После добродетели⁠⁠

"После добродетели" Аласдер Макинтайр

В самом начале Макинтайр предлагает своим читателям представить что наука исчезла

«Представим, что естественные науки внезапно исчезли в результате катастрофы. В целом ряде несчастий, постигших окружающую среду, общественное мнение обвинило ученых. В ходе всеобщих беспорядков были разрушены лаборатории, толпа линчевала физиков, книги и инструменты были уничтожены. Власть захватило политическое движение ЗА НЕЗНАНИЕ, вынудившее прекратить преподавание науки в школах и университетах, заключив в тюрьму и казнив оставшихся ученых». Позднее наступило отрезвление, «просвещенные люди» попытались возродить науку, хотя по большей части было забыто, что это такое. В их распоряжении остались фрагменты научных знаний и оторванные от теоретического контекста эксперименты. Тем не менее это стало основой возрождения множества практик с воскрешенными названиями физики, химии и биологии. Дети усердно изучали сохранившиеся остатки периодической таблицы Менделеева и хором, как заклинания, повторяли некоторые теоремы Евклида. Новоявленные специалисты в сфере науки спорили о достоинствах теории относительности, эволюционной теории и теории флогистона, хотя обладали очень скудными сведениями обо всем этом. Они имели в своем распоряжении не целостные теоретические выкладки, а лишь осколки, напоминающие «тексты» досократиков. «Все, что эти ученые делали и говорили, удовлетворяло определенным канонам непротиворечивости и согласованности, но контекст, который мог бы придать смысл их действиям, был утерян»

Образ катастрофы, постигшей науку, нужен Макинтайру, чтобы сделать следующее гипотетическое предположение, дело в том, что нечто, напоминающее описанную выше «катастрофу», произошло, по Макинтайру, и в сфере языка морали.

«Моя гипотеза состоит в том, – пишет он, – что в нашем действительном мире язык морали находится в таком же состоянии беспорядка… В области морали мы имеем лишь фрагменты концептуальной схемы, обрывки, которые в отсутствие контекста лишены значения». «Видимость целостного языка моральных понятий продолжает существовать, несмотря на то что целостная субстанция морали в значительной степени фрагментизирована и даже частично разрушена»

Само понятие морали в культуре относительно ново. В латинском языке, как и древнегреческом, нет слова, соответствующего нынешнему слову «мораль». Латинское слово «moralis» изобрел Цицерон для перевода греческого «ethicos», и означает оно «в отношении характера», где характер человека есть не что иное, как его множество предрасположенностей к тому, а не иному поведению, т.е. к тому, чтобы вести определенный образ жизни. Только в XVI-XVII вв. термин «мораль» приобретает свое сегодняшнее значение – как нечто принципиально отличное от теологии, права или эстетики. С этого времени проект независимого рационального обоснования этики занимает уже не просто отдельных деятелей, но всю культуру Северной Европы. «Центральный тезис нашей книги заключается в том, что провал этого проекта привел к таким историческим обстоятельствам, на фоне которых становятся понятными затруднения в нашей собственной культуре»

Чтобы доказать свою гипотезу Макинтайр обращается к истории мысли и показывает мораль от героических обществ Гомера до нашего времени. «Мы есть то, чем прошлое сделало нас, осознаем мы это или нет»

Человек в героическом обществе есть то, что он делает; он не имеет скрытых глубин: суждение

о нем есть суждение о его действиях. Слово «arete», которое позднее стали переводить как «добродетель», у Гомера означает превосходство любого рода; скажем; быстрый бегун проявляет свое «arete» в беге. «Эта концепция добродетели <…> чужда нам в большей степени, чем мы сперва сознаем это». Среди «превосходств» важное место отводится физической

силе, а храбрость оказывается одной из основных добродетелей, поскольку то и другое – не просто качества индивида, но условия существования дома и общества. Быть храбрым значит быть человеком, на которого можно положиться, знать что он не оставит в бою и прикроет спину. Храбрость – необходимое условие дружбы, а узы дружбы уподобляются узам родства. «Кто мой друг и кто мой враг определяется столь же четко, как то, кто мои родичи»; «Чем шире моя система родства и друзей, тем больше ответственности я принимаю, ответственности, которая кончается только с моей смертью». Таким образом, «мораль и социальная структура в героическом обществе – это одно и то же. <…> Оценочные вопросы являются вопросами социального факта». Правила, которые управляют поступками и оценочными суждениями в «Илиаде», напоминают правила и предписания шахмат – а ведь вопросы о том, является ли человек хорошим игроком в шахматы, правилен ли сделанный им ход, относятся к сфере фактов. «Я» героического века «лишено как раз тех характеристик, которые <…> моральные философы современности полагают существенными характеристиками человеческого «Я»: отстраненность от некоторой конкретной точки зрения или взгляда, способность судить со стороны. В героическом обществе нет «внешней» точки зрения, за исключением лишь той, которая принадлежит чужаку. Человек в героическом обществе, который готов изъять себя из системы отношений, определяющих его место в обществе, встает на путь самоуничтожения».

