Премьера. Военная Рождественская история. Рассказ⁠⁠

Это рассказ основан на реальных событиях, но это рассказ - художественное произведение...

Приятного чтения.

- - - - - - - - - - -

Отрывок из письма ...

От кого: Чарли Брауна. Великобритания.

Кому: Францу Штиглеру. Германия.

Я не могу написать тебе в письме «мой дорогой друг», потому напишу тебе «коллега» ...

Меня зовут Чарли Браун. Эта история произошла со мной и тобой в канун Рождества, в декабре сложного для наших стран 1943 года.

Я был командиром американского бомбардировщика B-17 (экипаж состоял из десяти человек, на борту было двенадцать пятьсотфунтовых бомб), который в составе 379-й бомбардировочной группы шёл над Северным морем. Наша цель – разбомбить авиационный завод «Фокке-Вульф». На боку моего самолёта красовалась разрисованная кружка пенного пива, я любил рисовать в свободное от полётов время.

На восходе солнца наши самолёты попали под обстрел ваших немецких зенитных орудий. Огонь был плотным. Очень плотным. Один из снарядов разорвался прямо по курсу моей «Летающей Крепости» и осколки повредили носовое остекление B-17.

Никто из моего экипажа не пострадал, но внутри (как и снаружи) температура стала минус пятьдесят (по Цельсию). Но это было только начало истории. Потом последовали другие разрывы ваших немецких зенитных снарядов, которые повредили нам два из четырёх двигателей самолёта. Я жив до сих пор, «коллега», и потому ты понимаешь, что я стойкий орешек был и есть, потому, несмотря на серьёзные повреждения B-17, мне удалось дотянуть до цели и сбросить на немецкий завод свои бомбы.

Задание выполнено. Дали команду всем идти обратным курсом – домой! В нашей группе повреждения были у всех самолётов, но очень серьёзные травмы получили только два самолёта – мой и ещё один. У Макса Шилдена горели два двигателя.

Наши самолёты начали отставать от основной группы.

Я увидел, что бомбардировщик Макса пытается с помощью различных манёвров сбить пламя.

Мы с Максом остались в небе одни. Два раненных бронированных лебедя. Пока спасала облачность, но разрывы в облаках становились чаще и в какой-то момент облака исчезли совсем. Потому идущих прямо к нам с десяток «фоккеров» FW–190 мы увидели издалека. Через мгновение рядом с ними появилось несколько «мессеров» Bf–109. Мы приготовились к бою. Боезапас у всех стрелков был полным. Всё было по инструкции – подпустили на прицельную дальность наших пулемётов и открыли по ним огонь. Верхний стрелок попал в один из немецких истребителей – он задымился. Мы сделали резкий манёвр, что-то типа тарана, и второй «мессер» попался на нашу приманку и паникуя попытался избежать лобового столкновения с нами и попал под огонь носового стрелка.

Рядом сражался Макс. Я видел, что ему тоже удалось повредить один «мессер» и прострелить хвост «фоккеру». В какой-то момент он исчез из поля моего зрения. Чуть позже штурман доложил, что увидел внизу и правее вспышку от двойного взрыва на земле ... Так взрываются при столкновении с землей только В-17 ...

Наш самолёт остался один на один с кучей немецких самолётов.

Минус два истребителя было занесено в бортовой журнал.

Два «мессера» повисли у нас на хвосте и в самый ответственный момент мне докладывает хвостовой стрелок о том, что замёрзла смазка поворотного механизма в нижней турели, на которой поворачивался по осям хвостовой пулемёт (напоминаю тебе «коллега», что лобового стекла у нас всё ещё не было и в салоне самолёта температура потихоньку приблизилась к минус шестидесяти ...

Мы увидели вспышки залпов немецкого истребителя, который в упор решил покончить с нашим бомбардировщиком ...

