты не очень понимаешь их. Более того, вы не очень хотите понимать друг друга…

Равнодушный игнор – не худшая поведенческая стратегия. Агрессия и стремление уничтожить противника намного хуже.

Впрочем, значимых людей, тех, с кем я общалась регулярно, было не так много.

И в виртуальном пространстве никто не способен поддерживать отношения с сотней или тысячью корреспондентов. Да и даже публичной личностью мало кто будет интересоваться настолько глубоко, чтобы писать изо дня в день годами. На такое был способен герой Куприна, Желтков из «Гранатового браслета», но вопрос о его психической полноценности остается открытым.

Даже поклонники (а у меня их было, конечно, не столько, сколько у певиц, актрис, популярных блогерш) в сущности пишут не реальному человеку, а некоему искусственному образу. Что-то можно рассмотреть по картинам, фотографиям, записям в инернете, но понять человека до конца все-таки нельзя. И часто я ловила себя на ощущении, что, разговаривая со мной, люди как будто обращаются к кому-то совсем другому, тому, кого здесь нет.

Какой-то придуманной Нете.

Я-то знала, что я совсем другая, не та, что обо мне думают.

Не настолько добрая, хрупкая и нежная, как это могло бы показаться по фотографиям…

Те, кто внимательно рассматривали мои картины, конечно, понимали многое, но все-таки совсем не все.

Да, они приближались к тому, что составляло мой внутренний мир, мою душу, но все же никогда не постигали их до конца… Больше того, часто устаревшие сведения казались откровениями сегодняшнего дня…

Я была так устроена, что, закончив какой-то проект, очень быстро к нему остывала. Буквально через месяц-другой он казался мне чужим, как будто и не моим. А то, что было сделано лет пять назад, уже и вовсе отдалилось до областей почти неописуемых…

Иногда, рассматривая старые картины, я искренне поражалась тому, что могла когда-то так рисовать, так чувствовать.

Все, произошедшее давно, происходило как будто и не со мной. С другим человеком.

Какой же была я на самом деле? Если отвлечься от масок и образов виртуального пространства?

Свободной.

Независимой.

Цельной.

Твердой, как алмаз, и равнодушной, как река, скованная льдом.

Не нуждавшейся ни в ком – даже в тех, кто надолго удерживал мое внимание.

Ни в мужчинах, ни в женщинах, ни в друзьях, ни в подругах.

Кого же, кого же на самом деле любит Нета?

Да никого.

Только чистый холст – и то, что на нем будет написано.