Но если героические добродетели неразрывно связаны с безвозвратно утерянной социальной структурой, какое отношение они имеют к нам? Главный урок героических обществ таков: «вся мораль всегда до некоторой степени связана с социально локальным и конкретным, и весьма иллюзорно то, что устремление морали современности к универсальности освобождает от всех частностей». Современное общество гордится свободой выбора ценностей, однако, с точки зрения традиции, коренящейся в героическом обществе, такая свобода «больше похожа на свободу призраков, <…> чем на свободу людей».

Следующий этап это уже Афины и Аристотель. В «Никомаховой этике» человек «как он есть» противопоставляется здесь человеку, «каким он мог бы быть», если бы понимал свою истинную природу. Этика есть наука, позволяющая понять, как перейти от первого состояния ко второму. «Присущие нам желания и эмоции должны быть упорядочены и облагорожены. <…> Разум говорит нам как об истинных целях, так и о способах их достижения».

В рамках классической традиции, от Платона и Аристотеля до Фомы Аквинского, формулируется «сильный тезис, касающийся единства добродетелей»: добродетели не просто совместимы друг с другом, но присутствие любой из них требует присутствия всех остальных. Существует космический порядок, который диктует место каждой добродетели в целостной сфере человеческой жизни, а истина в моральной сфере заключается в подчинении морального суждения порядку этой схемы. У Аристотеля предполагается важное различие между тем, что

считает благом конкретный индивид в конкретное время, и тем, что на самом деле является для него благом как для человека.

«Такой выбор требует размышления, а проявление добродетелей требует, стало быть, способности к суждению и к тому, чтобы делать правильные вещи в правильном месте в правильное время и правильным образом. Проявление такого рода рассудительности не является результатом рутинного применения правил. Отсюда и следует, наверное, самое удивительное <…> обстоятельство для современного читателя Аристотеля, состоящее в отсутствии в аристотелевской «Этике» почти какого-либо упоминания о правилах».

Согласно Аристотелю, превосходства характера и разума не могут быть разделены. В этом пункте он также расходится с точкой зрения современного мира. Современная точка зрения, в сущности, может быть сведена в формуле: «Будь хорошей, милая девушка, и пусть другие

будут умными». Даже с точки зрения Канта можно быть одновременно хорошим и глупым – но не с точки зрения Аристотеля. Невозможно для Аристотеля и обратное: «быть рассудительным, не будучи добродетельным», поскольку связь между практическим разумом и моральными добродетелями неразрывна.

Интересно посмотреть как Аристотель понимал дружбу, для него все граждане полиса друзья)) как возможна дружба между 10к мужчинами? по Аристотелю это выглядит как сеть небольших компаний. И потом дружба у него есть 3 видов: дружба с пользой, удовольствием и добродетелью. Последняя тут должна пониматься как в героическом, гомеровском смысле, плюс как общее стремление всех граждан полиса к добродетели. «Дружба у нас отнесена к личной жизни и поэтому ослаблена по сравнению с тем, чем она была». Англичанин Э.М.Форстер однажды заметил: «Если бы мне пришлось выбирать между изменой своей стране и изменой другу, надеюсь, у меня хватит мужества, чтобы изменить своей стране». Между тем с точки зрения Аристотеля «всякий, кто может сформулировать такое противоречие, не имеет страны, не имеет полиса; он гражданин ничьей земли, он изгнанник отовсюду».

После того как античные городские коммуны поглотило Македонское царство (а затем – Римская империя), исчезло какое-либо постижимое отношение между добродетелью и законом. А там, где уже не существует истинно общее благо, единственными оставшимися благами должны быть блага индивидов. «Стоицизм является реакцией на совершенно конкретный тип

социального и морального развития, тип развития, который поразительно предвосхищает некоторые аспекты современности. Поэтому нам следовало ожидать возвращения стоицизма, и

действительно мы обнаруживаем его возвращение. <…> Стоицизм остается одной из постоянных моральных возможностей в рамках культуры Запада». И если он не стал основой всех позднейших концепций морали, то лишь потому, что «другая, еще более суровая мораль закона, а именно иудаизм, завоевала античный мир» – прежде всего иудаизм в форме христианства.