Стрелок погиб на месте. Был изрешечён хвост, сметен руль направления, заклинило руль высоты ... Самолёт начал заваливаться набок и уходить в пике ... «Мессеры» дали ещё один залп на прощание. Все выстрелы попали в цель. Ими было убито два члена экипажа, повреждён еще один двигатель (третий из четырёх) и пробит мой кислородный баллон. «Летающая крепость» начала снижаться по спирали, потому что руль был мёртв. Мы дымили уже тремя моторами и теряя высоту начали быстро приближаться к земле. Я задыхался, но пытался удержать машину ровно, но повреждение руля делало это практически невозможным. Кислородное голодание сделало своё дело – я потерял сознание. На отметке четыре тысячи футов я пришёл в себя. Мы падали также по спирали и всё также обильно дымили тремя подбитыми моторами. Немецких истребителей, рядом не было видно. Видимо они нас уже мысленно похоронили и улетели. Дыхание восстановилось, и я немедленно налёг всей своей массой на штурвал, пытаясь выровнять нашу раненую машину. И мне это удалось. Руль расклинило (потом мне наш механик рассказал, что это было самое настоящее чудо), и самолёт из пике я вывел на высоте три тысячи футов (912 метров – прим.автора). Самолёт выровнялся и начал потихоньку набирать высоту, но выше восьми тысяч футов один двигатель тяжелую машину поднять не смог. Повреждения были видны невооруженным глазом – мы были похожи на решето с одним работающим двигателем. Из экипажа не ранен был лишь я один. Убитых – трое. В сознании тоже – только я. Взял курс на Англию ... Бортовое время 15.02. Но, чтобы вернуться домой, надо преодолеть «Атлантический вал», так называлась немецкая линия обороны.

На высоте это было еще можно сделать, ну, или ночью. Но с одним двигателем и белым днём наш тяжелый самолёт был не способен подняться выше, чем летел сейчас, это было невозможно ...

Мы превратились в медленно летящую лёгкую для зениток добычу ...

Я начал молиться, потому что спасти меня, моё летающее решето с нарисованной на боку кружкой пенного пива и мой раненый экипаж, могло только чудо ...

- - -

Отрывок из письма ...

От кого: Франца Штиглера

Кому: Чарли Брауну

Меня зовут Франц Штиглер, я лётчик. Воевал я на прекрасном немецком самолёте–истребителе. Уважаемый «коллега», тот день начинался как обычно. К нам с утра уже пришли посылки из дома с открытками и различными подарками – начиналось Рождество! Аэродром базирования располагался недалеко от Йевера. Несколько боевых тревог, вылет с одним коротким боем, в котором мы сбили два американских бомбардировщика В–17, один из них был записан на мой счёт, отличительная особенность которого была заметна издалека – кружка пива на боку. Но на базу вернулись не все истребители из нашей эскадрильи. Два было сильно повреждено и два сбито. Экипаж успел покинуть самолёты. О месте приземления наших лётчиков я доложил наземным службам.

И вот, не успев приземлиться и доложить командованию о сбитых самолётах, вновь прозвучал сигнал тревоги и доклад о том, что замечен низколетящий бомбардировщик В–17, возможно сбившейся с курса или идущий на выполнение одиночного задания. Хотя один и в такое время дня – это сродни самоубийству, но времени на раздумье не было, и я запрыгнул в самолёт и, получив разрешение на взлёт, посмотрел на время – было 15.00. Я был суеверный, как все лётчики, и никогда не вылетал на свободную охоту в точное время. Ну в такое, когда минутная стрелка показывала ровно вверх. Выждал несколько минут и вот мой «сто девятый» легко взмыл в небо, которое было покрыто небольшими облаками.

Несколько дней назад я сбил очередной B-17, сегодня ещё один и теперь мне не хватало одной победы в воздушном бою до Рыцарского креста.[1]

Сбив очередную «Летающую крепость», я честно заслужил бы свою очередную, но теперь уже высокую награду.

Я поднялся на предельную высоту и сразу же обнаружил В–17.

Он летел медленно и дымил тремя из четырёх своих двигателей.

Я начал атаку, зайдя бомбардировщику в хвост, но сразу обратил внимание, что во-первых – из кабины хвостового стрелка бомбардировщика никто не стреляет в мою сторону, а во-вторых – у него на боку нарисована пивная кружка!

Я прекратил атаку и решил выяснить всё на предельно близком расстоянии. Подлетев ближе, я понял, что это тот самый самолёт, за который я уже отчитался, как за лично сбитый мной. Как он выжил – я не понял и предположить не могу до сих пор. Я расстрелял его в упор, я видел, как его прошивали насквозь мои очереди, и я видел, как он свалился в пике и полетел к земле – превращаться в погребальный костёр. Жаль, что в Рождество, но это война. Тут не до сантиментов. Или ты, или тебя. Описывать повреждения этого изрешечённого самолёта – время терять. В нём было продырявлено всё: хвост, крылья, кабины без стёкол, двигатели дымят, рули и тяги высот явно прострелены и не работают, обшивка отслаивается и отлетает. Видел, что лётчик регулирует высоту полёта бомбардировщика скоростью. И удерживает машину неимоверным усилием и мастерством в горизонтальном полёте одним выжившим двигателем. Экипажа я внутри не видел, хотя знаю, что их там десять человек. Я продолжил сближаться с вражеским самолётом и еще раз пролетел вдоль машины противника. Я не верил своим глазам. Это на самом деле была именно она, сбитая мной «пивная кружка», но каким-то чудом выжившая в канун Рождества ...

