Отец пианиста⁠⁠

Работал я тогда, в те далёкие годы, всего лишь грузчиком в музыкальном передвижном театре - "Моцарт, Шереметьев и СНГ".
Мы мотаемся по городам и весям. По странам и континентам.
И везде нас преследует наш директор Фуат Львович Шереметьев. Потомственный интеллигент от музыки и трезвенник по призванию.
Вся наша труппа, включая обслуживающий персонал исповедует железный закон - воздержания!

Не пьёт первая скрипка, не пьёт - трамбон, даже ударные не притрагиваются к бутылке во время гастролей.
Табу!
Над концертной ямой висит родовое проклятье Бориса Николаевича и унылое, всепоглощающее трезвое родимое пятно Михаил Сергеевича.

И только молодой пианист Аристарх Иванович Ребодух всегда пребывает в весёлом расположении духа.
Нажимает он на свои педали и стучит по чёрно - белой доске клавиш с воодушевлением и безудержным оптимизмом. От чего на концертах всегда случаются такие бурные овации и крики:
- БРАВО, браво маэстро!

Да так, что Фуат Львович пребывает в недоумении и лично проводит обыски в гардеробной у пианиста и у нашего брата - грузчика сцены. Он пытается понять, почему эта сволочь, так исполняет "Времена года" Вивальди, что даже сам автор бы, исполнил своё произведение хуже, чем никому неизвестный и весёлый Ребодух из подмосковных Мытищ.

Надо отметить, что все другие музыканты работали просто за зарплату. Работали без энтузиазма и искорки.
Дудели в свои дудки и трамбоны, вяло возили смычками взад и вперёд по грустным скрипкам, били в бас - барабан, засыпая при этом.

И только наш пианист, так активно бил по клавишам музыкального инструмента, что Моцарт наблюдая бы за ним с музыкального Олимпа, захотел непременно низвергнуться вниз самостоятельно сгорая в полёте от позора собственной несостоятельности.

- Несомненно это природный дар. Талант от Бога. Целованный в руки и клавиши, - все как один твердили наши и зарубежные музыкальные критики.

Стиль, стать, гордый профиль подбородка, хаотичное и резкое попадание по клавишам и чётко в такт, делало нашего пианиста исключительным виртоузом среди простых смертных.

И только я знал в чем дело, стоя за кулисами, поддерживая под локотки старшего грузчика Ивана Ивановича Ребодуха, отца пианиста, которому рукоплескал весь мир.
Он стоял и плакал на каждом концерте. Это он определил сына в музыку клавишных музыкальных инструментов, ибо только под крышкой роялей и фортепьяно, он мог проносить на концерты огненную воду.

Если допустим фортепьяно, то три - четыре бутылки по периметру инструмента, если рояль, то можно было заныкать всю четверть, ну а если Дом Культуры и всего лишь пианино, то смело можно разместить литр под крышкой инструмента...

Но и этого всегда хватало, чтобы его сына встречали, как новую звезду.
Сын всегда пил с отцом, перед концертом. Тосты были обычные - за культуру в музыке.

Вирбели понимали желание отца сделать из сына пианиста, и поэтому нижние и высокие регистры делали всё возможное для этого.

Многие удивляются, откуда у нас столько самородков в музыкальной сфере, но я всегда знаю точно, что если бы не такие громоздкие и вместительные инструменты, то были бы они, как все. Вялые и унылые. Трезвые и скучные...

А самое страшное я вижу, когда устанавливают на сцену японские клавишные Ямахи, плоские и пресные. Знаю, что бесполезное это занятие.
На них любой музыкант сломается. Даже такой, как наш виртоуз Аристарх Ребодух...