Очень интересно сравнивать каталог добродетелей Аристотеля с каталог Нового Завета. В нем превозносятся добродетели, о которых понятия не имеет Аристотель – вера, надежда, любовь, и даже смирение, которое Аристотель счел бы скорее пороком, противоположным таким добродетелям, как великодушие и щедрость. Богатым эти ключевые добродетели едва ли доступны, и все же они доступны рабам. Совсем иное мы видим у Аристотеля. Если для Гомера парадигмой человеческого превосходства был воин, то для Аритотеля – афинский джентльмен. Есть добродетели, недоступные бедняку, даже если он человек свободный; и именно таким добродетелям Аристотель отводит центральное место.

Христианство принесло несколько новых концепций, которые были невозможны у Аристотеля. Для начала Библия предписывала милосердие, что повлекло за собой прощение для преступников. Теперь их не изгоняли из коммуны и не просто казнили. Это повлекло за собой представление о зле, которое преодолевает преступник чтобы стать лучше. У человека появляется история, которую он рассказывает о себе длинною в жизнь, которая кстати ведёт к определённой цели! Но человек всё ещё мыслится в рамках социума, даже если это отшельник или одинокий пастух.

И в античном, и в средневековом мирах «индивид идентифицируется со своими ролями и учреждается ими. <…> Я сталкиваюсь с миром, как член этой семьи, этого клана, этого племени,

этого города, этой нации, этого королевства. Не существует «Я» изолированно от этих структур»

Можно было бы спросить: а что с моей бессмертной душой? Какой бы коммуне я ни принадлежал, я также являюсь членом небесной коммуны, в которой я также имею роль, коммуны, представленной на земле церковью»

В Новое время теологическая мысль отовсюду изгоняется, как и Аристотель который являлся её логико-теоретической основой. Мыслители Нового времени, от Макиавелли до Адама Смита и Канта, рассматривали это как освобождение от бремени традиционного теизма, от путаницы телеологических способов мышления. Однако за освобождение от того, что казалось внешним авторитетом традиционной морали, пришлось заплатить высокую – возможно, слишком высокую цену.

«Каждый моральный субъект начал говорить теперь без ограничений, налагавшихся ранее божественным законом, естественной теологией или теократическим авторитетом; но чего ради кто-либо должен теперь прислушиваться уже у этому субъекту?».

К XVIII в. утверждается представление о «естественных правах», или «правах человека». «Характерно, что в этом веке они были определены негативно, т.е. как права, в которые нельзя вмешиваться». Но затем сюда были добавлены и «позитивные права», такие как право на образование, право на труд и т.д. «Выражение “права человека” является сейчас более общепринятым, чем любое из выражений XVIII века». Между тем ни в античности, ни в средневековье не было термина для обозначения такого понятия.

Это не случайно: «естественные права, или права человека, являются только фикцией», и «вера в них того же рода, как вера в ведьм и единорогов». Философские защитники естественных прав XVIII в. иногда предполагали, что утверждения об обладании людьми этих прав являются самоочевидными истинами: «но мы знаем, что самоочевидных истин нет. <…> Со времени Декларации Объединенных Наций 1949 г. о правах человека нормальной практикой этой организации стал отказ от добротных резонов в пользу каких-либо утверждений, и этой практике

следуют весьма строго» правда, один из защитников концепции «прав человека», Рональд Дворкин, говорит, что из невозможности доказать некое утверждение еще не следует, что оно не истинно. «Это, конечно, верно, но то же самое может быть использовано для защиты утверждений о ведьмах и носорогах».

В своей книге Макинтайр сталкивает два этических полюса Аристотеля и Ницше. Добродетели либо есть и тогда их, по Макинтайру, нужно понимать их в социальном смысле, либо их нет и тогда нужно честно признаться что всё это выдумки жидо-массонов для прикрытия воли к власти))

Отрезать себя от общей активности, в которой человек на правах новичка должен сначала научиться повиноваться, изолировать себя от обществ, которые находят свою суть и свою цель в такой активности, -значит лишать себя права нахождения блага вне себя. «Это значит заклеймить себя моральным солипсизмом, который составляет величие Ницше». Ницше «проигрывал спор с аристотелевской традицией».

У Макинтайра современный субъект как-бы разрывается между личностным планом, в котором он мыслит себя свободным и обществом которое его нормирует на работе, законами, культурно. И тут возникает вопрос почему я должен делать то что хотят от меня другие? Новое время наполняло ответ эмотивизмом Юма (хотя вроде ещё у Спинозы было нравится/ не нравится), в ответ эмотивизму Кант предложил разум, который тоже провалился. Далее были Кьеркегор вплоть до современных аналитических философов.