И тут я увидел тебя, «коллега», и через мгновение мы уже смотрели друг другу в глаза. Богу оказалось угодно, чтобы ты не разбился. Другого объяснения нет и не было.

Вот так мы с тобой и познакомились. Второй раз сбивать я тебя уже расхотел. Ты выжил вопреки всякой логике и всему тому, чему меня учила война и училище. Когда-то мне мой отец рассказал, что, если в твоей жизни что-либо случается такое, что бросается в глаза – задумайся. Это Знаки свыше, и они именно для тебя, сынок, и не для кого больше. Я задумался. По очевидному докладу я уже сбил В–17-й с пивной кружкой на боку. Теоретически их может быть и два. Но это невероятный случай и теперь я хочу сохранить тебе жизнь. Ещё не знаю как, но хочу. Ну ладно, я отпущу тебя здесь, но как я объясню своему командованию то, что я не смог с тобой справиться? Ну, допустим не нашёл, но впереди, через несколько десятков километров было то, через что тебе, англичанин, не перелететь – это «Атлантический вал». Там зенитных установок больше, чем в данный момент дырок на твоём самолёте, англичанин, тебя собьют, собьют без всяких сомнений, тем более курс ты держал прямо в самый их центр скопления! Это всё я объяснял тебе жестами. И, когда понял, что тебе понятны мои жесты, предложил сесть на наш аэродром. По нашим договорам мы хорошо обходились с американскими военнопленными ...

В тот момент мне показалось, что я смог прочитать твои мысли. Тут рядом с тобой появился раненый штурман. Увидел и его удивлённый взгляд. Он смотрел, то на карту, которую держал в окровавленных руках, то на меня. По его глазам я догадался, что он тебе, «коллега», тоже сообщил, что на такой высоте и в такое время шансов на успех вашего перелёта нет. Совсем нет ...

- - -

Отрывок из письма ...

От кого: Чарли Брауна

Кому: Францу Штиглеру

...Сначала я примерился с судьбой. Я наблюдал, как подлетает немец, видел, скорее чувствовал, что он заходит сверху и сзади ко мне в хвост, но я упорно вёл самолёт, на пределе работы единственно оставшегося в рабочем состоянии, двигателя.

Потом, когда уже должны были прозвучать звуки прощального залпа, а их всё не было, я начал соображать. Ведь были некие очевидные причины не сбивать нас, но я пока не понимал какие. Не понимал, пока не встретился взглядом с этим немецким лётчиком, с тобой, «коллега». Когда встретился, то я всё понял. Не знаю как, не знаю почему, но мне открылись твои помыслы. Так я думал, «коллега», в тот момент истины для меня. Ведь для меня наше спасение тоже было неким чудом, Рождественским чудом, произошедшим в самый канун Рождества Христова!

Я увидел твои жесты, понял их смысл и принял для себя решение – в плен не сдаваться. И у меня были на то причины. Веские причины. Через мгновение, после принятия этого решения очнулся штурман Джон Хигс. Он раскрыл своими окровавленными руками карту. Мы вместе посмотрели то, что находится под нами, и то, что будет ожидать нас впереди, буквально через несколько километров. Спасительной облачности не было. Был ясный и солнечный декабрьский день, но через несколько мгновений нас должны заметить немецкие зенитки, и тогда наступит конец, если не произойдёт ещё одно чудо, если не произойдёт чудо ... Так повторялось у меня в голове без остановки ... Не много ли чудес для одного экипажа В-17? Так не бывает. Так не бывает ...

Самолёт сильно трясло, нас со штурманом тоже трясло, только не от холода, а от нервной дрожи. Холод мы не замечали – не до него было, хотя ледяной ветер давно оставил нас без единой капли тепла, ведь ещё на пути к цели у нас осколками от разрыва зенитных снарядов смело всё остекление кабины. Единственный выживший двигатель ревел на максимальных оборотах. Рули толком не слушались. Куски обшивки с крыльев и хвоста постепенно отслаивались и исчезали в небе срываемые ветром. Самолёт понемногу терял свой облик и обнажал свой скелет. Штурман доложил о трёх убитых и о пяти тяжело раненых и находившихся без сознания. Сам он был ранен осколками в плечо и ногу. Я почему-то понимал, что от немецкого лётчика можно не ждать подвоха. По его неуверенному взгляду понял, что мы для него стали ценностью, но не как пленники, а как некое привидение ... точно, я видел такой взгляд в детстве, когда мой старший брат прибежал ко мне со странным выражением глаз и сказал, что увидел в заброшенном крыле нашего большого дома некое существо, которое по всем признакам походило на приведение ...

Или по причине Рождества ...

И тут меня осенило – это был тот же лётчик, который уже сбил нас некоторое время назад. Это именно он и он абсолютно был уверен, что мы уже покойники. Вот такие мысли были у меня в голове, «коллега», и я оказался прав.

Сначала мы со штурманом увидели одновременно на горизонте очертания «Атлантического вала», потом одновременно повернули голову в сторону немца – он не улетал, хотя должен был отлететь в сторону и оставить нас на растерзание зениткам. Потом я опустил голову вниз и увидел среди битых стёкол потрёпанную фотографию своей невесты – Лиззи (я её хранил приклеенную к лобовому стеклу), я не расставался с ней никогда! Наше знакомство было очень необычным. И я хочу тебе, «коллега» рассказать об этом, и ты поймёшь меня и почему я не хотел сдаваться в плен. Когда я учился в Королевском военном училище[2] в Сандхерсте, то курил табак, а по всему Сандхерсту стояли маленькие табачные лавки. Покупал я как-то сигареты и мне продавщица (леди в возрасте) даёт сдачи существенно больше денег, на порядок больше, чем надо. Я с извинениями (чтобы не причинить моральную боль по отношению к возрасту и плохому зрению, ведь леди в возрасте) указываю на ошибку в выдаче сдачи, как следствие получаю поток благодарности, правильную сдачу и ухожу. Потом были учебные полёты, потом мы объявили войну Германии,[3] потом первые боевые задания, и вот спустя несколько месяцев, в канун Рождества, год назад, я опять иду за сигаретами в туже лавку. Вижу леди в возрасте, здороваюсь, протягиваю деньги, и тут случается то, что даже меня, уже немного боевого летчика, привело в оцепенение! Леди в возрасте хватает меня за руку и кричит «это он!». Я не знал, что думать, пытаясь вспомнить, на кого из преступников, которых я недавно разглядывал возле полицейского участка, я был похож. И тут леди в возрасте выходит из лавки и за руку выводит светловолосую девушку просто неземной красоты, с голубыми, как небо глазами, и знакомит меня с ней. Как потом прояснилось, леди в возрасте своей внучке достойного мужа искала. Я её поразил своей порядочностью, ну а дальше, дальше ждали они меня вместе и ежедневно почти два месяца, ну и дождались! Теперь Лиззи уже, как год моя невеста, и мне нельзя в плен, немец! У меня свадьба через две недели! И я показал тебе всё это жестами, и показал обручальное кольцо на своём пальце и фотографию своей невесты ...

Ты на всё это внимательно посмотрел и куда-то исчез. Я понял, что ты нас бросил на растерзание зениткам, которые уже были видны невооруженным глазом. Они были прямо под нами. Ты, «коллега», пропал из моего поля зрения ... Тебя не было ни сверху, ни слева, ни справа ...

И вот мы летим над самым логовом немецких зениток, видим их повёрнутыми в нашу сторону, но по нам никто не стреляет. Никто!

Я не поверил в такое, не поверил бы, что такое чудо вообще возможно! Как они нас могут не видеть? Это невозможно, или это таки ещё одно чудо, Рождественское чудо ... не может быть!

И вот мы уже летим над синей морской гладью, которая переливается на солнце всеми цветами, от ярко синих, до фиолетово-красных, и тут я замечаю под нами на морской ряби тени от самолётов. Не одну тень от нашего, а две. Но где второй самолёт? Почему я его не вижу? Я сошел с ума? Но штурман тоже не видит, а по двое и одновременно с ума не сходят! ...

Отрывок из письма ...

От кого: Франца Штиглера

Кому: Чарли Брауну

...Я увидел, как нас засёк самолёт-разведчик, но я корпусом своего истребителя прикрыл английский бомбардировщик полетев какое-то время чуть впереди и сбоку от тебя, «коллега», и разведчик успокоился, увидев мои кресты на хвосте и крыльях, и исчез за горизонтом бороздить просторы океана дальше.

Теперь оставалось самое сложное – зенитки.

Я увидел фотографию твоей невесты, не рассмотрел в деталях, но по длинным и белокурым её волосам понял, что она необычайна красива. Понял, глядя на обручальное кольцо и, если я правильно прочитал твои жесты, что свадьба у вас состоится самое ближайшее время, в Рождество или в самый канун Нового 1944 года, если ты долетишь, если я тебя спасу ...