Тут нужно сказать что Макинтайр тоже пишет ответ Ролзу и Нозику)) ну если вкратце чтобы понять мысль Ролза и Нозика о справедливости нужно представить себе ситуацию, когда вы копили бабло и вдруг приходит государство и говорит отдай нам налоги, мы будем помогать неимущим и вообще тем кому не повезло по жизни. Тут Нозик возмущается и говорит как так? я имею право на своё имущество! Но Макинтайр резонно указывает что такие права это фикция)) что если покопаться то кто-то когда-то таки украл первую землю чтобы передать её потом потомкам, а значит права это бред)) Ролз же говорит Нозику что такой аргумент будет приводить только человек у которого есть имущество, а представьте что вам не повезло в жизни? вы родились неимущим инвалидом? Ролз предлагает концепцию занавеса неведения, представьте что вы не знаете кем родитесь, попадёте вы в группу правящего большинства или вас забросит в угнетаемую группу общества. В такой позиции каждый рациональный субъект выберет такое устройство государства, которое будет устранять имущественное неравенство в обществе. На что Макинтайр говорит что Ролз здесь предлагает представить позицию старта, что невозможно в обществе где уже есть история заслуг. Отметим что именно к заслугам апеллируют стороны. Одни говорят я заслужил своё имущество, а другие мы не заслужили такую жизнь. К тому же он говорит о справедливости как будто все точно знают в чём она. А это как говорить о счастье, каждый его понимает по своему и понять что такое справедливость и добродетель с такой позиции незя.

Здесь Макинтайр предлагает понимать мораль через социум и историческую перспективу, морально то что под этим понимает общество в это время. Но кроме этого мораль Макинтайра возможна только через практику в социуме. Представьте что вы совершенствуете свою игру на муз. инструменте и вам для этого ведь тоже нужны какие-то моральные качества терпение настойчивость храбрость и прч. И даже те достижения в творчестве они ведь не только делают богаче муз. традицию (которую вы, кстати, тоже постигаете для игры на муз. инструменте) но и обогащают и сильно влияют на общество.

Тут мне вспомнился Августин, его примеры когда он ворует груши в компании друзей, как они все бахвалятся женщинами или как подговаривают его друга сходить на гладиаторские бои- греховное сообщество. Даже первородный грех Августина, когда Адам совершает грех это память передаётся, ну пускай как бы через гены)) то есть человек изначально попадает в общество круговой поруки, греха, приобщается ко вкусу греховной жизни. То есть если у Августина первородный грех и общества грешников, то у Макинтайра- Аристотеля то же спасение через социальную практику!)))

Из недостатков мысли Макинтайра отмечу его критику эмотивизма. В исторической перспективе она, конечно, правильна, но мне видится что он не понимает её логики)) Недавно я постил Звёздный десант Хайнлайна там у него есть идея, что граждане должны платить жизнью за право голосовать и всё это на теории морали основанной на выживании, мол человек должен жертвовать собой ради семьи социума и государства. Мне кажется эмотивизм сюда очень кстати? ведь чувства возникли из эволюции как механизм оценки, почему они не могут быть основой моральной теории? то есть не просто нравится, а нравится потому что необходимо для выживания социума?! Я понимаю что это попахивает фашизмом)) Но эмотивизм по-моему очень сильно обоснован психологически! Смотрите, что такое юмовское одобряю/ не одобряю или нравится/ не нравится Спинозы? Это всё наши желания, которые возникаю у нас сознательно или подсознательно. Я иду по улице- вижу красивую девушку и сразу возникает желание набросится и изнасиловать (желательно чтобы мне ещё и за это ничего не было) но я понимаю что такое поведение не одобряется общественно и делаю сознательный выбор, отказываясь от такого сценария, так формируется моё суперэго или совесть если хотите, или общественная мораль.

Читать Макинтайра это сплошное удовольствие! как детектив, вы увлечённо наблюдаете как развёртывается его мысль, как работает его машина абстракций)) Я вам, конечно, пересказал, но это как в анекдоте, хотя это не анекдот, я просто забыл с кем это было! короче ездил один нобелевский лауреат в лекциями и прям так задолбался пересказывать одно и то же что уже хотел отказаться от очередной лекции, перенести её на другое время, но тут его водитель говорит а давайте я прочитаю! я каждый день слушаю, уже помню всё наизусть!)) Тот такой ну давай! и правда водила прочитал всё слово в слово и тут время вопросов, из зала поднимается рука -а как понимать ваше утверждение блаблабла -а на этот вопрос ответит мой водитель)) отвечает лектор указывая в зал на настоящего нобелевского лауреата. Читайте Макинтайра! хорошая книга))