Понял, что не стоит пытаться принуждать тебя к посадке на немецкой территории, ну или хотя бы заставить свернуть в сторону Швеции — где бы твой экипаж и тебя интернировали на Родину, через какое-то время. Тебя спас Бог, спас в своё Рождество, и я просто обязан выполнить такое странное господне поручение и доставить тебя живым к своей невесте, обязан ...

Я сделал манёвр и пристроился под брюхом твоего медленно летевшего «летающего танка». Потом прикинул примерный размер твоего самолёта и своего и опустился на пятьдесят метров ниже. Таким образом для зенитчиков открылась картина, что летит один самолёт и он свой. Кресты на моих крыльях должны их в этом убедить. Небольшая облачность дополнила наш успех. Дело было сделано. С Рождеством, поздравил я мысленно и себя и тебя, «коллега», с Рождеством!

Уже над морем я выбрался из-под твоего брюха, подлетел к тебе, посмотрел в твои удивлённые глаза, отсалютовал и изменив направление движения пошел в сторону своего аэродрома ...

- - -

Отрывок из письма ...

От кого: Чарли Брауна

Кому: Францу Штиглеру

...Я увидел, как справа от меня появился твой истребитель, и понял, что это была за тень, и что это было за чудо. Чудо, Рождественское Чудо – это был ты, «коллега». Отсалютовав и показав жестом, чтобы я провёл достойную свадьбу и не расстраивал своим отсутствием невесту, ты улетел. Надеюсь, немец, мы с тобой не встретимся в бою, ведь мне придётся тебя убить, а тебе меня, это уж, как кому повезёт, чёртова война, – подумал я ...

Моя «пивная кружка» дотянула до берега Англии, и я смог посадить умирающий самолёт без особых приключений.

Truth is stranger than fiction (перевод с английского: Правда более странная чем вымысел – прим.автора), да и шила в мешке не утаишь, потому командир эскадрильи собирался вместо награды, наказать нас, пообещал, что когда мы все выйдем из госпиталя, посадить нас под арест, за слухи, которые распространились, сначала по полку, а потом и по всей Англии, что нас спас от смерти немецкий лётчик-истребитель ...

В итоге всё было приказано засекретить. И всем сообщить, что вылета с «пивной кружкой» вообще не было.

Послесловие:

Чарли Браун и Лиззи Мэлтон благополучно поженились в январе 1944 года.

Чарли закончил войну живым и здоровым.

О количестве их детей точной информации нет.

Франц Штиглер тоже благополучно приземлился возле Бремена, но по понятным причинам никому ничего не рассказывал. Иначе ему вместо Рыцарского креста, который он получил чуть позже, грозил бы суровый показательный военный суд – трибунал.

После окончания войны они нашли адреса друг друга, потом какое-то время переписывались, и даже один раз встретились, но это уже следующая история ...

- - -

[1] Аналогом звания Героя Советского Союза в германской наградной системе является Рыцарский крест Железного креста. Он имел пять степеней, высшая из которых Рыцарский крест Железного креста с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Ею был удостоен всего один человек – летчик-штурмовик полковник Ганс-Ульрих Рудель, получивший эту награду 29 декабря 1944 года. Рудель, последние месяцы войны летавший с одной ногой, удостоился высшей степени Рыцарского креста за 2530 боевых вылетов и 9 сбитых самолетов. По советским меркам он соответствовал двум нашим асам – полковнику Александру Покрышкину, сбившему 59 вражеских самолетов, и майору Ивану Кожедубу, сбившему 62 (по другим данным – 64) немецкие машины. Правда, они были летчиками-истребителями, а не штурмовиками. Но именно летчики составляли значительную часть награжденных как «Золотой Звездой» Героя, так и Рыцарским крестом. Повторных награждений у немцев было гораздо больше. Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами (это как у нас четырежды Герой Советского Союза) получили 27 человек, а исключая Руделя – 26

- - -

[2] Королевская военная академия в городе Сандхерсте (англ. Royal Military Academy Sandhurst) — британское военное высшее учебное заведение в графство Беркшир, Англия.

- - -...

[3] За весь период боевых действий и военных противостояний на всей планете Земля во Второй Мировой войне, официально объявление войны сделали государства Англия и Франция – Германии, в рамках договора с Польшей, после начала вторжения в Польшу Германии 1 сентября 1939 года. Больше ни одна из воюющих сторон, ни одна страна, повторюсь, никто и никому войну не объявляла, вплоть до окончания военных действий в сентябре 1945 года